Текст книги "Кузнецова и лучики добра"

В таверне

По левой стороне дороги обозначился съезд и показался довольно крупных размеров посёлок. Дон предложил свернуть, найти таверну, пообедать (или, скорее, поужинать), переночевать и даже принять ванну «в этом скромном оазисе цивилизации». Рина согласилась.

В поисках постоялого двора путешественники упёрлись в толпу.

– Только сегодня и завтра! Уникальное представление! Дикий человек-ящер и его чудесное укрощение! Настоящий, не голограмма, не папье-маше. Три су с каждого зрителя, набираем сотню – начинаем шоу! Желающие найти подвох смогут бесплатно посетить клетку зверя! Сохранность не гарантируется!

Посреди базарной площади стояла длинная низкая телега, возле неё – разборные передвижные подмостки, на каких обычно дают представления бродячие артисты. Рядом нарезали круги двое: смуглый мужчина прекрасно поставленным голосом зазывал толпу, размахивая тростью, а темнокожая женщина подносила к каждому новому зеваке перевёрнутую шляпу, пытаясь собрать деньги на представление. Оба были одеты в белые просторные рубахи, сохранившие свою чистоту в условиях странствий не иначе как чудом, заправленные в облегающие брюки, которые подчёркивали длинные стройные ноги как мужчины, так и женщины.

На сцене стояла огромная клетка, похожая на ту, в которой возят заключённых, накрытая плотной тканью, прячущей от любопытных глаз всё, кроме полоски в одну кабду внизу – там накидка заканчивалась, словно штаны не по размеру, намекая на нечто массивное и живое, лежащее на полу.

– Что тут происходит? – шепнула Рина.

Дон пожал плечами, наклонился к соседу в толпе и шепнул ему на ухо:

– Что тут происходит?

– Эльфы деньги собирают, обещают показать человека-ящера, – прошептал сосед в ответ.

– И как?

– Кто же им поверит!

– А что не так?

– Это же эльфы! – удивлённо ответил человек и посмотрел на Дона как на слабоумного, потом в глазах его промелькнуло понимание: «А, не местный!» – и он добавил: – Многие скидываются не на ящера, а на обман и мордобой.

Дон кивнул, достал шесть су и помахал ими над головой, призывая девушку со шляпой.

– Так что происходит-то? – опять прошептала Рина.

– Краудфандинг с последующим линчеванием.

– Что?

– Эльфы обещают показать человека-ящера, толпа собирается развлечься, даже если он ей не понравится.

– Эльфы?

– Ага! А почему ты шепчешь?

– Я не знаю!

Вклад Дона, казалось, стал решающим – и представление началось. Артисты взялись за ткань с двух сторон и потянули вперёд. Накидка упала на подмостки, пара симметрично изобразила одинаковые жесты: мол, всё внимание – на клетку! Хотя и без этого было предельно очевидно, куда смотреть.

Кто-то лежал на полу, свернувшись калачиком, и дремал, но опознать в нём ящера, а уж тем более человека-ящера было очень сложно. Толпа мгновенно напряглась. Эльф нетерпеливо настучал тростью по прутьям огрызок какого-то ритма, ящер выдохнул, пружинисто раскрутился из калачика и поднялся в полный – человеческий – рост.

У толпы не было единодушного мнения, что делать в таких случаях. Кто-то ахнул, кто-то ойкнул, кто-то затаил дыхание.

В клетке определённо была рептилия, больше похожая на огромного кенгуру, чем на человека, с довольно зубастой мордой, на манер укороченной крокодильей, развитыми передними лапами (или руками?) с пятью пальцами, заканчивающимися длинными, но обстриженными когтями (или ногтями?), массивными задними конечностями и огромным хвостом, выполняющим роль третьей опоры. Низ живота украшала набедренная повязка, прикрывавшая туловище только спереди и похожая поэтому на сползший фартук. Впрочем, сзади прикрывать было и нечего, кроме хвоста.

Ящер покрутил головой по сторонам, осматривая толпу, распахнул пасть и разродился громким рыком.

– Самые смелые могут подойти и посмотреть поближе! – предложил эльф. – Только берегите пальцы!

Услышав слово «поближе», ящер бросился на прутья клетки и зарычал ещё громче. Желающих не оказалось.

