Текст книги "Алая летопись Средиземья (перевод древних рукописей)"

ГОНДОР

Гондор

CDXXXIV

 
Быстро скакали маг с Пином, конь не сбавлял свой ход,
Ветер подталкивал в спины, им вслед шептался народ.
«Митрандир. Митрандир. Серый Вестник. Значит, буря
                                                                             грядёт.
Снова пришёл Буревестник, лихие вести несёт».
Гэндальф угрюмо шепнул: «В народе я Буревестник.
На помощь же я спешу, являясь в годину бедствий…»
 

* * *

 
В скалах Миндоллуина град как влитой стоит.
Семь белокаменных стен – гордый Минас-Тирит.
Вдруг вспыхнул вдали огонь, за ним ещё полыхнул,
Будто проснулся дракон и пламенем жарким дыхнул.
 
 
Зажгли сигнальные огни, заставы у границы,
Горят охранные костры (вдали видны зарницы).
Гэндальф печально сказал: «Этого я и ждал.
Выступил Саурон. Значит, час рока настал.
Зажёг Амон-Дин костры, там Эйленаха огни,
И к западу, где посты, сигналы войны пошли.
Нардол, Эрелас, Мин-Риммон… Там у Эленда знак.
А вон у границ ристанийских уже зажёгся маяк…
Впервые за много веков гордый и славный Гондор
На помощь друзей позвал, чтобы дать злу отпор…»
 

CDXXXV

 
Вспыхнули на свету литые врата Анора —
Мифриловый древний сплав, чудо людей Гондора.
«Митрандир! – воскликнули стражи. – Страшная буря
                                                                               грядёт!
Снова тяжёлые вести маг для Гондора несёт!»
Гэндальф:
«Вы что, сговорились сегодня? Стражи, а тоже ах-ах.
А буря уже налетела, я мчусь на её крылах».
 

* * *

 
Вот седьмой высотный ярус, гвардия Гондора,
Стражу у ворот несла в цитадель Анора.
 
 
На плащах их вышито древо в белоснежном ярком цвету,
Над Древом корона и звёзды являли свою красоту.
В причудливых шлемах с венцами (мифриловых ярких
                                                                               крылах),
В воронёных прочных кольчугах и в мягких больших
                                                                                 сапогах.
 
 
Гэндальф вздохнул облегчённо: «Вот и Седьмые Врата.
Осталось совсем немного, башня Солнца близка…»
 

CDXXXVI

 
Белые плиты двора почти на вершине горы,
А в кругу, на лугу насыпном, яркая зелень травы.
Белое Древо росло, то самое Древо Гондора,
То, что когда-то привёз Элендил из самого Нуменора.
Семь камней и Белое Древо
Когда– то они привезли,
В очень далёкое время,
Заморские короли.
Но Белое Древо Гондора без цвета стояло давно,
Усилились тени Мордора, во мраке засохло оно.
 

CDXXXVII

 
В башне Солнца – Аноре – круглый светлый зал,
А на троне грозный старец гордо восседал.
Гэндальф:
«Здравствуй! В час роковой я прискакал к тебе
С вестями и добрым советом, чтобы помочь в беде».
 
 
Поднял наместник очи, и были полны они муки,
Видно, что он устал, тряслись его крепкие руки.
Дэнетор:
«Волны реки принесли… фамильный разрубленный рог.
Я понял, что пал мой сын, ушёл за смертный порог.
Ответь же мне, маг Митрандир, иль Гэндальф —
                                                                      как лучше тебе,
Что с сыном случилось моим? Изволь же, ответь ты мне!»
 
 
Гэндальф ответа не дал, растерян, что было видно,
А рядом у трона лежал разрубленный рог Боромира.
Пин вспомнил, и всё всколыхнулось, и горечь и боль в груди,
Сердце в страданье проснулось, в глазах поплыли круги.
«Ваш сын защищал… меня и пал, как великий герой.
Орки на нас потекли… кучей, чёрной волной…
Он множество их изрубил своим огромным мечом,
Нас прикрывая, бил, казалось, всё нипочём.
Но чёрные стрелы летели, и Боромир упал,
Последнее, что я помню, как падать он наземь стал.
Огромные урукхаи нас с Мери забрали в плен,
Друзья нас потом отбили, дойдя до изенских стен…»
В великом порыве души колено Пин преклонил,
У трона в возникшей тиши негромко проговорил:
«За Гондор и Боромира, хоть малый от хоббита толк,
Клянусь, я служить вам буду, чтобы отдать свой долг».
Пин вытащил свой клинок и протянул Дэнетору,
Вверяя свою судьбу и жизнь владыке Гондора.
 
