Текст книги "Ложный вакуум"

– А вы сами верите, что можете когда-нибудь вернуться домой? – сказал стажер с видом человека, поднимающегося на эшафот, но с искусственной смелостью, тогда как внутри он также пал духом перед бессмысленностью происходящего вокруг.

Андрей уставился на того, на секунду спросив себя, без слов, просто посмотрев глубже обычного. Где-то что-то било ладонями по водной глади, которые просто стерлись, вновь и вновь создавая обычный плеск. Андрей только и сказал в ответ:

– Нет.

Андрей ударился всем телом о поверхность воды. Он не юлил с Францем, ему действительно не видно горизонта. Темнота, Исход, Восхождение… Может вселенная так агонизирует в преддверии своей гибели. Что если они не решат проблему Темноты, даже дойдя до своего родного времени, которое уже не будет, однако, родным? Андрея уже не будет к этому времени, но эта мысль его пугала.

Франц выпрямился, прошел обратно к окну. Смотря в окно, он ничего не видел, потому что тяжелые мысли завладели им. Наконец он обернулся и спросил, обращаясь на этот раз ко всем присутствующим:

– Кто-нибудь вообще верит здесь?

Ада, до этого момента с любопытством наблюдавшая за диалогом Андрея с Францем, дернула головой, волосы всколыхнулись.

– Я просто делаю свою работу, – с воодушевлением сказала она.

Франц вопросительно уставился на Анатоля. Тот безразличным тоном произнес лишь:

– Я уже смирился с этим.

– Так тебя это волнует? – поинтересовался Андрей.

– Да, – вяло ответил Франц, но затем энергично, будто оправдываясь, добавил: – Да, да, да. Я понял, что это лишь воспоминание, и оно не должно быть следствием настоящего.

Его явно задела дискуссия. Повисло томное молчание, которое оживленным тоном нарушила Ада:

– Я рада, что мы разобрались, но, думаю, нам надо выбираться из города, пока не стало здесь слишком жарко.

После этих слов комната погрязла в движении. Анатоль и Франц вышли, чтобы проверить свой номер, не забыли они там чего-нибудь. Андрей занялся своим рюкзаком. Все было на месте: СУС, маскировочный плащ, спальный мешок, термос со встроенным фильтром, который часто использовался на этой миссии, сухпаек. Сухпаек был едва тронут, он вообще был рассчитан на двухнедельное потребление, представляя собой небольшую металлическую коробку с высокоэнергетической пищей внутри. Большую часть поклажи составлял СУС, представлявший собой двадцатикилограммовый параллелепипед с закругленными краями без единого шва, без каких-либо соединений. Его темная поверхность мягко отражала солнечный свет. Это можно было бы приписать к произведению искусства. Андрею нравилось любоваться этим шедевром. Этот шедевр весил двадцать килограмм, и переносить его в течение всего дня было возможно лишь благодаря встроенным рессорам в рюкзаке, значительно снижающим воздействие массы устройства.

Ада же сворачивала одно за другим информационные окна на интерактивной карте, отправляя в плавание за горизонт карты, пока не осталась лишь эмблема Института на голубом фоне. Затем она принялась убирать в свой рюкзак вместе с картой мотыльков, оставив только чашу Петри с линзами, которые еще пригодятся.

Андрей подошел к ней, намереваясь спросить, чтобы никто кроме нее не услышал. Ада же, завидев его по другую сторону стола, приподняла голову с вопрошающим взглядом. Андрей почувствовал, что уже и не хочет ничего говорить. Ада дала ответ своими глазами, спрашивая и отвечая. Может она и не знала, что он действительно хотел спросить, однако, ему хватило лишь этого немого жеста, в котором тот услышал только: «И ты с этим живешь?». Как же она справляется с этим, подумал Андрей. Как она вообще живет без этого? Он просто поинтересовался другим:

– Получила сегодня нечто весомое?

