Текст книги "Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей)"

Поход Теодена

СDLII

 
Утро наступить должно, но не наступило,
Вместо утра тьма пришла, небеса затмила.
 
 
Чёрная завеса зла в дольний мир змеёй вползла
И затмила солнца свет, к людям не пришёл рассвет.
 

* * *

 
Войска собирались по зову, рати на бой явились,
Увы, далеко не со всех земель люди на битву решились.
 

* * *

 
Только лишь факельный свет терем собой озарял.
Собрался народ на Совет, что Теоден возглавлял.
Эймир:
«Не все присылают войска. Пока что раздрай в Ристании.
Не все успевают собраться и выехать без опоздания».
Теоден:
«Время уже на исходе. Сегодня последний срок.
Кто сможет, догонит в дороге, а нас же ждёт тяжкий рок».
 

* * *

 
В терем Мери вошёл, смотрит – народу полно,
Воеводы, советники князя, и, видно, сидят давно.
Теодену он поклонился: «Простите меня, – сказал. —
Темно, и солнца не видно, я просто сейчас проспал».
Теоден:
«Да, господин мой Хольбитла. Солнце уже не взойдёт.
А мы же едем на битву, время, увы, не ждёт.
Мой добрый Мери, послушай, закончилась служба твоя,
На смертную брань поведу я людей… Тебя же ждёт дома
                                                                                 семья».
«Но как же! – воскликнул Мери. – Вы мне как отец,
                                                                               я с вами.
Вы сами призвали меня, и мы же… были друзьями».
Теоден:
«Всё я сказал, мой друг, тебе в мясорубке не место.
Негоже там быть малышам, поверь, там и так будет
                                                                                тесно.
Я же хочу, чтоб ты жил, добрался до Хоббитании,
А также, чтоб с нами дружил, песни творил о Ристании.
И ты, Эовин! Будь здесь, останешься править страной.
Пока мы будем в походе, трон в Эдорасе вновь твой!»
Эовин:
«Я хочу ехать с тобой. А здесь управитель есть.
И Эркенбранд приедет. Почтёт послужить за честь».
Теоден:
«Мудра ты, не то что я, и знаешь характер людей,
Так что послушай меня и мне перечить не смей.
Не упрямься. Послушай меня, я же тебя люблю.
Так надо. Останься здесь. Капризов я не потерплю».
 
 
Эовин поклонилась ему: «Как скажешь великий царь.
Пусть будет всё по сему, ты главный, ты государь».
 
 
Поднялся князь Теоден, окончив тем разговор,
А Мери расплакался вдруг, поник его ясный взор.
 

СDLIII

 
Переодевшись мужчиной, Эовин собралась на войну
И, Мери с собой прихватив, покинула тайно страну.
 
 
Хоббит, укрытый плащом, практически был незаметен,
И воин под шлемом стальным был также для всех
                                                                     неприметен.
В сотне, в кругу своём, о хоббите всадники знали,
Но, конечно же, зная о нём, начальству не выдавали.
А то, что средь них Эовин, никто и не понял тогда,
Всадника звали Дернхельм, приехал громить врага.
 
 
Заросли ивняка, по склонам вереск стелился,
Внизу шумела река, туманом весь стан покрылся.
Непросто Отчизну оставить, Родину покидать,
Насмерть биться с врагами, идя на смертную рать.
 

СDLIV

 
За рекою пылали костры, Укрывище – место звалось,
Лагерь конных дружин, где войско всё собралось.
Правитель здешнего края был старый друг Теодена,
Князь воинов приграничья, звали его Дунгир Смелый.
 
 
Укрывище – тайное место, граница у Серых гор,
Красивый, суровый край утёсов и ледников.
 
 
Двигался мрак из Мордора, завеса тьмы разрасталась,
Но всё ж временами солнце сквозь пелену пробивалось.
Завеса тьмы Мордора весь мир не могла закрыть,
И главное облако Ока Гондор стремилось накрыть.
 

СDLV

 
Утром запела труба, войско сзывая на рать,
За Правду и Свет воевать, Гондор от Ока спасать.
 
 
Около Эйленаха, в светлом березняке,
Посреди Друаданского леса, встали полки на ночлег.
Сокрытые мраком деревья в безветренной духоте,
Но листья на них шелестели, казалось, шептались во мгле.
 
 
И барабанная дробь внезапно в ночи зазвучала,
Ритмично звучала в лесу, кого-то сзывала, стучала.
 

СDLVI

 
«Что там такое случилось? – шепнул любопытный
                                                                            хоббит, —
Скажи, там что приключилось, кто среди ночи бдит?»
 
 
Эовин под маской Дернхельма ему ответила тихо:
«Вернулась наша разведка, и впереди ждёт лихо.
Орки пути перекрыли, засеки, ямы нарыли,
Семь тысяч их там, не меньше, в засаду мы угодили.
И коли их выбьем мы, то понеся потери,
Но главное даже не то – мы потеряем время.
А эти леса – друаданов, тут лешаки живут,
То лешие бьют в барабаны, мы неугодны им тут».
 

