Текст книги "Парадоксы футурологии. Мир глазами политолога"

Бинокль Зеленского. Он не нужен, если весь мир на ладони

Одно из самых ярких событий детства: знакомый отца – ветеран Великой Отечественной подарил мне в честь поступления в первый класс бинокль. Настоящий, трофейный, цейсовский! Я месяц с ним не расставался. Кажется, даже спал с тяжелой и безупречной оптической тушкой. Мир сразу приблизился ко мне в восемь раз. Но со временем я понял, что бинокль, даже просветленный, не изменяет мир, а только приближает.

Поэтому искренне смеялся на фильме «Свадьба в Малиновке». Помните, там персонаж Попандопуло постоянно носится с биноклем на груди. Всё, даже лежащее рядом, рассматривает через линзы. Комизм в том, что он ещё не вышел ментально на уровень первоклассника. Ему мерещится, что через этот волшебный агрегат окружающие сущности резко поменяются. Куча драного барахла превратится в элегантные одежды, пустой бандитский общак предстанет обильной казной, даже отмороженные подельники обратятся надежными боевыми соратниками. Но чуда не происходит. Даже с помощью таинственной оптики. Смешно, право.

Но вот каждый день я вижу фотки и ролики уже президента Зеленского с биноклем на груди. (Чаще всего почему-то морским. Как парафраз шутки: «Жора, плюнь мне на грудь – не могу без моря».) Вот главнокомандующий внимательно рассматривает что-то на Донбассе. А вот пристально всматривается в упор в лежащий рядом с одесским пляжем танкер «Дельфи»… И подобных сюжетов множество. Зе скоро и представить нельзя будет без такого аксессуара власти. Даже в ВР и на Кабмине. Про семью и не говорю.

Но я-то всё понимаю. Чел ещё думает, что этот гаджет меняет сущности. Посмотрел на линию разграничения – и нет никаких обстрелов. Посмотрел на вонючий контрабандный мазутовоз – и чистейшее море до горизонта. (Хотя бинокль в режиме аннигилятора сущностей работает только в паре с «колёсами». Был у меня сосед «на химии», который изобрел «противотанковые таблетки»: принял в окопе одну – и нет никаких танков.)

Короче, похож, похож он на Попандопуло в исполнении гениального его коллеги Водяного. Ну, может, только одно маленькое различие. Народный артист Союза Михаил Григорьевич был масштабен в жизни и комичен на сцене. А украинский юморист Владимир Александрович масштабен на сцене (особенно в известном сериале), но комичен в жизни. Но «це таке». Сейчас о другом. О самом «феномене бинокля».

Начну с собственной загадки: чем бинокль отличается от политика? Ответ простой – бинокль приближает (если без мистики), а политик – меняет (если по большому счету). Я вспомнил об этом, когда слушал Дегтярёва. Да-да того самого Михаила Владимировича, который назначен и. о. губернатора Хабаровского края.

Сразу скажу, внешне мне временный лидер края понравился. Волевой, лаконичный, моложавый. Про таких мой бывший научный руководитель говорил: «Крепкий аспирант!» Ещё он, уже по стилю риторики, напомнил моего дальнего родственника – бывшего генсека. Тот тоже любил обычно заканчивать свои спичи так же, как завершил свою известную речь на двадцать втором партийном съезде: «За работу, товарищи!» (Хотя это может быть и тост знаменитого генерала Михалыча из «Особенностей национальной охоты», типа: «Ну, за работу, товарищи!») Работа, так работа.

Короче, всем хорош врио, если б только ехал работать в этот безбрежный край оптическим аппаратом, а не политическим руководителем. Да, как бинокль он действительно силен. Приблизил, например, проблему коронавируса. Не так, правда, кратно, как санврач, но ощутимо. Будем, мол, бороться! За нами Москва. Какие-то ещё проблемы края укрупнил, но сейчас не вспомню. Жаль, только о политике ни слова. Например, о том, почему богатейшая территория с необозримыми ресурсами за последние годы отстала на порядок от другой – китайской стороны Амура, где нет, кроме населения, вообще ничего.

Политика, напомню, опирается среди прочего на такие важнейшие основания, как количество ресурсов и качество управленческой элиты. Вроде всё есть на нашем берегу. И нет, повторюсь, такого на той стороне. А разрыв в развитии, комфорте, технологичности производства, качестве жизни и пр. всё увеличивается. Причём не в нашу пользу. Даже в бинокль это видно с высокого берега батюшки Амура. Но мало увидеть. Надо понять и не простить. Понять, почему это происходит, и не простить тех управленцев, которые это допустили. А это уже не оптика, а политика.

