Текст книги "Чумной поезд"

– К чему вы клоните? – В голосе Людмилы Сергеевны послышалась дрожь.

– К тому, что те, с кем он ехал в машине, не могли его избить. Это во-первых. А во-вторых, они никуда не поехали бы из Воронежа. Они должны были бы остаться и обратиться к врачу. С такими же симптомами.

– Но ведь не было никаких подобных обращений!

– А что, если они не в больницу обратились… – Наталья не без удовольствия заметила, что Людмила Сергеевна побледнела. – Что, если просто в аптеку?

– Господи! Максим Федорович! – дрожащим голосом откликнула она.

– Да? – Худощавый мужчина в очках оторвал взгляд от разбросанных по столу гравюр.

– Сколько у нас аптек работает ночью?

– С ходу и не скажу. Надо узнать? Это я через полчаса сообщу. – Максим Федорович достал телефон и с извиняющимся видом принялся бубнить в трубку.

– Срочно! – велела Людмила Сергеевна и наконец тоже посмотрела на страшные рисунки.

«Проняло, – подумала Наталья. – Теперь начнут работать. Уже лучше».

– Так, коллеги, я должна навестить больного и всех зараженных. Они лежат в одном отделении? – Наталья подняла кейс. – Сколько их всего?

– По сводке дежурного инфекциониста, – не заглядывая в бумаги, отозвалась Людмила Сергеевна, – пятьдесят семь человек, исключая больных травматологии, которые никак не контактировали с пострадавшим.

– Хорошо, – ответила Наталья. – На это количество больных моего комплекса хватит!

Она посмотрела на большие часы, висящие на стене в зале. Они показали двадцать часов сорок три минуты.

Глава 4

В которой Стежнев гонится за поездом Москва – Адлер, размышляет над полученным заданием и избавляется от неприятного «балласта»

Черный, наглухо тонированный «Мерседес» мчался по трассе, включив синий проблесковый маячок, временно установленный на крыше. Солнце уже опустилось за горизонт, а сумеречное небо, медленно остывая, освещало алым светом плывущую за окнами степь, изрезанную неглубокими балками и рассеченную лесополосами из пирамидальных тополей. Водитель, одетый в черные брюки и кремовую рубашку, полностью сосредоточился на управлении, совершая один обгон за другим, невзирая на знаки и разметку. А на заднем сиденье задумчиво глядел в окно видный мужчина, одетый в дорогой костюм. Было ему меньше сорока лет, но ухоженные борода и усы придавали солидности.

Пролетев без остановки очередной пост ДПС, водитель чуть расслабился, глянул в зеркало и сказал пассажиру:

– Кир, дай мне эту мигалку напрокат. Братаны офигеют. Ни одна ментовская падла не остановила. А мы сколько уже отмахали…

– Без моих документов от этой мигалки никакого прока, – отмахнулся пассажир. – Если остановят, хрен отмажешься.

– А что за документы? Ментовские корочки, что ли?

– Круче. – Пассажир усмехнулся, достал из кармана удостоверение офицера ФСБ и протянул водителю.

– Офигеть! – Водитель скосил взгляд. – Стежнев… Не знал твоей фамилии, блин. Типа, офицер ФСБ? Липа ведь?

– Не липа, – пробурчал Стежнев, забирая удостоверение. – Крышу надо нормальную иметь.

– То есть тебя настоящий фээсбэшник крышует? Офигеть. Кстати, Болт как-то говорил, что ты там служил когда-то. Или батя твой. Да?

– Было дело. Ты на дорогу лучше смотри. Нам кровь из носа надо успеть в Новочеркасск до половины десятого.

– Успеем, не гони беса. С такой ксивой-то. Но вообще ты меня разочаровал, братан.

– Чем же? – Стежнев глянул на водителя с интересом.

– Тем, что служил, блин. Никто ведь не знает, поди?

– Ты же от Болта слышал, значит, знают, – не скрывая иронии, ответил Стежнев.

– А я вот не знал.

– И? – В голосе Стежнева проявились стальные нотки.

– Что «и»? Это выходит, Хлыщ меня назначил тебя слушаться, а ты, значит, мент. И выходит такая шняга, что я у мента на побегушках, что ли?