* * *

 
Лучники вскинули луки, леший в стан заходил,
Но Теоден поднял руку, их охлаждая пыл.
Теоден:
«Мы сами незваны пришли, в Друаде не любят гостей,
Хозяев уважим мы, послушаем их вестей».
Вышел вперёд лесовик неуклюжей походкой смешной,
Похожий на шишку и гриб, крепкий и мудрый такой.
Поклонился всем телом вперёд смешной добродушный
                                                                                 гриб
И речь свою плавно повёл, ведая общий язык:
Лешак:
«Мир вам, добрые гости, мы не желаем вам зла,
Мы знаем, зачем вы идёте, вас позвала война.
Тьма вторглась в наш мир и пугает, и птицы не стали
                                                                                 петь,
А мгла же вглубь наступает, и лес стал гнить и чернеть.
Мы защищаем леса, а эти горгуны орки
Рубят их без конца и роют грязные норки.
Мы вас в обход проведём прямо на каменный град,
И вместе горгунов побьём, и будем хранить наш лад».
Теоден:
«Да будет так! Великий вождь, мы дружбу бережём,
А лес для нас весь добрым стал, и Древень нам знаком.
Мы закрепляем с вами ряд, и коль настанет мир,
То заповедные леса мы в ладе сохраним!»
 
 
Так был заключён договор – Союз лугов и лесов.
Потомки, храня уклад, чтили лесовиков.
 

СDLVII

 
Что необычно было, дорога взялась с ниоткуда,
Деревья коней пропускали, лесное дивное чудо.
 
 
Но вот и закончился лес, их ждал впереди Пелленор,
В чёрной завесе зла окутан, лежал Гондор.
Злое пламя пожаров, мир впереди стал другим,
Скрежет и лязг металла, чёрный удушливый дым.
 
 
Вдруг что-то переменилось, казалось, рассвет грядёт,
Небо средь туч прояснилось, и ветер подул вперёд.
Свежесть ясного утра, забрезжил вдали рассвет,
Раздвинулись серые тучи, солнца являя свет.
Не подчиняясь врагу, тёмной воле его,
Ясное солнце всходило, надеждой с востока шло.
 

Нашествие

СDLVIII

 
На город опустилась тень, и ночью обернулся день.
Пина Гэндальф будил, на улице было темно,
В комнате свечи горели, тени стучались в окно.
Гэндальф:
«Тук, вставай, лежебока, утро уже не придёт.
Забыл, что тебе на службу? Тебя уж правитель ждёт».
«А он нам позавтракать даст? – Пин облизнувшись,
                                                                         спросил.
Гэндальф:
«Тук одевайся скорей, меня ты уже утомил!»
 
 
Так новый начался день, больше похожий на ночь,
И с Мордора близилась тень, и некому было помочь.
 

* * *

 
Товарищи по оружью Пина считали своим,
Приняли в коллектив и подружились с ним.
А то, что есть невыскоклик, все в городе вскоре узнали,
И разговоры пошли, слухи о нём распускали.
Пин – невысоклицкий князь из дальней земли
                                                                      Арнорской,
Эрнил-и-Ферианнат – звучало по-нуменорски.
Разубеждать бесполезно, Пин разводил руками,
А слухи всё больше ползли, казалось, рождались сами…
Как возникают мифы? Как память о светлом былом.
И если подумать честно, на месте не на пустом.
Людям хочется верить, надежду средь тьмы иметь,
Чтобы в себя поверить и песни новые петь.
 

СDLIX

 
Покрытый мглою, лежал Пеленор, вдали протекала река,
По полю мчались во весь опор всадники издалека.
Над ними кружили тени, пятеро птицо зверей,
Крылатые лютые твари, кидались и рвали людей.
 
 
Летел Белый Всадник по полю, нёсся вперёд Светозар,
Из Жезла лучи истекали, прочь разгоняли мрак.
Назгулам пришлось отступить, скрылись они в ночи,
Были не все они, и их отогнали лучи.
Из пятнадцати человек спасти удалось лишь семь,
Остальные погибли на поле, так начинался день.
 

* * *

 
Пин в удивлении замер, казалось, вошёл Боромир,
То был его младший брат – воин-мудрец Фарамир.
 
 
Вести привёз Фарамир и их теперь излагал,
Кивал головой Дэнетор, Гэндальф, казалось, спал.
Об Итилии был рассказ, о передвижении войск,
О том, что с врагами не раз биться им привелось.
Затем Фарамир помолчал, на хоббита посмотрел
И вымолвил: «Это не всё, что я сказать хотел.
Да, несмотря на потери, сегодня великий день.
Я рад, что учитель мой жив, и верю, отхлынет тень.
Я видел оживший миф, невысокликов из зарубежья,
В Итилиенской долине нашего порубежья…»
Закончил рассказ Фарамир, как хоббитов в путь
                                                                     проводил
И как в Кирит-Унгол Горлум их уводил.
 
 
Гэндальф с места вскочил, чувств своих не сдержал:
«Когда? Когда это было? Когда ты их провожал?»
Фарамир успокоил мага: «Я понял твои опасенья.
Нет, не схватил их враг, до этого хлынула темень».
Гэндальф присел на кресло: «Да, понял уж… погорячился.
Я… испугался за них и к магии не подключился.
Но… надо ж к Кирит-Унголу и вместе с Горлумом пойти,
В пасть смерти, мимо Моргула, ну есть же другие пути».
Дэнетор:
«Сын мой, я хоть и стар, но из ума не выжил,
По-прежнему, как и встарь всё слышу и многое вижу.
Зачем ты отправил его? Ах, был бы жив Боромир,
Не сделал бы он как ты, неслух ты, мой Фарамир.
Любимый учитель твой сделал тебя дураком,
Как можно играть в благородство и власть удержать
                                                                             притом?»
Фарамир:
«Отец, я, наверно, дурак, но совесть моя со мной.
Как сделал – да будет так, но всё же, отец, я с тобой.
Ты хотел бы, чтобы мой брат на этом бы месте сидел?
Видеть его, не меня ты бы сейчас хотел?»
«Конечно, – сказал Дэнетор, – был предан мне Боромир.
А ты же забыл об отце, дороже тебе Митрандир.
Я горькую чашу пью, вкушаю отраву её,
А ты же сегодня, мой сын, подбавил мне яду ещё…»
Гэндальф:
«Ты думаешь, что Кольцо спасёт Гондор от беды,
Что ты бы хранил его, берёг до крайней поры?
Но только б его ты надел, чтобы прогнать врага,
То тьму бы в себе заимел, душа бы во мрак текла…
Оно не по силам тебе, постой, Дэнетор, не гневись,
Оно не по силам и мне – прошу тебя, охолонись.
Я сам не взял его в дар, старался его отослать,
Лишь бы под власть Кольца, под чары его не попасть…
И может, безумен был план, его уже не изменить,
Нужно надеяться нам и правду сквозь тьму любить».
Взор Дэнетора пылал, огненно-ярым был,
Мага испепелял, но… так же внезапно остыл.
«Если бы да кабы, – с усмешкою он сказал, —
Скоро узнаем мы, наш час, как видно, настал».
 

