Текст книги "Мокрушники на довольствии"

24

Я знал, что Элла еще дома, и не хотел возвращаться туда, чтобы опять сидеть с ней рядом в гнетущем молчании. Было только полпятого, а Элла уходила на работу в семь. Значит, мне надо было как-то убить два с половиной часа. Я скоротал время в баре за полквартала от конторы Тессельмана, размышляя об убийстве Мэвис Сент-Пол и заставляя себя не думать об Элле.

Сидя в отдельной кабинке над бокалом виски с содовой, я раскрыл записную книжку и взглянул на три оставшиеся фамилии. С Эрнестом Тессельманом я уже поговорил и теперь был убежден, что он сказал мне правду. Всю правду или только ее часть – это другой вопрос. Но то, что он поведал мне о своих отношениях с Мэвис Сент-Пол, соответствовало действительности. А вдруг Мэвис в последнее мгновение пошла на попятный? Вдруг она решила, что не стоит выходить замуж за старикашку Тессельмана? Он сам сказал, что Мэвис была его лебединой песней. А вдруг она наступила на горло этой песне? Как я успел заметить, старик кипел от гнева. Если Мэвис отшила его, сказала, что уходит, Тессельман мог взбеситься, схватить нож и зарезать ее насмерть. А потом, поняв, что его заподозрят, выбежал из квартиры, нашел человека, который мог заменить его в роли главного подозреваемого, и отправился домой, чтобы прикинуться убитым горем, как только ему сообщат плохую весть.

И тут меня озарило. Не понимаю, почему этого не случилось раньше, но я вдруг понял, что все должно было происходить совершенно иначе; Мэвис Сент-Пол убили в квартире на Восточной шестьдесят третьей улице. Тем же вечером, но немного раньше, Джанки Стайн видел Билли-Билли лежащим без чувств в каком-то закутке возле кинотеатра на Восточной шестой улице, за пятьдесят семь кварталов от места преступления. Поездка от Шестьдесят третьей до Шестой и обратно заняла бы почти час и, кроме того, убийце не было нужды переться в такую даль, чтобы найти отрубившегося бездельника.

До сих пор я исходил из убеждения, что выбор пал на Билли-Билли случайно, а посему эта история представлялась мне лишенной смысла. Нет, умник отправился искать не первого попавшегося пьяницу. Ему был нужен именно Билли-Билли Кэнтел.

Более того, он отправился за Билли-Билли не после, а до убийства Мэвис Сент-Пол. Он нашел Билли-Билли, запихнул в машину, привез к дому Мэвис, втащил наверх, уложил на кушетку, потом зарезал Мэвис и удрал.

Конечно же, конечно, именно так все и случилось. Не две поездки к Мэвис, а только одна. Наш мальчик рассчитал все так, чтобы не рисковать и не возвращаться в квартиру после смерти Мэвис.

А это позволяло исключить Эрнеста Тессельмана. Я мог представить себе, как Тессельман впадает в ярость, внезапно убивает Мэвис Сент-Пол, а потом ищет способ как-то соскочить с крючка. Но я был не в силах представить себе, чтобы он заранее замышлял убийство Мэвис. У него не могло быть причин убить ее, таких причин, которые выдержали бы испытание спокойными и трезвыми раздумьями. Он мог убить Мэвис в припадке гнева, но не в результате холодного расчета.

Можно было вычеркнуть его имя из списка, оставив в нем только Джонни Рикардо и мужа Мэвис. Я мог бы вычеркнуть и Джонни Рикардо, но не хотел ограничивать себя только одним подозреваемым до тех пор, пока не буду знать о муже куда больше, чем знал сейчас.

Так я и просидел в баре почти до половины восьмого, раздумывая о том о сем, а потом отправился домой. Мне предстояло миновать двадцать пять кварталов, а на улице было еще жарко, хотя и не так знойно и душно, как последние несколько дней. Тем не менее я решил пройтись пешком. Мне не было нужды спешить в пустую квартиру, а на улице я мог вволю поразмышлять о жаре, такси, лотошниках, выстроившихся вдоль западного края Центрального парка и с надеждой глазевших круглыми серыми глазами на каждого прохожего. Я мог подумать о Мэвис Сент-Пол, ее муже и Эрнесте Тессельмане. Об Эде Ганолезе, Билли-Билли Кэнтеле и о многих других.

