Текст книги "Чумной поезд"

– Может, вам показалось?

– Я тоже так и подумал, поэтому и не стал сообщать этого на допросе. Кто в такое поверит, решите еще, что я сдвинулся рассудком. Но есть три детали, которые всплыли в памяти, уже когда я анализировал полученную от вас информацию. Первое. Наталья вышла в халате, а за рулем была уже без него, и его нигде не было видно. Второе. Мне кажется, что когда мы отъезжали, я заметил в свете фар лужицу крови на асфальте. Но не уверен, так как было темно, около полуночи.

– А третье? – напомнил Трифонов.

– Наталья Викторовна не остановилась, чтобы предъявить выездной пропуск сотруднику полиции, а на скорости сбила шлагбаум.

– Ого. Этот факт легко проверить. Как и наличие следов крови на парковке. Получается, что Стежнев в нее стрелял не чтобы убить, а чтобы активизировать АКСОН? Значит, он о нем знает?

Пичугин оценил результат словесной атаки как удовлетворительный. Трифонов все глубже садился на крючок, теперь и он будет искать Стежнева, а не только полиция.

– Кирилл Стежнев был правой рукой Ковалева, – заявил Пичугин. – И у него не было мотивов убивать Наталью Викторовну. Но я уверен, что от генерала он мог узнать об АКСОНе.

– Или Ковалев, ничего не говоря Стежневу об АКСОНе, таким образом решил проверить, установлен он у Натальи Викторовны или нет…

– Это возможно. – Аналитик не стал перечить, так как не имело значения, что именно подумает Трифонов о мотивах Стежнева. – Но важно другое. Он мне показался крайне опасным человеком. Крайне. Он может просто попытаться отомстить за начальника, когда узнает, что к его гибели причастна Евдокимова. Даже если не знает об АКСОНе. А если знает, то наверняка попробует извлечь из этого какую-то выгоду. Например, похитив Наталью Викторовну. Понимаете?

– Да… Версия здравая. Надо найти этого Стежнева. Хорошо, займусь. Не думаю, что это займет много времени. Есть досье на генерала Стежнева, значит, есть фотографии сына. Запустим в систему распознавания лиц и где-нибудь да выявим.

– Спасибо. А то мне как-то тоже не по себе, я же все время буду рядом с Натальей Викторовной, – добавил Пичугин.

«Пусть думает, что я волнуюсь за собственную шкуру, – подумал он. – Так достовернее».

– Тогда все, – закончил разговор Трифонов.

Пичугин положил смартфон в карман так, чтобы часть корпуса торчала наружу. Штучка приметная, а Наталья не дура, поймет столь явный намек.

Он вернулся в машину. «УАЗ» тронулся и покатил в сторону здания Роспотребнадзора. Через минуту в кармане Пичугина зазвонил другой телефон, старомодный «Siemens ME45». На крошечном монохромном мониторчике высветился контакт Натальи.

– Слушаю! – ответил Пичугин.

– Ты с Кочергиным?

– Да. Мы подъезжаем к РПН.

– Отлично! Я вас у входа дождусь, чтобы вы не поднимались попусту.

– У тебя все нормально?

– Не думаю. Мне кажется, что ситуация очень опасная. Но мало кто это осознает. Надо нам с тобой пошевелиться, как в прошлый раз.

Глава 6

В которой Стежнев запрыгивает в поезд, а Карина беспокоится о пропавшем Еремееве

В Новочеркасске, в конце Баклановского проспекта, Стежнев свернул на Первомайскую улицу и вскоре выехал к станции. Оставив машину на парковке у вокзала, он направился к платформам. Нужный ему поезд 202А, судя по данным с вокзала, являлся дополнительным и двигался вне расписания, подолгу зависая на некоторых станциях. До его отправления оставалось еще больше пятнадцати минут, и Стежнев спешил, чтобы успеть сразу зайти в нужный вагон, показать Еремеенко удостоверение, взять вещички и вывести сержанта под белы рученьки, без шума и пыли. Но когда Стежнев выскочил на платформу возле последнего вагона, диктор по громкой связи передал, что «поезд 202А Москва – Адлер отправляется!». Видимо, сместилось расписание.