– Ты, Сеня, базар-то фильтруй. Я тебе не Болт и даже не Хлыщ. Сечешь тему?

– И в чем же разница?

– В том, что я Хлыщу говорю, как и чем рулить, а не он мне.

– Это Хлыщ тебя сейчас не слышал, ага.

– Я ему при тебе то же самое вотру, – спокойно ответил Стежнев.

– Ну, что для перевозки твоих яиц карьерный самосвал нужен, это мы слышали. Чего уж. Но все равно, я считаю, что бывших ментов не бывает, а быть у мента на побегушках – западло.

– Ты спецом кидаешься дурнем?[11]11
  Ты нарочно прикидываешься дураком? (блатн.)


[Закрыть] – поинтересовался Стежнев. – Я сказал, что служил в ФСБ, а не в ментовке. Разницы не улавливаешь?

– Ее нет почти, – спокойно ответил водитель. – Да ладно, не грузись. Хлыщ сказал, я делаю.

– Так и не трепись тогда попусту, – посоветовал Стежнев.

Вскоре объехали какой-то город по окружной трассе, снова без остановки пролетев пост ДПС. За окнами опять потянулась безлюдная степь.

– Тормозни, – велел Стежнев. – Поссать надо[12]12
  Остановись, мне нужно помочиться (блатн.).


[Закрыть]. На дорожку сверни у лесополосы.

Водитель молча сбросил скорость и свернул на узкую дорожку, ведущую, по всей видимости, к поселку. Асфальтирована она была из рук вон плохо, в некоторых местах зияли дыры до щебенки. Чтобы долго не катить по ухабам, водитель остановил машину у ближайших кустов. Стежнев выбрался наружу и, подтянув брюки, чтобы не запачкать их в пыльной траве, сходил в заросли справить малую нужду. Вернувшись, он спросил у водителя:

– Сам-то пойдешь?

– А? Да, надо бы отлить.

Хлопнув дверцей, водитель тоже направился к кустам, но он еще не успел перебраться через кювет, когда Стежнев достал пистолет и навернул на него глушитель. Открыв окно и дождавшись, когда водитель скроется за кустами, Стежнев прицелился, почти наугад, и дважды нажал на спуск. Дважды раздался звучный хлопок, дважды клацнул затвор, выбрасывая стреляные гильзы. Из глушителя заструился сизый дымок от прогоревшего оружейного масла. За кустами с треском рухнуло тело.

– Базар надо фильтровать[13]13
  Думать надо, что и кому говоришь (блатн.).


[Закрыть], Сеня, – произнес Стежнев. – Дольше бы прожил.

Он не спеша свернул глушитель, достал из кармана пару патронов и дозарядил ими магазин взамен отстрелянных.

Не выходя из машины, Стежнев перебрался за руль, развернулся на узкой дорожке в два приема и, вернувшись на трассу, поддал газу.

Отмороженные бандюганы вроде Сени или того же Хлыща порой его невероятно бесили. Самомнением в основном. По сути, это все шушера, какой калибр ни возьми. Мнят себя чем-то стоящим, масти себе выдумывают, систему иерархии… А копни чуть глубже, и за этой шелухой проявится обычный вор, боящийся всего на свете. И сколько угодно они могут кичиться, мол, тюрьма дом родной и туда вернуться за счастье, но правды в подобных бравадах не было нисколько. Стежнев после увольнения из ФСБ немало покрутился в уголовных кругах, чтобы составить о них мнение.

Но ему важна была не столько теоретическая сторона вопроса, сколько практическая. Точнее, он искал ответ на вопрос, как управлять криминальным миром себе на благо. В какой-то мере от этого зависело выживание. С учетом формулировки, с которой Стежнева выгнали из органов госбезопасности, несмотря на высокую должность отца, о безбедной мирной жизни нечего было и мечтать. А перебиваться с рубля на копейку он не собирался. Вот и приходилось втираться в доверие к бандюганам.

