Текст книги "Кукла на качелях"

– Я не думаю, что это будет случаться очень часто, – сказала Эбби холодно.

– Где эта помада?

– На моем туалетном столике.

Она смотрела, как Люк идет в спальню. Вернувшись, он прошел в кухню и, открыв дверцу мусоропровода, выбросил маленький золотой предмет.

Только тогда напряжение, казалось, оставило его.

– Вот, – сказал он. – Теперь я попробую твой вкус. Именно твой.

Но его поцелуй был поцелуем робота.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Когда Лола вошла, Дэйдр, склонившаяся над составной картинкой-загадкой, которую велел ей складывать дядя Милтон, заставила себя не поднимать глаза. Она смотрела из-под ресниц на руки матери и видела, что они пусты.

Значит, она забыла про платье. В этом можно было не сомневаться. Негнущимися пальцами Дэйдр молча сломала кусок мозаики пополам. Затем сломала еще один, потом еще и еще. Когда дядя Милтон это обнаружит, а он несомненно обнаружит, он ее накажет.

Он был единственным человеком, которого она действительно боялась, но она ни за что в жизни не позволила бы ему это понять.

Это бы слишком сильно его порадовало. Потому что он любил ее не больше, чем она его. Он сидел в кресле и с ненавистью смотрел, как ее худое быстрое тело двигалось куда хотело. Один раз он настолько вспылил, что чуть не вскочил, чтобы погнаться за нею.

Но услышал шаги Мэри и опустился обратно в кресло.

Конечно, он не совсем вскочил, потому что не мог. Но казалось, будто ярость поборола недуг. Мама сказала, что его надо жалеть, но невозможно жалеть того, кого не любишь. Мама сама не очень-то его любила, и бабушка тоже. А Мэри его боялась. Так что все было чудесно, когда он уезжал в больницу.

– Ну, – сказала Лола, – все в сборе. Она увидела Дэйдр и воскликнула:

– Ах, дорогая, мне так жаль. У меня просто не было времени поискать тебе платье. Придется подождать. У тебя скоро день рождения. Ты не очень расстроилась?

– Нет, – ответила Дэйдр, не поднимая головы.

– Лола, она так ждала, – сказала Мэри своим тихим нервным голосом. – Как ты могла забыть?

– Я же сказала, у меня просто не было времени, – повторила Лола раздраженно. – Хорошо тебе все время сидеть дома. Ты даже не можешь себе представить, на что похож мой день. Я совершенно измотана.

Она упала в кресло, вытянув длинные стройные ноги. Милтон смотрел на нее молча.

– В любом случае, куда ей его носить? – продолжала Лола. – Она не ходит па вечеринки. Она счастливее в этих старых джинсах. Не так ли, детка?

Миссис Моффат подняла свою седую завитую голову, оторвавшись от рукоделия.

– Маленькая девочка должна иметь красивые вещи. Дэйдр бы они очень нравились, если бы ее поощряли их носить. Так, дорогая?

– Нет, – сказала Дэйдр, ломая еще один кусок картинки.

– Ладно, ладно, не нападайте на меня, – сказала Лола раздраженно. – Когда-нибудь у нее будут полные шкафы платьев. Как и у ее бедной измученной работой матери. Может быть, быстрее, чем мы думаем. Я слышала от…

Милтон чуть шевельнулся, слегка заерзал в своем кресле, и Лола осеклась.

– Дэйдр, милая, не пора ли тебе бай-бай?

Дэйдр сгребла кусочки картинки в кучу и не ответила.

– Мама, ты кормила ее ужином?

– Да, – у миссис Моффат было морщинистое коричневое лицо, как будто она годами подставляла его солнцу. Ее водянистые карие глаза были узкими, внимательными, беспокойными. Своей морщинистой кожей она немного походила на ящерицу. Несколько нитей ярких цветных бус висели вокруг ее костлявой шеи.

– Она съела яйцо, кашу и фрукты, когда вернулась.

– Я думаю, она снова была внизу у Фиаронов.

