Текст книги "Эта неизвестная Алхимия"

Если ты спросишь меня, в чём состоит Великое Делание, лучшим ответом будет, если я скажу, что оно заключается в деидентификации я от анаграфического, в отождествлении Единого со Всем и Всего с Единым, или, если хочешь, в аннулировании биографического путём осознания универсального архетипического в человеке…

Но, быть может, ещё труднее познать себя.

I. Герметизм

Зеркало – инструмент познания, поскольку, смотрясь в него, можно увидеть себя;

однако оно также инструмент иллюзий, ибо, пользуясь им, видишь отражение.

Герметизм, или Герметическая Философия, по существу является внутренней доктринальной областью культуры, которая вдохновляет и ин-формирует, с одной стороны, Алхимию, а с другой – Магизм (то есть ренессансную Магию и её версию XIX столетия, нашедшую также продолжение в веке ХХ-м).

Алхимия и Магизм, таким образом, суть два аспекта теоретического и философского Герметизма, каковой они представляют как две оперативные разновидности, две стороны одной медали; этим сторонам соответствуют фигуры и схемы «человека знания» и «человека силы», – хотя, в конечном итоге знание и сила сливаются воедино. Фактически, речь идёт о том, что Принцип (всех принципов), который есть Единая Вещь, Res Simplex,[18]18
  Неделимая вещь (лат.).


[Закрыть] Unicum,[19]19
  Единственное (лат.).


[Закрыть] если пользоваться алхимическими выражениями для той Единой Вещи, из которой происходят все вещи, включая Человека, может быть представлен иначе, если прибегнуть к языку, принятому в современной научной среде; этот Принцип может быть представлен как Единое Поле или как все взаимосвязи за пределами времени и пространства, которые изначально определяют пространство и время и которые порождают всякую структуру и всякую функцию, и за чьим порогом утрачивает реальность любая дихотомия (материя – энергия, корпускула – волна и т. д.).

Само по себе это Пустота (Алхимический Вакуум), обладающая возможностью всей полноты, причём Вселенная является её манифестацией, определяемой взаимными влияниями связей между субполями, понимаемыми как пертурбации данного единого всеобъемлющего поля манифестаций или, если угодно, как линии напряжённости в пространстве-времени.

Такая Пустота или Единое Поле, к которому, как к Принципу, сводятся все взаимодействия и законы Вселенной (включая Человека), и которая служит опорой для Вселенной, поскольку последняя состоит из этой пустоты, сама по себе очевидным образом является неопределимой и, соответственно, неописуемой, то есть, – выражаясь исключительно в апофатических терминах или негативно, – она безлична и бессознательна, но выступает в качестве творца всякого индивидуального сознания. С другой стороны, вполне можно принять, что Принцип находит наиболее совершенный способ выражения в человеческом существе, говоря языком алхимиков, посредством cerebrum,[20]20
  Мозг (лат.).


[Закрыть] каковой не идентифицируется с мозгом в повседневном понимании, но в определённом смысле предвосхищает «мокрый ум»[21]21
  Эквивалент английского термина wet brain, возникшего относительно недавно (в середине 1990-х) и ознаменовавшего новый подход в науке о мозге. Этимологически он представляет собой метаморфозу компьютерных терминов hardware («железо») и software (программное обеспечение, «компьютерный газ»), между которыми был проложен «третий путь», названный wetware. Под «мокрым умом» понимается мозг не как анатомический орган и не как сознание, но как когнитивная функция.


[Закрыть] современной науки.

Мозг, как обычно принято считать, в подобной перспективе является подлинным оплотом эффективности или же носителем, рупором и главным процессором силы (способности к действию) и знания (обладания информацией), берущих начало в Едином Поле.

Это Единое Поле, если продолжить дальше пользоваться данной фигурой речи, фактически диффундирует во все структуры, как Первопринцип обеспечивая их субстанциональность в точном смысле сего слова (от sub = под и stare = оставаться неизменным), каковая субстанциональность определяет возможность осуществления функций.