Благо и среди бывших коллег нашлось заинтересованное лицо. Генерал Ковалев, прекрасно осознавая, что далеко не любую работу он может поручить действующим офицерам ФСБ, и не менее отчетливо понимая, что у бандитов на подавляющее число грязных дел банально ума не хватит, он сразу взял уволенного Стежнева к себе под крыло. С точки зрения самого Стежнева, по сути, вообще мало что изменилось. Уменьшилась только мера ответственности, и отчитываться приходилось теперь только перед одним человеком, перед самим Ковалевым, а не перед стопкой начальников разных рангов. А доля власти, ради которой Стежнев пытался сделать карьеру, только увеличилась.

В общем, такой переход на нелегальное положение Стежнева устраивал в полной мере. Ковалеву каким-то образом удалось справить для него настоящее удостоверение офицера, а в случае чего генерал лично поручался за липового сотрудника перед другими службами. Зарплату Стежнев не получал, зато получил доступ к намного более жирному куску – к криминальным доходам бандитских группировок, контролируемых Ковалевым. Собственно, единственной задачей, которую Стежневу надлежало решать, была именно связь между Ковалевым и воровскими авторитетами.

Насчет самого Ковалева у Стежнева иллюзий не было, как и насчет бандитов. Ковалев был обычным преступником, что называется, оборотнем в погонах. А потому, на взгляд Стежнева, уважения заслуживал не большего, чем любой из воровских авторитетов. А вот бояться его стоило. И держаться его было необходимо, так как ему достаточно пальцем пошевелить, и от Стежнева мокрого места не останется. С учетом всего этого Стежнев выстраивал линию собственного поведения. Делал, что скажут, не болтал лишнего, бандитов доводил до ужаса, потому что, кроме страха, они ничего больше не понимали.

Взять того же водителя Сеню. Обязательно его было убивать? Вроде бы потрепался и забыл. Но нет. Дело не в том, что именно он сказал, а в чей адрес он осмелился вякнуть кривое слово. Теперь всякий будет знать, что в отношении Стежнева язык лучше придержать, а то головы лишиться можно на счет раз.

Еще лет пять назад Стежнев, читая от скуки какой-то романчик, скачанный из сети, обратил внимание на сюжет о бывшем военном по кличке Немой. Причем немотой он не страдал, просто ни с кем не вступал ни в какие дебаты, а сразу валил за любой непотребный базар. Поэтому с ним никто не разговаривал, и он жил молча. Именно к этому состоянию стремился Стежнев. Ни одного человека на свете он не считал достойным беседы с собой. А раз так, то нечего и время тратить. Взял, что надо, и свалил. Вот и вся философия.

Сверившись с навигатором, Стежнев свернул с трассы на второстепенную дорогу, ведущую к станции Новочеркасск. Именно туда в двадцать часов с минутами должен был прийти дополнительный поезд на Адлер под номером 202А. Этим поездом, согласно сведениям, полученным у коменданта на вокзале, возвращался на родину некто Алексей Еремеенко, сержант, демобилизованный из подмосковной секретной части.

Стежнев не любил задавать генералу Ковалеву лишних вопросов. Меньше знаешь, лучше спишь. Но в данной ситуации несложно было самому догадаться, зачем тот велел нагнать поезд, отыскать в нем Еремеенко и забрать все носители информации, какие при нем будут обнаружены.

Очевидно, Ковалев подозревал утечку не просто секретной, а весьма ценной для него информации из военно-космического бункера под Москвой. Эта информация могла стать для Ковалева билетом в новую жизнь за границей, да еще и с приличной пенсией. Конечно, если получится добыть информацию и слить ее агентам из ЦРУ. Но добыть ее было непросто. Если только кто-то другой не решил ее тоже продать. А у Ковалева на это нюх. Он сам всю жизнь руководствовался логикой предателя и другим ее приписывал с легкостью. Так и возникла у него идея, что руководитель проекта, полковник Бражников, нанял Еремеенко, чтобы тот безопасно доставил флешку с данными западному агенту. Логика в этом была, так как никто, кроме Еремеенко, не имел прямого контакта с руководителем проекта и не покидал часть в ближайшие дни.

