Текст книги "Все байки старого психиатра"

– Ла-а-адно! – довольно заулыбался он.

Довезли без приключений, а в приемном отделении Евгений с доброй улыбкой послал нас на… и помахал на прощание рукой. Ладно, и тебе всего хорошего, дружище!

И вновь дали психоз. На этот раз – у мужчины тридцати двух лет. Да что ж они сегодня все запсихозничали-то?

Встретила нас мама больного, очень деликатная женщина с добрым лицом.

– Здравствуйте! Что-то у меня сын какой-то не такой стал. Не ест, не спит, как будто в депрессии. Все молится, крестится, чего-то шепчет. Повторяет «грешник, грешник». Целыми днями у себя в комнате сидит, окно занавесил, там полумрак, духота. Господи, я уж боюсь за него!

– А у психиатра он наблюдается?

– Да последнее время нет. Он лет десять назад в Москве лечился в клинике неврозов, у него, по-моему, навязчивое состояние было. А потом все нормально стало, работал продавцом. Вот, правда, все не женится никак…

Дверь в комнату была не заперта. Мы вошли, как можно тише и аккуратнее, чтобы лишний раз не обеспокоить больного и не настроить его против нас. Он сидел на кровати, уперевшись в нее руками и уставившись куда-то в одну точку. Наш приход не произвел на него ровно никакого впечатления.

– Здравствуй, Алексей! Что случилось? Чем встревожен?

– А зачем спрашивать то, что вы и сами прекрасно знаете? Просто так, чтоб поболтать? – сварливо ответил больной.

– Леш, да вообще-то мы тебя впервые видим, вот и спрашиваем.

– Видите-то, может, и впервые, но знать должны. Меня весь мир знает. Это из-за меня сейчас кровопролитие происходит!

– А с чего ты так решил?

– Это не я решил, это высшие силы решили, что я самый великий грешник на Земле. Мне видение было. Сказали, что должно быть одно из двух: меня нужно или казнить на самой большой площади, или отправить в скит на Север, грехи отмаливать. Вот только после этого все и прекратится сразу, как будто ничего и не было. Зачем вы ко мне приехали-то?

– Приехали, чтоб помочь.

– Да <распутная женщина>, поздно уже помогать-то! Все, я мертвый, у меня сердце уже месяц не работает, нате, послушайте! Меня вычеркнули из этой жизни! Че вы до меня докопались? – больной перешел на крик.

– Так, Леш, давай потише! Никто ниоткуда тебя не вычеркивал. Ты – больной человек, тебе полечиться надо, успокоиться.

– Нет, а какой смысл лечиться? Мне что, новое сердце вставят? У меня вообще все внутренности разложились, от меня гнилью разит! Вы что, умеете мертвецов воскрешать, что ли? Нет, я еще хочу маму с сестрой с собой забрать.

– Куда, в больницу, что ли?

– Да нет, на фиг мне ваша больница! Ну туда, на тот свет, подальше отсюда. Там нам всем хорошо будет. А здесь у всех только страдания…

– Алексей, страдания тебя ждут только в одном случае: если ты не поедешь в больницу. К тебе туда и мама, и сестра будут приходить, навещать тебя. А там, глядишь, и жизнь наладится!

– Так в больнице-то я буду весь на виду, без защиты, там меня сразу убьют!

– Ну а чего тебе бояться-то? Ведь ты же сам себя мертвецом назвал! А мертвецы же не умирают, верно?

– А, мне уже все равно, везите, куда хотите, болтаете только всякую фигню!

У Алексея был ярко выраженный синдром Котара. Главным его признаком является так называмый «бред отрицательного могущества». Больные уверены, что все глобальные катаклизмы и несчастья происходят исключительно по их вине. Они считают себя величайшими в мире преступниками и грешниками. Ну а кроме того, обязательным фоном являются деперсонализация – чувство кардинального изменения собственной личности, тревожная депрессия и бредовые ипохондрические идеи («не работает сердце», «сгнили внутренности»). А еще, если вы обратили внимание, то высказывания Алексея откровенно противоречивы и нелогичны. Так, считая себя мертвецом, он боится быть убитым. Ну а кроме того, «подлинный покойник» надеется отмолить грехи и вернуть все, как было. Да, каких только чудес не преподносит человеческая психика!

