Текст книги "Метафизика Петербурга. Немецкий дух"

Нацистская метафизика Ленинграда

Всего через месяц после вероломного нападения на Советский Союз, немецко-фашистские войска вышли на подступы к Ленинграду. Скорейший захват города был поставлен в качестве главной задачи перед группой армий «Север». Немецкие полководцы сосредоточили в ней более пятисот тысяч человек, которые рвались в бой и были прекрасно вооружены. Превышая советские войска прикрытия по численности почти в три раза, немцы обеспечили себе на северо-западном направлении более чем двухкратное преимущество в танках и бронемашинах, четырехкратное – в пушках, а их превосходство в воздухе было на том этапе почти абсолютным. Восьмого сентября 1941 года, с захватом «города-ключа» Шлиссельбурга, силам вермахта удалось при участии финских союзников замкнуть кольцо блокады вокруг Ленинграда.

Лидеры "Третьего Рейха" отдали приказ о нападении на Советский Союз, руководствуясь метафизическими соображениями не в меньшей степени, чем геополитическими, военными или экономическими. Наиболее общий контекст их стратегии составляла доктрина, в соответствии с которой историческая задача немцев, как наиболее талантливых представителей «арийской расы», состояла в том, чтобы покорить недоразвитых обитателей Восточной Европы – в перую очередь, славян – обеспечив себе, таким образом, обширное «жизненное пространство» и создав благоприятные условия для решения метаисторической задачи – появления «сверхчеловека».

Непосредственный план вторжения разрабатывался в деталях в течение второй половины 1940 года и был утвержден А.Гитлером 18 декабря 1940 под кодовым названием "Барбаросса". В состав плана входило три основных цели: молниеносный разгром Красной Армии на территории, приблизительно ограниченной на востоке течением Западной Двины и Днепра, последующее занятие обширной территории, примерно по линии "Архангельск – Волга – Астрахань", и, наконец, оперативное освоение ее колоссальных сырьевых и сельскохозяйственных ресурсов.

В наметках дальнейшей "Восточной политики" ("Ostpolitik") выделялись предельно жесткая и более мягкая линии. В соответствии с первой, славянские народы предполагалось эксплуатировать как рабов, а хозяйство и управление "восточными территориями" построить на строго колониальных принципах, не допускавших самоуправления. В соответствии со второй, признавалось целесообразным образование великорусского государства Московии – естественно, на сильно урезанной территории, под германским протекторатом и в окружении буферных государственных образований (Балтики, Украйны, "Великой Финляндии"). Как показала история, на оккупированных советских территориях проводился в жизнь почти исключительно "жесткий вариант".

План "Барбаросса" отнюдь не включал, как известно, задачи первоочередного захвата Москвы, однако взятие Ленинграда рассматривалось в нем как принципиально необходимое. Во многочисленных выступлениях Гитлера, а также в директивах, изданных в период подготовки вторжения и на его начальном этапе, неизменно подчеркивалась ключевая роль нашего города как главного исторического препятствия в распространении германского господства на Балтике, а также как "колыбели большевизма".

Суть этой аргументации определялась тем, что, объявив свое государство "Третьим Рейхом" ("Drittes Reich"), фюрер входил, таким образом, в права наследства как "Первого Рейха" (Священной Римской империи ("Heiliges Römisches Reich" [Германской нации]), так и второго (Германской империи, "Deutsches Reich"). Между тем, продвижение "Первого Рейха" на восток захлебнулось на западных границах Новгородской Руси. "Вторая Империя" потерпела крушение в результате войны с союзниками, в число которых входила почти до конца и "петербургская империя".

Далее, в число рук, направивших в спину кайзеровским войскам то, что немецкие правые радикалы называли "кинжальным ударом" ("Dolchstoss"), входила и рука большевизма, который незадолго до того победил в Петрограде. И, наконец, Ленинград оставался подлинной цитаделью, защищавшей на Балтике против "Третьего Рейха" ненавистное Гитлеру дело мирового коммунизма. Если стремление овладеть Балтикой постулировалось нацистами как важнейшая психологическая доминанта подлинного германца, то Петербург-Петроград-Ленинград (вместе со своим историческим предшественником – Новгородом) всегда представлял собою оплот противодействовавших ему сил.

"Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли… – так гласила секретная директива 1-а 1601 41 немецкого военно-морского штаба "О будущности города Петербурга" от 22 сентября 1941 года. Далее следовало обоснование – …После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта… Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавщегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты… С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города"[420]420
  Цит. по: Адамович А.М., Гранин Д.А. Блокадная книга. Л., 1989, с.28 (с полным текстом директивы начальника штаба руководства морской войной Германии морским офицерам, находившимся при армейской группе «Норд», можно ознакомиться по материалам Нюрнбергского процесса, опубликованным в русском переводе в первом томе третьего советского издания 1955 года).


[Закрыть]. Курс на уничтожение города был подтвержден в приказе германского Верховного командования за номером 442675 41 от 7 октября того же года.

Весьма удивительным в этом контексте представляется тот факт, что «немецкий дух», в котором так часто обвиняли Санкт-Петербург российские публицисты – отнюдь не только славянофильского, но часто и западнического направления – не нашел никакого отражения в нацистской метафизике Ленинграда. Притом, нужно отметить, что немецкие стратеги довольно охотно говорили и писали о той организующей роли, которую «германское начало» сыграло в созидании «петербургской империи». Им были прекрасно известны и исторические факты типа того, что немецкая община предвоенного Петербурга была сопоставима по численности с немецким населением Риги или Ревеля, благо что в нацистскую верхушку были допущены остзейские немцы, хорошо помнившие жизнь как на берегах Даугавы, так и Невы[421]421
  В силу гораздо более сомнительных – если не сказать, смехотворных аргументов, казаки были признаны прямыми потомками основного населения «Готского Рейха» («Gotenreich») и, следовательно, «[арийскими] соплеменниками» (Volksgenossen), в силу чего командование вермахта получило предписание сформировать знаменитую казачью дивизии генерала Г. фон Паннвица, расширенную позднее до казачьего корпуса (подробнее см.: Андреева Е. Генерал Власов и русское освободительное движение Пер. с англ. Лондон, 1990, с.55).


[Закрыть].

Несмотря на аргументы такого рода, прибалтийские земли получили у нацистов привилегированный статус земель, "особо пригодных для германизации" – а Ленинград решено было разрушить, включая верфи, гавань и военно-морские сооружения, на сохранении которых первоначально настаивало командование военно-морского флота. В дальнейшем, предполагалось организовать на его территории лишь небольшой перевалочный пункт для грузов, следовавших на основную территорию рейха или обратно, а остальную территорию приневских земель покрыть редкими поселениями крестьян, завербованных в Германии из числа членов "Союза самообороны" или из бывших либо действовавших эсэсовцев, для "нового заселения" колониальной "восточной марки" Ингерманландии ("Siedlungsmark Ingermanland").

Как видно, «петербургский дух» так органично сросся с российским национальным характером, что даже попытка его германизации виделась из Берлина, как заранее обреченная на неудачу. Обратим внимание и на то, что даже выселение жителей Ленинграда нацистам казалось недостаточным. Видимо, сами «священные камни» Города были так насыщены исторической памятью, что способны были возродить чувство патриотизма даже у россиян, которых нацисты могли переселить сюда издалека, в надежде, что их ничто со старым Петербургом не связывает… Сказанного достаточно, чтобы понять, как высоко ставили нацистские лидеры метафизику Ленинграда, и насколько опасной они считали ее для своего дела.

Советская метафизика Ленинграда

Во второй половине сентября 1941 года, немецко-фашистскому командованию стало ясно, что попытка взять город штурмом окончилась неудачей. В этих условиях, было принято решение остановить наступление, перейти к методам ведения позиционной войны и взять город измором, сберегая тем самым жизни немецких солдат. Запасы еды, топлива и боеприпасов в городе были весьма ограничены; с началом ледостава на Ладожском озере подвоз грузов с «большой земли» практически прекратился.