С этим Бражниковым вообще какая-то мутная история произошла. Толком Ковалев ничего не говорил, но зачем-то велел достать ОЗК с изолирующим противогазом, забрал машину и умотал куда-то. Возможно, в ту самую секретную часть. Что-то там произошло из ряда вон выходящее, иначе можно было бы без ОЗК обойтись и уж тем более без громоздкого изолирующего противогаза. Это раз. Во-вторых, Ковалев зачем-то велел доставить к нему внештатного аналитика, хромого неудачника Пичугина, который слыл способностью делать выводы на основе очень разрозненных фактов. За каким Ковалеву понадобился этот бумажный червь? Что-то распутывать. ОЗК, плюс Пичугин, плюс переговоры с кем-то по поводу проекта Бражникова, пока Ковалев ехал в машине… Стежнев не любил задавать лишних вопросов, но давно научился сам делать выводы из разрозненных фактов. Вопрос выживания.

Но самая большая странность со стороны Ковалева – это, конечно, приказ убить Наталью Евдокимову, которая никак не была связана с Бражниковым. Ну, по крайней мере, видимой связи не улавливалось. Евдокимова занималась всякими инфекциями в Роспотребнадзоре. Баба как баба, на взгляд Стежнева, с такой можно было бы порезвиться. Маленькая, ладненькая, не то что большинство нынешних, которых легче перепрыгнуть, чем обойти, или большинство «форматных телок», больше напоминавших суповой набор или жертв концлагеря. Вот только зачем Ковалеву понадобилось ее убивать? Единственный вариант, который пришел Стежневу в голову, – это чтобы что-то скрыть. А что, если она спец по болячкам?

Стежнев, конечно, приказание выполнил, и Евдокимову пристрелил, когда она с Пичугиным оказалась на парковке возле больницы. Но вскоре после этого Ковалев приказал гнаться за поездом, в котором возвращался домой со службы сержант Еремеенко. Никак это не тянуло на банальные совпадения. ОЗК и Евдокимова – специалист по опасным болезням. Буча с Бражниковым и лучший аналитик. Причем из внештатников, чтобы меньше знал. Из всего этого Стежнев сделал вывод, что в секретном бункере, где проводил эксперименты Бражников, была, вероятно, совершена диверсия с применением бактериологического оружия, а Пичугин понадобился, чтобы размотать это дело. Ковалев хитрый лис и мог заподозрить Бражникова, мол, тот под прикрытием им же устроенной диверсии как-то умудрился отправить Еремеенко с данными на встречу, например, к агентам ЦРУ. А Евдокимова, возможно, поняла, что диверсия не настоящая, поэтому Ковалев и приказал ее убрать, пока она не слила эту информацию военным.

Все складывалось в очень интересную картину. Масштабность действий Ковалева говорила, что сам он за ценой не постоит в попытках добыть данные, перевозимые Еремеенко. А раз так, то цена этих данных очень высока. На миг Стежнев даже задумался, а не стоит ли попытаться на этот раз обыграть самого Ковалева? Забрать носитель с данными, грохнуть этого Еремеенко, а потом через бандюганов поискать выходы на агентов иностранных разведок? То, что у америкосов наверняка есть свои люди в криминальной среде и в среде националистов или либеральных ублюдков, он знал доподлинно. Контроль всякой вечно всем недовольной швали необходим Западу, ведь если получится когда-нибудь устроить в России революцию, никого, кроме откровенной швали, не выгнать на улицы, чтобы жечь все, громить, убивать. Нормальные люди на это не пойдут. Даже на Украине вся грязная работа делалась руками криминальных подонков, хотя и в простом народе там удалось накрутить антироссийские настроения. Народ вообще трудно направить на революционную деятельность. В нем есть здоровая мера социальной инерции, то, что можно назвать народной мудростью. Именно поэтому революционной деятельностью занимается только откровенное отребье, начиная от банального криминалитета и до либеральных крикунов всех мастей, живущих на щедрое вознаграждение Запада.

Но, подумав, Стежнев все же отказался от этой идеи. С Ковалевым шутки плохи. Этот старый черт из-под земли достанет.

