Текст книги "Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса"

Существует сомнение, действительно ли царица Нефертити была дочерью Аменхотепа III и сестрой Эхнатона, но такова была обычная практика для египетских царей, особенно в этой династии – жениться на своих сестрах. А тот факт, что Нефертити были даны все почести соправителя, делает это предположение еще более вероятным. Также точно неизвестно, кем именно приходился Тутанхамон Эхнатону. Он вполне мог быть его племянником, но, скорее всего, был его сыном от нецарственного брака, преуспевшим за счет женитьбы на дочери царственной супруги, как уже дважды было в истории этой династии.

И наконец, ссылка на детей Израилевых совершенно не исторична. Библия умалчивает о событиях, связанных с их пребыванием в Египте. Хотелось бы знать, что думало монотеистическое меньшинство в Египте о попытке дворцовых преобразований в направлении монотеизма. Но ни один египетский документ или надпись не упоминает о детях Израилевых. Тем не менее принято считать, что они были в Египте в эти годы, а значит, их нельзя обойти молчанием.

Глава 6
Обзор в ретроспективе (2)

В последних пяти главах история второй трети второго тысячелетия до н. э. изложена несколько односторонне. В этот период главный центр прогресса находился в восточной части Средиземноморья, в Греции, на Крите, в Малой Азии и Египте. Кроме того, происходившие там события лучше всего документированы. Поэтому существует тенденция смотреть на мир именно из этого центра. Необходимо подчеркнуть, что люди, жившие в эти три с половиной столетия в других частях света, были ничуть не менее реальны, чем те, о ком мы рассказали. Все части света, которые населены сейчас, были населены и тогда (возможно, за исключением Исландии, Новой Зеландии и некоторых тихоокеанских островов). Тогда было меньше людей, намного меньше, но каждый человек был личностью, имевшей родителей и семью, тревоги, сомнения и честолюбивые планы, хорошие и плохие привычки. Как личности все они достойны внимания и изучения.

За пределами очерченной территории мира мы о них практически ничего не знаем. Это плохо, такую ситуацию необходимо и можно исправить. Позвольте мне высказаться яснее. Цель настоящей главы – обобщить и кратко изложить то, что произошло в мире за три с половиной века – примерно с 1650 по 1300 г. до н. э. А этого сделать нельзя. О цивилизациях Ближнего Востока, как мы уже видели, известно очень много. Существует немало их письменных документов. Известны также общие направления, в которых происходили изменения на большей части Европы. Они известны, несмотря на отсутствие современных или письменных документов, поскольку их выявили более чем столетние интенсивные археологические раскопки. В других местах – а эти другие места включают девять десятых обитаемого мира того времени – подобные исследования не проводились, а значит, и соответствующие знания отсутствуют. Во многих местах исследования истории рассматриваемого нами периода вообще не проводились, впрочем, равно как и любых других периодов. Кое-где, в основном в Индии, азиатской части России и Центральной Америке, работа началась. И сейчас мы обладаем приблизительными знаниями о том, какой была жизнь в этих районах примерно в середине второго тысячелетия до н. э. Правда, результаты недостаточно исчерпывающие и точные, чтобы мы могли выделить перемены, происходившие именно во второй трети описываемого тысячелетия. А поскольку невозможно раскрыть перемены, происходившие в такой же период, как тот, что разделяет нас и отцов-пилигримов, значит, мы занимаемся не историей, а антропологией, и притом не слишком качественно. (Критика обращена не к исследователям, которые делают очень важную предварительную работу, а ко мне самому. Ведь если нет материала для занятия историей, ненаучно даже пытаться.)

И все же давайте попытаемся извлечь максимум из того, что у нас есть.

