Текст книги "Феномен колдовства в Средневековье"

Очевидно, что в писаниях Отцов Церкви нашлось достаточно материала, чтобы питать воображение средневековых полемистов против ереси и ведовства. Обвинения в извращениях выдвигались на Востоке против евхитов[176]176
  Евхиты, или мессалиане (гр. «молящиеся»), – монашеские общины, отрицавшие троичность лиц Бога. Единственным средством спасения от демона и дьявола они считали усиленную молитву, после которой демон изгоняется из тела человека и его место занимает Всесвятой Дух. Также разными средствами они достигали экзальтированного состояния, после которого утверждали, что могли общаться с духами. По учению евхитов XI века, у Бога Отца было два сына: старший (Сатаниил) и младший (Христос). Старший властвовал над всем земным, а младший – над всем небесным. Старший отпал от Отца и основал на земле независимое царство. Младший, оставшись верным Отцу, заступил вместо старшего; он разрушил царство Сатаниила и восстановил мировой порядок. – Прим. пер.


[Закрыть], мессалиан, павликиан и богомилов с VII по XI век[177]177
  Евхитов обвиняли в том, что они поедали фекалии в честь Дьявола, приходили ночью на обряды под председательством черного человека, их посещали орды демонов. Svoboda K. La démonologie de Michel Psellos. Brno, 1927. P. 47–48; Garsoian N. G. The Paulician Heresy: A Study of the Origin and Development of Paulicianism in Armenia and the Eastern Provinces of the Byzantine Empire. N.-Y., 1967. P. 27–29; ter-Mkrttschian K. Die Paulikianer im byzantinischen Kaiserreiche und verwandte ketzerische Erscheinungen in Armenien. Leipzig, 1893; Obolensky D. The Bogomils. Cambridge, Eng., 1948. P. 186–187, 251–252. To, что эти традиции сохранялись на Востоке и в XI в., ясно из Responsio fratris Danielis ad impositos Hermensis, трактата середины в. Даниила из Тауризио, опубликованного в: Shefer G., Mas Latrie L. de. Recueil des historiens des croisades, documents arméniens. Vol. II. P., 1906. P. 559–650. Garsoian N. G. Op. cit. P. 107. n. 95, цитирует рассказ Даниила. В деревне Тондрай под Манцикертом живут еретики, говорящие на армянском языке, которые не являются ни христианами, ни сарацинами, ни евреями. Они поклоняются солнцу, а дважды в год собираются ночью в маленьком доме. Не зажигая свет, они предаются беспорядочному разврату. Детей, зачатых во время этих событий, убивают и сжигают, пепел добавляют в пищу как священную приправу. Армяне-христиане боялись этих еретиков «как демонов».


[Закрыть]. Около 1050 года византийский богослов Михаил Пселл утверждал, что евхиты или мессалиане убивали детей и добавляли их прах в пищу, что еретики поклонялись Сатанаилу, падшему с небес сыну Божьему, и что еретики устраивали оргии. Описание оргий у Пселла похоже на те, какие мы находим у Павла из Сен-Пер-де-Шартр и Адемара Шабанского, когда они рассказывают об орлеанских событиях[178]178
  «О действии демонов» Пселла было написано около 1050 г.; Павел писал около 1070 г. Совершенно немыслимо, чтобы Павел заимствовал что-либо у Пселла, и сходные обвинения, о которых сообщает Адемар в 1028 г., за два десятилетия до Пселла, делают заимствования с Востока еще менее вероятными. Скорее всего, как восточная, так и западная литературная традиция независимо друг от друга основывались на святоотеческих писаниях.


[Закрыть]. И Пселл, и западноевропейские авторы обвиняют еретиков в том, что они сжигают и поедают детей, зачатых во время оргий; и в тех, и в других источниках утверждается, что оргии начинаются после того, как гаснет свет[179]179
  Фраза Павла «omnibus extinctis luminaribus» («при погашенных огнях») соответствует фразе Пселла «tous te lychnous aposbennyntes», являющейся почти дословным переводом формулировки, которую использовал Иустин Философ. – Прим. авт.


[Закрыть].

Таким образом, обвинения, выдвинутые против орлеанских еретиков, были в большей степени литературными клише, и все же от них нельзя просто отмахнуться. Хотя подобные обвинения позже стали стандартными в судебных процессах над ведьмами, на орлеанском процессе они прозвучали впервые на средневековом Западе. Почему старые описания еретического распутства Отцами Церкви вдруг оказались востребованы? Более того, почему Павел из Сен-Пер-де-Шартр и Адемар из всех известных им зловещих историй выбрали именно эти? Возможно, подражание Отцам не было только данью литературной традиции. Сами орлеанские еретики, которые были образованными священнослужителями, возможно, читали Августина или других Отцов Церкви и решили подражать тому, что те осуждали в своих трудах. Возможно, как и евхиты на Балканах, эти еретики действительно совершали тайные и не совсем пристойные обряды, которые источники затем впишут в существовавшую ранее литературную традицию. Важнее всего то, что идея еретических оргий теперь прочно укрепилась в средневековой Европе. Независимо от того, практиковали ли данные конкретные еретики эти ведовские обряды или нет, их упоминание в трудах современников является доказательством того, что феномен ведовства – восприятие ведовства человеком и, предположительно, вера в его существование – развился до такого высокого уровня[180]180
  Герберт Грундманн возражал против того, чтобы считать эти сообщения достоверными: Der Typus des Ketzers in mittelalterlicher Anschauung // Kultur– und Universalgeschichte: Festschrift W. Goetz. Leipzig-B., 1927. Грундманн связывает эти обвинения в сексуальных преступлениях со сходными утверждениями относительно ранних христиан и считает их результатом механизма психологического освобождения, что кажется нам слишком туманным объяснением.