Быстро темнело. Душная южная ночь быстро вступала в свои права, зажигая такие крупные звезды, каких не увидишь в небе больших городов. Впереди показались огни. Судя по навигатору, это был поселок Сармат, расположенный на окраине Новочеркасска. Стежнев выключил мигалку, остановился и снял ее с крыши, чтобы уже не привлекать излишнего внимания местной полиции. Одно дело, когда ты мчишься по трассе, и всем по большому счету все равно, какая там очередная «шишка» летит по своим делам. Совсем другое – небольшой городок, в каждом из которых у высокого полицейского начальства свои интересы и свой сор в избе, который никто не хочет никуда выносить. Поэтому любая незнакомая машина с проблесковым маячком в первую очередь воспринимается полицейскими как повод доложить наверх о возможной прибывшей ревизии из центра. И тут сразу же начнется паника: что, откуда… Начнут звонить тому же Ковалеву… Проще этого избежать, и пользоваться удостоверением лишь в случае необходимости, а не в плане отмазок.

Глава 5

В которой Пичугин встречает нового начальника и признается, что у него ничего не было, а в награду получает новенький смартфон

Когда Наталья скрылась из виду за дверями Роспотребнадзора, Пичугин прикинул, как лучше исполнить ее просьбу о приобретении спортивного питания. Он представления не имел, где это можно быстро и без проблем приобрести в Воронеже.

– Станислав Аркадьевич! – произнес он, обращаясь к Кочергину. – Не в службу, а в дружбу, как говорится. Личная просьба от Натальи Викторовны. Как вы заметили, она дама очень спортивная, не просто за фигурой следит, а у нее пунктик на питании. Мы в таком темпе собирались, что она не успела взять с собой запас. Не будете ли вы так любезны, организуйте покупку пары ведер сухой смеси белкового состава для атлетов. И пару баночек аминокислот ZMA.

Кочергин улыбнулся:

– Хороша девочка! Сколько ей? Тридцатничка еще нет? Все организуем в лучшем виде, не волнуйтесь. Куда доставить?

– Я думал, вы нам какой-нибудь транспорт дадите? – намекнул Олег.

– Вот, – обвел рукой салон джипа Кочергин. – Все удобства. И простор, и кондишен, и персональный водитель! Скорость, правда, не высока, но нам тут гонять негде. Знакомьтесь, это Володя, сержант полиции. Насчет питания не беспокойтесь. Пока будете в УФСБ, он все доставит. Так, Володя?

Водитель кивнул, не отрываясь от дороги, но все-таки добавил:

– Так точно, сделаю!

– Володя! Меня отвезешь в РПН на совещание, а сам вернешься к Олегу Ивановичу и поступаешь в его распоряжение!

На этот раз водитель ответил коротко:

– Есть!

Уже выходя из «Патриота», Пичугин прошептал, наклонившись к уху Кочергина:

– Ей тридцать пять, Станислав Аркадьевич. Вот что делают спорт и здоровый образ жизни!

Он аккуратно закрыл дверцу, оставив изумленного генерала в машине.

Дежурный по управлению выслушал Пичугина, связался по телефону с кем-то, после чего выписал временный пропуск. В провожатые ему выделили женщину-лейтенанта, но у той, видимо, тоже было немало дел, поэтому она сопроводила аналитика до нужного коридора и подсказала, за какой дверью его ждут.

«Странная ситуация, – подумал Пичугин. – Что-то тут не так. Даже в глуши не видел, чтобы неизвестно кого отпускали разгуливать по управлению ФСБ. Проверка? Подстава?»

Верить хотелось в лучшее, но готовиться он привык к худшему. Собравшись с духом, перешагнул порог просторного кабинета, который имел вытянутую форму, из-за чего больше напоминал отгороженную стенами часть дворцового коридора. Убранство тоже было под стать дворцовому. На дальней длинной стене красовался герб, точнее, это была эмблема ФСБ, но от старинного герба со щитом и мечом она отличалась мало. Слева и справа от эмблемы возвышались два одинаковых остекленных шкафа из орехового массива. На их полках сверкали кубки, холодное оружие на подставках, привезенное из разных стран, дипломы в рамках, различные сувениры, от морских раковин до статуэтки из черного дерева, изображающей африканскую пару, совокупляющуюся стоя.

Торцевые короткие стены были по всей ширине затянуты плотными бордовыми портьерами. Вряд ли там были окна, скорее шторы скрывали двери в прилегающие помещения.