– Найденный охотниками в джунглях у берегов Укаяли в пятилетнем возрасте и с любовью воспитанный людьми, этот гигантский ящер понимает простые команды, но так и остаётся диким зверем! – огласил эльф и, сделав паузу, чтобы толпа успела усвоить сказанное, скомандовал: – Сидеть!

Ящер продолжал рычать, стоя на задних лапах и по-человечески держась за прутья передними, раскачивая клетку туда-сюда так сильно, что её дно выстукивало дробь о подмостки.

– Сидеть! – повторил эльф и помахал перед носом ящера тростью.

Чудовище свернуло громкий рык в короткий скулящий звук, отпустило прутья и село на собственный хвост, широко расставив задние лапы по обе стороны от набедренной повязки. И если бы не она, то поза выглядела бы совсем неприличной.

– Кто ж так сидит? – делано ужаснулся эльф.

– У-у-у-у? – наклонив морду в сторону в ответ и глядя одним глазом, заинтересовался ящер.

– Мужики в бане! – радостно догадался ведущий.

В толпе раздались жидкие смешки.

– А покажи, как девки на выданье сидят!

Ящер собрал ноги вместе и подпёр одной рукой морду в районе щеки (если бы она была), после чего по просьбе ведущего изобразил, как «жена на крыльце сидит, мужа ждёт» (лапы, упёртые в бока). Толпа такой поворот сюжета восприняла благосклонно.

Постепенно программа перешла к пантомимам в полный рост и динамическим номерам: катанию по полу, танцам и прочей беготне. Всё это сопровождалось комментариями эльфа, придававшими происходящему понятный человеческий контекст.

Дон краем глаза посмотрел на Рину: всё её лицо выражало детский восторг. Девушка была настолько вовлечена в происходящее на сцене, что не заметила любопытства Дона, чем он тут же воспользовался и начал любоваться уже игрой эмоций, а не ящером.

Когда выступление было закончено, Рина вспомнила о существовании своего спутника, повернула к нему голову и спросила:

– Здорово, правда?

Дон отвёл взгляд от Рины и тихо улыбнулся. Эльфийка снова обходила толпу со шляпой в надежде собрать уже добровольные пожертвования, эльф сворачивал подмостки.

– Правда здорово. Я рад, что тебе понравилось. Мы сначала пообедаем и потом выясним причины вождения за нос?

– Что?

– Да, ты совершенно права! Сейчас, подожди.

Дон пересёк редеющую толпу и направился к эльфу, вокруг которого уже собралась группа человек из пяти.

– Нет, поближе рассмотреть нельзя, зверь устал, оферта действует только на время выступления, – объяснял эльф. – Приходите завтра и вставайте в первые ряды. Приводите знакомых.

Дон дождался, пока каждый в очереди попытается удовлетворить своё любопытство, получит «нет» и, постояв ещё минуту, пойдёт прочь. К этому времени Рине надоело ждать в стороне, и она тоже подошла к эльфу.

Когда любопытные разошлись, Дон кашлянул и сказал:

– Здрасте!

Эльф молча собирал подмостки, всем своим видом давая понять, что выступление закончено.

– Знатная зверюга, – продолжил Дон.

– Вы всё слышали. Приходите завтра, будет ещё одно представление.

– Слово «Ккхи» вам не знакомо?

Эльф оторвался от своего занятия, внимательно посмотрел на Дона, потом огляделся по сторонам и тихо ответил:

– Приходите вечером.

– Замечательно, а теперь мы можем поесть, – обратился Дон к девушке. – Пойдём.

Таверна оказалась довольно непритязательным заведением, выдержанным в тёплых тонах засаленного дерева. Дон выбрал столик в углу, сел спиной к стене и стал рассматривать нескольких одиноких посетителей – вероятно, алкоголиков, потому что трудно было себе представить желание сидеть здесь ради эстетического удовольствия или тёплой компании.

– Давай я сразу проясню: Ккхи – это ящер. Можно было бы подумать… Впрочем, нет, ты могла бы подумать, что Ккхи – это эльфы, но Ккхи – это ящер, – сообщил Дон.

– Но он ведь совсем дикий.

– Так я и говорю: вождение за нос!

– Что это такое опять? – с едва заметным раздражением сказала Рина.

