Текст книги "Твоя тень"

– Преследований? – озадаченно переспросил Эдвин. – Да какие там еще преследования?! Мы с Кейли – друзья! Можете сами у нее спросить!

– Друзья? Ты это юристам Кейли расскажи!

– Знали бы вы, как бедняжка их боится! Все эти юристы пляшут под дудку ее отца! Они ей такого про меня наплели – аж мороз по коже!

– Сдается мне, все совсем не так, как ты там себе нафантазировал, – возразил Мэдиган. – На самом деле ты приехал, чтобы преследовать Кейли, но в «Ковбойском салуне» напоролся на Бобби, вы поссорились, а затем ты поквитался с ним.

– Детектив, фантазируете здесь только вы, – спокойно отвечал Эдвин. – Я приехал во Фресно развеяться – на концерт. Сиэтловскими дождями я уже сыт по горло. Я здесь, чтобы поддержать Кейли – свою любимую исполнительницу, которая, ко всему прочему, оказывает мне недвусмысленные знаки внимания. А она – на минуточку! – одна из самых лучших певиц нашего поколения. Вы говорите, будто я преследую Кейли, но это же смешно! Именно я выступаю в роли жертвы! Разве вам не сообщили о моем звонке?

– О каком еще звонке? – нахмурился Мэдиган.

– Я подумал, вы послали за мной помощника шерифа Фуэнтеса в связи с моей жалобой, чтобы узнать подробности…

– Что еще за жалоба?!

– Неужели вам ничего не сказали? Хотя неудивительно, учитывая последние события. В ночь на воскресенье я позвонил «девять-один-один» и сообщил, что около моего дома околачивается некий подозрительный тип и заглядывает в окна. И что вы думаете? Никто даже палец о палец не ударил! Тысяча двести полицейских! И ведь ни один не откликнулся! Ладно, допустим, были заняты, но потом-то ведь можно приехать – опросить соседей? Но нет! Я же в этих местах чужак! Так зачем напрягаться?

Мэдиган мрачно усмехнулся:

– Вообще-то, у нас всего четыре сотни полицейских на округ Фресно и еще шестьдесят – на Мадеру. И эта немногочисленная братия должна поддерживать порядок на территории аж в шесть тысяч квадратных миль – всей долины целиком! До самых гор! И что ты мне предлагаешь? Бросить все и бежать сломя голову арестовывать какого-то там соглядатая? Которого, кстати, ты, может, и вовсе выдумал!

«Если Эдвин пытался разнюхать возможности Мэдигана, – подумала Кэтрин, не веря своим ушам, – то ему это определенно удалось».

Несмотря на все давление со стороны копа, Шарп оставался безмятежным, как летний денек.

– Детектив, где справедливость? Вы сами себе противоречите. Вот вашу местную певицу преследуют, и вы готовы ради нее в лепешку расшибиться. А когда я обращаюсь к вам за помощью и заявляю, что вокруг моего дома околачивается какой-то подозрительный тип, – вы что делаете? Да ровным счетом ничего! Если вы не лжете и Бобби Прескотта действительно убили, а в его доме на колесах видели кого-то похожего на меня, то я клянусь вам: это подстава. Настоящий убийца пытается сделать из меня козла отпущения. Детектив, да поймите уже, наконец: я люблю Кейли! Никогда бы не навредил ни ей, ни ее близким!

– Эдвин, ты не влюбился, а спятил! Помешался на знаменитой певице, которая тебя знать не знает!

– Пайк, а разве любовь – это не помешательство? Разве вы не были когда-то помешаны на своей жене? – спросил Эдвин и посмотрел на обручальное кольцо детектива.

– Не смей говорить о моей семье! – взорвался Мэдиган.

– Прошу прощения, – хмурясь, отозвался Шарп. Глаза его загадочно заблестели, и в них как будто и в самом деле мелькнуло раскаяние.

– Кейли не твоего поля ягода! Ясно? Ты слишком много о себе возомнил!

«Попытки убедить подозреваемых в том, что они не правы или заблуждаются, как правило, ни к чему не приводят, – подумала Кэтрин. – Особенно когда дело касается злоумышленников с неадекватной психикой, таких как преследователи».

– Если вы вдруг не в курсе: Кейли не только отвечала мне на электронную почту, но и писала письма от руки! Да она мне чуть ли не в любви признавалась в этих письмах!

