Текст книги "Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса"

Сражение было долгим и кровавым. Пехотинцы упорно карабкались на горные склоны под ураганом стрел. Они брали очередной горный хребет, только чтобы очутиться под не менее сильным огнем с другого, расположенного выше. И только многократное численное превосходство ассирийцев помогло им одержать победу. Глава курдов был взят в плен, захвачена крупная добыча. Снова начали прибывать посланники из городов-государств с севера и запада, обещая дружбу и покорность.

И опять, когда наступила зима и окружающие Ассирию горы занесло снегом, непокоренные страны позабыли о своих заверениях. И весной армии пришлось в очередной раз отправляться в поход, чтобы доделать работу, которую они выполняли уже трижды. Последовали долгие и утомительные марши, грабежи, поджоги городов и деревень, убийства всех, кто не смог укрыться высоко в горах. Только на этот раз обошлось без сражения. Повстанческие армии держались в удалении, а государства за пределами разоренной территории униженно просили пощады.

Солдаты армии Каркемиша. Рельефное изображение на каменной плите

Проведя еще одну зиму дома, после весеннего сева Тиглатпаласар снова повел армию в поход, на этот раз на Восток. Было необходимо показать очень уж независимым горцам Луристана, что ассирийцы не настолько заняты на западе, чтобы позволить им совершать дерзкие набеги на равнины. Пехота и колесницы Тиглатпаласара забрались высоко в горы – инженеры строили мосты и прокладывали дороги. Это была более наглядная демонстрация силы, чем война. Луллуби и персидские племена подчинились без возражений и были обложены данью, которую – и это все знали – не собирались платить. Но их корни были подрублены – большинство молодых людей были насильственно забраны в ассирийскую армию.

Было явной ошибкой давать западу годовую передышку. Каркемиш и другие города-государства всегда считали Ассирию очень удаленной угрозой. Ассирийская армия могла раз или два за тысячелетие выйти за пределы своей сферы влияния, и такую катастрофу, как и любое другое деяние богов, следовало просто пережить и постараться как можно скорее позабыть о ней потом. Они понимали, что Тиглатпаласар продемонстрировал свое могущество с жестокостью, в которой не было необходимости, и теперь продолжает ее демонстрировать в другом месте. Его намерением не могло быть установление постоянного господства над государствами, расположенными на западных границах путей из Месопотамии, потому что они традиционно входили в хеттскую, малоазийскую сферу влияния. Правда, Хаттусас пал уже давно, но Каркемиш, Алеппо, Хама и Угарит от этого не стали менее хеттскими. Даже наоборот, падение древней империи сделало их наследниками традиций и славы хеттов. Хетты никогда не подчинялись ассирийцам и не были намерены делать это теперь. И хотя северные провинции захватили фригийцы, хетты юга будут высоко нести знамя великого Суппилулиумы.

Тиглатпаласар опять выбрал Великий западный путь.

Его солдаты были уже опытными, закаленными в боях воинами. Они вполне могли пройти за день двадцать миль, а в конце пути еще и разбить лагерь. Конечно, при этом они поругивали разведчиков, которые выбрали неудачную площадку – приходится далеко носить камни, – и интенданта, по вине которого продовольствие никогда не доставляется вовремя. Наученные горьким опытом, они привыкли подстреливать во время дневного марша из лука коз, зайцев, дроф, иногда даже газелей. Мясо в любом случае являлось прекрасным дополнением к вечной гречихе и финикам. Солдаты выступали загонщиками, если царь и его приближенные объявляли выходной день, чтобы поохотиться на льва или туров, а однажды им попался даже слон! Признаться, солдаты наслаждались охотой ничуть не меньше, чем царь. Они также приобрели богатый опыт в разграблении городов и деревень, быстро находили предметы, которые можно выгодно продать, а остальное разрушали и сжигали, научились выбирать из пленных самых здоровых людей, которые могли еще долго служить рабами, а слабых без жалости убивали. Солдаты теперь стали и весьма компетентными убийцами, сноровисто готовили заостренные колья, чтобы посадить на них пленных. При этом они не испытывали ни жалости, ни других эмоций, ведь пленные были бунтовщиками, а значит, сами навлекли на себя несчастья. Ведь они могли подчиниться и спасти свою жизнь. Не сделав этого, они подвергли свою жизнь опасности, а значит, им некого винить, кроме самих себя, за проигрыш. Ассирийские солдаты тоже подвергали свою жизнь опасности и не жаловались, когда проигрывали. Многие их товарищи, в свое время выступившие против эламитов и вавилонян, нашли свою смерть в болотах запада, и теперь в Ашшуре и Ниневии полно вдов и сирот, влачащих жалкое существование на подачках родственников своих погибших отцов и мужей. А еще были раненые и покалеченные солдаты – правда, немного, поскольку у раненого бойца почти нет шансов добраться до дома. Группа хромых, безруких и слепых ветеранов всегда с нетерпением ожидала возвращения армии в надежде, что товарищи выделят им часть привезенной добычи. И конечно, эти бедняки куда больше заслуживали жалости, чем бунтовщики, ожидавшие казни.