Чертыхнувшись, Стежнев понял, что планы придется менять. Он даже пожалел, что пристрелил Сеню, тот мог бы сейчас рвануть в Ростов и уже там подобрать его вместе с тепленьким Еремеенко. А так придется бросать машину и думать, как добираться до нее со следующей станции. А следующая – Ростов.

Но делать было нечего. Стежнев порадовался лишь тому, что прихватил с собой пластырь-кляп, хомут-стяжку для сковывания рук и некоторые другие нехитрые приспособления для пленения и пыток. Пока трудно было понять, как и где придется выбивать информацию из Еремеенко, где он держит секретные данные.

Садиться пришлось в последний вагон. В ответ на вопросительный взгляд парня-проводника Стежнев показал удостоверение ФСБ.

– Никому не говорите о присутствии офицера ФСБ, – приказным тоном велел он. – Проводим секретную операцию.

Поезд тронулся и начал разгоняться, грохоча колесами на стрелках.

– Начальнику я же должен доложить, – промямлил проводник.

– Не имеете права, – отрезал Стежнев. – Предоставьте мне место в вашем купе. Нужно подготовиться.

Спорить проводник не стал.

– Звать как? – спросил Стежнев.

– Семен.

– Сеня, что ли?

– Ну, можно и Сеня… – проводник пожал плечами.

«Еще один», – подумал Стежнев, перешагивая порог купе.

Он уселся и принялся обдумывать, как поступить. Спешить в вагон к Еремеенко глупо. Ну, посмотрит он на удостоверение, ну, испугается, а дальше что? Вязать его и пытать прямо там? Не выйдет, людно очень в плацкартном вагоне. Нужно дождаться Ростова и уже на остановке оперативненько сунуть солдатику ксиву в нос, вытащить под белы рученьки из вагона вместе с вещами, а там посмотреть. Или заручиться поддержкой местной полиции, чтобы помогли добраться до Новочеркасска, или такси взять. К счастью, отправляясь в поездку, Стежнев, как человек опытный, прихватил не только то, что может понадобиться для пленения и пыток, но и приличную сумму денег наличными.

С другой стороны, надо было глянуть на этого Еремеенко, чтобы потом уже действовать с пониманием ситуации. Парень мог оказаться здоровяком, которого не утащишь, если упрется, он мог уже напиться до свинского состояния, мог засесть в ресторане, и его придется оттуда вынимать тепленького. До Ростова не так уж далеко, чуть больше часа по расписанию, а потому следовало получить полную информацию о Еремеенко, чтобы сам захват прошел без сучка и без задоринки.

Предупредив Сеню-проводника, что вернется, Стежнев направился через грохочущие тамбуры и вагонные коридоры в начало состава. Он давно уже не ездил в поездах, не было на это ни желания, ни какой-то необходимости. Но пробудились воспоминания детства, когда они с отцом, видным майором госбезопасности, ездили в отпуск в Сочи. Люди тогда были совсем другими, ходили в гости из одного купе в другое, балагурили в коридоре у окон, флиртовали с девушками. Теперь же коридоры купейных вагонов выглядели как галереи колумбариев.

В плацкартных вагонах, как водится, кипела жизнь. И если раньше в них ездили только те, кому на купе не хватало, то теперь пассажиры в плацкартах ехали самого разного достатка, видимо, всех их объединяло нежелание путешествовать в похожем на гроб купе, а до туалета ходить через галерею колумбария. Визжали дети и прыгали перед сном, как мартышки, с полки на полку. Девушки-подружки хихикали, просматривая на смартфоне окошко чата. Дамы разгадывали кроссворды, старушки читали душеспасительную литературу, кто-то ужинал вареной курицей, кто-то, в качестве снотворного, допивал банку пива. Стежнев продирался через сплетения чужих судеб, как первооткрыватель через заросли лиан в джунглях. Только, в отличие от первооткрывателя, одет он был в дорогой костюм, и мысль у него была только одна – не запачкаться. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Добравшись до вагона-ресторана, Стежнев чуть перевел дух. Народу за столиками сидело немного, несмотря на то что время было самым подходящим для ужина. Видимо, меню и цены ресторана устраивали далеко не всех пассажиров, а многие просто боялись оставлять вещи без присмотра. Стежнев, на всякий случай, поискал глазами людей в военной форме, но с удовлетворением отметил, что таковых среди посетителей не наблюдалось. И это было хорошо. Так повышалась вероятность, что Еремеенко не придется выволакивать из поезда пьяным в стельку. Скандал Стежневу был совсем не нужен. Чем тише пройдет захват, тем выше вероятность, что никто в вагоне потом о дембеле и не вспомнит.