Видно было, что Мэдигану все сложнее подавлять в себе гнев.

– Слышь, Казанова, спустись уже с небес на землю. Точно такие же письма она рассылает десяткам тысяч других поклонников. Сотням тысяч! Юристы мне все по полочкам разложили: ты получил от силы пять-шесть писем по электронке, и еще дважды Кейли отправила тебе послания, написанные от руки.

– Детектив, юристам нельзя верить на слово!

– Эдвин, не один ты такой: многие фанаты мнят себя невесть кем. Даже я однажды не удержался и написал одной знаменитости! И что ты думаешь? Он мне ответил! Прислал фотокарточку с автографом…

– Он, стало быть? – перебил Эдвин.

Каким-то чудом Мэдиган в очередной раз сдержал волну захлестнувшей его ярости:

– Сынок, мы схватили тебя за жабры. Поэтому лучше сознавайся! Поверь, как только повинишься в убийстве Роберта Прескотта, так сразу камень с души свалится!

– Пайк, мне больше нечего добавить. Я, пожалуй, пойду. Да, и вещи мои верните, пожалуйста. А то потом неприятностей не оберетесь. Я свои права хорошо знаю. Одно из двух: либо вы берете меня под стражу, либо отпускаете с миром.

Кэтрин повернулась к Арутяну:

– Деннис, против Эдвина есть улики? Доказательства его вины?

Полицейский потупил взгляд.

– На Эдвина у вас ничего нет, – ответила Дэнс на свой вопрос, прекрасно понимая, что Арутяну сказать нечего. Да и забегавшие глаза собеседника говорили красноречивее любых слов.

– Мы думали… В общем, улик нет.

– Деннис, вызови сюда Мэдигана.

– Зачем?

– Надо переговорить. Это очень важно.

Арутян нерешительно посмотрел на женщину, перевел взгляд на удостоверение агента КБР на ремне и, поджав губы, ощетинился густыми усами: помощник сообразил, что его обманули.

– Прости, у меня не было выбора, – сказала Дэнс.

Поморщившись, Деннис вздохнул, но Мэдигана все же набрал. В комнате для допросов зазвонил телефон. Удивление на лице старшего детектива – стоило ему только взглянуть на экран мобильника – тут же сменилось раздражением. Пока Мэдиган возился с телефоном, Эдвин повернулся и всмотрелся в зеркало Гезелла. Хотя Шарп и видел там лишь свое отражение, тем не менее Деннису и Кэтрин от его пристального взгляда стало не по себе. Ох уж эта чертова приторная улыбочка!

– Слушаю, – спокойно ответил Мэдиган, но от Дэнс не укрылась злость копа: он так вцепился в трубку, что аж костяшки пальцев побелели.

– Шеф?

– Ну что там стряслось?

– Тут рядом со мной агент Дэнс, она хотела бы… вас на пару слов. Если это, конечно, возможно.

Мэдиган изумленно воззрился на зеркало, а затем быстро взял себя в руки.

– Что, прямо сию минуту?

– Да. Похоже, дело срочное.

«Такое ощущение, будто он видит нас», – подумала Дэнс, глядя на Эдвина: тот все не спускал глаз с зеркала.

– Как это, интересно, она вообще там оказалась?.. Короче, некогда мне!

Кэтрин выхватила у Денниса телефон и сказала:

– Пожалуйста, ни в коем случае не арестовывайте его! Лучше отпустите!

Мэдиган бросил трубку и снова предложил подозреваемому воды.

– Я хочу уйти, – повторил Эдвин невозмутимо: ну просто само спокойствие!

Детектив, пропустив его просьбу мимо ушей, вышел из комнаты. Кэтрин тут же кинулась к нему.

– Ты что это себе позволяешь, черт возьми? – крикнул Мэдиган.

– Удерживать Эдвина ни в коем случае нельзя. Особенно если против него нет прямых улик…

– Это мое расследование, а не твое! Усекла?

Дэнс понимала, что Мэдиган боится уронить свое достоинство среди подчиненных, но все равно продолжала давить: положение было серьезное.

– Вы должны отпустить Эдвина!

– Твоя догадка насчет насильственной смерти Бобби еще не дает тебе права врываться и командовать тут направо и налево!