– Не то слово! – в ее речи вспыхнул все тот же огонь. – Это потрясающе, хватит на целую диссертацию. Хотя, я только воображаю, ведь сперва данные предстоит обработать. И может быть, позже нам придется вернуться сюда, когда пустыня полностью поглотит страну, – она обратила внимание на пыль в своих волосах, на одежде, начала энергично стряхивать ее, приговаривая: – Чертова пустыня. Ненавижу.

Да, Андрей понимал отлично, что они еще вернутся сюда. Вся эта история с экозаводами просто обязывает их к этому.

Вошли стажеры, заявив, что проверили все углы, зачистили. Андрей с Адой также принялись осматривать номер в поисках мелочей, которые они могли бы оставить. Ничего не обнаружив, вышли из номера, предоставив роботу зачистить следы их присутствия. Когда вернулись, обнаружили поблескивающий шар, как и обычно, висящим в воздухе, словно это его ниша. Аппарат записывал все, к чему они прикасались, чтобы впоследствии дотошно стерилизовать последние дни их жизни. Он оставался в комнате всегда, даже если все покидали ее, на случай проникновения посторонних. Замаскированного в воздухе, его никто не заметил бы, однако, с его помощью можно было бы следить за незваными гостями.

Покинули отель молча. Юноша-портье болтал, провожая их, Андрей же угрюмо ответил тому «Угу», после чего вышли за массивные ворота. В ближайшем закоулке надели маскплащи. Весь дальнейший путь вел через трущобы, рваные палатки, загаженные грязью и помоями тропы среди шалашей, построенных из мусора. Позади раздавались выстрелы. Буря начиналась. В пустыне нашли небольшой островок жизни, где и решили установить временный лагерь. Поставили палатку из маскировочного материала. Запустили мотыльков в сторону города. К ночи все улеглось. Казалось, что побоища не будет, но на следующее утро вспыхнуло пламя, грянули танки, здание, где проходило заседание ООН, пострадало первым, дальше посыпались стекла, бетон, кости. Положение накалилось до предела. Мотыльки передавали картинку, паря над головами обезумевшей толпы. Кто-то пытался спрятаться, но большая часть металась по территории, подобно стае голодных волков. Повстанцы шли напролом, они были слишком самоуверенны, армия била по ним без предупреждения, и в этой куче гибли те, кто пытался просто найти укрытие.

Как бы там ни было, ожидания побоища подтвердились. Команде оставалось проследить за Умаали после событий, перевернувших небольшой клочок пустыни с ног на голову. Однако этому не суждено было свершиться. В верхнем правом уголке поля зрения орлов Андрея зажглось красным сообщение. Дыхание притаилось. Сообщение могли послать только из центра управления, из их времени с помощью струны, что разрешалось делать только в крайних случаях. Метнув взор на своих спутников и убедившись по их вопросительному взору в пустоту в том, что и им пришло сообщение, Андрей открыл его. Сообщение содержало лишь три слова: «Код красный. Незамедлительное возвращение». ЦУП требовал незамедлительного возвращения. Что-то произошло. Андрей снова посмотрел на спутников. Те выжидающе уставились на него.

– Ну, что стоим? – буркнул Андрей после непродолжительной паузы. – Собираемся.

После того, как свернули лагерь, вернули мотыльков, Андрей сказал Францу, чтоб тот осуществил переход. Понуренный, парень воспрянул духом, взволновано открыл отделение с СУС. Ему предстояло вручную вводить координаты. Да и в поле делал он это впервые. Вот он прилагает ладонь к темной поверхности СУС, та оживает, голубой квадрат из-под его ладони вырастает до краев устройства. Появляется поле для ввода пароля. Франц молча вводит его. Появляется панель управления со множеством подокон, графиков, цифр, сменяющих друг друга в реальном времени. Андрей внимательно наблюдал за его действиями, которые тот в свою очередь комментировал: «Проверяю заряд: девяносто девять и девяносто девять процентов. Последняя калибровка навигационной системы состоялось девяносто четыре часа назад. Успешно. Дополнительная проверка была двенадцать часов назад. Успешно. Проверяю память. Сверяю координаты. Отклонений нет. Ввожу координаты пункта назначения из памяти: буферная камера номер семь…». Он осекся. Пульсирующая кривая в верхнем правом углу извивалась сильнее обычного. Дольше обычного.

