Текст книги "Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве"

Дни. Недели. Декады

Наиболее широко разрекламированными проявлениями «дружбы народов» были фестивали национального искусства и культуры. Они могли проводиться в течение дня, недели или десяти дней – декады. Эти фестивали часто проводились в крупных советских городах, а Москва практически ежегодно принимала важные делегации из каждой республики СССР. На фестивалях – в продолжение недель или декад – были задействованы сотни людей: администраторы, интеллектуалы, деятели культуры, спортсмены и различные заслуженные деятели. Кажется, что эти фестивали пропагандировали представление о Москве как об интернациональном, «праздничном» городе[309]309
  Скотт Э. Свои чужаки. С. 232.


[Закрыть]. Но Сергей Екельчик утверждает, что для государства такие мероприятия были критически важными: нельзя прочитать мысли граждан, но благодаря фестивалям можно контролировать их и подавать примеры поведения образцового советского гражданина[310]310
  Yekelchyk S. Stalin’s Citizens. P. 4.


[Закрыть]. Юрий Слезкин сомневался, что эти фестивали как один из «наиболее заметных [и, очевидно, наименее популярных] аспектов советской культуры, организованной государством», в принципе оказывали на людей какое-то воздействие[311]311
  Slezkine Y. The USSR as a Communal Apartment, or How the USSR Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. № 2. P. 448.


[Закрыть]. Однако организаторы и участники этих культурных мероприятий относились к ним с максимальной серьезностью. Чувства и материальные интересы пересекались: фестивали играли роль в пробуждении эмоций граждан, но одновременно с этим участие республик в них было важным (если не необходимым) фактором для того, чтобы повысить свой статус в советской иерархии. Как минимум участники фестиваля получали возможность несколько дней наслаждаться различными привилегиями, которые предлагала советская столица[312]312
  Об эмоциональных представлениях см.: Eustace N. et al. AHR Conversation. P. 1497–1498.


[Закрыть].

Дни, недели и декады проводили уже на заре «дружбы народов». В 1936–1937 гг. в Москве появились первые казахские, узбекские, грузинские и украинские делегации[313]313
  Martin T. The Affirmative Action Empire. P. 440.


[Закрыть]. Фестивали были тщательно спланированы. За месяцы до мероприятия центральные газеты публиковали ознакомительные заметки, посвященные культуре и исторической самобытности республик[314]314
  Kaplan I. The Dekady.


[Закрыть]. Народы Украины, Средней Азии, Кавказа и других республик изображали в образах, которые Терри Мартин охарактеризовал как «крайне клишированные, выражающие самые яркие черты народа». Такие представления о различных нациях возникли на этапе формирования принципа дружбы народов и продолжали играть роль образа, символизирующего особое место каждого народа в союзе[315]315
  Martin T. The Affirmative Action Empire. P. 440.


[Закрыть]. Национальная одежда и выступления подчеркивали «традиционные» фольклорные аспекты, которые творцы советской национальной политики считали частью легендарного прошлого каждой нации[316]316
  О формировании наций в советской Центральной Азии см.: Haugen A. The Establishment of National Republics in Soviet Central Asia. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2003.


[Закрыть]. Каждая периферийная нация была связана с определенной ролью в развитии Советского Союза, в основном относящейся к культурному наследию или сельскохозяйственному производству. Например, на фестивалях, посвященных Кыргызской ССР, были представлены верховая езда, национальные поэты-сказатели (акыны) и сбор хлопка[317]317
  Igmen A. Speaking Soviet with an Accent.


[Закрыть]. Изабель Каплан отмечает, что такие фестивали также подчеркивали «национальный прогресс», который оценивался по тому, следует ли республика за культурной элитой Ленинграда и Москвы. Азербайджанцы использовали фестивали, чтобы продемонстрировать введение европейской полифонии в их традиционные народные песни[318]318
  Kaplan I. The Dekady.


[Закрыть]. Фестивали установили четкую иерархию, верхние позиции в которой занимали европейские и русские культурные модели, и проводили их в основном в московских городских пространствах, но при этом они способствовали межнациональной дружбе.