 
Наместник был изумлён, на хоббита поглядел,
И видно, что потрясён, гнев с его лика слетел.
«Оружье арнорских владык. Откуда оно у тебя?
Рунный древний клинок, в коем струится заря».
Смутившись, Пин сбивчиво рёк: «Из могильников,
                                                               что рядом с Брылем…
С друзьями я там очутился, и там…. Умертвие было…»
Дэнетор:
«Ну что же, приму твою клятву, ты поступаешь на службу.
Исполнишь свой рок и долг, погибнешь, коль будет нужно.
Расплата – за преступленье, а почесть – за доблесть твою,
Любовь – за отвагу и верность, за храбрость
                                                                  в смертельном бою.
И будет мой первый приказ – изречь все свои похожденья,
Начни же прямо сейчас рассказ о своих приключеньях».
 
 
Пин начал повествованье и всё говорил, говорил,
Гэндальф хранил молчанье и неподвижен был.
Наместник кивал головой с очень серьёзным лицом,
И даже казалось порой, он знает уже обо всём.
Наконец Пин закончил рассказ, почти что оставшись
                                                                                  без сил,
Слишком тяжёлый сказ, и миг ответственным был.
 
 
«Хорошо, прими нашу дружбу, но служба ответственна,
                                                                                       знай!
Завтра начнётся она… ну а сейчас отдыхай.
Иди подойди к Берегонду, слуги тебя отведут,
А также сначала на складе форму тебе дадут…»
 

CDXXXVIII

 
Два грозных великих старца друг другу глядели в глаза,
Воздух вокруг накалился, казалось, что грянет гроза.
Не выдержал Дэнетор и взор свой первым отвёл,
А Гэндальф, смягчив напор, речь не спеша повёл:
«Везу я хорошие вести – Ристания победила,
Повержен враг Саруман, люди сплотили силы.
В Ристании у Теодена единственный сын пал в бою,
Но всё же он духом не пал и снова уже в строю…»
Дэнетор:
«Я знаю, и я креплюсь, но всё-таки мне тяжело,
Ведь с Сауроном я бьюсь и ведаю силы его.
Чёрная смерть ползёт, усилился мор Мордора,
И коли так дальше пойдёт, не будет людей Гондора.
Коли унынье будет, то годика через два
Спокойно враг город возьмёт, пустыми будут дома.
Завтра ты будь у меня, Совет созываем мы,
Сегодня союзников ждём, всё сам и увидишь ты…
Но как же их всё-таки мало, и сил уже не собрать,
Мордор собрал армады – Гондор со света сживать…
И даже, боюсь, ристанийцы, коли успеют прийти,
Будут лишь каплей в море на чёрном вражьем пути…
Вести твои хороши, но… ты хитёр, Митрандир,
Я знаю, что нёс отряд, за что погиб Боромир.
Тебе как Великому Магу открыты, конечно, Семь Врат.
Всегда ты пройдёшь ко мне, и ты гондорцам не враг.
Но что у тебя на уме, что даже и я не пойму,
Ты просто безумен маг, к чему ты ведёшь страну?
Митрандир, ты сходишь с ума, оружье – величье лет,
Гондор ты мощи лишил, равной которой нет…
И кто твой великий князь из северной глухомани?
Следопыт, дикарь, колоброд, и он будет править нами?
Сделал народ свой выбор, корона Гондора моя,
И власть я ему не отдам, не нужно нам короля».
Гэндальф:
«Ты же блюститель трона, не князь, наместник Гондора,
Хранитель мифрильной короны потомков царей
                                                                           Нуменора.
Наша надежда тонка, и, каюсь, в сомненьях я,
Не видно, тьма, глубина, в опасности там друзья.
Боромир – своенравный и гордый, уж я-то его изучил,
Не дал бы тебе эту мощь, коль сам бы её получил.
Это проклятие рода, проклятие всей земли,
Стонет, трясётся природа, из тьмы вновь тени пришли.
Но сейчас есть вопросы важней. Конечно, свой главный удар
Направил он на Гондор, все силы собрав в кулак.
Но ты – наместник Гондора, а я – хранитель земель
И ведаю судьбы народов, и ты Свету в людях поверь.
Не только в Гондоре война, вастаки и орки ордой
Движутся к Одинокой огромной тёмной волной…
Кветлориэн подожжён, Селеборн заклинает дожди,
Стихией лес защищён, но, значит, атаки там жди.
Из Мории вышли все орки, из развалин идут Дул-Гулдура,
Все силы послал Саурон, все земли войной затянуло.
Северо-запад в огне, но главный удар не там,
И я вот с тобою здесь, чтобы отпор дать врагам.
Наш разговор не окончен, а враг лишь один – Саурон», —
Так Гэндальф, поднявшись, изрёк и вышел из зала вон.
 

