Текст книги "Тайнознатицы Муирвуда"

Глава четвертая

Сад королевы

С восходом солнца начиналась другая жизнь и другие уроки. Первым уроком шли иностранные языки, и хоть Майя старалась держаться в тени, учитель-дагомеец ее узнал. Обрадовавшись возможности бегло поговорить на родном языке, он тотчас же заговорил с Майей быстро и воодушевленно. Майя отвечала так кратко, как только могла, однако ее познания в дагомейском сразу же стали очевидны. Учитель многословно расхваливал ее перед всем классом, а она лишь моргала. Мейг смерила ее завистливым взглядом, сузила глаза и, прикрывая рот рукой, зашептала что-то другой тайнознатице – что-то наверняка нелестное для Майи.

На уроке иностранных языков Майя познакомилась и кое с кем из юношей. Фамилии некоторых Семейств она помнила с детства, однако знакомых лиц среди учеников не оказалось. Был в классе один парнишка, который далеко опережал сверстников и явно изнывал от того, как медленно шла учеба. Будь Майя поуверенней в себе, она обязательно спросила бы, как его зовут.

Девушки занимались вместе с юношами только на уроках иностранных языков, после чего юноши на остаток дня удалялись в клуатры заниматься чтением и гравированием. Урок вышивания оказался невероятно скучным, зато стрелять из лука Майе понравилось. Занятия правом, медициной и историей тоже оказались небезынтересным времяпрепровождением.

После окончания уроков ученикам дозволялось гулять по аббатству и делать что душе угодно, если только погода к тому располагала. Дни стояли короткие, и порывистый ветер нес обещание проливного дождя. Выйдя из класса, Сюзенна пошла рядом с Майей. Под сенью деревьев Майя разглядела группку юношей – они явно дожидались девушек.

Мейг немедленно заулыбалась и принялась перешучиваться с парнями. Потом она обернулась к товаркам.

– Сюзенна, ты идешь? Или так и будешь весь день возиться с нашей беспризорницей?

Это была жестокость, и жестокость расчетливая. Сюзенна смутилась и покраснела. Ее дожидались друзья, однако тон Мейг не оставлял сомнений: Майю приглашать в компанию никто не собирался.

Майя коснулась руки Сюзенны.

– Иди к ним, – тихо сказала она. – Я так устала, что лучше прогуляюсь в одиночестве. Ты весь день обо мне заботилась – спасибо тебе.

Сюзенна колебалась, между бровей пролегла складка. В душе девушки шла борьба.

– С вами ведь ничего не случится? – неуверенно спросила Сюзенна.

– Не волнуйся, она о себе позаботится, – едко заметила Мейг. – Ну, идем же! Скоро стемнеет. Дни нынче так коротки…

Майя улыбнулась, похлопала Сюзенну по руке, развернулась и пошла прочь. Щеки у нее горели от унижения.

– Она что, правда королевская дочка? – негромко спросил у нее за спиной кто-то из юношей.

– А как же, – хитренько ответила Мейг. – Я вам сейчас расскажу. Сюзенна, ты идешь?

– Бедняга, жаль мне ее, – сказал другой.

Майя не сбавила шаг – ей так хотелось поскорее уйти из-под их взглядов. К юным люди бывают особенно жестоки, поняла она. Она испытала на себе жестокость леди Деорвин, своей мачехи, и жестокость своих сводных сестер, однако в аббатстве ожидала чего-то иного. Трудно было поверить, что одни и те же люди могут взывать к Истоку, зная, как чутко отзывается он на мельчайшие движения души, и одновременно так бездумно ранить других.

Майя вздохнула. Она вынесла все издевательства, которым подвергала ее леди Деорвин с дочерьми. Что по сравнению с этим шпильки Мейг? Пусть подкалывает сколько угодно; она, Майя, не станет мстить. А со временем, быть может, ей удастся завоевать доверие Сюзенны.