Указанное осуществление имеет место не только в порядке взаимодействий, но также ещё и в порядке сообщений, передаваемых этими взаимодействиями, так что порядок всеобщей манифестации оказывается связан со специфическими сообщениями, которые несут информацию о составляющих всякой вещи, почему она такова, какова она есть, и почему она не другая. В конечном итоге это Сила, проницающая Природу, единый диффузный Интеллект, называемый в Алхимии Lumen Naturae,[22]22
  Свет Природы (лат.).


[Закрыть] высшей точкой какового в человеческом существе является Lumen de Lumine,[23]23
  Свет Света (лат.).


[Закрыть] или сознание, – завершение Единого Поля, также понимаемого как Единый Ум.

Исходя из этого, можно уяснить, почему Единый Ум не является вещью и не может служить объектом перцепции; его природа – познавать, а не быть познанным. Однако человек лишь в минимальной степени осознаёт возможности cerebrum, который в большей своей части остаётся пассивным и незадействованным (хотя по присущим ему природным потенциям выражает – в рамках Природы – Пустоту, чреватую любой полнотой), и, если его нельзя буквально назвать безголосым глашатаем и сломанным компьютером, то он, всё же, представляет собой весьма убогую версию их полноценного воплощения.

Итак, человек знания и человек силы, посредством соответственно различных оперативных приёмов, добиваются реализации определённой возможности, ясно осознавая, что люди субстанциально сделаны из той же глины, из той же Materia Prima,[24]24
  Первоматерия (лат.).


[Закрыть] из которой создана Вселенная, то есть из той Единой Вещи, коя снабжает субстанцией и ин-формирует человеческое существо и его мысли, каковые сами являются частью природного творения, повседневной реальности; они сами суть Природа. Иными словами, человек как субъект познания и субъект силы не находится за пределами Una Res;[25]25
  Единая вещь (лат.).


[Закрыть] напротив, он – дверь, посредством которой «волновые функции» приходят к коллапсу, или – в позитивном смысле, – посредством которой осуществляется возможность Единого Поля.

Учитывая вышесказанное, становится понятно, что говорить «Единое Поле» – то же, что говорить «Бог», или «Единый Ум», или «Великий Дух», или «Абстрактное».

Точно так же, как глаза не находятся за пределами мира, который видят, так и человек, то есть человеческий ум, не выходит за рамки реальности, каковую он воспринимает, притом я говорю «человеческий ум», поскольку Единый Ум – употребляя этот термин в наиболее типичном значении, как «первичная реальность», – выступает по отношению к феномену творения в такой же роли, что и сновидец по отношению к сновидению и населяющим его образам.

Проблематика оперативной деятельности в области алхимического Герметизма и магического Герметизма как инициатических путей состоит в использовании non plus ultra[26]26
  Крайняя степень чего-либо (лат.).


[Закрыть] природной манифестации, кое есть знание себя (или сознание), понимаемое как напряжённость Первопринципа в порядке той же манифестации, с целью придти к осознанию себя в микрокосме ® осознанию себя как посредника, взаимодействующего с макрокосмом ® осознанию себя как мира (читай Универсума).

По этой причине Алхимия (как путь познания) и Магия (как путь силы) являются техниками жизни, превращающими её в Путь Единения, согласно канону, который известен как Герметизм и который, исторически, отсылает к категории текстов II и III вв., восходящей к греко-римскому Египту не позднее II в. до н. э., если не к ещё более древней египетской мысли.

Прежде, чем закончить этот дискурс, необходимо отметить следующее:

а) в Герметике Принцип в момент акта вселенской манифестации называется Телесма и понимается как «мысль», однако не как мысль мыслимая, но, если так можно сказать, мысль мыслящая, то есть как таковая она неопределима, неописуема, непознаваема, поскольку выступает в качестве принципа всякого определения, описания и познания. В целом, она обладает характеристиками Единого Поля, а точнее, их отсутствием в силу природы «физического вакуума»; она такова, что позволяет некоторым учёным придти в результате философских рассуждений к выводу, что «всё есть мысль». Следовательно, субстанция каждой вещи заключается в бытии мыслимой, в то время как первая и последняя среди мыслимых вещей есть Мир (включая Человека), что в конечном счёте представляет собой феномен проявления себя как иного… в Мысли.