– Струна, она вибрирует как-то странно, – заметил Франц, обернувшись к Андрею. – Ее сейчас используют, причем на огромной мощности.

Да, было похоже на то. Андрей кивнул тому, чтобы продолжал. Франц ввел запрос на буферную камеру. Ответ пришел спустя десять секунд, что также было слишком долго. ЦУП разрешил переход. Франц выпрямился, не переставая комментировать: «Радиус покрытия составляет два метра, поэтому не заходите за границу, прошу пристегнуть ремни». Красная линия очертила вокруг устройства круг. Раздался приятный женский голос: «В радиусе двух метров располагается четыре лица, допущенных к переходу, убедительная просьба приблизиться к СУС ближе для более комфортного перехода!». Затем красная линия вновь очертила круг, женский голос вновь раздался, на этот раз попросив сделать вдох и задержать дыхание за три секунды до перехода, а также пожелав приятного путешествия. На экране пошел обратный отсчет. Десять, девять, восемь… пять, четыре… вновь раздалось предупреждение о необходимости задержать дыхание. Три, два, один.

Ноги оторвались от земли на несколько сантиметров, оазис исчез, появилось странное ощущение, что вокруг ничего нет, вообще ничего, но руки и ноги не могли двигаться, словно скованные железом. Может вокруг что-то есть, но этого не видно? И это еще один вопрос, на который пока нет ответа, также, как и на вопрос, что такое Темнота, ответить на который они должны с помощью использования того, что они и так не до конца понимают. Хотя, может быть все это иллюзия или игра воображения, ведь сейчас они обманывают пространство-время, но трудно понять, как долго длится этот прыжок: минуту, секунду, а может и нельзя говорить в данном случае о времени. Ноги коснулись твердой почвы. Это пол буферной камеры. Зажегся свет, озаривший белые ровные стены помещения размером шесть на шесть метров с высоким потолком. Свет шел с потолка, но было не понятно, что именно является его источником. Можно было выдохнуть, вслед за чем пошло неприятное сдавливающее ощущение в груди, быстро растекающееся по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. Голова на время закружилась, но Андрей равномерно и глубоко задышал. Все прошло. Рядом стояла Ада, которая также глубоко дышала. Франц и Анатоль едва держались на подкошенных ногах, в которые еще уперлись их руки в попытке не упасть. Дышали они слишком часто, подняли глаза в удивлении, как будто в первый раз, на Андрея с Адой. И словно это было толчком к тому, чтобы вспомнить, как надо дышать в таких ситуациях. Ничего, со временем они поймут. Их учили, в поле все равно будешь думать о чем-то другом, даже доведя навык до автоматизма. Переход в первый раз сильно отвлекает от правильности.

На одной из стен загорелось информационное окно с фото каждого из прибывших: холодная выправка Анатоля, глуповатая полуулыбка Франца, горделиво вздернутый подбородок Ады, безразличный, пустой взгляд Андрея – все было видно на них. Каждое фото сопровождал в пару предложений текст, в котором описывался статус сотрудников. И еще одно сообщение: «Подождите. Идет аутентификация». Это занимало не больше секунды на каждого, после чего фото загоралось зеленым и появлялось сообщение: «Аутентификация прошла успешно. Доступ разрешен». Стены буферной камеры были напичканы датчиками, проверяющими всех людей, находящихся в ней, чтобы не допустить нежелательных лиц ни в стены самого Института, ни за его пределы. Помимо всего прочего, они проверяли физическое здоровье, что также пожирало время проверки. На памяти Андрея не было ни единого случая, когда проверка физического здоровья приводило к тому, чтобы к новоприбывшему компьютер посылал медгруппу. Однако сейчас у него было недоброе предчувствие. Его здоровье не вызывало в нем самом беспокойства. Он все думал, что ему предстоит увидеть в коридоре.