От этого решения ей стало легче, и, не вспоминая больше о том, как ее встретили ученики, она пустилась исследовать аббатство. Распахнув глаза, она жадно вбирала его облик, проступавший из-под неуклюжих лесов. Как бы ей хотелось, чтобы леса эти исчезли и аббатство предстало перед ней в своем первозданном виде! Промелькнуло воспоминание: вот она поднимается по лесам аббатства в городе Ростик, что в Отландии. Ступая по мягкой траве, она вспоминала аккуратные мощеные улицы Ростика, узкие, запруженные толпой, и все же удивительно чистые. Сколько же стран прошла она, прежде чем попасть в аббатство, сколько одолела опасных перевалов, штормов, морей и лавин…

Она вошла в Сад сидра, где кружилась, опадая, в морозном воздухе желтая листва, и пошла по раскисшей земле, на которой местами еще виднелась трава. С улыбкой она подумала, что идет словно бы среди привидений. Вдыхая терпкие запахи предзимья, она касалась серых ветвей, вела пальцами по шершавой коре. Одиночество ее не тяготило. Побыть наедине с собой было даже приятно.

Пройдя сад насквозь, она обошла ту часть аббатства, где собирались ученики, и, сделав крюк, вышла к прачечной. В этот час там не стирали – прачки работали по утрам. За навесом, укрывавшем прачек от непогоды, расстилалось пурпурное поле. В цветах стояли на коленях двое работников и срезали ножиками тонкие веточки. Чтобы рассмотреть происходящее, Майя подошла ближе и, к своему удивлению, в одном из работников узнала бабушку.

Сабина и ее молоденькая напарница, обе в запятнанных грязью фартуках поверх платьев, тихо переговаривались между собой. Завидев Майю, Сабина тепло улыбнулась и встала.

– А вот и ты, – сказала она, отряхивая руки и фартук. – Что, уроки кончились?

– Да, – ответила Майя и обняла бабушку.

– Я тебе кое-что хочу показать, – сказала Сабина и повернулась к своей напарнице, которая так и осталась стоять на коленях. – Спасибо, Сибил. Я очень благодарна тебе за то, что ты нашла время научить меня своему ремеслу.

– Рада служить, моя госпожа.

Сабина взяла Майю за руку и куда-то повела.

– Она знает, кто ты? – тихонько спросила Майя, оглядываясь через плечо.

Сабина молча покачала головой и указала на обнесенный стеной участок прямо перед ними.

– Что это? – спросила Майя. Стена густо поросла плющом, под которым почти не было видно камня. Она была высока, но с одной стороны над ней нависало нечто вроде крыши. К уголку с крышей вела тропинка, по которой и шли Майя с Сабиной.

– Это построили по просьбе твоей матушки, – сказала Сабина, кивнув на стену. – Здесь она разбила собственный садик. Его называют Садом королевы. Она не допускала туда никого, кроме садовника. Это было ее прибежище. Ее тайный уголок.

Подойдя ближе, Майя разглядела за завесой плюща грубую деревянную дверь и ощутила присутствие яр-камня. При ее приближении глаза яр-камня загорелись предупреждающим огнем. Майя ощутила укол страха.

– Ты ее крови, и тебе он покорится, – сказала Сабина. – Она создавала этот сад в надежде на то, что однажды ты тоже приедешь в Муирвуд и будешь здесь учиться. Она часто приходила сюда и часами сидела в саду, думая о тебе.

Сердце Майи сжалось от печали, но напоминание о материнской любви согревало девушку. Отыскав взглядом вырезанную в камне рожицу сбоку от двери, она коснулась ее мыслью, успокаивая. Камень со скрежетом пополз в сторону.

– Входи, – сказала Сабина, толкнув дверь.

Из-за двери хлынул аромат цветов, воздух наполнился тончайшим благоуханием. Сад был ухожен и прекрасен: низкие каменные скамьи, каменные чаши, скрадывавшие однообразие рельефа, роскошные деревья и аккуратно подстриженные изгороди. И повсюду – цветочные вазоны с розами, в каждом – своего сорта.

Взявшись за руки, Сабина и Майя пустились исследовать сад. Передний его угол у двери был оборудован наклонной крышей, позволявшей укрыться от дождя. Высокие стены отсекали шум, оставляя его снаружи, и в наступившей тишине слышалось лишь пение птиц, гнездившихся в ветвях деревьев.

– Как тут красиво, – улыбнулась Майя и погладила бабушку по руке. – Она сама выбирала растения, да?

– Да, все до одного. Теперь этот сад твой, Майя. Я сегодня немного за ним поухаживала. Надо выпалывать сорняки, подстригать изгороди… Пока ты живешь в аббатстве, это будет твоей работой. Мне кажется, тебе понравится.

