Текст книги "Феномен колдовства в Средневековье"

Даже в самой Европе колдовство и ведовство постоянно смешивались. Ведьм и колдунов называли по-разному: 1) strix, stria, striga или strigimaga (изначальное значение – «сова», затем слово стало означать духа или вампира и, наконец, ведьму); 2) sortiarius или sortilegus (то есть предсказатель, тот, кто читает судьбы [sortes]); 3) masca (иногда talamasca) – слово, связанное с использованием масок животных во время праздников[29]29
  Происхождение слова «маска» до конца не установлено. Якоб Гримм («Тевтонская мифология», III, с. 82) считал, что оно происходит от слова «masticare» («есть»), потому что существовало поверье, что ведьмы пожирают детей и другую запретную пищу. – Прим. авт.


[Закрыть]; lamia или lama (вампир)[30]30
  Ламия – еще одно распространенное название ведьмы в период раннего и классического средневековья, происходит от имени Ламии, легендарной царицы Ливии, возлюбленной Зевса. Гера из ревности убила ее детей, и с того дня Ламия ищет мести и скитается по свету, высасывая кровь детей и младенцев. – Прим. авт.


[Закрыть]; 5) maleficus (тот, кто практикует злую магию, малефициум); 6) scobax (от греческого σκώψ – сова-крикун или латинского scoba – метла); 7) gazarius (от Catharus – еретик-катар)[31]31
  Хотя это название стало популярным во времена катарской ереси и своей силой обязано ассоциации с ними, оно имеет более древнюю этимологию: древнееврейский корень gaz означает «резать» и восходит к обычаям гадания на внутренностях животных. Таким образом, под этим словом стали подразумевать любой вид магии. Папий Иерапольский отмечает это в своем труде Gazarenus Hebraice, Latine Aruspex (см. Du Cange, статью Gazarenus). Эта более древняя традиция объясняет, как слово «катар» вследствие искажения превратилось в gazarus. – Прим. авт.


[Закрыть]; 8) waudensis (от Waldensis – еретик-вальденс); herbarius (травник); 10) pythonissa (прорицательница); 11) factura (слово, которое, по-видимому, происходит от латинского factus и означает «творец заклинаний»); 12) divinator (прорицатель); 13) mathematicus (прорицатель); 14) necromanticus (тот, кто гадает по трупам, позднее это слово в результате искажения превратилось в nigromanticus); 15) veneficus (тот, кто готовит зелья, обычно ядовитые); 16) tempestarius (вызывающий бурю); 17) incantator (заклинатель, тот, кто произносит заклинания); 18) англо-саксонская wicce, wicca (тот, кто предсказывает или произносит заклинания; мужская форма wicca была более распространена, чем женская wicce); 19) немецкое слово «Hexe», происходящее от старонемецкого hagazussa (ночной дух, каннибал или колдунья)[32]32
  Franck J. Geschichte des Wortes Hexe // Hansen J. Quellen. S. 614–670; и статья Hexe в HDA. HDA (col. 1838) утверждает, что haguzussa первоначально означало «женщина-изгородь» или «женщина-забор», от zussa («женщина») и haga («забор» или «изгородь»). Слово «Hexe» впервые встречается у Ноткера в X в., но не было общеупотребительным вплоть до XIII и XIV вв. (HDA, col. 1833).


[Закрыть].

Очевидно, что европейское ведовство очень похоже на колдовство в других культурах и имеет глубокие корни в традициях низкой магии. И все же ведовство выходит за рамки магии. Одно из различий между европейским ведовством и низкой магией заключается в том, что ведьмы, как правило, полагались на помощь духов. Однако даже это различие в двух аспектах представляется размытым. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства не всегда показывают, когда и в какой степени колдуны или ведьмы осознанно полагались на помощь духов. Кроме того, теологи и инквизиторы, особенно начиная с XIII века, сами все больше не желали признавать это различие, предпочитая относить низкую магию к категории колдовства и обвинять колдунов в сделках с дьяволом если и не официально, то, по крайней мере, молчаливо – считая, что никакие магические действия не могут быть совершены без помощи демонов. Генри А. Келли заходит далеко и говорит, что «в контексте христианской демонологии колдовство означает любую деятельность человека, осуществляемую с помощью злых духов. С теологической точки зрения нет разницы между ведовством, колдовством и магией»[33]33
  C. 43.


[Закрыть]. Это неверное утверждение для большинства христианских теологов, но оно, по существу, стало истинным для теологов XV и XVI веков.

Наиболее заметным различием между европейским колдовством и ведовством является степень почитания демонов и отречение от Христа. В этом контексте их взаимосвязь может быть проиллюстрирована прилагаемой диаграммой. Из нее можно понять, что европейское ведовство лучше всего рассматривать как религиозный культ дьявола, построенный на фундаменте низкой магии и народных поверий, но сформированный и определенный христианским обществом, в котором он появился. Влияние христианства на европейское ведовство привело, среди прочего, к появлению идеи о шабаше, то есть собрании ведьм, обычно возглавляемом дьяволом, где ему поклонялись и отрекались от Христа[34]34
  Этимология слова «шабаш» до сих пор остается спорной. Некоторые связывают происхождение слова с фригийским богом Сабазием, и esbat, от французского s'esbattre, означающего «веселиться» (идея Мюррей). Другие возможные этимологии производят это слово от слова «sabbatarius», то есть «имеющий отношение к празднику», или даже Sabaoth, «небесные силы». Но самый простой ответ заключается в том, что оно происходит от еврейского «шаббат» (лат. sabbatum) – день отдыха. Применение термина «шабаш» к оргиям ведьм свидетельствует о том отвращении, с которым христиане позднего Средневековья относились к иудаизму. – Прим. авт.


