Текст книги "Твоя тень"

Любопытно, но слава интересовала музыкантов меньше всего. А вот распространить песни через Интернет и подзаработать – это им было по душе.

– Гастролировать по всей стране? Нет уж, увольте! Жизнь на колесах – это точно не про нас! У нас работа, семьи и bebés[3]3
  Ребятишки (исп.).


[Закрыть]. Вон у Хесуса близняшки родились – подгузники менять не успевает! – воскликнул Вильялобос и кивнул на довольного молодого мужчину, убиравшего в кофр старинную потрепанную гитару «Гибсон Хаммингберд».

Свой «ниссан» Дэнс оставила на стоянке у гостиницы «Маунтин-Вью», поэтому, попрощавшись с музыкантами, подруги забрались в темно-зеленый «шевроле-сабурбан», принадлежавший Кейли. За рулем сидел Дартур. Все это время он находился в автомобиле и внимательно посматривал по сторонам. Телохранитель запустил двигатель, и они тронулись. На переднем сиденье Кэтрин заметила несколько книжечек в кожаном переплете: на корешках переливалось золотое тиснение.

«Похоже, что-то из классики, – подумала Кэтрин. – Хотя вряд ли днем у Дартура есть хоть минутка, чтобы насладиться литературой. Читает, наверное, по вечерам, чтобы пар спустить. Книги для него – окно в мир, где нет таких типов, как Эдвин. В мир, куда можно сбежать от постоянных угроз действительности».

– Завидно мне, – вдруг сказала Кейли, глядя на тусклые огни ночного пригорода, проплывавшие за окном автомобиля.

– Завидно?

– Страшно подумать, сколько музыкантов на вашем с Мартиной веб-сайте! Они играют в свое удовольствие по вечерам и в выходные, услаждая слух родных и близких. Не ради денег! Мне кажется, будто мой талант – мое проклятие, и временами я просто мечтаю от него избавиться! Это я, конечно, вздор болтаю! Но, если честно, я никогда особенно и не хотела быть знаменитой. Ты ведь понимаешь, я просто устала от всей этой славы. Хочу мужа и детей, – произнесла Кейли и кивнула в сторону дома семейства Вильялобос, – чтобы жить, как они. И кучу друзей! А вечерами собираться и петь всем свои песни. Жизнь проходит мимо меня!

Кейли помолчала, а Кэтрин тем временем закончила про себя ее мысль: «А еще, не будь я такой знаменитой, я никогда бы не повстречала этого сумасшедшего Эдвина Шарпа!»

Дэнс поймала отражение подруги в окне: губы поджаты, глаза на мокром месте.

Певица вдруг повернулась к Кэтрин, и вся ее грусть мигом улетучилась.

– А что это мы все обо мне да обо мне? Колись, красотка, что там у тебя на личном фронте? – спросила она лукаво.

– Ну…

– Да ладно, не скромничай! – воскликнула Кейли. – Помнится мне, ты вроде как упоминала про какого-то Джона.

– Мировой мужик! – ответила Дэнс. – Ну просто находка! Раньше работал в Силиконовой долине, а теперь переехал в Монтерей: преподает и консультирует. Но самое главное – он мгновенно поладил с Уэсом и Мегги. Натерпелись мои малютки: с кем я только не встречалась! Уэс особенно страдал. И лишь Джон Боулинг сумел найти с ними общий язык. Прикинь, однажды я даже имела неосторожность познакомить своих деток с настоящим убийцей.

– Да ладно!

– Ну, строго говоря, он не нас хотел убить. Я все пыталась засадить одного преступника за решетку, а мой ухажер хотел добраться до него раньше и укокошить.

– Ну ты даешь! – мрачно отозвалась Кейли, вновь, похоже, задумавшись об Эдвине Шарпе. – Я бы на твоем месте поостереглась!

– Кто не рискует, как говорится, тот… В общем, пока дети души в Джоне не чают – все замечательно!

– И?

– Что и?

– Что дальше-то думаешь делать со своим Джоном?