CDXXXIX

 
Берегонд в тренировочном зале обучал упражненьям
                                                                               с мечом,
Высокий и сильный воин, с открытым смелым лицом.
Позабыв все слова от волненья, смутившись,
                                                                 представился Пин
И покраснел от смущенья, все в зале смотрели за ним.
Берегонд усмехнулся в усы: «О тебе мне уже доложили.
Пойдём-ка на воздух мы. Тренируйтесь. Чего вы застыли?»
 
 
Много они говорили, Пин рассказал о себе,
О хоббитах и о Шире – своей родимой стране.
Тут к ним мальчишка подсел, с хитринкой смотрел на Пина.
Берегонд, за плечи обняв, представил хоббиту сына.
«Познакомьтесь, мой сын Бергиль, хороший, но озорной,
Это Пин из далёкого Шира, у них там народ такой».
«Он что же, – мальчишка спросил, – в гвардейскую
                                                                          форму одет,
Лишь воинам можно носить, ему же не много лет?»
Берегонд рассмеялся в ответ: «Это великий воин,
И лет ему больше, чем мне, и в гвардии быть достоин.
Ты-то на рост не смотри, прошёл он огонь и стужу.
Храброе сердце в груди, в этом достоинство мужа.
Ты покажи Пину град, он гость и недавно в нём,
Приехал сегодня к нам, к правителю, с Магом вдвоём…»
 

CDXL

 
Минас-Тирит сбирал полки, союзников сзывал,
И те пришли на зов его, час роковой настал.
 
 
В краю затаённых озёр, что в склонах лесных Белых гор,
Средь небольших поселений град-крепость у скал —
                                                                            Дол-Амрот.
Когда-то там жили эльфы, природы храня красоту,
Люди их память чтили, в светлую веря мечту.
Там воины Братства Света верность Гондору блюли.
Мир защищали от скверны храбры-богатыри.
С Бельфаласа из Дол-Амрота дружина богатырей
Ехала на подмогу, стараясь прибыть скорей.
В сей грозный час роковой на помощь они пришли,
Девятьсот боевых друзей с песнею в город вошли.
Имрадиль – светлый князь Бельфаласа, их старший брат
                                                                                    и глава,
Потомок западных эльфов (о том ходила молва).
Корабль, стремящийся вдаль на стяге их золотом,
И белый лебедь летящий, вышитый серебром.
Вот Гуирлин Белокурый из Изумрудных холмов.
Вёл на войну дружину пять небольших полков.
С Ламедона, что ближе к Приморью немногие люди
                                                                                 пришли,
Остальные отправились к морю – там тяжкие шли бои.
Охотники из Угорья, пастухи Тумланских долин,
Всадники из Белоречья близ ристанийских равнин…
 
 
Рати входили в город, те, что призвал Гондор,
И хоть их было не много, готовы врагу дать отпор.
 