Наконец Стежнев оказался в пятом вагоне, где, согласно данным военных касс, должен был ехать сержант Еремеенко, возвращаясь домой после срочной службы. Но и тут солдатика в форме он не обнаружил. Конечно, Еремеенко мог запросто переодеться, но вообще это было странно. Для курьера дембельская форма – отличное прикрытие. И если бы сам Стежнев перевозил ценные данные, он бы точно переодеваться в гражданскую одежду не стал. Впрочем, Бражников мог мыслить иначе и дал Еремеенко другие инструкции.

Хуже было, что на нижней боковой полке, где Стежнев ожидал увидеть солдата, сидела старушка, пытаясь набрать СМС на кнопочной клавиатуре старенькой «Нокии». Стежнев озадачился. Поменялись местами? Но в вагоне вообще не видно было никого, кто мог бы хоть как-то напоминать дембеля. Там ехали экстремалы, двое кавказцев, дородные украинцы, а остальные либо подростки, либо мужчины, давно вышедшие из призывного возраста.

– Простите, – Стежнев обратился к старушке, занимавшей место по билету Еремеенко. – А где солдатик? Он же должен был ехать на этом месте?

– Солдатик? Не знаю я никакого солдатика, – ответила старушка. – Тут парень ехал тощий, с зеленым червяком таким на футболке. Так он, кажется, вышел в Воронеже.

«Твою ж мать! – подумал Стежнев, стараясь не выдать эмоции. – Ни хрена себе замес! Неужели Бражников меня провел, подлюка?»

Такое вполне могло быть. Еремеенко мог купить билет до дома, чтобы не вызывать подозрений, но вышел там, где велел ему Бражников. И в настоящее время вполне уже мог сливать данные агенту ЦРУ в одном из воронежских кафе. То, что он переоделся в гражданку, говорило о многом. Это мог быть один из элементов общей маскировки.

«Твою мать!» – повторил про себя Стежнев.

Он прекрасно владел собой, но ощутил, как пульс, помимо воли, учащается и начинает отдавать в голову. Что делать? Выходить в Ростове и возвращаться к Ковалеву ни с чем? Так позорно проигрывать Стежнев не привык, поэтому его мозг начал судорожно искать выход из безвыходной, казалось бы, ситуации. Если бы не эта работа мозга, Стежнев бы вряд ли обратил внимание на толстую девушку, глядящую на него из соседнего отсека плацкарта. Взгляд у нее был информативный, выражал не любопытство, не скуку, им девушка явно пыталась привлечь внимание Стежнева.

«Что-то не так! – решил он. – Нужно больше информации».

Он ответил взглядом на взгляд толстушки, и та легким движением глаз намекнула, что, мол, надо выйти и поговорить. Стежнев извинился перед старушкой и направился в нерабочий тамбур, дальний от купе проводницы. Ему пришлось прождать минуты три, прежде чем дверь тамбура отворилась и в нее протиснулась толстушка.

– Простите, мне очень надо с вами поговорить, – сообщила она. – Только без лишних ушей. Меня зовут Карина. А вы друг Алексея?

Стежнев чуть было не спросил, о каком Алексее речь, но вовремя вспомнил, что это имя сержанта Еремеенко. Ответ следовало обдумать и сделать это молниеносно. Прикинуться другом? А смысл в чем? Смысл только один, заручиться поддержкой толстухи, которая что-то знает и чего-то явно боится, иначе бы не выжидала три минуты, прежде чем направиться следом за ним в тамбур. Но на друга Стежнев не тянул, он слишком мало знал о Еремеенко. К тому же доверие к гражданскому – это одно. Доверие к представителю власти – другое. Оно всегда чуть замешано на страхе, а потому толку от него больше.