Майя решила, что бабушка права. Это место станет ее убежищем, здесь она сможет побыть одна. Она коснулась каменного бортика грядки, ощутила шершавость поверхности под пальцами. В груди у нее поднялась волна тепла. Она подумала о матери.

– Здесь очень хорошо.

– Я тут кое о чем подумала, – сказала Сабина. – Хочу обсудить с тобой одну вещь… надеюсь, тебе не будет неприятно. Но если будет, скажи.

Майя повернулась к Сабине. Ей было любопытно.

– О чем ты?

– О твоем браке.

При этих словах грудь Майи кольнуло острой болью. Девушка закусила губу.

– Если тебе больно говорить об этом…

– Нет, ничего. Что ты хочешь знать?

Сабина взяла внучку под руку, и они вместе пошли по тропке между кустов.

– Судя по тому, что ты рассказывала на «Хольке», твой брак был предприятием скоропалительным. Он был совершен в шатре короля Дагомеи, союз освятил дохту-мондарец при многочисленных свидетелях. На мой взгляд, этот брак совершенно законен, и принесенные тобой клятвы – тоже, – она вздохнула. – Ох, не того я для тебя хотела. Король Гидеон Дагомейский не сумел пройти мастонских испытаний. По словам альдермастона его аббатства – не особенно и стремился пройти. Я так поняла, что Гидеон не столько взыскал мудрости, сколько изыскивал возможность улизнуть от ученья.

Она помолчала.

– Но что сделано, то сделано. Как твоя бабушка я могу не одобрять твой… выбор, однако, как ни крути, этот человек тебе муж. Очень советую тебе никому о нем не рассказывать. Но и притворяться, будто ты свободна, тоже не стоит. В аббатстве немало молодых людей, которые могут воспылать к тебе самыми романтическими чувствами.

К удивлению Майи, первым, что она ощутила при этих словах, было облегчение. Оказывается, мысль о возможности легко аннулировать несостоявшийся брак исподволь мучила ее уже давно. Девушка и теперь чувствовала, что связана с Кольером, и тревожилась, гадая, как он теперь воспринимает их союз. Но разорвать эти узы, чтобы избрать кого-то другого – нет, это ей и в голову не приходило.

– Вряд ли я кому-то понравлюсь, – сказала Майя. – Я тут вроде парии.

Сабина сжала ее руки.

– Да, но в то же самое время ты принцесса Комороса. И в этом королевстве есть те, кто облечен властью и кто захочет использовать тебя, чтобы свергнуть твоего отца с трона.

– Я об этом не подумала, – смущенно призналась Майя.

– Это вовсе не мои догадки, – продолжала Сабина. – Покуда твоя матушка жила здесь, к ней не раз приезжали некие гости. Многие – втайне. Они уговаривали ее восстать против мужа. Говорили, что народ уважает ее за верность мастонским клятвам, пусть даже она и чужестранка из Прай-Ри. Что ее почитают за то достоинство и терпение, с которыми она вынесла все выпавшие на ее долю унижения. Предлагали ей армию. Это были ростки мятежа, и твоего отца они немало тревожили.

– Но матушка ведь отказалась? – спросила Майя, не веря своим ушам. – Я никогда ни о чем таком не слышала.

– Ну разумеется, не слышала. Сначала тебя держал при себе отец, потом не спускала глаз леди Шилтон, мамаша леди Деорвин. Самое твое существование представляло опасность для твоего отца. Первое дитя, законная дочь, ты могла бы – теоретически – унаследовать его трон. Я говорю «теоретически», потому что прежде такого никогда не случалось. Ты ведь знаешь, в Коморосе королевы единовластно не правят. Много веков назад была одна попытка, но она закончилась гражданской войной. В конце концов на престол взошел сын королевы. Если здешний народ обозлить, бунт будет жестоким и затяжным. Вот почему я решила тебя предупредить. Как бы мы ни старались сохранить твое прибытие в тайне, вскоре о нем станет известно. Ты должна как можно скорее пройти мастонские испытания. Это твоя самая главная задача. Двух недель тебе должно хватить. Когда твой отец узнает, что ты здесь, он непременно пошлет за тобой солдат, вот увидишь.