CDXLI

 
Вечером Пин и Гэндальф у башни вдвоём стояли,
Задумчиво трубки курили, и тяжкий день вспоминали.
Гэндальф:
«Таким порывом души я не могу сердиться
И даже скажу тебе: тобою можно гордиться.
Но коли бы думал, что делал, прежде чем сделать шаг,
И всё же ты молодец, я уж скажу тебе так.
И снова я повторю, славный ваш хоббичий род,
Вас не познаешь вовек, нужен особый подход.
Дэнетор – не добряк Теоден, а хитрый и умный правитель,
Прозорлив, знает людей, политик, стратег и воитель.
Ведь понял всё с полуслова, хоть тайну ты не выдавал,
Но фактов, увы, было много, а также он многое знал.
И то, что отряд вёл другой после Морийских глубин,
И тайною ведал большой, которую знал Боромир.
И о Кольце Врага тоже прознал Дэнетор,
И Боромира послал не просто он так в Раздол…
А ты теперь страж цитадели, попал в элитный отряд,
Любой из гондорской дружины был чести
                                                             подобной бы рад».
 

* * *

 
Вдруг тишина настала, звенящая тишина,
Стихли вокруг все звуки, в тучах луна не видна.
И воздух, казалось, застыл, сгустился и замер вокруг.
А хоббит в себе ощутил, как сердце ёкнуло вдруг.
 

CDXLII

 
Погасли звёзды – тьма настала, и пустота затрепетала.
Завеса тьмы с юго-востока течёт, плывёт с земель Морока.
 
 
Жуткий и страшный вой, неистовый и свистящий,
Пронёсся в небе ночном, мертвенный и леденящий.
Вмиг небеса померкли, заслонённые чёрным крылом,
Надежды таяли, блёкли в сумраке тёмном густом.
Гэндальф:
«Мордор, час рока настал, начал игру Саурон.
Огромные силы собрав, сделал ход в партии он».
 

Серая дружина

CDXLIII

 
С докладом в шатёр Теодена стражник дозора вошёл,
Была на лице тревога, он с новостью важной пришёл:
«Государь! К нам прямо сюда едет какой-то отряд!
Скачут вдоль гор по тропе! У них завёрнутый стяг!»
 

* * *

 
Выехал статный всадник смело скакнул вперёд,
Остановил скакуна и протрубил в свой рог.
Теоден не замедлил с ответом: «Вы на земле Рохана.
Кто вы, незваные гости? Ответьте сразу и прямо!»
«Дунаданы Эриадора, – воин ответил гордо, —
А также эльфы Раздола, и с севера скачем мы долго».
 
 
И тут Арагорн подбежал: «Гальбарад, я тебя не признал!
Не верю своим глазам, друзья, как же рад я вам!»
В тёмно-серых дорожных плащах, капюшоны их лица
                                                                            скрывали,
На шерстистых арнорских конях сюда они прискакали.
Отряд небольшой следопытов, но войска стоил в бою,
Их тридцать девять было – лучших из лучших в строю.
Гальбарад возглавлял отряд, и с ним были эльфы Раздола.
Элладан с Элроиром – два брата, два сына князя Элронда.
 
 
Арагорн изумлённо спросил: «Но как вы меня нашли,
Ты знаешь ведь, с кем я был, и мы бы туда ушли?»
Гальбарад:
«Был вещий увиден сон… Ты в нём нас призвал на бой.
Элронд собрал наш отряд, сказал идти за тобой.
Всеславур хотел было ехать, но сам он с дружиной своей
На выручку к Селеборну поехал на бой скорей…»
Элроир Арагорну сказал: «Отец мой велел передать:
Чтобы не опоздать, ты кровь свою должен познать.
Вспомни Стезю Мертвецов во мгле пелены времён,
Проклятых павших бойцов, серость поникших знамён…»
Арагорн лишь кивнул в ответ: «Видно, мой час наступил,
И жизнь на одном волоске, но с риском всегда я жил…»
 

CDXLIV

 
На стяг показал Гальбарад: «Арвен вышила дар.
И передать я рад посланье её – Элессар.
Посланье Арвен:
«У нас на счету каждый час,
И либо надежда есть,
Либо разлука ждёт нас
И миру придёт конец.
Я всё исполнила в срок,
Мой милый Эльфийский Берилл.
Прощай же. До лучших времён.
Люби, как и раньше любил».
Арагорн посмотрел на древко: «Благодарю тебя.
А умирать легко, в сердце любовь храня».
 