На этот раз армия, так же как и ее командующий, была исполнена решимости окончательно сокрушить запад, не оставив ему ни единой возможности организовать новое восстание. Теперь солдаты будут идти вперед до тех пор, пока больше не останется непокоренных территорий, где могут прорасти семена бунтарства. Пока главные силы шагали на запад по проторенной дороге, мобильные силы на колесницах, которые теперь могли действовать независимо, выполняли функцию ударных отрядов на флангах. Продвигаясь на север, они одним быстрым маневром разогнали конфедерацию двадцати трех курдских вождей и присоединились к главным силам у Каркемиша. Этот город был самым богатым в округе и к тому же центром нового хеттского движения. Снова и снова его царь подчинялся Тиглатпаласару, а потом отменял это решение. Городские фортификационные сооружения могли выдержать длительную и дорогостоящую осаду, и правитель использовал этот аргумент, чтобы выторговать наилучшие условия. Теперь, хотя город избежал разрушения, его царь был низложен, в цитадели расположился ассирийский губернатор и крупный ассирийский гарнизон и была установлена ежегодная дань – три тонны серебра и сто двадцать фунтов золота.

От Каркемиша путь царя лежал на северо-запад к Хаттусасу и сердцу Малой Азии. По этой дороге когда-то шли хеттские армии на Митанни, а пятьсот лет назад – на Вавилон. Их сменила армия Ассирии.

Центральные районы великого Хеттского царства уже давно находились в руках фригийцев, и теперь последний удар следовало нанести южным землям, которые все еще называли себя хеттскими. На полпути к Хаттусасу, в ста восьмидесяти милях вдоль царской дороги, находились Канеш и Кумана, последние оплоты хеттов. Недельный марш и быстрая атака отдали их в руки ассирийского царя. Согласно старому преданию, ассирийцы когда-то жили и вели торговлю в Канеше – это было за семь или восемь веков до появления империи хеттов. Именно здесь Тиглатпаласар провел торжественную церемонию и установил пограничный камень своей империи – на самом краю фригийской территории. Оттуда он повернул на юг – к Угариту и Средиземному морю.

С нескрываемым благоговением взирали ассирийские солдаты на бескрайние синие воды верхнего моря. Они выросли на рассказах о подвигах легендарного ШамшиАдада, который семь веков назад (примерно такое же время отделяет нас от эпохи Крестовых походов) привел ассирийцев на берега верхнего моря. Теперь, впервые после тех героических дней, ассирийские воины могли омыть свои руки в Средиземном море. Они с триумфом направились на юг, чтобы принять подчинение городов бывшего хеттского Леванта.

Сезон подходил к концу, и Тиглатпаласар вернулся домой с охранными полками, но основные силы армии остались на зиму в приморских городах. В Угарите и Библе, Арваде и Тире, Бейруте и Сидоне ассирийские офицеры расквартировались у богатых купцов, а своих людей устроили в казармах и на складах. В целом их неплохо принимали, поскольку портовые города были привычны к приему чужеземцев. Жителей не слишком угнетала оккупация, если, конечно, она не мешала бизнесу. А у ассирийцев были деньги и, как очень скоро выяснилось, желание их тратить.

Ассирийские офицеры среднего возраста, сидя за столами у своих хозяев или в портовых тавернах, словно попали в другой мир. Их кругозор каждый день расширялся. Они встречали новых людей – египтян, греков, филистимлян, – узнавали о новых землях, войнах и политических интригах – все это было им незнакомо.

