Текст книги "Игра Подсказчика"

Чтобы отфильтровать данные, нужно было ввести что-то еще. «Слеза ангела» позволила сократить выборку, но Мила боялась, что эта деталь уведет ее в сторону. Показались дела об исчезновении толкачей и наркоманов.

Тут ей пришло в голову ввести «свистуна». Поисковик выдал единственную отсылку.

Вот ты и попался, возликовала Мила. Посмотрим, кто ты таков.

Когда она открыла файл, перед ней явилось худое, прыщавое лицо семнадцатилетнего юнца. Оно было обведено красным на фотографии школьного праздника, весеннего бала.

Тимми Джексон держал в руке бумажный стаканчик и не улыбался, единственный на фотографии. На Милу это произвело впечатление.

Худенький, маленький, сутулый: поистине «Свистун».

В полицейском рапорте, составленном после заявления Виты Джексон, поданного в начале марта семь лет назад, говорилось, что подросток необъяснимым образом исчез однажды утром, в среду: мать пошла его будить и не обнаружила сына в постели.

Через несколько строк Мила убедилась, что напала на нужный след: Тимми имел привод в полицию за акт вандализма и порчу общественной собственности – краской из баллончика он расписал вагон поезда в метрополитене.

Граффитист, сказала себе Мила, вспомнив надпись, найденную на заброшенном нефтезаводе.

По свидетельству матери, до задержания Тимми был спокойным мальчиком. Никто и представить себе не мог, что он превратится в вандала. Целыми днями сидел взаперти у себя в комнате и играл в какую-то непонятную «видеоигру». Опять же, по мнению матери, сын стал хулиганом под пагубным влиянием кого-то, с кем познакомился в Сети.

Эта встреча и могла послужить причиной исчезновения, подумала Мила. Несовершеннолетние часто попадаются на удочку взрослых злоумышленников, пользующихся анонимностью, какую предоставляет Сеть.

Мила сразу вспомнила об Энигме.

Вот почему Карл Андерсон исключил из своей жизни современные цифровые приборы.

Он познакомился со своим убийцей в Сети.

Но принятое решение не спасло ни его самого, ни его семью. Разделил ли Тимми Джексон судьбу Андерсонов? Мила продолжила чтение.

Обыскав комнату Тимми после его исчезновения, мать обнаружила синие пилюли, которые потом распознали как LHFD, или «Слезу ангела». Кроме того, женщина рассказала, что сын с помощью шариковой ручки и зажигалки сделал себе на икре татуировку: какое-то число. Это послужило причиной бурных семейных скандалов.

– Он исчез семь лет назад, – проговорила Мила, раздумывая, когда же была сделана надпись на стене заброшенного нефтезавода. Прошло немало времени, и тогда в Лимбе было несколько сотрудников, иначе она вспомнила бы Тимми.

В подстрочном примечании к одной из страниц дела указывалось, что по настоянию настырной Виты Джексон полиция забрала компьютер ее сына, чтобы выйти на его контакты в Интернете.

Если бы что-то обнаружилось, это обязательно отразилось бы в рапорте, подумала бывшая сотрудница Лимба. Но дальше следовал буквенно-цифровой код. Мила знала, что это значит.

Компьютер Свистуна все еще хранился на складе Лимба.

Подвал был мрачным местом.

Потолки низкие, окон нет, только щели на уровне земли, с западной стороны, к тому же забитые фанерой. Спускаться по лестнице следовало осторожно, ибо какой-то умник догадался расположить выключатель в самом низу, у последней ступеньки.

Мила протянула руку, нажала на кнопку, неоновые лампы, мигая, загорелись, высветив лабиринт стеллажей.

Архив Лимба состоял из двух частей. В первой хранились старые дела, не внесенные в базу данных. Во второй, дальней, был склад вещественных доказательств. Речь шла не об уликах, а просто о вещах, которые принадлежали пропавшим и могли как-то помочь следствию. Всякая зацепка привлекала внимание, ведь часто поиски заходили в тупик, даже не успев начаться.