[Закрыть]. Концепция ведовства как организованного культа – в противоположность индивидуальным maleficia – является еще одним порождением христианской среды, которая превратила колдовство в форму извращенной религии.

Колдовство и ведовство

Сложность взаимоотношений ведьм со злыми духами наиболее характерна для христианского понимания колдовства. Приходилось иметь дело с тремя видами злых духов: это низшие демоны, часто принимающие форму фамильяров и происходящие от эльфов, фей и кобольдов[35]35
  В мифологии Северной Европы кобольды – это домовые. Их описывают как безобразных карликов, которые любят пошутить над людьми. – Прим. пер.


[Закрыть] из фольклора; высшие демоны, например Вельзевул, Астарот, Асмодей, происходящие из иудео-христианской демонологии; и, наконец, сам дьявол. Можно выделить по крайней мере пять степеней близости со злыми духами: заклинание, когда их призывают и заставляют исполнять чьи-то приказы (с демонами это было гораздо легче, чем с дьяволом); сделка с духами без заключения договора; договор с ними, предполагающий обещание им чего-либо в обмен на их помощь; жертвоприношение, гомагиум[36]36
  В «Молоте ведьм» сказано, что гомагиум, или почтение, выражается поцелуем. – Прим. пер.


[Закрыть] или другие знаки почтения; поклонение[37]37
  Слово «демон» происходит скорее от греческого δαιμόνιον, используемого в Септуагинте и Новом Завете для обозначения злого духа, нежели от daimon – названия доброго духа или божества, например того, который посещал Сократа. Слово «дьявол» происходит от греческого διάβολος, в латыни – diabolus. В Септуагинте и Новом Завете, как и у большинства христианских писателей, διάβολος (от διαβάλλειν – «клеветать») – это верховный дух зла. Слово «дьявол» иногда используется в широком смысле как синоним слова «демон», но в этой книге «дьявол» будет обозначать высшего злого духа, а «демон» – любого другого злого духа. – Прим. авт.


[Закрыть].

Именно идея договора с дьяволом наиболее прочно овладела умами схоластов и инквизиторов. Поскольку вера в демонов всегда была неотъемлемым элементом иудео-христианской традиции, она никогда не осуждалась, хотя до XIII века можно было найти богословов, которые отказывались верить в демонов или пытались придать этой вере другой смысл. Начиная с XIII века и особенно в XV–XVI веках подобные сомнения больше не допускались, и отрицать силу демонов означало риск быть обвиненным в ереси. Одержимость демонами также обычно не считалась колдовством. Одержимость могла быть отчасти добровольной – например, когда кто-то призывает демона, чтобы предсказать будущее, – но в Новом Завете она рассматривается как независимая от человеческой воли и, как правило, именно так и рассматривалась далее на протяжении Средних веков. Вместе с тем договор всегда подвергался осуждению, поскольку он подразумевал преднамеренную сделку с дьяволом или демонами. Идея договора появилась до христианства – например, она упоминается язычником Луканом[38]38
  Марк Анней Лукан – римский поэт, историк. – Прим. пер.


[Закрыть], – однако идея эта, несмотря на то что она обсуждалась в трудах Святого Августина, не получила широкого распространения в раннем Средневековье. Древнейшая христианская легенда, в которой упоминается договор, – это житие святого Василия (ок. 380); наиболее широкую известность получила история о святом Феофиле (ок. 540), которая была переведена на латынь Павлом Диаконом в VIII веке и с тех пор приобретала все большую популярность. Сначала сделка с дьяволом рассматривалась как юридический договор, в котором каждая из сторон имела права, и именно в такой форме эта легенда использовалась в высшей магии, как, например, это было в жизнеописаниях Герберта (ученого X века и папы римского[39]39
  Сильвестр II – папа римский с апреля 999 года по май 1003. – Прим. пер.


[Закрыть]) и Фауста. В позднем Средневековье договор включал в себя гомагиум или иные формы почитания дьявола и, таким образом, рассматривался как вид вероотступничества и ереси[40]40
  См. Plenzat K. Die Theophiluslegende in den Dichtungen des Mittelalters. B., 1926.


[Закрыть].

Лучше всего рассматривать европейское ведовство как ересь, поскольку для того, чтобы поклоняться христианскому дьяволу, нужно для начала быть христианином. Ведовство неотделимо от ереси по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, схоласты и инквизиторы определяли всякое поклонение дьяволу как ересь. Во-вторых, как писал в XVI веке Томас Стэплтон, crescit cum magia haeresis, cum haeresi magia («ересь растет вместе с ведовством, а ведовство – вместе с ересью»). Они пережили быстрый рост в XIII–XV веках, и в тех местах, где была сильна ересь, было распространено и ведовство.

Хотя в важном вопросе реальности ведовства последние два тезиса представляют собой нечто вроде petitio principii[41]41
  Скрытое допущение логической ошибки для доказательства. – Прим. пер.


