Текст книги "Виски с лимоном"

Дж. А. Конрат
Виски с лимоном

Виски с лимоном

1 1/2 унции виски 1 1/2 унции смеси лимонного

сока с сахаром. Хорошо встряхнуть с кубиками

льда и перелить в старинный бокал. Украсить

вишенкой и ломтиком апельсина.

Благодарности

Автор хотел бы выразить свою признательность тем, благодаря кому эта книга была написана и увидела свет. Вот эти лица в алфавитном порядке:

Брюс Арну, Марк Арну, Лейтем Конгер III, Джордж Дейли, Джефф Айвенс, Мэриэл Ивенс, Элейн Фарруджа, Стейси Глик, Мириам Годерих, Карл Грейвз, Тодд Кейтли, Крис Конрат, Джо Конрат, Джон Конрат-старший, Майк Конрат, Тэлон Конрат, Элиза Ли, Джим Маккарти, Урсула Шмидт, Эйс Стренг и Мардж Стренг.

Особую благодарность заслужили: Джим Кореи – мой друг; Джейн Дастел – великолепный литературный агент; Лора Конрат – моя мама и самый строгий критик; Лесли Уэллс – величайший в мире редактор; и более всех моя супруга – за неустанное радение, за неослабевающую поддержку и вдохновение.

Глава 1

Когда я прибыла на место происшествия, к мини-маркету «Севен илевен», там уже стояли четыре полицейские машины. За желтой полицейской лентой, огораживающей стоянку машин, толпилось несколько человек, тесно сгрудившихся в попытке защититься от ледяного чикагского дождя.

И собрались они там отнюдь не затем, чтобы выпить «слёрпи».[1]1
  Фруктовый прохладительный напиток со льдом. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]

Я припарковала на обочине свою старенькую «нову» 1986 года и нацепила на шею шнурок с полицейской звездой. Из рации доносилась трескотня насчет «кровавого фарша» на углу улиц Монро и Диарборн, поэтому я уже знала, что дельце предстоит мерзопакостное. Я вышла из машины.

Было холодно, слишком холодно для октября. Поверх синего блейзера от Армани и серой юбки на мне был непромокаемый плащ свободного покроя – длиной, что называется, в три четверти. Это полупальто, единственное из всех, что у меня были, налезало на непомерные плечи блейзера. Зато ноги оставались открытыми всем стихиям. Неизбежный побочный эффект и проклятие модной одежды – в ней промерзаешь до костей.

Когда я приблизилась, детектив первого класса толстяк Харб Бенедикт, борясь с ветром, как раз старался приподнять край черного, похожего на просмоленный брезент пластикового полотнища. Под расстегнутым пальто было видно, как при наклоне свешивается по бокам, над ремнем, его обширный живот. Обвисшие, как у охотничьей собаки, подбородки порозовели под холодным дождем. Заметив меня, он выпрямился и поскреб черные, с проседью, усы.

– Не холодновато для такого пиджачка, Джек?

– Да, но зато как я в нем прекрасна!

– Сто пудов! Трясучка тебе к лицу.

Я подошла с его стороны и присела на корточки над полуприкрытой брезентом фигурой.

Женщина. Белая. Блондинка. Лет двадцати. Голая. Множественные ножевые ранения, от ляжек до плеч; многие зияют, точно жадные, кровавые рты. Некоторые раны – те, что в районе брюшной полости, – до того глубоки, что сквозь них можно видеть внутренности.

Я почувствовала, как мой желудок начинает бунтовать, и переключила внимание на голову убитой. Красный след, полоса примерно в толщину карандаша, опоясывал ее шею. Губы застыли в судорожном немом крике, кровавый рот широко растянут, словно еще одна рана.

– Вот это было пришпилено к ее груди. – Бенедикт протянул мне пластиковый пакет, в какой упаковывают вещдоки. В пакете просматривался клочок бумаги размером три на пять дюймов. Неровный, морщинистый край указывал на то, что листок вырван из блокнота с пружинкой. Листок был заляпан кровью и забрызган дождем, но надпись виднелась отчетливо:

вам МЕНЯ не поймать

Я ПРЯНИЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Я отпустила полотнище и выпрямилась. Бенедикт, словно ясновидящий, прочитав мои мысли, протянул мне приткнутый у бордюра стаканчик с кофе.