Девушка уже привыкла к тому, что заметную часть произнесённых Доном слов она просто не понимает, потому что слышит их впервые, но сейчас-то что? «Вождение» и «нос» она знала, но смысла в их сочетании не находила вообще никакого.

– Цыгане водили медведей на потеху публике, продев им в нос кольцо и заставляя их делать всякие фокусы. Медведь – большой и сильный, но цыгане – народ хитрый. Понимаешь?

– То есть ящер не дикий?

– Да, нам подсунули гораздо лучший мех.

– Какой мех? Это опять «метафорически говоря»?

– На этот раз нет… Так, стой. Давай по порядку. Медведи у вас есть?

Рина кивнула.

– Цыган у вас нет?

Рина отрицательно покачала головой.

– Но есть эльфы. Значит, за нос никого не водят, а когда кого-то дурят, то так и говорят?

– Да, а ещё мы используем выражение «дёргать за ногу». Получается, водить за нос и дёргать за ногу – это одно и то же? – догадалась Рина. – А мех?

– Тоже присказка из другой местности. Жил да был большой плут, и не было у него ничего, кроме собственной хитрости. Отправились они как-то с героем за фамильными сокровищами, которые были спрятаны от доброго людоеда, да так хорошо, что потерялись. Кота в сапогах у вас тоже нет?

– Нет.

– И ничего история не напоминает?

– У нас есть сказки про хитрого койота.

– При очередной сделке койот убеждает простофилю в том, что купился на его поддельный мех, – и проворачивает торги в свою пользу. Территория меняется, а сказки – никогда.

– Чего хотим? – прервала их разговор хозяйка таверны, упитанная женщина, такая же засаленная, как и само заведение. «Интересно, кто кого засалил: таверна хозяйку или хозяйка таверну?» – промелькнуло у Рины.

– А чего есть? – ответил в тон Дон.

– Свиная рулька есть.

– А что-нибудь поострее? – залихватски поинтересовался Дон, растягивая «о».

– Свиная рулька с перцем.

– Ну, красавица, это как-то скучно!

– Красавица! Скажете тоже! – хрюкнула хозяйка и на мгновение расцвела, но быстро вернулась в привычное суровое состояние: – Скучно ему, а! Здесь у меня таверна, а…

– …не эльфийский притон, – продолжил фразу Дон.

– Да, здесь у меня не… Ой! – снова хрюкнула хозяйка. – Хи-хи!

Спустя минуту шуток, прибауток и глупых похрюкиваний Дон выяснил, что если в этой деревне и можно что-то назвать притоном для чёрненьких, то наверняка конюшню. «Кто же их в нормальное место пустит». А конюху лишняя монета не помешает.

– Ну хорошо, а цыплятина есть?

– Дорогая, – недоверчиво ответила хозяйка, мол, а что не так со свининой-то?

– Давайте её. Девушке тоже. Я угощаю.

Хозяйка пожала плечами. Какой-то чудак решил «угостить» даму цыплятиной, считавшейся диетическим блюдом, которое лекари прописывали мающимся животом.

– Ну, я бы не отказалась и от свинины, – сказала Рина, когда хозяйка уже отошла.

– Да, прости. Я её не ем из этических принципов. Не то чтобы я хотел их на тебя возложить, просто забываю.

– Ты постишься, что ли? – удивилась девушка.

– Хм… Да, пожалуй, что-то вроде того. Духовная практика. Критерии воздержания у всех разные, но я стараюсь не есть существ, способных демонстрировать игровое поведение. Но если будет выбор, я или они, тогда уже совсем не до игр. К счастью, пока вопрос так сурово не стоит.

– А это паясничанье с хозяйкой сейчас было зачем? – спросила Рина с брезгливостью и заметной ноткой ревности.

– Бытовой расизм. Нельзя просто так взять и с порога спросить: где тут эльфы остановились? Это было бы не очень дальновидно. Я решил обыграть ксенофобию. А всё почему?

– Почему?

– Потому что свиньи способны на игровое поведение.

Рина смущённо почесала нос – ей показалось, что если она этого немедленно не сделает, то Дон глупо улыбнётся, ткнёт ей пальцем в нос и скажет: «Пуп!»

Принесли цыплятину. Разговор вернулся к Ккхи.