Так, стоп, а что же нам обед-то не дают? Уж совсем заездили, и как будто так и надо! А, ну вот, давно бы так! Едем!

На Центре во дворе сыро. Это рабочие попытались смыть накопившийся за зиму песок. Но полностью не смогли, только грязюку развезли.

Так, поели неплохо, теперь можно и горизонтальное положение приняться, расслабиться. И неплохо так расслабились, аж почти до шестнадцати ноль-ноль. Вот и хорошо, силы вернулись, а после кружки крепкого чайку аж прям удаль молодецкая одолела!

А вот и вызовок прилетел: психоз у женщины тридцати четырех лет.

Ну что ж, поедем, посмотрим, зачем она запсихозничала.

Встретила нас мама больной, расстроенная донельзя.

– Слушайте, я даже не знаю, что с ней такое творится! Она раньше пила очень сильно, но недавно закодировалась, а последнее время вообще стала, как дурочка! С кем-то все разговаривает, на кого-то огрызается, орет, со всеми соседями переругалась. Мне уж и самой перед людьми-то стыдно.

Больная была на кухне, месила тесто и отвечала вслух кому-то невидимому:

– Да, и че, пироги буду печь! Ага, вот только тебя, козла, не спросила! Нет, а че ты ко мне лезешь-то, сиди у себя в квартире и не вякай!

– Здравствуйте, Галина Владимировна! С кем вы так душевно беседуете?

– О, здрас-с-сьте! А вы ко мне, что ли?

– К вам, конечно. Ну так что, с кем же у вас разговор-то?

– Да с кем? С Сашкой, они над нами живут.

– А вы его видите?

– Не, ну вы чего, доктор, совсем ку-ку, что ли? Как я его могу видеть, если он сейчас у себя дома? Я его просто слышу, у нас же слышимость хорошая. С соседями можно говорить даже не напрягаясь. Ну а потом, они же еще и дырочек везде насверлили, чтоб еще лучше слышать.

– Ну а зачем они с вами разговаривают?

– Да откуда я знаю? Нравлюсь, наверное, хотя они все женаты, у них и дети есть. А один, из семьдесят пятой, вообще старик, у него уж, наверное, вообще все отсохло. Я уж ходила к ним, хотела с их женами поговорить, мол, следите за своими мужиками-то! Так они даже слушать не стали, сказали, что в психушку меня отправят. Ну а я тогда прямо завтра в полицию пойду, заявление на них напишу, что они меня домогаются!

– А мама их слышит?

– Да, наверно, слышит, только она у меня очень тихая, за себя постоять не может, всех боится. Она просто делает вид, что ничего не происходит.

– Нет, Галина Владимировна, никакая полиция не нужна. Вам надо сейчас собраться и поехать с нами в больницу.

– Чего-о-о?! Вы уж совсем, что ли, одурели? Мне никакой жизни не дают, а меня же еще и в больницу?!

– Галина, это вам аукается прежнее увлечение алкоголем.

– Ой, да какое увлечение-то, вы о чем? Что я, водяру, что ли, хлестала или самогон? Я просто пиво любила, что я, алкашка, что ли, какая?

– Галя, собирайтесь и поедем, иначе эти «голоса» с вами навсегда останутся!

– Да причем тут голоса-то? У нас просто слышимость в доме хорошая, вот и все.

– Галя, хватит спорить, поехали. Вот когда пролечишься как следует, вернешься домой и удивишься, что на самом деле никакой особенно хорошей слышимости нет.

– Да блин, а можно я сама завтра приеду, куда скажете?

– Нет, не можно, собирайтесь и поехали прямо сейчас, как на такси доставим!

– Ну ладно, сейчас руки вымою. А ты рот свой закрой, понял меня? Да, в больницу поехала, и че? Тебе завидно, что ли? Ага, зато вас, козлов, слышать больше не буду!

Свезли мы Галину в наркологию, согласилась она на лечение добровольно. Нет, у нее не было «белой горячки». У нее развился острый алкогольный галлюциноз, который проявляется исключительно в виде слуховых галлюцинаций. При этом, «голоса» бывают нейтральными, которые просто комментируют действия больного, зачастую могут быть грубо-оскорбительными, осуждающими. Но встречаются и такие, которые защищают больного и хвалят его. Это заболевание длительное, нередко протекающее годами. В этих случаях у больного развивается полная критика к своему состоянию, он осознает, что «голоса» – это проявление болезни, а потому попросту перестает обращать на них внимание.