Нет, Египет, конечно, не был им незнаком. Напротив, они всю свою жизнь знали о нем, древнейшем, крупнейшем и самом богатом царстве мира. Когда-то оно было и самым могущественным и не единожды помогало Ассирии выстоять против ее врагов – или наоборот. Но теперь все знали, что Египет слаб, с ним как с великой силой давно покончено и он больше не имеет ни владений, ни влияния за пределами Суэцкого перешейка. Поэтому для ассирийцев было неожиданным то, что на ливанском побережье все равно полно египтян. В Библе был большой и процветающий храм Амона, и египетских купцов часто видели в портах, хотя члены команд рассказывали страшные истории о столкновениях с филистимскими пиратами в районе портов бывшей египетской провинции Ханаан. Ассирийские офицеры честно пытались разобраться, каково же было действительное политическое положение Египта, но только еще больше запутались. В дельте – в Танисе – был фараон, претендовавший на роль правителя всего Египта. Именно он недавно прислал крокодила в подарок Тиглатпаласару, «зная, как интересуется его величество охотой и экзотическими животными». Но жрецы Амона в Библе отрицали, что Несубенебдед, танисский узурпатор, правил и за пределами дельты, да и в ее пределах он держался исключительно благодаря своим ливийским наемникам. Эти самые наемники теперь удерживали оазисы к западу от дельты и могли в любое время, имея на то желание, захватить власть в дельте. Будет лучше, говорили жрецы Амона Тиглатпаласару, если он желает установить дипломатические отношения с Египтом, обратиться к Хрихору, верховному жрецу Амона в Фивах, который был полноправным представителем Рамзеса. Египетские фараоны, по крайней мере правившие в верховьях реки, всегда носили имя Рамзес, и теперешний был одиннадцатым по счету. Но реальной властью в этом регионе обладал верховный жрец Амона, говоря о котором жрецы Библа употребляли все царские титулы.

Однако кто бы ни правил Египтом – Хрихор, Рамзес, Несубенебдед или ливийцы, – не было сомнений, что они не имеют влияния за его пределами. Даже в непосредственной близости от его восточной границы, в Палестине, филистимляне – кстати, дальние родственники ливийцев – облагали данью и открыто грабили египетские суда, одновременно ведя войну с исключительно упрямым народом внутри своей страны – израильтянами. Они как раз недавно захватили одного из израильских героев – человека по имени Самсон[40]40
  Подвиги Самсона описаны в Книге Судей. Своей силы он лишился, поддавшись любви к филистимлянке Далиле, коварно выведавшей его секрет. Именно после этого он был ослеплен, брошен в темницу и стал рабом.


[Закрыть] – и, торжествуя, рассказывали, что он был ослеплен и обращен в рабство в Газе.

Ассирийцы вскоре научились различать египтян, филистимлян и арамейцев из нового царства Дамаск, когда встречали их на базарах Тира или Бейрута. Но они так и не увидели разницу между разными народами Запада, чьи корабли часто заходили в порты. Эти люди привозили оливковое масло и вино, которое раньше иногда попадало в Ассирию по сухопутным торговым путям, а также некоторые экзотические товары, такие как янтарь. Теперь ассирийцы узнали, что они живут за морем – на островах и полуостровах за пределами Малой Азии. Они говорили на совершенно непонятном языке – именно они называли хеттов ливанского побережья финикийцами, – многие из них были светловолосыми, совсем как новые персидские племена в горах к востоку от Ассирии. Они любили выпить и обычно, пребывая в подпитии, пели бесконечные песни, которые, если верить переводчикам, были о разграблении азиатского города, называемого Троя, случившемся сто лет назад. Ассирийцы, сами далеко не единожды грабившие города, никак не могли понять, почему столько внимания уделяется такому, в сущности, рядовому событию, как падение города. Переводчики предположили, что это потому, что взятие Трои было последним деянием этих людей, которые называли себя ахейцами, перед тем как они сами были покорены. Ахея не так давно попала под власть племен с севера, называвших себя дорийцами, которые утверждали, что имеют божественное право владеть этой страной, поскольку являются потомками древнего ахейского героя Геракла. И ахейские принцы оказались изгнанными из своей страны. Они осели на Кипре и в Малой Азии, но не в самой Трое, потому что другое северное племя пришло в Малую Азию и заняло это место.

Все это было очень запутанно и не слишком понятно, но не имело особого значения для материковой державы, коей являлась Ассирия. Совершенно очевидно, ни один царь этой страны, называемой Греция, никогда не станет вторгаться в Азию или покорять Месопотамию. Поэтому мир мог спокойно игнорировать Грецию.