Политик, напомню, не санврач, не дорожный строитель, не энергетик, не бизнесмен. Даже не учитель. Он, скорее, герменевтик. Потому что учитель учит людей, а герменевтик учит учителей. (В самом широком смысле.) Не всем пока понятно. Даже «крепким аспирантам».

Вот протесты в Хабаровском крае активно поддержали украинские политики и «активисты». Говорят, что Хабаровский край, типа, «наш край». Они по-своему правы. Украина – страна биноклей. (В смысле президентов с биноклями.) Там все проблемы рассматривают укрупненно. Не решают, конечно, никакие, но и не стремятся к этому. Наверное, поэтому украинская сторона так психологически легко признала своими запредельно дальние территории, где ментальность, подход к реальности очень похожи. Суть в одном слове: «Посмотрим».

Но Дегтярев не един. В многочисленных краевых субъектах федерации бдительно, как Карацупа на границе, бдят губеры с биноклями. Смотрят. Смотрят. В бинокли Зеленского. На дороги, на ТЭЦ, на базары… Они винят новый дивный мир. Там за горизонтом, там-тарам, там-тарам… Геополитика, напомню, по своему дизайну состоит из стратегичности центра и силы края. Край в мирное время – это витрина страны. В военное – её фронт.

Соответственно, любой политик края – это ещё и геополитик, отвечающий за баланс сил на краю. Он отвечает за воплощение стратегии центра и за мощь своего участка края. То есть он выбирает тип, структуру, темпы реиндустриализации и её драйверы, если уж речь идет об актуальном моменте. Он конвертирует этот инструмент в мегацели государства – здоровье и образование нации (в самом широком смысле). Он создает дополнительные ресурсы – и человеческие, и материальные. Именно не смотрит, а создает! Он… Да что там говорить – тут всё понятно.

Проблема только в том, что в России издавна было выгоднее, да и безопаснее, быть чиновником, чем политиком. Тем более геополитиком. Поэтому так рвут душу слова из песни: «Возвращай-ка Алясочку взад». Может, эта тенденция, наконец, прервется. Хотя на самом краю. («Хоть немного ещё постою на краю».) Тем более запрос на это есть. И с самого «низа», и с самого самого «верха». На тех, кто служит державе, а не выслуживается перед начальством. На тех, кто «дворянин», а не «дворник». Тогда не будет таких «обломов», как недавняя осечка с дивным проектом «Северного края» через сущностное объединение Архангельской области и ненецкой автономии. Тогда люди не будут массово выходить на улицы Хабаровска со странными требованиями. Выходят ведь по сути не за хлеб, а за величие своей страны… Впрочем, туда уже вылетел мой любимец Шнур. Он всё объяснит на понятном многим языке. Короче, бинокли не нужны, если весь мир и так на ладони.

Имперское чистилище против мышиного рая. На примере Аляски и Сан-Ремо

Что-то много в сети сюжетов появилось про мышей. Самый забавный, где мышку, пойманную за то, что она сгрызла где-то под полом пачку долларовой заначки, потерпевший распял на суровых нитках.

Тычет ей в мордочку шмоток сала. Мышак стоически воротит нос. А «плюшкин» лупит животное салом по сусалам и гневно орет на истеричном арабском, что ж ты, мол, жрешь мою валюту, а не свою, с. ка, природную пищу.

Но больше, скорее, не забавных, а поучительных историй. Например, много упоминаний про «мышиный рай». Кажется, ещё коллега Тэлкотт Парсонс стал в середине «жирных» шестидесятых моделировать социальные ситуации на грызунах. Именно мелкие грызуны по архитектуре социальных моделей оказались близки крупным грызунам – человеку и его сообществам. Их модальности практически идентичны.

Этот талантливый социолог заложил основу для опытов, когда сообщество крыс помещали в абсолютно тепличные, «райские» для них условия по еде, комфорту, влажности, температуре, даже музыкальному фону. Большинство оставалось кайфовать в этой неге. Но меньшая часть прогрызала ход в соседнее помещение, где холодно, голодно, влажно и шумно… Короче – «чистилище». Но там можно было испытать свою ловкость, сноровку, смышлёность, выживаемость. Позже из-за дороговизны и громоздкости rattus в опытах стали использовать мышей (не компьютерных, конечно, а обычных домовых и полевых). Вот эти истории и появились в сети. Все мышки с восторгом оставались в «раю», но при этом за два три поколения полностью вырождались. Часть уходила в простейший гедонизм – есть, спать и с… Другая в нарциссизм – непрерывно себя вылизывать (селфи они ещё не научились делать). Третья – в гомосексуализм (чтоб как-то разнообразить негу). Четвертая – в каннибализм (чтобы добавить остроты, «перчика» в счастливую монотонность). К чему я это? Просто всё больше складывается впечатление, что самая продвинутая (по популярной версии) часть цивилизованного человечества, дое…лась, в смысле доигралась, до мышей.