– Ну… где-то.

– Я же должна быть где-то, – пробормотала Дэйдр. Лола оживленно выпрямилась:

– Тебе правится Эбби, малышка?

– Она нормальная.

– Ты ей, во всяком случае, нравишься. Она сказала, что будет забирать тебя из школы, когда никто другой не сможет. Ты рада?

– Это очень мило с ее стороны, – сказала миссис Моффат. – Она как будто хорошая девочка.

– Безобидная, – вставила Мэри.

– Она довольно привлекательная, – сказала Лола честно. – На английский манер, конечно. Подождем и увидим, что солнце сделает с ее кожей.

– Не надо ее слишком поощрять, – сказал Милтон неожиданно. – Я говорил вам с самого начала.

– Я не согласна, – сказала Лола, – лучше, чтоб она была на глазах.

– За нею можно следить и на расстоянии, – продолжал Милтон.

– Люк счастлив? – спросила Мэри своим тихим голосом.

– Счастлив? Ну не знаю, – Лола оглянулась. – Дэйдр, я велела тебе идти в постель.

Дэйдр лениво встала. Ее блузка выбилась из джинсов, а лицо приняло вызывающее выражение.

– Если хочешь знать, – сказала она, медленно выговаривая слова, – я подарила сегодня Эбби одну из твоих губных помад.

В комнате наступила полная тишина. Они все смотрели на нее.

Теперь начнется: «Где ты взяла эту помаду? Ты украла ее? Почему ты ее украла? Почему ты захотела подарить ее Эбби Фиарон?»

Она ответила на последний еще не произнесенный вопрос.

– Потому что она мне правится. И вообще она мой единственный друг.

Никто не проронил ни слова, и вдруг ее мать сказала спокойно, обращаясь совсем не к Дэйдр:

– С этим нужно что-то делать.

– Отправь ее спать, – приказал Милтон резко.

Дэйдр старалась дерзко, не мигая, смотреть в его холодные серые, слишком выпуклые глаза, похожие на бабушкины бусины, но не выдержала и потупила взгляд. Милтон вызывал в ней страх.

– Да, иди спать, – сказала Лола. – И побольше сиди дома. Эбби не хочет, чтобы ты увивалась вокруг нее весь день. Теперь иди наверх. И ложись. Не торчи у окна.

Дэйдр нарочито медленно повиновалась. Добравшись до своей комнаты, она подошла к окну и долго стояла у него. Она надеялась, что шторы еще не задернуты в доме внизу, и она сможет увидеть Эбби и Люка, сидящих за обедом.

Но шторы были задернуты, и свет не пробивался сквозь них.

Единственный свет был на лодке, на реке. Он горел на крошечной палубе, и Дэйдр увидела, как костлявый мужчина вышел наружу. Он выплеснул что-то за борт из ведра и потом просто стоял, ничего не делая. Она могла различить слабый бледный отсвет на его лице, поэтому знала, что он смотрит в ее сторону.

Вскоре он кому-то помахал рукой. Чтобы увидеть, кому, Дэйдр высунулась так далеко из своего окна, что чуть не кувыркнулась в сад. Она успела увидеть свою мать, стоящую па веранде. И та помахала в ответ. Зачем это ей махать тому грязному старику? Дэйдр и ненавидела, и боялась его.

Затем совершенно отчетливо она услышала голос Милтона.

– Как ты можешь быть так небрежна со своими вещами? Ты знаешь, что этот ребенок – копалка; всегда рыщет вокруг и во все вмешивается. – Его голос звучал раздраженно.

– Знаю, знаю. Но это серьезно?

– Конечно, – запоздало добавил Милтон, – этот ребенок превращается в воровку.

– Жаль, что она некорыстолюбива, – сказала Лола задумчиво. – И потом – мы бы потеряли Люка, если бы это попробовали.

– Я был прав с самого начала. Вы, женщины, всегда увлекаетесь красивым лицом.

– Мы не можем потерять Люка! – сказала Лола.