Телесма в процессе действия называется Великим Магическим Агентом.

б) в Алхимии Принцип называется «Первоматерией Делания» (не путать с Materia Prima),[27]27
  Согласно некоторым авторам (например, А. Пернети), в этих терминах алхимической Первоматерии Делания соответствует Materia Secunda герметической философии.


[Закрыть] что есть в самом прямом и точном смысле «Хаос» (как его часто и нарекают), каковой находится также в глубинах человека, почему ещё зовётся Mysterium Magnum.[28]28
  Великая Тайна (лат.).


[Закрыть] По-другому его именуют Меркурием, поскольку это энергия в действии (сила), из которой и посредством которой осуществляется материальная манифестация, когда материи присущ – под именем Гермеса – Интеллект и, таким образом, осознанность (то есть способность принимать информацию).

В Меркурии как принципе то, что есть в потенции, имеет продолжение в действии; иными словами, Меркурий как «Может» продолжается как «Есть». Вот почему в герметическом, алхимическом или магическом Weltanschauung точка назначения манифестации Принципа, итог Принципа в его проявлении, есть обретение сознания «Единого во Всём и Всего в Едином», что в ряду герметических образов представлено Уроборосом или змеёй, пожирающей собственный хвост. Этот символ имеет своего предшественника в египетской иконографии (см. сходное изображение змеи во втором сундуке гробницы Тутанхамона); такой же смысл заключается в символе змеи Мехен со многими кольцами (см. Книга Ам-Дуат, О Запредельном, или Книга Преисподней).

Существует также вариант данной фигуры из двух змей, которые соединяются ртами и хвостами в виде окружности, что является символом ссылки на самоё себя.

II. Алхимия

Множественность «бессмертных» невозможна, поскольку Совершенное Единство состоит в осознании своего бытия как Единого.

Термин «Алхимия» пришёл к нам из арабского языка; в нём al служит префиксом, в то время как слово kimiya может быть связано с древнегреческим корнем cheein[29]29
  Имеется в виду чэнщ как форма чЭщ.


[Закрыть] в значении «лить», от которого происходит ckymia;[30]30
  Литьё, расплавленный металл (чэмб).


[Закрыть] однако в Греции существовала также форма chemia или chemeia,[31]31
  От чзмеЯб (наука химия).


[Закрыть] поэтому остаётся всё же неясным, каким именно было исходное выражение – ckymia или chemeia.

С другой стороны, можно также установить связь слова kimiya с египетским km – глаголом, означающим «приводить к завершению», – или с древней (2000 лет до н. э.) версией kmjit, или, что вероятнее, с контаминацией chem (от kmt – «чёрный»). Действительно, египтяне называли долину Нила Кеми («чёрная») из-за тёмного цвета речного ила, который контрастировал с красным цветом пустыни (kashet); по этой причине они именовали себя Ремту Кеми, то есть «люди чёрной (земли)», чтобы отличаться от Хазетиу, кочевников пустыни.

Таким образом, слово «Алхимия» (где al является определённым артиклем) может означать «(доктрина и практика), что выводит из чёрной (земли)», то есть из Египта.

Хорошо известно, что в арабском языке вокабула kimiya первоначально использовалась недифференцированно для именования как субстанции, так и искусства, и лишь позднее его стали употреблять преимущественно во втором упомянутом смысле, предоставив синониму iksir обозначать субстанцию (откуда происходит «эликсир» – el iksir).

Тема алхимического эликсира отсылает к Роджеру Бэкону (XIII в.), францисканскому монаху, заключённому в тюрьму за свои занятия алхимией в Оксфорде. Ему мы обязаны идеей «продления жизни» – в рамках учения весьма эксцентричной, следует отметить, – в свою очередь, породившей понятие «эликсира долголетия», характерное для Алхимии XIV–XV вв.

Очень возможно, если и не вполне достоверно, что Бэкон (каковому приписывают авторство Speculum Alchimiae)[32]32
  Зеркало Алхимии (Лондон, 1541).


