Текст книги "Кузнецова и лучики добра"

Дмитрий Смирнов
Кузнецова и лучики добра

Посвящается любимой жене Катерине, без неё эта книга не была бы такой, да и вообще всё было бы не так.

Предисловие

Приветствую тебя, о пытливый читатель!

Сегодня тебя ждёт нечто необычное, как оно ждало меня, когда я впервые открыл эту книгу. Погрузившись в её удивительный мир, я потерял счёт времени и нашёл его только тогда, когда перевернул последнюю страницу. Поражённый глубиной разверзшейся передо мною истины, я ещё долго сидел, глядя на задний форзац, не в силах вымолвить ни слова. Когда же ко мне вернулось ощущение реальности, я тут же вновь открыл книгу с начала и принялся перечитывать её, чтобы понять, в чём же, собственно, заключается та самая истина, которая мне открылась. Но и второго раза оказалось мало, и я перечитал в третий раз. И только тогда я испытал просветление, в котором пребываю до сих пор.

Таков был мой путь, который, полагаю, ждёт и тебя, ибо книга эта так глубока и многогранна, что со временем, бесспорно, разойдётся на цитаты и станет пищей для размышлений и кладезем мудрости для всех, кто ищет смысл жизни и истину в самых неожиданных её проявлениях. Полагаю, книга эта встанет в один ряд не только с величайшими литературными произведениями вроде «Замка» Франца Кафки или серией книг Бенедикта Твороговски, но и с лучшими трудами выдающихся философов и психоаналитиков, такими как «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда и «По ту сторону добра и зла» Фридриха Ницше. И пусть тебя не вводит в заблуждение сказочный жанр и незамысловатый язык повествования – это лишь внешняя форма, которая скрывает в себе невообразимое множество смыслов.

Сюжетная канва также в целом очень незатейлива. Юной деревенской девушке мешают спать по ночам кошмары, и это тревожит её отца, который безмерно любит своё дитя – единственное, что осталось ему от обожаемой супруги. Простой деревенский кузнец не в силах найти к своей дочери подход и в отчаянии прибегает к последнему средству: обращается к мудрому волшебнику, чтобы тот помог ей обрести гармонию с собой и окружающим миром.

Волшебник поначалу и правда предстаёт перед нами средоточием вселенского разума, и хотя он рассуждает обо всём очень туманно, девушке с ним хорошо спится, и поэтому она соглашается начать под его руководством свой путь к самосовершенствованию и обретению собственного «я». Этот великий путь символически назван в книге «поиском единорога», и олицетворением его является дорога, по которой наши герои движутся из деревни в город – к вершинам цивилизации.

Этой дорогой предстоит пройти и тебе, о внимательный читатель. В пути тебя ждёт масса опасностей и незабываемых встреч: коварные воры и благородные разбойники, облезлые психоаналитики и обкуренные артисты, картёжник ящер, между ног которого скрыто множество удивительных тайн, и ещё немало других персонажей. И каждая встреча будет открывать перед тобой новую грань бытия – нужно только навострить глаза и уши.

Наконец вместе с героями ты достигнешь города, который олицетворяет собой идеальное общество, где каждому его члену (и не только) гарантировано гармоничное и счастливое существование. Созданный талантом автора, этот мир поражает воображение. Это то самое общество, жить в котором стремится каждый разумный человек, ведь благодаря чуткому руководству (его символизирует башня, упирающаяся в небо) здесь можно реализовать все свои способности и таланты, наслаждаясь каждым прожитым днём, ежесекундно самосовершенствуясь и даря друг другу лучики добра. Неудивительно поэтому, что каждый попавший в город или хотя бы увидевший его со стороны желал бы остаться здесь навсегда. Ведь только здесь можно стать настоящим человеком, даже если ты обладатель усов, лап и хвоста, не говоря уже о рогах.