Одно из древнейших изображений человека, сидящего верхом на верблюде, из арамейского поселения в Телль Халаф в Северном Ираке

Не без сожаления ассирийские гарнизоны получили известие, что Тиглатпаласар уже в пути и скоро присоединится к своей армии. Увеселения Запада оказались неожиданно приятными, и ассирийцы совершенно не желали, чтобы их сменили другие войска. Да и кампания оказалась нелегкой. После того как Тиглатпаласар лично проследил за сменой гарнизонов и совершил триумфальный тур по побережью, в программу которого вошла даже охота на черепах, он повел свои войска в пустыню за Антиливан, в глубь арамейской территории – к оазису Пальмира, расположенному намного южнее Евфрата.

Они даже не сразу поняли, почему должны ввязываться в конфликт с арамейцами. Ну не только же для того, чтобы обзавестись «верблюжьим корпусом», который царь набрал из числа пленных. Но затем прошел слух, что цель кампании – установление господства над территорией по обе стороны торгового пути вдоль Евфрата – южного пути, пересекавшего континент через Вавилон. Тогда все стало ясно. Наконец они окончательно разберутся с Вавилоном. Наконец весь мир узнает, кто является настоящим хозяином в Месопотамии.

Однако на подготовку ушел год. А в следующем году Тиглатпаласар удовлетворился созданием баз в районе Заба – на севере Вавилонии. Поводом для этого послужил приграничный набег вавилонян, которые увели некоторое количество скота и похитили две храмовые статуи. Но в 1107 г. до н. э. царь наконец повел свою армию на юг.

Его встретили главные силы вавилонской армии в районе Маррили – в Верхнем Аккаде, но в исходе схватки не могло быть никаких сомнений. Ассирийская армия, насчитывавшая в своем составе сто тысяч опытных, проверенных в многочисленных военных кампаниях бойцов, была самой мощной боевой силой своего века. И ассирийцы прорвали позиции вавилонян в первой же атаке. Прочее можно было предоставить инженерам и специальным штурмовым войскам. Дур-Куригальзу, Опис и два Сиппара, а в конце концов и Вавилон были взяты штурмом. Остальная часть кампании была организованным разграблением, в чем ассирийцам тоже не было равных.

Никогда еще в Ашшуре не было столько богатств, как следующей зимой. Рынок рабов оказался перенасыщенным. Золото и серебро наполнило имперские сундуки и перетекло в карманы солдат. Скот и овцы отдавались почти даром. Все богатство мира стекалось сюда в бесконечных караванах вьючных ослов и на груженых баржах. Тиглатпаласар покорил все, что хотел, и в последующие десять лет не было ни одной военной кампании.

Примерно в это время большинство людей, родившихся в 1160 г. до н. э., ветераны армии, оставили действительную службу. Им уже перевалило за пятьдесят, и в ряды солдат влились их взрослые сыновья. Теперь они могли позволить себе взять выделенные им в качестве платы за долгую службу земли – дома или на завоеванных территориях – и, имея захваченный в предыдущих кампаниях скот и рабов, которые им служили, осесть и провести остаток своих дней в покое.

Да и Тиглатпаласару нечего было покорять. Он уже превзошел своего великого предшественника Шамши-Адада и, как мифический Саргон Великий, правил от верхнего моря до нижнего. Случайные кампании все еще были необходимы, но они были скорее профилактическими, чем военными, и теперь он имел возможность насладиться удовольствиями, которые предоставляла ему богатейшая империя: охотой на львов и слонов, которая существенно уменьшила численность этих животных в речных долинах, строительством храмов и дворцов. Имея в своем распоряжении все богатства империи, он заново отстроил в Ниневии и Ашшуре великолепные храмы, разбил роскошные парки с оленями, горными козлами и диковинными растениями. Во время своих нечастых визитов в город престарелые ветераны с гордостью взирали на наглядное свидетельство своих побед.

Но чаще всего они предпочитали оставаться в своих поместьях или навещать товарищей по оружию, снова переживая за кубком вина свою юность и зрелость, войны против Элама и Вавилона, утомительные марши по пустыне и горам, безмятежные дни на финикийском побережье и, конечно, штурм Вавилона – славный венец их военной карьеры.