CDXLV

 
Хоббит был с Теоденом, тот привязался к нему,
А хоббит пел ему песни, рассказывал про страну.
Все хоббитанские байки про Брендизайков и Кролов
Различиях между родами в обычаях, праздниках, норах…
 
 
Подарили хоббиту пони из Крепи, хельмской породы,
В горах на них ездить удобно, выносливы в непогоду.
Маленький щит нашли цвета вольного поля,
Сшили одежду с гербом – скакун на зелёном фоне.
 
 
«А меч у меня уже есть», – радостно Мери изрёк,
В порыве нахлынувших чувств из ножен клинок извлёк.
Меч ярко вспыхнул в ночи, Теоден изумился ему:
«Оружье далёких лет, забытое в старину!»
Мери:
«Мне казалось, я всем мешаю, путаюсь под ногами,
А я же хочу сражаться и биться в бою вместе с вами».
Торжественно он продолжал: «Хочу я служить тебе!
Государь, прими мою клятву! Ристания люба мне!
Пин с Магом поехали в Гондор, а значит, туда на службу,
И я хочу быть полезным и сохранить нашу дружбу».
 
 
Теоден серьёзно изрёк: «Приму! Сейчас присягай!
На этом открытом клинке клятву на верность мне дай!»
Клятва Мери:
«Обязуюсь я верность хранить,
Честь в бою не терять,
Ристании храбро служить,
Коль надо, то жизнь отдать!»
Так Мери, хоббит из Шира, стал всадником
                                                                 ристанийским,
Стражем степного мира, и рвался с врагами биться.
 

* * *

 
Открыты врата Эдораса, въезжали всадники в град.
«Победа! Победа! Победа!» – кричали и стар и млад.
 
 
Эовин в золотом одеянье, с сияющим взором очей
Радовалась со всеми и принимала гостей.
Приехали дунаданы, прошедшие много боев.
Воины-следопыты из дальних арнорских краёв.
Арагорну она поклонилась, зарделась внезапна вся,
И почему то смутилась красавица дева-заря.
 

CDXLVI

 
Радость пришла на землю, ясное солнце взошло,
Развеяло тьму Морока, и людям стало тепло.
 
 
Утром к своим друзьям в терем вошёл Арагорн,
И, выпив бокал вина, о чём-то задумался он…
Арагорн за столом не ел, осунулся, видно не спал,
Будто за ночь постарел и бледным как призрак стал.
Арагорн:
«Я состязался с ним и в палантир смотрел.
Ох, как же могуч он был, но мысли его я узрел».
 
 
Гимли от ужаса сел: «Но Гэндальф нам не велел!
И в поединок с врагом он сам вступить не посмел».
Нахмурился Арагорн: «Ты забываешь, кто я!»
Потом, покачав головой, промолвил: «Прости меня.
Не бойся, мой добрый Гимли, я не открылся врагу.
Камень же – мой по праву, им не владеть ему.
Когда я встречал Навий взор, сам обессилел тогда,
Трудно мне дался отпор, огромная мощь у врага.
Но связь я порвал палантиров, то страшный удар для него.
И камень уже безопасен, не сможет прокрасться зло.
Но сил едва не хватило, страшной была борьба,
Но, други, мне повезло, к нам благосклонна судьба.
Поставил я жизнь на кон, и проиграл Саурон.
Не сможет теперь злодей на камень влиять колдовством.
И ещё: враг видел клинок, я вынул пред ним Андрил.
И хоть Саурон силён, но в страхе великом был.
Снедают его тревоги, гложут его сомненья.
Думы его – в Гондоре, а в этом – друзьям спасенье.
Это хоть всё же немного, но Фродо поможет в пути,
Недаром же я рисковал, им надо туда пройти…»
Эльф молвил: «Но враг могуч, с ударом он поспешит.
Войну сейчас же начнёт, и мир по швам затрещит».
И сразу, как всё сказал, гул наполнил дворец,
Куда-то кто-то бежал, крича: «К государю гонец!»
 