Добавлю лишь, что и я нашёл своё призвание, читая умные книги, и вот теперь пишу предисловия. Увлекательное, надо сказать, занятие!

С глубочайшим уважением,

Нерест Кабачков

Сказка

Дон посмотрел на небо, привстал от костра и полез в сумку. Достав соль, он принялся обходить костёр по большому кругу, оставляя за собой тоненькую белую дорожку, от которой вверх поднимался едва заметный дымок.

Начертив на земле круг, Дон пересёк его наискосок, откусив треть, потом ещё раз, ещё и ещё. И ещё. Рина молча сидела, наблюдая за этим ежевечерним ритуалом, соблюдавшимся с завидной точностью.

Смысл этих действий известен всем местным охотникам: испаряясь в течение ночи, соль создаёт завесу, достаточную для того, чтобы скрыться от внимания уцытаклей. Обычно хватало окружности. Зачем Дон всё усложнял и вписывал в неё звезду, Рина предпочитала не интересоваться – мало ли какие причуды бывают у людей.

– Всё, можно спать, – сказал Дон, возвращаясь к огню.

В последние несколько дней его репертуар не отличался особым разнообразием: «Всё, можно есть» – когда еда была готова, «Всё, можно вставать» – когда все выспались, и «Всё, можно спать» – когда защитный узор был начерчен.

Но даже эти простые конструкции казались какой-то непривычной формой учтивого обращения (ещё бы, сам Дон говорит, что можно).

– Дон, а расскажи сказку, – пробормотала Рина, почти уже провалившись в сон.

– Сказку?.. – хмыкнул Дон. – Сказку? – ещё раз удивлённо повторил он и ненадолго замолчал.

Его тело, однако, продолжало привычно выполнять ритуал подготовки ко сну. Дон выдохнул и отстегнул от пояса кобуру. На следующем выдохе достал из неё бластер и щёлкнул костяшкой пальца по экрану, на котором ненадолго вспыхнуло кислотным цветом число 53, подумало и лениво сменилось на 52.

– Сказку? – в третий раз спросил Дон и убрал бластер обратно.

Сумку он положил под правый бок, а кобуру – под левый, лёг на спину и закинул правую руку за голову.

– Ну хорошо, раз так…

Покрытая розовыми и нежными, как попа недавно съеденного поросёнка, чешуйками, третья голова отрастала и привычно зудела. Фыркнув, дракон приподнял шею и почесался затылком отросшей головы о свод пещеры, зевнул, легонько рыгнул и снова задремал.

«Через неделю чешуя почернеет и огрубеет, и голова наконец-то примет товарный вид, – прикинул дракон. – А завтра надо бы вылететь пополнить запас животного белка – строительного материала».

Драконы могут годами лежать на одном месте практически не шевелясь, понизив свой метаболизм до минимального уровня. Иными словами, драконы не дураки поспать, когда больше нечем заняться. А заняться преимущественно нечем, когда ты пушка, а кругом воробьи.

Да и долголетие – это такая смешная штука, когда спешка неуместна.

Время от времени драконам, впрочем, приходится суетиться, что-то там отстаивать, переезжать в другие пещеры и всячески нарушать гомеостаз – в общем, выживать. Когда они вынуждены всем этим заниматься, людские запасы белковой пищи в виде домашней живности особенно востребованы.

Драконы – мастера регенерации и адаптации. Хотя с тех времён, когда у них развился иммунитет к огню, а также колющим, режущим и рубящим предметам, эволюция драконов несколько затормозила, так как перестала получать достаточную мотивацию.

С мотивацией у драконов вообще беда. Ну, разве что некоторые продвинутые экземпляры решили отращивать себе дополнительные головы и даже разыгрывать потом с их помощью пьесы на несколько действующих лиц с конфликтами (хотя любому человеку, которому известна цельность драконов, очевидно, что это шутка).

– Впрочем, мы отвлеклись, – сказал Дон. – Всё-таки это сказка, а не лекция.