[Закрыть] в принципиально важном вопросе – вопросе о реальности ведовства, на самом деле нет никаких сомнений в том, что феномен ведовства был реальным. Он был реален в том смысле, что большое количество людей – в какой-то момент почти все – верили в колдовство, и сама их вера представляет собой исторический феномен. То, до какой степени люди были одержимы колдовством, магией и демонами с XIV по XVII век, можно увидеть почти во всех аспектах жизни того периода; ведьмы были тогда такой же частью повседневных фантазий людей, как в наши дни коммунисты в фантазиях консерваторов или империалисты в фантазиях последователей Че Гевары. Современные историки не могут в одно и то же время признавать широко распространенную веру в стигматы и явления Девы Марии и отвергать шабаши и поклонение дьяволу, называя их выдумками схоластов и инквизиторов.

Но стояла ли за этим феноменом веры объективная реальность? Одна из трудностей в ответе на этот вопрос, помимо фундаментальной сложности установления объективности, заключается в предвзятости источников в отношении ведовства. Еще более важным моментом является методологическая предвзятость историков. Если европейское ведовство определять таким образом, чтобы не принимать в расчет его укорененности в ереси, колдовстве и фольклоре, но при этом охватив все сверхъестественные элементы, приписываемые ему инквизиторами, такие как ночные полеты и бесстрастное соитие с демонами, то, скорее всего, ответ на вопрос будет отрицательным. Когда вам задают вопрос «Вы действительно верите в колдовство?», это обычно означает, что вас спрашивают, согласны ли вы со всеми безумствами и глупостями, которые приписывали ведьмам фантазия и вымысел, и вы обязаны ответить «нет». Но если посмотреть на ведовство со стороны распространенного во всем мире феномена поклонения демонам и веры в существование ведьм, то ответ будет иным. Как заметил Доминик Араго[42]42
  Доминик Франсуа Жан Араго (1786–1853) – французский астроном, физик, политический деятель и член французской Академии наук. – Прим. пер.


[Закрыть], «за пределами чистой математики любому, кто произносит слово “невозможно”, недостает благоразумия».

В исторических интерпретациях европейского ведовства существует по меньшей мере восемь степеней скептицизма (в порядке убывания): 1) практически никто в Средние века не верил в ведовство, которое было выдумкой инквизиторов и теологов, их сообщников, – они порождали страх перед ведьмами, чтобы приумножить свою власть и богатство; 2) многие (в том числе инквизиторы и теологи) были введены в заблуждение суевериями, распространенными в средневековом обществе, и подозревали других в колдовстве, но никто не думал, что сам является колдуном или ведьмой; 3) по крайней мере некоторые ошибочно полагали, что они ведьмы; 4) некоторые поверья и практики ведьм были весьма реальны и происходили из древних языческих культов, фольклора, колдовства и ереси; 5) вера в ведовство и колдовские ритуалы, описанные в источниках (в основном в протоколах судебных заседаний), действительно в значительной степени были реальны, ведьмы поклонялись дьяволу, они верили и совершали то, что им приписывалось, хотя эти верования и практики постоянно развивались; 6) формально культ ведьм существовал практически без изменений с древних времен (так считает Маргарет Мюррей[43]43
  Маргарет Мюррей (1863–1963) – британский антрополог, культуролог, египтолог и писательница. В своей работе «Культ ведьм в Западной Европе» она высказала предположение о существовании тайного языческого культа, организованного в ковенах, которые противостояли христианству. В книге «Бог ведьм» говорится о том, что ведьмы поклонялись некому рогатому богу. – Прим. пер.


[Закрыть] и современные оккультисты); 7) странные явления, такие как полеты и превращения, реальны; 8) странные явления не только реальны, но и сверхъестественны, и являются доказательством того, что дьявол и его приспешники существуют.

Все эти позиции, кроме последней, с исторической точки зрения допустимы. Историк не имеет права поддерживать (или, если на то пошло, оспаривать) последнее утверждение, потому что его должны интересовать события, инициированные людьми, для которых люди являются причиной; как и естественные науки, история по определению не имеет и не может иметь дело со сверхъестественным. Лучший подход к рассмотрению остальных семи пунктов состоит в том, чтобы следовать принципу, согласно которому чем меньше вероятность предполагаемых событий с точки зрения жизненного опыта и других вариантов обоснования, тем более убедительными должны быть доказательства в их пользу, чтобы преодолеть инерцию оправданного скептицизма. Вместе с тем скептицизм никогда не должен становиться догматизмом, и критика Алана Ричардсона в адрес тавтологического скептицизма Юма в отношении чудес звучит убедительно: «Не существует исторических обобщений (или исторических законов), которые до исторического исследования определяют, могло ли событие произойти или нет; исторические обобщения возникают из исторических свидетельств и не являются априорными условиями мышления, которые предшествуют им»[44]44
  History Sacred and Profane. L., 1964. P. 186


[Закрыть]. Хороший историк всегда остается непредвзятым и сознательно подходит к делу.

Основываясь на этих общих правилах скептицизма, можно исключить седьмой тезис; шестой, несмотря на количество (не качество) утверждений Мюррей и оккультистов об обратном, тоже должно быть исключен. Минимальное понимание средневекового христианства несовместимо с первым тезисом, а исторические свидетельства ставят под серьезное сомнение обоснованность второго. Наиболее правильный ответ на вопрос о реальности колдовства лежит между третьим и пятым тезисами.

