Текст книги "Неожиданный результат"

Закон! Не в честь его нарушить!

А вот почтить его за честь!

Почтить, а сам закон разрушит,

И сверху на могилу сесть!

Пролог. Товарищество

Товарищество =Законник = (аббревиатурное название: «ЛЛЗИМА-666») существовало как одно из главных Городских Учреждений, в ведении которого находился весь контроль за соблюдением и почитанием законов, актов и прочей юридической мишуры, т.е. самого Закона. Посещали его в основном законопослушные и законознающие, да и другие лица, так или иначе приближенные к этому самому Закону, как они все утверждали и думали. И это, скорее всего богоугодные заведение, существовавшее с недавних пор, похоже имело желание обосноваться надолго.

Эта история произошла в одном городе Z, расположенном где-то в глубинах нашей большой страны, на небольшой, от тог не самой примечательной, улице Законная, где оно стояло в идее особняка на прочном фундаменте из бетона и Закона, уходя вверх, в небо, на пять этажей, вширь же раздаваясь на двадцать пять окон, что сделало и сам город, и саму улицу весьма примечательными и даже известными.

Работали здесь трудолюбивые уважающие Закон люди.

Глава 1. Ознакомительная.

«Лихоим Законников («Лизак») –собственно Председатель самого Товарищества. Весьма уважаемый и видный господин города Z. Он всегда носил шикарный костюм черного цвета, черную рубашку с обязательно расстегнутой верхней пуговицей и черный ботинки (эксклюзивный подарок от какого-то неизвестного западного дизайнера). Галстуки Законников не признавал. Председатель внушительно выделялся на фоне серой и невыразительной городской толпы своими широкими плечами, огромными мускулистыми руками и крупного размера головой. Иногда на этой голове появлялась черная шляпа с широкими полями (как у итальянских мафиози прошлого столетия), но сегодня он был без нее. Глаза у этой головы своими узкими щелевидными зрачками напоминали совиные. Они излучали добродушие, хотя Лихоим добродушным человеком не был. Добродушие очень быстро переходило в надменность (а это как раз по-Лихоимовски). И так могло происходить несколько раз в день. В самой голове (ведь она очень крупная) был заключен ум, обладающий огромной грандиозностью, которой. Конечно же, видно не было, но которая (грандиозность, т.е.), в этом нет необходимости сомневаться, существовала. Проявления как ума, так и его грандиозности были повсюду заметны в городе Z, но наиболее они проявлялись (иногда даже казалось, что отдельно от головы) в самом Товариществе.

Мы еще увидим в действии (и даже будем выискивать доказательства) грандиозности ума этого человека, а пока что…

Следующий участник нашей истории:

Главный прокурор города Z Лип Правилов, или Правилов («Лгуша»). Никто в точности не знал: где и как, ставить ударение в этой такой обычной и правильной фамилии. Определенно он и сам этого не знал, а все потому, что, по ходившим в народе слухам, Правилов совсем был не силен в русском языке. По крайне мере, не так силен, как в знании буквы Закона. Но это у него с армии повелось, где он буквально влюбился в воинский армейский устав (может даже и спал с ним), что отразилось в постоянной четкой выправке прокурора, ставшей чуть ли не самым естественным для него состоянием.

В достоверности так же неизвестно, почему Правиловы назвали свое чадо Липом. Может, они хотели, чтобы он «лип» ко всем – лип, в смысле не от желания надоедать (прилипать), а от желания постоянно спрашивать, чтобы развиваться. И он действительно лип ко всем, и не только с вопросами, но и с допросами. А еще, есть версия, что родители (в особенности, отец его «правильный») хотели, чтобы он стал лгуном и обманщиком (при правильности-то и такие виды на будущее ребенка), этакой «липой», неправдой. Лип стал впоследствии обладателем и этой, весьма востребованной в наше время, способностью. А еще он занял должность главного прокурора в области.