Вдоль шкафов, почти во всю длину кабинета, тянулся стол, тоже сделанный из цельного древесного массива. Массивную столешницу, толщиной не менее пятнадцати сантиметров, украшала инкрустация в виде звездной карты со стилизованными изображениями зодиакальных созвездий.

Пичугин уже много раз убеждался, что чем дальше от Москвы находится кабинет управления ФСБ, тем затейливее он обставлен.

За столом сидел генерал-майор, в мундире и при погонах, довольно молодой для своего звания и должности. По его лицу трудно было определить точный возраст, уж слишком много событий оставили на нем следы, но был точно моложе Пичугина.

– Давайте сразу договоримся общаться без званий. Меня зовут Эдуард Филиппович, – представился он, поднимаясь навстречу вошедшему.

– У меня и нет звания. – Пичугин с улыбкой пожал плечами.

– Лукавите, дорогой мой! Лукавите! Вы – капитан запаса.

Начало разговора Пичугину не понравилось. Обращение «дорогой мой» было свойственно генералу Ковалеву, у которого Пичугин работал внештатным аналитиком после увольнения из ФСБ. Любая ассоциация с человеком, нанявшим киллера для Натальи, вызывала теперь крайне неприятные воспоминания. У него даже улыбка невольно слетела с губ, что не укрылось от цепкого взгляда Эдуарда Филипповича.

– Устали? – спросил тот.

– Есть немного. Прошедшие сутки были непростыми, – честно ответил Пичугин. – Плюс не самый комфортный перелет. Полтора часа на турбовинтовом транспортном самолете… Сами понимаете, не пассажирский лайнер.

– Да, отвыкли мы, отвыкли… – Эдуард Филиппович откинулся на спинку кожаного кресла, не уточняя, от чего они отвыкли, но добавил: – Раньше на У-2 и «Аннушках» летали, и ничего. Вы присаживайтесь, Олег Иванович, не стесняйтесь.

Пичугин опустился на один из многочисленных стульев, устроившись прямо напротив генерала.

– Ладно, приступим к делу. – Начальник воронежской ФСБ говорил спокойно, никаких бумаг перед ним не было, даже экран компьютера не светился. – Генерал Трифонов сообщил мне о вашем прибытии и о цели этого прибытия. А также сообщил о вашей роли в выявлении преступного замысла генерала Ковалева. Отработали вы замечательно, прямо виртуозно. Но тут, насколько я понимаю, вам предстоит работа больше в стиле полицейского расследования. Или я ошибаюсь?

«Похоже, не все ему Трифонов рассказал, – с тревогой подумал Пичугин. – Интересно, почему? Не доверяет? Только ли чумой и мерами борьбы вызван такой интерес? Ведь в Москве мы справились, почти не прибегая к помощи этого ведомства. Почти».

Пугающая догадка забрезжила на границе сознания, и от нее пробил озноб. Пичугин, чтобы сохранить самообладание, запретил себе думать в этом направлении. Нельзя выдавать себя.

– Что вы считаете стилем полицейского расследования? – вопросом на вопрос ответил Пичугин.

Это была его любимая тактика. Кем бы ни был собеседник, мягко, корректно вынудить его выйти за рамки привычных поведенческих шаблонов. И посмотреть, что получится.

– Эээ… – Эдуард Филлипович замялся. – Ладно, сформулирую вопрос иначе. Более точно. Насколько текущие события в Воронеже отвечают нашему, так сказать, профилю? Еще точнее, насколько они угрожают национальной безопасности?

– Возможная эпидемия чумы? – Пичугин нахмурился. – Очень угрожает она национальной безопасности. Сверх всякой меры.

– Я не об этом… – Эдуард Филиппович, видимо, сообразил, что Пичугин куда более крепкий орешек, чем он решил при первом взгляде. – Понимаете, генерал Трифонов у нас известный… Ну, как бы помягче выразиться о высоком начальстве… С его точки зрения, перестраховка – страшный грех. Поэтому он всегда выдает ситуацию мягче, чем она есть на самом деле. Понимаете? Я бы хотел услышать ваше личное мнение как преуспевшего внештатного аналитика.

– Боюсь вас разочаровать, – честно признался Пичугин. – Я не уполномочен давать какие-то личные оценки за пределами мнения непосредственного начальства.

