Текст книги "Двенадцатая карта"

Глава 11

Кажется, взял все, что нужно.

Томпсон Бойд оглядел предметы, лежащие в корзине для покупок, и направился к кассе. Как все-таки он любил скобяные лавки! Интересно, откуда такая любовь? Может, еще с тех времен, когда отец каждое воскресенье возил его в магазин недалеко от Амарилло, чтобы подобрать инструменты для мастерской, которая находилась в сарайчике за их трейлером.

Или дело в том, что в скобяных лавках инструменты блестят новизной и всегда аккуратно разложены. Краски, клеи, ленты – все по порядку, всегда просто найти.

Все на своих местах, как по инструкции.

Еще ему нравился терпкий запах удобрений, масел и растворителей, который трудно передать на словах, но который легко узнает всякий, кто когда-нибудь бывал в старом хозяйственном магазине.

С инструментами Томпсон обращаться умел, и в этом была заслуга отца. Тот целый день работал на нефтепроводах, буровых вышках и нефтяных качалках, но немало времени проводил и с сыном, прививая ему любовь к труду, терпеливо обучая, как правильно использовать инструмент, делать замеры, чертить эскизы. Часы напролет Томпсон чинил сломанные вещи, учился превращать дерево, металл и пластик в предметы, которых раньше не существовало. Вместе с отцом они ремонтировали грузовичок или трейлер, латали забор, изготавливали мебель, мастерили для матери и тети подарки: сигаретницу, скалку, стол для разделки мяса. «Не важно, сынок, делаешь ты что-то маленькое или большое, – учил его отец, – к каждой вещи подходить надо с одинаковым мастерством. Одно не может быть лучше или труднее другого; все дело в порядке величины».

Отец был хорошим учителем и гордился тем, что создал его сын. Харт Бойд умер, держа в руках сделанный сыном набор для чистки обуви и деревянную цепочку для ключей с головой индейца, на которой было выжжено слово «папа».

Уроки мастерства, как оказалось, прошли не зря. Ибо умение убивать – всего лишь умение. Химия или механика не сильно отличаются от плотничьего или малярного дела.

Весь вопрос в порядке величины.

У кассы он расплатился – наличными, разумеется, – поблагодарил продавца, руками в перчатках подхватил пакет и двинулся к выходу, но, не дойдя до двери, остановился и стал разглядывать электрическую газонокосилку в желтых и зеленых тонах. Чем она его так привлекла? Наверное, мысли об отце напомнили ему то далекое время, когда по воскресеньям он косил траву за трейлером, где жила их семья, после чего шел домой и садился с отцом смотреть игру, а мать тем временем что-то пекла на кухне.

Ему вспомнился сладковатый запах выхлопных газов, резкий, как выстрел, щелчок, когда лезвие попадает на камень, швыряя его высоко в воздух, и как от удара немеют руки.

Так же, должно быть, немеет все тело, когда лежишь на земле, умирая от укуса гремучника.

Подошел продавец и что-то сказал. Томпсон вздрогнул.

– Простите?

– Могу дать хорошую скидку. – Мужчина кивнул на газонокосилку.

– Спасибо, не надо.

Томпсон вышел на улицу, пытаясь понять, что на него нашло. Мелькнула тревожная мысль: что, если дело вовсе не в детских воспоминаниях? Может, машинка просто похожа на маленькую гильотину, эффективное орудие убийства?

Нехорошая мысль. Но никуда от нее не денешься.

Онемение…

Едва слышно насвистывая песенку из своей юности, Томпсон Бойд зашагал по улице, в одной руке держа сумку с покупками, в другой – небольшой портфель, в котором лежали пистолет, дубинка и еще кое-какие орудия его ремесла.

Он направлялся в Маленькую Италию, где после закрытия вчерашней ярмарки полным ходом шла уборка улиц. Заметив сразу несколько патрульных машин, Томпсон насторожился. Двое полицейских о чем-то расспрашивали хозяев фруктового лотка – корейца и его жену. Что тут, интересно, произошло? Дойдя до телефона-автомата, он еще раз проверил автоответчик. Сообщений о местонахождении Женевы пока не поступало. Впрочем, беспокоиться не о чем. Его информатор знает Гарлем как свои пять пальцев, так что это вопрос времени. Скоро Томпсону будет известно, в какую школу она ходит и где живет. Кроме того, ему есть чем заняться: оставалось одно незавершенное дело, которое он начал планировать даже раньше, чем убийство Женевы Сеттл, к тому же не менее важное.