Лип, в безукоризненно отглаженном, синем костюме. В синей рубашке, в блестящих, в смысле, великолепно начищенных. Туфлях синего цвета, с синей. без опознавательных знаков, фуражкой, на лысеющей голове (не такой крупной, как у Законникова), неспешно вышел из «Ролс-Ройса» синего цвета, на крыше которого липла сирена-мигалка синего цвета. Галстуки Правилов признавал, и галстук был одноименно, синего цвета.

Правилов был не только главным прокурором, но и вторым по значимости и влиятельности человеком, в Товариществе, да и во всем городе Z, вслед за Законниковым.

Важно и чинно выпрямившись во весь свой, достойный прокурора, рост, он молниеносно кинул взгляд своими крысиными глазами влево, вправо и назад. Да, да Лип умел глядеть назад и умело пользовался этим, неизвестно кем дарованным, а, может быть, приобретенным талантом, и, не увидев ничего для себя опасного, смело последовал в двери Товарищества…

Следующий персонаж повествования –главный судья города Z –Засед Судекович («Седак») –респектабельный господин с сочными, выдающимися во все стороны, ягодичными мышцами.

Вышел он из дорогого белого бьютика (мигали у него не было) и быстро вошел, буквально вбежал, в здание Товарищества, ни на кого не обращая внимания (форма, цвет и схожесть с кем-либо глаз поэтому не установлена).

Это небольшое расстояние он преодолел походкой самоуверенного человека, привыкшего, не раздумывая, идти сразу, твердо и напролом даже.

Его совершенно нестройное тело облегали ослепительной белизны костюм и белая рубашка со стоячим воротником, белый галстук в белый горошек (хоть и белый, но то, что это горошек – было заметно). Полностью слившийся с рубашкой. Белые лакированные туфли довершали экипировку Судековича..

Дав имя своему отпрыску –Засед, родитель и не подозревали, что он настолько полюбит сидеть, что его первое произнесенное слово будет не «мама», а немного искаверканное, «сидет».В детстве он любил сидеть: сначала на маленьких стульчиках ( в особенности, когда какал) сидеть подолгу, вертя в маленьких ручонках игрушечную машинку (без мигалки), потом продолжил сидеть в школе, университете – на твердых стульях, на которые обязательно подкладывал незаметную небольшую мягкую подушечку потому как сидеть долго, по его словам, было: «Ой, как непросто и даже немного больно». В дальнейшем он сидел в разных учреждениях и ведомостях, но уже в мягких удобных креслах (хотя бывали и много тверже «ученических табуреток»). Этого ему показалось недостаточно, потому он за счет своей усидчивости, досиделся до удобного и очень мягкого кресла главного судьи города Z, пересидев, наверное, на всем что было предназначено для сидения в самом городе. Да и не только в нем.

Таким образом. Засед полностью, если и не оправдал ожидания своих дальновидных родителей, то, по крайней мере, свое имя оправдал.

Судекович стал третьим, по влиятельности, лицом в городе.

Четвертый фигурант действия –Илия Пророков («Пророк») –сын отца – востоковеда и матери-археолога.

Пребывая в Израиле, любящие родители назвали своего первенца в честь известного еврейского пророка, «рассекающего» небо на своей колеснице. Илия, предполагая, что сын пойдет по стопам кого-нибудь из своих родителей, но Пророков пошел дальше, став четвертым значительным лицом в городе – главным епископом, т.е. архиепископом города Z.

Больше всего в жизни он любил себя и Господа Бога. Так и говорил: «Люблю себя и почитаю Бога!» (все-таки почитал, а не любил). Но то. что он был пророком это точно1 Всегда, когда что-нибудь обсуждали и уже, казалось бы, приходили к единому мнению и единственному правильному решению. Он мог в самом конце собрания встать и просто, но веско и грозно сказать:

–Да не будет так! А будет так! (в смысле, по-другому)

И он всегда был прав, потому как становилось так (по-другому), а не так как планировалось.

Чуть ли не решающим было его окончательное высказывание, потому без него и не могли обойтись, а еще и потому, что он единственный законный представитель власти Бога в городе Z.