И этот вызов оказался последним в моей полставочной смене. Удивительно, конечно, но на Центр нас запустили больше, чем за два часа до конца рабочего времени. Ну и замечательно.

Супруга звонила несколько раз, волновалась за мое самочувствие. И напрасно волновалась, все прошло хорошо и беспроблемно. Ну а двадцать второго апреля поедем дачный сезон открывать и, конечно же, обязательно схожу лес и лешего поприветствовать. Так что, жду в предвкушении, с зудом нетерпения в известном месте!

Все фамилии, имена, отчества изменены.

Бешеный унитаз

Последние теплые деньки проходят. По прогнозу со дня на день ожидается похолодание и дождь со снегом. Ну и ладно, как в песенке поется: «Неприятность эту мы переживем». Через три дня весна обещает вернуться. Но временно уходящее тепло мы с супругой ухватить успели. Дачный сезон открыли, да в лес я сходил. И вот ведь, какая досада: мне-то думалось, что Леший встретит меня зеленеющей растительностью да первыми грибами, но мои надежды не оправдались. Оказалось, что в лесу еще во многих местах снег лежит, а уж грибов даже и в помине нет.

Вот и прибыл я на работу. Возле входа в медицинский корпус коллеги отравляли атмосферу клубами табачного дыма.

– Здорова, Иваныч! – поприветствовал меня врач из предыдущей смены, Никитин. – Вот смотри на меня и запоминай, каким я был при жизни!

– Приветствую, Александр Игоревич! А ты что, помирать собрался? У тебя послесменная депрессия, что ли?

– Ага, будет депрессия, если тебе заточку в бок обещали воткнуть.

– Это за что ж тебя так-то?

– Да было б за что, вообще бы убили. Короче говоря, приехали мы на вызов в алкашеский притон. Там трое «синяков», одному из которых якобы плохо. Ну так вот, заявляет он мне: «Доктор, глянь, чего у меня с печенью! Я бухаю уже месяц, мож печенке-то <звездец> настал?». Ну а я у него спрашиваю, мол, ты, орел, обалдел, что ли, скорую по такому поводу вызывать?!

– Так, ну и что в этом такого?

– А оказывается, «сидельцев» нельзя никак «по-птичьи» называть! Это для них тягчайшее оскорбление! Все трое разорались, мол, ты такой-разэтакий взял и ни за что уважаемого человека оскорбил! Ну а я им безо всякой задней мысли и говорю: «Ладно, мужики, не обижайтесь, я ж не знал!»

– Ну вот видишь, все мирно закончилось!

– Да какой закончилось, ты чего, Иваныч?! Наоборот, после этого все и началось! Они вообще взбесились, орут: «Ты чего, бес тупорылый, издеваешься, что ли?! Ты кого тут обиженными мужиками назвал?!» В итоге кинулись было драться, но не угадали. Мой фельдшер рукопашным боем занимается. Раскидал их, как кегли. Но на прощанье они все же пообещали нам обоим по пике воткнуть.

– Да брось ты, Александр Игоревич, из-за всяких идиотов расстраиваться! Этих алкашей только слушай, они же все через одного криминальные авторитеты или спецназовцы. Но и ты, конечно, тоже красавец! Так что, тебе на предстоящие выходные домашнее задание: изучить от сих до сих блатные понятия.

– Эх, Юрий Иваныч, ну что ж вы за люди такие? Ведь меня уж все, кто мог, подкололи, и ни одна зараза не проявила эмпатии к морально пострадавшему человеку! – грустно сказал Александр Игоревич и пошел сдавать наркотики.

В кои-то веки сегодня без конференции обошлось. Да и наплевать на нее, все равно ничего нового не скажут. А если и скажут, то опять какую-нибудь ерунду, только мозг изнасилуют.

Вот и первый вызовок прилетел. Поедем на психоз к мужчине тридцати шести лет.

В прихожей нас встретила встревоженная мама больного.