Везет полицейским, которые работают в убойном отделе, всегда думала Мила. Ведь в их распоряжении орудия преступления, кровь, ДНК, прочие улики, а главное – трупы. Тому, кто расследует дело об исчезновении, часто не на что опереться.

Она направилась в конец просторного помещения.

Коробка с вещами Тимми Джексона стояла на верхней полке стеллажа, во втором ряду. Миле пришлось карабкаться наверх и действовать осторожно, чтобы весь этот хлам не обрушился на нее.

Вытащив коробку, Мила заметила, что картон размяк от сырости и вот-вот порвется. Наверх коробку не донести. Лучше открыть ее прямо здесь, на столе, за которым обычно просматривали старые папки с делами.

Мила водрузила коробку на стол, но, прежде чем начать в ней копаться, сняла кожаную куртку: от всей этой суеты она согрелась, даже вспотела. Ножом для разрезания бумаги поддела изоленту и раскрыла картонные закраины.

В коробке хранился старый ноутбук, украшенный символами панк-рок-групп, джойстик и одна из первых моделей очков виртуальной реальности.

Мила вынула все это, отбросила коробку и предмет за предметом выставила перед собой. Стоя, опершись руками о стол, внимательно их осмотрела.

Потом открыла ноутбук и включила его в сеть, пробуждая от долгой летаргии.

Первым на экране появилось сообщение от айтишников Управления, которые ставили в известность, что изначально компьютер был запаролен, но защита взломана. Доступ к его контенту открыт.

На заставке красовалась фотография Джо Страммера из группы «The Clash» с сигаретой во рту. Иконки, рассеянные вокруг, обозначали старые, вышедшие из употребления программы вроде графики для граффитистов, где можно было создавать надписи и рисунки, чтобы потом воспроизводить их в увеличенном масштабе, или видеоигр, которые, по сравнению с современными, просто умиляли своей банальностью.

В конечном итоге в ноутбуке Свистуна не обнаружилось ничего экстраординарного: обычный компьютер тинейджера последнего поколения перед приходом миллениалов.

В углу примостилась папка с логотипом Управления, содержавшая отчет айтишников о том, что они нашли в памяти. Мила открыла ее, но обнаружила только, что Тимми Джексон, перед тем как исчезнуть, чуть ли не все свое время проводил в безымянной видеоигре.

Что за игра – непонятно. Мила долго искала соответствующую иконку и наконец нашла.

Простой синий кружок.

Кликнула по нему. Тут же открылось окно: чтобы войти, нужно подключиться к Интернету и подсоединить джойстик и очки.

Мила подсоединила то и другое, потом поискала Wi-Fi Управления, уповая на то, что он распространяется и на подвал. Нашла сеть и вбила пароль, надеясь, что тот не изменился. И ей удалось войти.

На экране возник стилизованный шар, вращающийся вокруг своей оси.

Так вот где ты пропал, Тимми Джексон? Единственный способ в этом убедиться – повторить то, что делал он.

Мила уселась, приготовила джойстик и уже собиралась надеть очки, когда программа загрузилась и показалась новая картинка.

Под вращающимся шаром высветилось окошко, в которое следовало забить координаты.

Широту и долготу.

У Милы перехватило дыхание, поскольку ей на память сразу пришли географические координаты, которые Энигма указал на собственном теле.

Она поднесла руки к клавиатуре. Почти не колеблясь, вставила данные.

Очки, лежавшие на столе, засветились. Мила взяла их, чтобы надеть, но не торопилась, поскольку не знала, что увидит, и боялась того, что может предстать перед ней.

Все-таки нацепила прибор и погрузилась в устаревшую видеоигру.

Образы и звуки исходили из безлюдных развалин. Стены и колонны рушились на глазах, пол был усеян обломками. Мало что можно было разглядеть: стояла глухая ночь, только лунный свет просачивался сквозь трещины в потолке. Слышался шум ветра и какой-то металлический лязг, но в отдалении.

Несмотря на трехмерное изображение, графика была скорее плоской и разрешение отнюдь не высоким, оценила Мила. Никакого сравнения с современными видеоиграми. Кто знает, к какому времени относится эта программа?