К особняку товарищества он подъехал на «Порше» черного цвета (без мигалки). Епископ был в черной рясе, которая полностью скрывала его от шеи до самых кончиков обуви. На вытянутой голове покоилась кимвалка, напоминающая больше католический (кардинальский), чем православный головной убор. Черный цвет и рясы, и кимвалки придавал епископу более мистичности и закрытости, чем расположенности и открытости.

Выйдя из своего автомобиля, он ловко проделал обряд поклонения непонятно кому, может быть и чему (возможно, даже нашему Господу Богу Иисусу Христу), взглянул своими бульдожьими глазками сверху вниз, несмотря на невысокий рост, на всех, кто был рядом и вдалеке, и, семенящей с приседанием на левую ногу (сказывался недолеченный юношеский перелом) походкой, он также вошел в здание Товарищества.

***

Лихоим Законников, являясь Председателем Товарищества =Законник=, пригласил всех вышеназванных лиц на незапланированное собрание под грифом (=Секретно=, тем самым не афишируя, что данное собрание должно было состояться. В начале он хотел сделать его тайным, но, поняв, учитывая положение приглашенных в городе Z. Всю абсурдность и невыполнимость подобной затеи, он взял и сделал его просто секретным. Оно и оставалось секретным, пока находилось под защитой грандиозного ума Законникова, пока он не поделился предстоящим собранием со своим секретарем. Собственно говоря, председатель просто просил, чтобы тот секретно оповестил о собрании всех, кого необходимо было оповестить. Но, как только поручение оказалось в «руках» у секретаря, оно рассекретилось по невыясненным обстоятельствам. Замысел замечательный (Первое доказательство грандиозности ума Законникова), а вот исполнение… – не очень, мягко говоря (видимо не все может предусмотреть ум).

Лихоим даже и подумать не мог, что так быстро все рассекретится. Но и сами участники этого уже не секретного собрания не удержались и, несмотря на строгое предписание Председателя: «Из толпы не выделяться» с оглушительным апломбом явились на секретное собрание.

Слишком они себя любили (безнаказанно чувствовали), уважали и почитали, чтобы думать о соитии с народом. А потому и явились на своих обычных средствах передвижения, которые не считали с некоторых пор чем-то выделяющимся из общего потока автомобильного движения.

Один Лихоим не подъехал к Товариществу на своем дорогущем бронированном автомобиле класса люкс – «Кадиллак» в окружении (всегда) не менее дорогих внедорожников, числом шесть (его любимое число потому. как оно постоянно напоминало ему и другим, что все– «шестерки», кроме, конечно, самого Законникова). Все это «черное» шествие машин (с сиренами и мигалками) на солнце блестело, отражалось яркими белыми бликами и попадало в глаза прохожих, отчего в этих глазах появлялись цветные «фонарики», а некоторые из обладателей глаз на неопределенное время даже слепли.

Но он не смог отказаться от своей охраны, также числом шесть, которая шла будто цепные псы, строгим шестиугольником, соблюдая совершенно четкую и одинаковую дистанцию друг от друга. Председатель любил во всем порядок. Это продвижение к дому Товарищества, с постоянным отстранением встречающихся на пути людей, даже без машин, не походило на незаметное. А ведь конечной целью Председателя было место проведения, им же самим назначенным секретного собрания.

В общем, задуманная грандиозным умом секретность совсем не получилась, а все потому, что эта секретность попала из грандиозного ума по сути не к самым грандиозным людям (если вообще люди могут обладать грандиозностью, кроме ума, конечно).

Вся охрана Законникова в целом составляла число ровно шестьдесят шесть. Получалось, что до рокового «666» не доставало шестьсот человек. Даже для Лихоима это было накладно, но он всем (и себе) внушал: «шестьдесят шесть и шесть, кхе-кхе-кхе, вот вам и «666». Только –зачем и почему он любил и стремился к роковому числу оставалось загадкой (похоже на второе доказательство грандиозности ума).