– Значит, ты просто хотел сообщить мне, что эльфы морочат голову?

– Дёргают за ногу. Эльфы всё-таки обдурили народ, но не так, как люди предполагали. Здорово, правда?

– Но ведь это обман!

– Это не обман, а сказка про то, как дикого маленького ящера нашли охотники, приютили и очеловечили. Если бы он действительно был обычным человеком-ящером, то просто принимал бы определённую заученную позу, когда эльф произносил «девки» и «сидят», при этом ничего не понимая. Но все согласны на этот обман и ради веселья готовы поверить, будто ящер и вправду знает, как девки сидят. Шесть су хорошо потрачены.

– А на самом деле?

– Я думаю, он скрывается. Путешествует инкогнито, не привлекая внимания. Принц в изгнании, переодетый в нищего.

– Такие сказки у нас тоже есть, – кивнула Рина.

Мысль о том, что её обманывают, но ничего плохого в этом нет, казалась ей странной.

Эльфы

Эльф расслабленно полусидел на куче сена с трубкой в правой руке, рядом калачиком лежала эльфийка, отвернувшись к стене.

– Тридцать лет курю трубку, – пояснил он в ответ на приподнятую бровь Дона.

– Из них?.. – заинтересованно бросил Дон.

– Из них десять – на сене, – улыбнулся эльф, дескать, волноваться не о чем, и жестом предложил сесть в кучу напротив. – Курить в кровати – не самое опасное занятие. Даже за сегодняшний день.

– Люди?

– Люди опасней, – кивнул эльф, во второй раз удовлетворённый репликой Дона. – Таким, как мы, место в хлеву, и пока мы в нём остаёмся, все счастливы! – Привычным театральным жестом эльф обвёл пространство вокруг себя и воздел руки к потолку.

Хлев был чистым и совершенно пустым, не считая их четверых, накрытой клетки Ккхи и Фёдора, которого путешественники привели с собой.

– Осёл может остаться, – подтвердил эльф. – Это всё равно хлев, даже если и подпольная гостиница для «тех, кому место только в хлеву».

– А что же лошади? – спросила Рина, вспомнив пару жеребцов, привязанных на улице к эльфийской телеге-подмосткам.

– О, это такие породистые создания, что просто побрезгуют с нами под одной крышей спать, – усмехнулся эльф, – и уж тем более стоять рядом с вашим ослом.

Эльф неторопливо затянулся и пристально посмотрел на Дона, что-то мысленно примеряя.

– Вы пришли за Ккхи? Ящер спит. Но мы же никуда не торопимся?

– До утра мы абсолютно свободны, – подтвердил Дон.

Ответ почему-то заметно порадовал эльфа, продолжавшего пристально рассматривать собеседника.

– Тоже кто-то из странствующих? – наконец ткнул он в сторону Дона концом трубки. – Подожди, сейчас угадаю. Фокусник?

– Сказочник. Дон.

– Джефендор, но вы можете называть меня Джеф, – представился в ответ эльф. – А её – Керис. Тебя можно так величать, о дочь эмпу?

– Всякий йамур можно есть, – с презрительным фырканьем заметила эльфийка, не поворачиваясь.

– Но не всякий – два раза, – продолжил Дон.

Снова послышалось фырканье, явно довольное. Керис вытянула руку, не глядя схватила Джефа за бок, легонько ущипнула, привлекая внимание, и показала какой-то непонятный жест.

– Это Рина, – представил попутчицу Дон и спросил с улыбкой: – Ну что, я прошёл тест?

– Тёмный тип, да, – рассмеялся в ответ Джеф. – Из наших. Трубку?

– Не откажусь.

Пока Дон затягивался и кашлял, Керис развернулась в его сторону и с интересом принялась разглядывать, а когда сказочник возвращал трубку Джефу, потянулась навстречу и перехватила кисть. Одной рукой эльфийка выудила из неё трубку и тоже затянулась, а другой продолжала держать ладонь Дона, неторопливо разглаживая её большим пальцем. Выдохнув, эльфийка с минуту рассматривала линии на руке Дона, после чего они курили уже втроём.