В общем, лучше было сразу показать удостоверение ФСБ. Но под каким соусом подать интерес госбезопасности к демобилизованному солдату? Интуиция, которой Стежнев не был обделен, подсказывала ему, что толстушка воспринимает Еремеенко как положительного персонажа. В этом случае объявить его шпионом и предателем Родины означает прервать с девушкой эмоциональную связь. А делать этого нельзя. И получалось, что выход есть только один – соврать, что Еремеенко сотрудничает с ФСБ.

– Нет, не друг, – ответил Стежнев, доставая и раскрывая удостоверение.

Карина даже ойкнула, когда разглядела документ.

– ФСБ? – удивилась она. – Стежнев Кирилл Витальевич. Ничего не понимаю. Алексей… Им интересуется ФСБ?

– Алексей Еремеенко работает на нас, – не моргнув глазом, соврал Стежнев. – Он должен был ехать на том месте, где сейчас сидит старушка, выполнял функции курьера, перевозил сверхсекретные данные.

– Он с ней поменялся, да. – Карина кивнула. – Ей уступил нижнюю, сам забрался наверх. Вы знаете, а мне кажется, что он попал в беду.

«Опа-па… – подумал Стежнев. – Не подвела меня интуиция».

– В беду?

– Ну да. У меня концы с концами не складывались, я не была уверена… Но если вы говорите, что он курьер… На него ведь могли напасть?

– Теоретически могли. Например, если на него вышли агенты иностранной разведки. Но это маловероятно. Операция носила секретный характер. Однако есть один момент, который меня тревожит. По заданию он должен был изображать уволившегося со срочной службы солдата. Точнее, сержанта. Но эта старушка сказала, что он был в футболке с каким-то червяком. Непонятно…

– С удавом, да. Я ведь ощутила, что он что-то скрывает! Он мне сказал, что ездил в Москву на заработки, но это как-то не очень убедительно звучало, хотя он и показал мне такой крутой смартфон.

«Ничего себе! – подумал Стежнев. – Это уж точно неспроста! Зачем дембелю скрывать, что он дембель? Только если этого требует задание. И крутой смартфон – тоже интересно. Откуда? Наверняка от Бражникова. В нем, наверное, и записаны данные. А может быть, под смартфон замаскирован жесткий диск или что-то такое? Бражников в своем НИИ наверняка мог иметь подобные прототипы большой емкости».

– Ты сказала, что Еремеенко попал в беду, – произнес он вслух. – Что тебя навело на эту мысль?

– Ну, он же пропал!

– А он не мог сойти в Воронеже?

– А он разве должен был? Какое вы ему дали задание?

Стежнев осекся. Он понял, что толстуха заметила несоответствие в его легенде. Нужно было срочно выкручиваться, придумывать достоверную отмазку.

– Я как раз и боюсь, что случилось нечто неординарное, – ответил Стежнев. – Он мог заметить за собой слежку и сойти на первой удобной станции, например, решил обратиться в местное управление ФСБ, чтобы не стать жертвой нападения иностранных агентов.

По глазам Карины он понял, что попал в цель. Она проглотила его объяснение, видимо, оно совпадало с какими-то ее личными наблюдениями.

– Он не сошел, думаю. – Карина понизила голос. – Его сбросили. Возможно, убили. И в этом точно замешана проводница.

– С чего ты взяла?

– У нее нос разбит. Вечером, когда мы вернулись из вагона-ресторана, нос был в порядке. А утром на переносице пластырь. Понимаете? И Алексея на месте нет. Просто пропал, и все. Я к проводнице, она мне ответила, что Еремеенко сошел в Воронеже.

«Вот это уже зацепка, – подумал Стежнев. – Если проводница замешана, можно будет всю ниточку размотать».

– Так вы знакомы с Еремеенко? – уточнил он.

– Да, познакомились. Посидели в ресторане, поболтали, пофоткались.

– На его смартфон?