[Закрыть] перенял эту идею у миссионеров, вернувшихся из стран Дальнего Востока. Те же столкнулись с ней в китайской спагирии, для последователей которой поиск «напитка бессмертия» (см. ней-дань)[33]33
  Очевидно, автор всё же имеет в виду традицию вай-дань, спагирию в собственном смысле слова, для которой были характерны поиски бу-сы-чжи-яо, «эликсира бессмертия». Ней-дань является китайской школой духовной алхимии, завоевавшей признание лишь к XII веку (см. также гл. XVI).


[Закрыть] был центральным мотивом учения; с другой стороны, в даосской доктрине упоминается «пилюля бессмертия», представляющая собой аналогичное «лекарство» в уплотнённом виде.

Говоря откровенно, столь многочисленные и разнородные упоминания оставляют открытым вопрос об этимологии и семантике слова «Алхимия», произношение которого, всё же, сомнений не вызывает: ударение должно падать на второй слог,[34]34
  Т. е. не на предпоследний слог, что звучало бы более естественно для итальянского уха (как в слове magнa, например).


[Закрыть] что подтверждают также Данте (см. «Ад», XXIX, 1191-120), д’Аннунцио, Панцини и др. Грубой ошибкой, однако, является использование прилагательного с корнем alchem-[35]35
  Что относится к романо-германским языкам, разумеется (ит. alchemico, англ. alchemical и др.); в русском единственная употребляемая форма – «алхимический» – соответствует требованиям автора.


[Закрыть] вместо alchim-, то есть той формы, что происходит от слова «Алхимия». Это последнее, кстати, впервые было эксплицитно употреблено в тексте астролога IV в. Фирмика Матерна по отношению к «дому Сатурна», который благоприятен для занятий «наукой Алхимией». Однако, насколько мы можем судить, пионером в области Алхимии являлся грек Болос Мендесский (III–II вв. до н. э.), хотя к тому времени уже созрела соответствующая культурная почва и выкристаллизовались оперативные приёмы, что имело место в ходе протоистории, каковую можно рассматривать как процесс слияния следующих элементов:

а) постархаической греческой мысли (VII в. до н. э.), из которой берёт начало философия Гераклита, в определённом смысле и в определённых аспектах являющаяся предшественницей алхимической доктрины, сосредоточенной на источнике «единой субстанции». Кроме того, «лучшее», если так можно выразиться, в философии Гераклита несёт печать египетского влияния, и прежде всего это относится к философии возвращения;

б) религиозного восприятия (характерного для египетских жреческих школ, в особенности школ Гелиополя) божественного единства во множестве форм Творения, каковое, таким образом, как в человеке, так и в «материи» вообще, виделось живым и способным к трансформации, поскольку божество трансформировалось в материю и человека;

в) техник владения огнём и работы с металлами, которые, вне чисто практических приложений, были известны египетским жрецам, хранились и практиковались ими в сакральном контексте.

Эти техники в своих общих фундаментальных чертах получили распространение уже в Древней Греции (куда попали – как считается – от пеласгов), а также за пределами средиземноморского бассейна; кроме того, их черты, связанные с работой над металлами при помощи огня, обнаруживаются в Мистериях (от Крита до Самофракии, к примеру).

В указанный период Алхимия предпринимает первые шаги по отделению метафизического устремления, который выражается в ней посредством символизма (в Египте основные алхимические символы были известны с древнейших времён), от утилитарных целей и физико-химических феноменов (в Египте поиски техники изготовления обычного золота велись в течение не менее чем 12 веков!). Подтверждением этому служит тот факт, что алхимические тексты индифферентны по отношению к конкретным феноменам и природным материалам, что исключает возможность развития Алхимии на основе некоей древней оперативной практики, представляющей собой в большей степени жест, чем ритуал, и направленной на специфические операции и/или работу с субстанциями, которая бы опиралась на магический принцип ex operae operato[36]36
  Работа преображает (лат.).


[Закрыть] (каковой можно интерпретировать как «что я осуществляю снаружи, то обретаю внутри себя»).