[Закрыть].

Позднейшим еретикам в XI и начале XII века также предъявлялись подобные обвинения, однако они были менее разнообразны и детализированы, нежели орлеанский процесс. В Монфорте в 1028 году, если верить ненадежному свидетельству Глабера, еретики-реформисты были обвинены в идолопоклонстве; а в 1043–1048 годах еретики в Шалоне были обвинены в тайных сборищах и проведении «нечестивых обрядов». Более серьезным случаем было дело Альберика Бретонского в 1076–1096 годах: этот священник вымазал распятие экскрементами и облил алтарь кровью животных, затем собрал ее во флаконы и продал легковерным прихожанам как реликвию. Альберик, несомненно, не имел никакого отношения к ведовству, но то, что подобное происходило, указывает на царившие в обществе суеверия, невежество и богохульство, которые подпитывали идею о ведовстве. В Ивуа, близ Трира, в 1102–1124 годах еретики-реформисты были обвинены в проведении тайных собраний[181]181
  Russell J. B. Dissent and Reform… P. 35–38, 198; Wakefield W., Evans A. P. Op. cit. P. 86–93.


[Закрыть].

Самым важным событием первых десятилетий XII века была деятельность Танхельма в Нидерландах с 1110 по 1120 год. Танхельм был эксцентричным реформатором, который якобы раздавал людям воду из своей ванны как святую реликвию и который предвосхитил идеи еретиков-антиномиан, говоря о том, что в него вошел Святой Дух. Рассказы о том, что Танхельм председательствовал во время проведений оргий, на которых лишали невинности девушек в присутствии их матерей, сомнительны, но обвинения были выдвинуты, и люди им поверили. Опять же, возможно, самым примечательным аспектом его деятельности является свидетельство широкого распространения суеверий, поскольку Танхельм был чрезвычайно популярен и какое-то время даже имел некоторое политическое влияние[182]182
  Russell J. B. Dissent and Reform…P. 54–68, 201–202, 207–215. Wakefield W., Evans A. P. Op. cit. P.    96–101.


[Закрыть].

Около 1114 года в Бюси-ле-Лоне, недалеко от Суасона, произошел судебный процесс, в материалах которого описывается самый полный набор ведовских атрибутов со времен суда над орлеанскими еретиками, и источники явно отчасти опирались на материалы процесса в Орлеане. Подсудимые еретики проводили свои тайные собрания в пещерах (в будущем – излюбленное место для встреч последователей люциферианства), где они оскверняли церковные таинства, а после завершения церемоний тушили огни (hisque extinctis) и предавались разврату, беспорядочно совокупляясь друг с другом. Мужчины вступали в половую связь с женщинами a tergo, то есть сзади (позиция, которая позднее станет любимой у дьявола на шабашах), и мужчины ложились с мужчинами, а женщины с женщинами[183]183
  Это первое открытое обвинение в нетрадиционной сексуальной ориентации, которое впоследствии станет обычным явлением на судебных процессах: вариации фраз «vir cum viris» («мужчина с мужчинами») и «femina cum feminis» («женщина с женщинами») будут встречаться снова и снова. – Прим. авт.


[Закрыть]. Кроме того, как и в Орлеане, еретики взяли ребенка, сожгли его заживо и добавили его пепел в хлеб, который они употребляли в пищу во время ритуала. Позднее, в 1116 году, генрикиан обвинили в разврате с женщинами и маленькими мальчиками. В обоих случаях мифология оргий и каннибализма, появившаяся в орлеанском процессе, сохранилась и обогатилась новыми элементами[184]184
  Russell J. B. Dissent and Reform… P. 68–80; Wakefield W., Evans A. P. Op. cit. P. 101–104, 107–117, 122–126.


[Закрыть].

В 1133–1136 годах в городе Сент-Трёйден произошел странный эпизод с участием огромного объекта, похожего на корабль. Крестьяне, возмущенные переселением ткачей в соседние города, заставили нескольких из них тащить странное транспортное средство на протяжении нескольких миль по сельской местности. Многие из тех, кто издевался над ткачами, сделали корабль объектом – возможно, шутливого, но безусловно богохульного – поклонения, и когда странный ритуал был завершен, они ускользнули в темноту, где предались разврату.