К ноябрю месяцу, немецким артиллеристам удалось довести среднюю продолжительность ежедневных обстрелов города до девяти часов. Они велись последовательно и методично, по квадратам – так, что жители осажденного города сверяли по ним часы. Так знаменитая "немецкая пунктуальность", хорошо известная жителям старого Петербурга, на глазах превратилась в бесчеловечность. Впрочем, последовательное проведение доктрины "тотальной войны", выдвинутой в 1935 году уже упоминавшимся нами генералом Эрихом Людендорфом, уже обратило к тому времени ведущие положительные черты немецкого национального характера в их противоположность.

Ни командование Ленинградского фронта, ни руководство города не были, как известно, готовы к создавшемуся через несколько месяцев после начала войны катастрофическому положению. Тем не менее, положение на линиях обороны удалось стабилизировать. Управление городом также не было утрачено. Более того, в тогдашних трудных условиях удалось найти целый ряд исключительно удачных инженерно-технических решений, много способствовавших обороне. К ним относится маскировка высотных доминант города, которые до того помогали немецким артиллеристам вести обстрел (оговоримся, что эскизный проект маскировки был подготовлен за год до войны).

И, разумеется, нельзя не упомянуть о славной истории "Дороги жизни" по Ладоге – Дороге, ставшей на время, как тогда говорили, "главной улицей Ленинграда". В рамках этого масштабного проекта выделяются решения, и сейчас поражающие своей смелостью. Мы говорим в первую очередь о прокладке топливных трубопроводов по дну озера, и в мирное время представлявшем известные трудности. Теперь эту работу пришлось выполнить в сжатые сроки, причем в непогоду и под обстрелом врага[422]422
  Подробнее см.: Воротников И.Н. Трубопровод по дну озера \ На дороге жизни. Л., 1970, с. 213–219.


[Закрыть].

Исключительно важным было и поддержание духа защитников осажденного города, а также его многочисленных жителей. Советская система агитации и пропаганды вступила в войну, основываясь на концепции Ленинграда, как образцового социалистического города. В свою очередь, она разделялась на такие подтемы, как "Ленинград – колыбель пролетарской революции" и "Ленинград – важнейшая база социалистической индустриализации". При раскрытии первой из них, пропагандистам рекомендовалось подчеркивать заслуги питерского пролетариата в ходе событий Великого Октября, а также в первые годы защиты завоеваний революции.

Вторая подтема включала рассказ о трудовом энтузиазме, проявленном трудящимися города в выполнении задач первого-третьего пятилетних планов, в особенности по части создания первоклассной тяжелой индустрии, а также при выработке и освоении новых форм социалистического соревнования – пробраза производственных отношений будущего, коммунистического общества. Так, в 1929 году, в Ленинграде, на заводе "Красный Выборжец" был заключен первый в истории договор о социалистическом соревновании. В следующем году, коллектив Машиностроительного завода имени К.Маркса выступил застрельщиком такой новой формы соревнования, как встречное планирование. Подытоживая успехи социалистической реконструкции города на Неве, С.М.Киров с гордостью заявил на XVII съезде ВКП(б), собравшемся в 1934 году, что "в Ленинграде остались старыми только славные революционные традиции петербургских рабочих, все остальное стало новым"[423]423
  Ленинград. Энциклопедический справочник Ред. Шаумян Л.С. М.-Л., 1957, с.119 (курсив наш).


[Закрыть].

В первые месяцы блокады выяснилось, что нового все-таки недостаточно. Уже в сентябре 1941 года, в центре города, на проспекте 25 октября, под прикрытием колоннады Казанского собора, была развернута выставка, одна часть которой была посвящена теме "Героическое прошлое русского народа", а другая – теме "Великая Отечественная война против германского фашизма". "Большой популярностью пользовались организованные лекторием горкома партии циклы лекций: "Мужественные образы наших великих предков", "Выдающиеся русские полководцы", "Героическая оборона Петрограда в 1919 году", "Ленинград – национальная гордость русского народа"…

С начала войны и до конца 1942 года, было проведено около 6,5 тысяч лекций и докладов, которые прослушали 1 миллион 300 тысяч человек"[424]424
  Дзенискевич А.Р., Ковальчук В.М., Крюковских А.П., Цамутали А.Н., Шишкин В.А. В годы суровых испытаний. Ленинградская партийная организация в Великой Отечественной войне. Л., 1985, с.151, 161.