А пожалуй, даже и поважнее.

Кстати, интересное совпадение: оно тоже имело отношение к детям.

У Джакса зазвонил сотовый.

– Да? Слушаю.

– Это Ральф.

– Что, как оно?

Джаксу вдруг стало интересно, не стоит ли сейчас фараончик, привалившись спиной к какому-нибудь забору.

– Поговорил с нашим общим другом?

Имелся в виду, конечно, Делайл Маршалл.

– Ага.

– Ну и… король граффити катит?

– Ага.

– Вот и славно. По делу что-нибудь есть?

– Да, я нашел то, что ты спрашивал. В смысле…

– Подожди, не сейчас. – Не хватало только обсуждать такое по сотовому. Он назвал Ральфу один из перекрестков на Сто шестнадцатой улице. – Встретимся через десять минут.

Джакс отключился и зашагал к назначенному месту. Две женщины в длинных хламидах, сжимающие в руках потрепанные Библии, поспешили отойти в сторону. Джакс не обратил на их косые взгляды никакого внимания.

Он шел неторопливо, прихрамывая на простреленную ногу, дымил сигаретой и наслаждался каждым глотком воздуха. Гарлем… магазины, рестораны, уличные торговцы. Чем здесь только не торговали: ткани из Западной Африки, египетские анки, корзины, маски, флаги, силуэтные изображения членов Африканского национального конгресса – черные, зеленые, желтые; разнообразие постеров: Малкольм Икс, Мартин Лютер Кинг, Тина, Тупак, Бейонсе, Крис Рок, Шак… И множество портретов Джема Мастера Джея, выдающегося рэпера и диджея из группы «Run-D.M.C.», которого несколько лет назад застрелил какой-то подонок.

Воспоминания сыпались со всех сторон. Повернув голову, Джакс увидел закусочную. Ну надо же! Раньше в этом месте находился магазин хозтоваров. Здесь он в пятнадцать совершил первое преступление, с которого и начал свой путь к известности. Потому что стащил не выпивку и не сигареты, не оружие и не деньги, а коробку первосортного «Крилона», который израсходовал в течение следующих суток, отягощая кражу умышленной порчей имущества. Прошелся с баллончиком по Бронксу и Манхэттену, оставляя на стенах фигурную надпись – «Jax 157».

Следующие несколько лет Джакс «бомбил» свой тег где только мог: на эстакадах, мостах, путепроводах, на стенах и афишных досках, на магазинах, муниципальных и частных автобусах, жилых домах и офисных зданиях. Он даже сумел подписать Рокфеллер-центр, аккурат у золотой статуи, прежде чем два мордоворота-охранника угостили его ударной дозой слезоточивого газа и ударами резиновых дубинок.

Пять минут без чужого внимания и немного плоской поверхности – вот все, что требовалось юному Алонсо Джаксону, чтобы появилось «Jax 157».

Сын разведенных родителей, он через силу доучивался в школе, терпеть не мог рутинной работы, постоянно попадал в неприятности и находил утешение только в «писательстве» (по единодушному мнению Кита Харинга, художественных галерей в Сохо и рекламных агентств, граффитисты были не «художниками», а «писателями» – «райтерами»). Одно время он мотался с местной уличной бандой, но потом пересмотрел свой выбор. Как-то раз они тусовались на Сто сороковой улице, когда из проезжавшей тачки открыли огонь. Пиф-паф-бах, и Джимми Стоун, который стоял рядом с ним, повалился на тротуар с двумя дырочками в виске. И все из-за граммового пакетика героина…

На фиг такая радость. И Джакс ушел из банды. В одиночку денег, конечно, много не срубишь, зато безопаснее (если не считать случаев, когда пишешь теги на подвесном мосту или в вагоне метро на полном ходу… Об этом его подвиге слышали даже братки в тюрьме).