Даже признавая широкое влияние схоластов и инквизиторов и принимая определение колдовства, предложенное ими в XV веке, мы обнаружим, что имеем дело с реальным феноменом. Около 30 % обвинений против ведьм, выдвинутых инквизиторами в то время, связаны с колдовством, около 25 % – с другими фольклорными традициями и еще около 25 % – с более древними ересями. Если вы признаете – как это делают все историки, знакомые с фактическим материалом, – что колдовство существовало и практиковалось в Европе, как это было в большинстве культур, и что на протяжении Средних веков ересь и магические народные верования и обычаи сохранялись в разных формах, то следует сделать вывод, что около 80 % обвинений связаны с явлениями, независимыми в своем существовании от теологических измышлений. Остальные 20 % обвинений были выдвинуты в процессе разработки формального определения ведовства его противниками. Некоторые из последних определений были созданы схоластами и инквизиторами, занимавшимися определением ереси, но почти все они, за важным исключением шабаша, появились до того, как инквизиция взялась за ведовство. Необходимо рассматривать феномен ведовства как реальность, не отрицая, что многие черты, приписываемые ведовству, физически невозможны или что многие из людей были невинно[45]45
  В XVI и XVII веках, когда повальное увлечение ведьмами было в самом разгаре, процент ложно осужденных был выше, чем в Средние века. Как заметила Линн Уайт (с. 23), «невинные мужчины и женщины подвергались преследованиям за колдовство, но из судебных протоколов следует, что многие предполагаемые ведьмы на самом деле считали себя ведьмами и верили в колдовство». – Прим. авт.


[Закрыть] осуждены.

Определение ведовства, которое мы используем здесь, является последовательным, не содержит внутренних противоречий и позволяет исследовать природу и развитие ведьмовских практик в Средние века. Это определение не вызывает вопросов из-за излишней широты, ведь оно не предполагает приравнивания ведовства к любым видам колдовства или излишней узости, так как оно не ограничивается тем, что именно попадало под определение колдовства в разгар охоты на ведьм. Ведовство – это сложное явление, основанное на фольклоре, колдовстве, демонологии, ереси и христианской теологии. Для исследования примем определение ведьмы, данное в XV столетии схоластиками и инквизиторами, в качестве классического, а затем углубимся в Средневековье в поисках составляющих этого определения, прослеживая их происхождение, развитие и процесс объединения. Лучшее определение колдовства – это то, которое признает развитие феномена и само является динамическим. Ведовство было именно тем, что о нем думали.

Но что считалось ведовством? В классический период выделяли следующие основные компоненты ведовства: 1) те, которые происходят от колдовства (примерно 31 %), – превращения различного рода, езда и полеты на разных предметах, каннибализм, убийство детей, использование мазей, фамильяры, вызов демонов и совершение ритуалов и обрядов под покровом ночи; 2) компоненты, как правило, заимствованные из фольклорных традиций других культур (23 %), – богиня Диана, дикие танцы, «хорошее общество», дикий человек и дикая охота, инкубы и прохождение сквозь стены или закрытые двери; 3) компоненты, происходящие в основном от ереси (27 %), – определение колдовства как секты, тайные собрания, осквернение распятия или таинств, формальное отречение от Церкви, синагоги, оргии и пиршества; 4) компоненты, добавленные по большей части теологами (19 %) – договор, печать дьявола, служение, жертвоприношения или гомагиум дьяволу, непристойный поцелуй и шабаш. Идея шабаша появилась в средневековом ведовстве только в конце XV века; до этого шабаша и черной мессы просто не существовало, поэтому они никоим образом не являются частью средневекового колдовства.

Процесс, посредством которого эти элементы были собраны воедино, образовав феномен ведовства, включал в себя постепенное накопление верований и практик и был не так прост, как процесс накопления, в котором результат достигается путем добавления элементов в заданной последовательности. История ведовства – это история аккультурации, в которой культурные элементы не только передаются и накапливаются, но и соединяются и переосмысливаются, а потом наконец трансформируются. Говоря об аккультурации, мы зададимся вопросом, откуда взялись элементы ведовства, посредством каких процессов они транслировались, как и почему они были преобразованы и какие смысловые изменения стояли за изменением форм.

Наше исследование географически ограничено областью, обладавшей относительно высокой степенью религиозного и социального единства: те части средневекового христианского мира, которые находились в подчинении у Рима[46]46
  Степень этого единства не стоит преувеличивать. В средневековом ведовстве, как и в средневековом христианстве, существовали локальные вариации. Любое историческое исследование, имеющее столь обширный географический и хронологический охват, неизбежно приведет к некоторым искажениям при соотнесении различных деталей, часто отстающих друг от друга во времени и пространстве. – Прим. авт.