По завершении данного процесса появилось последнее сообщение об отсутствии незарегистрированных лиц. Приятный, низковатый женский голос поприветствовал путников: «Добро пожаловать в Институт космических исследований». На противоположной стене возникли очертания дверей.

Глава 3. Пигмалион

Сатир постукивал пальцами по гладкой бездыханной поверхности стола. Он хотел было подвинуть стул поближе, однако тот был намертво закреплён. Тот вместе со столом были частью маленькой с такими же гладкими серыми стенами комнаты для допросов. Нигде не было видно даже намёка на дверь, словно комната была отлита в таком состоянии. Сатир оказался здесь помещенным чужеродной силой, смотрящей поверх трех измерений.

Нет. Он уже около часа ждёт следователя. Его привели сюда два тяжеловооруженных оперативника, в кинетической защите, как будто опасного террориста. Хотя дело такое, что ему могут вменять именно терроризм. Там, кажется, погибли люди. Черт. Он же простой студент. Даже не чипарь. Может быть, именно поэтому его и схватили? Все эти сверхлюди давно имеют больше прав по сравнению с простолюдинами, плебсом. Их сейчас большинство. Многие были чипированны ещё при рождении. Они даже не знают, что такое обычный человек. Сатир помнит, как в школе встретил застывшее непонимание на лицах чипированных одноклассников, когда заявил, что не может увидеть, как в его клетках строятся новые белковые структуры. Они умнее, сильнее, больше чем просто люди. Простолюдинам предоставили гетто, резервации точнее, где они не будут мешать сверхлюдям. Ну конечно его схватили потому что он обычный. В гетто постоянно проходят рейды, так как преступления совершают в подавляющем большинстве обычные. Преступление, совершенное чипарем, – это нонсенс. Поднимается такая шумиха, привлекают ведущих специалистов в области чипирования, пытаются разобраться, какой же сбой произошёл, как можно усовершенствовать систему и т. п.

Определенно, его схватили в подозрении в совершении вчерашнего теракта. Хотя и неизвестно, что же было причиной, но слухи быстро разошлись. Говорили даже о том, что это все дело рук активистов, выступающих за права обычных. Черт. Сатир знает парочку из них, потому что учился с ними. Их исключили за эту самую активистскую деятельность. Сатир не видел их до вчерашнего вечера, когда устроили митинг на Лесной площади. Юля и Серж все также, как и раньше стремятся найти и бороться за справедливость. Исключение не изменило их отношение к системе, наоборот, только усилило. Сатир не удержался тогда и пригласил Юлю на свидание. Что на него нашло? Он и не думал, что это повлечёт за собой проблемы. Но если бы и знал, поступил бы иначе?

Пространство по другую сторону стола замигало. Сатир моргнул лишь и на этом месте уже сидит мужчина в ничем не отличной от убранство самой комнаты униформе. Гладковыбритое лицо, высокий лоб, заостренный нос, тонкие губы, – все несколько указывали на искусственность этого создания. Пока он не улыбнулся и заговорил приятным мягким голосом:

– Доброе утро, господин Сатир Иванович. Прошу прощения за ожидание. Меня зовут Евгений Золотов, и я следователь по вашему делу, – он положил при последних словах словно перышко свою ладонь на небольшую папку, оказавшуюся здесь внезапно.

– Дело? – передразнивая, сказал Сатир. – Меня никогда не приводили в полицию. За мной не числится никаких правонарушений. Но рано или поздно это должно было произойти.

– Рано или поздно? – Евгений сдвинул свои изящные до тошноты брови. – Что вы имеете ввиду?

– Как что? Хотя бы раз в жизни каждый нечипированный попадает в полицейский участок. И не в качестве свидетеля. Я догадываюсь, по какому вопросу меня сюда приволокли.