«Так, значит, Деннис не приписал тогда заслугу себе! – подумала Кэтрин. – Что ж, и на том спасибо!»

– Освободите Эдвина!

– Стало быть, ты теперь встала на его защиту? – дрожащим от гнева голосом осведомился Мэдиган.

– Дело вовсе не в этом. Мы тут не отношения выясняем, а расследуем преступление, между прочим. Я не отрицаю: Эдвин вполне мог убить Бобби. Но если отправить его под суд прямо сейчас, без улик, то он выйдет сухим из воды.

– Я подчиняюсь шерифу Гонсалес, но никак не КБР.

– Отпустите Эдвина и установите за ним слежку. Только так мы сможем упечь его в тюрьму!

– А что, если он ускользнет от слежки и прикончит Кейли? Как Ребекку Шеффер?

С этим делом Кэтрин была хорошо знакома. Ребекка Шеффер, голливудская актриса, погибла в конце восьмидесятых от руки психически неуравновешенного поклонника. Именно после этой трагической смерти в Калифорнии и приняли закон о предотвращении преследований.

– Как, говоришь, там называется эта твоя фигня? Кинесика? Вот и скажи мне тогда, что же такого необычного ты увидела в поведении Эдвина на допросе? Помнишь, наш друг заявил, что его, дескать, подставили: лгал он или нет? Уверен, ты ему дыру во лбу прожгла – так смотрела! Ну же, колись!

– В таких условиях сложно оценивать поведение подозреваемого. Нужно больше времени.

– Ах, вот оно что!

– Детектив, Эдвин попросил разрешения уйти, а вы удерживаете его силой. Так дела не делаются.

Мэдиган посмотрел на Шарпа. Тот достал из кармана ручку, взял блокнот и что-то быстро-быстро там строчил.

Старший детектив окликнул Арутяна и скомандовал:

– В наручники его и под стражу. Вторжение в частную собственность. Улики против, зуб даю, найдутся.

Мэдиган повернулся к Дэнс:

– Кристал отвезет тебя к машине. Если тебе не хватило времени «прочитать» меня, то я помогу. Сейчас я не в духе, а обманув Арутяна и прорвавшись сюда, ты меня просто взбесила. У меня сейчас настроение кого-нибудь арестовать! Поэтому убирайся-ка ты отсюда подобру-поздорову… ко всем чертям!

Глава 16

После пятнадцати минут напряженного молчания Кристал Стэннинг наконец произнесла:

– Вы не подумайте… я ведь не нарочно… заблокировала вашу машину. Без всякой задней мысли припарковалась… Просто так вышло…

– Принимается, – только и ответила Дэнс.

Они добрались до трейлера Бобби. Выгоревшая на солнце «тойота» скрипнула тормозами, намекая, что неплохо бы пройти техническое обслуживание.

Трава, еще утром казавшаяся чуточку живой, хотя и запылившейся, теперь, после целого дня на солнцепеке, представляла собой зрелище более чем удручающее. Воздух маревом струился над раскаленным металлом «ниссана».

– Ого! Ваш джип, похоже, вот-вот воспламенится! За руль я бы садиться не советовала: были случаи, когда люди получали ожоги! Можете себе представить? – сказала Стэннинг, отыскивая в сумочке ключи от служебной машины.

– Ничего, как-нибудь справлюсь.

– А ведь уже сентябрь! Подумать только! Ничего не скажу про таяние ледников и глобальное потепление, но во Фресно за последние годы стало значительно жарче.

– Ничего себе, – отозвалась Кэтрин.

– Советую прикупить солнцезащитный отражатель под лобовое стекло. В магазинчике «Райт эйд» можно разжиться. Работает безотказно. Хотя вы, наверное, ненадолго?

«Неужели это Мэдиган надоумил ее задавать такие вопросы?» – невольно задумалась Кэтрин и сухо ответила:

– Спасибо за совет.

– Можно кое-что сказать тебе по секрету? – доверительно произнесла Кристал, переходя на «ты». – Как говорится, между нами, девочками?

– Ну разумеется.