В алхимических процедурах нет ничего «научного», у них нет ничего общего даже с трудом ремесленника; они не имеют отношения ни к каким экспериментам прикладного характера. Алхимические «химия» и «металлургия» являются таковыми лишь в качестве жаргона, который, однако, требует соответствующего подхода и небуквального понимания, и, если обратиться к истокам, можно ясно увидеть, как изложенное на нём неправильно толковалось. В IV в. философ Христианос предупреждал, что эта практика является не чем иным, как полем для упражнений духа, а в VII в. Стефанос настойчиво разделял «материальную теорию» «легендарной химии» и «тайное умное делание» как две совершенно различные вещи и призывал «…не тратить время на материальные печи, стеклянные трубки, алембики, колбы и сублимации».

Таким образом, изначально лабораторная практика Алхимии, – если не считать различных искажений доктрины, – представляет собой надстройку (также и в материальном смысле), скрывающую под собой духовную инфраструктуру; в русле этой логики следует считать алхимической лабораторией самого оператора.

«Остерегайся физического в материальном», – постоянный рефрен Алхимического Делания, напоминающий, что не следует ничего в данном учении понимать буквально…

Проводить различие между Алхимией духовной, или внутренней, и материальной, или внешней, нет ни малейших оснований, поскольку исторически этих двух разновидностей никогда не существовало. В аутентичной практике, соответствующей египетской школе, можно от силы провести различие между двумя стилями подхода и проведения операций. Один может быть назван пуристическим – он заключается в чистом созерцании: в соответствии с ним Великое Делание, или трансмутация «свинца в золото», во всех своих составляющих и в ходе всего процесса осуществляется как символический путь; другой может быть назван смешанным, если выбрать нейтральный термин, так как он опирается ad actum или ad acta[37]37
  Т. е. согласно сложившемуся канону (лат.).


[Закрыть] на определённые жесты.

В наше время речь идёт в большей степени об алхимическом Герметизме, нежели об Алхимии, поскольку характерный для этой науки конкретный строго химический символизм, ставший невразумительным, как невразумительными стали некоторые обороты речи (то есть, по сути, обороты мысли), постепенно замещается символизмом, соответствующим времени, – что наблюдается, впрочем, на протяжении всей истории Алхимии; однако тематика её остаётся неизменной, равно как и проблематика, каковая состоит, говоря кратко, в продолжении индивидуального существования, или исторического «я», после смерти, путём обретения сознания, соответствующего глубинной трансперсональной идентификации оператора (как сегодня называют artifex)[38]38
  Мастер (лат.).


[Закрыть] с Принципом Принципов в нём самом, воспринимаемым в качестве deus absconditus, т. е. «сокрытого божества». Также ясно, почему ни один алхимик (алхимический оператор) не завершил – и не мог завершить – Делание, иными словами, не пришёл к окончанию opus[39]39
  Делание (лат).


[Закрыть] в течение своей жизни, ведь его конечным этапом является преодоление порога смерти.[40]40
  С традиционной точки зрения это верное замечание, поскольку даже в восточных традициях состояние дживан-мукта, то есть «освободившегося при жизни», не является окончательным; только после физической смерти субъект обретает абсолютную свободу, избавившись от обусловленности плотского тела. Помня об этом, следует несколько в ином, непрофанном свете рассмотреть утверждения «состоявшихся адептов» о завершении ими Magnum Opus; в определённом смысле, тут кроется ещё одна ловушка для непосвящённых. Признание Бернара Тревизанского в том, что, поняв окончательно modus operandi в возрасте восьмидесяти двух лет, он «не стал завершать Делание, так как не видел в этом смысла», является, вероятно, наиболее прозрачным намёком на то, что истинное завершение opus для него наступило через два года, когда он покинул сей мир.


[Закрыть] Лишь смерть служит последней печатью Алхимического Делания, Magnum Opus, успех которого может быть подтверждён исключительно субъективно… в случае, если он имеет место.

Всякое свидетельство и заявление о том, что некто «получил золото» (метафора завершения opus) служит для одурачивания тех, кто готов в это верить, и, в то же время, играет роль главного психологического оправдания artifex в глазах людей.

Более того, становится понятно, что эта практика – по сути «магическая» – в современных терминах является decreeing,[41]41
  Предопределяющая (англ.) – игра слов с итальянским глаголом decretare (воздавать).


[Закрыть] и потому она бесстрастно «воздаёт» каждому по заслугам.