 
«Гондор на помощь зовёт!» – с вестью примчались гонцы.
Вдали у границ ристанийских ярко горели костры.
 

Арагорн

CDXLVII

 
«Спешка к добру не приводит, но хуже сидеть и ждать.
Теоден собирает войска, а мне же мой путь решать.
Подчинился мне камень Ортханка, виденья открылись мне:
Тьма охватила Гондор, город в дыму и огне.
С юга идёт беда, и если её не убрать,
Гондор не устоит, столицу не удержать.
Но есть ещё шанс на победу – это единственный путь.
Поедем мы тропами мёртвых сквозь темноту и жуть.
Там смертным дорога закрыта со времени дальней войны,
Проклятие горы покрыло, ущелья забытой страны.
Когда-то накрыла мир мгла, и тени текли во тьме,
Шла в Средиземье война, ужас полз по земле.
Но на борьбу со злом под стягами шли полки.
Последний Великий Союз, силы его велики.
И горный народ обещал подняться на битву с врагом,
Священную клятву он дал: «Пойти на борьбу со злом!»
У Эреха – рунного камня – клятву они давали,
И преступили её, и на борьбу не встали.
И почернел камень Эрех, унынье людей взяло.
И мор прошёл по стране, и в прахе там всё полегло.
Но смерть не взяла людей, неприкаянны стали их души,
В узел связала их клятва, хоть мраку они послушны.
У чёрного древнего камня призраков можно призвать…
Коль клятву исполнят они, то смогут свободными
                                                                               стать.
По легенде, потомки князей могут их пробудить,
И зла они не причинят, и будут тогда служить….
Мне лучше идти одному, со мною все могут пропасть.
И даже развоплотиться иль к призракам местным
                                                                            попасть.
Ведь это Путь Мертвецов – реальность, не просто слухи,
И даже великих бойцов с легкостью сцапают духи.
У меня же есть шанс пробраться. Проверить.
                                                                   Пройти дорогу.
Во мне же кровь Элендила, великого древнего рода».
 
 
Гимли в бороду крякнул: «Арагорн, я с тобою пойду.
Живо Братство Кольца, всегда я тебе помогу».
«Мы все поедем с тобой», – ответил за всех Гальбарад.
А эльф помахал рукой: «Я с Навью сражаться рад».
Арагорн:
«Ну что же. Да будет так. Поедем туда тогда.
Единая наша судьба, и вместе будем всегда».
 

* * *

 
Мери прощался с друзьями, на сердце тоска и грусть,
Хотелось отправиться с ними и коли погибнуть —
то пусть.
Арагорн:
«Ты же присягу дал и должен остаться с князем.
Теперь ты служишь ему, с Ристанией клятвою связан»
 

* * *

 
У князя был Арагорн, всё объяснил и простился,
Был Теоден сокрушён, но справился и смирился.
Потом говорил с Эомером, и едут, зачем рассказал,
Обнял его на прощанье и крепко руку пожал.
 
 
Теоден на прощанье сказал: «Вы только прямо идите.
Коль вступите на тропу, назад ни за что не смотрите.
Это предания предков, не просто одни слова.
Езжайте, да будет удача и мягкой пусть будет трава».
 
 
Печальна была Эовин, и тайно она вздохнула,
Видно, что к Арагорну сердце её тянуло.
 

Тропа Мёртвых

CDXLVIII

 
На севере – кряжи Дунхарга, к югу – горы Дунхерга.
Там было некогда царство – анклав Великого Херга.
 

CDXLIX

 
Извилистая дорога среди стоячих камней,
Грубые изваянья каких-то полулюдей.
Огромные животы, руки колени сжали,
Безлики, сидят вдоль тропы, в камне застыли, спали.
Пукколы – им названье на древнем наречье забытом.
Эхо древних эпох, что в прошлом далёком скрыто.
 