Собрание должно было состояться в огромном зале особняка Товарищества, по размерам, не уступающим настоящему теннисному корту. Посередине этого зала стоял длинный мраморный стол, который всей мощью упирался в стол маленький, но тоже мраморный, создавая с ним четкий перпендикуляр, который являлся столом уважаемого Председателя. На этом маленьком столе аккуратным секретарем было все подготовлено для проведения собрания: на его левой половине лежали три стопки папок, на правой – точно такие же папки (но все-таки другие) и тоже три стопки. Высота каждой их шести стопок равнялась шестидесяти шести сантиметрам. Секретарь знал о любви Председателя к порядку и строгости. Похоже, что знал о почтении последнего к числу «666». А ведь оно (число) и вышло: «шестьдесят шесть сантиметров и шесть стопок, кхе-кхе-кхе.

По обеим сторонам длинного стола стояли друг напротив друга четыре жестких стула (самый неудачный выбор для Судековича), приготовленные для собрания участливым секретарем, которое уже точно потеряло всю свою секретность.

Он (секретарь) и должен был быть последними участником собрания.

Пора бы с ним познакомиться, тем более, мы о нем уже упоминали.

Это лицо – самое невлиятельное после всех влиятельных (по счету – пятое), через которое произошла утечка секретности столь важного, но незапланированного собрания. Вследствие своей исполнительности и аккуратности (утечка не в счет), вследствие понимания того, что хочет от него Законников, секретарь и секретарем Председателя Товарищества =Законник=.

Его часто спрашивали:

Он всегда повторял: «Лихоим и я!», ставя себя на последнее место, пропуская вперед Председателя.

Секретарь также носил фамилию и имя, которые, как и всем нам дают при рождении родители: Мал Малышов («Малый»).

Малышов был роста отнюдь не маленького, правда, достижения незначительного по карьерной лестнице. Родители и в этом случае предугадали с присвоением имени своему чаду. Из малого несмышленыша он вырос в малого смышленыша (не без из изъянов, конечно)– в секретаря, ни много, ни мало самого Законникова, став (как уже упоминалось) и значительным, и влиятельным, и все-таки господином города Z, но только пятым.

Без машины (без мигалки), миловидный молодой (младший из всех) человек, в сером, почти обычном, костюме, серой рубашке и серых потертых замшевых туфлях. Глаза – то ли овечьи. То ли телячьи. Ничего выдающегося, ничего примечательного и ничего запоминающегося, а, однако, в городе –пятый.

Ну а что же Лихоим?

Очень интересная история.

Его родители -Законниковы – в свое время были неисправимыми законниками. Но, к сожалению, по греху, занимаясь очень крупными и очень сложными аферами и махинациями (при любви к закону), ловко лавируя по течению среди камней преткновения реки по названию «Закон», они, поняв, что нахапано ими много и весьма нечестно, захотели избавиться хотя бы от част и тяготившего их груза и «перевести стрелки. А тут, как раз вовремя, ребеночек у них родился. Вот они сыночка Лихоимчиком и назвали.

Правда, не помогло им это. Ровно через месяц после рождения Лихоима, их арестовали при получении очередной взятки, и, по совокупности преступлений, вменив им устойчивость и организованность (совместный брак на протяжении десяти лет) и, как сказано в приговоре: «преступная группировка», обоим родителям дали пожизненный сроки, потому, как и мокрые дела у них обнаружились.

Вот и потянул Лихоимову лямку через всю вою сложную жизнь Лихоим Законников.

***

Наконец– то подобрались (почти) и к самому собранию.

Три представителя элиты Закона и города уже находились в зале – это Павилов, Судекович и Пророков.

Кстати, (треть доказательство грандиозности ума?), собрание планировалось секретным, чуть ли не тайным, а Законников его в зале большом устроил, проявив грандиозность ума (все-таки третье, и доказательство)!