Охота была основным развлечением ассирийских царей и знати. На рисунке – сцена с ассирийской печати, изображающая охоту на страуса. В те дни страусов, так же как львов и слонов, можно было встретить в Сирийской пустыне

В этой главе почти нет художественного вымысла. Анналы Тиглатпаласара дают очень подробное описание последнего периода, да и вавилонский Навуходоносор также оставил описание событий своего правления. Кстати, это вовсе не тот библейский Навуходоносор II, который правил Вавилоном пятью веками позже (604–562 гг. до н. э.).

Глава 4
Кельтский рассвет
1090–1020 гг. до н. э

К югу тянулись Кавказские горы. Они тянулись от моря до моря – от Черного моря до Каспийского. Их вершины, темно-серые на фоне ярко-голубого неба, были увенчаны шапками вечных снегов, таких же вечных, как сами горы, великие равнины и люди равнин.

Люди всегда жили на равнинах. Их пахотные земли располагались в долинах широких, медленных рек и немного выше – в предгорьях. Между реками были пастбища, где пастухи пасли огромные стада скота и табуны лошадей. Но скотоводы и земледельцы были одним народом, и так было с начала времен, и в курганах, которых так много на равнинах, покоятся кости их общих предков.

Как подобает древним людям, они имели вековые традиции и предания. Когда наступило утро этой расы, пели барды, люди начали посылать своих сыновей на север и юг, на восток и запад. Они достигли конца земли, и там, куда пришли, они правили. Было время, когда молодой человек их народа мог путешествовать от Енисея до Рейна, от Инда до Балтийского моря, от Средиземного до Белого моря и все время находиться среди своих родственников.

Но те дни давно прошли. Их род растворился среди других покоренных народов, люди забыли общий язык, стали ссориться друг с другом, утратили связь и даже память о том, что их предки были из степей. Теперь другие нации граничили с их пастбищами.

На границах было тревожно. Цари и советы знати постоянно собирались, чтобы обсудить возможность справиться с беспорядками на юге и востоке. Но сдерживать волнения становилось все труднее.

Южные земли, лежавшие за горами, всегда считались землями больших возможностей. Там находились богатые царства с сильными городами, оттуда прибывали купцы и привозили оружие из железа и бронзы, бронзовые сосуды и украшенную инкрустациями из слоновой кости мебель, вина и финики, роскошные одежды, ладан, специи и украшения. Купцы приезжали каждый год на большие конные ярмарки, проводимые ежегодно на открытой равнине у Майкопа. Они покупали лошадей сотнями, грузили на них вьюки со шкурами, мехами и кожами, чтобы везти на юг. И многие молодые люди уходили вместе с лошадьми на юг, и так было с незапамятных времен. Эти люди становились наездниками, или тренерами, или конными лучниками в армиях южных государств.

На протяжении последних тридцати – сорока лет офицеры, приезжавшие с юга за новобранцами, были особенно активными. За горами шла война. Новое государство Урарту, расположенное к северу от озера Ван, сражалось за жизнь против ассирийцев на равнинах севера Месопотамии. Великий ассирийский царь Тиглатпаласар, недавно умерший, провел несколько кампаний против жителей Урарту, которых ассирийцы называли наиру. В эти годы предлагались весьма заманчивые условия для наемников, и на юг отправилось великое множество людей. Они нанимались на службу к обеим сторонам, поскольку им было все равно, кто победит. Главное, чтобы хорошо платили и была возможность получить богатые трофеи.

Во время войн сотни беженцев перебирались через горы на территорию равнин, а теперь, когда Тиглатпаласар умер, молодые люди, в свое время ставшие наемниками, а ныне уже не очень молодые, возвращались домой, везя с собой приобретенное на чужбине богатство, чужеземные обычаи и жен. Страна становилась опасно перенаселенной, что явилось результатом в основном потери восточных пастбищ.

Люди уже много поколений знали народы, живущие на Востоке. Эти народы всегда жили там и всегда были неудобными соседями. Они давно предъявляли права на пастбища, никогда им не принадлежавшие. Было немало столкновений конных лучников, кражи скота – с обеих сторон, – лошадей и женщин. Иногда сжигали временные лагеря кочевников, убивали и скальпировали их обитателей. И среди всего этого имели место переговоры и торговля, церемониальные визиты вождей с впечатляющими подарками и торжественными выражениями доброй воли, обмены пленными и передача политических беженцев. В общем, нормальные отношения на границе двух свободных конфедераций.