После Второй мировой войны эти мероприятия приобрели еще большее значение, решения об их проведении принимались теперь на самом высоком уровне. Первый секретарь коммунистической партии Кыргызской ССР Турдакун Усубалиев вел переписку с Мосгорисполкомом, который отвечал за проведение декады в столице. Документы, в которых определялось, какая делегация отправится на фестиваль и каковы планы мероприятия, подписывались за год до его проведения. Только один из фестивалей 1957 г. включал в себя сложную подготовку к приезду в Москву трупп двадцати шести кукольных театров, а также спортивные показательные выступления с участием лошадей и выставки орлиной и соколиной охоты, несмотря на предупреждения министра спорта о том, что мероприятие потребует больших затрат[319]319
  ЦГАОПДКР. Ф. 56. Оп. 10. Д. 441. Л. 1–42.


[Закрыть]. Усубалиев выражал «глубокую признательность» московским хозяевам фестиваля за их организаторские усилия[320]320
  ЦГАОПДКР. Ф. 56. Оп. 198. Д. 165, ll. Л. 42–43.


[Закрыть].

Масштаб планирования свидетельствовал о том, какие ставки были поставлены на карту. На фестивалях определялись республиканские элиты и знаменитости в соответствующих областях. Кыргызские чиновники, например, запрашивали информацию о потенциальных кандидатах – деятелях, которые ранее награждались почетными грамотами, и других людях, лучше всего подходивших для того, чтобы представлять республику в Москве. Отобранные делегаты от республик привлекали большое внимание прессы. Газета «Правда Востока», описывая участников фестиваля «Дни Узбекистана» в 1974 г., писала, что все они «известны по всей республике и служат примером для тысяч людей, не только в своей профессиональной сфере занятий»[321]321
  Правда Востока. 05.10.1974.


[Закрыть]. Рабочие, сопровождавшие делегатов для получения наград за производительность труда, были «живым примером трудового героизма»[322]322
  Там же.


[Закрыть]. Делегации знакомились с престижем и материальным благосостоянием Ленинграда и Москвы, посещая банкеты в лучших ресторанах и осматривая городские достопримечательности. Один комсомолец из Кыргызстана остался в городе на пятнадцать дней для лечения в лучшей московской больнице[323]323
  ЦГАОПДКР. Ф. 42. Оп. 15. Д. 26, l. Л. 42


[Закрыть]. Если грузинам или другим участникам удавалось безукоризненно исполнять европейскую программу и «национальный» репертуар, они получали возможность возможность отправиться на специальных поездах в гастроли по СССР или выступить на партийных съездах[324]324
  Скотт Э. Свои чужаки. С. 283.


[Закрыть]. Однако, как отмечает Каплан, для республиканских лидеров такое предприятие было достаточно рискованным, ведь всегда оставался шанс, что выступление будет неудачным. За концерт или выступление, не понравившееся московскому начальству или не сумевшее найти правильное соотношение между национальной самобытностью и лояльностью к Советскому Союзу, республиканские лидеры могли лишиться должности или навсегда потерять возможность получить пост общесоюзного значения в Москве[325]325
  Kaplan I. The Dekady.


[Закрыть].

Широкое освещение национальных фестивалей в 1960-х гг. и в более поздний период демонстрировало, насколько прочны эмоциональные связи между народами. В 1966 г. «Ташкентская правда» писала о Днях Узбекистана в Москве, отметив, как «тепло, как дорогих братьев встретили москвичи прибывших в столицу ССР представителей Советского Узбекистана»[326]326
  Ташкентская правда. 18.03.1966.


[Закрыть]. Газета выражала гордость за то, что Узбекская ССР была выбрана первой для участия в череде фестивалей, посвященных пятидесятилетию большевистской революции. В газете «Правда Востока» от 1974 г. можно встретить те же самые чувства. На московском фестивале, посвященном пятидесятилетию присоединения Узбекистана к СССР, «с истинно московскими радостью и размахом приняла их столица – этих посланцев из солнечного края, вестник его света в советской семье»[327]327
  Правда Востока. 05.01.1974.


[Закрыть]. Во время проведения фестиваля столовые и рестораны по всей Москве подавали узбекские блюда: плов, шашлыки, а также лагман и шурпу, манты и разные национальные сладости. Благодаря всему этому делегаты, приехавшие в столицу из Узбекистана, убежденно говорили, что «Москва – родной дом каждого советского человека»[328]328
  Правда Востока. 01.08.1967.


[Закрыть].