Майя сглотнула.

– Я не хочу его видеть, – сумрачно произнесла она. – В том, что со мной произошло, виноват он. Я не должна так думать, но все равно…

– Знаю, детка, знаю, – ласково и успокаивающе произнесла бабушка. – Ты просто будь настороже, особенно если вдруг явится какой-нибудь юноша, которому захочется… стать к тебе ближе. Здесь есть ученики из нескольких благородных Семейств. Многие из этих Семейств настроены против твоего отца, но молчат, боясь разделить судьбу старого графа Форши.

– Я была на том совете, – сказала Майя. – Отец обошелся с графом слишком жестоко.

– Можно я задам еще один вопрос? – спросила Сабина.

– Ну конечно. Спрашивай о чем пожелаешь.

– Спасибо, – лоб бабушки прорезала морщина. – Ты и твой муж, вы состояли в интимных отношениях?

Лицо Майи вспыхнуло – к счастью, солнце быстро садилось, и сад заполнили тени.

– Нет, – ответила она, неловко передернув плечами.

– Значит, ты никак не можешь быть беременна. Я не затем это говорю, чтобы расстроить тебя, Майя. Но даже если твой брак и не был заключен по мастонскому обычаю, однажды ты можешь пожелать скрепить его нашим обрядом. Ты пройдешь мастонские испытания, и он, если захочет, может попытаться пройти их снова. Тогда вы вдвоем сможете принести нерушимый обет, как того требуют мастонские клятвы.

Бабушка обняла Майю за плечи.

– А однажды ты захочешь детей. Дети – это воистину благословение Идумеи. Но тебе придется быть очень осторожной. Ты должна будешь соблюдать величайшую сдержанность. Твой поцелуй будет смертелен не только для мужа, но и для ребенка. Это печально, это не раз причинит тебе боль, и все же я не вижу причин к тому, чтобы ты не могла познать всех радостей замужества и материнства.

При этих словах сердце у Майи сжалось от боли. Горькие мысли кружились у нее в голове, точно пчелиный рой, готовый жалить. Она попыталась взять себя в руки. Какое счастье, что не надо хотя бы нести эту тайну в одиночку.

– А если муж пожелает со мной развестись? – хриплым голосом спросила Майя.

– Думаешь, он пожелает? Судя по тому, что ты рассказывала, он непрост и женился на тебе ради твоего положения. Через брак с тобой он может претендовать на престол Комороса. Едва ли он откажется от своих замыслов только потому, что решит, будто ты его предала.

Майя кивнула.

– Ты права. Жаль только… Ах, бабушка, как жаль, что мы не смогли увезти его с собой!

– Я тоже об этом думала, – ответила бабушка. – Но на то не было воли Истока. Я это чувствовала. И все же мне тоже тяжело об этом думать.

– У меня как будто камень на сердце, – покаянно призналась Майя. – Его много лет держали заложником в Пайзене, потому что его отец проиграл войну и долго собирал выкуп. Плен изменил его. Он сделал его тем, кем он стал. Это плен восстановил его против мастонских обычаев.

Майя жалобно моргнула. Сердце ее разрывалось от противоречивых чувств – привязанности, отчаяния, страха.

– Что он обо мне подумает!

– Ну тише, тише, – успокоила ее Сабина. – Не стоит об этом беспокоиться, тебе и своих забот хватает. Едва ли дохту-мондарцы будут долго держать его в заложниках. Они знают, что у него водятся деньги, а значит, он может внести выкуп. Правда, эти деньги он готовил для завоевания Комо-роса… ну, а теперь нессийцы возьмут их, чтобы вторгнуться в Ассинику.

Последние слова она произнесла с горечью.

– Да, но что останется у него в памяти? – сказала Майя. – Какая это тяжелая ноша…

Она вспомнила слова Кольера: будучи пленником в Пайзене, он надеялся, что выкуп заплатит ее отец, памятуя о затеянном династическом браке.

– Я так хотела бы ему помочь, – в отчаянии прошептала Майя. – Но у меня ничего нет.

Всякий, кто пожелает высказаться на непростую тему, прежде должен очистить свой разум от малейшей неприязни, от дружеских чувств, жалости или злобы.

Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд

Глава пятая

На кухне у альдермастона

Подойдя ближе, Майя и Сабина увидели, что окна кухни светятся теплым светом. Из тени у стен выступила фигура, в которой Майя тотчас же узнала Сюзенну. Девушка в волнении заламывала руки.

– Ах, наконец-то! – с явным облегчением воскликнула она. – Простите, что я бросила вас после уроков.

Тут она вгляделась в лицо спутницы Майи и совсем смутилась.

– Прошу прощения, Великая Провидица, я вас не узнала. Мне очень жаль, что я бросила вашу…

– Не беспокойся, – непринужденно перебила ее Сабина. – Я показывала внучке аббатство. Ты ужинала?

– Нет, – ответила Сюзенна, все еще заламывая руки. – Я пошла было на кухню, где едят ученики, но по дороге вспомнила, что теперь должна есть здесь. Я справилась на кухне, но Колетт сказала, что вы еще не приходили.

Майя не поняла, отчего Сюзенна так взволновалась, однако улыбнулась и не стала упоминать о друзьях, которые сманили девушку за собой. Должно быть, теперь она чувствует себя виноватой за то, что пошла с ними. Девушки открыли дверь кухни, и оттуда хлынула волна пряных ароматов.

Впервые увидев кухню, Майя была поражена царившей там безупречной чистотой. Не было ни мучной пыли, ни просыпанных круп. Пол был выметен, столы аккуратно расставлены по местам, у каждой ложки, сковороды и кастрюли имелся собственный крючок или место на полке. Кухня полнилась восхитительными запахами дрожжевого теста, корицы, гвоздики и солонины. Главную кухарку звали Колетт. Это была пожилая женщина в чистом фартуке, с волосами, убранными в тугой узел. При виде вошедших она встала с видом суровым и непреклонным. Поварешку она держала перед собой, словно меч.

– Ужин ваш уж наполовину остыл, чтоб вы знали, – без обиняков заявила она хрипловатым голосом. – У меня подают к столу на рассвете и на закате. А кто опаздывает к столу, о том Исток горько плачет.

– Молю вас о прощении, – улыбнулась Сабина, явно приязненно посмотрев на женщину. – Опоздание целиком на моей совести. А чем это у вас тут так вкусно пахнет, Колетт?

Кухарка свела брови, но не выдержала и улыбнулась:

– Фруктовым пирогом. Один альдермастону, второй нам. Скоро буду доставать.

– Запах просто божественный. Как я соскучилась по вашим пирогам, Колетт! Что вы в них кладете?

– Яблоки, которые давно лежат и совсем уж ватные, – фыркнула Колетт. – Так-то они больше ни на что не годны.

– Обожаю яблочные пироги, – мечтательно сказала Сабина. – Это моя внучка Майя, – сказала она, беря за руку девушку. – А это – ее товарка Сюзенна Кларенсье.

– Леди Сюзенну я и без того знаю, – чинно ответила Колетт. – Добро пожаловать на альдермастонову кухню, леди Майя.

Майя огляделась, и ей вспомнились все те истории, в которых рассказывалось, как на этой самой кухне росла Лийя Демонт, ее прародительница. По углам кухни красовались огромные печи, выгнутый купол потолка покоился на подпорных столбах. В кухне было тепло от огня, витали вкусные запахи. В углу на скамейке орудовали ложками две девочки-судомойки лет восьми-девяти. Девочки потихоньку переговаривались и с любопытством глазели на новоприбывших.

У одной стены был сооружен грубый навес, сверху, насколько могла судить Майя, уставленный мешками и бочонками. Царивший на кухне порядок без слов свидетельствовал о строгой дисциплине и организации, насаждаемых суровой Колетт. Но тут Майя с удивлением обнаружила еще одно действующее лицо: старика со снежно-белыми волосами и усами им под стать. Старик сидел на бочонке у огня и ел суп. Кожаную шапочку свою он положил на колено и сидел так тихо, что Майя не сразу заметила его.

– Голодными вы у меня не останетесь, и не надейтесь, – твердо заявила Колетт. – Вон там в шкафу ложки и плошки. Я вам пока не клала, чтоб не остыло, – она махнула в сторону стоящего на столе горшка. – Пойду-ка на пироги взгляну.