Лучший источник по ереси Понса, чьи доктрины 1140–1147 годов были похожи на доктрины генрикианцев, гласит, что он практиковал магию и поклонялся дьяволу. И он, и Пётр Брюи приказывали уничтожать кресты и отрекаться от них. Эдо из Бретани, осужденный в 1148 году как безумец и еретик, утверждающий, что он является Богом Сыном, предположительно творил дьявольское колдовство и заклинания[185]185
  Russell J. B. Dissent and Reform… P. 77–78, 114–124; Wakefield W., Evans A. P. Op. cit. P. 120, 138–139, 141–146.


[Закрыть].

Невозможно с точностью определить, какие из этих обвинений были правдивыми, но они показывают, что в период 1000–1150 годов ересь и ведовство все чаще отождествлялись друг с другом и оба явления ассоциировались с дьявольщиной.

В этот период также сохранялись некоторые из старых языческих традиций, особенно на недавно христианизированных территориях Европы. Норвежскому королю Олафу I Трюггвасону пришлось бороться с остатками язычества; архиепископ Бременский Унван (1013–1029) жаловался на сохраняющиеся суеверия в своей епархии, и еще даже в 1075 году оттуда поступали аналогичные жалобы. Продолжающиеся славянские восстания на восточных границах Германии обычно влекли за собой реваншистскую реакцию против христианства, и в 1092 году герцог богемский Вратислав II был вынужден уничтожить рощи и леса, где люди все еще поклонялись и приносили жертвы демонам. Испанские соборы в Койаке в 1050 году и в Сантьяго в 1056 году постановили, что магия – это форма идолопоклонства. А Рауль Глабер, если верить его свидетельствам, в середине XI века писал, что народ продолжает поклоняться идолам[186]186
  Adam of Bremen. History of the Archbishop of Hamburg and Bremen / trans. with introduction and notes by F. J. Tschan. N.-Y.; L.; 1959. P. 11, 61 (59); Lea H. Ch. The History of the Inquisition… Vol. III. P. 421–422; Schwartzwälder H. Geschichte des Zauber– und Hexenglaubens in Bremen // Bremisches Jahrbuch. Vol. XLVI. 1959. S. 156–233; MGH SS гег germ, II, 160–162; Hansen J. Zauberwahn… S. 77; Radulf Glaber, Historia, IV, 11 // MPL, CXLII, 672.


[Закрыть].

Наиболее важными каналами распространения старых идей в XI и XII веках были Canon Episcopi и связанные с ним тексты. X книга «Декрета» Бурхарда Вормского, которая во всех деталях следует работе Регино Прюмского и почти в точности повторяет версию канона Регино, была взята на вооружение поздними авторами, такими как Иво и Грациан, и, таким образом, стала не только частью канонического права, но и частью философской схоластической мысли. X книга обобщает все старые нападки на идолопоклонство и язычество, включая новогодние празднования, предостерегает от обращения за помощью к дьяволу и запрещает как ночные жертвоприношения демонам, так и дьявольские песнопения и танцы на похоронах. Бурхард повторил пространную редакцию региновского Canon Episcopi и к Диане добавил Иродиаду. Иво, Грациан и другие канонисты следовали версии канона Бурхарда, время от времени добавляя Минерву к Диане и Иродиаде[187]187
  Hansen J. Zauberwahn… S. 82–88. Минерва добавлена псевдо-Августином в XII в.: «с Дианой, богиней язычников, или с Иродиадой и Минервой». См. MPL, XL, 799. Другие важнейшие источники, опирающиеся на Бурхардта, – Summa de judiciis omnium peccatorum, XI век (см. Schmitz H. J. Op. cit. Bd. II. S. 484–496); восьмая книга «Панормии» Иво Шартрского и вторая книга его «Постановления», которые посвящены язычеству и волшебству и во многом повторяют Бурхардта (см. MPL, CLXI, 752–753, и Hansen J. Zauberwahn… S. 88); «Декрет» Грациана, самая влиятельная компиляция канонических законов на протяжении всего средневековья (см. MPL, CLXXXVII, 1349–1351, и Hansen J. Zauberwahn… S. 93–95). Ясно, что эти древние традиции были сохранены трудами каноников, а не теологов. Петр Ломбардский, автор «Сентенций», которые занимают в истории теологии место, сходное с местом «Декрета» Грациана в канонических законах, обходит молчанием канон и языческие обряды, связанные с каноном Бурхардтом и его последователями.


[Закрыть].