– Ну, посмотрим. В любом случае расскажи мне, что случилось сегодня. Все прошло нормально?

– Прекрасно. Никаких проблем…

Голоса удалились. Дэйдр поняла, что больше ничего не услышит. Поскольку больше нечего было делать, она легла в постель, надеясь, что быстро заснет и ничто ее не разбудит. Намного позже она услышала эту ходьбу взад и вперед. Это была одна из причин, по которым она ненавидела ложиться спать.

Это было так непонятно и пугающе. Раз, два, три, четыре, пять, шесть шагов туда, пауза, и затем шесть обратно. Размеренно, как тиканье больших часов.

Она почему-то думала, что это тот мужчина с лодки приходил в дом. Она никому никогда не говорила, что слышит эти шаги или что они ее пугают. Она хотела как-нибудь набраться храбрости, на цыпочках подойти к лестничной площадке и посмотреть вниз, чтобы увидеть, кто это. Но у нее было чувство, что, если ее заметят, случится что-то ужасное, но она не решилась.

Дэйдр знала, что это мужские шаги, потому что и Лола, и Мэри ходили быстро на высоких каблуках, бабушка шлепала в тапочках, а Милтон совсем не мог ходить. Значит, если это не тот ужасный человек с лодки, то кто же? Иногда она думала, может, это ее отец…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Эбби увидела, как выключили свет в комнате миссис Моффат на верхнем этаже рядом с комнатой Дэйдр. Гораздо позже свет погас в большой спальне Мэри и Милтона на первом этаже. Но в гостиной он горел допоздна. Она заснула и проснулась уже глубокой ночью, а свет все еще горел.

Эбби ненавидела круглосуточное ощущение близости этих людей.

Но если она и Люк не хотели задохнуться в духоте и темноте, она должна была отдергивать шторы и открывать окна после того, как они гасили свет у себя. Так что первое, что она видела, открывая по утрам глаза, это большой каменный дом, возвышающийся над ними.

Он вызывал у нее то же смутное чувство, что и гигантский мост над гаванью. Подавляющее ощущение тяжелой тени, висящей над нею. Когда она пересекала гавань на пароме, бодрое пыхтящее суденышко легко рассекало сверкающую синюю воду, пока не достигало моста. Затем масса стальных балок зависала над ним с пугающей неизбежностью, и в одно мгновение исчезал солнечный свет.

Этот мост нависал в конце каждой улицы в Сиднее. Стоило повернуть за любой угол, – и вот он, аркой через небо, непропорционально огромный, заставлявший все остальное казаться крохотным.

Так же и дом Моффатов, построенный в расточительные дни конца девятнадцатого столетия, распластался над их современным домиком.

Но теперь шла последняя половина двадцатого столетия, мир был слишком населен, и приходилось привыкать к тому, что на тебя смотрят.

Было три часа ночи. Время искаженного воображения и болезненных фантазий. Эбби осторожно повернулась, пытаясь не потревожить Люка, и посмотрела на спокойные черты его лица. Вместо того чтобы удалиться от нее во сне, он казался ближе. Ничто больше не мучило его, и он спокойно лежал рядом, принадлежа только ей.

Утром Лола появилась у их двери, когда они еще не закончили завтрак.

Несмотря на усталый голос, она выглядела оживленной, энергичной и привлекательной в костюме цвета загара и белых перчатках.

– Разве не жестоко вставать на заре! Привет, Эбби. Какая ты счастливая, у тебя весь день в развлечениях. Не могу понять, зачем ты встаешь так рано.

– Это нравится моему мужу, – сказала Эбби. – Выпей кофе. Люк еще не готов.

Люк вскочил, вытирая рот салфеткой.

– Готов. До свидания, дорогая. Будь умницей. Не скучай.

Под взглядом Лолы его поцелуй был каким-то автоматическим. Не пора ли сказать Люку, что ей не нравится вся эта возня с Лолой? Но ведь они соседи, и он был по-соседски предупредителен.

Но он мог хотя бы спросить, что она собиралась делать сегодня.