Внутрипартийные отчеты о фестивалях повторяли эмоциональный, праздничный тон прессы. Кыргызские партийные лидеры получили восторженные отзывы от организаторов декады, проведенной в Москве в честь Кыргызстана в 1974 г. Делегацию численностью более 800 человек встречали в аэропорту Домодедово с «искренней теплотой и радушием». Фестиваль начался с открытия на ВДНХ новой экспозиции, посвященной последним достижениям Кыргызстана. В отчете говорилось, что «многие посетители с большим интересом ознакомились с достижениями советского Киргизстана во всех областях экономики, науки и культуры»[329]329
  ЦГАОПДКР. Ф. 56. Оп. 198. Д. 165. Л. 45.


[Закрыть]. На пресс-конференцию, посвященную 50-летию присоединения среднеазиатских республик, должно было приехать 150 советских журналистов и более 100 зарубежных корреспондентов, хотя отчет не содержит сведений о действительном количестве представителей прессы[330]330
  Правда Востока. 05.10.1974.


[Закрыть]. В следующие дни фестиваля республиканские делегаты возлагали цветы к Мавзолею Ленина, а также встречались со своими российскими коллегами на заводах, в университетах и концертных залах. Завершало эту и другие декады ключевое торжественное событие – праздничный совместный концерт в Колонном зале Дома Союзов в центре Москвы. В отчете сообщалось о высокой посещаемости концерта привилегированной и образованной московской общественностью, промышленными рабочими, работниками умственного труда и деятелями искусств – все они, как обычно, оказали кыргызским артистам «теплый и радушный» прием[331]331
  ЦГАОПДКР. Ф. 56. Оп. 19. Д. 165. Л. 43.


[Закрыть]. А во время фестиваля по поводу 50-летия вхождения Узбекской республики в состав СССР выступление республиканских артистов посетили заслуженные советские космонавты. Их появление в Колонном зале затмило даже то, что сам первый секретарь ЦК КПСС лично приветствовал узбекских гостей у входа, и было встречено с большим восторгом[332]332
  Правда Востока. 08.10.1974.


[Закрыть].

Фестивальные недели и декады были самыми разрекламированными из всех кампаний, содействовавших дружбе народов. Ленинград и Москва оставались самыми популярными направлениями; Коммунистическая партия Кыргызской ССР зарегистрировала десятки организационных запросов на туристические поездки в города, на медицинские обмены, студенческие конференции или партийные собрания[333]333
  ЦГАОПДКР. Ф. 42. Оп. 15. Д. 26. Л. 7.


[Закрыть]. Небольшие ярмарки в других советских городах способствовали налаживанию связей по разные стороны границ республик. В честь 250-летия «добровольного присоединения» Казахстана к России в Новосибирске в 1982 г. проходил день Казахской литературы и искусства[334]334
  Известия. 22.04.1982.


[Закрыть]. В том же году по инициативе Союза писателей СССР по всей стране прошел «Фестиваль многонациональной литературы». Во многих городах каждой республики прошли литературные круглые столы с участием писателей городского и республиканского уровня наряду с представителями четырнадцати зарубежных стран. В ходе этих мероприятий писатели встречались с рабочими и колхозниками. В Узбекистане путь делегации пролегал через Ферганскую долину, с остановкой в Самарканде, где состоялся громкий литературный вечер, на котором присутствовали республиканские лидеры. Заголовки, посвященные Всесоюзным дням литературы и искусства, а также фестивалям многонационального кино появлялись на первых полосах местной и всесоюзной печати. В «Известиях» новости об этих мероприятиях вышли под заголовками «Слово о нашей великой дружбе» и «С чувством дружбы»[335]335
  Известия. 25.09.1982; 20.05.1980.


[Закрыть]. Эванс отмечает, что эти события широко освещались на телевидении. Журналисты получали финансирование на поездки и исследования, чтобы представить различные культуры как часть «позднесоветской праздничной системы»[336]336
  Evans E. The «Soviet Way of Life». P. 559.


[Закрыть]. Фуад Оджагов из Азербайджана, проходивший стажировку в Москве в качестве психолога в 1970–1980-х гг., отмечал, что ученых гораздо меньше впечатляли лозунги. Для них принцип дружбы народов работал благодаря возможности участвовать в обмене интеллектуальными кадрами и путешествовать. «Дружба народов – это идеологическое клише, но в реальности это было <…> Например, проводились дни Армении в Азербайджане и наоборот, или дни Азербайджана в Грузии[337]337
  Армения – другое название Армянской ССР.