Экономисты говорят, что человечество, по крайней мере, в лице Запада, незаметно проскочило «райское тридцатилетие» – с конца сороковых по конец семидесятых годов прошлого (уже прошлого!) столетия. Конкуренция с Союзом за умы, мировоззрение, благосостояние заставила бросить все силы «развитых стран» на всеобщее благоденствие. Тогда и возник пресловутый западный «средний класс» с высокими стандартами потребления – материального и как бы духовного.

Помню ещё, как мы в юности с придыханием смотрели фильмы типа «Дамы и господа» Пьетро Джерми, где жизнь провинциальной итальянской компашки выглядела сплошным праздником веселых взрослых шалостей: изысканного чревоугодия, элегантного пьянства, повального адюльтера и прочих «шпили-вили». Сказка! Ради этой сказки кто-то потом переплывал на матрасе Черное море, кто-то прыгал с борта нашего океанского лайнера в чужой акватории, а кто-то и воздушный лайнер пытался угнать с самодельным обрезом… Никто ж не знал, чем все в итоге закончится.

Мне довелось много поездить по небольшим итальянским и французским островкам в Средиземном море. Жена преподавала танго, да и я проводил какие-то занятия. Впечатляли, конечно, античные культурные слои: развалины амфитеатров, терм, акведуков и крепостей. Но куда больше интриговал «слой» упомянутого тридцатилетия. Запущенные виллы с сорняками во дворах, полуразрушенные сухие фонтаны, останки гламурных пляжных ресторанов, не пропорционально большие и пустые мэрии – скорее, предназначенные для фуршетов, чем чиновничьей рутины… А там ведь ещё недавно шалили холеные и раскованные дамы и господа. Причём не какие-то нувориши, баловни судьбы, а простые инженеры, врачи, преподы. Почти слышен из недалёкого прошлого их довольный смех, томные вздохи, страстные стоны, авангардистские споры и волнующая музыка «Сан-Ремо». Эх, было б время, сделал бы контент-анализ характерных названий призовых песен фестиваля: шестидесятые – «Романтика», «За пределами», «У меня нет возраста»… После девяностых – «Отчаявшиеся», «Бесполезные люди», «Не люби меня». Тенденция, однако.

Да, закончилось всё, как у мышей. Дое…лись, короче… Конечно, до боли жалко родных бабушек, которые часами стояли под солнцем раком в огороде, когда ихние бабули встречали сансет в кофейнях за чашечкой шоколада. Конечно, безмерно жаль родителей, с кем ютились на съёмных «углах», когда «ихние» в том же социальном статусе заселяли упомянутые виллы. Но всё очень непросто и часто несправедливо в истории. И очень жестко. За всё надо платить свою цену. И выбор часто мозгобойный: комфорт или гордость; удовольствие или испытание; самолюбование или самоистязание; расслабление или напряжение; покой или воля…

Надо признать, тогда они победили. Построили-таки свой мышиный рай. Но сохранить его не смогли. Потому что сохранять сложнее, чем разрушать и даже строить. Человек в отличие от животного – саморасширяющаяся система. Это животное циклично воспроизводит константную модель бытия. А человек на каждом этапе очередного цикла собственного воспроизводства должен добавить что-то новое.

Россия чуть не попалась в логику мышеловки. Вкусно, сытно, комфортно… Конечно, это важно. И чтоб не только в столице, но и везде! Старались в этом плане. Копировали, дублировали, клонировали. Даже поклонялись главным «европейским ценностям». Но «тот, кто нам мешает, тот нам поможет». Хорошо, что не успели втянуться в райский угар, когда там что-то пошло не так. Стал скукоживаться на глазах западный «средний класс».

Опустели их виллы на островах, треснули фонтаны, пересохли бассейны. Денег на содержание перестало хватать. Да и откуда деньги, если одни, как и положено в раю, ушли в простейший гедонизм, другие – в откровенный нарциссизм… Ну всё как в выше описанном варианте мышей. А кризисы, эмигранты, потепление, пандемия – это уже последствия.