– Кейли Таун – очень важная персона здесь, во Фресно. Именно она сделала наш городок знаменитым, а так – это та еще дыра. По уровню жизни Фресно занимает самые нижние строчки в рейтингах. Не знаю, что там на уме у шефа, но, похоже, он думает, будто ты хочешь извлечь какую-то выгоду. То ли для себя лично, то ли для КБР. Он боится, что ты уведешь у нас дело, и тогда плакали денежки шерифа! А сумма на кону может оказаться немалая!

– Плакали денежки?

– Ага. Если мы не раскроем это дело, то на следующий год нам не выделят достаточно средств из бюджета – так говорит Мэдиган. Понимаешь, он душой болеет за наше управление и бьется в администрации за каждый доллар. Однажды наши криминалисты запороли анализ следов в грязи на месте преступления, просто потому что не хватило денег на нужное оборудование. А похищенную девушку вскоре нашли убитой. Так вот, случай этот у шефа из головы не идет, и он каждый год отчаянно пытается раздобыть побольше средств на нужды нашего управления – на какую-нибудь очередную машину для анализа грязи.

– Понимаю.

– И он раздобудет эти деньги во что бы то ни стало, – таков уж наш Мэдиган, – подытожила Кристал.

И, не сказав больше ни слова, Стэннинг села за руль и уехала.

Дэнс подошла к «ниссану».

«Что же делать? – подумала Кэтрин. – Можно попробовать, конечно, расследовать это преступление вместе с несговорчивыми местными умельцами, но пойдет ли на это наш босс в Сакраменто? Вряд ли. Что бы там ни нафантазировал себе Мэдиган, КБР – не то место, где гоняются за громкими делами».

В КБР вообще не занимались преследователями – не их профиль: даже если бы речь вдруг зашла о звезде мирового масштаба. Но у Кэтрин было целых три причины остаться. Во-первых, Кейли Таун – ее подруга. Во-вторых, в опасности не одна только Кейли, и Бобби тому подтверждение. А в-третьих, Эдвин Шарп играючи оставил старшего детектива Мэдигана в дураках.

«Эта странная улыбочка, ледяное спокойствие и невероятная осведомленность – Эдвин вооружен до зубов, и голыми руками его не возьмешь!.. Что же скрывается за этой фальшивой улыбкой? Что у него на уме? Что на сердце?»

В общем, Эдвин Шарп казался агенту Дэнс субъектом прелюбопытнейшим. В отличие от других преступников, раскусить его с ходу она не смогла. Это был настоящий вызов ее профессионализму.

Кэтрин села за руль «ниссана».

И тут же, ошпарившись, выпрыгнула.

«Господи, да там градусов пятьдесят, не меньше!» – ужаснулась она, после чего наклонилась в салон, завела двигатель и включила кондиционер на полную мощность.

Дожидаясь, пока салон автомобиля охладится, Кэтрин подошла к оцепленному сигнальной лентой трейлеру Бобби. Мысли ее снова вернулись к невероятной коллекции музыкальных артефактов.

Ветер колыхал чахлую траву и кусты, поднимал с земли клубы пыли, похожие на призраков, и от этого пейзажа ощущение полной заброшенности лишь усиливалось. Кругом ни души, внимание привлекал только совсем еще молоденький, едва оперившийся патрульный азиатской внешности за рулем полицейской машины. Автомобиль он припарковал таким образом, чтобы одновременно наблюдать за трейлерами как Бобби, так и Табаты.

«Если Мэдиган все-таки арестовал не того, – подумала Кэтрин, и по спине, несмотря на жару, пробежал холодок, – то страшно представить, что натворит за это время, руководствуясь принципом „один куплет – одна жертва“, настоящий убийца, пока полиция будет бездействовать».

Вскоре салон «ниссана» достаточно охладился, Дэнс села за руль, включила передачу и поехала прочь. Вслед ей, словно бы махая на прощание, трепыхалась на ветру желтая сигнальная лента.

«Звонить или не звонить?» – колебалась Кэтрин, уже предвкушая всю прелесть препирательств с боссом.

Через каких-то десять секунд все-таки решившись набрать офис КБР, она попала на автоответчик.

– Чарльз, это Кэтрин. Мне нужно возглавить расследование во Фресно. Перезвони, я все объясню, – произнесла Дэнс. Она хотела было добавить, что понимает, какой эффект – эффект разорвавшейся бомбы – произведет эта ее инициатива взять дело на себя, но в последний момент передумала.