А что же она собиралась делать? Домашняя работа, магазины, прогулка в библиотеку, может быть, визит в парикмахерскую, если удастся записаться.

Неожиданно Эбби охватила паника; она увидела, какая бесцельная жизнь маячит впереди. Люк, занятый своей работой днем, своими мыслями вечером. Люк, спящий рядом с нею до рассвета. А потом бесконечные пустые дни…

В Лондоне она была занята ведением хозяйства в маленькой квартирке и работой полную неделю заместителем редактора косметического журнала. В результате она знала о косметике, возможно, гораздо больше Лолы.

Жаль терять все эти знания. А зачем терять? В одиночестве нового, слишком тихого дома Эбби неожиданно пришла к решению. Она начнет серию статей по косметологии и продаст их в один из местных журналов или газет. Она не скажет ничего Люку, пока не найдет спрос на свою работу. И раз уж на то пошло, почему бы не начать немедленно. Она может поехать в город днем, продумав с утра возможные темы. Необходимо будет дать несколько полезных советов, а также сделать небольшое сообщение о влиянии на кожу свежего воздуха и ультрафиолетовых лучей, поскольку каждый австралиец девять месяцев в году проводит на солнце и большую часть этого времени па пляжах.

Она могла бы переработать ту статью о моде и макияже на итальянской Ривьере. И потом написать кое-что о лосьонах и духах. Духи… Это напомнило ей интригующий вкус помады Лолы. Этот трюк можно использовать: вкус помады и его влияние на воспоминания.

С точки зрения мужчины, как напоминание о потерянной любви. Надо будет написать весело, легко, изысканно, без сентиментальности. Давайте посмотрим на это так, как в ее собственном маленьком эпизоде прошлым вечером.

Один из зимородков торчал у окна, пяля на нее требовательные глазки-бусины. Двое других сидели на бельевой веревке, сердито хлопая крыльями.

– Сейчас, сейчас, – оживленно сказала Эбби. – Завтрак готов. Только не поднимайте такой пронзительный крик.

Когда она во внутреннем дворике кормила птиц, раздался стук в заднюю дверь. Зимородки взлетели, испуганные неожиданным вторжением. Эбби пригладила волосы и пошла через дом открыть дверь.

Костлявый человек в выцветших штанах и мятой рубашке стоял перед ней. У него были редкие, темные волосы и масса морщин на загорелом лице. Его глаза были бледно-голубыми и заискивающими.

Только через мгновение Эбби сообразила, что это, должно быть, мужчина с лодки, которого Люк прозвал Джок за неимением лучшего имени.

– Доброе утро, миссис, – сказал он унылым гнусавым голосом. – Я только хотел узнать, не нужно ли чего сделать в саду. Или еще где. Я живу там, на реке, довольно удобно.

Эбби не могла объяснить, почему ей так внезапно не понравился этот человек. Должно быть, накопилось раздражение от постоянного визга его проигрывателя.

– Извините. Боюсь, сейчас ничего нет. Мы ждем, когда наш сад распланируют, – она почувствовала, что объяснение необходимо. – До тех пор делать практически нечего.

– Ладно, леди. Просто думал, спрошу, – мужчина был раздражающе оживлен. – Я прямо там внизу. Вы можете крикнуть мне, если я вам понадоблюсь. Ваш муж часто отсутствует, не так ли?

– Нет, – холодно сказала Эбби.

– А я думаю, да. Я вижу, как уезжает его машина. – Неужели ничто не ускользало от этих наблюдательных глаз?

Эбби почувствовала не просто раздражение, а что-то иное, напоминающее страх. Это были дурные предчувствия и начало страха.

Она не обратила внимания на нахальное замечание и холодно сказала:

– Мне бы хотелось, чтобы вы крутили свои пластинки потише. Я тоже люблю музыку, но нельзя же навязывать свои пристрастия так активно.

Глаза мужчины сузились. Он издал крякающий смешок:

– Вам не нравится «Утконос и кенгуру». А ко мне она прилепилась. Извините, леди. Я сделаю потише.