Повторюсь, наверное, но выход из социальной, политической, геополитической мышеловки для меня называется провокативным словом «империя». Для кого-то этот термин – пугало. (Хотя тот же Сан-Ремо – главный город итальянской провинции в Империи.) А для меня – способ, форма, инструмент развития личности. Можно изложить целый трактат «о пользе и конструктивности имперского мышления». Ограничусь пока несколькими очевидными выводами.

Слаб человек. Его очень легко (как и мышь домовую) принудить к комфортной домашней (в широком смысле) самоизоляции. Для этого надо только сделать эту самоизоляцию «райской», как было на Западе. Или, например, «национальной», как это делается сейчас на Украине. Суть этих моделей тождественна, как в «мышином раю». Только в одном случае зацикленность на потреблении материальных благ, в другом – национальных. (Не путать только «национальное самодовольство» с «национальным интересом».) Чем это заканчивается, уже ясно.

Другое дело – империи. Любая империя – это предельное напряжение и испытание гражданина. По сути это сеть взаимосвязанных мобилизационных проектов. Без этого не расширить сознание личности, не «вытащить» её из уютной скорлупы трех вечных базовых инстинктов. Вообще без полной мобилизации не стать человеку ни спецназовцем, ни ученым, ни художником, ни творцом. Не стать просто личностью.

Поэтому, например, в настоящих империях не бывает олигархов. Олигарх органично не способен к мобилизации. (Последний тому пример – полный провал американской программы создания вакцины, за которую отвечал лидер олигархического пула – зять Трампа Джаред Кушнир.)

Империи очень токсичны к пресловутой коррупции. Величие имперских целей по освоению пространства и материи понукает ответственных лиц жертвовать своими личными инстинктами потребления и накопления, ради социальных инстинктов расширения и освоения.

Помню, изучал когда-то материалы расследования деятельности Александра Андреевича Баранова – правителя русских поселений в Северной Америке (от Калифорнии до Аляски). Его в своё время обвинили как раз в коррупции. Велики были соблазны «упаковаться» на несколько поколений вперед в обильных краях золота, пушнины, лосося. На поверку оказалось, что он в государственную казну постоянно докладывал личные средства, удвоив её по сравнению с запланированной суммой. Эх, если б не интриги, какой бы была сейчас наша Алясочка! Имперский дух, русская миссия требовала от него сверхотдачи, сверхмобилизации. (Был бы подобный имперский «правитель» на месте бывшего «коменданта Чукотки» Абрамовича, сейчас бы футбольная команда Анадыря играла лучше «Челси», а отличные игроки Ильюша Митилищенко и Жора Нутевги выступали за сборную России).

Империи, вообще, формируют (величием своих задач) особый тип и элиты, и «глубинного государства». Это те, кто не боятся любого «чистилища», поскольку живут с достойными целями, подлинной верой и знаковой миссией.

Да, настоящую империю всегда «заносит влево», поскольку окормлять расширяющееся содружество народов, этносов, конфессий возможно эффективно только на базе государственных, а не частнособственнических принципов. Как и вынашивать великие культурные феномены… Но для компенсации любых закосов и существуют признанные противовесы и демпферы…

Короче, в рай (пусть и мышиный) мы попасть явно опоздали. Сегодня в подобную блажь верит разве что упомянутая украинская как бы элита. В режим же «чистилища» входить вроде боязно. А ведь придется!

Неочевидные последствия большого взрыва. Когда большие деньги не спасают здоровье и жизнь

Чуть ли ни с детства помню теорию «большого взрыва». Конечно, в максимально упрощенной, наивной интерпретации. Возникла уникальная ситуация сочетания сверхплотности материи, сверхвысоких температур, сверхгравитации… Специалисты назвали это «космологической сингулярностью». Ну и ахнуло!

Дальше всё по «закону Хаббла». Но для меня всё же главное в этой истории не «разбегание галактик», не возникновение нашей вселенной и другие очевидные, то есть вытекающие из названного закона вещи. Для меня важнее последствия неочевидные. Такие как возникновение жизни. Хотя бы. Иначе б не кому было писать и эти строчки.