«Обсудим, когда Чарли перезвонит», – заключила Кэтрин и отсоединилась.

Глава 17

Жилище Кейли Таун, двухэтажный особняк в викторианском стиле, располагалось к северу от Фресно. Прилегающие к нему угодья занимали ни много ни мало двадцать акров.

Сам особняк, площадью всего в две с половиной тысячи квадратных футов, огромным назвать было нельзя. Но строили его для Кейли настоящие профессионалы. Певица предоставила им полную свободу действий, выдвинув только одно условие: «Мне нужен уютный дом». Семь месяцев в году Кейли находилась в разъездах, а потому она отчаянно нуждалась в уютном гнездышке, где в перерывах между гастролями могла бы отдохнуть и полностью расслабиться.

Детство Кейли и ее старшей сестры Сью прошло в доме, находившемся на отшибе, в горах к северу от Фресно. Когда Кейли исполнилось двенадцать, Бишоп Таун этот дом продал.

«Туда трудно добираться зимой» – так он объяснил свое решение расстроенным дочерям. Но в действительности отец продал родовое гнездо, потому что хотел выйти из тени предков. А еще потому, что этот простенький, грубо сработанный дом по статусу совсем не подходил звезде кантри-музыки. Из неприглядного, но уютного жилища Тауны переехали на ранчо, раскинувшееся в Калифорнийской долине на пятьдесят акров. Ранчо обошлось Бишопу в десять миллионов долларов. Тут были и овцы, и крупный рогатый скот – все, как полагается! Да вот только Бишопа Тауна ни те ни другие не интересовали.

И переезд, и продажа дома дались Кейли непросто. Но самое ужасное поджидало впереди: Бишоп продал землю местной горнодобывающей компании, и ее владельцы, желая расшириться, сровняли их родовое гнездо с землей. Вскоре компания обанкротилась, а душа у девушки опустела: получается, родовое гнездо принесли в жертву напрасно.

В память о любимом доме Кейли написала песню, мгновенно взлетевшую на верхние строчки хит-парадов.

 
Жила я в Эл-Эй, и в Нью-Йорке, и в Мэне,
И в прериях Запада, там обалденно,
Но домом назвать я могу только место,
Где вихрем промчалось счастливое детство,
И жизнь мне казалась прекрасным сном
В большом старом доме рядом с рудником.
 
 
Серебряный рудник…
Там день мелькал как миг,
И жизнь мне казалась прекрасным сном
В большом старом доме рядом с рудником…
 

В просторную гостиную уютного особняка вошел Бишоп Таун, тот самый человек, который своим решением продать старый дом когда-то так сильно травмировал душу дочери.

Отец наклонился и обнял Кейли.

Следом зашла Шери, жена Бишопа. Четвертая, если Кейли, конечно, не сбилась со счету. Недавно у мачехи и падчерицы случился дурацкий спор из-за мебели, но Шери все же подошла и тоже обняла девушку – ни один пепельно-белый локон при этом не выбился из ее идеально уложенной прически. Маленького роста, но с пышными формами, Шери была на десять лет старше Кейли. Чего не скажешь о предыдущей супруге Бишопа! Его жена номер три запросто могла сойти за ровесницу падчерицы, а то и за ее младшую сестру!

Про вторую жену ни Кейли, ни тем паче сам мистер Таун ничего толком припомнить не могли.

После приветственных объятий неповоротливый Бишоп медленно и осторожно, точно дряхлый старик – хотя по виду и не скажешь, – разогнулся и опустился на диван подле дочери.

– Вот же проклятые суставы! – Бишоп все чаще и чаще жаловался на здоровье.

Кейли сначала списывала недомогания отца на возраст, ведь время не щадило даже кантри-звезд первой величины. Но затем сообразила: последствия бурной молодости дают о себе знать. Годы кутежа, беспробудного пьянства и бесчисленных потасовок не прошли даром: у бедняги болело буквально все.

Бишоп Таун признавал только дешевые джинсы и черные рубашки. Живот у него был таким огромным, что пряжка – к слову сказать, не маленьких размеров – едва лишь из-под него проблескивала.

– Он все еще там? На обочине? – спросила Кейли и выглянула в окно, но никого, кроме Дартура Моргена за рулем джипа, не приметила. Телохранитель напряженно всматривался в даль, готовый в любой момент исполнить свой служебный долг.