Рина чувствовала себя крайне неловко. Происходило нечто очень обыденное, из чего она была почему-то исключена. И эльфов, и трубку она видела первый раз в жизни, самым знакомым из всей обстановки был сарай, но всё это вместе воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

Счёт времени окончательно потерялся. Раньше – вне хлева (или без Дона) – время можно было отсчитывать, например, по репликам людей и по длительности молчания между ними, которое по достижении определённой границы становилось «неловким» и заполнялось болтовнёй. Обычный разговор длился не больше часа, чего хватало на обсуждение всех свежих деревенских сплетен.

Тут же стояла тишина, но одновременно происходило что-то беззвучное, помимо курения трубки, – и никого это не смущало.

– Почему тридцать лет? – прервала тишину Рина. И все тут же удивлённо повернулись в её сторону.

– Почему что? – переспросил Джеф.

– Вы курите трубку тридцать лет.

– Да! – подтвердил эльф.

– Но вам… лет тридцать пять? – неуверенно заявила Рина.

– Плохо сохранился, – печально сказал эльф.

– Я имею в виду, что вы делали до этого?

– До этого – капал в глаза слизь ватной жабы, лет десять. До этого – втирал в дёсны сушёных сверчков, лет восемнадцать. А ещё до этого – даже стыдно сказать.

– Так сколько вам лет?

– Больше пятидесяти восьми – это точно! – улыбнулся эльф.

– Это в собачьих годах, – подсказал Дон, из-за чего Керис не сдержалась и впервые за вечер закашлялась.

Происходил какой-то невидимый глазу и неслышимый уху разговор; иногда Рине казалось, что она понимает отдельные слова и улавливает жесты, но как только она пыталась ухватить происходящее, всё пропадало. Девушка вспомнила, как однажды ей снилось, что она читает книгу: страницы были полны мудрости, но каждая строчка оборачивалась вереницей букашек на бумаге, и смысл их можно было передать словами «что-то очень важное», но дальше этого дело не шло.

Остальные явно наслаждались происходящим; по крайней мере, они улыбались, никуда не спешили и были как бы все заодно. Девушке даже показалось, что они перемигиваются, и она начала пристально вглядываться в лица, но ничего такого не обнаружила.

– Обменяемся жёнами? – предложил Джеф, обращаясь к Дону. – Эй, ну кто-то же должен был это сказать! Керис просто менее болтлива. Сорок лет женат, из них сорок – на ней. В людских годах.

– Жаб надо иногда менять на сверчков, – подтвердил Дон и получил в награду восхищённый взгляд Керис, полный радостной злости. – Но Рина мне не жена.

– Оу. Надо же так обознаться! – охотно выразил сожаление Джеф.

– Что значит – обменяться жёнами?! – вспыхнула Рина.

– Господи, ты весь вечер так глазеешь на мою трубку, что это невозможно было не заметить. А эти жаба с гадюкой, – эльф махнул в сторону Дона и Керис, – точно общий язык найдут. Хотел бы я на это посмотреть – с обоюдного согласия сторон, разумеется!

– Дон, это же свинство! – возмущённо крикнула Рина.

Джеф радостно улыбнулся, оценив шутку на животную тему, но быстро переменился в лице и сказал:

– Подождите, она это серьёзно?

– Сейчас выясню. Всем оставаться на своих местах! – сказал Дон с преувеличенной важностью в голосе, словно произошло убийство или какое-то другое незаурядное происшествие, а он берётся всё расследовать.

Все замерли и продолжили сидеть там, где сидели.

– Значит, так. Поправьте меня, если ошибусь – всё-таки я не курил трубку тридцать лет, привычки нет, поэтому реальность может немного ускользать от меня. Джеф предложил обменяться жёнами – при условии, что все согласны?

– Ага.

– Вопросов больше нет! Хотя нет, подождите. Рина, ты как?

– Да как вообще?! Что ты обо мне думаешь! – прошипела девушка, побледнев.

– Поэтому и спрашиваю! Я не думаю, что ты согласна. С другой стороны, что ты не согласна, я тоже на всякий случай не думаю. Короче, да или нет?

– Нет же!

– Вопросов больше не имею.

Рина требовательно уставилась на Дона.

– Ах да. Вердикт! Когда тебя спрашивают, можно просто сказать «нет». Это всё трубка или я правда сейчас звучу словно кладезь мудрости?