[Закрыть]. Оно исключает восточноевропейское, а также нехристианское колдовство на том основании, что развитие этих форм колдовства происходило независимо и сильно отличалось от истории ведовства в Западной Европе, которое лучше всего воспринимать как разновидность протеста против католической церкви. Мы исключаем высшую магию как почти совершенно не связанную с ведовством, а также все случаи простой низкой магии или простого колдовства, в которых отсутствует элемент протеста. Многочисленные судебные процессы, перечисленные и прокомментированные Хансеном и Ли, в материалах которых речь идет о простом колдовстве, также не будут рассматриваться в данной книге. Хронологические границы исследования простираются от IV века, когда христианство было узаконено в Римской империи, до 1486–1487 года, публикации «Молота ведьм», когда завершилось формирование классического образа ведовства. Наше исследование посвящено происхождению ведовства в контексте средневекового общества, и, следовательно, оно не может охватывать XVI и XVII века, когда охота на ведьм достигла своего пика.

Согласно нашей теории, существовала преемственность между древними языческими верованиями и практиками, средневековым ведовством и ведовством классического периода в XV–XVII веках. Но эта преемственность была совершенно неосознанной: без организации, институтов или догм. Ее элементами были магическое мировоззрение, колдовские практики, народные традиции (особенно те, которые связаны с сельским хозяйством и охотой) и стремление игнорировать власть и общественное мнение или противостоять им, общаясь со сверхъестественными силами, которые Церковь считала злом. Поскольку преемственность была неустойчивой и зачастую не имела четкого определения, она была сильно подвержена влиянию господствующего мнения – как среди ученой публики, так и в народной среде. Иными словами, ведьмы обычно делали то, чего от них ждали. Ведовство раннего Средневековья представляло собой отчасти пережиток языческих верований и магии, а отчасти – результат их трансформации под влиянием христианства.

Примерно с 700 года на развитие ведовства стала оказывать большое влияние реформистская ересь. Примерно с 1140 года движение катаров благодаря той роли, которую играла в нем фигура Сатаны, а также тому обстоятельству, что на многих территориях оно стало преемником реформизма, поспособствовало дальнейшему преобразованию колдовства. В то же время развитие институциональной организации Церкви, особенно института папства, а также подъем схоластической философии и народных движений, принимавших форму антисемитизма, фанатизма и крестовых походов, способствовали формированию феномена колдовства. Инквизиция была учреждена в 1230-х годах и с начала XIV века приложила руку к тому, чтобы подводить обвиняемых под схоластическое определение ведьмы посредством применения пыток. В XIII и XIV веках на формирование ведовства оказал влияние антиномизм[47]47
  Антиномизм – движение, которое чрезмерно пренебрегало законами Ветхого Завета. Его последователи считали, что возрожденному человеку не нужно следовать каким-либо нравственным законам. – Прим. пер.


[Закрыть], а начиная с 1300 года усиливающиеся экономический, политический и социальный кризисы средневекового общества создали условия, в которых заявили о себе различные формы протеста, самой яркой из которых было ведовство. Наконец, с 1420-х по 1487 год теоретики ведовства из числа схоластов и инквизиторов при помощи убеждения и силы утвердили классический образ ведьмы в том виде, в каком он просуществовал вплоть до XVIII века.

Глава 2. Ведовство в истории

Ведовство, как и любое историческое явление, представляет собой сложный конструкт, который человеческий разум применяет к тому или иному событию. Этот конструкт менялся во времени двумя путями. Представление о колдовстве, которого придерживались современники этого феномена, претерпевало изменения: колдовство в XVI веке отличалось от колдовства в XIV веке. Менялась и концепция колдовства у историков. Только приняв во внимание разнообразные интерпретации и определения колдовства, мы сможем в полной мере понять этот феномен[48]48
  Здесь я обсуждаю только серьезные исторические исследования, созданные начиная с XVIII в. Я цитирую работы на смежные темы, такие как ересь и инквизиция, только тогда, когда они содержат достаточное количество материала, касающегося ведовства, или оказали заметное влияние на интерпретацию ведовства. Я опустил работы, посвященные исключительно Жанне д’Арк, тамплиерам и Жилю де Ре, потому что каждой из этих тем посвященно множество работ, лишь косвенно связанных с ведовством.


[Закрыть].

Именно таинственность ведовства заставила авторитетных историков обходить тему, отзываясь об этом феномене с излишней несерьезностью и скептицизмом, чтобы оградить себя от назойливых любителей острых ощущений или насмешек со стороны коллег. Бо́льшая часть работ на эту тему далека от научной строгости (ни об одной другой теме в истории не было написано столько бессмыслицы) и серьезности по отношению к феномену, который унес жизни сотни тысяч людей. Любопытно, что наиболее серьезные и скрупулезные работы по средневековому ведовству были написаны до 1905 года Генри Чарльзом Ли в Америке и Йозефом Хансеном в Германии; к сожалению, ни один из них не был профессиональным историком и не имел в своем распоряжении студентов, которые могли бы продолжить их работу.

XVIII век ознаменовался не только окончанием судебного преследования ведьм и колдовства, но и объединением критических методов эрудитской традиции с философией, из которого родилась современная историческая мысль. Следовательно, именно тогда появились первые критические исследования колдовства как исторического феномена, а не как одного из текущих событий. Рационализм того времени отрицал объективное существование колдовства и ведовства, а ведовские процессы приписывались суеверным заблуждениям и мошенничеству. Первая критическая историческая работа на эту тему на английском языке под авторством Фрэнсиса Хатчинсона с презрением отзывается о ведовстве как о продукте «языческих и папских суеверий», враждебных делу истинного, рационального христианства[49]49
  An Historical Essay Concerning Witchcraft with Observations upon Matters of Fact. L., 1718. Другим осмысленным, хоть и исторически неточным, рассказом о ведовстве были «Письма о демонологии» сэра Вальтера Скотта.