«Тоже мне, специалист по кинесике! Даже на прямо поставленный вопрос ответить не можешь! Смех да и только!» – мысленно упрекнула себя Кэтрин, поколебалась и наконец сказала:

– Пока не знаю. Поживем – увидим. Я ведь потеряла мужа всего пару лет назад – не хочу спешить.

– Ну ладно, – без энтузиазма протянула Кейли, явно не удовлетворенная отговорками подруги.

А Кэтрин тем временем призадумалась. Джонатан Боулинг – Джон – ей нравился. Даже очень. Да что там! Она иногда ловила себя на мысли, что любит его. И не раз, лежа с ним в постели, когда они сбегали от всех за город, готова была рассказать ему о своих чувствах. Кэтрин верила, что и Джон – добрый, покладистый мужчина с приятной внешностью и исключительным чувством юмора – тоже любит ее не меньше.

Но ведь был еще Майкл.

Майкл О’Нил работал детективом в управлении шерифа округа Монтерей много лет. И все эти годы они с Дэнс были ну просто не разлей вода. Они находились на одной волне, понимали друг друга без слов, смеялись над одними и теми же шутками, выбирали в меню одинаковые блюда и вина, с жаром спорили, но никогда не ссорились. Майкл виделся Кэтрин просто идеальным супругом.

Если не считать одного «но». Майкл был женат на Анне.

Однако стоило только Кэтрин Дэнс прикипеть к Джону, как вдруг произошло неожиданное: Анна бросила мужа одного с детьми и, не дожидаясь развода, рванула в Сан-Франциско. Хотя Майкл и уверял Кэтрин, будто процедура развода запущена, ей тем не менее казалось, что все это вилами на воде писано, – конкретных сроков он не называл.

«А тут есть что обсудить! – подумала Дэнс. – Как раз об этом ближайшим вечерком мы и поговорим с Кейли!»

Через десять минут Морген остановил «шевроле» у входа в гостиницу «Маунтин-Вью». Пожелав Кейли и Дартуру доброй ночи, Дэнс уже взялась было за дверную ручку, как вдруг у певицы зазвонил мобильный. Девушка, глянув на экран, нахмурилась и нажала кнопку «принять вызов».

– Алло? – Она на мгновение прислушалась, а затем настойчиво повторила еще раз: – Алло? Кто это? Говорите!

Наконец Кейли убрала телефон от уха, посмотрела на Кэтрин, потом снова на экран телефона:

– Что за фигня? Очень странно!

– Что такое?

– Кто-то позвонил и, вообще ничего не сказав, включил первый куплет песни «Твоя тень».

Дэнс как раз накануне слушала эту песню из последнего альбома Кейли и слова помнила хорошо. Едва прозвучав в радиоэфире, «Твоя тень» в мгновение ока взобралась на верхние строчки хит-парадов.

 
Ты выходишь на сцену, свои песни поешь,
Расцветают улыбки, ты плохого не ждешь,
Но души никогда не хватает на всех,
Дорогою ценою оплачен успех.
 

– Дело в том, – добавила Кейли, – что играла… запись с концерта.

– Ты же вроде как принципиально не записываешь живые выступления, – сказала Дэнс, припоминая навязчивую идею подруги насчет того, чтобы полностью контролировать звучание своих песен.

– Да, так и есть. Звучала любительская запись, но очень хорошего качества, – произнесла Кейли, не отрывая задумчивого взгляда от экрана телефона. – Настолько хорошая, что любой другой мог бы запросто подумать, будто я пою прямо в трубку… Что еще за глупые розыгрыши?

– Номер знаком?

– Нет, код города не здешний. Думаешь, это Эдвин? – напряженным голосом спросила Кейли и посмотрела в темные глаза Дартура, взиравшего на нее через зеркало заднего вида. – Погодите-ка! Только мои родные и друзья знают этот номер. Как он его выяснил? – воскликнула девушка и поморщилась от собственной догадки. – Наверное, точно так же, как и электронный адрес.

– Может, кто-то из группы решил пошутить? – предположила Дэнс.