[Закрыть]. Ездили делегации друг к другу. Проводились Закавказские конференции психологов. Ученые общались друг с другом»[338]338
  Фуад Оджагов: из интервью, 25 июня 2009 г.


[Закрыть]. Такие широкие сети связей между учеными облегчали ситуацию изолированности от западного научного сообщества. СССР представал в качестве отдельного мира, в котором разные национальности и культуры объединялись в стремлении к культурным и научным достижениям.

Гордость за родину и свобода

Эмоциональный язык, которым описывали фестивали, проникал во все советские дискурсы: от речей лидеров и переписки на высшем уровне до повседневного взаимодействия. К брежневскому периоду дружба народов стала отличительной чертой советской жизни, особенно для меньшинств, которые жили в многонациональных городах, таких как Ленинград и Москва. Моник Шир предложила трактовать эмоции как средства коммуникации, способы практического взаимодействия с миром[339]339
  Scheer M. Are Emotions a Kind of Practice (And Is That What Makes Them Have a History)? A Bourdieuian Approach to Understanding Emotion // History and Theory. 2012. № 51. P. 193–220.


[Закрыть]. В СССР последних десятилетий дискурс дружбы народов и связанные с ним практики пронизывали пространства, служившие площадками для межнациональных контактов, формируя у граждан чувства включенности и общности, даже несмотря на то, что многие из них осознавали и принимали тот факт, что привилегированное место в иерархии дружбы народов отводилось русским. Эмоции, которые давало людям ощущение дружбы народов и общей судьбы, до сих пор живы. В постсоветское время люди испытывают ностальгию по жизни, в которой было больше сочувствия к другим, ностальгию по доброму миру, ключевой принцип которого был утерян.

Леонид Брежнев апеллировал к принципу дружбы народов, чтобы получить поддержку своего правления с 1964 по 1982 гг. В 1970-х и в начале 1980-х гг. его многочисленные речи о «нерушимой дружбе» между рабочими и гражданами из разных республик, часто приуроченные к предстоящим фестивалям, появлялись на первых полосах главных советских газет[340]340
  См., например: Известия. 27.09.1982.


[Закрыть]. Этот же эмоциональный язык, связывающий советские народы узами прочного товарищества, проник и в частную партийную переписку. В потоке благодарственных писем, посвященных прошедшей в 1974 г. кыргызской декаде, первый секретарь КП Кыргызской ССР Усубалиев отмечал, что «киргизский народ под руководством Коммунистической партии и советского правительства при бескорыстной помощи великого русского народа и других братских народов страны добился огромных успехов»[341]341
  ЦГАОПДКР. Ф. 56. Оп. 198. Д. 164. Л. 42–44.


[Закрыть]. В другом письме отмечается, что благодаря «действительно успешной ленинской национальной политике» был создан союз народов, которые дружно и сплоченно трудятся на пути к построению великого социалистического государства, служащего общим интересам[342]342
  Там же. Л. 46.


[Закрыть].

Взаимное уважение, гордость за страну и другие ценности, о которых в приподнятом тоне говорили представители властных верхов, проникали и вниз. Мигранты на собственном опыте почувствовали силу дружбы народов и возможности, которые она предоставляет. Прочность дружеских связей между народами, символизируемая Ленинградом и Москвой, чьи двери были открыты перед всеми народами Союза, позволяла почувствовать себя частью единого целого. Абдул Халимов вспоминал, что его вера в дружбу – как в Москве, так и во всем многонациональном СССР, – оказалась сильнее неудачного опыта взаимодействия с государством, который он пережил в Таджикистане в 1970-х гг.:

Тогда через средства массовой информации сформировалась идея единого народа, Homo Soveticus. Государство сконструировало эту идею, а общественность приняла ее. Но дружба народов действительно существовала. Этому мы научились с детства. Несмотря на то, что я знал, что большевики убили моего деда <…> и что из-за них я жил в нищете и не имел возможности учить иностранный язык в университете из-за того, откуда я родом, из-за того, что я не русский. Несмотря на все это, если советский спортсмен или команда выигрывали на соревнованиях, мы все ими гордились. Мы все вместе кричали и радовались. Нас всех объединяла гордость. Я думаю, что чувство гордости было результатом сильной государственной политики. Мы были единой нацией: единым советским народом. На самом деле, когда я приехал в Россию в советское время, к нам относились, я бы сказал, очень хорошо – лучше, чем в наших родных республиках. Все это было разрушено политиками [во время перестройки][343]343
  Абдул Халимов: из интервью, 30 ноября 2007 г.