Троица, по всем признакам Троица, разве что не святая, зато с представителем от Бога –Илии Пророкова, поприветствовала друг друга крепким рукопожатием, но только не самого епископа. Прокурор и судья, уважая сан Пророкова, поклонились ему, а тот в ответ прочертил над ними троеперстное и троекратное, непонятный неверующему человеку (им-то понятный, потому что они «верующие». Более похожий на заклинание, чем на благословение, а для пущего проявления неземной власти, дал им облобызать свою полуиссушенную руку с длинными, тонкими пальцами, мизинец которой плотно облегал нешуточных размеров перстень, перевернутый прозрачным камнем внутрь. И неспроста, потому как, прижимая ладонь к сердечной области, Пророков чувствовал не только сердцем, но и «всею душою своею»      прикосновение камушка. «наверху Бог помогает, а внизу камушек есть» – Пророков так это понимал.

Глава 2. Собрание.

Собравшиеся не успели поделиться между собой мнениями об экстренности собрания, потому что в зал вошел сам организатор собственной персоной – Председатель Товарищества =Законник+ – Законников, без сопровождения. Зашел уверенно и шумно, чтобы на него сразу обратили внимание:

–Кхе, кхе, кхе. (Он любил покашливать, а, может быть, это было проявлением болезни легких).

Троица, в полном составе, повернулась к Председателю всем своим тройственным, но «единым» лицом. Епископ лишь слегка кивнул в ответ головой, а прокурор и судья в унисон, в едином порыве поприветствовали Председателя:

–Здравствуйте, господин Председатель!»

Получилось довольно слаженно.

Законников окинул взглядом эту несвятую троицу, произведя фыркающий звук: «Фррр» (это фырканье он, а точнее, его ум, часто употреблял перед тем, как начать рассуждение с самим собой), так, так, так, -грандиозный ум Лихоимова начал действовать и сопоставлять факты, чтобы понять, -а почему это наш судья явился сегодня в белом? Вот прокурор –другое дело. Где бы не появился, везде– в неброском, в синем. Может, даже в синем и спит; – хихикая предположил ум. –было же сказано: №строгая секретность». Как Вас понимать, уважаемый Засед Седекович? С епископом – то ясно, он вполне законопослушный: и перед Законом, и перед Богом…»

Рассуждая, он дошел до своего председательского кресла.

–Прошу, садитесь, кхе,кхе,кхе. Лихоим сел, поводив головой слева направо и справа налево, и издал удовлетворительное: «Кхе» от вида аккуратно и симметрично разложенных на столе стопок с папками.

–Господа! –раздалось по всему залу продолжение Председателя (ай да секретность) и раскатилось эхом.

Лихоим замер, с наслаждением вслушиваясь в эффект, созданный звуковыми волнами, отраженными от стен при преодолении пространства.

Стало очень хорошо заметно, что первый человек в городе Z с грандиозным умом может наслаждаться обычным, пусть и громким «Я!». Но, т.к. он был не один, ему пришлось прервать самолюбование, начинающее переходить в самопочитание и продолжить:

–Я хочу сказать, что к нам, в Товарищество, попала жалоба!

Повисла гробовая тишина. И, представьте, случилось это (тишина) при полнейшей тишине.

***

… Попала жалоба от члена Общественной палаты, деятеля всевозможных ю-туб каналов и подканалов, лидера и массовика среди нашего народа…– Лихоим просто не мог не насладиться произнесением последнего слова: «народа» – звание жителей города Z.-… кхе,кхе.кзе, нашего народа, который всегда почитал, и исполнял Закон…– ум Лихоима еще раз прокрутил все вышеуказанное Лихоимом. – Жалоба написана господином Сучком Сукино («Сук»), в которой общественник Сукино жалуется на нарушение прав человека одним положением нашего уважаемого Закона, случившееся с одним депутатом от неопределившихся, а именно: этот депутат при попытка определиться, не вняв смыслу статьи Закона, гласящей: «При определении депутата к какой-либо, установленной Законом партии, он будет обязан пройти в обязательном порядок следующие процедуры «раскрытия»: первое– всей своей личной жизни ( в доскональности), второе –всего своего накопленного капитала: доходы, расходы, имущество и т.д.», что не обязан подчиняться этой статье в пункте, касаемом раскрытия личной жизни, потому как в ней имеются мягко говоря, бреши в виде незаконных сношений при законной супруге. Через некоторое время после неудавшейся попытки определиться, этот депутат встретился с господином Сукино, после чего всплыла.