Он зашаркал прочь, и Эбби закрыла дверь, на минуту прислонившись к ней. Ему не нужна была работа, говорил ей внутренний голос. Он хотел только увидеть меня. Или сказать мне, что он здесь, следит. Чтобы я никогда не смогла забыть о нем…

Но если она расскажет об этой фантазии Люку, он посмеется над ней и скажет: «Что, старый Джок!? Этот старый попрошайка!? Он совершенно безвреден».

Может, и так. Может быть, ее воображение снова искажает действительность. Это потому, что она так много бывает одна. Тем больше причин начать сегодня какое-то новое дело, которое уведет ее из дома и займет время. Надо сесть и немедленно набросать план…

– Вы собираетесь в город? – окликнула ее старая миссис Моффат, когда Эбби поднималась по тропинке, идущей вокруг большого дома к улице.

Сморщенное коричневое лицо с необычайно печальными глазами выглянуло из окна на первом этаже. Озабоченная улыбка. Она так старалась быть дружелюбной. Нити веселых разноцветных бус висели вокруг ее шеи. Она украшала себя, как рождественскую елку. Она была одновременно и энергичной, и несчастной, и казалось, играет какую-то роль или, как Дэйдр, одинока и заброшена.

– Мне нужно кое-что купить, – крикнула Эбби. – Чудесный день, миссис Моффат!

– Вы едете па пароме, дорогая? – Да.

– Тогда не задерживайтесь. Позже паромы бывают переполнены. Правда, Милтон?

Эбби не сразу заметила движение рядом с миссис Моффат. Да она и не могла ясно видеть Милтона в его инвалидном кресле.

– Движение ужасное, – преследовал Эбби озабоченный медлительный голос. – Мы даже не можем разрешить Дэйдр одной возвращаться домой из школы. Да, Милтон? Извините, Эбби. Милтон говорит, что я вас задерживаю. Желаю хорошо провести время.

Эбби поспешила дальше, испытывая чувство облегчения. Старая леди была одинока, запугана Милтоном и дочерьми. Она была болтлива, и некому было ее слушать. Но Эбби была рада убежать, освободиться от следящих глаз и постоянного любопытства. Что они все делали до того, как Люк построил свой дом в их саду? Пялили глаза на ящериц?

«Меня зовут Абигейл Фиарон. Мне двадцать четыре года, и я только что вышла замуж. Мой муж, топограф, только начинает свое дело и работает очень много. Естественно, что он подолгу отсутствует и у меня полно свободного времени. Если бы у меня была работа, и я встречала больше людей, это помогло бы мне быстрее привыкнуть. Я приехала в Австралию всего восемь недель назад, но я думаю, она чудесна…»

Всю дорогу в город на пароме Эбби репетировала, что она скажет редактору или редакторам, которые, как она надеялась, согласятся ее принять. Она набросала список идей и проектов. Она была настроена так оптимистично, что даже не заметила, как они скользнули под огромную зябкую стальную арку, сверхъестественно повисшую над маленьким паромом. Ее глаза были устремлены на противоположный берег, где на ярком солнце бледно мерцали сиднейские небоскребы. Когда вода снова стала синей и засверкала па солнце, она даже подумала, что у моста есть своя странная красота, и он больше не угнетал ее.

На берегу она села в автобус, шедший на Кингз-Кросс, который был ее первой целью. Эбби, в красном костюме и маленькой черной бархатной шляпке, выглядела прелестно. Она подумала, что когда закончит свои дела, то можно будет заглянуть в контору Люка и сделать ему сюрприз. Возможно, они смогут поужинать в ресторане и повеселиться. Пора уже им начать вести себя как молодоженам.

Кросс был полон суетливых людей, и в воздухе висел тяжелый пряный запах цветов: гвоздик, левкоев и огромных оранжевых маков. Ряды старых домов с кружевными железными балконами и облупившимися стенами, напоминавшими о прошлом веке, стояли лицом к лицу с высокими шикарными многоквартирными домами. Птичьи клетки и вьющиеся растения свисали с почерневших перекрытий. Эбби остановилась, зачарованная соприкосновением богатства и бедности, старины и совершенной архитектуры.