[Закрыть]. Памятник А.В.Суворову на Марсовом поле был специально оставлен свободным от маскировки – так, чтобы легендарный отечественный полководец (которому довелось, кстати, руководить царскими войсками на завершающем этапе разгрома пугачевского бунта), напутствовал теперь уходившие прямо на фронт отряды, во главе которых шли комиссары.

Блокадники вспоминают, что, кажется, не был обложен мешками с песком и памятник Екатерине II в сквере перед Александринским театром[425]425
  См.: Успенский Л.В. Записки старого петербуржца. Л., 1970, с.457.


[Закрыть]. Надо думать, что напоминание о немецкой принцессе, приведшей «петербургскую империю» к зениту ее могущества, и о ее полководцах, среди которых выделялась фигура того же Суворова, придало стойкости защитникам осажденного города. Ну, а в 1944 году, решением городского совета, некоторым улицам и проспектам города были возвращены их исторические названия. Так проспект 25 октября снова стал Невским, а улица 3 июля – просто Садовой.

Как видим, усиленно насаждавшаяся в первые полтора десятилетия после победы революции «пролетарская метафизика Ленинграда» к концу блокады уступила место его «советской метафизике», в состав которой были включены избранные разделы из дореволюционной истории Города и Отечества.

Нет никакого сомнения, что этот сдвиг следовал общему курсу на восстановление целого ряда стереотипов великорусского патриотизма и старой имперской идеологии, принятому сталинской пропагандой во второй половине тридцатых годов и приобретшему особый размах в годы войны. Тем не менее, у нас были допущены региональные вариации, особенно заметные на фоне исключительно монотонного политического дискурса тех лет – что, кстати, ленинградцам припомнили потом, после войны.

Метафизика блокады

12-18 января 1943 года, блокада Ленинграда была прорвана силами Ленинградского и Волховского фронтов, при поддержке Балтийского флота. Седьмого февраля, к перрону Финляндского вокзала подошел первый первый прямой поезд с грузом из тыла страны. Ну, а 14 января следующего года немцы были потрясены артиллерийской подготовкой невиданной силы. Казалось, что небо раскалывается, а смерзшаяся земля плавится под ногами. В течение десяти дней, противник был отброшен от Ленинграда на 65-100 километров. 27 января 1944 года, в городе был дан победный салют из 324 орудий. Опасность истребления жителей и разрушения великого города, вполне реальная всего девятьсот дней назад, была снята. Не за горами была и окончательная победа над фашистской Германией.

Жители города с удвоенной энергией взялись за восстановление тяжело пострадавшего города и всего строя мирной жизни. Сейчас можно только удивляться, откуда у них, вернувшихся из эвакуации, не говоря уже о тех, кому довелось провести в городе несколько лет, полных лишений и бед, нашлись силы для продолжения жизни. И, тем не менее, в воспоминаниях блокадников красной нитью проходит принятая тогда установка на то, чтобы считать период блокады закрытым – и попытаться начать новую жизнь.

Формулируя эту важную для нас мысль, мы совсем не хотим сказать, что ленинградцы старались забыть о блокаде. Попросту опыт, приобретенный во время нее, настолько превосходил возможности человеческой психики, что у большинства уцелевших ленинградцев попросту не было ментальных конструктов и семиотических средств для того, чтобы адекватно выразить его, не говоря уж о том, чтоб включить в строй своей личности. Нет таких средств и у автора этих строк. Психологи лишь относительно недавно принялись за осмысление того, что происходит во внутреннем мире людей, испытавших экстремальные переживания и стали их осторожно осмыслять – к примеру, в таких категориях, как "синдром пост-травматического стресса".

Вместе с тем, принятый нами трансперсональный подход ориентирован именно на изучение переживаний, выводящих человека за привычные пределы его или ее личности, сформировавшиеся и закрепленные по мере воспитания, образования и повседневной деятельности. Некоторые характерные особенности воспоминаний блокадников дают основание предположить, что применение этого подхода может быть в данном случае небесполезным.