Независимых упоминаний о дикой охоте в это время немного, но Ордерик Виталий сообщил, что в январе 1091 года во время ночной прогулки священник из Бонвиля с ужасом увидел, как к нему подошел огромный великан, который попросил его остановиться и осмотреться. К своему растущему ужасу, священник увидел приближающуюся огромную процессию грешников, направлявшуюся в чистилище, каждого человека мучили в соответствии с его грехами: например, прелюбодейка ехала на седле, утыканном гвоздями. История в том виде, в каком ее предлагает Ордерик, представляет собой довольно типичный пример, историю, рассказанную для воспитания нравственности, но в ней есть несколько интересных элементов. Великан может быть воплощением представлений о диком человеке. Также священнослужители и епископы, участвовавшие в процессии, носили черные колпаки, а среди участников процессии были эфиопы, несущие бревно, на котором был распят человек, – еще один пример черного человека, ассоциирующегося со злом и адом. Все элементы, по-видимому, связаны с дикой охотой, и эта связь подтверждается тем фактом, что лидером процессии был Герлекин. Процессия, описанная Ордериком, одновременно похожа на дикую охоту и на ночные скачки во главе с Дианой[188]188
  Orderic, Historia Ecclesiastica, в MPL, CLXXXVIII, 607–612.


[Закрыть].

Старая традиция о развратных, кровососущих стригах, казалось, исчезла в большей части католической Европы, но она вызвала оживленные дебаты в Венгрии XI века. Законы короля Иштвана I (997–1038) отличали стриг от малефиков, утверждая, что первые выезжают по ночам и прелюбодействуют. За первый проступок на них следовало наложить епитимью, за второй их предписывалось клеймить, а за третий – казнить. Король Ласло I Святой (1077–1095) причислил стриг к проституткам, что указывает на то, что он считал их в первую очередь ночными суккубами. То, что и Иштван, и Ласло определенно причисляли стриг к сверхъестественным существам, подтверждается необычным изменением политики во время правления короля Кальмана I (1095–1114). Отношение Кальмана к стригам было сугубо скептическим. Он утверждал, что малефики должны быть наказаны надлежащим образом, а что касается стриг, то их нельзя наказать по той простой причине, что они не существуют. Это один из немногих примеров скорее растущего, чем уменьшающегося скептицизма в отношении ведовства в Средние века[189]189
  Законы Стефана, 31 глава (De strigibus). См. Szendrey A. Hexe-Hexendruck // Acta Ethnographica. Vol. IV. 1955. S. 129–169; Mansi, XX, 777; Hansen J. Zauberwahn… S. 76–78. См. аргументы у Szendrey A., Komáromy A. Magyarországi boszorkányperek okléveltára. Budapest, 1910, согласно которым король Стефан не мог верить в вампиров или суккубов, так как он был очень набожен и умен, неубедительны.


[Закрыть].

Истории о вампирах были редкостью в то время в Европе, хотя, согласно Вальтеру Мапу, колдун в Уэльсе, по рассказам, восстал из мертвых и приобрел привычку ужинать кровью своих соседей. Ранее в Англии король Этельред II в 1008–1011 годах и король Кнуд (1016–1035), вслед за Эдуардом Старшим, осудили wiccan и wigleras, однако значения этих терминов, вероятно, остались неизменными – маги и прорицатели[190]190
  Мап не настаивает на том, чтобы мы принимали эту историю всерьез. См. De Nugis Curialium, ad. ann. 1127; Kittredge G. L. Witchcraft in Old and New England. Cambridge, 1929. P. 43; Ethelred II: Mansi, XIX, 300; Hansen J. Zauberwahn… S. 77; Die Gesetze der Angelsachsen… Bd. I. S. 248–249, 254–255. Кнут: MPL, CLI, 1178; Mansi, XIX, 561; Die Gesetze der Angelsachsen… Bd. I. S. 312.


[Закрыть].

Зловещие рассказы о колдовстве, которые стали появляться в IX и X веках, теперь стали обычным элементом проповедей и хроник. История XI века, которую позже использовал Винсент из Бове, повествует о том, как Пётр Дамиани ходатайствовал перед папой Львом IX, чтобы осудить ведьм, которые превратили молодого менестреля в осла и продали его[191]191
  Baroja J. C. Op. cit. P. 45.


[Закрыть].

Еще одна старая история неопределенного времени, возможно, восходящая к IX веку, была полностью сочинена Вильямом Мальмсберийским, который весьма неубедительно рассказывает о том, что якобы слышал ее от кого-то, кто был свидетелем этого эпизода в Беркли в 1065 году. По словам Вильяма, в Беркли жила женщина, которая была колдуньей. У нее был фамильяр в виде галки, который своим щебетом предупреждал ее о приближающейся опасности. Однажды он рассказал ей о случайной смерти ее сына и всей его семьи. Опасаясь, что гнев божий обрушился на нее в наказание за грехи, она призвала своих оставшихся детей, монаха и монахиню, и исповедалась при них в своих грехах. Предупредив их, что нет никакой надежды на то, что ее испорченную душу можно спасти от ада, она умоляла их во имя любви, что они питали к ней, помочь сохранить ее тело. По словам женщины, это было бы возможно, если бы они, когда она умрет, зашили ее труп в шкуру оленя, а затем положили бы на спину в каменный гроб. Затем они должны были положить на крышку гроба тяжелый камень, окованный толстыми цепями, и приказать, чтобы в течение пятидесяти ночей непрестанно читались псалмы и столько же дней служились мессы. Если тело пролежит в могиле нетронутым в течение трех дней и ночей, то они могли быть уверены, что с ним ничего не случится, и похоронить в земле.