[Закрыть].

Работа Хатчинсона включала в себя краткий перечень рассказов о ведовстве со времен Ветхого Завета до наших дней, однако самую большую коллекцию материалов по историям о ведовстве, а также самую солидную библиографию вопроса суждено было собрать немцам, и ученость ее уже тогда славилась своей основательностью: этими трудами успешно воспользовался Джордж Линкольн Бёрр[50]50
  Джордж Линкольн Бёрр (1857–1938) – американский дипломат, историк и профессор. Благодаря работе библиотекаря в Корнелльском университете сумел собрать коллекцию из раритетных трудов в области колдовства, Реформации и Французской революции. Самым известным трудом, который он сумел отыскать в библиотеке Трирского университета, стала рукопись священника Корнелиуса Лооса. Это был один из первых трудов, открыто выступающих против преследования ведьм. Долгое время считалось, что рукопись уничтожена инквизицией. – Прим. пер.


[Закрыть], когда в начале XX века собирал монументальную Белую коллекцию материалов о ведовстве для Корнелльского университета[51]51
  Важнейшими из них были Beaumont J. Traktat von Geistern, Erscheinungen, Hexereyen, Zauberhändeln […] Halle, 1721; Hauber E. D. Bibliotheca, acta, et scripta magica. Lemgo, 1738–1745, которые были пересмотрены и дополнены в Horst G. C. Zauberbibliothek. 6 vols. Mainz, 1821–1826; Грессе составил библиографию материалов, которые можно найти у Хаубера и Хорста и в других известных на тот момент работах.


[Закрыть]. Во Франции опыт общей истории магии был предпринят Жюлем Гарине, но лучший образец нарративной истории ведовства в ту эпоху принадлежит перу Иоганна Морица Швагера[52]52
  Иоганн Мориц Швагер (1738–1804) – немецкий теолог и писатель. Открыто выступал против пиетизма и раскрывал недостатки Евангельской церкви. – Прим. пер.


[Закрыть], который, к сожалению, не продвинулся дальше первого – по сути, вводного – тома.

Начиная с середины XIX века интерпретации ведовства стали разнообразнее и могут быть классифицированы в соответствии с подходом, лежащим в их основе. Одна из интерпретаций, основанная на оккультизме и эзотерике, популярна до сих пор. Оккультизм, зародившийся в лоне романтизма, был значительно дополнен в конце XIX столетия с ростом интереса к сатанизму, психологии и фольклору, а также всеобщим увлечением спиритизмом и другими эзотерическими практиками. Этот интерес имел двойственную природу: во-первых, он был связан с ростом влияния иррационализма в конце XIX века, отчасти же – с поиском некоторого сверхъестественного опыта теми, кто отвергал традиционную религию и считал спиритические сеансы более достойными веры, чем церковные таинства. Авторы этой школы склонны верить в объективную реальность колдовства и в его действенность, видя в нем разновидность оккультной практики. Их книги, обычно характеризующиеся бесцеремонным отношением к исторической критической мысли и попытками вписать колдовство в давнюю, но ложную традицию высокой и древней мудрости, столь же бесполезны, сколь и многочисленны[53]53
  К числу авторов, чьи труды были весьма влиятельны, но все же не имеют никакой исторической ценности, относятся: Чарльз Лиланд, чья Aradia, or the Gospel of the Witches of Italy. L., 1899 притязала на то, чтобы быть древним документом, подтверждающим древность и высокую религиозную цель ведовства, – это притязание было, конечно, совершенно необоснованным; Альфонс Луи Констант, который писал под именем Элифас Леви; Пол Питуа, который использовал псевдоним Пол Кристиан; Артур Эдвард Уэйт; и, совсем недавно, Джеральд Гарднер, чьи книги, в том числе Witchcraft today (L., 1954; переиздана в мягкой обложке, 1966), представляют собой прекрасное введение в абсурдный мир ведовства, выдающего себя за религию более высокой ступени, составленное человеком, который считал себя лидером ныне живущих английских ведьм.


[Закрыть].

Ко второй школе принадлежат консервативные христиане, стоявшие ближе, чем любые другие авторы, к традициям Отцов Церкви и великих богословов Средневековья и Реформации. Они небезосновательно утверждают, что к колдовству следует относиться серьезно – не в том смысле, что ведьмы действительно обладали всеми теми оккультными силами, на обладание которыми они претендовали, а в том смысле, что они намеренно и осознанно поклонялись силам зла. Многие из авторов заходили так далеко, что допускали, что особо преданным из них помогал дьявол. Исходя из последнего, с середины XIX столетия католические апологеты защищали Церковь от обвинений в жестоком обращении с ведьмами, и подобный апологетический момент все еще можно различить в работах Сежурне и Мансера[54]54
  Fehr J. Der Aberglaube und die katholische Kirche des Mittelalters. Stuttgart, 1857 – это страстная защита; Paulus N. Hexenwahn und Hexenprozess vornehmlich im 16 Jahrhundert. Freiburgim-Breisgau, 1910 является осмысленным исследованием и исправляет преувеличения антикатолических полемистов. Séjourné P. Sorcellerie // Dictionnaire de théologie catholique. 15 vols. Paris, 1924–1950; Manser G. M. «Thomas von Aquin und der Hexenwahn» Jahrbuch für Philosophie und spekulative Theologie. 2d ser. 1922. Vol. IX. Взвешенное суждение о роли Фомы Аквинского, которую тот сыграл в развитии колдовства, позволяет избежать апологетического пафоса Мансера и сглаживает антитомистские эксцессы Солдана и Хансена – Hopkin Ch. E. The Share of Thomas Aquinas in the Growth of the Witchcraft Delusion. Philadelphia, 1940.