III. Изготовление золота

Так же, как растворение манифестации знаменует переход в виртуальное состояние, так и коагуляция проявления означает переход в состояние «реальности».

Алхимия также называется Хризопеей и известна как таковая (честно говоря, более называется, чем известна), то есть как ars aurifera или «искусство изготовления золота». Таким образом, Алхимия – искусство и наука одновременно: искусство, поскольку требует активного творческого воображения; наука (хотя и в наиболее общем смысле), так как подчиняется когерентной систематизации, пусть и субъективной, в области данных для референций.

В этих терминах «первоматерия» алхимического делания представляет собой совокупность семи металлов: серебра, железа, ртути, олова, меди, свинца и золота, герметично закрытых в «стеклянном сосуде» или алембике с запечатанным горлышком. Так, разведя «огонь» под калебасом,[42]42
  В оригинале (как и в старинных алхимических трактатах) cucurbita, от названия растения Cucurbita Lagenaria, т. е. тыква-горлянка. Посуда этой формы и с эквивалентным названием существовала с глубокой древности во многих культурах, включая Китай и индейцев Латинской Америки; название, заимствованное у последних испанцами – калебас – наиболее знакомо русскому читателю.


[Закрыть] т. е. под широкой частью алембика, его поддерживают в течение всей операции nec timide, nec tumide,[43]43
  Без страха, но и без самоуверенности (лат.).


[Закрыть] то есть не слишком слабым и не слишком сильным; при этом наблюдают, как внутри сосуда «тонкое», стремящееся вверх к горлу алембика (закупоренному притёртой пробкой), отделяется от «грубого», а это последнее, в свою очередь, оседает на дне. Затем направление «огней» меняется таким образом, что «тонкое» «падает» сверху вниз и увлажняет «грубое» подобно «росе». По окончании операций «сосуд» разбивают, и в нём должно обнаружиться «чистое золото».

Вполне очевидно, что всё упомянутое суть единая метафора, в которой ключевые слова приведены в кавычках, но сию метафору оператор проживает, ощущая собственной кожей. При этом, благодаря метафоре, он попадает в то измерение (Воображаемое), которое в Алхимии – и не только в Алхимии – является машинным отделением корабля человека; этот вход осуществляется посредством символа, полагаемого как оптимальное обозначение для обозначаемого (обозначаемых) или аспекта (аспектов), концептуально не выражаемых исчерпывающим образом.

Итак, возвращаясь к самой метафоре, сосуд является человеком, artifex, иногда называемым также opifex, каковой хрупок по своей природе и ещё более хрупок при выполнении алхимических операций, – действительно, как стекло, которое способно расколоться, и риск этого существует всякий день; может случиться нечто вроде «безумия Свинца», пользуясь жаргонным выражением, определяющим подобное сумасшествие, если не физическое самоубийство.

Далее. «Металлы», понимаемые как цветы человеческой почвы, играют роль валентностей, индивидуальных психологических модальностей, которые, под воздействием «огней», расцветают (или, по крайней мере, должны расцветать). В этом отношении следует заметить, что ещё в первые века алхимики эксплицитно использовали термин человек, говоря о «приготовленных» металлах, т. е., растворённых и трансмутированных путём «проекций» так, что данные «металлы» могли быть представлены людьми.

«Огни» заключаются в психическом заряде, который оператор вкладывает в opus, – это натяжение лука для всего процесса, рассматриваемого как длинная дорога и фактически называемого iter,[44]44
  Путь (лат.).


[Закрыть] в то время как действующее лицо называется путником.

Паломничество к Иакову Компостельскому (от campus stellae – «звёздное поле») алхимика Николя Фламеля (XIV в.) в этом отношении является прототипом инициатического путешествия, другим примером какового служит паломничество в Святую Землю, во время которого «пилигриму» открывается тайна, ради разгадки коей оно было предпринято.

«Грубое» суть личное биографическое, то есть то, что относительно в смысле его важности для личности (каковая говорит: «ты не знаешь, кто я»), и что естественным образом у всех людей обречено на распад после смерти; «тонкое» же представляет собой противоположность этому, по каковой причине гипотетически способно смерть пережить.