– Здравствуйте! Ой, тут такое дело получилось… В общем, он на учете состоит в ПНД уж шестой год. Выпивать ему ни в коем случае нельзя, даже ни капельки. А вчера вечером он за сигаретами пошел и вдруг удумал. Представляете? Там выпил банку пива, а с собой чекушку водки принес! Я чуть в обморок не упала! И ведь не слушается, обормотина этакая! Я ж не буду с ним драться? Ну, в общем, вчера выжрал он эту чекушку поганую, а сегодня опять «голоса» появились!

Больной, выглядевший гораздо моложе своих лет, лежал на диване с ноутбуком на животе и что-то увлеченно смотрел.

– Олег, здравствуй!

– О, здравствуйте! А я и не слышал, как вы появились!

– Мы всего лишь бесшумно телепортировались. Что случилось-приключилось, рассказывай!

– Да ну, мне даже неудобно… В общем выпил я вчера малеха, а с ночи опять «голос» появился.

– И что же он хорошего говорит?

– А что он хорошего может сказать? Только ругается да оскорбляет по-всякому. Достал уже! Но когда я кино смотрю, он меня вообще не достает. Вот теперь и смотрю почти непрерывно.

– Понятно. А откуда он слышится? Из головы или снаружи?

– Из головы, как всегда. Раньше у меня их аж шесть было, но теперь вот только один остался.

– Ну что ж, это прогресс. Хотя если б ты не пил, то вообще бы ни одного не было.

– Согласен, конечно. Я сам дурак.

– И на больницу тоже согласен?

– Само собой. Ведь я же знаю, что эта сволочь от меня просто так не отстанет. Если я сейчас не лягу, то опять начну чудить. Прошлый раз меня с полицией забирали. Казалось, что враги окружили, а я с ножом был против них. Как вспомню, так ужас пробирает.

– Ладно, Олег, молодец, что все понимаешь.

Да, всегда отрадно, когда у больных есть полная критика к своему состоянию. Вот только, к сожалению, такое очень редко встречается.

Вот и еще вызов. Поедем на отравление неизвестным веществом у восемнадцатилетней девушки.

Встретили нас молодые родители с перепуганными лицами.

– Ой, мы даже и не знаем, что с ней творится! Наверное, что-нибудь выпила или укололась. Мы никогда ее раньше такой не видели. Глаза безумные, и несет какую-то дурь! Она же сейчас должна быть в колледже, а взяла и домой пришла. Да удивительно, как она еще дошла-то в таком состоянии? Наверняка, кто-то провожал!

Оказалось, что виновница торжества, мило прикорнула в своей комнате за столом, сдвинув в сторону ноутбук и подложив под голову руки.

– Олеся, Олеся, просыпаемся! Олеся, подъем!

– А, че? А? Че случилось-то? – испуганно вскинулась она.

– А вот это мы должны у тебя спросить. И так, что случилось?

– Ниче не случилось, вы чего?!

– Правда, что ли? А куда ты сейчас смотришь?

– А че за уродов вы с собой привели?!

– Вот те раз! Чем тебе мои фельдшера-то не угодили? Они стоят спокойно, никого не трогают.

– Да при чем тут ваши фельдшера?! Вон, из-за них какие-то монстры выглядывают! И че он мне «фак» показывает?! Да на и тебе тоже! – и Олеся гордо вскинула оттопыренный средний палец.

– Ой, боже мой, какой ужас! – воскликнула мама. – Олеся, да что с такое тобой творится-то?!

– Так, Олеся, давай сразу, правдиво, что ты приняла? – строго спросил я.

– Ниче я не принимала!

– Олеся, если сейчас не скажешь, то мы не сможем тебе оказать помощь!

– Ой, да мне по фигу! Все равно я сейчас в другой мир перейду!

– Ну и где же этот другой мир?

– Здесь же, просто он параллельный. Вы «Матрицу» смотрели?

– Нет, я как-то не очень люблю фантастику.

– Да какая фантастика?! Это все реально! Тут мы все находимся в матрице, как в тюрьме, а там – настоящая жизнь! Там – свобода!

– Олеся, я очень рад за тебя, но давай, одевайся и поедем в больницу.

– Че?! Да на фиг мне нужна ваша больница?! Вам нравится быть в плену, что ли? Вы че, совсем уже из ума выжили, да?!

– Олеся, спасибо тебе, конечно, на добром слове. Но ты мне так и не сказала, что нужно принять для освобождения из плена?