Она попробовала пошевелить джойстиком, который держала в руке, и изображение перед ней тоже сдвинулось.

У меня есть аватар, подумала Мила.

В самом деле, ее двойник двигался в виртуальном пространстве. Пользуясь этим, она осмотрела место, где находилась. Прошла вперед, покружила по залу и испытала странное ощущение дежавю. Ей показалось, будто она уже бывала там. Абсурд, сказала себе Мила. Но, повернувшись к одной из стен, узнала надпись.

Одно слово. Свистун.

«Я на заброшенном нефтеперерабатывающем заводе. Как такое возможно? Что я здесь делаю?» Но, не успев разволноваться по этому поводу, она услышала шаги за спиной. Обернулась на звук.

Какая-то тень приближалась к ней. Медленно, безмолвно. Когда она попала в первый конус лунного света, Мила узнала лицо.

Энигма улыбался ей.

Она похолодела. Татуированный человек был полностью обнажен, как при задержании. Не говорил ни слова. Несколько секунд стоял недвижимо. Потом изящными, завораживающими жестами начал показывать последовательности чисел на своем теле, как он это проделал в «Яме».

Закончив, снова улыбнулся ей. И пропал.

Мила сняла очки. Возврат к реальности был настолько резким, что несколько секунд она оглядывалась вокруг, привыкая к окружающей обстановке. Она по-прежнему в архиве Лимба, но вряд ли в безопасности, твердил внутренний голос.

Явление Энигмы выбило ее из колеи. Чего он хотел от меня? Почему так упорно вовлекает в эту историю?

Перед ней на экране опять закрутился шар. Мила успела запомнить новые координаты. Но ею владело предчувствие: если она введет их в компьютер, обратной дороги не будет. Перед ней точка невозврата. Но если она не дойдет до конца, сомнение станет преследовать ее весь остаток жизни.

Что ты хочешь показать мне, поганый ублюдок?

Пальцами, едва заметно дрожавшими, она ввела координаты в соответствующее окно. И вновь погрузилась в виртуальную реальность.

По-прежнему ночь. Перед ней окно, оттуда видна панорама города. Но не такая, как обычно. Призрачная.

Где я? В какой-то квартире, на одном из верхних этажей небоскреба. Она огляделась вокруг, графика далека от совершенства: очертания предметов расплываются, пиксели не укладываются в движение, поэтому картинка мерцает или появляются черные дыры. Квартира обставлена роскошно, со вкусом. Мила поняла, что находится в просторной гостиной, там – телевизор с плазменным экраном, газовый камин, вделанный в стену, белые диваны, передвижной бар.

Где-то в другой части квартиры кто-то напевал. Женский голос.

Песня завлекла ее в длинный коридор, туда выходила полуоткрытая дверь, из которой просачивалась полоска света. Мила подошла ближе, толкнула ее и оказалась в роскошной кухне с мебелью, покрытой черным лаком. Женщина стояла к ней спиной, готовила ужин. Потом обернулась: фигура почти неразличима, контуры лица двоятся – но Мила сразу узнала точную копию Фриды Андерсон.

Звонкий хрустальный смех. Две маленькие смутные тени вбежали в кухню из другой двери. Двойняшки, сразу поняла Мила. Эуджения и Карла играли в пятнашки, они пару раз обежали вокруг стола, накрытого к ужину, и снова выскочили вон.

Ни мать, ни дочери не замечали Милу. Что здесь происходит, интересно знать? Пусть это всего лишь цифровая копия реальности, Миле неловко было видеть их живыми, зная, что с ними приключилось на самом деле.

Тут она опустила взгляд и вдруг увидела, что в руке у нее длинный, отточенный клинок.

Боже мой, я – Энигма!

Неожиданно некая внешняя сила завладела аватаром, образ вышел из-под контроля. Мила помимо своей воли обнаружила, что воплощает убийцу. Еще не постигая до конца смысла происходящего, она увидела, как рука ее поднимается, потрясая оружием.

Она со всем неистовством набросилась на ничего не подозревающую Фриду и принялась наносить ей удар за ударом. По рукам, которыми та тщетно пыталась прикрыться. Потом – в грудь, в живот. И по лицу – раз за разом, изрубая его в куски, делая неузнаваемым.