 
То ль статуи местных божков иль вехи из тех времён,
В плавном теченье веков стёрлось значенье имён.
Место древнего Херга, запретным туда путь стал,
И пукколы – словно зубья, как старческий скорбный оскал.
Смыкались у Мёртвой горы, ко входу, где мрак затаился,
Вверху проёмы в камнях, как две пустые глазницы.
Пукколы частью упали, часть выветрилась
                                                                  и искрошилась,
Немногие зубья остались, в тумане Мортхонда укрылись.
 
 
Утёсистый рог Двиморберга в шапке вечных снегов,
Каменные руины, мрачный пыльный покров.
Развалины древнего града – Дунхерг пред ними
                                                                           предстал,
Руины забытого царства у потемневших скал.
Долина Мортхенда пуста, людей поглотила тьма,
Теперь лишь Мертвячья гора тенями была полна.
Обломки, завалы, руины – всё в мертвенной тишине.
Ямы, провалы, подвалы застыли в зловещем сне.
 
 
Вершина – пик Двиморберга, Димхольт —
                                                               Путь Мертвецов,
Дорога к запретным вратам, мрачной горы остов.
Под тем заснеженным пиком – извилистый ход
                                                                        непростой,
Пещеры на долгие лиги, Град Мёртвых – Храм неживой.
Меж каменный вех к Двиморбергу молча, в сплошной
                                                                               тишине
 
 
Воины ехали смело по горной узкой тропе.
Громада Горы Мертвецов в серой сплошной пелене,
У входа зияла тьма, арка в скальной стене.
Загадочные рисунки, поросшие тёмным вьюном,
Тайнопись древнего Херга, знаки забытых времён.
Громадный безликий пуккол, зловещий каменный столб,
Вход охранял на Димхольт, в запретный Мёртвый Чертог.
Арагорн:
«Надпись на арке гласит: “Путь в царство Херга закрыт”.
Это стезя мертвецов и чёрными духами скрыт.
Путь Мёртвых проложен был ими, его мертвецы
                                                                           стерегут.
Навьи – чёрные силы – тёмного часа ждут.
У них был тайный культ смерти, храм Мёртвых стоял
                                                                          в глубине,
Построен от Гондора тайно в горной Дунхергской стране.
Скакнулись они с Сауроном, тьмой отравляя людей,
И некроманты Херга втянули их в сети теней…»
 

СDL

 
Но музыка света сильна своею силой любви,
И даже в те времена пророчество люди сплели.
 

Пророчество

 
«Путь в горы Херга закрыт, пока не исполнились сроки.
Его стерегут мертвецы, навьи ночные истоки.
Покойники тёмных веков здесь похищают души.
Храм Мёртвых теперь их кров, призраки тьме
                                                                      послушны.
Но коли пробудит их зов – князя Серебряный Рог,
Коль клятву исполнят они – разрушится Мёртвый
                                                                          Чертог».
 

СDLI

 
Молчанье возникло у врат, повеяло холодом лютым,
А нужно ли ехать сквозь мрак, к злобным голодным
                                                                                духам?
 
 
Гимли вздрогнул всем телом: «Там духом могильным веет.
Я вырос средь подземелий, но кровь у меня леденеет».
Арагорн:
«Каждый час промедленья близит армады врага.
Дорого даже мгновенье, его победа близка.
Я ужаса не боюсь». И, взяв коня под удзцы,
Во тьму вошёл Арагорн, в глубь тёмной навьей тропы.
Все всадники спешились молча, коней под уздцы вели,
В чёрном мрачном проходе они друг за другом шли.
Эльфы не пали духом, они не боялись теней,
Призраков и привидений, предателей тёмных людей.
Следопыты сражались всё время, учились у светлой
                                                                             природы
И волю свою закаляли долгие-долгие годы.
 
 
Им факелы путь освещали (заранее их захватили),
Ярко они пылали, блики на стенах плыли.
Тёмная глубь горы, огромный каменный свод,
Слышно журчанье воды, веками точившей ход.
 