– Да вы достали уже! Ничего я не принимала!

– Все, ладно, как скажешь. Но в больницу ты поедешь по-любому.

– Да бли-и-ин! Ну зачем?!

– Избавляться от Матрицы.

Ну и после коллективных танцев с бубнами и плясок вприсядку, Олеся, наконец-то, согласилась. А по дороге она продолжала «видеть» монстров и очень хотела перейти в другой, настоящий мир. Но мои фельдшеры сделать это ей не позволили. Да, мы настолько закостенелые пленники Матрицы, что не только сами к свободе не стремимся, но и другим препятствуем. А ведь для побега из неволи нам не хватало лишь самой малости: того волшебного средства, которое употребила Олеся. Вот только она его сохранила в тайне.

Не успел освободиться, как дали следующий вызов: психоз у мужчины сорока трех лет.

Встретила нас дама весьма помятого вида и абсолютно неопределенного возраста, со свалявшимися грязными волосами.

– Здрасьте! Вон, посмотрите, чего с ним случилось-то! Ведь совсем уже <с ума сошел>, придурок! Чет всякая <ерунда> ему мерещится! До «белки», падла, допился! – обдала она нас парами свежевыпитого алкоголя.

– Э, ты че буровишь, ты, <самка собаки пользованная>?! – выскочив из комнаты, заорал болезный, таращась безумными глазами. – Тя че, прямо здесь, что ли грохнуть?! Я ведь грохну, не фиг делать, <распутная женщина>!

Мои парни мгновенно подскочили к нему и крепко взяли под руки.

– Все-все, мужики, хорош! Все, не буду больше, отпустите! – попросил он пощады.

– Что ж ты какой агрессивный-то, друг Димитрий?

– Да не агрессивный я, просто она достала уже! <Звездит> всякую <фигню>!

– Так, ну хватит уже материться-то! Ведь грех же, все-таки пасхальная неделя идет!

– Ладно, все, не буду больше. Ну а чего она врет-то?

– А что именно она соврала?

– Да все полностью! Ничего мне не мерещится! Она сама здесь такой срач развела, что всякая х…, эээ, дрянь завелась! Вон, сами смотрите, по всей квартире такие ползают!

– А кто ползает-то? Лично я ничего не вижу.

– Ну вы чего?! Вон, вон, смотрите, у вас под ногами, ща тяпнет, может, оно ядовитое?! Погодите, ща я швабру возьму!

– Не, не, не, никаких швабр! Ишь ты, изверг какой, издеваться вздумал над беззащитными зверюшками! А может они в Красную книгу занесены?

– Да вы чего, издеваетесь, что ли? <На фига>, ой, извините, зачем их в Красную книгу, таких-то уродов?

– А что они, сильно страшные, что ли? Ты хоть их опиши, что ли.

– Ха, можно подумать, вы сами их не видите! Ну ладно, короче, страшные, <звездец> просто! Размером с крысу, башка рогатая с клыками, лап <до фигища>, черные, голые, без шерсти. Вроде как чешуей покрыты.

– Дима, а когда ты последний раз выпивал?

– Нет, а че сразу выпивал-то?! Я уже вообще два дня не пью!

– А до этого сколько?

– Ну да, долго, не спорю. А зато я сам завязал, чисто на своей силе воли. Просто меня обещали на работу взять, в бригаду, ремонты делать.

– Нет, Дим, давай-ка ты сначала в больнице полежишь, а уж потом ремонтами займешься.

– Не, вы чего, у меня крышняк пока не съехал! Вы че, ни фига не видите, что ли? Вам эта <самка собаки> на лапу дала, чтоб меня закрыли, да?! Ну признайтесь, че уж там?!

– Чего-о-о?! Ах ты козлина поганый! – не утерпела его темпераментная женщина.

– Э, слышь, ты, <распутная женщина> конченная, ты за базаром своим следи! – угрожающе вскинулся он.

В общем, если б не мои фельдшеры, то между господином и дамой развернулась бы настоящая битва. И увезли мы Дмитрия в наркологию. Точнее сказать, в отделение острых психозов.

Ну а для право– и зоозащитников поясню, что на этом вызове ни один алкоголик и ни одно белогорячечное животное не пострадали. Во всяком случае, физически.