– Кто обнаружил тело? – спросила я.

– Покупатель. Молодой парень Майк Донован.

Я сделала глоток. Кофе был обжигающе горячий. Я отхлебнула еще.

– Кто принял сигнал в участке?

– Робертсон.

Бенедикт сквозь витрину указал на тощую фигуру патрульного Робертсона, который внутри магазина разговаривал с каким-то подростком.

– Свидетели?

– Пока нет.

– Кто был за прилавком?

– Сам хозяин. Мы с ним беседовали. Тупой индюк. Стоит, раздувшись от важности. Ничего не видел.

Я стерла с лица дождевую воду и вошла в магазин: расправив плечи, стараясь выглядеть авторитетным представителем власти, как и подобает моему званию.

Жара внутри была одновременно и приятной, и отталкивающей. Я почувствовала себя намного лучше, но при этом в воздухе висел тошнотворный запах пережаренных хотдогов.

– Робертсон! – приветливо кивнула я полицейскому. – Соболезную по поводу вашего отца.

Тот лишь пожал плечами:

– Ему было за семьдесят, и мы всегда говорили, что фастфуд его погубит.

– Сердечный приступ?

– Попал под фургон, развозящий пиццу.

Я внимательно взглянула на Робертсона, пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки насмешки, но ничего такого не нашла. Потом переключилась на свидетеля, Майка Донована. Парню на вид не более семнадцати; каштановые волосы, длинные на макушке и наголо обритые по бокам; одет в какие-то мешкообразные джинсы, в которых утонул бы и Харб. Да, приходится признать: мужчины с готовностью подхватили все удобные стили в моде.

– Мистер Донован? Я лейтенант Дэниелс. Можете называть меня просто Джек.

Донован склонил голову набок – так делают собаки, когда не понимают, что от них требуется. Слева под мышкой у него торчал журнал с машинами на обложке.

– Вас правда зовут Джек Дэниелс? – подивился он. – Вы же женщина.

– Спасибо, что заметил. Могу показать тебе удостоверение, если хочешь.

Он хотел. Я легким движением стащила с шеи футляр со значком и, открыв, поднесла к его глазам – так, чтобы он разглядел мои регалии, по всем правилам оттиснутые полицейским ведомством: «Лейтенант Джек Дэниелс, Чикагское управление полиции». Вообще-то Джек было сокращением от Жаклин, но тем, первоначальным, именем меня называет только моя мать.

Он хихикнул:

– Держу пари: с таким именем вы всегда в дамках.

Я заговорщически ему улыбнулась. Хотя на самом деле уж и не помню, когда такое случалось в последний раз.

– Расскажи, как было дело, – попросила я Робертсона.

– Примерно в восемь пятьдесят вечера мистер Донован вошел в этот магазин, где купил последний номер журнала «Автогонки»…

При этих словах мистер Донован вынул из-под мышки и предъявил указанный журнал.

– Это их ежегодный выпуск с девчонками в трико. – Он раскрыл журнал на странице, где две хирургически усовершенствованные женщины в чем-то спортивно-облегающем, широко расставив ноги, сидели верхом на «корвете».

Я для видимости удостоила картинку заинтересованным взглядом, чтобы поддержать в парне желание сотрудничать. Гоночные автомобили интересовали меня не больше, чем облегающее исподнее.

– …где купил последний экземпляр журнала «Автогонки»! – повторил Робертсон, раздраженный тем, что его перебили, и устремляя на Донована выразительный взгляд. – Он также купил плитку шоколада «Маундз».[2]2
  Шоколадный батончик с кокосовой начинкой.


[Закрыть] Примерно в восемь пятьдесят пять мистер Донован покинул торговое заведение и стал выбрасывать обертку от батончика в мусорный контейнер перед магазином. В контейнере оказалась жертва, лицом вниз, наполовину заваленная мусором.

Я посмотрела в окно витрины, ища глазами мусорный бак. Я увидела, что толпа увеличилась в размерах и дождь припустил сильнее, но бака нигде не было.

– Перед твоим приходом, Джек, его отправили в лабораторию, – услышала я еще один голос.

Я оглянулась на Бенедикта, который, оказывается, совершенно незаметно подкрался сзади.

– Нам не хотелось, чтобы вещдоки вымокли еще больше, – пояснил он. – Но у нас имеются фото и видеоснимки.