– И по какому же?

Евгений интересуется так, словно это так и есть. Не запись ли это, подумал Сатир. Может быть, перед ним выплясывает какой-нибудь ИИ, прошедший с успехом тест Тьюринга. Может быть, таким образом проверяют реакции Сатира. Заставили ждать, включили голограмму… Как бы там ни было, нельзя поддаваться их игре.

– Вчерашний инцидент, – на этот раз спокойным тоном сказал Сатир. – тот самый, который взбаламутил весь центр. Я ведь прохожу там стажировку.

– Да, это нам известно. Нам известно о вас все, господин Иванович. Кто ваши родители, где, при каких условиях вы родились, когда вы сделали первый шаг, сказали первое слово, пошли в школу, причем общего направления, каким образом вашим родителям удалось пропихнуть вас туда, какие препятствия вы встретили на своём пути. В общем, все детали вашей жизни. В том числе и эту, – Евгений смахнул с папки в сторону и чуть вверх мыльный пузырь, который тут же разросся в трёхмерное изображение Сатира, целующего Юлю. – Этому снимку исполнилось вот уж два года четыре месяца и шесть дней.

– Да, мы тогда учились вместе, пока наши дороги не разошлись, – Сатир почувствовал, как его мысли на заднем фоне завертелись. Он уже понимал отчётливо, что ему покажут следующим.

Евгений лёгким движением руки лопнул пузырь, возложив на его место иной. Тот самый, где уже с высоты, а потом при увеличении среди сотен голов выделены две: Сатира и Юли. Их вчерашняя встреча на Лесной площади.

– Этот субъект вступил вчера с вами в контакт.

– И что?

– Вы это признаете?

А куда денешься, хотел было выплеснуть Сатир, однако решил сдержаться. Вместо этого он решил ограничиться одним кратким словом:

– Да.

– Вы знали, чем она все это время занималась?

– Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос. Вы же знаете обо мне все. Например, почему мы расстались.

– Да, вы правы. Но все же ответьте на вопрос.

– Она сторонник левых взглядов на проблему чипирования.

– Насколько мне известно, это не самое популярное направление, распространённое лишь в этих кругах, с позволения сказать, обычных. А для вас это проблема?

Сатир осекся. Он назвал это проблемой. Деваться некуда, придётся говорить так, как оно есть. Наверняка происходит запись его биометрических показателей, по которым видно, что тот взволнован.

– Всю свою жизнь я пробивался сквозь чужие мнения. Может быть, всему виной моё воспитание, тем не менее моё мнение таково, что человеком можно быть и без чипирования.

– Похвально. Не спорю. Однако вы дважды подавали заявку на отправление в одну из колоний. И оба раза получали категорически нет. По крайней мере до тех пор, пока вы не пройдёте процедуру чипирования. Хм. Взрослым людям, даже при условии, что им дадут добро на это, крайне опасно проводить данную процедуру ввиду риска серьёзных психических отклонений. И все же, как я понимаю, это не причина вашего нежелания становиться одним из нас?

– Конечно нет. Это принцип.

– Этот принцип, как вы думаете, поможет вам в колонии? Далёкое путешествие, да ещё и длительная адаптация в условиях, непригодных для человека.

Сатир тяжело вздохнул. Он не в первый раз слышит эти слова. Никто не говорил, что там будет легко. Это известно с самого детства. За место под солнцем надо драться. Это то немногое, что успел перенять от отца, да и то со слов матери. Своего отца он никогда не видел. Ему только говорили, что тот принципиально не уступал в праве быть обычным. Работал в комитете по правам человека, даже тогда плывя против течения. Только благодаря статусу его отца Сатир у позволили учиться совместно с чипированными детьми. Хоть они и по-разному общались с компьютерами, те напрямую подключались, Сатир же пользовался устаревшие интерфейсом, руками. Он выучился на инженера-ботаника и вот уже проходит стажировку на одной из экостанций, где намеревался получить опыт работы со столь важными машинами, которые пригодятся в путешествии в одну из колоний. А вчера что-то пошло не так. Сатира там не было, но его схватили в подозрении в связи с потенциальными преступниками. Да и Юле он просто не успел бы проболтаться. Да и о чем?