Именно тогда та табличка привлекла ее внимание и заставила посмотреть снова.

«Роуз Бэй Косметик Комиапи». Почему это показалось ей таким важным?

Это была очень скромная табличка над дверью, ведущей с улицы на узкую лестницу между магазином дамского платья и ювелирной лавкой.

Эбби снова остановилась. Косметика занимала ее мысли. Вот почему она заметила это название.

Нет, не поэтому. Ответ вспыхнул в ее мозгу. Это название было на бумажке, в которую была завернута губная номада, вчерашний подарок Дэйдр. Она забыла его, потому что компания не была известной. Но теперь, как по прихоти судьбы, она наткнулась на него. Действительно судьба, так как возникла возможность исследовать интригующий вопрос удивительного вкуса этой помады. Она поднимется наверх, представит свои рекомендации и спросит, как получается этот слабый неуловимый привкус, который ее муж так не к месту узнал. Это будет прекрасной основой ее первой статьи.

«Ваш муж предпочтет вспомнить или забыть тот поцелуй?»

Эбби быстро поднялась но узкой лестнице. Ковра на ней не было, да и вообще она была довольно грязной, что наводило на мысль о тяжелой борьбе за жизнь «Роуз Бэй Компапи», или о том, что она очень маленькая, или очень новая. К тому же лестница была темной и крутой. Это было старое здание, возможно построенное еще в ранние дни Кингз-Кросса, и его модернизированный фасад не соответствовал внутреннему состоянию.

На верхней площадке лестницы было только две двери. Одна вела в туалет, как было указано па выцветшей табличке, а на другой, с облупившейся зеленой краской, вообще ничего не значилось.

Поскольку других дверей не было, Эбби постучала в эту. Она постояла несколько минут, ожидая услышать шаги за дверью. После жаркого солнца на улице здесь было темно и прохладно. Рев транспорта казался очень далеким. В здании стояла такая тишина, как будто оно было пустым.

Никто не ответил па ее стук. Она постучала снова, погромче, и подождала. Опять никого. Нерешительно она повернула ручку и обнаружила, что дверь заперта.

Вдруг она почувствовала себя так, как будто вторглась в чужое владение. Очевидно, это вовсе не главный вход в «Роуз Бэй Косметик Компапи». Во всяком случае, если компания носила имя «Роуз Бэй», значит, она должна находиться в самом Роуз Бэй, очень милой окраине Сиднея в районе порта.

Разочарованно Эбби отвернулась и начала спускаться по лестнице, ее высокие каблуки глухо застучали по деревянным ступенькам. Тут она обнаружила, что уронила перед дверью перчатку, и ей пришлось возвратиться.

Наклонившись, она услышала слабый шум в комнате, странный, крадущийся.

И в тот же момент на нее снова нахлынуло чувство, что за нею следят. К замочной скважине был прижат чей-то глаз, подумала она с испугом. Но даже если ей показалось, то в комнате все равно кто-то был.

Гнев из-за этой уже привычной слежки неожиданно бросил ее к двери. Она бесцеремонно застучала по ней.

– Я знаю, что там кто-то есть. Откройте дверь!

Полная тишина. Все казалось заброшенным, мертвым. Слышала ли она звук? Или это был шум с улицы? Она посмотрела вниз на квадрат солнечного света. Он выглядел таким обычным, что ее фантазии показались смешными.

Она повернулась, собираясь еще раз напоследок постучать, но в изумлении открыла рот.

Дверь тихо приоткрылась, не больше, чем на несколько дюймов.

Она обнаружила, что смотрит в пару почти бесцветных глаз.

– Вы стучали. Что вам нужно?

Голос был вялым, монотонным, Эбби не могла сказать, почему испытала ту первую дрожь страха.