И опять вызов. Поедем на травму головы у мужчины пятидесяти шести лет, который в состоянии алкогольного опьянения изволил сидеть на остановке.

Ну что ж делать, приехали. К сожалению, господин был на месте и пугал людей своим избитым лицом.

– Здравствуйте, уважаемый, что случилось?

– Меня из автобуса какой-то <гомосексуалист> выкинул и избил.

– А что, просто так выкинул-то? Вот прям ни за что?

– Ну я его бабу за <попу> потрогал, и че, за это сразу бить, что ли? Мог бы просто сказать, и все!

– Э, любезный, ты еще на вежливого нарвался. Другой бы вообще прибил. В общем, ладно, что сейчас беспокоит?

– Да мутит чего-то, и башка кружится.

– Понятно, поехали в больницу.

Свезли мы его с подозрением на сотрясение головного мозга. Хотя, судя по поведению и отсутствию критики к нему, сотрясаться там было нечему. Но как бы то ни было, а передать сообщение в полицию я обязан, тут уж ничего не поделаешь.

Так, так, так, времечко давно к обеду не только подошло, но даже и перешло. Все, разрешили, едем. Наплевав на запрет, заехали за мороженым. Вот ведь как получается-то: дома, в выходные, ни про какое мороженое я даже и не вспоминаю. А на работе каждый раз начинает нестерпимо хотеться.

Пообедали и, как положено, горизонтальное положение приняли. Кстати сказать, одна из читательниц была безмерно возмущена нашим дневным отдыхом. Мол, совсем уже распоясались, спят средь бела дня, а другие бригады в это время зашиваются! Ну так что я могу сказать, ведь наша бригада специализированная. А это значит, что на все подряд мы ездить не обязаны. Нет, вопреки всем приказам, нам дают и другие, непрофильные вызовы, но все-таки стараются этим особо не злоупотреблять.

Следующий вызов дали в четвертом часу. Поедем на эпиприпадок к двадцатисемилетнему мужчине.

Оказалось, что все очень печально. Прошлым летом, попал он в ДТП на мотоцикле: ехал без шлема и на полной скорости в грузовик врезался. В итоге – открытая черепно-мозговая травма с повреждением головного мозга. Половины черепа как не бывало. Пластику не делали. Да и зачем, если он теперь глубокий инвалид, навечно прикованный к постели? Все, что он может – это есть с ложки и предупреждать кряхтением о желании посикать-покакать. А что самое страшное, так это полное отсутствие перспектив не то что выздоровления, но даже и хоть какого-нибудь улучшения.

Выяснилась неприятная деталь: эпиприпадок возник впервые. А потому, хоть к нашему приезду он уже завершился, больной подлежал госпитализации. Вот уж знатно я понервничал по пути в стационар! Но все обошлось благополучно, без сюрпризов и приключений.

Все отписал, перевел дух и сразу вызов получил: травма ноги у женщины пятидесяти одного года. Пикантное уточнение: на помойке. Нет, конечно же было написано более культурно, «на контейнерной площадке», но реальная-то картина от этого же не изменилась.

Пострадавшая, дама помято-бомжеватого вида, встретила нас там, где и было написано, сидя на унитазе. Нет, она не справляла нужду. Просто сидела на нем, кем-то выброшенном, ибо из-за поврежденной ноженьки стоять и тем более ходить, ей было сложновато.

– Здравствуйте, уважаемая, что случилось?

– Да вот, <распутная женщина>, этот <поиметый> унитаз хотела взять, подняла его, чтоб на тележку положить, а он, падлюка, вырвался и на ногу мне <грохнулся>!

– Хм, прям какой-то взбесившийся унитаз: из рук вырывается!

– Да и не говори, старый, он вообще уже <офигел> в доску!

– Ну что, попрыгали в машину?

– Я-то допрыгаю, а вот тележку нужно взять, без нее я никуда не поеду!

– Ладно уж, захватим твою тележку. Но только без унитаза!

– Конечно, без! Какой-то он несчастливый…

Нда, а тележка-то, этакая безобразная раскоряка, еле поместилась, чуть было аппарат ИВЛ не своротили, пока протискивали. В травмпункте какая-то сотрудница возмущенно высказала нам, мол, вы бы еще сюда мусорный ящик притащили! Ну а я в ответ пообещал непременно исполнить ее просьбу. В общем, успешно сдали мы даму с подозрением на перелом плюсневых костей.