Женщина рухнула на пол, бездыханная. Но аватар Милы продолжал колоть и рубить. Удар, еще удар – кровь лилась рекою, брызги попадали на мебель, на стены, и на убийцу тоже. Бывшая сотрудница Лимба знала, что все понарошку, что перед ней – несовершенное изображение, заданное компьютерной программой. И все-таки хотелось все прервать, скинуть очки – но она не могла. Она должна была видеть. Должна была знать. Она была уверена, что Энигма хочет показать ей то, что он сделал.

Она пока не задавалась вопросом, почему они не на ферме и почему в квартире присутствуют высокие технологии, от которых Андерсоны отказались. Рассуждать было некогда, поскольку Энигма оторвался от Фриды и двинулся дальше.

Мила знала, куда он направился. На поиски двойняшек.

Они теперь играли в прятки и ничего не замечали. Одна присела на корточки за креслом в спальне родителей. Увидев, как в дверях показывается монстр, в ужасе уставилась на него. Кричать не стала, вместо того сделала такое естественное движение, что Миле показалось, будто перед ней настоящая, живая девочка: закрыла глаза ладошками, словно этого достаточно, чтобы изгнать из мира всякий страх.

Снова свистнул в воздухе безжалостный клинок, обрушиваясь на невинную жертву. Снова кровь, и ни единой слезинки. Насытившись зрелищем, Энигма двинулся дальше, за другой сестренкой.

Она спряталась в маленькой комнатке, среди плюшевых игрушек. Встретила его неподвижным взглядом. Но было в ее глазах что-то непостижимое, никак не согласующееся с ситуацией.

Не страх, а изумление. Она как будто знает меня, сказала себе Мила.

Девочка хотела что-то сказать, но сабельный удар снес ей голову. Мила подергала джойстик, инстинктивно желая остановиться, спасти ребенка. Отрубленная голова покатилась к ее ногам, остекленевшие глаза встретились с ее взглядом.

Я убила ее, ужаснулась Мила. Нет, это был Энигма. Но когда воплощаешь монстра, все становится до абсурда выпуклым, живым.

В тишине, воцарившейся в комнате, слышалось только хриплое дыхание убийцы. Умиротворяющая усталость после бойни.

Случилось нечто неожиданное. Какая-то тень прошла перед ней.

– Посмотри на себя.

Кто-то находился рядом.

Дотронувшись до джойстика, Мила увидела, что может снова управлять аватаром. Она тотчас же отвернулась от резни. Но тут же заметила трюмо, изящное, в розовой раме, в такое смотрятся все девочки, когда у себя в комнате играют во взрослых.

– Посмотри на себя.

Мила приняла решение подчиниться шепоту и стала бочком, неохотно придвигаться к зеркалу. Потом сделала так, как ей сказали: посмотрела на себя. И остолбенела.

Не Энигма глядел на нее из зеркала, а Карл Андерсон.

Сцена, бывшая у нее перед глазами, внезапно исчезла, и без какого бы то ни было предуведомления экран почернел. Отключаясь от виртуального мира, Мила успела сказать:

– То был отец.

9

Мила проголодалась. Сколько времени она не ела? Кое-как второпях позавтракала, потом на протяжении дня пару раз выпила кофе. Ко всему прочему, кажется, еще и простудилась.

Она порылась в кармане кожаной куртки в поисках бумажных салфеток, но нащупала кое-что другое. Фотографию Энигмы, воссозданную на компьютере, без татуировок. Лицо обычного человека.

Впервые Мила отдала себе отчет в том, что знает его. Скажи, что ты не тот, на кого я думаю.

Она сидела на жутко неудобном пластиковом стуле в коридоре отдела насильственных преступлений, ОНП. Ждала результатов. Ей не вернули бедж с надписью «посетитель», поскольку ее нынешнее положение было под вопросом. Ее действиям будет дана оценка, и будет решено, есть ли основания для обвинения в проведении расследования без соответствующих полномочий, к тому же с привлечением базы данных Управления.