 
Страшнее зловещих звуков молчанье под сводом пещер,
Тьма выпивала силы, хлад пробирал до костей.
Шли вдоль пещер глубоких по тёмной странной тропе,
Меж страшных глубинных колодцев навстречу своей судьбе.
Навь отбирала силы, казалось, жизнь истекала.
Таяла воля к победе, тьма в глубь души проникала.
Казалось, всё зыбко, размыто, всё в хладном тумане густом,
И время исчезло, скрыто в безвременье сером пустом.
Сузился коридор и вывел в громадный зал,
Пустошь в центре горы – Град Мёртвых пред ними
                                                                               предстал.
Мёртвый Чертог – храм древних, чёрная гладь пирамид.
Склепы и саркофаги, храм Падших – сплошной монолит.
Храм Мёртвых в бледном свеченье во мрачном величье
                                                                                 предстал,
В зеленоватом теченье искрился, тускло мерцал.
Какие-то тени струились, скользили средь башен витых,
И тёмным облаком вились – рой духов, голодных и злых.
 
 
Арагорн:
«Мёртвые! Падшие духи! Я призываю вас!
К Чёрному Камню Эреху явитесь в полночный час!»
И сразу в ответ ему гулко раздались раскаты,
Эхо пещерных глубин, дальние перекаты.
Повеял могильный хлад, факелы, вспыхнув, потухли,
Взлетел, оседая, прах, скрежетом слышалась звуки.
Но ярко сиял Андрил, средь тьмы вековечной пылал,
Словно луч света небес надежду средь мглы являл.
Всё разгорался клинок, проснулась в нём светлая сила,
Ярче и ярче светил, и мощь внутри забурлила.
В твёрдой руке Арагорна сила меча пробудилась,
Почувствовав волю и дух, сразиться с тенью просилась.
 
 
И молнии из меча белой слепящей волной
Мёртвый Чертог пронзили, разрушив храм неживой.
 
 
Грохот и треск раздались, громкие звуки крушенья,
Огромные камни неслись, являя мощь разрушенья.
Бурею пепел взлетел, мёртвая пыль пронеслась,
Жуткий пронёсся визг, но… вскоре тьма улеглась.
 
 
Град Мёртвых расколот был и тайный виден проход,
Тропа, уходящая вдаль, открыла к Эреху ход.
 
 
Пересели они на коней, их кони вперёд понесли,
А сзади серой стеной духи за ними текли.
Эльф с гномом скакали вместе, конь уносил друзей
Сквозь пепел, холод и смрад прочь из пещер скорей.
Быстро скакала дружина сквозь мёртвый и жуткий путь,
Им ветер смерти дул в спины, нельзя им назад взглянуть.
 

* * *

 
Внезапно просвет возник, хоть серый, но всё же просвет,
И трещина выход открыла на тусклый и бледный свет.
 
 
Над тёмной скалою Эрек, в серых Дунхергских горах,
У Чёрного Камня – Эрех стелился могильный прах.
Чёрный и круглый, как шар, Эрех в том месте лежал,
По мифам – подлунный дар, зловеще и тускло мерцал.
И вот Арагорн-Элессар в мифриловый рог затрубил,
В серебряный рог Элронда, что вёз от отца Элроир.
Послышались звуки: скрежет, шуршанье, стоны и вой,
Казалось, все духи мира сюда стекались на бой.
Арагорн:
«Вы, преступившие КЛЯТВУ! Предатели тёмных веков!
Я вас сюда призвал! Зачем вы пришли на зов?!»
И кто-то в ночи отозвался как бы издалека,
Жуткий глас раздавался, неслышаный за века.
«Чтобы исполнить КЛЯТВУ и обрести ПОКОЙ,
Мы чувствуем зов твоей крови и все пойдём за тобой».
Тогда Арагорн промолвил: «Ну что же. Настал ваш час!
Настал миг клятву исполнить, чтоб мог отпустить я вас.
Пойдёте в Приморье со мной, спасёте край от беды,
Я вас у Закатного моря избавлю от злой судьбы.
Я Элессар-дунадан, бейтесь же вместе со мной,
Заклятье я с вас сниму, и вы обретёте покой!»
 

* * *

 
Дружина мчалась впёред, а полчища мёртвых за ней,
Клубился призрачный лёд тысяч мрачных теней.
И вот Ламедон позади, три ночи никто не спал,
Лежал Лебеннин впереди, через крутой перевал.
В легендах позже воспели, что, не страшась мертвецов,
Без отдыха кони летели, неся отважных бойцов.