Начнем с того, что привычное восприятие городского пространства и времени вскоре после начала блокады уступило место иному, суженному, ограниченному задачами выживания. К примеру, привычные маршруты передвижения по городу потеряли значение в первую блокадную зиму, когда остановился транспорт, а улицы погрузились в темноту и небывалый мороз. Зато необычайную значимость приобрело знание того, где расположены ближайшие бюро заборных книжек или входы в бомбоубежища. Драгоценным следом этого "пространства выживания", преобразившей на время немецкой блокады психологическую карту Ленинграда, стала знаменитая надпись на стене дома 14 по Невскому проспекту: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

Привычный распорядок времени также утратил свой смысл. Так, в зимнюю темень важным стало так рассчитать свое время, чтобы пролежать достаточно для отдыха, но не впасть в голодную прострацию. При этом, особое значение приобрело празднование памятных дат, позволявшее ощутить хоть какую-то связь с остальным миром. В этом смысле, психологически верным было решение о праздновании детских елок зимой 1942 года, принятое Ленсоветом и, несмотря на невероятные трудности, воплощенное в жизнь при поддержке Военного Совета Ленинградского фронта (многие дети даже получили по новогоднему подарку – и даже с мандарином (!).

Могли ли петербургские немцы, поделившиеся в середине XIX столетия с православными жителями столицы своим милым обычаем празднования лютеранского Рождества с елочкой и подарками, представить себе, как он пригодится через сто лет в осажденном городе!

Общее изменение психологического строя жителей осажденного Ленинграда включило и обострение их духовного зрения и слуха. Так, на одном из набросков оставшегося в городе и потом умершего от голода художника Чупятова, изображен Иисус Христос в облике, напоминавшем ленинградского дистрофика. На одной из его завершенных картин, была изображена Богоматерь, с состраданием вглядывающаяся с небес вниз, в холодный колодец ленинградского двора, и простирающая над городом свои ризы[426]426
  Адамович А.М., Гранин Д.А. Блокадная книга. Л., 1989, с.107.


[Закрыть]. Напомним, что, вскоре после окончания блокады, в Ленинград приехал митрополит Гор Ливанских, благочестивый Илия Салиб и рассказал всем присутствовавшим на его проповеди в одном из наших соборов, что во время блокады Матерь Божия чудесно явилась ему и поведала о том, что действительно взяла далекий город на Неве под свое покровительство.

Отметим и тот постоянно повторяющийся в рассказах блокадников мотив, что из оставшихся в городе выжили не самые физически развитые или сильные (спортсмены как раз умерли от голода в числе первых, по причине часто присущего им высокого уровня обмена веществ), и даже не самые "пробивные". Для выживания понадобился совершенно особый психофизиологический склад, почти непременно включавший и сострадание к ближнему. Как это ни удивительно на первый взгляд, но внутренняя цельность и неброский альтруизм, казавшиеся в мирное время сравнительно малозначительными, вошли в число психологических доминант того "блокадного характера", о котором в ту пору сложилась поговорка «Ленинградцы не боятся смерти – смерть боится ленинградцев». Потом, в несколько измененном виде, она стала лозунгом.

Как видим, чудовищная по замыслу и жестокости проведения блокада Ленинграда, предпринятая немецко-фашистскими войсками, высветлила те глубинные корни метафизики города, о которых, может быть, было бы лучше только догадываться. Безмерность лишений, выпавших на долю защитников и жителей блокированного города, породила у них смутные надежды также и на «перемену участи» города на Неве, некое его пресуществление. В силу понятных причин, данные этого рода, нашедшие место на страницах подцензурной литературы, довольно скупы. Материалы иностранных наблюдателей, бывших до недавнего времени более свободными в своих суждениях и оценках, дают основание предположить, что в самые напряженные периоды блокады, ленинградцы продолжали свои размышления о послевоенной судьбе города.

По общему мнению, ему предстояло выполнить некое особое, более важное, нежели прежде, предназначение в обновленной стране, с почетом вернувшейся в число лидеров цивилизованного мира. Некоторые видели Ленинград в качестве будущей столицы послевоенной Советской России, иные задумывались о возможности обособления города во главе "округа федерального подчинения", на манер Вашингтона – а может быть, даже "вольного города"[427]427
  Солсбери Г. 900 дней. Блокада Ленинграда Пер. с англ. М., 1993, с. 477–479, 603–604.


[Закрыть]… Организаторам «ленинградского дела» предстояло, помимо прочего, положить предел и этим мечтаниям.