[Закрыть]. В наше время католическая церковь не занимает никакой официальной позиции в отношении колдовства.

Безусловно, самым решительным и компетентным защитником ортодоксии от скептиков был Монтегю Саммерс, который не сомневался в утверждениях первых охотников на ведьм о том, что дьявол помогал ведьмам в совершении всех приписываемых им злодеяний. Саммерс, печально известный эксцентрик, умерший в 1948 году, утверждал (но так и не сумел доказать), что имел духовный сан. В каждом из его многочисленных трудов мы встречаемся с одной и той же позицией, артикулированной в написанном им введении к «Молоту ведьм», труду одного из самых безжалостных инквизиторов Средневековья: «Malleus Maleficarum – одна из немногих в мире книг, написанных sub specie aeternitatis[55]55
  С точки зрения вечности (лат. sub specie aeternitatis). – Прим. ред.


[Закрыть]»[56]56
  Malleus Maleficarum. L., 1928. P. XVI.


[Закрыть]. Собственные работы Саммерса и его многочисленные издания и переводы классических книг о ведовстве полны вольностей перевода и неточных ссылок на источники, а также безумных предположений; они почти полностью лишены исторического смысла, поскольку Саммерс рассматривал колдовство как проявление вечной и неизменной войны между Богом и Сатаной. Тем не менее Саммерс хорошо разбирался в источниках, и его гипотеза о том, что европейское колдовство в основном представляло собой извращение христианства и было связано с ересью, а не было возрожденным язычеством, как утверждали мюрреисты, оказалась верной. Работы Саммерса были полны ошибок и ненадежны, но не лишены ценности.

Гораздо более влиятельным, чем два предыдущих подхода, является либеральный подход конца XIX века, основанный на сциентизме, оптимизме и вере в прогресс и человеческую рациональность. Недостаток этого подхода заключается в непонимании существования природы зла в самом человеке, что впоследствии будет продемонстрировано Фрейдом и нацистами. Ведовство, согласно либеральной точке зрения, было порождением суеверий Темных веков, за пределы которых мы давно вышли и с которыми у нас мало общего. Из-за этого предположения, а также вследствие преимущественного внимания к правовым и политическим аспектам в исторической литературе конца XIX – начала XX века авторы этой школы сосредоточились на ведовских процессах, инквизиции и других репрессивных механизмах. Авторы эти, эмоционально приверженные либерализму и считавшие Церковь препятствием на пути прогресса, отвергали возможность существования каких-либо ведовских верований и практик и настаивали на том, что не ведьмы, а инквизиторы изобрели колдовство.

Либеральная, антиклерикальная точка зрения нашла свое отражение в работах Гарине, Скотта и других, но наиболее компетентным и влиятельным из этих авторов был Генри Чарльз Ли, американский историк, изучавший ересь, инквизицию и колдовство. Ли, каким бы великим ученым он ни был, с недостаточной долей скептицизма относился к бытовавшему в его время предположению о том, что историк может объективно описать прогресс человечества. Твердо веря, что колдовство было выдумкой невежественного католицизма, Ли назвал суеверием веру в то, что кто-то мог действительно поклоняться дьяволу: странная позиция для человека, так много знавшего о средневековой ереси. Он допускал, что некоторые ведьмы, возможно, действительно верили в свои способности, но только потому, что распространяемые инквизицией идеи довели их до истерии[57]57
  Inquisition. Vol. III. P. 539.


[Закрыть]. Хотя Ли, несомненно, обогатил наши знания о преследовании ведьм, его догматический либерализм помешал ему всерьез подойти к изучению ведьм самих по себе и тем самым понять, что у религиозных людей и авторитарных институтов нет монополии на иррациональность и порочность человека. Это предубеждение привело к дальнейшим ошибкам. Поскольку Ли считал, что инквизиция, а не ведьмы изобрели колдовство, он настаивал на том, что преследование ведьм началось не ранее середины XIV века, и поэтому в его трудах игнорируются судебные процессы до 1321 года, а также не принимается в расчет тесная связь колдовства с ересью и его частичное происхождение от религиозных течений и социальных трансформаций XII и XIII веков.

Это сочетание научной эрудиции и скрупулезности с философской и методологической ограниченностью в какой-то степени характеризовало всех последователей Ли. Отчасти под влиянием Ли лучшие научные труды по истории ведовства на английском языке публиковались в Соединенных Штатах. Выдающийся президент Корнелльского университета Эндрю Диксон Уайт, стоявший на агрессивно сциентистской и антирелигиозной позиции, считал ведьм несчастными бедолагами, которых невежественные католики обвиняли во всех стихийных бедствиях – таких, например, как бури. У Уайта были наготове настоящие, научные объяснения[58]58
  См. раздел The Agency of Witches в его невероятно влиятельной книге A History of the Warfare of Science with Theology in Christendom. N.-Y., 1896.