Соответственно и в трагедии «большого бейрутского взрыва», возможно, кроме очевидных последствий, стоило бы остановиться и на неочевидных. Да, с очевидными уже всё более-менее ясно. Все противоречия, сложившиеся в этом регионе и вокруг него, обострятся максимально. Это прежде всего касается ливанско-израильских отношений. Это всколыхнет и внутриливанские политические конфликты. Это усложнит отношения ЕС, особенно Франции, с Соединенными Штатами. Это повысит накал страстей между РФ и международными мутантами – «подхрюкивающими шакалятами», то есть теми малозначимыми странами, которые везде ищут «русский след», чтобы не выпасть из глобальной повестки… Короче, здесь всё очевидно. Очевидно и то, почему большой взрыв произошел именно в Бейруте. Этот прекрасный город давно стал точкой «геополитической сингулярности». Здесь сошлась куча факторов: высокие политические температуры, разновекторные факторы давления, перманентный правительственный кризис, социальная энтропия, управленческий хаос, внешние и внутренние агрессивные долги, взрывные фантазии шейха Насруллы, спорное газовое месторождение, последний ливанский кедр на национальном знамени… Бесхозной селитры только не хватало. Но она появилась. Как говорят ливанские армяне, «не ожидали медведя, но и он на велосипеде приехал». Правда, теперь присказка изменится: не ожидали сварщиков, но и те на скутере прикатили.

А теперь о вещах не столь очевидных. У меня над рабочим столом висит картина известного бейрутского художника. Ночное кафе. Столики вынесены прямо на брусчатку узенькой улочки. На них свечи, над ними мохнатые ливанские звезды. В самом конце улицы, за силуэтами храма и мечети, лунная дорожка на море. Все проникнуто спокойствием, негой, уютом. Наверное, там ещё и тихая музыка, и запах кофе, и поздние завсегдатаи в стильных одеждах… В Ливан я влюбился очень давно. После книг Иржи Ганзелка и Мирослава Зикмунда. Может, кто ещё помнит былых славных путешественников. У них я прочитал впервые про «восточный Париж» («Бейрут с его колоритной ночной жизнью), про ароматные рощи реликтового ливанского кедра, про мечтательных и радушных жителей. Думал – вот он, рай! Не зря, видимо, Христос первое свое чудо явил именно здесь. И не зря этим чудом было превращение воды в вино.

Чтобы не разрушить свою фата-моргану, специально объезжал эту маленькую страну стороной. От идеала лучше держаться на расстоянии.

Поэтому и на «второй ливанской войне» (столкновении Израиля и ливанской «Хезболлы» в 2006 году) я в качестве миротворца оказался на израильской территории. Это отдельная тема. Но уже тогда я понял, что от войн страдают только простые люди в любом государстве. Что в Израиле, что в Ливане те, кто побогаче, просто выезжали за ареалы обстрелов. На дорогие курорты. Не удивлюсь, если они там оттягивались в одних и тех же роскошных комплексах. А вот обычные «красные шеи» сидели по обе стороны в сорокоградусное пекло в бетонных ямах. (На иврите и арабском их почему-то солидно называли «бомбоубежищами».) Кстати, тогда-то в обеих странах и возникла опасная иллюзия, что за деньги, среди всякого иного, можно купить даже жизнь. Уже потом ковид поставил это под сомнение. А взрыв добавил восклицательный знак…

Но вернусь к своей любимой картине. Наверное, стерто в пыль это кафе вместе с припортовой улочкой. Но последствия глубже. Много глубже. Никогда уже не будут в этом городе маленькие, «домашние» кафе погружены в сладкую негу. Не будет атмосферы мечтательной истомы на ночных променадах. Рассыпалась мечта о «Восточном Париже». А так хотелось её сохранить. Так верилось, что возможны обмены: Парижу отдаем всё худшее из трущоб Востока, а в Бейрут забираем всё лучшее с легендарных набережных Сены. Не сложилась восточная сказка с хрустом французской булки. А ещё и с православными храмами и традициями. И уже не сложится. Большой взрыв разметал не только бетон, арматуру и стекло. Не только уничтожил правительство и саму модель «мухасаса таифийя» – квотного формирования власти. Он испепелил мечты, надежды, грезы… Обидно, понимаешь.

Ладно, убийство мечты – это не убийство мира. А среди неочевидных последствий большого взрыва есть и такая жутковатая опция. Он показал, что во всех странах есть свои «пороховые бочки». И фитили. И фитилыцики. Те же удобрения не только медленные стимуляторы жизни, но при определенных условиях и доступное средство её мгновенного уничтожения. То есть война может теперь вестись не вторжением и захватом территорий. Не смещением режима. А полной дезорганизацией механизмов госуправления. В бардаке взрывается всё. Включая то, что вроде не обладает бризантными свойствами.