В оптике герметико-алхимического подхода Я представляет собой множество уровней, слоёв, планов, соприкасающихся плоскостей; оно подобно луковице – от внешней шелухи (грубое) к сердцевине (тонкое), где каждый уровень, слой, план, плоскость сами по себе, без анаграфических загрязнений, говоря герметическим языком, является Нуменом (некоторое представление об этом даёт идея Самости в психологии).

Кроме того, упомянутое путешествие трактуется как поиск, и наиболее важен именно сам процесс поиска, а не окончание пути, поскольку artifex (или артист)[45]45
  Намеренная и важная аберрация значения термина.


[Закрыть] в ходе поиска может достичь aurea apprehensio,[46]46
  Золотое (сияющее) постижение (лат.).


[Закрыть] осознания себя как Нумена и, вместе с этим осознанием, преодолеть смерть.

Знание и преодоление смерти в Алхимии составляют пару, наличие которой объясняет, почему Алхимия является не только Путём Познания, но и Путём Спасения. Таким образом, Алхимия есть поведенческий ответ на проблему экзистенции, – конечно, в качестве рабочей гипотезы, поскольку рабочей гипотезой будет всякий ответ на эту проблему.

На полный тревоги вопрос, «каков смысл жизни и смерти – моей жизни и моей смерти?» алхимик не отвечает sic et simpliciter[47]47
  Непосредственно так (лат.).


[Закрыть] актом веры в Бога, что эквивалентно подписанию бланкового векселя;[48]48
  Вексель, который заполняют лишь частично: как правило, на нём проставляется только подпись векселедателя, а наименование бенефициара, место выдачи и пр. при этом не заполняется.


[Закрыть] не отвечает он ни категорическим отрицанием атеиста, который, отвергая Бога, осуществляет негативный акт веры, ни столь же твёрдым отрицанием агностика, отвергающего не возможность присутствия Бога, но возможность познания такового. Оператор-алхимик, я подчёркиваю, даже не снимает вопрос, чтобы избежать ответа, подобно герою Процесса Кафки, закончившему свой путь «как собака»; opifex действует так, будто в нём присутствует нечто большее, чем знак, – точка соединения, непрерывный контакт между временным и вечным, конечным и бесконечным, между личным индивидуализированным (как оно есть) и индивидуализирующим трансперсональным – которое по желанию может быть названо Богом, или Принципом, или иным соответствующим именем. Совершенно ясно, что, если есть Принцип (а его не может не быть), он присутствует везде и при любых условиях: в неорганической природе – в неорганическом состоянии, в растительной природе – в неорганическом и растительном состоянии, в животной природе – в неорганическом, растительном и животном состоянии, в человеке – во всех состояниях, то есть в состоянии, включающем в себя все остальные, в каковом происходит осознание собственного бытия. Как гласит герметическая максима: «Принцип в человеке познаёт, в животном ощущает, в растении живёт, в минерале пребывает».

Весь герметический opus – Великое Делание – заключается именно в трансмутации алхимика как обычного индивидуума, то есть «свинца», в «золото» путём транспозиции его сознания из индивидуализированного анаграфического в индивидуализирующее архетипическое, каковая транспозиция осуществляется благодаря специальному поведению, определяемому как «героическое безумие»,[49]49
  Ср. Джордано Бруно, О героических безумствах (London, 1585).


[Закрыть] отличному от экстатического поведения мистиков, хотя обе линии имеют целью опыт Единения с Принципом (для мистика – теозис, слияние с Богом). Так же, как для мистика вера (pistis), так для алхимика знание (gnosis) является насущной задачей всякий миг. Эта непрерывность исключает ритуальность, afortiori обусловленную периодами работы, соблюдаемыми в той или иной степени, и требует стереть всякое различие между жизнью в рамках повседневной рутины и жизнью инициатической.

Оператор-алхимик должен проживать каждый день всем своим существом, в соответствии с максимой ars totum requiret hominem,[50]50
  Искусство требует всего человека (лат.).


[Закрыть] и «день» в этом случае означает сутки – 24 часа из двадцати четырёх, насколько это возможно… одним словом: безупречно.