Ведьма умерла, и дети исполнили ее просьбу. Но ее грехи были слишком велики. В первую же ночь после того, как тело положили в гроб, высший демон и его приспешники ворвались в церковь, разорвали цепи и оттолкнули огромный камень, приказав телу подняться. Они вытолкали ведьму из церкви, заставили сесть на черного коня с шипами на спине и уехали с ней. Это типичная средневековая нравоучительная история, в которой грехи – в данном случае колдовство – сурово наказываются демонами. Наиболее интересными элементами являются высокий рост главного демона и черный цвет коня, поскольку высокий рост и чернота являются характеристиками, которые позже стали типичными для дьявола на шабаше, и зашивание трупа в шкуру оленя, напоминающее о предполагаемых способностях ведьм менять облик и о старом запрете обряжаться в оленьи шкуры на Новый год. Хотя маловероятно, что кто-то все еще практиковал древние языческие обряды, очевидно, что память о них сохранилась в народной традиции[192]192
  Эта история позднее использовалась Винсентом из Бове, Олаусом Магнусом и другими, возможно, включая Цезария Гейстербахского, хотя она отсутствует в его «Диалоге о чудесах», и в конце концов обрела известность благодаря поэме Саути. Версия Уильяма из Малмсбери появляется в De gestis regum anglorum / ed. by W. Stubbs (Rolls Ser.). 2 vol. L., 1887–1889. Vol. I. P. 253–255.


[Закрыть].

Истории о ведьмах станут очень распространенными в XIII веке; в XII веке они еще не получили столь широкое распространение. Уильям Ньюбургский, однако, рассказывает подобную историю о временах правления короля Генриха I. Деревенский парень шел ночью один мимо древнего кургана и услышал в недрах его разговоры и пение. Он нашел дверь, скрытую в склоне холма, и вошел. Внутри была пещера, ярко освещенная лампами, а в ней – мужчины и женщины, сидевшие на торжественном пиру. Один из них, стоявший у входа, пригласил фермера войти, а когда тот вошел, предложил ему чашу. Крестьянин притворился, что пьет, но вместо этого тайком вылил жидкость и спрятал чашу в своей одежде. Выйдя со своей наградой в руках и осмотрев ее, он обнаружил, что чаша очень красива и сделана из необычного материала. Он отнес ее королю и обменял на большую награду. Самым любопытным аспектом сказки является тайная встреча ночью в пещере, столь распространенная в историях о ведовстве и ереси и попавшая сюда как яркий элемент фольклора[193]193
  Historia rerum anglicarum / ed. by Th. Sebright. Oxford, 1719. Vol. I. P. 28. Уильям Ньюбургский также фиксирует случаи вампиризма (V, 22–23).


[Закрыть].

В истории колдовства 1000–1150 годы во многих отношениях являются важным периодом. Язычество окончательно перестало существовать как самостоятельная сила и сохранилось только в христианизированных формах; народная ересь приобрела значительное влияние, и начался период, когда ведовство все больше отделялось от магии и колдовства и срасталось с ересью, – этот период достигнет своего пика к XV веку.

Под воздействием ереси к ведовству в то время добавлялись новые детали, а старые элементы были уточнены и получили дальнейшую разработку: оргии, пиршества, тайные встречи по ночам в пещерах, каннибализм, убийство детей, открытое отречение от Бога и поклонение демонам, осквернение креста и церковных таинств. Все это теперь стало неизменными элементами в композиции ведовства.

Наконец, радикальные изменения в средневековом обществе, начавшиеся в XI веке, создали более богатую почву для развития ведовства. За смутным временем последовало относительное благоденствие, которое, в свою очередь, привело к росту населения и переселению, что также повлияло на развитие городов, промышленности и торговли. Переселение и непостоянная занятость вызвали внутреннюю нестабильность в средневековом обществе в противовес внешним угрозам, существовавшим ранее. Эта внутренняя нестабильность спровоцировала повсеместное нарушение равновесия и недовольство, что вызвало необходимость в политических и религиозных переменах. Крестовые походы, погромы, борьба между папством и империей, развитие новых монашеских орденов, рост мистицизма, рост ереси и нетерпимости к ереси и, наконец, развитие самого ведовства – все это последствия общественного недовольства. Когда некоторое сообщество подвергается давлению извне, оно объединяется и внутренние конфликты в нем сводятся к минимуму; когда оно в безопасности и торжествует над врагами, как это стало происходить в средневековом христианском мире после 1000 года, внутренние разрушительные силы начинают действовать. Кризис продолжался и углублялся на протяжении всего XII века, а общественное недовольство и страхи позволили добавить в котел ведовства еще два важных элемента: демонологию и катарский дуализм.