Майя достала тарелки и положила себе щедрую порцию душистого жаркого. Взяв тарелку, она подошла к двум стульям близ скамьи, на которой сидели судомойки.

– Можно я сяду с вами?

Светловолосая девочка с рыжей искрой в русых косах энергично закивала, и серые ее глаза загорелись любопытством.

– Садитесь! Вы безродная, да? Совсем как я? Вы служанка королевской дочки? – зачастила она, кивая на Сюзенну, которая наполнила тарелку и подошла следом. Сюзенна побагровела от стыда.

– Я и есть королевская дочка, – улыбнулась Майя и погладила девочку по шелковистым волосам, растрепав косу. – Но иногда я чувствую себя совсем-совсем безродной.

– Вот зачем ты так, Алойя, – рассердилась вторая девочка, темноволосая, голубоглазая, с алыми как розовый бутон губами. – Вечно ты говоришь ерунду.

– Разве ерунду? – сказала Майя, берясь за жаркое – восхитительную смесь лука, моркови, картофеля и оленины в густой солоноватой подливе. Вкусно было до невозможности.

– Она все время болтает, когда не надо, – сказала темноволосая. – Вообще молчать не умеет.

– Вот и неправда, – рассердилась рыженькая. – Ты сама болтушка!

– Как вас зовут? – спросила Майя, переводя взгляд с одной девочки на другую. Сюзенна опустилась на стул рядом и удивленно заморгала, увидев, что Майя запросто беседует с девочками младше себя. Сабина и Колетт вполголоса обсуждали какой-то рецепт.

– Я Давиния, – сказала темноволосая и разгладила юбчонку. – Она меня зовет Дави.

– А я Алойя, – сказала рыженькая. – И ничего я не болтаю.

– Ну конечно, – сказала Майя и ласково ущипнула девчушку за носик. – Вы всю жизнь прожили при кухне?

– Всю жизнь, – подтвердила Дави. – Ну, с тех пор как нас бросили. Сейчас такое редко бывает. У нас на все аббатство, может, пять безродных, не больше.

– Зато куча детей из деревни, они здесь всем помогают, – вмешалась Алойя, которой тоже хотелось завладеть вниманием Майи. – А вы правда принцесса? Все говорят, что принцесса – леди Мюрэ, но в Муирвуде знают, что по правде все не так.

– Нельзя о таком говорить! – возмутилась Дави.

– А вот и можно, она же с нами говорит! Так вы принцесса, да? Принцесса?

Майя помешала ложкой в миске и съела еще немного жаркого.

– Как вкусно! Колетт замечательно готовит! – с этими словами она снова повозила ложкой в миске. – Да, Алойя. Я – принцесса Комороса.

Девочки так и запрыгали от возбуждения.

– А король хотел выгнать вас из принцесс, да? – заговорщически понизила голос Дави.

– Да, он старался изо всех сил, – ответила Майя. – Он отнял у меня все платья и драгоценности. Выгнал слуг и забрал все мои деньги. Издал закон, по которому все, что было моим, перешло к моим сводным сестрам. Он король, ему можно.

При этих словах сердце у нее зашлось от боли. Майя знала, что отец правит недоброй рукой, что он удерживается на троне лишь за счет золота и власти, и все же, хоть он и недостоин был своего титула, в душе Майя не верила, что судьбой или Истоком именно ей предопределено свергнуть его власть.

– Но, – сказала она, наставив ложку на девочек, – принцессой можно быть и без драгоценностей, и без красивых платьев. Моя матушка была королевой, мой отец – король, и никаким законом этого не отменить. Даже если никто больше не будет верить в то, что я принцесса, я все равно буду принцессой.

Она выудила из жаркого кусочек дичи и с удовольствием отправила его в рот. Бросив случайный взгляд на Сюзенну, Майя увидела, что та не столько ест, сколько смотрит на нее.

Майя дружелюбно улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу.

Сюзенна вспыхнула и заработала ложкой.

– А кто это там сидит у печей? – шепотом спросила Майя, нагнувшись к девочкам. – Что он здесь делает?

– Это Тьюлисс, – прошептала в ответ Алойя. – Муж Колетт. Ш-ш-ш, тише! Он здесь даже спит по ночам.

– Какой скандал, – улыбнулась Майя. – А я думала, кухарка спит в доме альдермастона.