Алонсо Джаксон, теперь уже навсегда ставший Джаксом, с головой погрузился в искусство. Начал с того, что просто «бомбил» свой тег по всему городу. Скоро ему стало ясно, что одним этим, даже если отметишься в каждом районе Нью-Йорка, выше желторотого выскочки в глазах настоящих королей граффити не поднимешься.

Прогуливая уроки, подрабатывая в закусочных, чтобы было на что покупать краску, иногда просто воруя баллоны, он вскоре перешел к крупной форме и достиг мастерства в разрисовке вагона по высоте. В метро он «бомбил» на линии А. Тысячи приезжих попадали из аэропорта Кеннеди в город на поездах, на которых вместо «Добро пожаловать в Большое Яблоко» значилось таинственное «Jax 157».

Когда Джаксу исполнился двадцать один год, он уже дважды разрисовывал вагон по всей длине и вплотную подошел к тому, чтобы расписать целый поезд, – мечта любого короля граффити. Было на его счету и немало «кусков». Джакс не раз пробовал объяснить, что значит «кусок», но все попытки неизменно сводились к словам, что это нечто большее… Такое, от чего дух захватит что у обдолбанного в хлам наркомана, что у воротилы с Уолл-стрит: «Уф! Твою мать! Вот это шедевр!»

Эх, потрясные были деньки. Он – король граффити, в гуще самого мощного негритянского движения со времен Гарлемского ренессанса, имя которому – хип-хоп.

Ренессанс – это, конечно, здорово, но Джакс видел его как явление в первую очередь интеллектуальное, идущее из головы. Хип-хоп, напротив, вырывался из самой души, рождался не в колледжах, не в писательских мансардах, а пробивался с улиц, шел от озлобленных подростков из разбитых семей, от тех, кто ходил по улицам, замусоренным шприцами и забрызганным кровью. Это был грубый крик тех, кому приходилось кричать, чтобы их услышали. В своих четырех проявлениях хип-хоп удовлетворял все запросы: музыку создавали диджеи, поэзию – рэперы, танцами занимались брейкдансеры, изобразительное искусство, в которое Джакс вносил свою лепту, было представлено граффитистами.

Да вот же… Он даже остановился, глядя на то место на Сто шестнадцатой, где раньше стоял дешевый универмаг. После знаменитого энергосбоя 1977-го и последовавшего за ним хаоса магазин так и не восстановили; вместо него возникло настоящее чудо: лучший в стране хип-хоп-клуб «Мир Гарлема». На каждом из трех этажей играли свою музыку: трансовую, радикальную, экспрессивную. Брейкеры откалывали финты. Диджеи крутили пласты, развлекая забитые под завязку танцполы. Рэперы объяснялись в любви к микрофонам, прокачивая акустическое пространство блатными речевками, которые бились в ритме реального сердца. Именно здесь, в «Мире Гарлема», состоялись первые поединки рэперов. Джаксу довелось увидеть один считающийся самым известным: с участием «Колд краш бразерс» и «Фэнтестик файв»…

«Мир Гарлема», конечно, давно исчез, как исчезли тысячи «бомб» и «кусков», которые написал Джакс, вместе с работами других легендарных «райтеров».

Да, многие оплакивали кончину хип-хопа, вытесненного рэперами-миллионерами, разъезжающими в хромированных «хаммерах», говнюками вроде «Бэд бойз II», белыми мальчиками из пригородов, айподами, Интернетом с его mp3-серверами и спутниковым радио. Все это… ага, вот, кстати, живой пример: к обочине подкатил двухэтажный автобус с туристами. На борту красовалась надпись: «Рэп и хип-хоп-туры. Мы покажем вам настоящий Гарлем!» Пассажиры – пестрая смесь черных, белых и азиатов. До Джакса донеслись обрывки заученной речи водителя: «…А теперь мы поедем в ресторан, где можно отведать настоящую негритянскую кухню».

Но Джаксу не было дела до того, что трубили пустозвоны о закате эпохи. Духовная суть Гарлема осталась нетронутой; ее ничто не могло изменить. Взять, к примеру, Коттон-клуб, размышлял он, жемчужину джаза и свинга двадцатых. Многие ли знали, что вход туда открыт только для белых (даже такому прославленному жителю Гарлема, как Уильям Кристофер Хэнди, одному из величайших композиторов всех времен, там давали от ворот поворот… несмотря на то что в заведении исполнялась его музыка).