Если говорить в общем, расовые типы населяли в этот период те же районы, что и перед великим переселением, последовавшим за европейской экспансией последних пяти веков. На большей части территорий люди охотились и ловили рыбу для еды, собирали плоды дикорастущих деревьев и кустарников, а также травянистые растения. В Австралии аборигены охотились на кенгуру, ловили ящериц, выкапывали корни и обтесывали кремни, как и в 2000 г. до н. э., тысячелетия до него, а на северных территориях и сегодня. В Гренландии, вдоль арктических берегов Канады, Аляски и Сибири похожие на эскимосов люди продолжали жить эскимосской жизнью: ловили тюленей с каяков, сделанных из кожи, натянутой на деревянный каркас. Они делали специальные орудия из кости и кожаных ремней, вырезали из кости моржей и китового уса изящные фигурки. На летних ярмарках, которые устраивались в местах, где великие реки впадают в Северный Ледовитый океан, они ежегодно встречались с охотниками на оленей и пушного зверя из северных лесов, обменивались инструментами и украшениями, меняли тюленьи шкуры на меха. И еще обменивались новостями. Ведь точно так же, как охотники северных морей странствовали на сотни миль на запад и восток вдоль побережья, лесные охотники перемещались на сотни миль на север и юг в зависимости от времени года.

В конце зимы лесные жители встречались с обитателями Великих Равнин. В Северной Америке люди с равнин были охотниками. Они преследовали дичь небольшими пешими группами. Но в Азии жители равнин уже приручили лошадь и имели домашний скот. Они со своими стадами расселились на огромных территориях – до самых горных массивов на китайской границе и равнин Туркменистана. И даже вторглись в Европу. На границах их района обитания они входили в контакт с земледельческими общинами, узнавали новости, встречали торговцев с юга.

Это были огромные скопления людей – жителей равнин, лесов и тундры. Мы знаем, что они существовали и встречались друг с другом, но ничего не знаем об их истории. Образ жизни каждой группы людей в 1300 г. до н. э., вероятнее всего, незначительно отличался от существовавшего в 2000 или в 1650 г. до н. э. Однако отдельные мужчины и женщины, входившие в эти группы, жили каждый своей уникальной жизнью, полной мелочей истории. Как доколумбовы американцы 1300 г. н. э. (и доколумбовы американцы 1300 г. до н. э.), равнинные и лесные жители Азии образовали нации, каждая со своим названием и племенным укладом, языком и традициями. Нации воевали друг с другом из-за охотничьих угодий и пастбищ, уведенного скота и похищенных женщин. Нации объединялись в союзы под руководством известных вождей, имена и деяния которых впоследствии веками передавались из уст в уста, но которые сегодня забыты. Обитатели лесов воровали скот у жителей равнин, а те, в свою очередь, поджигали лесные угодья охотников. Оседлые земледельцы юга строили ограждения и форты, чтобы защититься от кочевников, и жадно ожидали новостей о настроениях кочевников: к чему они в данный момент склонны – к миру или войне.

Но ни одна из наций не была единственной, исключительной, и вдоль границ они смешивались. Несомненно, существовали сложные правила заключения браков, подобные существующим среди кочевников и охотников сегодня. Были какие-то шаблоны, например: жену следует выбирать из своей нации или строго ограниченной группы родственников – кузенов и т. д. Однако всегда были отдельные люди, которые забывали о законах своего народа ради прелестного личика. И на границах возникало много семей, в которых дети были «полукровками».

И по всей земле странствовали торговцы, причем с годами их становилось все больше.

В этой книге торговому люду уделено особое внимание. И это вполне уместно, поскольку в середине второго тысячелетия до н. э. наблюдался такой взлет международной и межконтинентальной торговли, которого не было в следующие пятнадцать веков. Но пора уточнить термины, поскольку торговля может быть очень разной. Даже в наиболее самостоятельных примитивных общинах есть некоторая специализация, и охотник, пастух или земледелец всегда стремится получить излишек продукции, который можно обменять в рамках общины на топор, жену, раба или благословение племенного шамана. Это торговля. Когда одна община встречается с другой, ведущей иной образ жизни, когда кочевники на переходе проходят мимо земледельческих поселений или охотники встречаются с кочевниками, возможностей для обмена становится намного больше. Каждая община может иметь излишки своей продукции – зерна или шкур, сушеного мяса, рыбы или мехов, – которой нет у другой общины. Поэтому стали необходимы сезонные ярмарки для крупномасштабных обменных операций, и для этих ярмарок каждая община накапливала излишки. Это тоже торговля. Более того, на эти ярмарки собирались и специализированные общины, занятые изготовлением каменных топоров, добычей кремня, меди или соли.

Третья стадия начинается, когда кочевники, посетившие ярмарку, покупают товары не для собственного потребления, а чтобы отвезти на другую ярмарку и продать их там с выгодой для себя другим людям. Так появились профессиональные посредники – отдельные люди, семьи или племена, живущие за счет получаемой от перепродажи выгоды.