Ее судьба зависела от того, что происходило в другом, отдаленном месте. От того, что будет найдено там.

Она подсказала Судье, где можно найти трупы Андерсонов.

Но сейчас молилась о том, чтобы это оказалось ошибкой. Не потому, что питала надежду, будто Фрида, Эуджения и Карла еще оставались в живых, – она хорошо знала, что это невозможно. Но ради себя самой. Пусть даже это будет стоить ей обвинения.

Скажи, что ты не тот, на кого я думаю.

Она поняла, что ожидание закончилось, когда увидела Делакруа, идущего к ней по коридору. По мере того как он приближался, Мила могла прочесть на его лице подтверждение самым худшим своим прогнозам.

– Все так, как ты говорила, – заявил полицейский.

Да, кошмар воплотился в реальность. Они нашли тела Андерсонов в квартире, где те жили перед тем, как переехать в деревню.

– Карл перевез их туда после того, как убил на ферме, – продолжал Делакруа. – Положил дочек в кроватки, подоткнул одеяльца, будто бы они заснули. Потом лег рядом с трупом жены на супружескую постель, вскрыл себе вены и умер в обнимку с ней.

Отчет отнюдь не звучал холодно и отстраненно, как это обычно бывает у полицейских, показывающих, что факты насилия уже не затрагивают их.

– То, что мы не нашли кровь Карла Андерсона на ферме, должно было сразу вызвать подозрение, – покачал головой агент.

Они думали, что глава семейства был убит первым, во дворе перед домом, а уже потом Энигма направился в дом довершить начатое. Отсутствие следов крови на земле приписали дождю, который лил большую часть ночи.

– Теперь мы будем вынуждены пересмотреть роль татуированного человека, – огорченно заключил полицейский. – Мы должны понять, принимал ли он активное участие в расправе или просто привез Карла вместе с трупами в городской дом, а затем на той же машине поехал на скотобойню, где мы его арестовали благодаря анонимному звонку.

Это предполагало и смягчение наказания, подумала Мила.

Делакруа поднес руку ко лбу.

– Это какое-то безумие, – признался он.

– Вовсе нет, поверь, – сказала Мила, чтобы его подбодрить.

Полицейский заметил фотографию Энигмы у нее в руке, и лицо его посуровело.

– Тебе-то откуда знать? – набросился он на Милу. – Тебя здесь вообще не должно быть. – И добавил, чтобы уязвить больнее: – Ты уже не наша.

До сих пор он вел себя с ней исключительно вежливо. В свете последних событий перемена была понятна, однако Мила не могла позволить кому бы то ни было так грубо искажать реальность.

– Я не хотела, чтобы меня впутывали, мне не нужно ваше распроклятое дело! – возразила она с яростью. – Год назад я сделала свой выбор и навсегда покончила со всем этим дерьмом. Вы сами меня втянули.

Делакруа ткнул в нее пальцем:

– Не мы, а Шаттон. Мы тебя сюда не звали.

Мила рассмеялась:

– Я-то думала, что в вашей паре Бауэр – кусок дерьма.

Делакруа промолчал.

– Я буду счастлива объяснить вам, что произошло, а потом покину вас навсегда, и можете дальше сами распутывать ваше драгоценное дело.

– Что бы ты ни сказала, две девочки и женщина погибли от руки того, кто должен был их защищать! – вспылил полицейский. – Единственный, кому пойдет на пользу твое вмешательство, – это Энигма, ему, наверное, изменят статью: с убийства на соучастие.

– Не думаю, – отрезала Мила, опровергая его слова. – Потому что я знаю, кто он такой.

В кабинете Шаттон, кроме Судьи, присутствовали, разумеется, Коррадини, Бауэр и Делакруа. Мила сидела в центре комнаты, все прочие стояли вокруг, ожидая ответов.

– То, куда я попала через компьютер Тимми Джексона, было чем-то вроде… воспроизведения.

– Не понимаю, – сказала Судья. – Было это реальным или нет?

– Было… Точнее, стало реальным впоследствии.