– Даже не знаю. Со мной впервые такое.

– Продиктуй-ка мне номер. Наведу справки. Заодно и Эдвина проверю. Как там, говоришь, его фамилия?

– Шарп. Как фирма – производитель электроники. Ты в самом деле можешь что-то выяснить?

– Спрашиваешь! – воскликнула Дэнс, записала номер, вылезла из «шевроле», и на том подруги распрощались.

– Дартур, поехали домой! – скомандовала Кейли.

Пока Дартур выруливал с автостоянки гостиницы, девушка с тревогой поглядывала по сторонам: не затаился ли где Эдвин Шарп?

Кэтрин переступила порог гостиницы «Маунтин-Вью». Из головы все никак не шли строчки из песни «Твоя тень»:

 
Ты выходишь на сцену, свои песни поешь,
Расцветают улыбки, ты плохого не ждешь…
 

Глава 6

Кэтрин Дэнс задержалась у барной стойки, заказала бокал красного вина «пино нуар» и пошла к себе в номер. Снимать с дверной ручки табличку «Не беспокоить» она не стала. Когда еще представится возможность поваляться в кровати подольше? Для матери двух детей это непозволительная роскошь.

Кэтрин приняла душ, накинула халат, отхлебнула вина, плюхнулась на кровать и нажала на телефоне цифру 3 – быстрый набор Ти-Джея Скэнлона. Трубку он поднял мгновенно.

– Здорово, босс! – услышала Кэтрин радостный возглас Скэнлона на фоне какого-то странного шума. Раздавались позвякивания, вскрики, гудки – как будто кто-то играл на каллиопе!

«А как, кстати, на самом деле звучит каллиопа? – задумалась вдруг Кэтрин. – Вот бы послушать!»

– Ты где это там? В зале игровых автоматов?

– На ярмарке! У меня свидание! Как раз ждем своей очереди на русские горки, но для тебя я готов отстоять ее заново… – Голос Скэнлона отдалился. – Это с работы… – пояснил он кому-то. – Да-да, ты пока допивай лимонад… Нет, с лимонадом на горки нельзя. Ты понимаешь, что значит вверх тормашками?

Скэнлон прослыл в местном отделении КБР белой вороной. В их конторе не любили вольнодумцев вроде него, но, когда дело касалось сложных заданий и кропотливой работы под прикрытием, парню не было равных. А еще он собаку съел на эстетике шестидесятых. Ти-Джей досконально знал творчество Боба Дилана и обожал цветастую хипповскую одежду и лавовые лампы.

«Странный, конечно, тип, – в очередной раз подумала Кэтрин, – но кто я такая, чтобы его судить? Сама-то хороша! Взяла недельный отпуск и поехала во Фресно – и зачем? Записывать песни никому не известных фермеров-музыкантов – наверняка нелегалов – в душном гараже! Ну и кто же из нас еще более странный?»

– Мне нужна твоя помощь. Надо кое-кого по базе пробить, – сказала Дэнс, кратко ввела Ти-Джея в курс дела и продиктовала ему номер шутника, звонившего Кейли.

– А на этого вашего Эдвина Шарпа вообще есть что-нибудь? Что-то конкретное? Может, проверить? – спросил Ти-Джей.

– Обычный тип. Попробуй найти судебные иски, запретительные приказы[4]4
  Запретительный приказ – в англосаксонском праве вид судебного приказа, которым суд предписывает тому или иному лицу воздерживаться от совершения определенных действий в отношении другого лица; обычно используется как средство защиты жертв домашнего насилия, сексуального преследования, вторжения в личную жизнь.


[Закрыть] или обвинения в преследовании: пробей по базам судов Калифорнии и Вашингтона. Ах да, и можно еще посмотреть Орегон.

– Хорошо! Будет сделано! Так, значит, сосны, «пино нуар» и сыр?.. Ах, черт! Это я с Висконсином перепутал!

– Ну ты даешь! Ладненько, Ти-Джей, хорошего тебе вечера! Отдыхай как следует!