[Закрыть]. Библиотека Эндрю Диксона Уайта в его университете, до сих пор являющаяся лучшим в мире собранием печатных материалов по ведовству, была в основном собрана его учеником и помощником Джорджем Линкольном Бёрром (1857–1938), чье влияние на американскую науку по изучению колдовства уступает только влиянию Ли[59]59
  Бэрр написал мало, но оказал влияние на большое количество исследователей. Большая часть его работ состоит из неотредактированных заметок и комментариев на полях в книгах. Более легкодоступный материал мы находим у Бейнтона и Гиббонса. В этой книге особого внимания заслуживают работы Бэрра: A Witch-Hunter in the Book-Shops, первоначально опубликованная в 1902 г.; The Literature of Witchcraft, первоначально напечатанная в 1890 г. и пропитанная либеральным презрением к суевериям другой эпохи; и его введение к «Материалам» Ли. Бэрр, который заинтересовался феноменом ведовства еще в 1878 г., когда, будучи второкурсником в Корнелле, слушал лекции президента Уайта о юридических процедурах, долгое время переписывался с Ли и отвечал за редактирование его статей, а затем эту задачу он передал своему ученику Артуру Хоуленду из-за своего преклонного возраста. Каталог собрания Уайта до сих пор не опубликован и доступен только серьезным ученым. Некоторое представление о его содержании можно получить из статьи Генриха Шнайдера. Библиотека известна своей почти полной коллекцией ранних изданий крупнейших работ XVI и XVII вв. по ведовству и ранних монографий на эту тему, а также несколькими рукописями XV в. В ней немного материалов, которые нельзя было бы найти в других собраниях, посвященных средневековому периоду. Бэрр собирал материалы для своей коллекции в соответствии с тем классическим пониманием ведовства, которое мы находим в этих работах, и избегал материалов, связанных с оккультизмом, магией и фольклором.


[Закрыть].

Бёрр выдвигал либерально-рационалистические аргументы с той же решительностью, что и Уайт, и более бескомпромиссно, чем Ли. Ведовство никогда не существовало на самом деле и «было лишь тенью, кошмаром: кошмаром религии, тенью догмы»[60]60
  Burr G. L. The Literature of Witchcraft // George Lincoln Burr / ed. by R. H. Bainton and L. O. Gibbons. N.-Y., 1943. P. 166.


[Закрыть], его придумала инквизиция, когда ее «созревающему судебному аппарату» нужно было «найти место для тяжкого преступления»[61]61
  «Введение» к работе Ли (Lea H. Ch. Materials toward a History of Witchcraft. 3 vol. / ed. by A. Howland. Philadelphia, 1939. Vol. I, XXIX).


[Закрыть]. Бёрр с презрением относился к утверждениям Саммерса и Мюррей о том, что к колдовству следует относиться как к реальному явлению.

Многие другие историки в Европе и Америке разделяли мнение Бёрра о том, что ведовство приобрело характер эпидемии благодаря схоластике и инквизиции. В своей великолепной книге «История возникновения и распространение влияния рационалистического духа в Европе» в главе «Магия и колдовство» У. Э. Г. Леки объясняет ведовство суевериями и террором Церкви и доказывает, в духе Дэвида Юма, что, несмотря на великое множество свидетельств реальности ведовства, оно нереально, поскольку рационально невозможно[62]62
  Схожую позицию занимали: Burckhardt J. The Civilization of the (Period of the) Renaissance in Italy. L., 1878; Hauréau; Henne-am-Rhyn O. Der Teufels– und Hexenglaube, seine Entwickelung, seine Herrschaft und sein Sturz. Leipzig, 1892; Frédéricq P. L’Historiographie de l’inquisition. P., 1900; Kajus P., Hoensbroeck G. von. Inquisition, Aberglaube, Teufelsspuk, und Hexenwahn // Das Papstthum in seiner sozialkulturellen Wirksamkeit. Bd. I. Leipzig, 1901; Lemperns C., Das grösste Verbrechen aller Zeiten. Halle, 1904; Français J. L’Église et la sorcellerie: Précis historique suivi des documents ofliciels des textes principaux et d’un procès inédit. P., 1910; Haupt H. Inquisition, Aberglauben, Ketzer, und Sekten des Mittelalters // Zeitschrift für Kirchengeschichte. Bd. XV (1895), XVI (1896), XVII (1897); Riegler F. Hexenprozesse, mit besonderer Berücksichtigung des Landes Steiermark. Graz, 1926; см. также работу Дэвиса.


[Закрыть]. Большинство историков инквизиции сосредоточивались скорее на институциональном аспекте этого феномена, нежели на самих ересях, с которыми инквизиция была призвана бороться, но и они склонны согласиться с тем, что ведьмы стали невинными жертвами. Одним из самых влиятельных представителей либеральной школы был английский антиклерикальный историк Г. Г. Колтон, он утверждал, что ересь ведовства была выдумкой инквизиции, чтобы покончить с колдовством, которое существовало веками, но которое Церковь только начинала понимать в достаточной мере, чтобы дискредитировать.