[Закрыть].

Арьян Ширинов, который был студентом в Ленинграде в 1980-е гг., также подчеркивал влияние последовательной государственной политики и дискурса дружбы народов. «Государственная политика действовала на народы: везде и всегда мы видели лозунги, мы слышали их по радио и по телевидению, что мы всегда были единым Советским Союзом, что мы – братья»[344]344
  Арьян Ширинов: из интервью, 12 ноября 2007 г.


[Закрыть]. Ширинов и другие мигранты приводили конкретные примеры работающего принципа дружбы народов в эпоху Брежнева: «Мы все строили вместе. В СССР была сильная идеология, идеология интернационализма. Если в Ташкенте произошло землетрясение – значит, весь Советский Союз отстраивал город»[345]345
  Там же.


[Закрыть]. Идея общей судьбы слышится за словами Мээрим Калиловой, когда она говорит о дружбе народов, о тех возможностях, которые она давала, и о собственном опыте работы уличной торговкой в Москве начале 1980-х гг.:

Русские – дружелюбный народ. <…> Я думаю, Советский Союз дал многим людям различных национальностей возможность работать, жить и получить хорошее образование. Это очень важный факт, необходимо его учитывать, ведь благодаря этому возникла крепкая дружба между разными национальностями[346]346
  Мээрим Калилова: из интервью, 17 июля 2009 г.


[Закрыть].

В этих рассказах эмоциональные связи и повседневные взаимодействия различных людей переплетены с идеальными или, по крайней мере, идеализированными представлениями о дружбе народов, которые связывали переселенцев и сообщество принимающего города. В воспоминаниях мигрантов представления о дружбе народов связаны с их личными дружескими отношениями, завязавшимися во время их пребывания в Ленинграде и Москве. Джумабой Эсоев на вопрос о дружбе народов рассказал свою историю: он, таджик, подружился с русским и осетином во время проживания в рабочем общежитии. Они так сблизились, что на работе их называли «тремя мушкетерами»[347]347
  Джумабой Эсоев: из интервью, 17 ноября 2007 г.


[Закрыть]. Дружба народов символизировала для него не только равноправие, но и теплые отношения. Мигранты могли выбрать, с кем им дружить, исходя из индивидуальных качеств и характера человека, ведь люди любого происхождения уже были близки между собой. А Шухрат Икрамов в Москве конца 1980-х гг. видел в многонациональной дружбе скорее расчет. Соседи по общежитию стремились расширить сети своих связей, чтобы потом иметь возможность обратиться за помощью в карьерном продвижении в разных регионах СССР. Особенно это касается эпохи перестройки, когда возникла экономическая неопределенность[348]348
  Шухрат Икрамов: из интервью, 18 сентября 2007 г.


[Закрыть].

Эмоциональные реакции в устных рассказах отражали веру мигрантов в дружбу народов как основную советскую доктрину и фундаментальное выражение советских ценностей. Этот принцип также был отправной точкой для их самоидентификации и влиял на характер отношений с людьми. Некоторые из наших респондентов называли дружбу в ряду прочих основных советских идеалов, о которых говорил и Юрчак: «равенство, общность, бескорыстие, альтруизм, дружба, мораль, безопасность, образование, работа, творчество [и] забота о будущем»[349]349
  Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. С. 45.


[Закрыть]. Но кроме того, в этот список мигрантов входила свобода – ценность, которая обычно слабо ассоциируется с СССР. Мигранты чувствовали, что дружба народов способствует воплощению мечты об общественном прогрессе, о широких личных возможностях, пусть даже иногда они критиковали советское государство за имперские и даже тоталитарные стратегии.

Шухрат Икрамов видел в дружбе народов основу успеха мигрантов в Ленинграде и Москве. Предполагалось, что все советские граждане должны работать вместе, чтобы построить современное общество изнутри. Вместо того, чтобы руководствоваться капиталистическим индивидуализмом, граждане используют свои таланты для взаимопомощи[350]350
  Шухрат Икрамов: из интервью, 18 сентября 2007 г.