Пока мы отвлекались, сон дракона стал беспокойным. Продрав один глаз, дракон прислушался и нашёл причину раздражения: хриплый человеческий крик снаружи пещеры, продолжавшийся уже несколько часов.

– Э-э-э-эй, ну ты, говно, выходи махаться!

Дракон вздохнул. Потом вздохнул ещё раз. И ещё. По разу на каждую голову. Делать было нечего, пришлось ползти к выходу. Возле него стоял рослый рыцарь, упакованный в латы с головы до ног, и орал со всей дури.

– Ну-у-у-у-у-у? – протянул дракон.

– Выходи на честный бой, чудище поганое! – Лексикон рыцаря сразу же поменялся, как только стало понятно, что дракон всё-таки здесь.

«Честный», – фыркнул про себя дракон, а вслух поинтересовался:

– Ну-у-у, что ещё?

– Подошла к концу твоя злодейская жизнь и лихие деяния!

– Ещё что?

– Вечно, думал, будешь набеги совершать да поместья грабить, тварь мерзопакостная?! Расплата близка за все прегрешения твои!

– Ещё что?

– Не боюсь я тебя, змеюка подколодная! Со мной сила предков! На моей стороне справедливость! Не посрамлю род людской!

– Ещё что?

– Ну, принцесса ещё. – Рыцарь уже начал выдыхаться, поубавил пафос и перешёл с крика на нормальную речь.

– О, принцесса, – заинтересовался дракон. – Красивая?

– Угу, – насупленно ответил рыцарь. – В смысле, не твоё собачье дело!

– И что, не жалко?

– Кого не жалко? – не понял рыцарь.

– Ну как кого. Живота своего, как обычно. Жизнь отдать, костьми полечь, головушку буйную сложить, смерть лютую принять, все дела… Мало ли как там всё выйдет. Дракон вот большой, а ты маленький и железный. Много за латы-то отдал?

– Вообще-то немного жалко, – удивлённо ответил рыцарь после небольшой паузы и снова сорвался на молодецкий рык: – Но на моей стороне правда! Сила предков! Род людской!

– Эй-эй, не голоси. А что, вот без этого всего вообще никак?

– А как без этого-то всего?

– Да хорошо без этого. «Я тебе нравлюсь, ты мне нравишься, зачем время терять?» Или эта… как её там… любовь. Сметающая все преграды, границы и условности. Ну, как в книжках.

– Вот именно! – оживился рыцарь. – Любовь! Сметающая все преграды и границы. Трудные испытания, преодоления. Невероятные подвиги. Дракона вот убить, – задиристо намекнул рыцарь и оценивающе посмотрел на противника снизу вверх.

– Это, простите, условности. Хотя да, что-то я зря. Понятно, понятно. Доказательства и преодоления. Знаем, знаем.

– Ну и папаша без этого не отдаёт.

– Не? – сочувственно переспросил дракон.

– Не. Стоит на пути, как дракон… То есть ой!

– Ничего, бывает. Оговорочка по… Ну, допустим, просто оговорочка. Что ж с тобой делать-то? Ладно, есть альтернативное решение. Голов у тебя сколько?

– Одна, – снова удивился рыцарь.

– Да и та не очень, – усмехнулся дракон. – А у меня три. Ха-ха. Скот, живность?

– Кто скот?

– А ты весёлый человек! Животины, говорю, у твоих пейзан много?

– Голов триста скота.

– Вполне. Раньше за такое вообще трёх принцесс можно было купить. И чего ж это папаша артачится?.. Значит, так. Ты мне сейчас рубишь голову… Только, ради бога, руби, а не пили, это раздражает! Приносишь голову папе, он счастлив, принцесса мокнет, свадьба, все дела. Но через недельку я к тебе ночью прилетаю и съедаю скота голов, скажем, пятьдесят. Ну, плюс побочный ущерб: ещё голов десять и глупых крестьян несколько дурных душ. Попадаются, знаешь ли, герои. Зато потом все счастливы.