Глава 5. Демонология, катаризм и ведовство (1140–1230 гг.)

Существенным элементом феномена ведовства в христианстве является неповиновение Церкви и обществу во имя сил зла. В XII и XIII веках в сознании людей ширилось представление о могуществе сил зла, поэтому вера в ведовство и ненависть к ведьмам возрастали. Еще до появления христианства Сатана считался вполне реальным персонажем. Однако под влиянием дуализма катаров он больше не воспринимался как мятежное, могущественное и порочное существо, а стал вечным космологическим принципом, лишь немногим уступающим Богу в силе и славе и начинающим приближаться к величию, которое было ему уготовано в «Потерянном рае». Как это ни парадоксально, по мере роста его небесной мощи ширилось его присутствие на земле. Обычные феи, эльфы и кобольды из фольклора превратились в демонов, и благодаря расширению магических законов, посредством которых человек мог контролировать их, они распространили свою власть даже на Сатану.

Еще и в другом отношении присутствие Сатаны ощущалось все сильнее. Все неотступнее он преследовал мир, погружающийся в пучину перемен и беспорядков: быстрый рост населения, миграция людей в города, изменения в экономике, сдвиги в политике, реформистские и контрреформистские движения внутри Церкви. Общество стремилось к порядку, но обнаружило, что его поискам препятствуют силы, которые оно не может постичь. На фоне такой неопределенности духовные сущности, казалось, становились все ближе. По мере того как люди переезжали из деревень в города, где им впервые приходилось жить среди незнакомцев, они начинали бояться обезличивания и все больше стремились персонифицировать духовных существ. В этих условиях европейское общество претерпело массовую трансформацию во вкусах, характеризующуюся изменениями в изобразительном искусстве (переход от романского стиля к готическому), в богословии, литературе и во многих других аспектах средневековой жизни.

Результатом стал решающий переворот в восприятии людьми сверхъестественного. Святые, Богородица и сам Господь Бог постепенно приобретали человеческие черты. Суровый, сдержанный, величественный Христос с романских распятий уступил место страдающему, сострадательному Христу готического искусства. Христос – суровый и недостижимый Творец был заменен на образ брата и человеколюбца, и его новый кроткий образ был дополнен нежностью и теплотой культа Богородицы. Этот же импульс привел и к очеловечиванию образа Сатаны. Христос, Богородица и Сатана – все трое больше не были абстрактными фигурами, а присутствовали непосредственно в каждом мгновении, в суете дня и тишине ночи. Извечный Принцип зла в телесной, хоть и в незримой человеческому глазу форме ходил за человеком, таился в темных уголках разума и пространства, выжидая момент. Под влиянием этого ощущения всемогущей и ужасной власти зла под судом могли оказаться сотни тысяч людей за поклонение Сатане, из них лишь часть могла быть действительно виновна.

Демонология

Для того чтобы понять, как идея о Дьяволе и его демонах могла так прочно засесть в умах средневекового общества, необходимо обратиться к истокам христианства. Идея демонов требовала не просто признания наличия зла в мире, но и восприятия этого зла в олицетворенной форме, как того, что можно умиротворить, чего можно бояться и чему даже можно поклоняться. Мы можем лишь догадываться, не опираясь, однако, на доказательства, о палеонтологии этой веры в демонов. Изначально они могли быть враждебными духами усопших, духами животных или человеческих существ, живущих за пределами общины, воплощениями губительных и разрушительных сил природы или, что наиболее важно, проекциями разрушительных и неконтролируемых сил внутри самого человека.

Последний элемент стал наиболее распространенным в истории, поскольку существует любопытная взаимосвязь между нашей волей и демоном, которого мы проецируем из наших самых темных желаний. Глубинные истоки злых наклонностей в человеке в буквальном смысле могут быть демоническими, или результатом первородного греха, или отголосками животной природы, или силой фрейдовского Ид (Оно), или чем угодно еще. Каким бы ни было происхождение этих наклонностей, было бы глупо отрицать, что они присущи людям, или предполагать, что прогресс или революция смогут устранить или контролировать их. С одной стороны, мы очеловечиваем дьявола, не только придавая ему человеческий облик, но и позволяя ему реализовывать свои силы, используя наши человеческие слабости. С другой стороны, дьявол расчеловечивает нас, разрушая наши представления о порядке и безопасности, а также иллюзию, что мы можем управлять нашим окружением или самими собой. Наша судьба оказалась неразрывно связана с судьбой Сатаны.