[Закрыть]. В повседневной жизни вера в общую судьбу проявлялась в том, что мигранты чувствовали, что находятся в безопасности и принадлежат к сообществу в городах, где преобладали этнические русские. Азамат Ормонбеков, кыргыз, который учился в Москве в 1982–1983 гг., сомневался в дружбе народов из-за неравноправия республик, однако признавал, что ценность этого принципа преображала улицы города: «Просто советская пропаганда – эта пропаганда дружбы народов. Но трудно понять, как еще это можно было сделать. Хорошо это было или плохо, мы не знаем. Но в отличие от сегодняшнего дня, тогда в любое время суток можно было выйти погулять по Москве, и с тобой бы ничего не случилось – разве что можно было попасть в случайную перепалку»[351]351
  Азамат Ормонбеков: из интервью, 16 июля 2007 г.


[Закрыть]. Сравнения с жестокой ксенофобией в постсоветских Санкт-Петербурге и Москве проходят через воспоминания мигрантов о мирной советской эпохе. Джумабой Эсоев говорил о Москве 1980-х гг.: «В Советском Союзе я никогда не чувствовал, что мне что-либо угрожает. Я всегда знал, что я в безопасности и я свободен. Советская власть установила правила. У всех были равные права, и в целом люди были более законопослушны»[352]352
  Джумабой Эсоев: из интервью, 17 ноября 2007 г.


[Закрыть].

Для Фридона Церетели были важны практические возможности, которые открывала дружба народов: например, данная советским гражданам свобода передвижения – по крайней мере, по территории Советского Союза: «Мы все были гражданами одной страны. Каждый мог отправиться, куда сам хотел. Никто не спрашивал, откуда вы родом, никто не ставил под вопрос ваше право находиться где-либо. То, что все люди были связаны друг с другом, – все люди Советского Союза, – было большим плюсом этой страны»[353]353
  Фридон Церетели: из интервью, 12 октября 2007 г.


[Закрыть]. Мир многих бывших советских граждан как будто сузился после распада СССР. Халимов вспоминал:

В советское время жить было легко. Я был свободен. Тогда никто не просил меня постоянно показывать паспорт. Впрочем, я был не только в Москве; я путешествовал и по всей России в советский период. Я был в Беларуси, Украине, а также в учебных целях посещал страны Прибалтики. Тогда я никогда не чувствовал какого-то страха. <…> Иногда я думаю, когда мы говорим о правах граждан, о чем мы много говорим в последнее время <…> Если честно, я думаю, что мои права как гражданина были больше защищены в Советском Союзе, чем сегодня. Тогда я мог приехать из таджикской деревни и поступить в университет. Никто и никогда не просил меня заплатить за возможность учиться, да и связей у меня тоже не было[354]354
  Абдул Халимов: из интервью, 30 ноября 2007 г.


[Закрыть].

Представления о Советском Союзе как государстве, которое защищало личную безопасность каждого гражданина и предоставляло индивидуальную свободу внутри большого сообщества, сохраняют популярность. Калилова, торговка из Кыргызстана, отмечала в интервью: «Все мы чувствовали себя равными друг с другом, потому что мы все были частью Советского Союза. Мы жили свободно и могли свободно без проблем работать. И мы тоже делали то, что хотели – в хорошем смысле, конечно. Например, любой мог тогда без проблем найти работу и свободно ходить по улицам: никто нас не обижал и не спрашивал документы»[355]355
  Мээрим Калилова: из интервью, 17 июля 2009 г.


[Закрыть]. Частью идеи советской свободы стало то, что мигрантам не приходилось претерпевать унизительные процедуры проверки паспорта, визы или других документов, хотя, как будет показано в следующих главах, и в советское время такие практики встречались. Принцип дружбы народов также способствовал становлению Советского Союза как сверхдержавы после войны, что вызывало особенную гордость у тех, кто учился или работал в его сердце. В рассказе Болота Орузбаева чувства гордости за страну и свободы смешивались друг с другом: «Я гордился дружбой народов. Вообще, если честно, в то время СССР была очень могущественной страной. По крайней мере, ее боялись. Я имею в виду, Америка, другие эти страны. Была могущественной страной. Было очень много умов, мощное производство, тяжелая промышленность, легкая промышленность, вооружение»[356]356
  Болот Орузбаев: из интервью, 8 июля 2009 г.


[Закрыть]. Мурад Имамалиев, вдохновленный стенами Кремля, с энтузиазмом восхвалял советскую сверхдержаву и ее способность объединить граждан в «одну великую империю, подобную Китаю»[357]357
  Мурад Имамалиев: из интервью, 8 февраля 2007 г.


[Закрыть].