– Человек такое существо, что он за всю свою историю не сколько адаптировался, сколько адаптировал окружающую среду под себя. Сейчас же перед человеком стоит задача выживания, так как этот процесс должен быть реципрокным.

– Вы намекаете на однобокость развития? Но не лучше ли тогда в вашем случае идти по обоим направлениям, вместо одной, правильной дороги?

Дорога, которую Сатиру так часто предлагали обследовать, не кажется ему столь привлекательной, чтобы отказаться от всего, во что он верит. Всё эти количественные улучшения лишь растягивают человека, заставляя его быть способным сражаться с природой. Но зачем с ней сражаться? Как вообще балансировать между выживанием и развитием?

– А вы не думали случаем, что реципрокным процесс давно происходит? Только вот человек будто нарочно гадит там, где ест, чтобы природа давала ему повод наращивать снова свою силу? – сказал он после небольшого раздумья.

– Хотите сказать, что беда человека в том, что он не меняется, но меняет все вокруг себя, чтобы получить толчок к изменениям?

Хм. Может быть, перед ним и никакой там не ИИ, а живой человек?

– Человек не отваживается быть человеком.

– Что же ему нужно для этого?

– Не знаю… Быть, – некоторая неуверенность проскочила в словах Сатира, который и сам затруднялся ответить на сей вопрос.

– Так каковы ваши отношения с Юлей Лавлейс? – неожиданно переменил вектор разговора Евгений, указывая на неё, застывшую посреди комнаты.

– Мы давно не виделись. Поэтому я обрадовался, когда встретил её.

– О чем вы разговаривали?

– О прошлом, – Сатир решил не говорить о назначенное свидании. Если его собеседник знает об этом, то пусть сам скажет. Если нет, что в принципе мало вероятно, то так будет лучше.

– Ваш диалог длился три минуты. Вы успели обсудить все ваше прошлое, которое было довольно-таки насыщенным?

Черт.

– Мы решили отложить это на более подходящее время, так как оба были заняты.

– Правда? – искренне удивился Евгений. Хотя кто его знает. – Расскажите, что же вы делали на Лесной площади?

Фух, кажется, пронесло.

– Мне нужно было согласовать проект, который я намереваюсь внедрить на экостанции. Точнее я должен был получить разрешение на это, так как являюсь нечипированным.

– И как, получили?

Да знаешь ты ответ, огрызнулся про себя Сатир, пытаешься понять мои реакции? Что ж, смотри. Сатир попытался расслабиться, но внутри у него все равно было ощущение дискомфорта.

– Моё разрешение отложили ввиду специфичности моей деятельности. – ага, а ещё моего статуса нечипированного, мысленно добавил Сатир.

– И Юлия Лавлейс знала об этом?

– А что тут скрывать?

– А нужно?

– Нет, – сухо ответил Сатир. – скрывать здесь нечего.

– То есть она знает? – не унимался Евгений.

– Да.

– Что было после? Где вы были, когда закончилось рассмотрение вашего разрешения?

– Я отправился домой. Вы же знаете это.

– Да, знаем.

Евгений снова выбросил с папки мыльный пузырь, разросшийся до половины комнаты. Перед глазами Сатира предстала картина пепелища. Нельзя было разобрать, где что находится. Какие-то конструкции торчали из-под обломков. Да, там, где ещё вчера были зелёные стены, изгороди, баки с водой, были сажа да обломки металла. Да, вот вода конденсируется, превращаюсь в грязную жижу. В кромешной темноте проливается лишь свет от дронов, летающих по индивидуальному для каждого участку. Вода в их свете жирно блестела, вызывая в желудке неприятное склизкое ощущение.