В Средневековье злые силы находили воплощение как в верховном духе зла, так и в многочисленных низших духах, происходящих от старых богов или от фей, кобольдов или других подобных существ. Высший злой дух именовался дьяволом или Сатаной, меньшие духи назывались демонами. Различие между дьяволом и демонами последовательно соблюдалось[194]194
  Слово «дьявол» происходит от латинского diabolus, греческого diabolos и от diaballein – «клеветать»; здесь нет никакой связи с индоевропейским корнем div, от которого произошли слова «deus» (Бог), «divine» (божество). Имя Сатана произошло от древнееврейского слово satan (враг), а корень satan означает «преследовать». Слово «демон» произошло от греческого daimonion, обычно обозначающего злого духа, от daimon (дух, божество). Некоторые авторы использовали слово «какодемоны» – kakodemons (греч. kakos – «зло»), чтобы подчеркнуть их отличие от добрых духов, как даймон Сократа. Четвертый Латеранский собор зафиксировал отличие дьявола от других демонов (diabolus enim et alii daemones). Но некоторые авторы используют эти термины как взаимозаменяемые. – Прим. авт.


[Закрыть]. Подобное разграничение представляется разумным, поскольку происхождение и функции дьявола все же были отличны от происхождения и функций меньших демонов.

Христианская средневековая демонология берет начало из иудейского представления о зле, которое, в свою очередь, заимствовано из традиций древнего Ближнего Востока. До Изгнания представления иудеев были очень похожи на представления шумеров, вавилонян, хананеев и – в некоторой степени – египтян. Во всех перечисленных культурах существовало четкое различие между принципом зла (онтогенез зла в мире, созданном добрым Богом) и демонами, низшими духами – добрыми или злыми, порожденными анимизмом, который видит в каждом предмете живое существо с мыслью и волей.

Шумеры и вавилоняне обычно объясняли зло в мифах об отступлении от божественного замысла. Бог создал мир добрым, но человек намеренно отверг это добро. Зло, возникшее в результате, стало отчасти делом рук человека, а отчасти, если понимать под злом то, что вредно для человека, проявлением праведного Божьего возмездия.

Иногда, однако, возникал вопрос, не был ли Бог в конечном счете творцом зла, и, следовательно, в пантеонах наравне с добрыми богами появлялись и злые. Представление о зле как в Месопотамии, так и в Египте неизменно отождествлялось с хаосом, разрушением мира и гармонии, которые были конечной волей Создателя. По этой причине зло часто отождествлялось с тьмой и подземным миром, где царствовали смерть и мрак, где угасала гармония жизни[195]195
  Английское слово «hell» происходит от скандинавского «Hel», которое обозначает подземное царство, населенное тенями усопших. Как и Аид (Hades), Hel изначально не был местом наказания. Имя Хель (Hel) носила богиня, которую иногда называют дочерью Локи, правящего подземным миром. – Прим. авт.


[Закрыть]. Подземный мир ассоциировался как с плодородием, так и со смертью (поскольку урожай вырастал из земли), и из-за слияния этих двух концепций произошли боги умирающей и воскресающей природы, такие как Аттис, Адонис и Осирис. У хананеев добро и зло было представлено богом плодородия Баалом, который противостоял богу засухи и смерти Моту.

Однако отношение семитов к богам плодородия было неоднозначным, и, по-видимому, предпринимались попытки дискредитировать их, особенно Великую Мать, культ которой так же стар, как и само земледелие. Таким образом, некоторые воплощения божеств плодородия, в частности свинья (тесно связанная с Великой богиней, Адонисом, Аттисом и Осирисом) или змея, стали считаться злыми. Анимистические духи, как добрые, так и злые, обитали везде и во всем: на деревьях, в гробницах, у источников, в реках и в горах. Но животных, как самых активных, непредсказуемых и похожих на человека из всех живых существ, легче всего было одухотворить. Первоначально духи могли быть дружественными, враждебными или нейтральными. Поскольку духи все чаще стали отождествляться со злыми демонами, их животные воплощения также ассоциировались со злом, особенно те, которые вызывали страх или отвращение. На древнем Ближнем Востоке змея, крокодил, свинья и коза уже ассоциировались со злом[196]196
  В средневековом искусстве это были обычные зооморфные воплощения дьявола, помимо них – лев, грифон, василиск, лошадь, орел, ворона, ворон, летучая мышь, змея, червь, черный бык, осел, саламандра, феникс, собака, волк, кошка, заяц, единорог, петух и дракон. – Прим. авт.


[Закрыть]. Но тогда еще не было представления о том, что эти второстепенные демоны были воплощениями злых богов, и тем более о том, что любой из них был воплощением самого принципа зла. Они были частью зла, но они не были самим злом.

Такими были представления иудеев до вавилонского пленения. Жестокий монотеизм еврейских религиозных лидеров подавил активность анимистических духов в большей степени, чем это было у соседей, но духи продолжали существовать в иных формах: ангелы (посредники между Богом и человеком), лживые духи, такие как Лилит, ночное чудовище, и сеирим (волосатые демоны). Эти духи еще не отождествлялись с принципом зла, поскольку у евреев, как и у их семитских соседей, не было представления о Принципе зла, независимом от Бога, и зло объяснялось мифом об отступлении от замысла Создателя.

Завоевание евреев вавилонянами и последующее изгнание большого числа еврейского народа в Вавилонию[197]197
  Царство между Тигром и Евфратом, на юге Месопотамии. В наши дни территория Ирака. – Прим. пер.