– Нет, на мой. – Карина поспешила достать смартфон из кармана штанов, но вытянула вместе с ним упаковку из трех презервативов.

Смутившись, она торопливо сунула их обратно. Стежнев сделал вид, что не обратил внимания, а сам подумал:

«Какая беспросветная дура! Она себя в зеркало видела? Кто с ней ляжет? А презервативы, дура, таскает. Да если бы кто-то согласился, ей на радостях должно быть не до презервативов».

Сам он презервативами не пользовался никогда в жизни, считая это унизительным. По его мнению, секс – это удовольствие, и никакие приспособления не должны его уменьшать. Использование латекса – это какая-то ущербность. Мужчина не должен приносить свое удовольствие в жертву страху женщины перед беременностью. Если боится, нечего соглашаться, а если без согласия, то какое ему дело до чьей-то беременности? Болезни? Да, но Стежнев брезглив и абы с кем в отношения не вступал. Предпочитал девочек, чистеньких и невинных. И никогда никаких презервативов! Одна мысль о том, что его «священного лингама» коснется вонючая резина, приводила Стежнева в омерзение. А насчет аборта пусть думают бабы. Это сугубо их проблемы. Чего еще ненавидел Стежнев в женщинах – это болтовня и месячные. Обе эти особенности в его сознании объединялись как неотъемлемая часть женской сущности. Поэтому он никогда не вступал в половые отношения в «эти дни» и с патологическими болтушками. Толстых девок он не любил не за толстоту, а за нежелание заниматься собой. В сексе ему как раз толстозадые нравились больше «гимнасток», жилистых, выносливых и фригидных, воспринимающих секс как спорт и желающих поставить рекорды длительности и количества оргазмов. Если б не срочное дело с Еремеенко, Стежнев уделил бы некоторое время этой пухляшке. При условии, что она еще девочка. А вот это уже вряд ли. Презервативы в кармане? Шалава. Слабый интерес к Карине растаял мгновенно.

Между тем, все еще находясь в смущении и пытаясь саму себя отвлечь от инцидента, девушка вывела на экран снимки с Еремеенко и показала их Стежневу. Тот просмотрел не без интереса – теперь он узнал, как клиент выглядит, а это уже неплохо.

– Мне кажется, что проводница как-то связана с иностранными шпионами, – заявила Карина. – Она заманила Алешу, его избили, забрали то, что он вез, и выкинули из вагона. Может быть, он еще жив и его надо искать?

– Хорошо. Я сейчас же сообщу руководству по секретному каналу связи, – с серьезным видом пообещал Стежнев. – А вы должны пообещать, что никому не скажете о нашем разговоре. Это секретная операция. Вы кому-то уже сообщали о пропаже Еремеенко?

– Да. Сначала я у проводницы пыталась узнать. Но та сказала, что Алексей сошел в Воронеже. На время я ей поверила, но потом по вагонам начали ходить полицейские, выспрашивать про отставших пассажиров. И я слышала, когда они спросили у проводницы, то та ответила, что отставших нет. А ведь это вранье.

– Что же вы сразу не сообщили полицейским об этом?

– Побоялась, – призналась Карина. – Но потом я ушла в тамбур и позвонила в полицию, попросила связать меня с начальством в Воронеже и уже им все рассказала. Может, он жив, и они его найдут.

«Ну и дела… – подумал Стежнев. – Да тут какая-то серьезная игра идет, о которой я ничего не знаю».

– Ладно. – Стежнев прикинул, что фото Еремеенко ему пригодится. – По блютусу можно у вас фотки курьера скачать?

– А у вас что, разве их нет? – Карина снова насторожилась.

«Вот же тварь недоверчивая», – подумал Стежнев, соображая, что на это ответить.

– Мне нужны доказательства его пребывания в поезде, – быстро сориентировавшись, соврал он. – Для начальства.

Карина перелила ему на смартфон самую удачную, на ее взгляд, фотографию.

Еще раз взяв с нее слово обо всем молчать, Стежнев попрощался и велел Карине вернуться на место. Сам же остался в тамбуре, чтобы не мельтешить в вагоне и не встревожить проводницу, которая теперь попала под подозрение к нему.