– Сектор В экостанции номер 5, между прочим, вашей экостанции, Сатир. Снимок сделан через минуту после взрыва. Прошлась огненная стена по всему сектору, которая сожгла все биологические разработки. Благо, это только экспериментальный отсек, к тому же изолированный от остальных. Другие отсеки экостанции не задело. Минус в том, что во время взрыва там присутствовали пятеро учёных. Они погибли. На данный момент идёт разбирательство относительно причины катастрофы. Не известно ещё точно, был ли это теракт или ошибка работников. Однако, во-первых, наши эксперты-криминалисты говорят, что мощность взрыва была подозрительного высока для экостанции, только если не было скрытого резерва энергии, возникшего ввиду закрытости экспериментальной отсека. Если это так, то это халатность работников. Но все же, по-моему, не исключает намеренное накопление выделяемой энергии в течение определённого времени, скажем, одной недели. Это было бы неплохим способом отвести от себя подозрение. Спихнуть на несчастный случай, – Евгений взял паузу, наблюдая за Сатиром. Тот же слушал внимательно, с приоткрытым ртом. Словив момент, когда Сатир вздохнул, он продолжил: – Во-вторых, Лавлейс была замечена около экостанции номер пять за две и одну неделю до взрыва. Вы не знали? А вот она в последнее время активно интересуется наукой экостабилизации. Ещё раньше, полгода назад, девушка начала собирать информацию об этом. Поверьте, она просмотрела огромное количество источников. Вот, взгляните сами.

Следователь развернул в пространстве экран, на который был выведен длинный список источников об экостанциях и экозаводах. А вот и данные о действующих и выведенных из эксплуатации объектов. Неужели Юля просмотрела все это за полгода? Зачем?

– Мы интересуемся ей ещё с того момента, как она начала проводить свои активистские демонстрации. Поначалу её деятельность казалась безобидной, но полгода назад она, став одной из самых влиятельных фигур в своей среде, начала менять вектор деятельности движения. И да, тогда мы и получили ордер на просмотр её виртуальной активности. Активистка применяла нестандартные методы стирания следов, однако наши специалисты тоже не лыком сшиты. Все же ей удавалось нас и удивить. Она часто умудрялась исчезать из поля нашего зрения, в том числе и во время её визита на экостанций, – он вновь выбросил мыльный пузырь, на котором уже было видео. Юля прогуливалась возле территории экостанций. Рядом дата: как раз две недели назад. Евгений промотал вперёд до момента, где она куда-то заходит и выходит спустя час. – Она каким-то образом исчезла, и мы не знаем, что та могла делать в это время, – он выбросил ещё одно видео уже недельной давности. Юля вновь осматривала местность вокруг экостанции. Вновь исчезает на один час. Вновь возвращается, как ни в чем ни бывало. – Она исчезла, как вы могли заметить, в тупике, и мы не обнаружили никаких следов её присутствия там. Вчера же активистка была полностью в центре нашего внимания. Ей лично мы не можем ничего инкриминировать. Тем не менее это не исключает того, что в её подчинении находятся рядовые члены организации. Мы также опасаемся, что есть и скрытые члены, о которых мы ничего не знаем.

Сатир был ошарашен, не сводя глаз с изображения Юли.

Евгений приблизился, всмотрелся в лицо Сатира и сказал:

– Знаете, Сатир, лично я думаю, что вы здесь ни при чем. Однако вы имеете крайне сомнительных знакомых, которые вполне могли вами манипулировать.

Сатир вновь посмотрел на своего следователя. Что-то стянуло у него в груди. Этот любезный чипарь уже не таким милым кажется. Так и хочется перебросится через стол и резким движением бросить его голову о поверхность стола. Пускай он всего лишь голограмма. Но что это решит? Тут надо разобраться.

– Тогда что вы от меня-то хотите? – сказал он, выдавливая из себя уважительной тон. – Почему меня схватили эти ваши мордовороты?