Рина покраснела и какое-то время тихо глотала воздух, как выброшенная на берег рыба, а потом развернулась и выбежала на улицу. Керис вздохнула, поднялась и вышла вслед за ней.

– Так вы не партнёры? – спросил после небольшого молчания Джеф.

– И. о. и подопечный.

– И. о.?

– Исполняющий обязанности.

– За двоих работаешь?

– Стремлюсь к честному распределению.

– А зачем тебе это?

– А тебе жабы зачем?

– Скука. Года эльфийские, а скука – человеческая.

– А жёнами меняться?

– Обмен опытом. Или наоборот: жёнами – от скуки, а жабы – для обмена опытом. Ещё дунешь?

– Мастерская работа, – сказал Дон, рассматривая переданную ему трубку, испещрённую вырезанными рунами. – Из чего? Кость?

– Рог.

Выбежав из сарая, Рина завернула за угол и почти разрыдалась, но сначала стоило убедиться, что вокруг никого нет. Уже наступили сумерки, и футах в семидесяти отсюда горело окно хозяйского особняка, но самого владельца в нём не было видно. Соседние дома выглядели нежилыми и не светились вовсе – сарай стоял на краю деревни, вдалеке от главных улиц.

И тут наконец Рина снова почти разрыдалась, но её остановили скрип двери и вышедшая из-за угла Керис. Привычный комок вернулся в горло и сполз вниз, в живот. Рина опустила голову и отвела взгляд. Эльфийка с ногами залезла на перевёрнутую вверх дном бочку, стоявшую неподалёку от Рины, и сделала это с таким невозмутимым видом, как будто именно ради этого она и вышла на улицу.

«Что ей надо? Когда она уйдёт?» – со злостью подумала девушка.

Завернуть за ещё один угол и скрыться от Керис было бы невежливо, оставалось стоять с опущенной головой и ждать требований. В лучшем случае это будет «успокоение» – самый безобидный вид требований, когда собеседник понимает, что произошло нечто неловкое, и хочет, чтобы ты перестал на это реагировать.

«Пожалуйста, не волнуйся». Или: «Ну что же ты?» Или даже: «Я за тебя тревожусь».

Батюшка что-то говорил о том, что женщины должны давать мужчинам успокоение, но Рина никак не могла взять в толк, зачем им это надо. Неужели женщины предназначены только для этого?

Вместо «успокоения» можно получить «указания» – самый распространённый вид требований. «Пойдём обратно». «Расскажи, что случилось». «Перестань такой быть». «Успокоение» считается успешным и человек наконец оставляет тебя в покое, как только ты замираешь и прекращаешь что-то изображать на своём лице. «Указания» же требуют большего – активных действий по исправлению ситуации.

Дальше по силе воздействия идут «обвинения», которые весомее «указаний», их нельзя искупить просто исправлением текущей ситуации; чтобы загладить вину, требуется что-то ещё.

В этот раз ничего особенно ужасного не произошло, поэтому Рина рассчитывала на «указания». «Ну же, давай побыстрее покончим с этим и вернёмся в сарай», – думала Рина, глядя на эльфийку. Но Керис молчала и с интересом рассматривала Рину, как будто это нельзя было сделать раньше, в светлом хлеву.

«Ну же!»

Эльфийка продолжала молчать.

Рина подумала, что если просидеть так достаточно долго, то уйти за угол или обратно в хлев снова станет вежливо, как будто никому от тебя ничего уже не надо, ведь если было бы надо, то попросили бы.

Рина выждала некоторое время и, решив: «Ну, наверное, можно», – шевельнулась в сторону, но Керис спросила:

– Как называется эта сцена?

– Что, прости?

– «Оскорблённая невинность»?

– Я не оскорблённая невинность!

– А кто ты?

– Я та, которая хотела побыть одна, – сообщила Рина, ответив таким образом и на вопрос, кто она, и на вопрос, который, как ей казалось, подразумевался с самого начала: «Почему ты вышла?»

– Ох, наверное, это было так бестактно с моей стороны! – с ухмылкой ужаснулась Керис. – Если ты ещё не побыла одна, то я пока посижу тут.

– Что тебе надо? – спросила Рина, стараясь, чтобы вопрос звучал не слишком резко, но и не испуганно.