А в квартире я смогу думать только об Элле.

Но в конце концов я добрался до дома, поднялся на лифте и вошел к себе как раз в тот миг, когда зазвонил телефон. Захлопнув дверь, я быстро пересек комнату и снял трубку.

– Клей? – произнес голос. – Это Налог.

– Кто?

– Ну, ты знаешь. Из Восточного Сент-Луиса.

– О, – молвил я. – Да, да, Налог.

– Звоню тебе с половины пятого, но никто не отвечает.

Значит, Элла опять куда-то ходила. Чтобы не встречаться со мной?

– Я только что вошел, – сказал я. – Ты получил те сведения, которые мне нужны?

– Конечно. Она вышла за офицера-летчика с военно-воздушной базы, – ответил Налог и назвал мне имя убийцы.

Я поблагодарил его, положил трубку, а потом сел и уставился в стену. Теперь я знал, как были связаны между собой Билли-Билли Кэнтел и тот парень, который убил Мэвис Сент-Пол.

Потому что Мэвис Сент-Пол была замужем за младшим лейтенантом Майклом Кэнтелом.

25

Я долго просидел в своей гостиной. На улице мало-помалу смеркалось, а в голове у меня, наоборот, делалось все светлее и светлее. Я просто сидел и ждал мыслей, будто гостей, и постепенно кусочки сложились в целое.

Я вспомнил обстоятельство, о котором знал давно, но которому прежде не придал значения: Билли-Билли Кэнтел попал на станцию подземки живым и был убит уже там. А это могло означать лишь, что он спустился туда с человеком, которого знал и которому доверял. С Майклом Кэнтелом. Славным стариной Майком.

Теперь я знал, куда подался Билли-Билли, когда убежал из своего дома в самом начале этой кутерьмы. Он пошел к славному старине Майку.

Интересно, кто они друг другу? Родные братья? Двоюродные? Впрочем, это не так уж важно. Важно то, что они были в родстве, и Билли-Билли понадеялся на это родство, а негодяй Майкл Кэнтел убил его.

Но если подумать, старина Майк сперва подставил Билли-Билли. Теперь я видел все куда яснее. Билли-Билли, нашпигованный героином, дремлет в проулке позади кинотеатра. Славный старина Майк (родной или двоюродный брат?) подъезжает к нему и говорит: «Запрыгивай, Билли-Билли, прокатимся немножко». Билли-Билли запрыгивает, но потом напрочь забывает об этом. Может, он и вовсе не узнал Майка. Ведь я помню, сколько времени понадобилось Джанки Стайну, чтобы узнать меня.

Ладно, значит, так все и было. Тогда возникает вопрос: почему Майкл Кэнтел действовал именно таким образом? Зачем ему представлять не кого-нибудь, а родственника, и сваливать на него вину за убийство, которое совершил он сам?

Что ж, вот ответ: он хотел избавиться от Билли-Билли.

Но почему тогда он просто не взял тот самый нож и не пырнул им Билли-Билли, чтобы раз и навсегда покончить с этим и забыть?

Возможно, на то была своя причина. Допустим, что Майкл Кэнтел бросил Мэвис Сент-Пол и перебрался в Нью-Йорк. Допустим, за последние несколько лет он добился больших успехов и разбогател. Но вот появляется Билли-Билли. Родственник. Скорее всего, брат. А ведь он – простая шпана. Попробуйте-ка тащить на горбу обезьяну покрупнее Кинг-Конга. Он позорит всю семью. Он постоянно докучает и надоедает вам. Не настолько, чтобы убить его, но достаточно, чтобы Майкл Кэнтел жил в постоянном раздражении. И чтобы, решив совершить убийство, он избрал козлом отпущения именно Билли-Билли. Так он разом убивал двух зайцев. Избавлялся от Мэвис, намеченной жертвы, и от Билли-Билли, семейного уродца. Чик. Чик. И больше никаких сложностей.