Мила силилась объяснить то, что увидела. Вернее, пережила. Это было непросто, ведь после того, как ее отключили помимо ее воли, ей так и не удалось получить доступ к этой странной программе.

– Карл Андерсон вошел в некую виртуальную реальность, точную копию мира, который нас окружает. – Только более мрачную, призрачную, вспомнила Мила, но не стала об этом говорить. – Я еще не разобралась, как именно она работает, но это нечто вроде видеоигры онлайн.

– Видеоигры? – Бауэр закатил глаза.

– Игры, в которой человек реализует свои запретные желания, испытывает себя, свою природу.

Тимми Джексон, например, отважился стать граффитистом и совершить акт вандализма, расписав вагон поезда в метро.

– Игры, в которой можно попробовать стать кем-то другим, хотя бы и убийцей, – продолжала Мила. – Думаю, со временем Карл Андерсон действительно превратился в персонаж, которого представлял.

Кто знает, сколько раз Карл осуществлял в видеоигре эту фантазию – уничтожение собственной семьи.

– Когда он это осознал, было уже слишком поздно.

Бесполезно было покидать город, бросив все. Демон, от которого он убегал, таился внутри него.

– Я так и не поняла, какую роль играет Энигма, – заметила Шаттон, снова употребляя прозвище, которое сама запретила произносить.

– Карл Андерсон встретил Энигму в этой видеоигре.

– А что, разве в такие игры кто-то может войти со стороны? – недоуменно вопросил Коррадини.

Милу окружало сплошное недоверие. Делакруа смотрел на нее, скрестив руки, и не произносил ни слова.

– Полагаю, да. Будучи там, я ощутила присутствие, – попыталась объяснить Мила.

Посмотри на себя.

– Присутствие? – переспросила Шаттон.

– Да, это случилось перед тем, как меня отсоединили: не могу это описать иначе – у меня сложилось ощущение, будто за мной кто-то наблюдает…

– Ощущение? – фыркнул Бауэр. – Долго мы еще будем слушать этот бред?

Делакруа, которому хотелось дослушать до конца, жестом успокоил его, потом опять сложил руки на груди.

– Энигма и Карл Андерсон познакомились в этой игре, – стояла на своем Мила. – Возможно, вначале игра была для Карла всего лишь развлечением. Но потом он стал совершать поступки, которые не мог объяснить.

– Например, зарезал всю свою семью? – спросила Шаттон, окончательно впав в растерянность.

– Вот именно, – подтвердила Мила. – Когда Карл осознал, что вот-вот переступит опасную черту, воплотит в реальность то, что до сих пор проделывал только в виртуальном мире, он резко прервал контакт с игрой. Но он понимал, что отключить программу недостаточно: что-то проникло вглубь его существа. Некое искушение. Тогда он убедил жену отказаться от роскошной жизни, а главное – от технологий, которые – согласно его логике, уже искаженной, – могут снова вовлечь его в параллельную реальность.

– Какая чушь! – заметил Бауэр.

Мила не обратила на него внимания.

– Энигма, однако, обнаружил, где он укрылся, и на этот раз явился лично. Пока жена звонила в полицию, Карл вышел поговорить с ним. Может, просил оставить его в покое, а может, и не спорил вовсе. А Энигма убедил его завершить начатое в игре: вручил ему серп, взятый из сарая с инструментами, и смотрел, как тот снова заходит в дом… Остальное нам известно.

– Значит, по-твоему, Энигма – кто-то вроде подстрекателя, – вмешался наконец Делакруа.

Мила взглянула на него:

– Энигма ищет нестойких людей, таких, как Карл Андерсон.

– Нестойких? – удивилась Шаттон.

– Монстры не знают, что они монстры, – убежденно сказала Мила. – Они пестуют внутри себя неудовлетворенность, слабость. Энигма умеет их распознавать, он их перехватывает, сближается с ними. Он умеет им потакать, знает, как втереться к ним в доверие. И внушает им ложное убеждение…

– А именно? – скептически вопросил Коррадини.

– Что они могут стать всем, чем пожелают. Что их фантазии, даже самые нездоровые, не являются заблуждением. Что, даже если в глубине их существа втайне вызревает кокон насилия, в этом нет ничего плохого.