Фокус моего внимания опять переместился за окно – к месту происшествия. Там теперь стоял полицейский с видеокамерой и пеленговал лица в толпе. Бывает так, что психопат возвращается на место преступления, желая полюбопытствовать, что там происходит, и понаблюдать за действиями полиции. По крайней мере об этом я читала в бесчисленных романах Эда Макбейна. Я вновь перевела внимание на нашего свидетеля.

– Мистер Донован, как вы смогли заметить тело, если оно было завалено мусором?

– Я… э… в «Маундзах», там как раз проводится конкурс, на обертках. Я забыл посмотреть на свою обертку, проверить, нет ли выигрыша. Вот поэтому я и полез в мусор, чтобы ее отыскать.

– На баке была крышка?

– Да-а, такая крышка, которую надо толкать. На ней еще написано «Спасибо».

– Значит, вы толкнули крышку, сунули руку в образовавшуюся щель…

– Ага, но у меня ничего не получилось. Поэтому я снял ее совсем, и там, в ящике, оказалась часть тела.

– Какая часть?

– Э-э… ну, задница торчала кверху, – издал он нервный смешок.

– И что вы сделали затем?

– Я не сразу глазам поверил. Это было прямо что-то нереальное. Поэтому я вернулся в «Севен илевён» и сказал об этом продавцу. И тот уже позвонил в полицию.

– Мистер Донован, офицер Робертсон отвезет вас в участок, чтобы снять с вас письменные показания. Вы не хотите сначала позвонить родителям?

– Мой папаня по ночам работает.

– А мать?

Он покачал головой.

– Вы живете поблизости, в этом районе?

– Ага. На Монро, в нескольких кварталах.

– Офицер Робертсон отвезет вас домой, когда вы закончите.

– А как вы думаете: меня покажут в новостях?

Словно по команде, на стоянку резво въехал микроавтобус с телевидения – быстрее, чем позволяла эта паршивая погода. Задняя дверь открылась, и непременная женщина-репортер, мастерски накрашенная и несгибаемо решительная, повела свою команду к магазинчику. Бенедикт поспешил к ним, чтобы остановить процессию у полицейского барьера и не допустить на вожделенное место происшествия. Там он начал делать заявление для прессы по поводу случившегося.

За теленовостным фургоном на знакомом «плимуте» подтянулся патологоанатом. Двое полицейских помахали ему из-за ограждения, и я, кивнув на прощание Робертсону, тоже пошла встречать эксперта.

Пахнувший снаружи холод был как внезапный удар: мои икры тут же покрылись гусиной кожей. Когда я приблизилась, Максуэлл Хьюз как раз опускался на колени рядом с пластиковым полотнищем. Когда я поймала его взгляд, он был весь воплощенная деловитость. Капли дождя покрывали стекла его очков и стекали по седой эспаньолке. Мы обменялись приветствиями:

– Привет, Дэниелс!

– Привет, Хьюз. Что там у тебя?

– Я бы сказал, что смерть наступила от трех до пяти часов назад. Удушение. У нее сломано дыхательное горло.

– А ножевые раны?

– Нанесены уже после смерти. Нет порезов на руках и кистях рук, которые бы свидетельствовали о том, что жертва оборонялась, и недостаточная кровопотеря для того, чтобы считать, что удары нанесены при жизни. Видишь: один край раны неровный, а другой гладкий? – Рукой, затянутой в латексную перчатку, он раздвинул одну из ран. – У клинка зазубренный край. Возможно, охотничий нож.

– Изнасилована?

– Нет, насколько я могу судить. Нет следов семенной жидкости. Отсутствие видимых травм на вагине и анусе. Но это пока лишь предварительные данные. – Максу было приятно добавить это пояснение, хотя мне еще не приходилось наблюдать, чтобы результаты вскрытия не совпали бы до тонкостей с каким-либо его предварительным наблюдением.

– Рот?

– Видимых повреждений нет. Язык не поврежден, слегка высунут. Что не противоречит версии удушения. Следов от укусов нет. Кровь в рот натекла через горло уже после смерти. Это согласуется с приливом крови к лицу жертвы. Тело долго находилось в перевернутом положении.

– Да, ее нашли вниз головой в мусорном баке.