CDLX

 
Вечером хоббит и маг опять сидели вдвоём,
И Пин и эдак и так старался узнать обо всём.
А Гэндальф лишь растревожил, сказав: «Я и сам боюсь.
Откуда взялся Горлум? Тук я тоже дивлюсь.
Надежда у нас тонка, а может… уже и нет.
 
 
Поистине, тьма глубока, что застилает Свет.
Но главное – верить в себя и к Свету всегда идти,
Коль Совесть есть у тебя ты, не собьёшься с пути…
А Он всполошился, я чую…» Тут Гэндальф вдруг замолчал.
«Неужто? Да. Понимаю. Пред ним Арагорн предстал…
И не послушал меня, и состязался с врагом,
Но Камень себе подчинил князь Элессар-Арагорн.
Велик и могуч наш друг, поистине сила с ним,
И, главное, духом силён, в ком Свет – тот непобедим».
 

CDLXI

 
Положение было такое – Гондор охраняли заставы.
Раммас-Экор – опорная крепь около переправы.
А к северу по Андуину – Каир-Андрос, речной островок.
Там малая башня дозора, крепкий страж-городок.
 
 
Военный Совет решил – отправить дружину в крепь,
Чтобы врагу дать отпор и задержать суметь.
Назначили Фарамира там возглавлять войска,
И выехал он с утра, выполнив волю отца.
Гэндальф его провожал, ему на прощанье сказав:
«Отец твой любит тебя, хотя бывает не прав.
А ты не спеши умереть, ты полководец, не воин,
В пекло не лезь на смерть и имени будь достоин.
Безрассудство к смерти ведёт, будь храбрым, мой ученик!
Скажу я: горжусь тобой, ты справился —
                                                                   значит, велик!»
 

CDLXII

 
Слышались с башен раскаты, шёл бой у великой реки,
Красные вспышки, блики, грохот глухой вдали.
Пин одиноко стоял, глядел меж зубцов во тьму,
Надеялся, верил и ждал малыш, попавший в войну.
 

* * *

 
Вот стихли ночные страхи, остатки дружин пришли,
Раненых на повозках спешно в город везли.
Назгулы над ними вились, чёрные призраки смерти,
Снова в выси появились, восемь кружилось их вместе.
 
 
Серебряно-белый всадник, Гэндальф скакал впереди,
С посоха лился свет – с поднятой верх руки.
И призраки отдалились, стих озлобленный клич,
Ещё не пришёл их главарь, являя мертвенный бич.
 
 
Усталость и горе утраты, не все возвращались с боя,
И бедного Фарамира несли с Пеленнорского поля.
Ранен был Фарамир, метался в жару и бреду,
Мрачен был Дэнетор, будто ушёл во тьму.
 

CDLXIII

 
Особая часть орков, жестоких и огромных,
С войском полугномов – бородачей проворных —
Дорогу на Ристанию закрыли, стерегли,
Наделав укреплений, засели там они.
Всем стало ясно – всадники на помощь не придут,
Ведь ямы и засеки их на дороге ждут.
 

* * *

 
Ангмарский король-чародей был близок день ото дня,
Древний и страшный злодей – гаситель Живого Огня.
Наведены понтоны, чтобы мумаки прошли,
А также осадные башни, что горные тролли везли.
Мумаки, или Муманты, – гигантские, умные звери,
(Их звали ещё Элефанты, харадцы растить их умели).
От тяжкой поступи их тяжко дрожала земля,
И бивни были у них, и защищала броня.
На спинах их, в башнях-кабинках, располагались стрелки,
Множество, сотни их было… шли харадримцев полки.
 

Пеленорская битва

CDLXIV

 
Они идут, их легионы, знамёна их черны,
Зрачок на алом – Око Саурона, и чёрным фоном —
                                                         символ бездны тьмы.
 
 
И кострами залита равнина, сотни тысяч врагов
                                                                          собрались.
Звон секир, топоров и кинжалов в страшный гул смерти
чёрной слились.
 

CDLXV

 
Ангмарский король-ведьмак, чёрный колдун-чародей,
Лично готовил план, древний и мудрый злодей.
Месть он лелеял долго – с тех пор как исчез Арнор,
И вот уже силы Мордора идут разрушать Гондор.
 

CDLXVI

 
Ударили стрелы из серых небес, слышался дикий свист,
На птице зверях, сея ужас и смерть, назгулы на град
                                                                               неслись.
 
 
Тёмный ангмарский король чародей сам возле врат
                                                                                уж был,
На жутком и страшном чёрном коне, казалось,
                                                                 в раздумье застыл.
Опыт, коварство, злодейский расчёт всё силы мрака учли,
План подготовил ангмарский король – Гондор
                                                                под корень смести.
 