Секрет был, конечно, в тоне. Дон, например, каким-то неведомым для Рины образом мог задать любой очень простой вопрос, в котором не было никаких примесей.

Когда люди спрашивают: «Ты голодна?» – они никогда не имеют в виду: «Скажи, пожалуйста, голодна ли ты?» На самом деле это может означать всё что угодно: от «Дотерпишь до вечера?» или «Нам дома нечего есть, ты же знаешь» («Скажи, что не голодна») до «Не хочешь ли поужинать?» или «А почему ты до сих пор не начала готовить еду?».

Когда Дон спрашивал её: «Ты голодна?» – он имел в виду именно это, и в воздухе повисало нечто странное. Рина долго думала, но иначе чем «ожиданием ответа» не смогла это назвать. Дон задавал вопрос и просто ждал ответа.

«Какая глупость, если вот так, словами!» – подумала Рина и постаралась сделать то же самое: спросить у эльфийки, что ей надо.

– Мне ничего не «надо», но мне «хочется» удовлетворить своё любопытство. Но если ты не перестанешь строить из себя терсингу, то я, пожалуй, обойдусь. Слишком много возни.

– Я не…

– Не обязана никого удовлетворять, – подтвердила Керис.

– Но я…

– Но ты всё равно это делаешь. Да соберись уже, оран-малан!

«Я не обязана никого удовлетворять, но всё равно это делаю, – вспыхнуло в голове у Рины ярким шариком, растеклось по телу и отозвалось комочком в груди. – Так, подождите. Конечно, не обязана. Обязана – это слишком громко сказано. Но есть же, например, правила приличия. Соблюдать их человек обязан… Так, подождите. Человек должен? Это почти то же самое. Давайте так: будет всем хорошо, если… Это своего рода взаимное обязательство. Чёрт».

– Я не обязана никого удовлетворять, но всё равно это делаю! – с ужасом повторила Рина.

– Это ровно то, что я сказала тебе пять минут назад! – подтвердила Керис. – Так что нет смысла скрываться.

«Нет смысла скрываться, – снова вспыхнуло у Рины, уже совсем в другом месте. – Я скрываюсь? Что за глупость? Я просто не высовываюсь. Я скромная и знаю своё место. Или что, нет смысла прятать то, что я не обязана никого удовлетворять? Или нет смысла скрывать, что я это делаю?» Рина жалобно посмотрела на эльфийку.

– Господи, детка, да ты, похоже, надышалась, – прочитала её взгляд Керис. – Или всегда такая?

– Я ничего не понимаю. Я не обязана никого удовлетворять, но всё равно это делаю. Что это вообще значит?

– Подожди, ты всё ещё об этом? – удивилась эльфийка. – Ну тебя и крутит. Я сказала, что ты совершенно не обязана удовлетворять моё любопытство, но всё равно удовлетворяешь. Ты всё равно находишься здесь, и всё равно я тебя вижу! Можно было бы поговорить или сделать это ещё более простыми способами. – Керис похотливо подмигнула и кивнула в сторону сарая. – Но раз ты хочешь так, то пусть будет так.

– А общественный договор?

– Какой? Что у тебя там вообще происходит?

– Где? – не поняла Рина.

– Там, внутри.

– Ох, – выдохнула Рина и разревелась.

Через полчаса дверь открылась и девушки зашли в хлев, обнявшись, как лучшие подруги.

– Два способа расширения, да, – продолжал вещать эльф. – Ты либо расширяешься за счёт того, что плодишь себя в мире…

– По образу и подобию, – вставил Дон.

– Верно, по образу и подобию. Делаешь мир таким же, как ты. Формально ты расширяешься. Либо ты принимаешь в себя кусочки мира…

– Захватываешь? – уточнил Дон.

– Нет, именно принимаешь, они при этом не пропадают из мира, и ты говоришь: «Эти кусочки мира теперь во мне». Тогда ты тоже расширяешься. При первом способе ты обогащаешь мир собой, при втором мир обогащает тебя. Первый способ называется «насилие», а второй – «адаптация».

– Интересный выбор слов. Первое также может называться «творчеством», а второе – «воровством», – улыбнулся Дон.