Ну и что? Коттон-клуб сгинул, к чертовой матери. А Гарлем как был, так и остался. И будет всегда. Эпоха Ренессанса себя изжила, хип-хоп изменился до неузнаваемости. Однако прямо сейчас, на этих самых улицах, зарождалось и набирало ход совершенно новое течение. Джаксу было интересно, во что оно со временем выльется. Сможет ли он увидеть все своими глазами… Ведь если что-то в деле с Женевой Сеттл пойдет не так, он попросту не доживет до этого дня, в лучшем случае через сутки загремит обратно в тюрьму.

«Приятного знакомства с негритянской кухней», – мысленно пожелал он туристам отъезжающего автобуса.

Пройдя по улице еще несколько кварталов, Джакс наконец заметил Ральфа, который, ясное дело, стоял, привалившись спиной к какому-то зданию с заколоченными окнами.

– Привет!

– Ну как?

Джакс не остановился.

– Куда это мы? – Ральф пристроился рядом, стараясь не отставать.

– Хороший денек, грех немного не прогуляться.

– Чего хорошего? Холодина такая…

– Ничего, шевели ногами – согреешься.

Некоторое время они шли; Ральф о чем-то непрестанно стонал, Джакс его не слушал. Он остановился у лотка «Папайя кинг», купил четыре хот-дога и два стаканчика сока, даже не поинтересовавшись у фараончика, голоден ли тот. Да будь он хоть вегетарианец или его наизнанку выворачивает от манго!.. Расплатившись, Джакс зашагал дальше по улице, на ходу передав тощему его обед.

– Погоди хавать. Сейчас отойдем подальше.

Он огляделся. Не заметив никакой слежки, быстрым шагом двинулся дальше. Ральф семенил рядом.

– Ты мне не доверяешь?

– Ага.

– С чего так вдруг?

– С того, что у тебя было время меня заложить.

– Самый денек для пеших прогулок, – ответил Ральф и быстро отхватил кусочек хот-дога.

Пройдя еще с полквартала, Джакс свернул в пустынный переулок и через несколько шагов остановился. Ральф тут же припал спиной к металлической ограде напротив какого-то городского особняка. Джакс съел хот-доги и запил их манговым соком; Ральф расправился со своей порцией.

Двое мойщиков окон или рабочие с соседней стройки на обеденном перерыве. Ничего подозрительного.

– А хот-доги у них что надо! – прокомментировал Ральф.

Покончив с сосисками, Джакс вытер руки о куртку и обыскал Ральфа, сверху донизу прохлопав его по одежде. Похоже, все чисто, «жучков» нет.

– Теперь давай по делу. Что ты там для меня нашел?

– Девчонку – Сеттл. Учится в школе Лэнгстона Хьюза. Знаешь такую?

– Знаю-знаю. Она сейчас там?

– Понятия не имею, ты спрашивал только где – не когда. Но ребята на квартале еще кое-что сказали.

Снова это «на квартале»…

– Говорят, ее ни шаг не отпускают одну… держат на поводке.

– Кто? Копы? – Хотя глупый вопрос, – конечно, копы пасут.

– Похоже на то.

Джакс допил сок.

– И… второе?

Ральф вопросительно поднял брови.

– То, о чем я просил.

– А, ну да.

Фараончик огляделся, затем вынул из кармана бумажный пакет и сунул его Джаксу. На ошупь это был небольшой автоматический пистолет. Отлично. Самое то. На дне пакета, позвякивая, перекатывались запасные патроны.

– Ну и?.. – осторожно осведомился Ральф.

– Ну и… – Джакс достал из кармана деньги, отсчитал несколько бумажек и передал Ральфу. Затем наклонился поближе. В нос ударил запах пива, лука и манго. – Так вот, наша сделка состоялась. Если я узнаю, что ты кому-то про нее вякнул, я тебя отыщу и порву от ушей и до самой жопы. Можешь спросить у Делайла. Он тебе скажет, что меня лучше не злить. Усек?

– Так точно, сэр, – едва слышно пробормотал Ральф стаканчику с соком.