CDLXVII

 
Бледные стяги – как клочья тумана, бледные страшные
                                                                                     лики,
Тёмные копья, мёртвые взгляды, бездны чёрные блики.
Назгулы вились над градом на страшных крылатых
                                                                             созданьях,
Твари хватали людей и разрывали когтями.
Их стрелы не задевали, на них было жутко смотреть,
Вихрем они пролетали и сеяли ужас и смерть.
Жуткий животный страх, ужас визг вызывал
И в сердце навь насылал, мрак в глубь души проникал.
 

CDLXVIII

 
Орки копали щели – рыли за рвами рвы.
Огонь в них пылал колдовской, багровый огонь из тьмы.
Багровым цветом пылал, брался из нави он,
Долго над ним колдовал чёрный майар Саурон.
 
 
А сотни огромных машин готовы стрельбу начать,
Стрелы, снаряды с огнём в город будут пускать.
И вот, приказ получив, на город обрушился шквал,
За стены Минас-Тирита огненный вихрь пал.
Огненные снаряды, ядра, длинные стрелы
И головы павших бойцов в город со свистом летели.
Таков был коварный план – волю людей сломить,
А в граде горели дома, огонь было трудно тушить.
 
 
Барабаны ритмично стучали, так начался бой суров,
Медленно двигались башни, к стенам везя врагов.
Враги шли со всех сторон казалось, конца не видать,
Двигались армии юга Гондор со света сживать.
Ворханги из дальнего Кханда прислали свои полки,
И чёрные люди в багряных плащах, и троллюди
                                                                        с юга шли…
 

CDLXIX

 
Дэнетор смотрел на сына, скорбь согнула старика,
Надломился дух его, рана очень глубока.
Постарел, согнулась воля, и сломался он давно,
Затуманился рассудок, стало всё ему равно.
 
 
Пин не выдержал всё это и сказал: «Правитель мой!
Не печалься, Маг поможет, он целитель пребольшой!»
Дэнетор:
«Невысоклик-полурослик, град горит, мой сын в огне.
Всё погибло, все погибнут, света нет, и горе мне.
Перегрин, твой срок окончен – волен ты всё делать сам.
Смерть пришла, она хохочет… всё расставит по местам».
 
 
«Эй, слуги! – вскричал Дэнетор. – Ко мне! Готовьте
                                                                             костёр!
В пламени весь Гондор… Огонь на поживу скор…
Несите носилки в Дом Предков, в Дом Мёртвых, туда
                                                                             пойдём.
И там вы поможете нам, мы на костёр взойдём…»
 

* * *

 
Пин побежал со всех сил, весь запыхался он,
Кто-то его окликнул – был на посту Берегонд.
Пин лопотал невнятно: «Берегонд помоги ему!
Правитель жжёт Фарамира, я за подмогой иду!
Там вон носилки несут, я же бегу за магом,
Ведь Фарамир живой, его лишь вылечить надо».
Берегонд:
«Я пост не могу оставить. Не было приказанья.
Долг службы, присяга есть, уйду, так ждёт наказанье».
 
 
«Ты сам выбирай! – крикнул Пин. – Приказ или жизнь
                                                                         Фарамира.
Правитель сошёл с ума, ты знаешь, и так всё видно».
Пин побежал со всех ног, дальше за магом помчался,
А гул между тем нарастал, яростный штурм продолжался.
 

CDLXX

 
Воздух наполнен смрадом, нестройные толпы идут,
Полчища напирают, орки и там и тут.
 
 
Катапульты с верхних стен насмерть орков бьют,
Но армады наступают, всё идут – идут.
И назгулы, смерть неся, всё над градом вились,
Восемь чёрных кольценосцев в небесах кружилось.
Много сброшено баллист птицами-зверями,
И бойцы летели вниз, схваченных когтями.
Навий вопль ледянистый в сердце проникал,
Волю подавлял людей, души охлаждал.
Вот и башни боевые к стенам подошли,
И из них полезла нечисть орки в бой пошли.
Светлый князь из Бельфаласа – храбрый Имрадиль,
Защищая честь Гондора, в гуще схватки был.
Насмерть гондорцы стояли, и летели стрелы.
Башни рушились, горели, и смола кипела.
 

CDLXXI

 
Вот снаряд попал в Мумака – и пронёсся стон,
И, поверженный, свалился прям на башню он.
 
 
Стены города держались, трескались тараны,
Возводились на века, их не брали камни.
Даже мордорский горючий пламень колдовской
Только стены зачернял сажею простой.
 
 
Стены града возводили люди Нуменора,
Не пробить и не разрушить крепь Минас-Анора.
Ни взорвать и ни снести, ни пробить ничем,
Магия наука, схемы – чары теорем.
А врата – величье лет, время в них застыло,
Символы, скульптуры, вязь, древний сплав мифрила.
 

CDLXXII

 
Но не простой атаман нашествием руководил,
Древний ангмарский король в мести коварен был.
Защитников силы распылил, замысел осуществлял,
А свой же главный удар сам на врата направлял.
 
 
Громадные звери юга, каких все ещё не видали,
С рогами на лбах и шипами, медленно шли и рычали.
Огромные горные тролли рядом с упряжью шли,
А также хищные огры оружье в вратам везли.
Стены нельзя разрушить, и в чарах сильны врата,
Но главный удар врага – нацелен был прямо сюда.
 
 
В гигантские барабаны тролли усердно били,
Мощно, сильно стучали, а сами при этом выли.
 