Но это – еще не весь мотив, а лишь его половина. Вторая половина связана с Мэвис. Насколько мне удалось выяснить, Майкл и Мэвис не встречались пять лет. Она даже не знала, что он в Нью-Йорке. Почему же он ждал пять лет и только потом убил ее? Что произошло, что изменилось за последнее время? Что заставило его совершить убийство?

И тут я вспомнил слова Бетти Бенсон. Мэвис встречалась с поверенным и обсуждала развод. Развод, вот что изменило положение дел. По какой-то причине, начав дело о разводе, Мэвис вынудила убийцу действовать.

Но каким образом?

Может, он снова женился. Может, теперь он был богат, и Мэвис хотела выдоить его. Надо полагать, с нее бы сталось.

Да, но все равно они должны были как-то встретиться. Снова оказаться вместе после пятилетней разлуки.

И я вспомнил еще кое-что из сказанного Бетти Бенсон. Тогда это показалось мне таким пустяком, что я даже не стал вносить ее слова в свою записную книжку. Между тем, никто из жителей Нью-Йорка, скорее всего, не знал того, что знала Бетти. Вот из-за чего Майклу Кэнтелу пришлось убить ее.

Да, я знал, кем теперь стал Майкл Кэнтел. Я знал, под какой личиной скрывался убийца.

Сняв трубку, я позвонил Эду Ганолезе и сказал, когда его позвали к телефону:

– Я вычислил его, Эд. Я поймал умника.

– Ты уверен? На сто процентов?

– На тысячу процентов, Эд. У меня есть улики против него. Созови совет, ладно? В кабинете Клэнси в… – я взглянул на часы, – в половине десятого. Тогда все успеют съехаться.

– Где он, Клей? Где этот ублюдок?

– Погоди, погоди. Ты же не станешь стрелять, когда курок взведен только наполовину, и не захочешь, чтобы у меня тоже вышла осечка. Мы с тобой во всем разберемся, шаг за шагом. Вот почему мне нужно заседание совета. Мне надо, чтобы вы выслушали, что я думаю об этом деле, и сказали, прав я или нет.

– Но ты решил задачу. Ты в этом уверен.

– Решил, Эд. Я пришпилил парня к стене, как бабочку.

– Хорошо, в половине десятого у Клэнси.

– Да. И приведи Джо Пистолета, это может его заинтересовать.

– Я в любом случае без него не обойдусь. Из-за этой истории все пошло наперекосяк, и Джо не ахти как рад этому. Он присосался ко мне как пиявка.

– Ничего, скоро обрадуется, – сказал я. – И ты тоже.

26

Я постучал, и Клэнси открыл дверь конторы. Он одарил меня своей знаменитой улыбочкой и сказал:

– Я слышал, ты у нас сегодня маленький гений.

– Я уже целую неделю маленький гений, – ответил я.

– Ты хочешь сказать, что делу и впрямь конец?

– И впрямь конец.

Мы вошли в кабинет. Эд с Тони и Джо Пистолет еще не появились. Старкуэтер, наш счетовод, сидел в углу и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ты-то здесь зачем? – спросил я его.

– Я позвонил ему и попросил прийти, – ответил за него Клэнси. – Эд должен знать баланс за эту неделю. Фред может отчитаться.

– Это можно отложить на потом, – сказал я.

Старкуэтер вскинул лысеющую бухгалтерскую голову.

– Разумеется, – проговорил он. – Сначала главное.

– Вот именно, – я подошел к окну и выглянул. Далеко внизу была похожая на горную теснину улица, по которой плавно сновали туда-сюда такси, будто тропические рыбки Эрнеста Тессельмана. Я оглядел кабинет и увидел на столе вправленную в рамку фотографию жены Клэнси. Клэнси был женат. Эд Ганолезе был женат. Даже маленький суетливый Старкуэтер – и тот был женат. Так почему бы и мне не жениться?

Пока я изо всех сил гнал от себя эти мысли, прибыл Эд в сопровождении Тони и Джо Пистолета. Все уселись, и Эд сказал:

– Хорошо, Клей, давай послушаем.