– Ты хочешь сказать, что татуированный человек невиновен? – окончательно взбесился Бауэр.

– Нет, я хочу сказать, что Энигма – Подсказчик.

10

Их называли «подсказчиками», или «сублиминальными киллерами»: самым знаменитым был Чарльз Мэнсон.

Они окружали себя последователями и создавали «семьи».

Убивали чужими руками. Выбирали посредника, настраивали его на свой лад и наконец убеждали следовать своим собственным, самым темным инстинктам.

Подсказчики не имели никакой связи с жертвой, не вступали с ней в контакт, не дотрагивались до нее даже пальцем. Порой даже не знали ее, поскольку намечали не сами. Пусть выбирает последователь, покопавшись в своих желаниях или в своей злобе. Почти никогда не присутствовали при убийстве. Иногда находились совсем в другом, отдаленном месте.

Зачастую все это делало их неуязвимыми для правосудия. Им нельзя было предъявить обвинение, нельзя было наказать. Но главное, было трудно – почти невозможно – обнаружить их.

Они ставили себе целью не убить и даже, как это ни парадоксально, не причинить зло. То и другое – не более чем следствия, причем второстепенные, истинной причины, которая двигала ими.

Власть, позволяющая изменять личность, превращать безобидных людей в садистов и убийц.

Мила хорошо это знала, поскольку в своей жизни столкнулась с таким человеком.

По этой-то причине она больше не хотела слышать об Энигме и обо всем, что с ним связано. Теперь она могла признаться себе, что напугана.

В одиннадцать вечера она вышла из Управления с твердым намерением больше никогда не возвращаться туда. Дождь, ливший весь день напролет, так и не перестал. Мила поймала такси и поехала на вокзал. Последний поезд отправлялся в полночь, и ей вовсе не улыбалось на него опоздать.

Ей хотелось поскорей доехать до озера и забрать дочку.

Мать Джейн сказала по телефону, что Алиса хочет спать и она может уложить девочку на диване. Мила поблагодарила ее, но сообщила, что все-таки заедет и заберет дочку домой, тем более что завтра суббота и она сможет валяться в постели сколько захочет.

До вокзала Мила добралась даже слишком рано. Оставалось время выпить кофе, уж который за день. В единственном открытом бистро было всего три посетителя. Мужчины.

Миле выдали большой кофе в картонном стаканчике. Она прошла к одному из столиков у самой витрины. Кофе был невкусный, но хотя бы горячий, а Мила замерзла. Даже, кажется, простыла, ее лихорадило. Хорошо бы сейчас свернуться клубочком в Алисиной берлоге из одеял, постараться заснуть и не видеть дурных снов.

Надо было позвонить Саймону Беришу, извиниться за то, что доставила ему неприятности своим вторжением в Лимб. Но Мила не собиралась ничего ему рассказывать. Была по-прежнему убеждена, что лучше держать его подальше от этой истории.

Что до нее самой, то она забудет сегодняшний день. Вернется к рутинной жизни на озере, пусть даже это означало вернуться к письму, лежащему в ящике кухонного стола.

Общее состояние пациента по-прежнему представляется необратимым.

Поднося стакан к губам, чтобы сделать очередной глоток темной бурды, Мила заметила, что один из посетителей пристально смотрит на нее.

Мужчина, стоявший у стойки, тотчас же отвел глаза. На нем был черный плащ, серые брюки и поношенные коричневые башмаки. Он поднял руку и заложил за уши пряди прямых, сальных волос.

Движение было мгновенным, но Мила заметила над гладким воротником рубашки темное пятно.

Она вздрогнула, у нее перехватило дыхание. Это родинка или татуировка на шее? Похоже на число или ей показалось?

Мила держала незнакомца в поле зрения, ожидая, что он снова обернется и посмотрит на нее. Этого не случилось, но мужчина не уходил. Тогда она встала сама, решив пройти на перрон.