 
У врат самый трудный бой, тут дрались гвардейцы Анора,
Воины Бельфаласа, лучшие люди Гондора.
С белых башен у врат, тайно до этого скрытых,
Ударила сотня баллист, заранее в стенах укрытых.
Лили смолу на башни, камни со стен метали.
Не подпуская к вратам, зажжённые стрелы пускали.
Осадные башни горели и рушились на врагов,
Нестройные толпы гибли, трупы накрыли ров.
Мумаки, от стрел озверев, своих же жестоко топтали,
Их в жаркие щели теснив, огры там добивали.
Но полчища наплывали, на месте убитых другие,
Казалось, что сами не знали, сколько у стен их было.
И льдистые великаны тоже на Гондор шли,
Невиданных тварей громады новые башни везли.
 

CDLXXIII

 
Наголовник – волчья пасть, огненный оскал,
Пламя в нём пылало, мощных чар накал.
В чарах в глубине Мордора тот таран ковался,
В честь клинка – меча Мелькора – Грондом назывался.
 
 
И удар потряс врата, тролли напряглись
И со всею силой лиха вместе налеглись.
Раз, второй пробил таран, страшные удары,
Но врата Минас-Тирита всё же устояли.
И тогда Назгул Ангмара, главный кольценосец,
Поднял руку чёрную, грозный смертоносец.
Разрушительные чары он во тьме творил,
Силу на таран направил, руку опустил.
Молния мелькнула огненной струёй,
Яростно блеснула жгучею змеёй.
Запылал огонь багровый, страшный, чародейский,
И таран ударил снова с силой лиходейской.
 
 
И потряс ворота третий яростный раскат,
В диком грохоте и треске радовался враг.
Белый град перед врагами был совсем открыт,
Нет в нём больше главных врат – пал Минас-Тирит.
 

CDLXXIV

 
Самый главный из назгулов, первый – на коне
(Чёрной масти, колдовском, вороном крыле).
Он въезжает в блеске славы, злобой месть горит,
Всё, разрушены врата, вот Минас-Тирит.
 
 
Долго ждал он сей минуты – Свету отомстить,
Чёрной тенью въехал в город – смертью месть горит.
Подавляет волю навью, всем внушает страх.
Люди смертны, их надежды он развеет в прах.
Отравляет души мраком, слабость настаёт.
Равнодушье, скорбь и горе – смерть затем идёт.
Стрелы, болты с арбалетов, камни из пращи —
Не берут! Бессильны даже острые мечи.
Разбежались все с дороги, и въезжает он,
Предводитель кольценосцев, – месть горит огнём.
 
 
Но на площади Совета, возле главных врат,
Всадник белый смотрит смело, смерть спокойно ждал.
Гэндальф белый – маг бесстрашный преграждает путь,
Не боится чёрной нави он в лицо взглянуть.
Назгул:
«Убирайся прочь с дороги! Глупый маг! Старик!
Ничего ты не добьёшься, взят Минас-Тирит!
Всё продумали давно мы, всё до мелочей!
Ты умрёшь в тоске и боли с магией своей!»
Гэндальф:
«Чёрный маг, несчастный воин, эгоист, гордец.
Ты Любви не принял, Света – не пройдёшь ты здесь!»
Назгул:
«Ты не знаешь силу мрака, волю темноты!
Я же многому учился, мощь во мне – всей тьмы!
Весь Арнор разрушен мною, хоть Ангмар погиб,
Но я здесь, уже в Гондоре, вот он весь горит.
Не страшны мне духи Вала, сил не занимать,
Я – колдун, король Ангмара здесь, чтоб побеждать!»
 
 
Засмеялся смехом жутким, сбросил капюшон,
В пустоте блестит корона, темнота с мечом.
Гэндальф:
«Месть лишь служит разрушенью, бедный воин-царь.
Свет Любви развеет злобу, унесёт печаль!»
 
 
Усмехнулся кольценосец: «Что ж, умри, старик!
Гондор будет уничтожен, взят Минас-Тирит!
Ты своею силой Света не соперник мне!
Захлебнись своею речью и умри во тьме!»
 
 
Меч горит, клинок Назгула, старый, колдовской,
Пламя тёмное стекает зеленью густой.
 

CDLXXV

 
Вдруг, не ведая про злобу, магов и войну,
Петушок прокукарекал, убирая мглу.
Песню пел восходу солнца, чувствуя рассвет.
Света луч развеет тучи, мир спасёт от бед.
Ку-ка-реку! – всходит солнце, утро настаёт.
Да – восход на небосклоне, мрак теперь уйдёт!
Ку-ка-реку! – солнце! солнце! Милое взойди!
Унеси печаль и злобу! Мир наш сохрани!
Тьма над градом разошлась, небо прояснилось,
Тучи чёрные ушли. Солнышко явилось.
 
 
И раздались горны, горны, это не морок,
Глас надежды, чистой, звонкой, зло теперь уйдёт.
Да на поле Пелленора вновь пришёл рассвет.
Горны, горны – мчатся кони, мощный их разбег.
 
 
Копья гневом налились, стрелы накалились,
Кони всадников несут, вскачь они пустились.
Словно птицы в вышине всадники несутся,
Стяги хлещут на ветру, ристанийцы бьются.
Ветер – ветер перемен – темень разогнал,
Небо прояснилось, ясный Свет предстал.
 

* * *

 
Только зазвучали горны, понял всё Назгул
И поворотил коня, повернул во тьму.
Был он опытный боец и колдун отменный,
Оценил, увидел всё чародей сей древний.
 

CDLXXVI

 
В это время, запыхавшись, выбегает Пин.
С криком: «Жгут там Фарамира! Гэндальф, помоги!»
Колебался маг секунду, здесь он был нужнее,
Но он понял, и решился, и уже не медлил.
С Пином вместе поскакал в цитадель Гондора,
Изнутри подкралось зло чёрного раздора.
 