– Да про кого ты говоришь? – проворчал Бишоп.

– Про Эдвина! Про кого же еще!

– Мы никого не видели, – просипел он в ответ, а Шери, подтверждая слова мужа, покачала головой.

Первым, кого Кейли увидела сегодняшним утром, был Эдвин. Чертов Эдвин! А точнее, она заметила его яркую машину.

«Чертов Эдвин и его чертова тачка, красная и большущая!» – выглянув из окна спальни на втором этаже, в сердцах выругалась девушка. Видеть что Эдвина, что его красный автомобиль было для нее одинаково невыносимо.

Особняк Кейли располагался по дороге к горам национальных парков Йосемити и Сьерра – в том месте, где природа долины особенно радовала глаз. За двухполосным шоссе, пробегавшим мимо дома, раскинулся дендропарк с туристической зоной, куда местные приезжали отдохнуть и позаниматься спортом, благо рощи деревьев, садовые террасы, крутые холмы и бесчисленные тропки к тому располагали. Парковка на автостоянке у дендропарка была не ограниченной по времени – чем Эдвин, самый преданный поклонник, и злоупотреблял.

– Значит, уже уехал. Он тут сидел и пялился на окна, – произнесла Кейли, зажмурилась и поежилась.

– Господи боже мой! – выдохнула Шери. – Только этого еще не хватало!

– Ну, хватит себя накручивать! Теперь-то никого не видать! – прохрипел Бишоп и заметил на журнальном столике рядом со стаканом чая со льдом смятые бумажные платочки и телефон: Кейли обзванивала родных и друзей Бобби и выражала соболезнования.

– Эй, Кей-Ти, мне жаль, что все так вышло с Бобби, – сказал Бишоп. – Очень жаль…

– Ужасная смерть! – подхватила Шери. – Представляю, каково тебе сейчас! А родным Бобби? Кошмар!

Кейли сходила на кухню и принесла отцу молока, а себе и Шери – чая со льдом.

– Спасибо, милая, – вежливо поблагодарила мачеха, а Бишоп в знак признательности молча поднял стакан.

– Пап, – быстро произнесла Кейли, избегая его взгляда. – Я хотела бы отменить концерт.

Кажется, в это мгновение Кейли проще было бы взглянуть в глаза убийцы Бобби, чем в глаза отца.

– Ты собираешься отменить концерт? – пророкотал Бишоп откуда-то из глубин огромного живота. Сложно было представить, что этот низкий утробный рык, сейчас не передававший даже толику человеческих эмоций, когда-то переливался тончайшими оттенками тембра. Ведя разгульный образ жизни, Таун не только посадил себе печень и расшатал суставы: пришлось пожертвовать и самым главным – голосом.

– Да, всерьез подумываю об этом.

– Как скажешь. Тебе сейчас тяжело. Понимаю.

– Кейли, может, я могу чем подсобить? – вмешалась Шери, стараясь направить беседу в более мирное русло. – Приготовить что-нибудь особенное? Что ты любишь?

«Еда и смерть, – подумала девушка, – всегда идут рука об руку».

– Спасибо, Шери. Я скажу, если вдруг надумаю.

У Кейли не возникало желания дружить с Шери, но и ненависти к мачехе она не испытывала. Кроме Маргарет, их со Сью родной матери, обладавшей воистину железными нервами, ни одной из супруг Тауна не удавалось обуздать его неуемный нрав. Рано или поздно все избранницы Бишопа сдавались, предпочитая довольствоваться его славой и харизмой, нежели бесконечно с ним препираться. Так поступила и Шери. Другое дело покойная Маргарет: она до конца своих дней вела с Бишопом междоусобную войну и иногда одерживала хоть и маленькие, но победы.

Вообще говоря, на мачеху Кейли грех было жаловаться. Впрочем, как и на отца. Без женщины Тауну приходилось очень туго. Если бы не злой рок, то Маргарет и Бишоп по-прежнему жили бы вместе. Кейли понимала, что ни одной из супруг отца не затмить в его сердце светлую память Маргарет. Со временем это осознавала также и каждая новая избранница. И Шери наверняка не станет исключением.

– Барри уже знает? – буркнул Бишоп.