– А-а-а-а?..

– Минимизация рисков и усилий, а! Стратегия выживания. Ну, лень. Понимаешь? Лень. Старый, больной, толстый, ленивый дракон. Тут драки часа на три, – прикинул дракон, глядя на доспехи. – Я после неё проголодаюсь, всё равно лететь, грабить, убивать, вот опять это всё. Может, и тебя съем. Хотя, может, и ты меня. Но это вряд ли. В любом случае – возня. А тут всё точно и надёжно. Считай, контракт. Мы же разумные существа, да? Нет, ну если ты драться хочешь… – Дракон картинно срыгнул и выплюнул комплект чьих-то костей. – Выбор всегда есть.

– Да?

– Правда-правда.

Рыцарь потянулся было почесать голову, но вспомнил, что на ней шлем.

– Нет, а что, давай так. Пятьдесят голов не так уж и много.

– Плюс побочный ущерб, – напомнил дракон и вдруг прищурился: – А ты не обманешь?

– Как можно?! Слово честного дворянина!

– А, ну тогда конечно. Руби!

Дракон положил шею на камень и приподнял дыбом чешую. Рыцарь постоял с минуту, не веря в своё счастье, широко взмахнул двумя руками и отсёк дракону голову. Задумчиво глядя на обрубок немигающим взглядом, дракон выпустил из пасти тоненькую струйку огня и прижёг рану.

– До свадьбы, как говорится, заживёт. Для убедительности могу латы подпалить, – предложил дракон, заметив, что рыцарь заинтересованно уставился на огонь. – Надо?

– Ага, – обрадовался рыцарь. Просто головы ему уже было мало.

– Ты бы только из них вылез, а то зажаришься ведь.

Десять минут спустя рыцарь, в одном нижнем белье, увлечённо рассматривал чешую на свежедобытой (настоящей!) драконьей голове. Доспехи покоились на земле, аккуратно разложенные для прожарки.

– Вот за что я вас, людей, люблю – так это за абсолютное неумение реализовывать долгосрочные программы. Ну, принимая во внимание продолжительность вашей жизни, это даже простительно. Понимаешь, о чём я?

– А? – отвлёкся от головы рыцарь.

– Дурак, говорю. Ты зачем перед драконом доспехи снял?

Дон вздохнул и замолчал. Может, он изображал вздох дракона. А может быть, вздохнул сам.

– И что, он его убил? – не выдержала Рина.

– Нет, отправил домой голышом.

– А почему?

– Биологическая целесообразность, – устало выдохнул Дон, переходя снова со сказочного на лекторский тон. – Масса мозга дракона относительно массы тела невелика. Хотя, конечно, в одном драконе мозгов на десяток людей хватит.

Полежать и лишний раз подумать – самый эффективный способ существования для дракона. И не только подумать. Поязвить, например. Пошутить. Поиграть – но только если в голове. Опять-таки философские концепции всякие. Поболтать, пусть даже с людьми, хотя после пяти минут это скучно. Развлекать-то себя чем-то надо. Поэтому, кстати, драконы и считались источником мудрости: слишком маленькая голова. У людей наоборот. Голова большая. Думать – накладно. Жрать – хочется. Бегать и мечом махать – самое оно. Впрочем, ладно…

И пошёл рыцарь домой голым. Дополз кустами да оврагами до поместья, прикрываясь драконьей головой. Пострадало только самолюбие, поэтому всё быстро улеглось. Даже эти пятьдесят голов на пожар списали. Не было никакого дракона, показалось. Дракона же наш господин надысь победил. Вон же голова на шесте, глаза протри, холоп. А кто слухи распускает – того на кол.

Дон снова замолчал.

– А потом? – поторопила Рина.