– Я не знала, что здесь кто-то есть. Я думала, что тут пусто.

Мужчина теперь был виден немного больше. Он был худ, и его лицо удивительно походило на рыбье. Слегка приоткрытый рот, бледные глаза и волосы на черепе такие редкие, что казались телесного цвета.

Неприятная личность, но просто мужчина, не черт, не призрак. Эбби взяла себя в руки и спросила более спокойно.

– Это «Роуз Бей Косметик Компапи»?

– Я ничего о такой компании не слышал, леди.

– Что за ерунда! – не поверила Эбби. – Там вывеска внизу. Что вы здесь делаете, если не знаете про нее?

Полная решимости не отступать под этим бесстрастным взглядом, Эбби довела себя до состояния возмущения. Почему дверь открылась только на эти жалкие шесть дюймов? Что там скрывают внутри?

Сумасшедший порыв заставил ее резко толкнуть дверь.

– Что вы там прячете? Дайте мне взглянуть. – Застигнутый врасплох, мужчина отпустил дверь, и она распахнулась, чтобы показать комнату, совершенно пустую, если не считать нескольких старых упаковочных ящиков в углу, выглядевших так, как будто стояли там годы.

Сбоку была еще одна дверь. Она была чуть-чуть приоткрыта.

Снова Эбби почувствовала эту холодящую уверенность, что за ней следят.

Узкое грязное окно, судя по тусклому свету, который оно пропускало, выходило на лестничную клетку. Звуки улицы здесь были едва слышны. Солнечный свет и привычная уличная суета с тем же успехом могли быть в тысяче миль отсюда.

Бледные глаза мужчины смотрели на нее не мигая.

– Я думаю, что вы заблудились, леди.

– Тогда почему на доме висит та табличка?

– Не могу сказать. Я всего лишь рабочий.

– И на кого работаете? – спросила Эбби твердо.

– Это не ваше дело, – ответил мужчина с умышленной наглостью. – Если вы ищете эту «Роуз Бэй Компани», я ничем не могу вам помочь. Отправляйтесь-ка лучше в Роуз Бэй. И вообще, что вам нужно?

– Это касается губной помады, которую они делают…

Внезапно та боковая дверь дернулась. Она могла бы поклясться в этом. И вообще, что она делает здесь, в пустой комнате, задавая какому-то рабочему глупые вопросы о губной помаде? Он вполне может быть не в курсе, даже если работает в этой таинственной компании. Она начала что-то лепетать, потому что чувствовала, если она замолчит, острое чувство опасности захлестнет ее и она уже не сможет выбраться из этого ужасного места.

– Это не так важно. Извините, что побеспокоила вас.

– Вы ошиблись, – повторил мужчина своим вялым голосом. – Я бы на вашем месте шел по своим делам. Ради вашего же блага.

В его словах не было угрозы. Тембр его голоса не изменился. Но Эбби посмотрела в его холодные глаза, и они побудили ее к действию. Бормоча извинения, она пулей вылетела из комнаты и побежала вниз по лестнице к божественно-сладкому солнечному свету, не отдавая себе отчета, почему пыльные старые ящики, грязное окно и заброшенная комната наполнили ее таким ужасом.

На улице она обнаружила, что дрожит. Что с ней случилось?

Тот мужчина абсолютно ничего не сделал. Это она вела себя по-идиотски, ворвавшись в частную собственность. Но краем глаза она видела, как слегка приоткрывается боковая дверь. И мысль о том, кто же мог скрываться там, пугала ее еще больше, чем странная неуловимая невежливость мужчины с рыбьим лицом и угроза, прозвучавшая в его словах, правда, не подтвержденная топом. Неожиданно па яркой шумной улице она почувствовала себя одинокой в этой гигантской враждебной стране, но на этот раз ее состояние было каким-то другим – как будто она была единственной чужой среди враждебно настроенных людей.

Конечно, она это вообразила. Это все началось из-за поведения Люка. Если бы он не держался отчужденно, она бы не начала думать, что все вокруг враги. Но он вел себя именно так, и ее чувства к окружающим были окрашены болью, обидой и подозрением.