Рот Хьюза вытянулся в тонкую линию, потом эксперт потянулся в карман за чистым носовым платком, чтобы стереть влагу с очков. К тому времени, как он нацепил их обратно, они уже снова намокли.

– Похоже, вы имеете дело с настоящим маньяком.

– Макс, нам понадобится отчет, и как можно скорее.

Он открыл желтую пластиковую сумку со своим техническим снаряжением и начал обертывать кисти рук трупа пластиковым пакетом. Я оставила его наедине с его работой.

Копов, телевизионщиков и зевак прибавилось, и теперь балаганная атмосфера, сопутствующая сенсационному убийству, включилась в полную силу. Меня все это могло бы шокировать, не наблюдай я за свою жизнь подобные сцены уже слишком много раз.

Бенедикт закончил свое импровизированное выступление перед прессой и начал отбирать патрульных полицейских для поквартирного обхода и поиска свидетелей. Я подошла, чтобы присоединиться. Что ни говори, это поднимает моральный дух людей – видеть, как их лейтенант суетится, отаптывая тротуар вместе с ними. Особенно когда, как сейчас, это было скорее всего совершенно бесполезно.

Убийца вывалил тело в общественном месте, где его неизбежно должны были найти. Он знал, что труп найдут, однако при этом провернул все так, чтобы не привлечь к себе внимания.

У меня было ощущение, что это только начало.

Глава 2

Утро. Пропитавший меня запах несвежего пота и кислый привкус застарелой кофейной гущи из кофейного автомата каждую секунду напоминали, что я еще не ложилась.

Как будто мне требовались напоминания! У меня хроническая бессонница. В последний раз здоровый, крепкий сон был у меня где-то в эпоху правления Рейгана, и это дает о себе знать. В сорок шесть лет в мои каштановые, с рыжиной, волосы вкрапляются все новые седые пряди – причем быстрее, чем я успеваю их закрашивать. Складки на моем лице свидетельствуют скорее о возрасте, чем о силе характера, и даже два пузырька визина в месяц не могут снять с глаз постоянную красноту.

Зато недосып чертовски повысил мою производительность.

Передо мной на заваленном бумагами письменном столе предстала вся жизнь убитой женщины, низведенная до скопища разрозненных файлов и донесений. Я сводила все эти данные в свой собственный отчет. Он представлял собой нечто вроде бланка анкетных данных, в котором ни один пробел не был заполнен.

И в самом деле, прошло уже двенадцать часов, а мы так и не знали имени жертвы.

На теле – ни отпечатков пальцев, ни волос, ни волокон, ни кусочка чужой кожи под ногтями. Точно так же ничего определенного не содержалось и в отчетах поквартирного обхода. Но уже само по себе это отсутствие красноречиво свидетельствовало о многом. Преступник был крайне осторожен.

Жертва не подверглась сексуальному надругательству, и смерть явилась результатом удушения, вызванного повреждением дыхательного горла, как и предположил изначально Макс. Вокруг шеи был красный след толщиной в шесть миллиметров – повреждение кожных тканей. Повреждение не содержало волокнистых микроследов, что предполагало бы наличие веревки, и не врезалось глубоко в кожу, что свидетельствовало бы о тонкой проволоке. Помощник судмедэксперта высказал предположение о более толстом электрическом проводе.

Следы на запястьях и лодыжках говорили о том, что руки и ноги были связаны, и на коже остались отпечатки переплетений, как от скрученного шнура или шпагата. Идея взять под наблюдение все магазины штата Иллинойс, торгующие шпагатом, была не слишком удачной, хотя высказывалась и такая.

Ножевые раны были нанесены уже после смерти – толстым лезвием с зазубренной обратной стороной. Всего было двадцать семь ран, разной длины и глубины.

Нам не удалось получить никаких отпечатков пальцев с мусорного бака, в котором была найдена неизвестная. Даже отпечатки Майка Донована были смыты дождем. Содержимое контейнера представляло собой стандартный набор отходов, типичный для магазинчика, работающего допоздна, за исключением одного важного пункта.