Теперь начинается настоящее движение товаров. Стоимость предмета обычно напрямую связана с его редкостью, а редкость пропорциональна расстоянию до места его производства. Товары начинают двигаться с ярмарки на ярмарку, а потом и на другую ярмарку, сначала по цепочке посредников, а потом посредством специально организованных караванов (или каравелл, поскольку товар может перемещаться не только по суше, но и по морю).

Эта организованная торговля на большие расстояния к началу второго тысячелетия до н. э. была хорошо развита между центрами цивилизованной городской жизни на Ближнем и Среднем Востоке, между Критом, Египтом, Месопотамией и долиной Инда. И она уже протянула свои «щупальца» при посредстве древнейших миссионеров к берегам Европы. Мы видели, как в первой трети тысячелетия люди культуры колоколовидных кубков распространили использование и торговлю бронзой по Европе со своих баз в Испании.

А в последних пяти главах сквозь паутину войн и интриг, завоеваний и смен династий мы сумели разглядеть распространение деятельности организованных торговых домов и судоходных компаний, которые продвигались все дальше и дальше и имели дело со все более разнообразными товарами.

Это период повсеместного распространения бронзы, и нет сомнений в том, что бронза была той приманкой, которая заставляла людей даже в самых отдаленных уголках мира производить и накапливать продукты, которые можно продать на производящих бронзу территориях.

В это время бронза вполне могла распространиться далеко на юг Африки. Периодические пограничные войны между Египтом и Суданом не должны заслонять от нас того факта, что между войнами эти страны активно торговали друг с другом. Золото, страусиные перья, слоновая кость и рабы шли на север, а в обратном направлении – металлы и произведенные в Египте товары. В это время также имели место спонсируемые государством морские экспедиции в Пунт. Но в Черной Африке, похоже, так и не появились центры по выплавке бронзы. Предметы из этого сплава, несомненно поступавшие время от времени на юг Африки, вероятно, использовались до полного износа. Во всяком случае, на известных местах археологических раскопок южнее Судана бронзовых предметов не находили. А то, что торговля велась и южнее Судана, подтверждается единственным шариком из расплавленного кварцевого стекла, известного под названием фаянс, найденным в Накуру в Кении, то есть в шестнадцати сотнях миль к югу от южной границы Египта. Фаянс – прочное и легко узнаваемое вещество, которое было известно на Среднем Востоке на протяжении двух тысяч лет. Но характерные для середины второго тысячелетия до н. э. формы – звездочки и сегментированные цилиндры – находят не только в Египте и Леванте, но и почти во всем Старом Свете. Бусинка из Кении пока является самой южной находкой. А самой северной являются бусы на сибирской реке Тобол, которая впадает в Северный Ледовитый океан, то есть в двадцати пяти сотнях миль от Египта. Бусы в большом количестве находят в Европе, особенно в верховьях Дуная и в Англии. Сами по себе они не являются ценными предметами, но доказывают, что товары из Египта, возможно, через вторые или третьи руки действительно попадали в сердце азиатских степей и в самые глухие уголки Африки.

Правда, как уже говорилось, отдаленные уголки Африки в то время совершенно необязательно были глухими. Если дальнейшие исследования подтвердят вывод ботаников о том, что в этот период в Западной Африке выращивали тыквы, сорго и земляные орехи, будут основания предположить, что идея возделывания земли пришла к ним из долины Нила.

История Америк – более тонкий вопрос. За пределами тропиков на севере скитались охотники равнин и столовых гор[34]34
  Столовая гора – холм с плоской вершиной. На таких холмах индейцы строили свои жилища.


[Закрыть], на юге охотники джунглей и пампы. Между ними, не только в Перу, но также в Центральной Америке и Мексике, существовали оседлые земледельческие общины. В то время они, похоже, были изолированными друг от друга. В Мексике сельскому хозяйству уже было два или три века. Основной культурой был маис. Там также изготавливали хорошие гончарные изделия. В Перу и маис, и гончарное дело были неизвестны, зато выращивали тыквы, бобы и перец.