– Ему первому сообщила, – сказала Кейли и кивнула на телефон. – Он сейчас в Кармеле вместе с Нилом.

Долговязый энергичный Барри Зиглер, продюсер Кейли, оказавшись в студии, просто творил чудеса. Многие исполнители кантри девяностых годов были обязаны своим успехом чуткому уху Барри Зиглера. Именно тогда кантри-музыка обзавелась приставкой «кроссовер» – обозначавшей единение нэшвиллского, далласского и бейкерсфилдского звучания – и покорила сердца слушателей не только в США, но и во всем мире. Если бы не Барри, то не видать бы Кейли успеха как своих ушей.

Тень Эдвина Шарпа пала и на Зиглера, и на звукозаписывающую компанию. В своих письмах преследователь вовсю критиковал их, буквально разносил в пух и прах! Распоясавшийся фанат придирался ко всему подряд: ему не нравились выбор инструментов для аранжировок, темп песен, технические решения – список можно было продолжать до бесконечности. Вот к чему Эдвин никогда не выказывал претензий, так это к голосу Кейли и текстам ее песен. Самое же главное обвинение, которое безумный поклонник выдвигал против Зиглера, команды звукоинженеров и музыкантов, заключалось в том, что они не позволяли раскрыться таланту певицы в полной мере. Об этом Шарп без устали напоминал всем при каждом удобном случае.

Кейли довелось прочитать несколько таких писем, и кое в чем она даже с ним согласилась. Хотя, разумеется, никому в жизни в этом и не призналась бы!

– Кстати, хотела спросить… – начала было Шери и осеклась. С опаской глянув на Бишопа, смаковавшего молоко точно так же, как некогда бурбон, и не заметив на его лице признаков неудовольствия, она продолжила: – Я хотела уточнить насчет завтрашнего публичного обеда в честь «Поклонника месяца» – все остается в силе?

Мачеха помогала им с организацией конкурса «Поклонник месяца», который Алиша Сешнс запустила одновременно и на «Фейсбуке», и на веб-сайте Кейли. Идея пристроить Шери в команду принадлежала, конечно же, Бишопу, и надо сказать, что его четвертая жена, всю свою жизнь что-то продававшая, справлялась неплохо и даже успела принести пользу.

– Шери, у тебя все по плану? – спросил Бишоп.

– Мы арендовали зал в загородном клубе. Думаю, наш поклонник месяца будет на седьмом небе от счастья.

«Кое-кому этот поклонник и в подметки не годится», – с горечью подумала Кейли.

– А еще мы пригласили прессу.

– Никаких журналистов, – отрезала певица. – Не хочу комментировать смерть Бобби. А они обязательно начнут задавать вопросы.

Репортеры постоянно что-то вынюхивали, но стоило лишь на горизонте возникнуть Алише, как говорливые проныры, прикусив языки, тут же испарялись.

– Ничего, прессу мы прищучим, – пророкотал Бишоп. – Установим правила. Никто не посмеет спрашивать тебя о смерти Бобби.

– Я могу все устроить, – произнесла Шери и неуверенно взглянула на мужа. – Мы объединим усилия с Алишей.

Кейли помолчала и наконец ответила:

– Звучит неплохо.

Сказав это, она едва не расплакалась. Ей вдруг вспомнилось, как всего неделю тому назад они с Бобби сидели в ресторанчике и обедали.

– Ну и славно, – подытожил Бишоп. – Рассусоливать ни к чему. Так и передайте этому поклоннику месяца – встреча будет краткой.

– Пап, я ведь совсем не уверена насчет концерта, – произнесла Кейли. Уступив с обедом для фаната, она почувствовала в себе силы вновь заговорить с отцом о грядущем выступлении.

– Маленькая моя! Делай как посчитаешь нужным!

С этими словами Бишоп наклонился и ухватил за тонкий гриф старую гитару «Гилд» янтарного цвета. Кейли имела обыкновение держать свои гитары под рукой, в гостиной. Отец провел по струнам, проверяя настрой, и еловая дека отозвалась высоким звенящим тембром. Таун наиграл куплет песни Элизабет Коттен «Freight Train».