Они даже хотели считать восточную конфедерацию племен своими дальними родственниками. Восточные племена были потомками кланов, которые во времена великой экспансии – возможно, это было тысячу лет назад – селились на востоке и на севере, до Урала и за ним, и до сих пор сохранили светлую кожу и понятную речь своих предков. Хотя в верховьях Енисея они приобрели чужеземные черты – гладкие черные волосы, желтую кожу и высокие скулы.

Племена восточной конфедерации имели много названий, и всю конфедерацию обычно называли именем племени, которое считалось главным. Но теперь, после того как персы, мидийцы и ряд других южных наций собрались и мигрировали на юг – на Иранское плато, оставшиеся члены конфедерации стали называть себя скифами, а люди, жившие к северу от Кавказских гор, прозывались киммерийцами.

Скифы были беспокойным народом. Принятие общего имени было лишь одним симптомом более тесной связи и единства цели, и их общий царь не просто возобновил традиционные претензии своего народа, он осуществил их. Он признал, что его теснят восточные соседи – конфедерация сарматов, относящихся к желтокожим людям Сибири. Но, каков бы ни был предлог, он силой занял спорные пастбища и обосновался там надолго.

Совет вождей киммерийских племен собрался на Майкопской равнине во время очередной конной ярмарки. Среди загонов, повозок и небольших шатров их огромные меховые шатры возвышались, как курганы их предков. Они сидели на одеялах, обсуждая проблемы, и любой свободный человек мог послушать их речи и высказаться, если, конечно, ему было что сказать.

В те годы жалоб было много, причем серьезных. Восточные племена конфедерации, утратившие свои пастбища, посягали на территорию своих западных соседей. Пастбища использовались слишком интенсивно, и трава не успевала вырастать, голодные стада прорывались на посевы и поедали молодые побеги, что стало причиной столкновений между земледельцами и скотоводами. Возвращающиеся наемники требовали свои фамильные земли, которые были уже заняты за время их отсутствия. Слишком много людей, слишком много скота, слишком мало земли.

Традиционный выход из подобной ситуации (которая, как известно, повторялась один раз в несколько поколений) – искать новые земли. И не было никакого смысла терять время на обсуждение. Даже вопрос направления не вызвал споров. Юг был блокирован ассирийскими армиями и вовсе не малой мощью Урарту. А скифы на востоке уже показали себя слишком сильными, чтобы можно было надеяться их потеснить. К северу пастбищные земли резко ухудшались и довольно скоро начинались болота, а потом и леса, то есть местность, пригодная только для охоты и незначительного земледелия.

Но запад был, как, впрочем, и всегда, землей больших возможностей. Оставалось только найти способы и средства ими воспользоваться.

На западе была суматоха и беспорядки, неведомые ранее. С тех пор как жители центральной части Европы около трехсот лет назад создали собственные цеха по производству бронзового литья и начали изготавливать оружие, они стали медленно продвигаться к средиземноморскому побережью, чтобы было удобнее совершать набеги на суда и богатые города торговых империй. А после того, как примерно сто лет назад ахейцы из Греции разрушили Трою, стража ворот, ведущих из Европы в Азию, одновременно существенно ослабив себя, европейцы уверенно и организованно двинулись на юг, чтобы занять незащищенные земли.

Основная часть работы уже была сделана. Фригийцы и моски пришли в Малую Азию и разрушили царство хеттов. К западу от них дорийцы рвались на юг – в Грецию, и уже лет двадцать назад захватили ключевую крепость Микены. С тех пор все народы, селившиеся к югу от Дуная, никем не сдерживаемые, устремились в Грецию и Малую Азию, чтобы успеть растащить то немногое, что еще осталось, и заявить свои права на богатые и плодородные долины сказочного средиземноморского побережья. А за ними и фракийцы направились со своих исконных земель к северу от Черного моря в почти пустынную долину в низовьях Дуная.

А фракийцы были ближайшими соседями киммерийцев на западе.

Они, конечно, не все покинули свои родные пастбищные земли. Но очень многие семьи и даже вожди со своим народом отправились в трудное путешествие на юго-запад. Земля была доступна на фракийских территориях ценой всего лишь признания господства фракийского царя или, если ситуация позволит, отрицания этого господства. Короче говоря, обсуждение завершилось принятием официального решения: хотя война со старыми друзьями – фракийцами – не планировалась, западная граница отныне считалась открытой. Все, кто хочет, могут перейти ее и, как сумеют, договориться с местными жителями. Если же их встретят отпором, царь и вожди племен впоследствии решат, в какой форме может быть оказана поддержка.