– Мы и так веселимся на полную катушку! Вот панду тут выиграл для Сэди… – Голос Скэнлона снова отдалился. – Слушай, я ведь не шучу! Ты, похоже, не знаешь, на что способна центробежная сила… Ладно, Кэтрин, давай, до скорого!

Дэнс сбросила звонок и набрала Джона Боулинга, но попала на автоответчик. Отпив вина, она решила, что пора уже укладываться спать. Кэтрин поднялась, зашторила окно, почистила зубы, сменила халат на безразмерные шорты и выцветшую розовую футболку – ночную рубашку она надевала только по особым случаям – и улеглась в кровать.

Перекатившись на бок, женщина пошарила рукой в поисках выключателя света, да так и замерла как громом пораженная.

Окно!

Прежде чем отправиться в гараж к Вильялобосам, Кэтрин задернула и тоненькие тюлевые занавески, и плотные шторы – окна номера на первом этаже выходили на автостоянку и маленький парк, находившийся за четырехполосным шоссе.

И пять минут назад она снова задернула те же самые тюль и шторы!

Получается, что кто-то успел побывать в номере! Неужели горничная не заметила табличку «Не беспокоить»?

«Нет, это точно не горничная. Комната как была в беспорядке, так и осталась. Постель по-прежнему смята, – подумала Кэтрин, вспоминая, как днем плюхнулась на нее, когда болтала с детьми».

Ничего, казалось, не изменилось. Темно-зеленые чемоданы лежали именно там, где она их и оставила. Одежда висела в стенном шкафу на антивандальных плечиках, а пять пар обуви стояли в ряд у комода – все казалось нетронутым. Ноутбук никто не открывал, да и смотреть там постороннему нечего: вся переписка и документы хранились под надежным паролем.

Кэтрин погасила свет и посмотрела в окно. Половина двенадцатого ночи, шоссе замерло, парк опустел и затих…

«Или не опустел? – встрепенулась она. – Вроде бы там кто-то прячется в тени деревьев!»

Разглядеть человека в парке не представлялось возможным – слишком темно. Но в одном Дэнс ошибиться точно не могла: этот кто-то курил. Крохотный оранжевый огонек то поднимался, когда курильщик затягивался, то вновь опускался.

Кэтрин припомнила, как Эдвин Шарп пристально, не спеша оглядел ее с ног до головы в ресторанчике.

«Черт, да он буквально отсканировал мое удостоверение! За этими преследователями нужен глаз да глаз! Они собирают информацию настолько тщательно, что агентам КБР и не снилось. А Шарп в этом деле, похоже, проявляет недюжинный талант! Все ведь разнюхал про Кейли и ее команду! Надо думать, теперь первостепенная задача для Эдвина – выключить меня из игры. Чтобы лишних препятствий не чинила!»

Кэтрин, конечно же, понимала, что все это могло оказаться лишь простым совпадением. В номер приходил электрик или сантехник – мало ли что могло случиться! Если так, то вряд ли они, увидев табличку «Не беспокоить», стали бы церемониться и откладывать работу. Кэтрин позвонила на стойку регистрации, но администратор сообщил, что ситуацию прояснить не может, поскольку не в курсе.

Заперев окно на шпингалет, а дверь на цепочку, Дэнс через щель в занавесках вгляделась в темноту парка. Хотя луна и выплыла из-за туч, на улице не было видно ни зги.

«Черт бы побрал этот туман! – сетовала Кэтрин. – Ни черта не видно!»

Курильщик затянулся, огонек разгорелся сильней, а затем вдруг полетел вниз и через мгновение погас, – вероятно, его затушили ботинком. Все замерло.

«Неужели он следил, чтобы убедиться, что я погасила свет, легла спать и угрозы для его планов больше не представляю? – задумалась Кэтрин, забралась в постель и закрыла глаза. – А чего это я, собственно, так разволновалась? Надо спать».

Но она уже наперед знала, что сон этой ночью придет к ней не скоро.

Глава 7

В голове у Бобби крутилась песня Джексона Брауна «The Load-Out» из альбома «Running on Empty», записанного еще в семидесятые годы. Эту песню Браун посвятил техникам сцены.