– О, это было недоразумение, что вас привели сюда под конвоем. Мои коллеги посчитали вас крайне опасным субъектом. Но не я. Я на вашей стороне, Сатир.

– Да что вы? Ну и что вы хотите от меня?

– Сотрудничество. Да, сотрудничество. Как я уже говорил, мы не можем что-либо предъявить Юлии Лавлейс. Вы же будете тем, кто поможет нам исправить ситуацию.

«Вот оно как. Поможет. Им. Смешно. Выходит, что вы не так уж и всемогущи. Они могут сказать, что я делал двадцать лет назад с точностью до секунды. Но не можете поймать за руку нечипированную девчонку». Сейчас Сатир переживает злорадство по поводу беспомощности тех, кого он когда-то называл сверхлюдьми. И кого они боятся? Обычного человека. Кого они просят о помощи? Человека. Только вот одно ерзает где-то в душе у него: может неспроста они боятся Юли? К тому же все это действо с экостанцией и даже сектором, на котором парень проходит стажировку, слишком уж подозрительно. Он же знает, что она активистка, борец за справедливость до мозга костей, что девушка поплатилась за все это. Можно ли сравнить его теперешнее злорадство над выявленной беспомощностью чипарей с её бунтом, за которым может скрываться то же самое злопыхание?

– Сатир, – Евгений проникновенно обратился к тому в тот момент, когда он столкнулся с вопросом о схожести его и Юли, – я вижу, что вы человек принципа. Для вас жизнь – не пустой звук, чьей бы она не была. Помогите мне разобраться, предотвратить последующие жертвы.

Молчание. Казалось Сатир сначала, что его собеседник должен был видеть его злорадство, но теперь такое чувство, будто он слепой. За его реакциями не следят никакие приборы.

– Сатир, я уважаю ваше стремление продираться в обществе, принципиально сохраняя то, чему вас учили. Вы уважаете своих учителей, и думаю, неспроста. Они дали вам ключ от вашей силы воли. Я имею связи в Совете, поэтому могу порекомендовать ваш проект, который заменит уничтоженных сектор В. Также вы можете быть одним из первых нечипированных, которые отправятся на одну из земных колоний.

Сатир вскинул брови, затаил дыхание. Ему серьёзно предлагают сейчас такую сделку? Сначала Евгений обратился к его чувству сопереживания, а теперь предлагает пряник. К тому же он не арестован.

– Так значит, я могу идти? – грузно произнёс он.

– Да, можете, – спокойно ответил Евгений, при этом откинувшись на спинку стула.

Сатир встал и, обогнув стол, за которым ещё располагалась голограмма следователя, направился к месту, где предположительно был выход. Дверь обрисовалась сразу, как только он к ней подошёл, немного в стороне, съехала в сторону. Перед Сатиром образовался коридор, выстланный в отличие от комнаты для допросов мягким персиковый светом. Рядом по обе стороны от выхода стояли два оперативника, в полном обмундировании. Возможно, это те же, что привели его сюда. Но узнать нельзя: на них всех были чёрные шлемы.

– Икс семь и икс восемь проведут вас наружу, – раздался дружеский голос Евгения из-за спины.

О, икс семь и икс восемь, всего лишь двое, злопыхал Сатир внутри. Но остановился посреди прохода. Повернулся и всмотрелся прямую спину Евгения. Тот ровно сидел, не оглядываясь. Сатира молча задержали, привели сюда, пристав ли голограмму следователя, а сейчас говорят, что он мог бы и отказаться, дай они ему выбор. Да и реальный ли это следователь? Реальный ли это человек? Его реакции не проверяют, но сам проверял все время. Чипари знают, должны знать про назначенное свидание. Знает ли он?

Сатир позвал его по имени. Тот мягко, как обычно развернулся, держа непринуждённо выражение лица.

– Вы знаете про свидание, – заявил Сатир, хотя намеревался выразить это в вопросе.