– Ну и, конечно, свадьбу сыграли, и даже как-то жили вместе худо-бедно… То есть богато и счастливо, по-людски так. Всем хорошо, и дракону мороки меньше.

– А потом?

Дон сделал вид, что заметил вопрос только сейчас.

– А потом суеты от людей стало слишком много, и драконы вымерли.

Первичный приём

Дон проснулся за полдень.

За окном щебетали птицы и переговаривались два голоса. Первый был мужским, звучал увесисто и невзрачно, как старый сундук, пустой, но всё равно тяжёлый. Второй напоминал нежное постукивание ногтем по фарфоровой чашке и был женским или детским.

Дон сладко потянулся. Тело отозвалось приятной негой – такой, какая бывает, когда выспался на несколько дней вперёд. Минут пять он полежал, прислушиваясь к голосам за окном, но слов разобрать было нельзя: «Бубубун, будудун!» – «Юнк-юнк».

– Ладно! – сказал Дон вслух, спрыгивая с полатей на деревянный пол.

В центре комнаты находилась печь шарообразной формы, опоясанная круглым столом, как Сатурн кольцами. Стены сверху донизу были заставлены стеллажами и полками, отчего создавалось ощущение, что находишься в шкафу, вывернутом наизнанку.

Сев за кулинарную секцию стола, Дон размолол в чугунной ступке крупные чёрные семена, засыпал их в медную ёмкость с длинной ручкой в форме змеи, залил водой и поставил на печь.

«Брум-бум-ум?» – «Ня-ня-ня», – продолжали голоса на улице.

К тому времени, как напиток был готов, в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул хозяин, разливая кофе по двум кружкам.

В комнате появился заветренный, как пряник, мужчина лет пятидесяти и на мгновение пропал, разглядывая всё вокруг.

– Внутри она меньше, чем снаружи, – сказал он с удивлением.

– Банан большой, а кожура ещё больше, – парировал Дон.

– Что?

– Что?

– Моя маленькая девочка больна… – После долгой неловкой паузы незнакомец решил перейти к делу.

– Девочка?

– Да. Она не в себе.

– А где она?

– На улице.

Дон привстал и выглянул в окошко.

– Знаете, не такая уж она и маленькая.

– Да?

– Но и не мальчик.

– Не мальчик.

Дон жестом указал сначала на кружку, а потом на диван в углу. Гость сел, но к неведомому напитку отнёсся настороженно и пробовать не стал, чем вызвал досаду хозяина, которая, впрочем, никак не отразилась на его лице. Кофе в запасах оставалось так мало, что каждая ложечка была на вес золота, но откуда посетителю знать ценность напитка?

Немного расслабившись, мужчина попробовал излить душу:

– Люди приличные в деревне живут, а не в лесу. Но я вынужден, понимаете? Скрепя сердце… Дальше и терпеть нельзя! Не чахотка же, да и не болезнь вовсе. Хотя, конечно, девочка вянет. Но она с детства такая. Ну, не болезная, а такая… не мальчик. Пацана понятно, куда пристроить – подмастерьем, а девочек надо беречь от всякого. Особенного от этого вот! – Он неопределённо махнул рукой в воздухе, словно указывая одновременно на содержимое всех стеллажей.

Гость, оказавшийся кузнецом из деревни неподалёку, не был мастером разговорного жанра.

– Можно я буду называть вас «мистер Смит»? – тут же обрадовался Дон. – В… эм-м-м… номенклатурных целях.

Кузнец охотно согласился, словно и не желал раскрывать своего настоящего имени. Жена Смита умерла при родах, и на этом его знакомство с женщинами по большей части закончилось, и что делать с девочкой, он не знал. Проблема же имела явно бабскую природу, хотя бы потому, что у себя Смит ничего подобного никогда не наблюдал.

– Так что же всё-таки не так? – спросил Дон.

– Она плохо спит. От этого, конечно, не умирают. Да ведь, не умирают?