Обычно все лавры достаются певцу, и никто даже не задумывается, сколько народу занимается приготовлениями к концерту.

Джексон Браун восстановил справедливость и написал единственный в своем роде гимн техникам сцены. Бобби Прескотт любил эту песню и частенько напевал ее себе под нос.

Около полуночи Бобби припарковал у концертного зала гастрольный фургон «ниссан-квест», выбрался наружу и потянулся. Съездив в Бейкерсфилд, он привез ламповый – да-да, точно такой, как древние телевизоры и радиоприемники! – гитарный усилитель. Эти усилители собирали для семьи Таун на заказ. Транзисторной аппаратуры Бишоп Таун не признавал, поэтому вся группа Кейли играла исключительно через «лампу». Когда Бишоп – Старик, как любовно называли его техники, – сам давал концерты, вся сцена была заставлена легендарными усилителями «Marshall JCM2000 TSL602s», «Fender Deluxe Reverb IIs», «Traynor Custom Valve YCV20WRs» и «Vox AC30s». Спор о том, какой усилитель звучит лучше – ламповый или транзисторный, – был извечным. Сторонники ламповой аппаратуры утверждали и утверждают, что на транзисторном усилителе добиться «того самого теплого» звука, обогащенного обертонами и гармониками перегруженных ламп, просто-напросто невозможно.

Бобби Прескотт и сам играл на гитаре. При необходимости он с легкостью мог подменить музыканта на выступлении – да и не было, наверное, в музыкальном мире такого техника, который не знал бы инструментальных партий своей группы. А что касается лампового звука, то его тягучий тембр Бобби считал идеальным для блюза.

Он открыл дверь концертного зала, вкатил усилитель, а затем занес коробку с креплениями и страховочными тросами.

«Нет, ну надо же! – сетовал Бобби, вспоминая утреннее происшествие с прожектором, чуть не убившим Кейли. – О Иисус, даже подумать страшно…»

Концертная деятельность порой и в самом деле таила массу опасностей. Отец Бобби, Роберт-старший, все шестидесятые и семидесятые годы проработал звукорежиссером и имел дело с такими серьезными группами, как «Битлз» и «Роллинг стоунз». Однако приходилось Роберту-старшему сталкиваться и с музыкантами, вставшими на путь саморазрушения. Эти безумцы, враждебные ко всему миру, методично убивали себя, пичкая наркотиками и накачивая спиртным. Многие из них садились за руль в нетрезвом виде и рано или поздно разбивались, попав в аварию.

Но даже если не принимать в расчет безрассудного поведения, вероятность несчастного случая все равно оставалась – и немаленькая! Взять хотя бы электричество. Только среди своих знакомых Бобби с легкостью мог насчитать трех человек, убитых током. Да мало ли всяких историй. Двух вокалистов и одного гитариста, например, ударило молнией прямо посреди выступления. Один техник оступился, свалился со сцены и сломал себе шею. А сколько народу погибло в гастрольных турах! С полдюжины человек разбились в ДТП: некоторые из них просто заснули от переутомления за рулем. Еще нескольких подвели тормоза: случалось, что грузовики с концертным оборудованием, соскочив с колодок, давили несчастных техников, разгружавших оборудование. В общем, трагедий – не перечесть.

Но вот погибнуть от прожектора, упавшего с потолка? Такого Прескотт еще не слыхивал!

«Сорвавшийся прожектор – случай сам по себе исключительный, – рассуждал он. – А уж если учесть, что он полетел прямой наводкой на Кейли… Фантастика какая-то!»

Бобби невольно представил себе эту ужасную смерть и поежился.