Справка, выданная для обоснования прерывания повествования (небольшая) гласит: «Родители Сукино («Суки») назвали своего отрока Сучком с единственной целью6 Созвучие с фамилией. Таким образом, ребенок продолжил поприще своих родителей не только как носитель родовой фамилии и созвучного ей имени, но и как продолжатель их рода деятельности; а кончили они плохо…»).

Законников чуть передохнул и продолжил:

–Кхе, кхе, кхе; знаете, господа законники, понизив голос, вкрадчиво произнес Лихоим, -жалоба на самом деле, адресована в город М., но, но благодаря моим возможностям (четвертое доказательство грандиозности ума), она идет черезнаше Товарищество. По этому поводу я и собрал всех вас, чтобы провести(хотел добавить: «секретное», но не стал) собрание.

Лихоим перевел дух и добавил:

–Господа! Надо разобраться!

Законников поставил жирный восклицательный знак и опустился в кресло (т.к. все время своей речи он стоял), вглядываясь в лица сидевших на стульях участников собрания и любуясь эффектом, произведенным на слушавших (ну не пятое ли доказательство?!).

Епископ сидел с опущенными под стол руками, которые интуитивно и в определенной последовательности, шарик за шариком, перебирали нескончаемую вереницу бусинок. По еле шевелящимся губам было видно, что он либо что-то тщательно пережевывает (непережевываемое), либо постоянно творит молитву (на Иисусову похожа). Судя по тому, что четки не закончатся никогда (по определению замкнутости кольца), можно было предположить, что Пророков, куда бы его не поместили, мог запросто досидеть до второго пришествия Христа.

«Надо будет расшевелить его, – думал Законников, – а то у меня и так от рук отбивается, да и к Богу прижимается».

Лихоим улыбнулся своей ловко придуманной рифме и перевел взгляд на Судековича, который всем своим видом показывал, что ему неудобно сидеть на этом жестком стуле –«недостуле».

«Белая ворона, продолжал думать Законников, – выделился, придурок засидевшийся… Но вроде слушал, Ерзал,но слушал.»

«Ага, Лип…– снова думал Председатель, к которому подключился и грандиозный ум, -Фррр… один, по-моему, выслушал меня от начала и до конца… Ладно, проверим.» (шестое доказательство).

На секунду Лихоим отвлекся и нажал кнопку селектора:

–Малышов, зайди.

Ответом была полная тишина. Похоже, что Мал отсутствовал. В приемной его не было.

«Куда же он делся? Ох, уж этот подхалим…», но собрание как –никак надо было продолжать, что Законников и сделал.

–Что скажете? – язвительно спросил Председатель. – Давай те Вы, Лип.

Главный прокурор четко выполнил команду: «Смирно!» (ох, уж эта его армейская выправка), повернул свои крысиные глаза, заблестевшие азартом, в сторону Законникова и четко высказал свое мнение:

–Выдрать бы этого Су…

–По делу, по делу! –внушительно прервал прокурора Председатель

–Вот, что я думаю, -будто рапортуя ответил Лип, самое плохое во всем этом деле – то, что жалоба написана в город М., самое хорошее – она у нас, остальное – незначительно.

Прокурор резко поднял и опустил свою голову, успев посмотреть вправо, влево и даже назад, по привычке. Как рефлекс.

«Фррр, а ведь слушал от начала и до конца. Вот, с кем я связался. Боже, с кем я связался… Кстати, уважаемый представитель Бога, а может и внеземных сил, -ум снова хихикнул, – что ты интересно думаешь…»

–Господин Пророков, – мягким, добродушным голосом Лихоим обратился к Илии, а что Вы нам скажете?