– Нет-нет-нет, – сказала Дави. – Вон, видите настил, у них там постель. Ну, сверху.

– Вижу, – сказала Майя. – Значит, они живут тут вместе с вами?

– Ну да, – прошептала Алойя, едва сдерживая смех. – Мы еще маленькие, нас нельзя оставлять одних.

– А жалко, – вздохнула Дави.

Майя доела жаркое. Девочки продолжали болтать.

Алойя серьезно кивнула.

– Не заговаривай с Тьюлиссом. Он очень застенчивый. Ни с кем никогда не говорит.

– Он садовник. Ухаживает за цветами и за деревьями во всем аббатстве, – добавила Дави.

– Он сейчас сажает луковицы. Весной…

– Весной вырастут такие цветы! Вот такущие! Он такой хороший садовник! С людьми почти не говорит, зато с цветами все время разговаривает.

– А я думаю, они все слышат. Иногда даже отвечают.

– А я один раз видела, как он говорил с птицами!

– Врешь!

Тут вмешалась Колетт, и ее громкий голос перекрыл девичье щебетание:

– Девочки, да помолчите вы хоть две секунды! Весь день трещите, трещотки! А ну, хорош болтать, берите пирог и несите его альдермастону.

Девочки вскочили со скамьи и послушно засуетились: собрали миски из-под жаркого, убрали их на мойку, быстро выложили на блюдо пирог для альдермастона. Но прежде, чем выскочить за дверь, они подали Сюзенне и Майе по тарелке, на каждой из которых исходил паром кусок свежевыпеченного фруктового пирога.

Майя откусила от пирога и едва не застонала от восторга. Сверху он был полит патокой с овсом и корицей, а под слоем нежного теста скрывались мягкие душистые яблоки.

– А она случайно не продает эти пироги в Духов день? – спросила Майя.

– Продает, – смиренно ответила Сюзенна, надкусив свой ломтик. – Колетт уважает старые традиции.

Лицо девушки потемнело.

– Простите, что бросила вас после уроков, – сказала она. – Не следовало мне этого делать. Мы ведь теперь товарки.

Майя ласково похлопала ее по руке.

– Можешь бросать меня сколько угодно, – сказала она. – Я вовсе не хочу отрывать тебя от твоих подруг. И потом, я была не одна, а с бабушкой.

Сюзенна опустила голову и уставилась на тарелку с почти нетронутым пирогом.

– Что с тобой? – спросила Майя тихо, чтобы никто не услышал. За столом, налив себе чаю, шепотом переговаривались Сабина и Колетт.

– Спасибо за разрешение, – сказала Сюзенна, не поднимая глаз. – Но я чувствую, что сегодня Исток мною недоволен. Я нарушила его волю. А мне скоро предстоят испытания, – она прикусила губу. – По правде говоря, я не очень уверена в себе. И если из-за того, что я не выказала вам должного уважения, я провалюсь, это меня очень опечалит.

Майя заправила за ухо прядь волос.

– Знаешь, уж кому-кому, а тебе бояться нечего. Ты столько лет здесь училась. Я ведь видела, с какой силой ты взываешь к Истоку.

Сюзенна быстро взглянула ей в лицо и снова опустила глаза.

– Вы сильнее меня.

Майя вздохнула, потянулась и сжала ладонь товарки.

– Я могу понять, что ты чувствуешь, Сюзенна. Я тоже боюсь мастонских испытаний. Потому что… ты ведь знаешь, кто я. Что если Исток отвергнет меня? В сердце своем я знаю, что этого не случится, но я боюсь, и этот страх похож на крошки на тарелке, – и она выразительно подцепила пальцем крошку пирога. – Мы можем одно: очистить свой внутренний сосуд, вытряхнуть из него весь мусор, чтобы достойно принять волю и силу Истока. Бабушка говорит, что я должна буду открыть Сокровенную завесу, чтобы мертвые могли вернуться в Идумею и спасти народ Ассиники. В ее время сделать это не сумел никто. Даже матушка, – Майя снова вздохнула. – Значит, должна я. Я просто не могу ее подвести.

Сюзенна подняла глаза, и на лице ее Майя прочла сочувствие.

– Это тяжелая ноша.

– Ну, если ты справишься со своими страхами, то и я справлюсь со своими. Будем проходить испытания вместе.