 
Видит – слуги Дэнетора с воином дерутся
Вход закрыли в башню Предков, с Берегондом бьются.
Двух сразил, но ранен сам страж Минас-Тирита,
На эмблеме из мифрила кровь его разлита.
 
 
Гэндальф вздохнул прегорько: «Свой разит своего,
То-то ведь рад, Саурон, то по нутру его.
И каждый ведь верен долгу, по-своему верен ему,
И слуги, и страж Анора, но только идут во тьму».
 
 
«Остановитесь! Белый Маг приказывает вам!
Вас заморочил Саурон, пробрался в души мрак!
Неужели все приказы надо выполнять
И наследников живых смерти предавать?»
 
 
Тут распахнулись двери, вышел Дэнетор,
С факелом, весь в чёрном, и безумен взор.
Сложен в башне был костёр и кровать в углу,
На кровати – Фарамир, ещё жив, в бреду.
Гэндальф:
«Судьбы не тебе вершить, смертный миг решать.
Да и мне то не надо всё предугадать».
Дэнетор:
«Гэндальф, я тебе скажу – нет у нас судьбы.
Юг в огне, захвачен край, это сам узри»».
И отдёрнул синий бархат – на подставке камень.
Чудилось, что в глубине в нём лучится пламень.
Гэндальф:
«Палантир! Я так и думал! Есть в Минас-Тирите.
Помутился твой рассудок, навидавшись лиха.
В Барад-Дуре палантир есть у Саурона,
Затуманил он обзор волей властной, чёрной!»
Дэнетор:
«Чёрный флот с портов пиратских хищного Умбара
Вверх плывёт по Андуину, смерть нам всем настала.
Решена судьба Гондора, сгинет, как Арнор,
Он падёт, как раньше пал древний Нуменор.
Не отдамся я во власть чёрному врагу.
Кровь правителей Гондора на костре сожгу.
Знаешь сам, что палантиры никогда не лгут.
Я сгорю, чтоб не досталась тень моя ему!»
Гэндальф:
«Ты не тронешь Фарамира, он ещё живой.
Если суждено уж сгинуть, примет смерть со мной.
Коли хочешь, гибни сам, но оставь ты сына.
Я клянусь: спасу его, пусть и сам погибну!»
И сверкнул волшебный посох – белый, чистый свет,
Но не стёр с души безумной чёрный, грязный след.
Отступил лишь Дэнетор, факел свой сжимая,
Слуги верные его делать что – не знали.
Берегонд и Белый Маг, взявшись за кровать,
Оттащили прочь из зала Пин стал помогать.
 
 
А наместник Дэнетор словно был в тумане,
И лицо затемнено в горе и дурмане.
 
 
Двери запечатал маг, прочное заклятье,
В комнату внесли кровать (хоть им в этом счастье).
Дэнетор же молча на костёр взошёл,
В ярком пламени огня смерть свою нашёл.
 

CDLXXVII

 
Кубарем летели орки, тролли падали во рвы,
Мчались конные дружины, истребляя силы тьмы.
Скачет Эомер с дружиной к башням у стены,
В центре бьётся Теоден – орков гнал во рвы.
Восемь чёрных кольценосцев на крылатых тварях
Мечут дротики Моргула, ужас насылают.
 
 
Но топтали орков кони, загоняли нечисть в рвы,
Колдовские огнь-щели, и горели силы тьмы.
 
 
Чёрный маг, король Ангмара, древний, сильный царь,
В войнах прежнюю эпоху всем внушал он страх.
Был Ангмар его разрушен, он же невредим,
И казалось даже эльфам, маг – неуязвим.
Соткалось тогда преданье, откровенье сил:
Он не может смерть от мужа в битвах получить.
 
 
А предание священно – соткано оно:
Золотою нитью жизни в книгу вплетено.
 
 
Смерть его хранила вечность (чёрный маг и царь).
Облик тёмный, думы мрачны, древняя печаль.
Пересев с коня на тварь, что летала в небе,
Рассылает он войска, свежие резервы.
 
 
Чёрный призрак – кольценосец на крылатой твари.
Вот на поле смертоносец – мощь его из нави.
 
 
Гибнут всадники, а враг снова напирает,
Кольценосцы сеют смерть и вокруг летают.
 
 
Главный призрак кольценосец в бой ведёт резервы,
Там, где Назгул, солнца нет, орки, тролли целы.
 
 
Кони в мыле, люди в страхе, их слабеет воля,
Души выпивает зло, горькая их доля.
 
 
Назгулы на тварях в небе, всадники дерутся,
Эомер у стен на фланге – ристанийцы бьются.
 

CDLXXVIII

 
Царь Харада Хоромор мчался убивать.
Конница харадская собралась на рать.
 
 
Сшиблись всадники на поле в яростном сраженье,
Вспыхнул бой на Пелленоре в жутком бранном пенье.
Хоромор и Теоден в схватке той сошлись,
Полководцы двух народов биться принялись.
Отскочили друг от друга и сошлися вновь,
Обагрила Пелленор цветом алым кровь.
 
 
Теоден, копьё сломав, выхватил свой меч,
Голова харадца покатилась с плеч,
А за ним и знаменосец. Знамя ниц упало,
Знамя юга с чёрным змеем под конём лежало.
 

CDLXXIX

 
Но о ужас: Теоден пал, в бою сражён,
Затемнён был царский щит с белым скакуном.
Конь убит, торчит копьё с моргульским древком,
Тварь летит – на ней назгул с колдовским мечом.
 
 
И повержен Теоден, витязи убиты,
Многих унесли их кони, страх и смерть разлиты.
Хоббит на земле лежит, встать не может он,
Тварь зубастая шипит с чёрным седоком.
Ужас Мери охватил, жуткий страх липучий,
Слабость хоббит ощутил, смертный хлад колючий.
 