– Э… А вам не кажется, дорогой мой…

– Нет, не кажется, – отрезал Пичугин. – Я прибыл в Воронеж в составе комиссии РПН, а также и по приказу генерала Трифонова с конкретной задачей – помочь сотрудникам Роспотребнадзора в установлении личности неизвестного заболевшего, с чем не справляется местное УВД и, между прочим, вы тоже. Ибо пока неизвестно, кто он, откуда и с кем имел контакты до обнаружения, высок риск распространения инфекции. Сами специалисты РПН эту задачу решить не смогут. Только совместными усилиями с МЧС, МВД и ФСБ.

– Ха! Лихо! – Эдуард Филиппович рассмеялся. – С чего вы взяли, что мы не справляемся? Я хочу понять, дорогой мой, что от нас скрывает генерал Трифонов? Он бы не послал вас сюда из Москвы, если бы дело касалось только установления личности какого-то бездомного. Речь, вероятно, идет о теракте с применением бактериологического оружия?

– Мочало сначала… – Пичугин устало выдохнул. – Я не уполномочен…

Слева раздался громкий хлопок в ладоши. Пичугин повернул голову и увидел генерала Трифонова собственной персоной, вышедшего из-за портьеры и аплодирующего последней реплике.

– Браво! – произнес Трифонов. – С вами, Олег Иванович, можно смело в разведку ходить. Я, говорит, не уполномочен… Генералу ФСБ… Ай да молодец! Вот на таких людях, Эдик, и держится национальная безопасность. А не на таких лоботрясах, как ты, скороспело нацепивших генеральские эполеты.

– Товарищ генерал! – обиженно протянул Эдуард Филиппович.

– Цыц! – велел Трифонов. – А вы молодец, Олег Иванович. А то отпустишь кого в свободный полет, так тем только дай возможность начальство прополоскать.

– Проверяли? – удивленно спросил Пичугин.

На самом деле, процентов на семьдесят удивление пришлось сыграть, так как он интуитивно предполагал нечто подобное. Например, что компьютер на самом деле не выключен, а генерал на прямой линии в скайпе внимательно слушает разговор. По-настоящему удивило его, что генерал опередил их с Натальей. Вот это действительно был фокус, достойный Копперфилда. Страшное предположение опять возникло в голове, но Пичугин снова отстроился от него.

– А как же! – Трифонов обогнул стол, уселся рядом с Эдуардом Филипповичем и поднял с пола кейс с защищенным ноутбуком в армейском ударопрочном корпусе. – Проверял. Есть такая надобность. Понимаешь, Эдик, Олег Иванович у нас – золотая голова. Незаменимых у нас нет, это точно, но аналитиками такого уровня грех разбрасываться. Понятно, почему Ковалев его держал вне штата. Чтобы поменьше было информации в отчетах о его заслугах. И везучий он настолько, что я, когда читал досье, целый графин воды выпил от избытка чувств. Редко когда такие качества соединяются в одном человеке. Вот ты, Эдик, везучий, но при этом мало отличаешься от столицы Кампучии. Только та Пномпень, а ты пень пнем. С Олегом Ивановичем ситуация прямо противоположная. Он и везучий, и умный, и дотошный, и преданный, что твой бобик, как выяснилось. Не уполномочен он, дескать. Ну, фрукт! Рад я, Олег Иванович, что события с Ковалевым привели вас ко мне. Очень рад.

«Он бы не приехал сюда только из-за чумы, – с замиранием сердца подумал Пичугин. – Да еще так спешил, что обогнал нас с Натальей. Что-то еще случилось. Что-то из ряда вон выходящее».

Пичугин ощутил, как на руках под рубашкой зашевелились волосы от прилива адреналина. С вегетативной реакцией справляться очень трудно, но ему удалось заставить себя дышать спокойно и контролировать голос, чтобы не изменился. Может, зрачки расширились? Не должны, не хотелось бы…

Однако именно в этот момент генерал Трифонов отвел глаза.

– А теперь, Эдик, покинь помещение, пожалуйста.

– Ну, товарищ генерал! – возмутился хозяин кабинета.