Среди всевозможных оберток, упаковок и пластиковых стаканчиков было найдено кондитерское изделие в виде пряничного человечка размером в пять дюймов. Он был густо раскрашен и до блеска налакирован – как старинный французский багет, которые рестораны для гурманов используют в качестве украшения. Элитная опергруппа из двух человек была откомандирована в рейд по ста с чем-то чикагским пекарням, чтобы попытаться раздобыть аналогичного человечка, в пару к нашему. Если наши сыщики потерпят там неудачу, то имелось не меньшее количество супермаркетов, также торгующих выпечкой. Требовалось найти аналогичную фигурку, чтобы очертить прилегающую округу как первоочередной район поисков убийцы. Работа гигантская, и притом, быть может, совершенно бесполезная – в том случае, если пряник был домашнего изготовления.

Не будь ситуация такой мрачной, образ двух оперативников, сующих всем под нос картинку с изображением пряничного человечка и вопрошающих: «Не знаете такого?» – был бы довольно уморителен.

Я отхлебнула очередной глоток своего кофе – напитка, явно предназначенного для гестаповских допросов с пристрастием, – и почувствовала, как жидкость обжигает мне внутренности, как горячей кровью проливается в желудок, который отнюдь этого не одобряет. Хлынувший в жилы кофеин породил во мне ощущение тошноты и тревоги. Я позволила себе немного отвлечься и в течение десяти секунд интенсивно массировала пальцами виски, а затем поспешила вернуться к своему отчету.

Женщина была убита где-то часа за три до того, как в 8.55 Донован обнаружил ее труп. В зависимости от того, сколько времени злодей глумился над ее телом, он мог убить ее в любом месте в радиусе полумили от места обнаружения. Это сужало круг поисков преступника примерно до четырех миллионов человек. Если исключить отсюда женщин, детей, стариков и всех, имеющих твердое алиби, а также процентов двадцать леворуких, то, по моим прикидкам, у нас оставалось всего каких-то сотен семь подозреваемых.

Стало быть, прогресс налицо.

Давление со стороны мэрии вынудило нас обратиться за помощью к ФБР. Те обещали прислать из Квонтико[3]3
  Город, где находится Академия ФБР.


[Закрыть] двух своих специалистов, специальных экспертов из отдела бихевиористики.[4]4
  Одно из направлений в психологии, считающее предметом поведение как совокупность физиологических реакций на внешние стимулы.


[Закрыть] Капитан Бейнс громко превозносил значение технической стороны дела, расхваливая достоинства имеющейся в Бюро общефедеральной компьютерной базы данных по преступникам. По его словам, эта система была способна соотнести каждое конкретное преступление с аналогичными преступлениями по всей стране. Но в действительности сам он, как и я, недолюбливал федералов.

Копы спокон веку были настроены очень ревниво в отношении своей территориальной юрисдикции и терпеть не могли, когда кто-то попирал ее и путался у них под ногами. Особенно бюрократические роботы из ФБР, больше озабоченные процедурой, чем результатами.

Я потянулась за очередным глотком своей бурды, но чашка, к счастью, оказалась пуста.

Может, какая-нибудь из ниточек к чему-то приведет? Может, кто-нибудь опознает нашу Джейн Доу?[5]5
  Женское имя, используемое в официальных документах, судебных делах и т. д., когда настоящее имя женщины неизвестно.


[Закрыть] Может, федералы, с их хваленым суперкомпьютером, распутают дело в одну секунду?

Но внутреннее чутье нашептывало мне: прежде чем мы добьемся какого-либо ощутимого результата, Пряничный человек убьет еще кого-нибудь. Слишком уж старательно он все спланировал, слишком тщательно подготовил, чтобы иметь в виду единичное убийство.

Ко мне в кабинет вошел Харб, неся чашку с горячим кофе от «Данкин Донатс»: судя по аромату – из хорошо обожженных зерен. Но увы, при виде того, как он жадно вливает его себе в глотку, стало ясно, что принес он его не для меня.

– Получены результаты анализов физиологической жидкости, – доложил он, бросая отчет мне на стол. – В ее моче обнаружены следы секобарбитала натрия.

– Секонала?

– Ты о нем слышала?

Я кивнула. Мне были известны все средства от бессонницы со времен Адама и Евы.

– Да, я о нем слышала. Оно вышло из обихода, когда появился валиум, который, в свою очередь, был вытеснен хальционом и амбиеном.

Сама я секонал никогда не употребляла, но делала инъекции другим. Депрессия, которую вызывали эти уколы, была хуже, чем бессонные ночи. Мой врач для подавления депрессии предлагал выписать мне прозак, но я не пожелала становиться на этот скользкий путь.