Первая проповедь пророка-короткая (молчаливая)

Пророков не удосужился встать, продолжая творить внутреннюю молитву или пережевывать, но вопрос был им услышан, потому как он просто помотал головой из стороны в сторону, давая понять, что пока не готов ответить Председателю

***

«Фррр, снова заработал ум, Законникова,– .ну что за контингент такой. Эх, доставить вас … Не могу… Права у вас…»

–Ну а вы, что думаете, господин главный судья? –уже с некоей досадой Лихоим спросил Судековича.

Засед встал больше потому, что стул ему надоел, да и ответить надо было:

_Лихоим, – несколько севшим голосом начал он, -ну что ты нас и себя мучаешь? Жалоба… да пошла она… эта жалоба. Ты же перехватил ее. Так в чем дело? Сукино изловим и на сук, как суку. Что дело – то разбирать? Дела-то по сути и нет.

–Вы как себе позволяете со мной разговаривать, Судекович? – вспыхнул яростно Законников (Эх. прислушался бы он сейчас к эху, но не до этого).– Мы с Вами не на берегу речки в окружении голых девок…-тут он осекся и уже спокойно продолжил после небольшой паузы. – Отвечай, по существу. Дружба дружбой, а дело с жалобой надо завершить.

–Да не будет так! – Пророков вдруг медленно поднялся со своего стула. Он стал похож на Пророка, готового возвестить о грядущем Апокалипсисе.

Вторая проповедь пророка-длинная (нравоучительная)

–А будет вот как, -продолжил он, -да, плохо, что жалоба написана в город М. Да, хорошо, что она перехвачена. Но! Все остальное значительно и еще как значительно!

–Скажите-ка, любезный Лип, – Илия не глядя по прокурора, обращался именно к нему (никакого сомнения быть не могло), – вам приходилось со всей откровенностью рассказывать о вашем, так сказать, не совсем безблудном жительстве? Или, быть может, вы рассказывали, в какой, прошу прощения, позиции: спереди, сзади, а может, еще как вы восхищались и наслаждались своей второй, законной половиной? –епископ поднял к небу бульдожьи глаза (потолков для него в сущности не существовало). –Отвечайте, сын мой, -с любовью сказал он, вынуждая Липа, наверное, в первый раз в жизни (ни на одной исповеди Правилов, конечно же, не был) затрястись, но не от злости, а от обиды за нанесенное ему при других, оскорбление, от вторжения в его личную жизнь.

Побуревший прокурор, стиснув губы и сузив крысиные глаза, медленно поднялся, перегнулся через стол по направлению к епископу, но не достав того, успев взглянуть непонятно в какую сторону больше: вправо, влево или назад, по слогам ответил:

–Не-ет, ба-тюш-ка!

Получилось ехидно.

Но Пророков знал многое из личной жизни Правилова, а как пророк, мог знать даже все! Ни на мгновение не смутившись, он обратился к судье:

–А Вы, Засед, сын мой возлюбленный, что скажете?

Засед престал ерзать, замер и, видимо, забыв, что перед ним стоит духовное лицо, хотя, как городское не такое значительное, как сам Судекович (он ведь третий, а епископ –четвертый), продолжив сидеть, залепетал:

–Я-я-я… «Свинья я», – пронеслось в голове у Заседа, вслух не высказанное. –Нет, я ни с кем никогда не делился… Каюсь, даже с Вами.

–А вы не думали, грешники, – уже ко всем обратился Илия, -над тем, что: «…раскрытие всей своей личной жизни» в нашем Законе лишнее и ненужное?

–Как лишнее? Как лишнее? – опешил Законников, – у нас есть что-то лишнее? Не может быть, господа?! Ведь должно быть все четко и по делу!