 
То на поле Пеленнорском, сея смерть кругом,
Главный призрак – кольценосец, месть горит огнём.
Подойти к нему нельзя, ужас насылает.
Навьей, магией из тьмы, души выпивает.
 
 
Но один стоит не дрогнув воин из Рохана,
Ничего он не боится, молодой, упрямый.
Конь умчался, обезумев, он же стал у мрака.
Сердце смелое в груди, капель нет в нём страха.
 
 
Зашипела страшно тварь, распахнула крылья,
Жало вместо языка, яд струится в жилах.
 
 
Меч блеснул (какая скорость!). Воин молодой
Тварь сразил, и откатилось жало с головой.
 
 
Спрыгнул назгул, меч горит, Мери удивился,
Неподвластен чарам нави воин ристанийский.
 
 
Усмехнулся кольценосец: «Здесь моя добыча.
Ты умрёшь! Тебе конец, – смертный воин быстрый».
 
 
«Я не воин, чёрный недруг, – в тусклой мгле раздался глас. —
И не эльф, не гном подгорный, и не муж – лишь дева я».
 
 
Вышла в смертный бой с Ангмаром, дева – вольного Рохана.
Эовин – род Теодена, повелителя степей.
Благородная царевна, кровь великих королей.
 
 
Шлем с себя она срывает, покатился по земле.
Гордо голову вздирает, кудри золота на ней.
 
 
И впервые содрогнулся кольценосец, Чёрный Маг,
Будто в чем-то усомнился, и в сомненье замер, встал.
 
 
Мери был ошеломлён, встать не мог, но полз.
Страшно. Мокро всё лицо от солёных слёз.
«Нет, не может, не умрёт… Знают пусть друзья,
Что в бою погибли вместе Эовин и я».
 
 
Но его не видел назгул – древний маг Ангмара,
Мысли заняла его дева из Рохана.
Назгул:
«Предо мной стоять не смей. Я Ангмара маг.
Душу выпью я твою, уведу во мрак».
 
 
Лязг мечей – удар был страшен, опытен назгул.
Древний царь, колдун и воин, тот, кто принял тьму.
 
 
Рассечён щит Эовин, разлетелись части,
И рука повреждена, вся в назгула власти.
 
 
Но тут Мери невысоклик с криком «За Ристанию!»
В ногу меч вонзил назгулу, воин Хоббитании.
 
 
На ногу присел назгул, был клинок эльфийский,
Светлый магии закал. Белой силы чистой.
 
 
Эовин из сил последних меч свой подняла
И вонзила в пустоту, где зияла мгла.
И корона, пав на землю, прозвенев, скатилась.
Меч истлел, тряпьё осталось, тело испарилось.
 
 
Был великий в жизни воин – маг, учёный и король,
Но погряз в пороках чёрных, страшную сыграл он роль.
 
 
Боли крик – страданья полон, нёсся страшной силы
И стихал, навь исчезала, места нет ей в мире.
И растаял меч у Мери, только рукоять
Рядом с хоббитом осталась на земле лежать.
 
 
И порадовался б мастер древнего Арнора,
Коль узнал, как меч его спас судьбу Гондора.
И возликовали б души эльфов и людей —
Чар-рун клавших на оружье у святых камней.
Никакой другой клинок чёрному царю
Вред не смог бы причинить магу-королю.
Хоть всего на миг отвлёк он короля Ангмара,
Но всё волей завершилось девы из Рохана.
Разорвала навьи чары чистая душа,
Нанесла удар последний нежная рука.
Меч её был тоже крепок, сослужил он службу.
Раскололся на две части, честь тому оружью.
Но не меч вершит исход, правда побеждает,
Смелость и огонь души зло ниспровергают.
 
 
Грянул гром! Из туч кромешных солнце проявилось.
Осветилось поле боя, небо прояснилось.
 
 
Всю себя вложила дева в тот удар последний,
Опустилась на траву, впала в сон смертельный.
 

CDLXXX

 
Как бурекрылый Оромэ из музыки валаров,
Промчался свежий ветер, развеял тьму дурманов.
В небе синем, словно чудо, солнце улыбнулось.
Вновь врагов испепеляет, вовремя проснулось.
 

CDLXXXI

 
Тролли обращались в камни, ослабели орки,
Нежить рассыпалась в прах, и исчезли волки.
Великаны ледяные в льдинки разлетелись,
Даже тени испугались и куда-то делись.
 
 
Из-за стен Минас-Тирита в бой идут войска.
Все гондорцы вышли смело в битву на врага.
Нету врат, но дух силен, и на смертный бой
Всех защитников ведёт Гэндальф за собой.
 
 
Но сильны Мордора рати, назгулы в полёте.
Шло нашествие на Гондор, армии несчётны.
Харадримцы ликом смуглы, варвары из Кханда.
Урги, Латсы, Брогги. Храгги – горцы Нанда.
А из дальнего Харада чёрные народы
Прут на Гондор тёмной массой, наступают орды.
 
 
Харадримцы всех опасней – много колдунов,
Что кровавым подношеньем чёрных чтят богов.
Звери из Харада страшны – мощные мумаки.
Бивни крепки, в сталь одеты (на них смерти знаки).
На их спинах в укрепленных и больших кабинах
Много лучников сидят, их почти не видно.
А еще и тигробарсы – хищники с нагорий —
С лютой яростью в глазах и желаньем крови.
На цепях большие псы харадской породы.
Выводили специально, шли на это годы.
На ошейниках шипы острые надеты,
А клыки их прогрызают даже сквозь доспехи.
Колесницы мчат не кони, звери те с рогами,
Быстроходны, мчат повозки с острыми серпами.
А командование принял новый полководец.
Древний маг – врага советник – чёрный нуменорец.
Он из плоти и из крови выжил с той эпохи,
Некромант – слуга морока – знал все смерти токи.
 