– След от иглы выше локтя жертвы как раз явился местом ввода секонала. Патологоанатом сказал, что два кубика буквально за несколько секунд способны сделать безвольным и податливым человека весом в сто пятьдесят фунтов.[6]6
  1 фунт – примерно 450 г.


[Закрыть]

– А что, секонал до сих пор прописывают?

– Почти нет. Но нам удалось откопать одну лазейку. Этот препарат, в форме инъекций, держат у себя только больничные аптеки. Дело в том, что его применение подлежит строгому контролю и каждый рецепт отсылается в Иллинойсское управление профессиональных норм и правил. У меня есть список всех рецептов, выданных за последнее время. Всего с десяток или около того.

– Все равно, проверь также, не было ли краж из больниц или у производителей.

Бенедикт кивнул, допил свой кофе и внимательно посмотрел на меня.

– Ты выглядишь как мешок дерьма, Джек.

– Это в тебе рвется на волю поэт.

– Если будешь все время дежурить по ночам, Дону ничего не останется, как только шляться по улицам.

Ой, Дон! Я же совсем забыла ему позвонить и сказать, что приду сегодня поздно. Будем надеяться, что он меня простит. В очередной раз.

– Шла бы домой, выспалась хорошенько.

– Мысль хорошая. Если бы я еще могла ее воплотить.

Мой напарник нахмурился:

– Тогда пойди, развлекись со своим мужиком. Бернис постоянно наезжает на меня из-за того, что я слишком много работаю, а уж ты-то проводишь здесь часов на двадцать больше каждую неделю. Не понимаю, как твой Дон это терпит.

С Доном я познакомилась примерно год назад, на занятиях по кикбоксингу Христианского союза молодых людей – есть такая международная организация. Тамошний инструктор на тренировке поставил нас в пару. Ударом кулака я отправила своего противника в нокдаун, и он пригласил меня пообедать. Через полгода подошел к концу срок аренды Доновой квартиры, и я пригласила его переехать ко мне. Прямо скажем: отважный шаг для такого человека, как я, – опасающегося связывать себя обязательствами.

С внешней стороны Дон был полной моей противоположностью: светловолосый, загорелый, с голубыми глазами. А еще у него были полные губы – вещь, за обладание которой я могла бы запродать душу дьяволу. Сама-то я уродилась в свою мать. Не только обе мы были ростом по пять футов шесть дюймов,[7]7
  Фут – 30,5 см; дюйм – 2,5 см (всего примерно 1 метр 68 см).


[Закрыть] темноволосые, с темно-карими глазами и высокими скулами, но вдобавок она тоже много лет прослужила в чикагской полиции.

Когда мне было двенадцать лет, мама обучила меня двум искусствам, существенно важным для моей взрослой жизни: как пользоваться подводкой для губ – чтобы заставить тонкие губы выглядеть толще, и как добиваться кучности в стрельбе по цели с расстояния в сорок футов из пистолета 38-го калибра.

К несчастью, мамочка передала мне очень мало сведений обо всем, что касается кормежки и ухода за мужчиной, с которым проживаешь бок о бок.

– Дона и так частенько не бывает дома, – призналась я. – Уже пара дней, как я его не видела.

Я прикрыла глаза – смертельная усталость длинными, худыми пальцами зарылась мне в волосы, затем двинулась вниз по спине. Пожалуй, отправиться домой и впрямь было бы невредно. Может, и впрямь купить бутылочку вина, потом повести Дона куда-нибудь уютно перекусить. Мы могли бы попытаться откровенно поговорить, обсудить наболевшие проблемы, которых всегда избегаем, найти решение. Может, мне бы даже удалось пройти в дамки, как сказал бы Майк Донован.

– Ладно! – Я резко распахнула глаза и почувствовала прилив сил. – Ухожу! Ты позвонишь, если тут что-нибудь разболтается?

– Обязательно. Когда придут фэбээровцы?

– Завтра, к полудню. Я буду на месте.

Мы кивнули друг другу на прощание, я извлекла свое тело из кресла и отправилась прилагать искренние усилия по налаживанию отношений с мужчиной, с которым делила кров и ложе.

В конце концов, стать хуже нынешний день уже все равно не мог.

По крайней мере мне так казалось.