Сначала я рассказал ему о звонке из Восточного Сент-Луиса и о том, что вытекает из отношений Майкла Кэнтела и Мэвис Сент-Пол, а потом добавил:

– Ключ к разгадке все время был у Бетти Бенсон. Она дала его мне, но я не обратил на это внимания. Дело в том, что первое убийство произошло потому, что Мэвис отправилась к поверенному хлопотать о разводе. Какое-то время я думал, что именно желание Мэвис получить развод тем или иным образом вынудило убийцу действовать. Но потом вспомнил, что мне сказала Бетти Бенсон. Мэвис вышла замуж за служащего военно-воздушной базы, расположенной рядом с ее родным городком. Она работала на базе и там познакомилась с ним. А служила Мэвис в отделе юрисконсульта.

Я оглядел собравшихся и улыбнулся.

– Понимаете? Она стала женой законника. А когда решила получить развод, то отправилась к юристу и, надо же, попала не куда-нибудь, а в контору собственного мужа. Разумеется, он успел сменить имя, и Мэвис поняла это, лишь когда вошла в кабинет. Потом она хорошенько рассмотрела контору, увидела, что, по всем признакам, Майкл Кэнтел теперь зашибает громадные деньжищи, и желания разводиться как не бывало. А чуть позже Мэвис узнала, что после отъезда Майкл женился снова. Такая девушка, как Мэвис, могла сделать лишь один вывод из создавшегося положения: содержание, которое она получит, не разводясь, будет больше, чем если она воплотит свой замысел в жизнь и добьется развода. В кругу менее воспитанных людей, чем мы с вами, такой способ получения денежного пособия называется шантажом.

Наступила тишина. Я посмотрел на Клэнси и спросил его:

– Кто надоумил ее обратиться к тебе, Майк? Эрнест Тессельман? Может, он раз или два упоминал твое имя, когда заходил разговор об Эде Ганолезе? Или это была чистая случайность?

Улыбка Клэнси растаяла как нагретый воск.

– Не понимаю тебя, Клей, – сказал он, но голос Клэнси дважды сорвался, пока он произносил эту фразу.

– Ты не понимаешь меня, Майк. Но зато я тебя понимаю. Ты у меня как на ладони.

Эд яростно зыркнул на Клэнси.

– Это правда? – сердито спросил он.

– Разумеется, нет, Эд. Сроду не слыхал ничего более нелепого.

Даже самая зеленая девчонка из школьного отряда следопытов поняла бы по его тону, что Клэнси врет.

– Твой брат, – с омерзением проговорил Эд. – Твой родной брат. Проклятье.

– Билли-Билли побирался у него, когда сидел на мели, – продолжал я. – Джанки Стайн рассказывал мне, как Билли-Билли ходил куда-то за деньгами, если нужда припирала. Но приходить он мог только сюда, в контору. Однажды вечером он отправился к Клэнси домой и никаких денег не получил. – Я опять повернулся к Маршаллу. – Ты был потрясен, когда он пришел к тебе на ночь глядя, правда, Майк? Из-за твоей благоверной. Ты не мог допустить, чтобы она узнала, что у тебя есть такой братец, как Билли-Билли Кэнтел. Он, как и Мэвис Сент-Пол, представлял для тебя угрозу. Не очень серьезную, но все же. Он был наркоманом, а на них нельзя положиться, поскольку они ширяются и начинают болтать. И когда пришло время убрать Мэвис Сент-Пол и найти мальчика для битья, твой выбор, естественно, пал на Билли-Билли. Не так ли, Майк?

– Послушайте… – начал было Клэнси, но умолк. Мы слушали. Мы все обратились в слух, но он так больше ничего и не сказал. Он смотрел на нас вытаращенными глазами, переводя взгляд с одного лица на другое. Улыбка тамады на банкете жителей квартала исчезла с его физиономии навсегда.

– Это правда, – тихо проговорил Джо Пистолет. Он посмотрел на меня и кивнул. – Это правда.

Старкуэтер кашлянул и встал.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Денежные дела можно обсудить и в другой раз.