В последующие годы значительная часть киммерийских народов перешла открытую границу. Это не было организованное переселение. Если проходил слух, что территория свободна или мало населена, часть племени направлялась туда и занимала ее. Не обходилось без стычек с конкурентами. Иногда споры решались уплатой выкупа в несколько десятков голов скота или обещанием ежегодной десятины. Временами новых поселенцев все же не пускали, и тогда они возвращались обратно или отправлялись дальше. Бывало, что на них нападали и обращали в рабство. Но в целом миграция шла постоянно и успешно.

В ней участвовали и наемники – ветераны ассирийской кампании. Это были опытные во всех отношениях воины, привычные к лишениям и преданные только друг другу. Хотя теперь их сопровождали семьи со всеми пожитками и друзья, они все равно формировали отряды, собираясь под знаменами опытного и прославленного офицера, и направлялись туда, где война или слухи о ней обещали доходную службу.

Новое поколение солдат – «солдаты удачи» – родилось в лагерях наемников восточной части Европы в середине последнего столетия второго тысячелетия до н. э.

Всадники скакали по каменистой дороге рядом с вереницей вьючных лошадей вдоль прозрачных голубых вод реки, текущей с ледника. Перед ними пока не было видно деревни – ее заслонял заросший сосновым лесом отрог горы, но о ее существовании говорила пелена дыма, видная в тысяче футов или даже выше над ледяными вершинами Зальцкаммергута и отмечавшая местонахождение шахт и литейных цехов Гальштата. Над рудниками всегда по вечерам был дым, говорили погонщики мулов, уже бывавшие в этих местах. В это время выгребают плавильные ямы и раскладывают новые костры перед рудными залежами в горах, чтобы их жар расколол руду, которую будут добывать на следующий день. Командир отряда задумчиво кивнул и принял информацию к сведению.

Его снаряжение было необычно богатым для командира обычного отряда конного эскорта. Под роскошно украшенным кожаным седлом виднелся чепрак из мягкого войлока с аппликациями, кисти которого свисали почти до земли. Упряжь блестела серебром. Плащ всадника был отброшен, открывая бронзовые доспехи и по-золоченные ножны длинного меча. На нем был шлем из бронзовых пластин с красным войлочным подшлемником, отделанным мехом горностая.

Он действительно не был простым командиром эскорта. При дворе царя на Дунае он занимал должность шталмейстера – заведовавшего конюшнями – и, хотя являлся чужеземцем, котировался как принц крови. Однако когда-то давно, будучи еще совсем юным, он усвоил в армии Тиглатпаласара, насколько важно видеть вещи собственными глазами. И когда царь решил послать отряд на юг в горы за бронзой, он воспользовался этим предлогом, чтобы лично увидеть, откуда берется металл. Бронза была жизненно важным материалом для оснащения и вооружения его войск, и он желал знать, как ее добывают, сколько можно произвести и насколько безопасен путь, по которому ее везут. Правда, ему не слишком нравилась бронза, как, собственно говоря, и любому, кто хотя бы однажды имел дело с оружием из железа. Бронза была хуже, и ни один командир не захочет оснащать свои войска металлом второго сорта. Об этом он тоже собирался поговорить с металлургами на следующий день.

Но вопрос был поднят еще вечером за ужином в доме царского управляющего рудниками. Сын шталмейстера с недовольством отреагировал на случайное упоминание своего отца о его службе у ассирийцев. Тиглатпаласар уже тридцать лет мертв, заявил он, к тому же половина Европы и половина Азии отделяют Ашшур от этих соляных гор. Что есть на Тигре или на Ниле, чего нет на Дунае?

Юноша был очень молод – совсем недавно его еще считали подростком, – но непоколебимо уверен в себе. Он принадлежал к поколению, выросшему в конных лагерях Центральной Европы, и, как все его поколение, отошел от племенных корней. Он предпочитал презирать все киммерийское и, родившись в Нираксе, на территории дунайского царя, считал себя кельтом. Как и местные кельты, он отрастил усы и зачесывал волосы назад. Впрочем, в своей уступке удобству он носил штаны жителей степей, а не европейскую тунику. Массивная золотая цепь на шее и рогатый бронзовый шлем, висящий на стене за спиной молодого человека, говорили о его приверженности моде кельтского двора.