– Твою же мать, Эдик! Я очень хорошо к тебе отношусь, и ты это знаешь. Но порой ты начинаешь так тупить, что мне хочется убедить моих московских коллег в кадрах в недостаточности твоей компетенции. Если я хочу поговорить с кем-то наедине и прошу тебя покинуть помещение, ты должен телепортироваться, не возражая. А если не умеешь телепортироваться, то будь любезен поменять пространственные координаты своей задницы любым доступным для тебя способом. Иди чаю попей или покури… или адъютанта трахни.

Пичугин подумал было, что казарменная шутка относилась к нетрадиционной ориентации Эдуарда Филипповича, но потом сообразил, что это могло быть частью психологической атаки на самого Пичугина. Это могло быть попыткой заставить его мозг искать ответы на вопросы, которые не имели ни малейшего смысла. Ведь адъютантом могла быть и та самая встретившая его женщина-офицер. Наверняка и провожатую ему выбрали, чтобы напомнить о существовании женщин в штате.

«Не слабо взялись, – подумал Пичугин. – Не к добру это».

– Ладно, не кипятитесь, товарищ генерал. Так бы и сказали, что не для моих ушей. Чего грубить-то все время? Да еще при посторонних и младших по званию.

«Снова всплыл вопрос моего звания, – отметил Пичугин. – Не может это быть случайностью. Не та контора».

– Во-первых, если кого я и сочту посторонним, то уж точно не Олега Ивановича. Во-вторых, я тебе не грублю. И желаю тебе никогда не услышать, как я тебе грублю.

«Льстит, – уверенно подумал Пичугин. – Льстит безбожно и грубо. И вообще эта перепалка сильно напоминает дешевое деревенское шапито. А по факту – театр для одного зрителя. Для меня. Ну-ну. Поглядим, что дальше. Наверняка будет доверительная беседа».

Эдуард Филиппович покинул кабинет и крепко закрыл за собой дверь.

Как только щелкнул замок, Трифонов стразу стал серьезным.

– Эдик очень хороший офицер, – произнес он. – Я его еще сопляком помню. Рос под моим началом, в Москве. Оперился, перевели в Воронеж, главой управления. Молодой, не очень умный, но старательный, исполнительный и на своем месте. Волевой, умеет слушать более мозговитых консультантов, принимать решения, ценить сотрудников и нести за них личную ответственность. Так что относитесь к нему с уважением и доверием.

– Понятно. А это все для чего нужно было? – напрямую спросил Пичугин.

– А это чтобы он не расслаблялся и берега не терял, – ответил Трифонов и неожиданно заржал совершенно солдафонским хохотом.

Пичугин сглотнул. Он понимал, что с момента, как покинул машину Кочергина и переступил порог управления ФСБ, находится в состоянии массированной психологической обработки. И показное панибратство Эдуарда Филипповича, и неожиданное появление Трифонова, и театральная перебранка между двумя генералами, и доля лести в адрес Пичугина, все это вписывалось в общую картину принципов психологической атаки. Важно эту атаку осознать, что уже сделано, потом пропустить мимо ушей, насколько это вообще возможно, и понять, ради чего все это было затеяно. А главное – не верить ни одному слову, которому, по мнению манипулятора, обрабатываемый непременно должен поверить. Впрочем, последнее тайной не останется. Ради чего все, ему сообщат, иначе смысла не будет. А вот попытка выдернуть «клиента» из привычного психического состояния нужна для установки каких-то психологических якорей, которые отследить будет не так-то просто, когда сталкиваешься с ними в исполнении таких прожженных профессионалов, как генерал Трифонов.

Пичугин не без содрогания вспомнил сегодняшнее утро, когда он оказался перед Трифоновым в качестве подозреваемого в связи с предателем Ковалевым. Допрашивать генерал умел. Если бы не Наталья, которая лично обезвредила Ковалева, чем сняла с Олега обвинения, дальнейшие его перспективы могли быть весьма мрачными. Но после того как Ковалев застрелился в захваченном им самолете и при нем оказались диски с секретной информацией, все перевернулось с головы на ноги. Трифонов раскаялся, извинился и предложил работать в его аналитической группе. И хотя Пичугин только обещал подумать, начальник ждать не собирался, и уже к шести вечера первым заданием стал Воронеж, помощь местным силовикам в установлении личности заболевшего.