Что касается мексиканского гончарного промысла, то должны ли мы считать, что мексиканцы изобрели и земледелие, и гончарное ремесло, не зная, что и то и другое уже было изобретено (с интервалом в двести лет) тысячелетиями раньше в другой части света, о существовании которой они не подозревали? Или мы должны сделать другой вывод: каким-то образом новость о том, как обрабатывать землю и делать глиняные горшки, достигла Мексики примерно в этот период из другой части света, где это умели делать (а ближайшая к ней такая часть света – это Португалия, до которой пять тысяч миль)? Обе гипотезы настолько маловероятны, что их хочется с ходу отвергнуть. Останавливает одно: если отвергаешь одну, это означает, что автоматически принимаешь другую.

К счастью, мы вовсе не должны в этой главе, где излагается широкий взгляд на события, а не проблемы отдельных людей, занимать определенную позицию в подобных вопросах. Это не история и даже не попытка ее написать, а скорее некий эксперимент, проводимый, чтобы увидеть, в какой степени возможно описать историю при существующем уровне знаний о втором тысячелетии до н. э. Мы не обязаны делать вид, что упомянутая проблема уже благополучно решена. В действительности проблема даже не рассматривается: существует слишком мало данных, чтобы начать ее рассмотрение. Но когда-нибудь они появятся, и придется принять какое-нибудь решение. Когда же этот день настанет, решающую важность будут иметь два ряда фактов.

Первый – это вопрос о добыче меди и производстве бронзы в Центральной Америке. С увеличением масштаба археологических исследований ранних цивилизаций в Мексике, Гватемале и Никарагуа дата начала использования бронзы в Америке все больше отодвигается назад. Если окажется, что добыча и обработка меди действительно началась во втором тысячелетии до н. э., гипотеза контактов через Атлантику будет существенно подкреплена.

Второй – это поиски связующих звеньев вдоль морского пути между входами в Средиземное море и в Мексиканский залив. Необходимо самым тщательным образом исследовать северо-западное побережье Африки, Канары (где найдены наскальные изображения бронзового века), Азорские острова и Венесуэлу. Даже отрицательный результат раскопок в этих районах будет иметь большую важность: до тех пор, пока эти районы не будут исследованы и не будет однозначно сказано, что ничего из второго тысячелетия до н. э. не найдено, вопрос о контактах между Старым Светом и Новым останется открытым. А пока я могу сказать лишь одно: если в этой книге и можно выделить самую главную мысль, проходящую от начала до конца, то эта мысль следующая: во втором тысячелетии до н. э. люди путешествовали на более далекие расстояния, чем раньше; товары для торговли путешествовали еще дальше, чем люди, а идеи – даже дальше, чем товары. И если до нашей эры существовал период, когда Америка могла была быть открыта из Европы или Африки, этот период – 1650–1300 гг. до н. э.

В любом случае в эти века в Центральной Америке существовали земледельческие общины, выращивавшие маис. И их вполне могли посещать, хотя и не часто, галеры из восточных морей. Если верить легендам, тысячелетиями передававшимся этими людьми из уст в уста, так оно и было.

В Европе мы чувствуем себя увереннее. Триста пятьдесят лет назад, когда мы в последний раз окидывали широким взглядом континент, мы видели смешение людей, имевших самое разное происхождение и ведущих совершенно несхожий образ жизни, которые пытаются приспособиться друг к другу. Торговцы бронзой из Испании, кочевники со стадами скота и колесницами с юга русских степей, люди, живущие вдоль побережья у общих каменных гробниц, впервые появившихся в восточной части Средиземноморья… А еще были земледельческие общины, обосновавшиеся во внутренних частях материка две тысячи лет назад или даже больше, лесные охотники, жившие в лесах всегда. Все эти люди вступали в контакт друг с другом и оказывали друг на друга влияние.

Прошло триста пятьдесят лет (напомню, примерно столько лет отделяет наши дни от времен отцов-пилигримов), влияние перестало быть активным, и установилось некоторое равновесие. Правда, насколько это равновесие стабильно, покажет только будущее.

Теперь Европа состоит из множества наций. Пятнадцать разных групп, артефакты которых обладают достаточно выраженными отличительными чертами, чтобы археологи классифицировали их как «культуры», можно подразделить на более мелкие группы – и такое деление можно продолжать бесконечно. И нет никаких оснований считать, что, если тот или иной район является, с точки зрения археологов, гомогенным, им непременно правил один правитель. Повсюду можно обнаружить скрытое сходство. Одинаковый образ жизни – даже одинаковый уровень жизни – обнаруживается на большей части континента.