В ларьках и магазинчиках были опущены шторы, нигде ни души. Мила шла не оборачиваясь, но прислушивалась к малейшему шороху за своей спиной. Но лишь отголоски ее собственных шагов раздавались под высоким пролетом восточного крыла вокзала, да жужжала подметальная машина, чистящая мостовую невесть где.

Состав уже подали, и Мила вошла в последний вагон. Постояла у автоматических дверей, проверяя, не идет ли следом человек из бара. Такое было возможно, ведь этот поезд – один из последних.

Но незнакомец в плаще не пришел.

Двери закрылись, и Мила неожиданно почувствовала облегчение. Теперь можно выбрать место. Нелегкая задача: ведь вагон совершенно пустой.

Еще полчаса, и я почти дома, сказала она себе. Как же хотелось ей снять мокрые одежки, но еще больше – сунуть их в картонную коробку и спрятать в стенном шкафу.

Я больше ни за кем не охочусь. Я – мать.

Хотя она уже год не работала, у нее была отложена приличная сумма, позволявшая открыть небольшой киоск у озера, рядом с магазинчиком, где продавали блесны и прочие принадлежности для рыбалки. Если дела пойдут хорошо, она сможет даже завести лодку и возить туристов по местам, где водится чудесная радужная форель, радость для рыбаков, которые потом делают из рыбы чучело и выставляют на каминную полку.

Да, ей вполне подойдет такая роль.

На минуту вспомнила, как совсем недавно испугалась незнакомца в плаще, и устыдилась. Раньше с ней не случилось бы ничего подобного. Но может быть, это добрый знак: похоже, она почти избавилась от прежнего инстинкта, призывавшего гоняться за тенями. Может быть, только любопытство заставило ее принять приглашение Шаттон, но это в какой-то мере явилось благом: Мила получила подтверждение тому, что она становится «человечной».

Я пришла из тьмы…

Раздумывая обо всем этом, она чувствовала, как плечи и шея расслабляются после долгих часов напряжения. Мерный ход поезда убаюкивал, перестук колес оказывал чуть ли не гипнотическое воздействие. Она сама не заметила, как закрыла глаза.

Веки мгновенно поднялись при неожиданном звуке. В туалете, в конце вагона, кто-то спустил воду.

С этой водой утекли и киоск на озере, и лодка, и все приятные мысли. Мила с дрожью ожидала момента, когда откроется дверь, но человек в туалете не спешил.

Мила мысленно начала отсчет секунд. Она знала, что в моменты напряжения время норовит остановиться. Но, насчитав добрых четыре минуты, поняла: что-то не так.

Вот щелкнул замок. В тот же миг дверь туалета распахнулась, и Миле почудилось на какой-то момент, что оттуда выходит человек в черном плаще. Но на самом деле то был парень с белым-белым лицом и волосами.

Альбинос был одет в ветровку, сумка перекинута через плечо: похож на студента. Поймав на миг взгляд Милы, он уселся за десяток сидений от нее, спиной к движению, то есть прямо напротив.

Поезд мчался в ночи, время от времени подпрыгивая и грохоча на стыках. Мила не сводила глаз с попутчика, боясь подметить нечто такое, отчего снова нахлынет ужас.

Перестук колес, прежде расслабляющий, теперь делал молчание невыносимым.

Парень открыл сумку, стал рыться в ней. В этот миг Миле очень захотелось иметь при себе пистолет. Безумная мысль, ведь ее все равно не пропустили бы с оружием в Управление.

Наконец альбинос вытащил записную книжку, поднес ее к лицу и начал что-то записывать шариковой ручкой. Он полностью погрузился в письмо. Или попросту был близоруким.

Через пару минут поезд замедлил ход. Парень оторвал взгляд от листка и выглянул в окошко. По громкой связи объявили промежуточную остановку.

Бывшая сотрудница Лимба следила за каждым движением парня, надеясь, что он выйдет здесь. Увидела, как он встал, застегнул ветровку, повесил сумку на плечо. Направился к двери, расположенной за спиной у Милы, то есть двинулся прямо к ней.

Пока он проходил мимо, бывший агент полиции уловила, что от его одежды исходит запах знакомых духов. Ландыш и жасмин – тот же, что и в машине Бериша.