Сюзенна улыбнулась – несмело, но все же это была самая настоящая улыбка.

– Хорошо.

И снова замолчала, собираясь с храбростью.

– Как мне вас называть? – неловко спросила она. – Если верить тому, чему нас учили, я должна звать вас «моей госпожой». Или «леди Майя».

– Зови меня просто Майя. И на «ты», – ответила Майя и откусила еще кусочек дивного пирога. Пышное тесто таяло на языке, а душистые яблоки не успели остыть и обжигали язык.

– Но… так нельзя, – испугалась Сюзенна.

– А что со мной еще не произошло такого, что «нельзя»? – со смешком осведомилась Майя. – Меня изгнали и вынудили оставить королевский двор. У меня нет ничего своего, если не считать двух платьев и новой книги. Я в кровь стерла ноги по пути из Дагомеи в Отландию и прошла его пешком в компании охотника, его пса и кишона, которому мой отец велел убить меня, если я попаду в плен.

Воспоминания поднялись в ее душе, взвихрили бурю чувств.

– Я знаю бури, лавины, голод, тысячи унижений и боль потери, – Майя твердо посмотрела в глаза Сюзенне. – Мне все равно, что обо мне думает Мейг или кто угодно. Я пришла в Муирвуд, чтобы стать мастоном и исполнить клятву, которую принесла Лийя, оставляя наши берега. Насколько мне известно, она вела очень простую жизнь и во всем и во всех искала добро. Поэтому, как бы со мной ни обращались, не вини в этом себя. Ты ни в чем не виновата, Сюзенна. Хочешь повидать своих друзей – не оглядывайся на меня. Просто иди к ним, когда захочется.

На протяжении этой речи Сюзенна молчала, уткнувшись взглядом в собственные ладони. Потом она отставила миску и переплела пальцы.

– Я даже представить не могу, с чем тебе пришлось столкнуться в жизни.

Майя покачала головой.

– В одной книге были такие слова: зачем вытаскивать на свет страдания, которые давно окончились, и терзать себя старыми обидами? Я рада, что ты стала моей товаркой, Сюзенна. Не беспокойся обо мне. Я давно уже привыкла к одиночеству. День, когда ты уйдешь из аббатства, уже недалек, и тебе нужно позаботиться о своем будущем. Я так понимаю, с моим появлением твои надежды поугасли?

Сюзенна бросила на нее острый взгляд, словно бы Майя прочла ее мысли.

– Так? – тихо спросил Майя. – Ты ведь боишься моей немилости?

Сюзенна в удивлении округлила глаза. Вид у нее стал жалкий.

– Неужели ты думаешь, что я осуждаю тебя за эти мысли? – дружески упрекнула ее Майя. – Вовсе нет. Ты столько лет училась, зубрила дворцовые правила и этикет, готовилась однажды выйти за графа или служить высокопоставленной даме. Я надеюсь, что мое присутствие останется незамеченным – по большей части – и не испортит тебе будущее. Здесь, в Муирвуде, мы с тобой равны – мы обе приехали сюда, чтобы учиться и пройти мастонские испытания. И знаешь, я сама совершила в жизни столько ошибок, что никогда не буду судить другого человека.

Майя зевнула.

– Еще совсем не поздно, а я уже устала. А ты?

Сюзенна кивнула.

– Можно, я кое о чем спрошу?

– Конечно! Что такое?

– На уроке иностранных языков я заметила, что ты свободно говоришь по-дагомейски. Как ты думаешь, мы не могли бы… практиковаться каждый день понемножку? Я бы хотела улучшить свой дагомейский. Может быть…

– Конечно, будем практиковаться, – ответила Майя, непринужденно переключившись на дагомейский.

– Ты… не такая… как я думала, – выговорила Сюзенна, с трудом подбирая слова. Щеки у нее порозовели.

– Я надеюсь, что мы станем подругами, – сказала Майя, похлопав ее по руке.

Сюзенна принялась за пирог. Майя подошла к печи, нашла чистую миску и положила кусок пирога. Прихватив ложку, она отнесла миску туда, где молча восседал на своем бочонке Тьюлисс.

– Вы уже брали пирог, мастер Тьюлисс? – вежливо осведомилась Майя и протянула ему миску.