– Позвони мне завтра, – велел ему Эд, не отводя глаз от Клэнси.

– Хорошо.

Старкуэтер торопливо удалился, не желая ничего знать о том, что должно было сейчас произойти. Эд сказал Клэнси:

– Это ты все сделал. Ты стал причиной наших бед. Ты накликал на нас легавых, убил родного брата и посадил на мель всю организацию. Все это сделал ты, мой собственный гребаный поверенный.

Клэнси раскрыл рот, но не издал ни звука.

– Ну что ж, – молвил Эд, поднимаясь на ноги, и повторил: – Ну что ж. Ладно, пошли отсюда.

27

Мы подошли к лифту, все пятеро. Клэнси брел в середине. Я нажал кнопку. Вскоре ночной сторож поднял лифт наверх, мы погрузились в него и молча поехали вниз. Я все ждал, что Клэнси откроет рот по пути на первый этаж, но он, должно быть, понимал, что этим просто убьет старика-лифтера. Как бы там ни было, он ничего не сказал.

На первом этаже мы под предводительством ночного сторожа подошли к стеклянным дверям и подождали, пока он откроет для нас замок одной из них. Он улыбнулся, кивнул, пожелал нам доброй ночи, и все мы, за исключением Клэнси, пожелали ему того же.

Пока Тони Борода ходил за машиной, мы несколько минут постояли на тротуаре. Я держался поближе к Клэнси, готовый пресечь любую попытку дернуться, броситься наутек или позвать на помощь. Но он вел себя тихо.

«Роллс-ройс» Эда с урчанием остановился у бордюра, и мы влезли. Джо Пистолет устроился впереди рядом с Тони Бородой, а Эд и я – сзади, усадив Клэнси между нами. Машина тронулась, и мы покатились через центр города.

Однажды Клэнси громко икнул и сказал:

– Эд, я… – но потом снова умолк и всю дорогу не вымолвил больше ни слова.

Тони поехал прямиком к Девятой авеню, свернул на юг и направил машину к туннелю Линкольна. Когда мы приблизились к будкам сборщиков платы за проезд на выезде в Нью-Джерси, я предостерегающе положил руку на колено Клэнси. Я почувствовал, что он напрягается, пытаясь набраться храбрости и позвать на помощь парня из будки, но все-таки мы без приключений миновали ее, и Клэнси опять сник. Как гласит пословица, в груди труса всегда живет надежда. Может, Клэнси так до сих пор и не верил, что ему выдали билет в один конец.

Тони поколесил по улочкам Джерси, ни разу не превысив скорость. Какое-то время мы ехали по четырехрядному шоссе с разделительной полосой, потом по трехрядному и, наконец, по ухабистой двухрядной дороге, мощенной гудроном, и грунтовому проселку с одной колеей. А потом и вовсе остановились.

Все выбрались из машины. Тут было темно, росли деревья и воняло болотами Нью-Джерси. Оставив за спиной черный «роллс-ройс», мы сделали несколько шагов вперед, путь нам освещали только луна в третьей четверти да россыпь звезд в небе. На востоке виднелось зарево над Нью-Йорком. Было жарко, парило, но мы этого не замечали.

Эд остался стоять, привалившись спиной к машине. Я подошел и стал слева от него, а Тони – справа. Джо Пистолет облюбовал себе местечко у капота «роллс-ройса», а Клэнси – чуть поодаль, напротив нас. У него подкашивались ноги.

Эд заговорил с ним, впервые с тех пор, как мы покинули контору.

– Тут ты и помрешь, Клэнси, – сказал он. – И я хочу, чтобы ты знал, почему. Вовсе не потому, что ты убил Сент-Пол, Бенсон и даже своего родного брата. Не из-за убийств, поскольку я не считаю убийство таким уж большим злодеянием. Ты примешь смерть за гораздо более серьезное преступление. Ты умрешь потому, что оказался глупцом. Ты совершил дурацкое убийство, а потом присовокупил к нему еще два таких же дурацких. Ты поддался чувствам, потерял голову и действовал по-любительски. Из-за тебя организация попала в переплет. Ты использовал ее члена как козла отпущения. Ты действовал как любитель, а я не могу держать в организации любителей.