Глава 7

В которой Наталья посещает больницу «Скорой помощи», Пичугин пытается вычислить, откуда прибыл неизвестный, а неспящий Воронеж слушает по радио ночное музыкальное шоу «Чума»

«Патриот» с Пичугиным и Кочергиным подкатил к крылечку здания Роспотребнадзора. Наталья стояла в свете мощного фонаря, держа в руке кейс. В городе стемнело, народа на улицах почти не было, а по дорогам проезжали редкие машины такси и городской транспорт.

Галантный Кочергин открыл было дверь, собираясь выйти и поухаживать за дамой, однако Пичугин успел раньше. Он протянул руку, чтобы забрать кейс, но Наталья мотнула головой, мол, не надо. При этом Олег постарался встать так, чтобы новый смартфон оказался прямо перед ее глазами. Она вопросительно посмотрела в лицо спутника, и тот беззвучно произнес, артикулируя слова только губами: «Молчи». Потом коснулся уха, намекая на прослушку. Наталья едва заметно кивнула и влезла в салон «УАЗа». Пичугин забрался следом.

– Куда едем? – спросил Кочергин, захлопнув свою дверцу.

– В больницу «Скорой помощи», – ответила Наталья. – Нужно начать лечение и профилактику. Кстати, мы уже получили данные по антигенному типированию на мышках и электронную микроскопию.

– И что поведали мышки? – уточнил Пичугин.

Он успел поднабраться у Натальи специфических знаний, пока они проводили аналогичное расследование в Москве.

– Все вместе доказали, что возбудитель относится к виду иерсиния пестис, то есть чума. Четвертый серовар, тот же, что и в Москве. Это исключает возможную версию, что этот очаг возник сам по себе из эндемической зоны, например, Северного Кавказа, как некоторые думали в штабе РПН. Теперь сомнений нет, что этот неизвестный приехал из Москвы, а источник один – Серикджан, занесший чуму из Казахстана в Москву. Осталось найти подтверждение связи Серикджана с нашим неизвестным «Удавом». Поэтому сейчас крайне важно разобраться со смартфоном пострадавшего. Кстати, Станислав Аркадьевич, ваши спецы его смотрели?

Кочергин криво усмехнулся:

– Не разбирали, Наталья Викторовна, побоялись. Не стану выгораживать. Решили пока не спешить с этим. Дали только команду сохранить все его вещи.

– Телефон у вас?

– Нет, конечно! Там, в боксе у больного.

– Ясно. Олег, может, по твоей линии окажутся специалисты посмелее?

Кочергин проглотил пилюлю, от которой не смогла удержаться Наталья.

Пичугин извлек новенький смартфон, активировал экран и позвонил по единственному в памяти номеру. Получилось это довольно демонстративно и с долей этакого выпендрежа, превосходства службы безопасности над органами внутренних дел. Кочергин смотрел на дорогу. Водитель в разговор не вмешивался совсем, будто его и не было.

– Товарищ генерал, – обратился Пичугин к Трифонову. – Прошу прощения за беспокойство.

– Ничего, Олег Иванович, все, что нужно. Чем могу помочь?

– Мы сейчас произведем изъятие смартфона зараженного чумой, нужно попытаться восстановить данные, которые на нем могут храниться. Это может нам дать необходимый материал для выяснения личности пострадавшего.

– Я понял, забирайте смартфон, я организую специалистов. Вам позвонят. – Трифонов дал отбой.

– Эка, как у вас все быстро делается, – уважительным тоном заметил Кочергин. – Один звоночек, и тут же прилетят специалисты с чемоданчиками. Уже могу приказать расчищать вертолетную площадку?

– Нет смысла язвить, – спокойно ответил Пичугин. – Цена этой информации слишком велика. Отказываться от любой попытки извлечь ее – недопустимая беспечность. Я думаю, вам стоило сразу подключать местных спецов из ФСБ. Ставка больше, чем амбиции.

Наталья, слушая вполуха, наклонилась и достала из пространства между сиденьями доставленное водителем ведро с протеиновым порошком.

– Это чье? – спросила она удивленно.