Но у каждой темной стороны, к счастью, имеется светлая. Тот же взрыв показал, что такие разновекторные геополитические силы, как Россия, Турция, Израиль и Иран, могут вместе бороться с одной бедой. Беда столь большая, что на её фоне мелкими кажутся их противоречия. Большой взрыв показал, что возможна не только новая война, но и новый мир. Кажется, Бисмарк учил политиков: никогда не поступай по первому велению души – оно самое благородное. А взрыв не дает времени на «второе веление». Потом же вдруг оказывается, что «благородное» не всегда синоним «глупого». И когда, поддавшись порыву души, волонтеры, эмчэесники и медики этих стран вместе разбирали завалы зданий, доставая под аплодисменты жителей чудом выживших счастливцев, оказалось, что они попутно разбирают и вековые завалы своих международных отношений, мифов и фобий. Даже поисковые собачки разных стран научились понимать друг друга. А уж спасатели и медики тем более. Особенно, если они связаны одной благородной миссией. И тут главное не торговаться, как попытался сделать французский президент в Бейруте. Торг здесь не уместен, а «ось» некуда вставить. Это только Макрону кажется, что он на своей «оси» всех вертел…

Неожиданным будет и неизбежное сближение позиций России и Кипра по выявлению историй офшорных капиталов. Кипр долгое время истово берег «офшорную тайну». Почти вся первая волна российских либеральных экономических туристов и валютных диссидентов осела с видами на жительство и девятизначными нулями именно на острове Афродиты. Кипрские банки не боялись нолей. Они ведь не читали роман «Околоноля», в котором показано, что вся жизнь «святых девяностых» вращалась вокруг именно ноля. Тем более они не знали великого Маяковского с его пророчеством о том, что ноль «сводит мигом всё на нет».

Они полагали, что нолики можно конвертировать разве что в шумные майданы далеко от их родины. А оказалось, что это мистическое офшорное число способно превращаться в жуткие события и вещи. Например, в угрюмую молчаливую селитру, которая, будучи складированной даже навальным полуоткрытым способом, несет страшную угрозу. Взрыв в Бейруте был слышан на Кипре за 230 километров. Многие там подумали, что по халатности натовцев опять взорвалась островная электростанция, как это было в 2011 году. Да и сам Бейрут – является главным портовым партнером офшорного рая. А взорванный рай – это и есть ад. В общем, если без мистики, взрывом сейчас разметает банковскую тайну окончательно. Особенно связанную с девяностыми и их российскими стремными «детьми»…

Кстати, о «детях девяностых». Они ведь тоже невольно подтвердили не совсем очевидную вещь – наша Земля не только изумрудно голубая, но и очень маленькая. Те же ноли, «насосанные» в Хабаровске, могут рвануть не только под местным губернатором, но и под восточной сказкой на другой половине планеты. Оказалось, что от «хабаровских денег» девяностых один шаг до современных катастроф на Ближнем Востоке. Потому что коррупционные «бабки» имеют лимитированный срок годности и безопасного хранения. И я совсем не удивлюсь, если окажется, что киприот с хабаровскими корнями, завезший взрывные удобрения в Бейрут, окажется бывшим приятелем теперь уже бывшего хабаровского губера. Трах-тарарах!

Наконец, взрывы подобной запредельной (во всех смыслах) мощности обнажают интересы многих соседних держав до самого базальтового основания, до «внутреннего государства». Шелуха политкорректности, иллюзии цивилизованности сносятся взрывной волной, и многое тайное становится явным. Наконец-то, можно будет говорить о главном. К такому развитию событий должен быть готов не только силовой блок РФ, но и её экспертно-дипломатический инструментарий. Такие потенциально маневренные структуры, как Россотрудничество, например, получают уникальный шанс стать провайдерами русской силы, а не поводырями сермяжной архаики. Если, конечно, стремительно проведут полную реновацию. Мы это увидим ещё до Нового года…

Да, сейчас всем придется особо внимательно следить за другими очевидными точками «геополитической сингулярности». За Украиной, Беларусью или Арменией, например. (Уровень риска – 8, 7 и 6 баллов по десятибалльной шкале соответственно.) Дай Бог, чтоб там не рвануло! Кстати, в одесском порту той же селитры немереные тысячи тонн и тоже затарены у кромки морского прибоя открытым навальным способом. И, конечно, стоит помнить – иногда и большие деньги не спасают здоровье и жизнь.