– Эд… – промямлил Клэнси. Его голос был не громче дуновения ветерка.

– Убийство было дурацким, потому что ты слишком намудрил, совершая его. И еще потому, что действовал под влиянием чувств. Тебе следовало бы знать, что мы заботимся о нашем брате, Клэнси. Приди ко мне и скажи, что эта стерва не дает тебе проходу, мы бы все уладили к твоему вящему удовольствию. Но ты свалял дурака. Ты решил, что можешь диктовать законы, хотя это делаю только я.

– Эд… – прошептал Клэнси.

Эд сделал шаг вперед, а мы отошли в сторонку и стали ждать. Эд уже не так молод, как прежде, и успел изнежиться, но внутри у него все тот же твердый стержень, что и раньше. Он протянул левую руку и ухватил Клэнси за рубаху, а правой врезал ему по челюсти. Клэнси дернул головой, уклоняясь от удара, но не смог увернуться от левой руки Эда, метнувшейся навстречу. Эд врезал ему тыльной стороной ладони.

Тони, Джо и я стояли поодаль, наблюдая и выжидая, а Эд дубасил Клэнси по голове и туловищу одной рукой, крепко держа его другой. Никто не проронил ни слова, даже Клэнси.

Наконец Эд прекратил. Он отступил от Клэнси, который лежал ничком на грязной болотистой земле штата Нью-Джерси, и Тони Борода подал ему полотенце, достав его из перчаточного ящика в кабине «роллс-ройса». Эд вытер руки и возвратил Тони полотенце. Он немного запыхался, только и всего. Лицо его было совершенно бесстрастным.

Тони отнес полотенце в машину, потом подошел ко мне и протянул какую-то штуковину. Я взял ее.

Это был «кольт» сорок второго калибра, способный разворотить каменную стену. Я подержал его, разглядывая и взвешивая на ладони. Сейчас я видел это оружие в первый и последний раз. Как только я сделаю дело, Тони заберет у меня пушку, а потом она исчезнет навсегда. Прекратит существование. Большинство деталей пойдет на запчасти для других пушек, но ствол будет уничтожен, поскольку именно он служит предметом изучения науки под названием баллистика.

Я посмотрел на Эда, и он кивнул мне, потом вместе с Тони и Джо Пистолетом отошел подальше, и все трое уставились в ночное небо. Чтобы не было свидетелей. Вообще никаких. Так оно лучше.

Я приблизился к Клэнси и стал над ним. Он сидел в грязи, в полубессознательном состоянии, опираясь одной рукой на землю, а другой машинально стирая кровь с лица.

Он должен был умереть, потому что попал в силки собственных чувств.

Клэнси поднял голову и посмотрел на меня. Глаза его выделялись на фоне мрака двумя белыми пятнами. Он наконец поверил, что это случится. А я отключил все чувства. Я превратился в машину, и рука моя стала одним из ее рычагов, а пистолет – просто ее деталью. Потом палец машины сжался, пистолет в руке машины с грохотом вздрогнул, и машина исполнила ту работу, для которой была предназначена.

Клэнси рухнул навзничь, неловко, будто марионетка, которой перерезали веревочки. Машина шагнула вперед, взглянула на сломанную куклу и увидела, что кукла лежит бездыханно, с простреленной головой.

Подошел Тони Борода и начал разбирать машину, отсоединив пистолет от руки. Я повернулся и зашагал к «роллс-ройсу». Когда я забился на заднее сиденье. Тони сунул пистолет под переднее, вернулся к трупу, поднял его и куда-то понес. Эд сел со мной сзади, а Джо Пистолет опять устроился впереди.

Спустя две минуты Тони Борода вернулся, вытащил из-под водительского сиденья две каких-то штуковины, похожих на веники, и приладил их к заднему бамперу над колесами. На проселке была всего одна колея, и, когда мы выедем на двухрядную дорогу с грунтовым покрытием, уже не будет наших следов.

На асфальте Тони остановил машину и снял веники, а потом мы поехали обратно на Манхэттен.