–А похоже, что не все четко и не все по – делу и даже есть лишнее, -угрюмо сказал епископ и опустился на стул, продолжая что-то делать (непонятное) обоими губами и перебирать шарики, словно не вставал и ничего не говори.

***

Во второй раз повисла тишина. Эта тишина была нехорошая, безрадостная. Повеяло опасностью.

«Может Бог с неба гневается, фррр», – заработал ум Законникова (седьмое доказательство).

–Давайте сначала все успокоимся, -призвал Председатель, пытаясь успокоить себя. Прокурора и судью.

Епископ в успокоении не нуждался (никогда, наверное).

«Кажется, что пронесло, а то наш епископ чуть ли не грозу на небе собрал» – Лихоим засмеялся как дитя.

Что ни говори, но Законников иногда умел разряжать обстановку. И все, кроме Пророкова улыбнулись и выдохнули: «Пронесло…»

Председатель, снова взяв бразды правления в собрания в свои руки, продолжил:

–Ну, раз так, значит несовершенен наш Закон, чувствовал я это, ох чувствовал!

«Прикрылись, фррр, называется…»– ответил ему ум.

Лихоим, совершенно успокоившись, продолжил:

–Первое, что нам удалось установить, – это то, что плохо, что жалоба адресована в город М. Второе – хорошо, что она у нас. Всего-то и осталось разобраться с третьим – наш Закон. И вот, что я предлагаю…– «Фррр, ну куда же делся Малышов? Точно! У прокурора. (должно быть весомое доказательство).

Законников обратился к Правилову:

–Лип, знаю, ты, как прокурор, всегда Закон с собой носишь.

Прокурор достал из своего огромного синего портфеля Закон, громко затрещав электронным замком, который щелчком (как выстрел) удалился в пространство, вернувшись протяжным звонким эхом.

–Возьмите, -Лип передал Председателю небольшую брошурку красно-белого цвета в мягком переплете.

«Фррр. Что-то тоненькая книжечка. Вот всегда так. А хочется, как лучше… Законов этих немного… Прав Лип. Ох. Прав! На сук бы этого с.. вместе с депутатом, а можно, и с депутатом И …» -ум почувствовал себя уставшим.

Законников открыл Закон на той странице, где размещалась статья про определения неопределившихся депутатов.

«Фррр. Ну-да, ну-да, переусердствовали… Черт, ну где же этот Малышов?!» – ум Лихоима понемногу закипал.

–Так, так. Вижу, вижу, – Председатель водил своими огромными пальцами, по мелкому тексту и, вдруг, громко (попытавшись, чтобы вышло громко, видимо, забыв, что это – мягкий переплет – не получилось) брошюру.

***

В тот же миг, также, почти бесшумно, приоткрылась дверь в зал, где проводилось секретное собрание, в которую просунулась сначала одна серая голова. Через секунду. над ней и под ней – еще по голове. А еще через определенно такой же промежуток времени, дверь настежь распахнулась, и в зал ввалилась целая толпа серых людей. Они были разные: лысые и волосами, с бородками и безбородые, высокие и низкие, пузатые и худые –почти одинаковые (но разные). Все они, гудящие и шумящие, были чем-то встревожены.

Законников, так и не договорив (а ведь хотел важное сказать), поднялся из кресла, сжал огромные руки в кулаки, упер из в бока и гневно воскликнул:

–Что такое? Что надо?

–Мы законопослушные представители народа города Z, – раздалось из толпы.

–И… нетерпеливо потребовал Законников (он явнее весь горел от переполнявшей его ярости).

–И… до нас дошел слух, -продолжил усиливающийся голос, – вернее, к нам поступила информация, что у вас, здесь, проходит тайное собрание по поводу жалобы господина Сукино, направленной в город М., он оказавшейся у вас, а может быть, вами перехваченной. И собрание– без нас! Мы хотели бы знать: что послужило поводом, для написания данной жалобы господина Сукино, в чем ее суть и… – голос споткнулся, но продолжил, – и принять участие в вашем ставшем уже не тайном собрании!