 
Назгулы на тварях в небе дико завывают.
Страх и слабость насылают, силы отнимают.
Надвигаются мумаки на гондорский строй.
Нарастает напряженье, страшен этот бой.
 

CDLXXXII

 
Часть защитников на стенах стрелы посылают.
Быстро, метко, точно бьют, дротики метают.
Лучник назгула пронзил огненной стрелой.
На ветру горит, летает, ведь он не живой.
Бьётся славно Эомер, но перед зверями
Отступает славное ристанийцев знамя.
 

CDLXXXIII

 
Много пало роханцев, витязей Гондора.
Бьются насмерть, предпочтя смерть, чем быть позору.
Ополчение сплотилось, их девиз храним:
«Близких, Родину, Отчизну злу не отдадим!»
Ополченцы Лоссарнаха, меткие стрелки,
Били прямо по мумакам, по глазам они.
 

CDLXXXIV

 
Огромный вожак мумант вёл стадо всё за собой,
Царь Западного Харада сам ехал на нём на бой.
Воины копья метали в громадного элефанта,
Сквозь щели в боках и глазах били они мумака.
Утыканный, словно ёж, от бешенства он бежал,
Топча своих и чужих, с обрыва он в воды пал.
С огромного самострела, из крепостной стены,
Пронзён был вожак мумаков – юга Харадской страны.
 

CDLXXXV

 
Мумант вышнего Харада в глаз был поражён,
И ужасно заревел и взбесился он.
И пронёсся, словно смерч по своим войскам,
В щель упал, раздался визг, так погиб он там.
 

CDLXXXVI

 
Витязь Ярмир жидкость выпил, час его пробил.
Эликсир волшебный боя род его хранил.
Знал, что принимает смерть, выпил эликсир.
Сразу несколько отрядов в бегство обратил.
Весь израненный уже, боль его не знает.
С одного размаха он конников сшибает.
С тигро барсами Харада он в бою схватился
И с десяток их убил, с вожаком сцепился.
И убит огромный хищник, но и Ярмир пал.
Как и многие на поле, он героем стал.
 

CDLXXXVII

 
Гэндальф ранен. Гондор бьётся – силы на пределе,
Весь в дыму Минас-Тирит, нет ему спасенья.
Стяг Рохана виден всюду, валятся враги.
Но устали люди, кони – падают они.
 
 
Нарастает гула бой – страшно напряженье.
А с излучины реки кораблей движенье.
 
 
Ветер, разогнавший мглу, принёсся рассвет,
Раздувает паруса чёрных кораблей.
Нет, не лгали никогда видящие камни.
Хоть видения порою смутны и туманны.
Дэнетор увидев это, духом надломился.
Горько видеть – нет надежды, разум помутился.
 
 
Видно всем, что по реке мчится чёрный флот.
Враг ликует, Маг вздыхает, примет смерть народ.
Значит, взяты Лебенинн, города у моря,
Чёрный флот, Умбар пиратский, взят весь юг Гондора.
Ветер, тучи разогнав, паруса раздул.
Быстро к пристаням Минаса корабли плывут.
Юг захвачен и в огне, и теперь к столице,
К стенам белым чёрный флот мчится злобной птицей.
 
 
Пристают – часть к берегам, часть идёт к понтонам.
Много, много кораблей подошло к Гондору.
 

* * *

 
Но что это? На фла_гманском корабле с драконом
Развернулся, стяг трепещет – знамя Нуменора.
Светит древо из мифрила, и семь звезд мерцают.
Вязь Арнора и Гондора – руносвет сияет.
Нуменор погиб в пучине, а Арнор разрушен,
И Гондору с давних пор был король не нужен.
И его никто не ждал, царский род прервался.
Ведь века прошли – король всё не возвращался.
 
 
Но жила одна легенда: коли быть беде,
То тогда король вернётся, если быть нужде.
 
 
И трепещет на ветру Нуменора знамя:
В синем фоне Древо Жизни и короны пламя.
Из священного мифрила знаки, как живые.
Звёзды! Руносвета вязь – символы святые.
И легенды оживают. Разве может быть?
Солнце осветило город – жив Минас-Тирит.
 
 
Развернулось во всю ширь Нуменора знамя.
Час пришёл – король вернулся! Правда Света с нами!
Тысячи бойцов – матросов, воинов, гребцов.
В бой они вступают сразу, он идёт суров.
Арагорн и Леголас, Гимли – храбрый гном
В гуще боя бьёт врагов, рубит топором.
 
 
С новой мощной страшной силой разгорелась битва.
Рёв животных, лязг мечей, стоны, кровь разлита…
Люта сеча, ярость, гнев – бой на Пелленоре.
Пропиталось кровью, гарью всё большое поле.
 

* * *

 
Тысячи бросались в реку и тонули в ней.
Полноводна, широка, нет понтонов в ней.
Уничтожили понтоны моряки Гондора
И стреляли по врагам из страны Мордора.
 
 
Лишь немногие ушли, пробрались в Мордор,
О неслыханном разгроме сохранив позор.
А вот до земель далёких и до стран Харада
Единицы лишь добрались, слухи распуская:
Что им пережить пришлось, что король вернулся,
Из-под вод со всею силой, Нуменор проснулся…
Страшно было видеть поле, выжжено, разрыто.
Долго травы не росли после этой битвы.