Европа в руках мясных баронов. Аристократы скотоводческих ранчо, уже оседлавшие лошадь (в то время как их деды еще ездили на колесницах), правят небольшими нациями и, вероятно, пребывают «на ножах» друг с другом. Часть людей продолжает заниматься сельским хозяйством. В основном они выращивают ячмень в долинах рек. Но это низшие классы, потомки исконных земледельцев. И любой человек, имеющий толику самоуважения, передвигается на лошади. Но только вооружен он теперь не каменным томагавком своих далеких предков и даже не бронзовым кинжалом, совсем недавно считавшимся безумной роскошью. Теперь каждый джентльмен носит меч – длинное колюще-рубящее оружие из бронзы с инкрустированной рукояткой. Он чисто выбрит – иначе зачем в гробницах этого периода столько острых бронзовых бритв? Мы даже знаем, как он одевался, поскольку дубовые гробы в Дании в благоприятных условиях сохранили все убранство. Шерстяная туника достигает колен и перетянута поясом. Поверх нее плащ, застегнутый на плече бронзовой булавкой. Вокруг шеи бронзовое или золотое ожерелье, на голове плотно прилегающая шапка. Мы можем представить себе его одежду, окрашенную в желтый, зеленый и синий цвета – овощные краски – возможно, клетчатую.

Его жена и дочери тоже прекрасно выглядят, одетые в блузы с короткими рукавами и ажурные юбки выше колен. На них кружевные сетки для волос и пояса с круглыми пряжками.

Это наследники новой Европы, воинственные и гордые, слишком гордые, чтобы говорить на языке своих подданных. Вероятно, именно в этот период язык скотоводов с Востока обосновался в Европе. Как англосаксонский язык и французский язык норманнов боролись за господство в Англии после ее завоевания, так и индоевропейский язык, принесенный людьми боевых топоров, боролся с европейскими языками. К этому времени в победе индоевропейского языка уже сомневаться не приходится (каждый европейский язык теперь является индоевропейским, или известно, что он появился позднее, за исключением только языка басков).

Имея новый язык, новые социальные слои и новую наполовину кочевую экономику, а также новые инструменты и оружие из металла, в последней трети тысячелетия Европа претерпела революцию. Но треть тысячелетия – очень долгий срок. Одиннадцать поколений родились, выросли, женились, родили детей. И возникает закономерный вопрос: а была ли революция, во всяком случае, осознавали ли люди перемены, которые с ними происходили? Определенно не остались незамеченными колебания торговли, рост производства и сбыта.

Торговцев, конечно, знали с незапамятных времен – они появились еще задолго до начала тысячелетия. Но еще никогда торговля не была так востребована. После того как ахейцы Греции сто лет назад разграбили великий Кносс (и Европа все еще ощущала последствия его падения), правители Микен и других греческих городов взяли торговлю в свои руки, расширили и организовали поставку основных товаров из европейской «глубинки» на рынки Ближнего Востока. После окончания затяжных войн в Леванте и подъема Египта восточные рынки казались ненасытными.

Много предметов роскоши было перевезено на судах и сухопутными караванами вдоль морских берегов и великих европейских рек: меха и янтарь, золото, серебро и полудрагоценные камни. Но торговля держалась в основном на жизненно важных продуктах – шкурах и соли, металлах, меди и, прежде всего, олове. Торговля металлами теперь была хорошо организована. Изыскатели сотни лет назад определили рудоносные районы и научили местное население добывать руду. Золото в промышленном масштабе мыли в Ирландии и Испании; на северных склонах Альп в Австрии и на юге Англии открытая разработка меди и олова давно истощила вышедшие на поверхность жилы и пришлось двигаться вглубь. Металл выплавляли у источника и отправляли на юг в слитках или из него делали тяжелые ожерелья, которые удобно переносить и легко переделать в конце пути. Металлурги быстро богатели на экспортной торговле. А в качестве вспомогательного промысла, который, впрочем, очень скоро догнал по значимости основной, они начали изготавливать орудия труда, украшения и оружие из бронзы, которыми менялись с соседями на другие товары. Да и металлические слитки теперь далеко не всегда отправлялись на юг. Богатые янтарем страны Балтики с удовольствием покупали металл и имели собственных странствующих кузнецов, которые производили характерные товары высокого качества, поступавшие на рынок.