Тем не менее, сейчас только Люк мог бы успокоить ее, и с этой мыслью она направилась к ближайшей телефонной будке.

Она хотела спросить, нельзя ли зайти к нему в контору и подождать, пока он будет готов поехать домой. Потому что мысль о возвращении в пустой дом с нахальными зимородками, хрипло визжащими в палисандровом дереве, с надоевшим граммофоном Джока и с вопросами миссис Моффат о том, что она делала в городе, была совершенно невыносимой.

Мисс Аткинсон, сорокалетняя секретарша Люка, подошла к телефону:

– Извините, миссис Фиарон. Шефа па месте нет. Эбби разочарованно вздохнула. Она обнаружила, что продолжает осматривать улицу, наблюдая, не вышел ли следом за ней из здания мужчина с рыбьим лицом.

– Он скоро вернется? Могу ли я зайти и подождать его? Я в городе и думала, что мы могли бы вернуться домой вместе.

Она старалась говорить беззаботно. Мисс Аткинсон была сухой, лишенной фантазии женщиной, преданной Люку, но склонной к излишней опеке и руководству. Она вежливо, но твердо дала понять с самого начала их знакомства, что место жены дома, а не в офисе мужа. Эбби владела новым домом у реки, а мисс Аткинсон конторой на Элизабет Стрит. Таково было разделение их функций.

– Мне жаль, миссис Фиарон, но он уехал но делам в Параматту и поедет домой прямо оттуда.

– Ах! – теперь день точно пропал, – а он не сказал, когда приедет?

– Он не говорил, задержится или нет, – голос мисс Аткинсон был оживленным и успокаивающим. Он явно советовала Эбби не суетиться, не поднимать шум. Деловая женщина, без сомнения, считала, что излишняя забота может удушить мужчину.

– Тогда я поеду домой па пароме.

– Конечно. День чудесный. Хотела бы я сама побывать в гавани.

Ладно, подумала Эбби сердито, не читай мне нотаций. Не думай, что я избалованная жена. Потому что невозможно ошибаться сильнее.

– С вами все в порядке, миссис Фиарон? – донесся до нее бодрый голос.

– Да, со мной все в порядке.

– Мне показалось, что вы нервничаете. – Эбби удалось рассмеяться:

– Из-за чего?

– Ну, мне показалось. Это Сидней. Откуда вы звоните?

– Из Кросса.

– О, там иногда происходят странные вещи. Но обычно не днем. Так что не тревожьтесь.

Мисс Аткинсон просто поддерживала беседу. Она наверняка испытала облегчение, когда Эбби повесила трубку, чтобы вернуться к своей работе. Реальным делам, а не сверхчувствительным фантазиям избалованной новобрачной.

Но ведь ее суховатая манера принесла Эбби пользу, так как она почувствовала, что успокоилась и вполне способна зайти в кафе выпить кофе, а потом отправиться в гавань.

На пристани стояла очередь. Ее буквально внесли на паром. Найдя свободное место и оглянувшись, она подумала, что теперь никогда не сможет достаточно уверенно утверждать перед Люком, что это с ней действительно случилось. Эбби заметила, что за толпой, сошедшей с парома, пряталась фигура, удивительно похожая на человека с рыбьим лицом. Она даже могла разглядеть волосы телесного цвета…

На свете много немолодых мужчин с редеющими волосами такого же цвета. К тому же Эбби все еще была под впечатлением происшедшего сегодня утром. Поэтому любой человек мог вызвать у нее подобную ассоциацию. Короче, она принялась уговаривать себя, что ошиблась, но из этого ровным счетом ничего не вышло: глаза Эбби напряженно следили за исчезавшей фигурой и она уже почти не сомневалась, что это тот самый человек. Но если это действительно он, то есть только один вывод, к которому она могла прийти, следуя за логикой событий: он преследовал ее, чтобы увидеть, куда она направляется. Может быть, чтобы узнать, кто она.