[Закрыть] в 586–538 годах до нашей эры, за которым последовали два столетия жесткого персидского правления, стали причиной глубоких изменений в еврейской религиозной мысли, особенно в ее представлениях о зле. Отчасти это произошло под влиянием зороастрийского дуализма, который был распространен в Вавилонии, но в большей степени – из-за необходимости у евреев объяснить самим себе постигшее их несчастье.

Персидский дуализм оказал большое влияние на еврейскую, а затем и на средневековую концепцию зла. Учение, созданное Заратустрой в VII веке до нашей эры, претерпело множество изменений за столетия развития и породило родственные религии, такие как митраизм и манихейство. Основные принципы зороастризма всегда были дуалистическими. Вселенной правит Ахура-Мазда (позже Ормазд), единственный, бог света, единый вечный и всемогущий бог. Чуть ниже уровнем бушевала древняя космологическая битва между Духом Истины (выражение Мазды или его сына) и Духом Лжи и Зла, Ангра-Маинью (позднее Ахриман). Хотя в конце концов Ахриман потерпел бы поражение, он неустанно продолжал искушать и подрывать верность человека Добру.

Благодаря своему влиянию на иудейскую религиозную мысль периода вавилонского пленения, а затем и на ессеев, персидский дуализм проник в христианскую религиозную мысль на этапе ее зарождения. Именно в атмосфере вавилонского пленения у евреев появилось представление о Сатане. Слово «Сатана» появлялось в Ветхом Завете еще допленного периода, но только в значении «противник» – не обязательно сверхъестественный и не обязательно злой. Но в Книгах Захарии 3, I Паралипоменон 21 и Книге Иова, написанных после Вавилонского пленения, Сатана стал конкретной личностью. В своей агонии евреи больше не могли ни возлагать на человека ответственность за бедственное положение людей, ни приписывать ее непосредственно Богу. Однако в этих книгах Сатана ни в коем случае не был независимой силой зла – скорее, он выступает посланником Бога для искушения и возмездия.

По мере того как евреи все больше принимали добрую и всемогущую сущность Бога, они боялись делать Его даже косвенным источником зла, а влияние персидской мысли заставило их выдвинуть идею о том, что Сатана был противником не только человека, но и Бога. В иудаизме Сатана никогда не был отделен от Бога Добра или равен ему. Однако постепенно формировалась идея, что Сатана был духом, которого Бог сотворил добрым и который по своей вине перешел на сторону зла. То, что Сатана был существом, бесконечно уступающим Богу, хотя и могущественным во зле, составляло главное отличие еврейского Сатаны от персидского Ахримана. Во всем остальном они были похожи: оба были обличителями, искусителями и разрушителями, оба были связаны со змеем, оба будут повержены с наступлением конца света и оба были правителями полчищ злых духов. Если у ранних иудеев демоны были независимы от Сатаны, то теперь он навсегда стал во главе всех полчищ зла[198]198
  Langton E. Essentials of Demonology: A Study of Jewish and Christian, pp. 68–71.


[Закрыть].

Также большое влияние на религиозную мысль иудеев после вавилонского пленения оказал эллинизм. Греческие демоны имели анимистическое происхождение, но уже у Гесиода они воспринимались как посланники или посредники между богами и людьми. Эта идея была развита Платоном и его учеником Ксенократом, который отличал добрых демонов от злых. Филон Александрийский, великий эллинистический еврейский философ, отождествлял добрых демонов с еврейскими посланниками Бога. В первых веках нашей эры иудаизм и христианство вслед за Ксенократом отличали добрых и злых духов. Кроме того, они относились к греческим божествам, особенно к хтоническим богам, так же, как к богам филистимлян и ханаанеев, считая их злыми духами. Другим важным элементом греческой мысли, проникшим в поздний иудаизм и раннее христианство, был платоновский дуализм, происходящий от орфизма, в котором материя считалась менее реальной и потому не столь благой. Злые гиганты орфиков отождествлялись со злыми духами, порожденными падшими ангелами.

Апокрифическая и апокалиптическая литература евреев со II века до нашей эры по I век нашей эры, а затем литература гностиков находились под сильным влиянием этих греческих идей. Отголоски этого влияния можно отчетливо увидеть в наиболее важных из апокрифических писаний – книгах Еноха. Изощренная демонология этих работ не оказала значительного влияния на средневековое христианство, но их представление о Сатане и падших ангелах укоренилось в христианском мировоззрении. Они связывали зло с войной на небесах, в которой изначально добрые ангелы восстали против Бога. Одним из объяснений восстания было то, что оно произошло после сотворения Адама, когда ангелы, возжелав дочерей человеческих, спустились вниз, прелюбодействовали с ними и породили расу злых великанов или демонов. Второе объяснение – наиболее распространенное среди христиан – заключалось в том, что ангелы пали до сотворения человека, причиной чего были гордыня и жажда власти, которые привели их к зависти к Богу.