– А теперь вали отсюда. Вон туда… и не оглядывайся.

Сам Джакс двинулся в противоположную сторону, на Сто шестнадцатую улицу, где смешался с потоком спешащих по магазинам людей. Он шел, низко опустив голову, но, несмотря на хромоту, довольно быстро… хотя и не настолько, чтобы привлекать внимание.

Чуть дальше по улице, напротив места, где некогда находился «Мир Гарлема», скрипя тормозами, остановился очередной автобус с туристами. Из салона сочился жиденький рэп. Однако кровавому королю граффити было недосуг размышлять о судьбах Гарлема и хип-хопа, как и о собственном уголовном прошлом. Пистолетом он обзавелся; знал, где найти девчонку. Все его мысли сосредоточились на том, сколько времени займет дорога до школы Лэнгстона Хьюза.

Глава 12

Миниатюрная азиатка поглядывала на Сакс с опаской.

Ничего удивительного, если учесть, что вокруг стоят с полдюжины полицейских, каждый в два раза крупнее ее, подумала Сакс. И еще столько же толпятся на тротуаре перед входом.

– Доброе утро, – сказала она женщине. – Мужчина, которого мы ищем… Нам очень важно его найти. Возможно, он опасный преступник.

Эти слова она выговорила, пожалуй, несколько медленнее, чем следовало бы, даже исходя из соображений политкорректности.

Чем, как выяснилось, допустила немалую бестактность.

– Я понимаю, – ответила азиатка на безупречном английском с легким французским акцентом. – И все, что смогла вспомнить, уже рассказала тем другим офицерам. Я не на шутку перепугалась, когда он примеривал шапочку… в смысле, когда натянул ее на лицо вроде маски.

– Представляю себе. – Сакс заговорила немного быстрее: – Не будете возражать, если мы снимем у вас отпечатки пальцев?

Необходимо было удостовериться, что отпечатки на кассовом чеке и предметах, найденных на месте происшествия в музее, принадлежат именно ей. Женщина согласилась, и вскоре портативный анализатор подтвердил, что отпечатки полностью совпадают.

– Вы уверены, что не знаете его? – спросила Сакс.

– Абсолютно. Он заходил всего раза два… Хотя, может, и больше. На таких людей не обращаешь внимания. Неприметный: никогда не улыбался, не хмурился, ни одного лишнего слова. В общем, совершенно непримечательный.

Подходящая внешность для убийцы, подумала Сакс.

– А что другие сотрудники?

– Я поговорила со всеми. Никто его не запомнил.

Сакс открыла чемоданчик, убрала в него анализатор и достала переносной компьютер. Спустя минуту система была загружена, и Сакс запустила программу «Электронная идентификация внешности» – EFIT. Раньше фотороботы создавались вручную из набора заготовленных карточек. Техник поэтапно собирал портрет, сверяясь с показаниями свидетеля, чтобы добиться максимального сходства с внешностью подозреваемого. Компьютерная программа выполняла ту же работу, а получившееся изображение отличалось почти фотографической точностью.

Через пять минут у Сакс уже имелся портрет скуластого, гладко выбритого белого мужчины лет сорока с темно-русыми волосами. Обычный бизнесмен, подрядчик, служащий среднего возраста, каких в городе миллион.

«Совершенно непримечательный…»

– Вы помните, во что он был одет?

Специальное дополнение к программе позволяло накладывать на изображение подозреваемого любую одежду – вроде того, как меняют наряды на бумажных куклах. Однако женщина помнила только темный плащ.

– Ах да, еще кое-что: кажется, у него был южный акцент.

Кивая, Сакс занесла показания в компьютер. Затем подключила небольшой лазерный принтер, и вскоре на свет появилось не менее двадцати портретов объекта 10-9 формата пять на семь дюймов. Изображение сопровождалось текстовым примечанием, что подозреваемый имеет южный выговор и носит плащ, были также указаны примерные рост и вес и добавлено предупреждение, что преступник опасен. Сакс отдала распечатки седоватому, остриженному под ежик Боу Хауманну, бывшему инструктору по тактической подготовке, а ныне главе подразделения быстрого реагирования, который, в свою очередь, раздал листки своим подчиненным и присутствующим патрульным. Затем он разбил людей на несколько смешанных групп – бойцы из его отряда были лучше вооружены – и отправил их проводить опрос возможных свидетелей в близлежащих кварталах.