– Я не знаю. Насколько плохо?

– Ужасно. Вскакивает, стонет и не может заснуть. Потом засыпает – и опять. И так всю ночь. Травы не помогают.

– А что ей снится?

– Я не знаю… Кошмары, – махнул рукой Смит. – Днём ходит бледная. Иногда её тошнит. Несколько раз теряла сознание. Лекари говорят, что здорова, либо болезнь им неизвестна, если это вообще недуг. Насколько всё опасно, не знают, но слабость же, да? Потеряет сознание – и опа головой! И ещё болтают, что в таких делах только вы можете ей помочь.

– Кто конкретно болтает, простите? – удивился Дон.

– Болтают, – повторил, неопределённо разведя руками, Смит.

– И вы согласны нанять меня?

– Если правда сдюжите – согласен.

– А если нет?

– Тогда нет.

– В любом случае вы рассчитываете на мои услуги?

– Да.

– Хорошо, а цену знаете? – поинтересовался Дон и увидел, как кузнец меняется в лице.

Рина стояла на поляне возле избушки и ждала, когда «мужчины поговорят», по выражению папы. Она могла бы найти дорогу сама, но отец решил проводить её, собираясь в путь так, как будто эти проводы – последние.

Оставленная без присмотра, Рина тут же расползлась вниманием по поляне, перепрыгивая с одного предмета на другой. Травинка. Если неаккуратно взять и быстро дёрнуть – можно порезаться. Листик на земле. Красный. Почему одни желтеют, а другие краснеют? О, гусеница ползёт. Пушистая. Интересно, щекочут ли гусеницы друг друга? Корень дерева. Ствол. Ветка. Листик на ветке. Красный листик на ветке.

Взгляд вернулся к строению, которое Рина успела рассмотреть украдкой во время разговора с отцом. Это был почти обычный деревянный дом, не считая одной странности: он стоял на каменном основании, слишком высоком, чтобы быть фундаментом, – футов пять, но слишком низком и без окон, чтобы быть первым этажом.

Надземный погреб? Предосторожность против потопа… в лесу? Остатки старой башни? Хорошо подогнано к избушке, хотя камень не выглядит новым. По булыжнику вообще можно определить его возраст?

Рина зажмурила один глаз, всматриваясь в совершенно обычный валун. Тысяча лет – это кто, подросток? От какого момента считать рождение? Ну конечно же, раствор. Камням не угадать, сколько лет, а вот скрепили их вместе – Рина с видом знатока стала рассматривать стыки между булыжниками – когда? Непонятно.

Послышались скрип двери и сопение, это отец вышел и начал спускаться по лестнице, приставленной к избушке.

«Возвышенность нужна, чтобы держать оборону, – подумала Рина. – Лестница втягивается внутрь – пигмеи не пройдут?»

– Я обо всём договорился. Теперь он хочет видеть тебя, – сказал кузнец, спустившись и отдышавшись.

Рина, быстро одолев лестницу, вошла в избушку – и потерялась. Дон рассматривал девушку, пока та рассматривала комнату, и было видно, как возрастает волнение посетительницы. Наконец Рина выдохнула, расставила руки в стороны, словно играя в жмурки, и начала говорить.

– Я захожу в комнату, сверху донизу обставленную полками, – произносит Рина и обводит руками вокруг себя. – В центре комнаты – печка, – кивает на печку. – Я рассматриваю комнату, потом иду вот сюда, направо, – показывает и начинает на цыпочках подходить к полке. – Меня почему-то привлекает скульптура бегемота, довольно внушительная и неказисто сделанная в сравнении с остальными. Я подхожу ближе, и вот она! – говорит Рина и начинает волноваться до дрожи в руках.

Фигурка бегемота стоит на полке.

– Здесь я понимаю, что в ней нет ничего интересного, но на самом деле притягивала меня не она. Я аккуратно отодвигаю… Можно? – робко спросила Рина.