– Ваше, – ответил Кочергин. – Олег Иванович дал задание, а мы выполнили.

Наталья повернулась к Пичугину и губами изобразила поцелуй, который, однако, никто в сумерках не разглядел.

– Спасибо! Спасибо, Олег! И вам, Станислав Аркадьевич, огромное спасибо. Не забыли. – Наталья опустила ведерко под ноги. – Сейчас мне пока не нужно, а вот когда в больнице закончим, потребуется проглотить пол-литра смеси.

– Там еще две банки «змашек», – подал голос водитель. – Как просили. Сказал, что для женщины, вот они и дали ультра лосс и ристал шейк. Вот чек.

Водитель через плечо протянул бумажку, но Кочергин выхватил ее.

– Это угощение, Наталья Викторовна, примите в подарок.

– Спасибо, – ответила Наталья. – Но я в состоянии оплатить.

– Не беспокойтесь. Вы гостья! – Генералу очень хотелось хоть чем-то реабилитироваться и получить снисхождение у «прекрасной дамы».

Машина въехала на территорию больницы. В воротах стоял усиленный наряд охраны. Аналогичные посты выставили у корпуса травматологии. В воздухе стоял терпкий запах каких-то цветов. Ветра не было совсем. Ночь навалилась жаркая, сухая.

Наталья вышла следом за Пичугиным, тот совершенно автоматически протянул руку, помогая выбраться из высокого внедорожника. Вряд ли помощь была нужна, но это воспитанная потребность уважительного этикета. Кочергин опустил стекло.

– Я вам там нужен?

– Наверное, нет, Станислав Аркадьевич, – произнесла Наталья. – Мы справимся. Вы дайте ваш номер, когда закончим, Олег вам позвонит.

Когда они подошли ко входу в корпус, она сказала негромко:

– Олег, у нас очень мало времени. Поэтому, чтоб не дублировать друг друга, ты занимаешься его смартфоном, а я больным и медперсоналом. Договорились?

– Так… – Пичугин попытался возразить, но Наталья ему показала кулак, и он воздержался.

На входе у них проверили документы, в списках значились оба. Пост пропустил в карантинную зону, где они в одной комнате переоделись в хирургическую форму, поверх которой натянули противочумные костюмы «Кварц-1». Наталья из кейса достала упакованные в полиэтилен коробки с ампулами и флаконы с порошком.

Когда закончили с переодеванием, им открыли дверь в травматологию. В герметичных костюмах невозможно было понять, какова температура в помещении, но, взглянув на термометр, установленный у входа, она убедилась, что воздух, согласно инструкции, держат на отметке в двадцать градусов. В четырех углах стояли активные ультрафиолетовые установки, обеззараживающие воздух в коридоре. Все окна были наглухо закрыты. Позади фильтров располагался передвижной кондиционер с гофрой, погруженной в вытяжку.

На посту сидел здоровенный мужчина, облаченный в сильно устаревший противочумный костюм. Состоял он из резиновых сапог, двух хлопчатобумажных халатов до пола, перепоясанных бинтом, через который перекинуто вафельное полотенце. Также в комплект входила пара толстых резиновых перчаток почти до локтей, а лицо его от шеи закрывала толстенная ватно-марлевая повязка, доходившая до самых глаз, скрытых за круглыми стеклами металлических мотоциклетных очков. На голове по самые брови был нахлобучен белый медицинский колпак. Так одевались врачи, работавшие в очагах чумы еще в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, когда эпидемии чумы свирепствовали в Средней Азии. Этот ПЧК стоял на вооружении санитарно-эпидемических служб и «Скорой помощи» до восьмидесятых годов и до сих пор не всюду списан, хотя медики, работающие в очагах особо опасных инфекций, как правило, обеспечены более современными средствами индивидуальной защиты.

Наталья поздоровалась с дежурным и спросила:

– Медбрат?

– Фельдшер, – отозвался дежурный. – Нас сняли с инфекционной бригады «Скорой». Народ в отпусках, завтра приедут другие.

– Не поняла, а что, на бригадах вам работать не нужно? – удивилась Наталья.

– Туда направили ребят из МЧС, а нас сюда.