Управление полиции Нью-Йорка выделяло для групп захвата не армейские бронетранспортеры, а обычные автомобили и мини-фургоны. Спецсредства и оборудование возили в неприметном бело-голубом фургоне. Один из таких сейчас стоял напротив магазина в качестве передвижного оперативного штаба.

Сакс и Селитто облачились в бронежилеты с дополнительной защитой от динамического поражения и тоже направились в Маленькую Италию.

За последние пятнадцать лет район сильно изменился. Некогда это был огромный иммигрантский анклав, где селились рабочие-итальянцы, но под натиском наползавших Чайна-тауна с юга и деловых кварталов с северо-запада значительно потерял в размерах. На Малберри-стрит детективы как раз проходили мимо символа этих перемен – здания, где когда-то располагался клуб «Рейвнайт», оплот преступного клана Гамбино во главе с Джоном Готти. Позже заведение было национализировано и превратилось в обыкновенный коммерческий объект на рынке недвижимости.

Выбрав квартал для обхода, детективы приступили к делу. Они представлялись и показывали фоторобот подозреваемого лоточникам на тротуарах, служащим в магазинах, тинейджерам, прогуливающим уроки, пенсионерам на скамейках. Время от времени из рации доносились доклады остальных групп: «У нас ничего… На Гранд ничего, прием… Вас понял… На Хестер ничего, прием… Перемещаемся на восток…»

Сакс и Селитто методично отрабатывали выбранный маршрут, и дела у них обстояли не лучше.

Неожиданно сзади раздался резкий хлопок.

У Сакс перехватило дыхание, но не из-за звука, в котором она сразу узнала хлопок неисправного двигателя, а от того, что случилось с Селитто. Тот шарахнулся в сторону и нырнул за телефонную будку, держа руку на револьвере.

Потом заморгал и, сухо сглотнув, выдавил смешок.

– Долбаные грузовики!

– Да уж, – ответила Сакс.

Ее напарник вытер испарину на лице, и они продолжили обход.

Склонившись над книгой, вдыхая доносящийся из ресторанчика по соседству чесночный запах, Томпсон Бойд сидел у себя на конспиративной квартире в Маленькой Италии и, сверяясь с инструкцией, перебирал купленные предметы.

Некоторые страницы он помечал желтыми квадратиками бумаги и делал на полях записи. Предстояло изучить довольно сложные процедуры, но он не сомневался, что в конце концов во всем разберется. Не важно, берешься ты за что-нибудь сложное или легкое. Если вникать и не торопиться, то в конце концов все выйдет как надо. Так учил его отец.

«Все дело в порядке величины».

Бойд отодвинулся от стола. Комната была обставлена по-спартански – помимо стола имелись только стул, лампа, кровать, маленький телевизор, холодильник и ведро для мусора. Здесь же хранилось кое-что для работы. Оттянув на правом запястье латексную перчатку, Бойд подул в образовавшееся отверстие. Потом то же проделал с левой рукой. (Всегда следует исходить из того, что конспиративную квартиру в какой-то момент придется бросать, и важно не оставить улик.) Резь в глазах целый день не давала ему покоя. Томпсон сощурился, закапал лекарство. Когда боль немного утихла, он закрыл глаза, чуть слышно насвистывая.

Навязчивая мелодия, из фильма «Холодная гора».

За сомкнутыми веками проносились целые эпизоды: солдаты стреляют в солдат, мощный взрыв, штыки…

Щелк.

Картинки исчезли, и зазвучало «Болеро». Бойд не мог с уверенностью сказать, откуда приходит та или иная мелодия. В его голове как будто стоял сиди-чейнджер, который запрограммировал кто-то другой. Впрочем, насчет «Болеро» у него имелась одна догадка: это была запись с отцовской пластинки. Отец, крупный мужчина с коротким «ежиком» на голове, то и дело ставил ее на стареньком проигрывателе, когда возился у себя в мастерской.

– Послушай вот этот фрагмент, сынок. Здесь мелодия меняет тональность. Сейчас… сейчас… Вот! Слышал?