В огромном помещении, подсвеченном лишь табличками «Выход», кишмя кишели тени. Хотя утро и не задалось, Прескотт был рад вновь оказаться в зале. Они с Кейли практически одинаково любили музыку, но кое в чем их взгляды все же не совпадали. Музыка для Кейли – прежде всего ремесло, а концертный зал – площадка для самовыражения. Для Бобби же то и другое было окружено романтическим ореолом. Он считал зал местом чуть ли не священным, намоленным. По мнению Прескотта, стены зала, поглотив некогда сыгранные звуки, вибрировали ими и по сей день. А ведь это уродливое бетонное здание во Фресно кого только не повидало! Даже список тех, кого сам Бобби здесь слышал еще мальчишкой, поражал воображение: Боб Дилан, Пол Саймон, «Ю-Ту», Винс Гилл, «Юнион стейшн», Арло Гатри, Ричард Томпсон, Розанна Кэш, Стинг, Гарт Брукс, Джеймс Тейлор, Шанайя Твейн… – и список этот можно было продолжать до бесконечности! Прескотт свято верил, что голоса музыкантов и их инструментов – струнных, духовых и ударных – сделали это место уникальным и вдохнули в него жизнь.

«Передвинули! – возмутился Бобби, когда подошел к сцене. – Черт, я же велел ничего не трогать!»

Перед уходом он опустил прожектор на сцену, а теперь черная громадина лежала на самом краю оркестровой ямы – в добрых тридцати футах от места падения.

«Кто же это, интересно, тут самовольничал? Ну, попадись мне только на глаза! Убью! – негодовал Бобби, сокрушаясь, что разобраться в произошедшем уже вряд ли получится. Он опустился на корточки и осмотрел прожектор. – Как, черт возьми, ты отвалился от потолка?.. Неужели это козни Эдвина, мать его, Шарпа? А что, вполне может быть…»

Поглощенный мыслями, Прескотт не услышал за спиной шагов. Вдруг он потерял равновесие – кто-то его сильно толкнул, – хрипло вскрикнул и кувырком полетел вниз. Прямо навстречу бетонному полу оркестровой ямы, чтобы в следующее мгновение сломать руку и челюсть.

«О господи, только этого еще не хватало…» – Прижавшись щекой к бетону, бедный техник лежал, тупо уставившись на торчавшую из предплечья окровавленную кость.

Бобби принялся звать на помощь. Он громко стонал, выл от боли и кричал, но все тщетно.

«Кто? Кто, черт побери, это сделал? – лихорадочно соображал Прескотт. – Эдвин?.. Неужели он подслушал, когда я излагал свои планы в ресторанчике?»

– Помогите!

В ответ – тишина.

Бобби полез за телефоном, но тело пронзила такая боль, что он едва не потерял сознание.

«Мобильник надо достать… иначе от потери крови я точно сдохну! – подумал Прескотт и снова глянул на кость. – Господи, какая же она белая!»

Сквозь собственные хрипы Бобби вдруг различил над головой какой-то слабый скрежет. Он ухитрился взглянуть наверх и охнул.

«Нет!.. Черт, нет!»

Прожектор на краю оркестровой ямы угрожающе навис над Бобби.

– Нет, пожалуйста! Кто здесь? Пожалуйста, не надо!

Цепляясь пальцами здоровой руки за бетонный пол, Прескотт попытался отползти, но тщетно – ноги не слушались.

«Так, кажется, получается! – сдвинув тело на пару дюймов, подумал Бобби, как вдруг его осенила догадка. – Я же могу перекатиться через здоровую руку!»

Но мысль эта пришла ему в голову слишком поздно.

Громадина прожектора, словно состав поезда на полном ходу, врезалась бедняге в спину. Раздался сухой треск, и вся боль вдруг разом исчезла.

«Прямо по позвоночнику…» – подумал Бобби и потерял сознание…

Через некоторое время Прескотт очнулся. Сколько именно он тут пролежал: несколько секунд, минут или часов – определить было сложно. С уверенностью Бобби мог сказать лишь одно: оркестровая яма залита ослепительным светом, а значит, громадина, обрушившаяся ему на спину, включена.

А затем Бобби увидел на стене пляшущие тени. Через мгновение он уловил мерзкий запах горящих волос, плоти и все понял: тысячеваттные лампы прожектора поджаривают его заживо, а он ничего не чувствует.