Дон повёл плечами, что, вероятно, означало: «На ваше усмотрение». Вернее, он чуть наклонил голову влево, чуть поднял левое плечо, немного растянул левый уголок рта и приподнял левую бровь. Вся левая сторона говорила: «Я не знаю». Правая же оставалась неподвижной. Несомненно, это означало: «Как хотите».

Рина убрала бегемота и замерла на несколько секунд, после чего руки её безжизненно обвисли, спина сгорбилась. Девушка попятилась назад и упала на диван.

– Там был единорог, но его нет, – едва слышно сказала она.

– Можно подробнее?

– За бегемотом стоял единорог, фигурка. Её почти не было видно. Я отодвинула бегемота и нашла его там. Но сейчас его там нет. Он был?

– У меня никогда не было единорога.

– Потом я брала скульптуру в руку, нечаянно уколовшись рогом, вздрагивала и просыпалась, после чего не могла заснуть до утра. И так каждую ночь уже полгода.

– Вам это снилось?

– Да.

– Моя избушка?

– Да.

– Это очень мило. И пожалуй, удивительно. И что потом?

– Я просыпалась.

– Что произошло между тем временем, как вы начали просыпаться, и тем, как вы оказались здесь? – переспросил Дон.

– Стала слабеть и сказала об этом отцу. Он не поверил, что это всего лишь из-за каких-то снов. Но спустя месяц наконец-то обратил внимание на то, что со мной происходит, вещи просто стали валиться из рук. Отвёл к лекарю, который ничем не помог. Второй тоже, но посоветовал ведьму – как крайнюю меру. Пошли туда. Я рассказала сон, она пожалела, что ничем не может помочь, но велела искать Дона в лесу.

– А отец?

– Его надежды кончились ещё перед ведьмой.

– Хорошо, чего вы хотели?

– Ведьма сказала, я найду единорога у Дона, но я даже предположить не могла, что мне снилась именно эта избушка. И что его здесь нет! Конечно, я не думала вот так сразу обнаружить его у вас, но когда всё увидела… Вы правда не знаете, где он?

– Понятия не имею, – спокойно сказал Дон.

– Значит, ничем не можете мне помочь? – потухшим голосом произнесла Рина.

– Ну почему же сразу так обречённо? Хотите, я помогу с поисками?

– А как?

– Выйдем за пределы дома и посмотрим вокруг, как бы глупо это ни звучало. С отцом я уже договорился.

Рина не поверила и выглянула в окно, чтобы увидеть там вечно озабоченное лицо отца, но тот куда-то пропал.

– А где папа?

– Ушёл.

– Как ушёл?

– Вот так, оставил вас и ушёл.

«Надо же, отец впервые бросил меня без присмотра, и Дону удалось с ним о чём-то договориться», – удивилась она. Всё это было крайне странно.

– Можно я подумаю?

– Это у вас пока не запрещают, – улыбнулся Дон. – Я не тороплю. Не смущайтесь, я буду заниматься своими делами.

Занятия Дона были подозрительно похожи на сборы в дорогу, наведение порядка или перестановку в комнате, где нечего было переставлять. Рина, конечно же, знала ответ – в конце концов, выбора у неё не было, – но не решилась отвлекать мужчину. Закончив сборы, в качестве последнего штриха Дон достал несколько табличек с надписью «Не продаётся» и развесил их на полках. К тому времени девушка уже спала на диване. Заметив это, Дон достал откуда-то с полок плед, укрыл свою гостью и встал напротив неё, о чём-то размышляя и прислушиваясь к дыханию девушки.

Спала она долго, почти сутки, и ей совершенно ничего не снилось, поэтому впервые за несколько месяцев удалось выспаться.

На следующий день дверь избушки открылась и по лестнице спустились двое. Они посмотрели друг на друга, Дон улыбнулся и сказал:

– Итак, где вы в последний раз видели единорога?