Томпсон открыл глаза и вернулся к книге.

Щелк: тема «Болеро» оборвалась, и зазвучала другая: «Время от времени» – песня, которая стала популярной в восьмидесятые благодаря Синди Лопер.

Томпсон Бойд всегда любил музыку и с ранних лет мечтал освоить какой-нибудь инструмент. Мать несколько лет водила его на уроки гитары и флейты, а когда с ней произошел несчастный случай, на занятия мальчика стал отвозить отец, хотя и опаздывал из-за этого на работу. Однако больших высот в музыке Томпсон достичь не сумел. Его толстые короткие пальцы не годились ни для гитарных ладов, ни для клапанов флейты, ни для клавиш фортепьяно, а голоса он не имел вовсе. Свинг, или кантри, или церковный хор – что бы он ни пытался напеть, из горла вырывалось только хриплое карканье. Через год-два он забросил музыку и занялся тем, на что обычно тратят свободное время все мальчишки в таких местах, как Амарилло: сидел дома, строгал у отца в мастерской, гонял в салки, позже в американский футбол, охотился, ухаживал за девчонками, ходил на прогулки.

А любовь к музыке он упрятал туда, куда отправляются все несбывшиеся мечты.

Впрочем, не так уж глубоко; рано или поздно они вновь выплывают на поверхность.

Несколько лет назад в тюрьме именно это и произошло. К нему подошел охранник из блока строгого режима и спросил:

– Это еще что за хрень?

– В каком смысле? – как обычно, невозмутимо сказал «серый статист».

– Ну, та песенка, которую ты насвистывал.

– Я что – свистел?

– Спрашиваешь!

– Наверное, машинально, я даже и не заметил.

– Ну ты чудак! А звучало неплохо.

Охранник ушел. Томпсон мысленно рассмеялся. Вот тебе раз! Оказывается, у него все-таки есть инструмент. Больше того, он с ним родился и везде носил с собой.

Томпсон зачастил в тюремную библиотеку и вскоре выяснил, что был прирожденным свистуном. К умению дуть в свистульку, как, например, в ирландских народных ансамблях, это отношения не имело, а было настоящим редким талантом. У большинства людей диапазон свиста весьма ограничен, но одаренные свистуны нередко становятся профессиональными музыкантами – выступают с оркестрами на концертах, снимаются в рекламе, на телевидении и в кино (все, разумеется, знают музыкальную тему из фильма «Мост через реку Квай»). Существовали даже конкурсы свистунов, самым известным из которых был Большой международный чемпионат, на который съезжались десятки исполнителей. Многие профессионалы гастролировали с оркестрами по всему миру и ставили собственные эстрадные номера.

Щелк…

Мелодия в голове сменилась, и Томпсон Бойд принялся выводить новую тихую трель. Он заметил, что слишком далеко отложил пистолет. Плохо – не по инструкции. Придвинул его поближе, снова открыл буклет и продолжил читать. Суть метода он, похоже, ухватил, но, как всегда осваивая что-то новое, намеревался изучить все до последней мелочи, прежде чем приступить к работе.

В микрофон, закрепленный у самых губ, Сакс сказала:

– У нас – ничего, Райм.

– «Ничего»?!

Судя по тому, как он рявкнул, хорошее настроение испарилось бесследно.

– Его никто не видел.

– Где вы?

– Прочесали почти всю Маленькую Италию. Мы с Лоном на юге района, на Канал-стрит.

– Черт! – пробормотал Райм.

– Можно… – неожиданно Сакс умолкла. – Что это?

– Что такое? – спросил Райм.

– Подожди минутку. Лон, давай-ка за мной.

Подняв в руке полицейский значок, Амелия пересекла четыре полосы плотного транспортного потока. Остановилась, осматриваясь, затем свернула на Элизабет-стрит – мрачное ущелье жилых многоэтажек, магазинчиков и складских помещений; снова остановилась.

– Чувствуешь запах?

– Запах? – язвительно переспросил Райм.

– Я обращалась к Лону.

– Да, точно, – подал голос Селитто. – Пахнет очень приятно, только не пойму чем.