Мастерства Бишопу было не занимать. Он талантливо играл, используя как синкопированную пальцевую технику в духе братьев Траум и Лео Коттке, так и медиаторную – ее практиковал Док Уотсон. Кейли считала, что медиаторной техникой отец владеет ничуть не хуже, чем легендарный гитарист. Самой же Кейли оставалось только мечтать о том, чтобы достичь подобного уровня. Огромные руки Бишопа так и запорхали над гитарой: левая ладонь ловко скользила по грифу, а пальцы правой быстро перебирали струны. Вместе они исполняли чертовски сложные ритмические рисунки.

В популярной музыке гитара традиционно служила другим целям: для аккомпанемента – точно так же, как барабаны или маракасы. И только в последние восемьдесят лет гитара все чаще и чаще выступала солирующим инструментом. Кейли же использовала гитару «Мартин» по старинке, аккомпанируя главному инструменту – своему голосу диапазоном в четыре октавы.

Пение же Бишопа оказалось настоящей пыткой. Кейли хорошо помнила отцовский лирический баритон, и то, что она слышала теперь, было лишь жалким подобием прежнего величия. Тот же Боб Дилан обладал не таким уж и замечательным тембром, но зато отличался экспрессией и брал высокие ноты. Чего не скажешь про Бишопа Тауна. Когда Кейли случалось выступать дуэтом с отцом на одной сцене, она частенько устраивала ему испытания: то сделает отклонение в неудобную тональность, то возьмет так высоко, что у бедняги весь лоб покроется испариной.

– Рассусоливать ни к чему, – громогласно повторил Бишоп.

«Про что это он? Про концерт? – задалась вопросом Кейли, а затем вспомнила о грядущем обеде с поклонником. – Когда же он состоится? Завтра или послезавтра?.. Ох, Бобби, Бобби!» – с горечью подумала певица.

– А насчет концерта мы еще обсудим, – словно бы подслушав мысли дочери, продолжал Бишоп. – Посмотрим на твое самочувствие. Может, через денек-другой ты еще и оклемаешься. Так почему бы тогда и не выступить? Но повторюсь: самое главное для нас, чтобы ты была здорова и счастлива.

Кейли снова выглянула в окно и посмотрела на рощицу деревьев, специально высаженных между домом и дорогой для вящей тишины и уединения.

«Отличное укрытие для Эдвина, – подумала она. – Небось подобрался к дому, затаился и наблюдает! – От мрачных мыслей ее отвлекли зазвеневшие из-под пальцев Бишопа арпеджио. – Уменьшенный септаккорд, малый секстаккорд, большой мажорный аккорд, – невольно определила Кейли. – Как у него гитара звучит! В руках у папы даже палка запоет!»

Девушка снова задумалась. Отец никогда не отменял концертов – он пропускал их по уважительным причинам: либо был в отключке, либо сидел в тюрьме.

– Сделай все в лучшем виде, – обратился Бишоп к Шери и поставил гитару на стойку.

Услышав это, женщина, каждый день душившаяся разными духами, вся прямо аж взвилась от радости и в знак благодарности потянулась было к руке мужа, но затем передумала. В присутствии падчерицы Шери пыталась вести себя сдержанно.

«А она старается! Просто из кожи вон лезет! – подумала Кейли и улыбнулась мачехе. – Нет, я вовсе тебя не ненавижу. Ты мне просто не по душе. Извини».

– Помнишь, пару лет тому назад я тебе кое-что подарил? – спросил Бишоп.

– Пап, ну конечно помню. Я храню все твои подарки.

Кейли проводила Бишопа и Шери до двери. И не сдержала улыбки, заметив, как Дартур Морген с подозрением глянул на отца и его спутницу. Парочка втиснулась в огромный пыльный внедорожник: маленькая Шери уселась за руль, а Бишоп, вот уже восемь лет как не водивший машину, на пассажирское сиденье. Через несколько мгновений они пропали из виду.

Звонить и рассказывать о гибели Бобби у Кейли совершенно не осталось сил. Она прошла на кухню, натянула рабочие перчатки и отправилась в свой любимый сад – отвести душу. Цветы, душистые травы, овощи – чего здесь только не росло! Недаром Калифорнию называют самой плодородной частью страны.

В садоводстве Кейли привлекало не единение с природой и уж тем более не возможность поразмышлять на досуге о вечном. Девушке нравилось, испачкавшись по локоть в грязи, на время позабыть обо всем на свете, особенно о музыкальной индустрии.