– Понятно. Кто здесь лежит?

– Сотрудники отделения, врач из приемного, санитары, рентгенологи, медсестры, постовые. И этот в отдельной палате.

– Из врачей кто за ним наблюдает? – Наталья, продолжая задавать вопросы, выкладывала из пакетов коробки с ампулами.

– Я. – Дежурный выложил на крышку поста пластину с прикрепленным листом, разлинованным в таблицу. – Мне тут назначения оставили. У кровати монитор, я каждые полчаса снимаю показания. Все лекарства он получает. Хотя…

– Что хотя? – Наталья терпеть не могла, когда хоронят еще живых.

– Ну… – Фельдшер замялся. – Шансов мало.

– Это усовершенствованная вакцина Хавкина, от чумы. – Наталья показала на ампулы. – А вот тут экспериментальный препарат из Москвы, который резко повышает ферментную активность макрофагов. Надо сейчас ввести каждому инфицированному вне зависимости от клинических проявлений. Поняли?

– Понял.

– Сколько человек в отделении?

– Сорок два.

– Все медики?

– Нет, еще пациенты, которые однозначно контактировали с больным. Остальных отвезли в другое отделение, но тоже в карантине.

– Хорошо. Тут на пятьдесят зараженных. Вакцину вводим один раз, а экспериментальное лекарство два раза. – Наталья совершенно намеренно не озвучила название препарата, так как врачам оно ничего не скажет, его нет в справочниках и реестре лекарственных препаратов. – Второй раз завтра после полудня. Олег, не стой без дела, займись смартфоном!

Пичугин хмыкнул и обратился к дежурному:

– Мне нужны вещи неизвестного. Где они?

– Там, в палате, в пластиковом мешке. – Дежурный указал на палату с замком снаружи. – Одежду мы отправили в дезкамеру, она чистая и упакована. Только если будете забирать, расписку оставьте.

Пичугин перебрался в палату, а Наталья осталась инструктировать фельдшера о том, как приготовить лекарство, как вводить и, главное, как правильно оформить информированное согласие от всех инфицированных в отделении, что они согласны на добровольное участие в клинических испытаниях экспериментального препарата.

Затем они прошлись по палатам, где Наталья поговорила с каждым. Всех успокоила, правда подтвердила, что у неизвестного чума, но предупредила, что лекарства уже работают, что раз лечение начали еще до клинических признаков, значит, есть очень большой шанс, что все обойдется. Вот и вакцину привезла самую лучшую. Но нужно набраться терпения и мужества! Особенно уважительно она общалась с медиками, которые, сами находясь в карантине, продолжают оказывать помощь своим больным. Переговорила с травматологом из приемного отделения, утешила заплаканного терапевта, которая только повторяла: «А я же их предупреждала!»

Наталья ее похвалила, сказала, что везде так в России, беспечность – это наша хроническая наследственность.

Пичугину в палате было неуютно. Последний больной с легочной чумой, которого он видел живым, был таксист Ширяев и женщина по имени Алия, сестра молодого казахского трансвестита Серикджана, который и привез чуму в Москву. Ширяев умер, Алию продолжают лечить, и есть шанс ее спасти благодаря антибиотикам, которые она принимала от своей женской инфекции.

Но неизвестный парень был действительно плох. И трудно было сказать, что больше усиливает тягостное впечатление, множественные ушибы лица и головы или клокочущее тяжелое дыхание. Правая нога парня была упакована в гипс.

Пичугин осмотрелся и увидел в углу на металлическом столике пакет, в котором обрисовывались знакомые контуры смартфона.

Не раскрывая пакет, он рассмотрел его в свете лампы. Экран был покрыт мелкой сеткой трещин, а сам аппарат, похоже, раздавлен каблуком или коленом, потому что имел заметную деформацию.

При попытке прощупать телефон пальцами послышался характерный хруст. Материнской плате капец. Впрочем, пусть разбираются спецы-электронщики.

Аналитик с пакетом в руках покинул палату, но у поста уже не было ни Натальи, ни дежурного. Не зная, как бы обработать пакет, Пичугин решил их дождаться. Вскоре Наталья с дежурным вернулись.