Сакс указала на оптовый магазин двумя зданиями дальше по улице, в котором торговали мылом, травами и благовониями. Из его распахнутых дверей доносился резкий цветочный аромат. Жасмин – тот самый запах, который они уловили, когда исследовали «набор насильника», тот самый, который чувствовала Женева в музее.

– Райм, возможно, у нас появилась зацепка. Перезвоню позже.

– Да-да, – сказал щуплый китаец из магазина, глядя на фоторобот объекта 10-9. – Знаю такого – квартирант с верхнего этажа. Хотя вижу его не часто. Что-нибудь натворил?

– Он сейчас у себя?

– Не знаю, не знаю. Кажется, видел его сегодня. Он что-нибудь сделал?

– В какой он квартире?

Мужчина пожал плечами.

Склад компании занимал весь нижний этаж здания, однако в конце тускло освещенного коридора, ведущего мимо двери в комнату охраны, виднелась крутая лестница, которая уходила в темноту наверху. Селитто достал рацию и настроился на полицейскую волну.

– Мы его вычислили.

– Кто говорит? – рявкнул в ответ голос Хауманна.

– Прошу прощения, говорит Селитто. Мы на Элизабет-стрит, двумя зданиями южнее пересечения с Канал-стрит. Свидетели опознали по фотороботу одного из жильцов. Возможно, находится сейчас у себя.

– Всем группам: как поняли? Прием.

Эфир заполнился откликами от остальных групп. Сакс назвалась и передала:

– Приближайтесь, не поднимая шума, и не показывайтесь на Элизабет-стрит. Из его окон улица как на ладони.

– Вас понял, пять-восемь-восемь-пять. Назовите адрес. Я запрошу ордер на штурм квартиры.

Сакс назвала номер улицы.

– Конец связи.

Менее чем через четверть часа группы стояли на позициях, офицеры из бригады наблюдения исследовали здание с помощью биноклей, инфракрасных и акустических сенсоров. Глава технарей доложил результаты осмотра:

– В здании четыре этажа. На первом – склад импортных товаров. Просматриваются квартиры на втором и четвертом этаже. В них люди, азиатские семьи. На втором – пожилая пара, на верхнем – женщина с четырьмя или пятью детьми.

– Что на третьем? – спросил Хауманн.

– Окна зашторены, но инфракрасные сканеры подтверждают наличие источника теплового излучения. Вероятно, работающий телевизор или обогреватель. Не исключено, что человек. Также регистрируются звуки. Музыка. И что-то похожее на скрип половиц.

Сакс посмотрела на список жильцов у входа. Строка над кнопкой звонка для третьего этажа была пуста.

Подошел офицер и передал Хауманну какой-то листок. Это был подписанный судом штата ордер на обыск, который переслали по факсу в фургон передвижного штаба. Хауманн пробежал его глазами, чтобы удостовериться, правильно ли указан адрес, – ошибка при штурме была чревата серьезной ответственностью и могла помешать успешному расследованию дела. Документ оказался в порядке, и Хауманн начал инструктаж:

– Разбиваемся на две группы по четыре человека. Первая берет на себя главную лестницу, вторая – пожарную. Для взлома входной двери использовать таран.

Он выбрал восемь человек и разделил их на две группы. Группа А должна была войти через входную дверь, группа Б отправлялась на пожарную лестницу.

Он проинструктировал вторую группу:

– На счет три выбиваете окно и закидываете шумовую гранату с таймером на две секунды.

– Вас понял.

– На счет ноль высаживаете дверь, – сказал он командиру группы А.

Остальных он распределил по другим этажам в качестве групп поддержки.

– Все. По позициям. Пошли, пошли!

Члены группы захвата, среди которых были две женщины, приступили к выполнению задачи. Группа Б отправилась в обход здания к пожарной лестнице, а Сакс и Хауманн вместе с офицером, который держал таран, присоединились к группе А.

В обычных обстоятельствах офицер-следователь не допускался к участию в штурме. Но Хауманн видел Сакс в деле и хорошо знал, на что та способна. А главное, в группе ей были рады, считали одной из своих, хотя вслух никто бы этого не признал… По крайней мере в глаза. К тому же иметь рядом одного из лучших стрелков во всем управлении было нелишне.