Эх, одно удовольствие на такие вызовы ездить: никаких страшилок, все совершенно очевидно и головой думать не надо! Но хорошего понемножку. Дали следующий вызов: психоз у женщины сорока пяти лет.

На улице нас встретил нас молодой, прилично одетый мужчина – сын больной.

– Здравствуйте! У меня что-то мать опять раздурилась. Она на учете состоит, инвалид второй группы, недееспособная. Я – ее опекун. На нее все соседи жалуются, говорят, что шумит, все чего-то на пол бросает. Да и вообще, она какой-то агрессивной стала.

– Извините, но я не понял, вы с ней вместе не живете, что ли?

– Нет, у меня же своя семья, мы отдельно живем.

– Ну вообще-то, по закону, опекун обязан проживать вместе с подопечным.

– Да знаю я все это, но и вы меня поймите: я же не могу жену с ребенком бросить!

«Так ведь от моего понимания обязанность не отменяется» – подумал я, но вслух ничего говорить не стал, чтоб конфликт не провоцировать.

Больная неухоженная, непричесанная, в неопрятном стареньком платье, с бессмысленным взглядом. Лицо как маска: ни следочка живых человеческих эмоций.

– Здравствуйте, Лидия Владимировна! Как ваши дела? Как себя чувствуете?

– Все нормально.

– Ну а почему говорят, что вы плохо себя ведете?

– А чего я такого делаю-то? Просто я им всем бошки поотрубаю, вот и все.

– О как! А кому и за что?

– Да всем. А тебе, сынуля, в первую очередь!

– Все понятно. Лидия Владимировна, давайте одевайтесь, и в больницу поедем.

– Я вам не дам.

– Мы, конечно, очень опечалены этим фактом, но все-таки оденьтесь, пожалуйста, и поедем.

– Не буду одеваться, так везите.

Разумеется, Лидию Владимировну «так» не повезли, а как положено одели и обули, сын собрал пакет со всем необходимым. Ну а затем свезли мы ее в психиатрическую больницу.

Дана команда следовать в сторону Центра. Ладненько, как скажешь, Надюша, хотя, вряд ли ты дашь доехать. До конца моей смены еще более двух часов, а время сейчас самое «вызовное». Едем себе спокойно, никого не трогаем. И вдруг черная иномарка с «блатным» номером из трех семерок, наплевав на двойную сплошную, решила выехать на встречку. Ну понятно, что решила не сама машина, а ее особо одаренный водитель. Вот только за каким лешим он это сделал, совершенно непонятно: ведь поток транспорта был достаточно плотным и обгон вряд ли бы удался. Короче говоря, столкнулись мы лоб в лоб. Нам с водителем очень повезло: во-первых, скорость была небольшой, а во-вторых, мы ехали пристегнутыми. Мои Гера с Толей тоже в порядке. Не успев вволю отматериться, побежали к нарушителю. Но тот, как оказалось, молодой совсем, слава богу, сам вышел. Видимых повреждений на нем не было. Володя нецензурно зарычал, но я остановил его: не надо, ни к чему нам лишние проблемы. Тем временем чудо-водитель, быстро сняв клеммы с аккумулятора, стал кому-то названивать.

– Уважаемый, помощь нужна? – спросил я.

– Не, не! – ответил он и продолжил телефонный разговор.

Понятно, что главное – это отсутствие пострадавших, но вот нашу машинку очень жалко. Стоит, грустит бедолага, с разбитой «мордой».

Наконец-то, гаишники приехали. Осмотрели место, нас опросили и отпустили восвояси. Можно бы уже и на Центр ехать, но куда доедешь с поврежденным и вытекшим радиатором? Вызвали дежурную машину, которая и нашу страдалицу отбуксировала и нас увезла по назначению.

А на следующий день мы с супругой на дачу поехали с твердым намерением посадить редиску и салат. Ну и что вы думаете? Уже во второй раз забыли семена. А потому, анекдот в тему:

Больной приходит к врачу и жалуется:

– Доктор, у меня провалы в памяти.

– И давно они у вас?

– Что давно?

– Ну провалы в памяти.

– Какие провалы?

Все фамилии, имена, отчества изменены.