Торговые караваны, семьи странствующих кузнецов, торговые суда прибрежного плавания, речные барки и крупные конвои судов, собранные для дальнего рейса, – все они двигались в самых разных направлениях по суше и по морю, доставляя металлические и прочие товары.

Однако зарождающаяся индустриализация все еще была очень хрупкой. Местный европейский рынок оставался ограниченным, поскольку основная масса населения, которая пасла скот и выращивала ячмень, была слишком бедной, чтобы покупать бронзовые орудия, а количество металлических предметов, необходимое богатым классам, было небольшим. Поэтому металлургическая промышленность напрямую зависела от главного рынка сбыта – богатых стран цивилизованного Ближнего Востока. А в Центральной Европе поступающий доход уже вызвал прирост населения, которому становилось тесно на существующих территориях.

Но если Европа и Ближний Восток, а также значительная часть Африки и Центральной Азии были в середине второго тысячелетия до н. э. связаны между собой так тесно, как никогда ранее, в торговый и промышленный союз, дальше к востоку опустился «бронзовый занавес». Имевшие собственные колесницы кочевники русских степей, чьи западные родичи уже давно играли господствующую роль на огромных территориях от Европы до долины Евфрата, смели цивилизацию Мелуххи и ее города Мохенджо-Даро и Хараппу. По всей долине Инда и части долины Ганга бродили арии со своими стадами и табунами лошадей, создавая для себя временные поселения, а руины великих городов оставались покинутыми. В центральной части Индии уцелело некое подобие мелуххской цивилизации, но все связи с Западом прекратились. Суда, совершавшие рейсы между Месопотамией и Востоком, больше не заходили в Индийский океан. Цивилизация заканчивалась у Ормузского пролива.

Около 2350 миль – такое же расстояние разделяет Сан-Франциско и Питтсбург – отделяет Мемфис в низовьях Нила от Хараппы на верхнем Инде. Примерно такое же расстояние, но в другом направлении отделяет Хараппу от деревушки Аньян, стоящей на притоке Желтой реки в северной части Китая. Это кратчайшее расстояние между двумя пунктами (как летит ворона – по прямой), и неудачливой вороне придется пролететь над самыми дикими частями Тибетского плато, чтобы достичь места назначения.

В 1300 г. до н. э. на месте деревни Аньян поднимается город. Река, глубоко разрезающая лессовую почву, делает в этом месте широкий изгиб, образуя естественный ров с водой с трех сторон города. С четвертой стороны – южной – строятся оборонительные сооружения. Это широкая земляная стена в деревянной опалубке, утрамбованная до цементной твердости. По мере того как поднимается стена, растет и опалубка. На самой площадке канатами отмечены будущие улицы, и вдоль них сооружаются платформы из утрамбованной земли – полы и фундаменты домов, дворцов и храмов.

Бронзовый сосуд династии Шан. Такой тип называют «синь». Это двойной сосуд, пароварка. Нижняя часть – на треноге – стоит на огне, наполненная водой, и пар, проходя через перфорированное дно второго сосуда, обрабатывает помещенную туда пищу. Глиняные сосуды попроще использовались в повседневной жизни. Эта искусно сделанная бронзовая версия использовалась для приготовления церемониальных блюд для духов предков

Дворец императора и храм его предков уже почти достроены. Стоят ряды деревянных колонн, поперечины и коньковый брус. Теперь одновременно настилается кровля и поднимаются внешние стены – скоро они встретятся. Стены строятся как обычно – земля утрамбовывается до такой степени, что начинает гудеть под деревянными молотками, а когда опалубка снимается, отполировывается до зеркальной гладкости.

Император Пань Гэн, по приказу которого строится великий город Шан[35]35
  В популярной литературе распространено другое название столицы династии Шан этого периода – город Инь.