– Ты совершенно прав, – улыбнулся ему в ответ Джеф. – Как только мы определили две разные вещи, на каждую надо повесить ярлык, чтобы не потерялись, что в худшем случае ведёт нас к протоярлыку – «плохое» и «хорошее».

Эльф затянулся трубкой и замолчал.

– Но мы-то знаем… – подсказал Дон.

– Да, но мы-то знаем, что самое интересное происходит на границе, и необязательно «хорошего» и «плохого», это было бы просто пошло, – продолжил эльф. – Но и там тоже – как частный случай. Где, например, начинается «насилие», а где «адаптация»? Или «творчество» и «воровство»?

– Сейчас про трение затрёт, смотри, – шепнула Керис Рине.

– «Дай мне силы изменить то, что могу, спокойствие – принять то, что не могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого», – добавил Дон.

– Изменить – «насилие», потерпеть – «адаптация». О, неплохо. Это откуда?

– Кто-то сказал.

– Ни разу не слышал. Но да.

– Тогда ещё: «Хорошие художники копируют, великие художники воруют», – если про границу между творчеством и воровством.

– А это?

– Тоже кто-то сказал, ты его не знаешь, – примирительно махнул рукой Дон.

– Хм. Так вот, самое интересное случается там, где две разности – я специально не говорю «противоположности» – соприкасаются и начинается трение.

– Я смотрю, вы спелись, – ехидно заметила Керис.

– А вы – нет? – парировал Джеф.

Рина отлепилась от эльфийки, шагнула к эльфу и неожиданно попросила:

– Можно мне тоже трубку?

– Угощайся, – протянул руку Джеф.

После затяжки по горлу побежала волна щекотки, расширяющаяся и захватывающая всё тело.

– Почему трение? – спросило горло.

– Ну а как это ещё назвать? – поинтересовался в ответ Джеф, проявляя полную открытость к чужому мнению.

Вопрос застал девушку врасплох. Она вдруг обнаружила, что стоит в центре комнаты, а все присутствующие повернули головы в её сторону, словно ожидая ответа. Всё это требовало немедленного обдумывания. Рина оглянулась и села к Дону на колени – чтобы далеко не ходить.

Сделав паузу, она произнесла:

– Я всего лишь хотела поучаствовать в разговоре! – и опустила глаза.

– Это нетрудно, – шепнул ей на ухо Дон, пользуясь тем, что она сидит у него на коленях. – Просто говори всё, что приходит в голову, подбрасывай ассоциации.

– У меня были ботинки, которые трут, – сообщила Рина.

– Все ботинки трут, – подтвердил Джеф.

– Но не все натирают, – кивнул Дон.

– А ещё папа говорил, что между ним и другим кузнецом – трения.

– Между всеми трения, – развёл руками Джеф.

– Но не все натирают! – сообразила Рина. – Ага, понятно. Ещё говорят, что жена притирается к мужу.

– Зависит от абразивности, – подал реплику Дон и пояснил: – Или муж к жене – кто более тёркий, тот и притирается.

Рине понравилось перебрасываться словами. На любую реплику, которую она подавала, собеседники находили что-то ответное, связанное невидимыми нитями, разбегающимися в стороны – как глаза. Смотреть можно было в любую точку, и всё везде было одинаково интересным и красочным.

– Что в трубке? – проявила любопытство Рина.

– Румпут Кудис, – буркнул Джеф.

Рина вопросительно посмотрела на Дона – название было ей незнакомо; тот встретил её взгляд, на его лице на секунду промелькнуло выражение лёгкой досады, как если бы его попросили о неуместной услуге. Он поднял глаза вверх, что-то вспоминая – или с чем-то сверяясь в своей голове, – и произнёс:

– Скабиоза Импета. – И потом, пару мгновений помедлив, заглянув ещё в другое место: – Чесоточная трава.

Это название Рина знала: вредный сорняк, в заросли которого лучше не заходить – начинаешь невыносимо чесаться. Судачили, что в соседней деревне пара мужиков зачесала друг друга насмерть – правда, там не обошлось без выпивки.

– От неё же чешутся, – почти без испуга удивилась Рина.

– Так мы и чешемся, – ответил Дон. – Вот, языки чешем. Лясы точим. Ткём полотно разговора, а нитки, между прочим, исключительно за счёт трения держатся. Вот ты меня сейчас гладишь или шлифуешь?