[Закрыть], посещает строительную площадку, но редко. Он вместе со своими людьми посвящает свои дни охоте – истинно царскому занятию – и обучению армии. На открытой лесистой местности за полями риса и проса на востоке, в пойме великой реки Хуанхэ на юге или в поросших лесом горах, расположенных в трех днях пути на запад, пешие солдаты разворачиваются на обширной территории и гонят дичь к ожидающей линии колесниц, в центре которой – император. Когда дичь появляется, колесницы устремляются вперед, и колесничие в последний момент сворачивают, чтобы обеспечить знати удобную позицию для выстрела из лука. Рядом стоит копьеносец, готовый спрыгнуть с колесницы и прикончить раненое животное. Волнение нарастает, когда животных становится больше, и колесницы начинают их преследовать. Охотятся обычно на оленей и зайцев, хотя кабаны, на которых, по общему мнению, охотиться интереснее всего, тоже не редкость. Иногда попадаются даже леопарды и тигры. Бывают и слоны, но их обычно не трогают – при встрече ряд колесниц расступается и пропускает их. Дело в том, что слоны все же встречаются редко и являются ценными животными как для армии, так и на лесозаготовках, если, конечно, их удается поймать и приручить. Медведями и тапирами, даже барсуками и перепелками тоже не брезгуют, и в хороший день добыча достигает трехсот голов разнообразной дичи. После того как лучшее отбирают для подношений духам предков и для удовлетворения потребностей императорского двора, оставшееся идет для питания армии и строителей нового города. Таким образом, охота – это не только спорт и военные учения, но и важнейшая часть системы снабжения, уступающая только выращиванию злаков. Разведение домашних животных занимает в ней лишь незначительную часть.

Император также возглавляет свою армию в военных кампаниях. Зависимых царей на границе необходимо периодически наказывать, чтобы не забывали, что такое вассальная зависимость. К тому же необходимо давать отпор кочевникам, пастухам Чиана на северо-западе. Карательные экспедиции против Чиана на деле являлись той же охотой, но в более широком масштабе, да и добыча была богаче: пленные для рабства и жертвоприношений, овцы для интендантства. Фермеры на границе обычно сообщали, когда замечали человеческую дичь.

Пань Гэн – потомок древнего императорского рода, и его империя, по крайней мере теоретически, была велика. Он утверждал, что является господином царей, правивших в Монгольской пустыне на севере и в лесах за Янцзы на юге. Его владения простирались до моря на востоке и на неопределенное расстояние на запад, в земли кочевников и варваров-колесничих долины Вэй, за которой Желтая река поворачивает на север. Но его действительные владения были намного меньше: от Желтой реки до северных холмов – это около сотни миль – и такое же расстояние на восток и запад от его новой столицы.

Его предки основали царство Шан больше двух сотен лет назад, и в его новом храме стоят таблички с именами девятнадцати императоров династии. В то время, когда Тутмос I из Египта (о котором китайский император никогда не слышал) вел военную кампанию на севере, в Сирии, и устанавливал пограничные камни на Евфрате, первый император династии Шан возглавил свою армию, пришедшую в долину Желтой реки с юга и востока и сверг царей династии Ся. Но императоры Шан получили беспокойное хозяйство. Территория постоянно подвергалась набегам кочевников с севера и запада и никоим образом не была в безопасности от нападений родственников – формальных вассалов – с востока и юга. Частота смены императоров наглядно показала, что царствование – опасное дело. Из-за угрозы вторжения столицу пять раз переносили в другие города. Теперь перемещению столиц будет положен конец. Великий город Шан, построенный в очень удобном месте и прекрасно защищенный, станет неприступным оплотом против западных варваров.

Когда строительство города стало приближаться к завершению, визиты императора и его двора стали чаще. Теперь уже в дворцовом храме установлены таблички предков, и с предками, конечно, необходимо советоваться о государственных делах. Да и кузнецы уже обосновались в новых мастерских, где отливали бронзу, и от них всегда можно было получить красивые сосуды для жертвоприношений и церемоний.

Бронза – вещь для Китая новая. Хотя предание гласит, что цари предыдущей династии Ся не имели бронзы, а кули[36]36
  Кули – китайские ремесленники.


[Закрыть] и крестьяне и поныне пользуются каменными инструментами и орудиями, знание об обработке бронзы достигло Китая уже довольно давно – в начале существующей династии, то есть более двух веков назад. И местные умельцы, помимо изготовления оружия и украшений для знати и ее телохранителей, а также сбруи для их лошадей, и декоративных приспособлений для колесниц, стали искусно делать из бронзы сложной формы церемониальные сосуды, которые, насколько помнили люди, всегда делались из глины.