Текст книги "Первый лорд мафии"

Джим мыслил в правильном направлении. Сразу же после церемонии бракосочетания он заказал вывеску и повесил се на наименее обшарпанном публичном доме. Большие золотые буквы гласили: «Виктория». Невеста визжала от восторга. По ее словам, он сделал самый сногсшибательный подарок на свадьбу, который только можно пожелать.

Вики действительно не промахнулась с замужеством. Кенна сделал Большого Джима своим сборщиком налогов, взяток и поборов и личным представителем в Деви. Джим обеспечил себя работой, неплохим доходом, властью, престижем и возможностью заниматься побочными прибыльными делами. Он организовал чикагский вариант итальянской лотереи. Он находил работу иммигрантам и получал проценты от их зарплаты. Он покупал виноград вагонами; в арендуемых им помещениях женщины делали вино, которое Джим продавал, не заботясь о налогах в пользу государства. По слухам, он также занимался вымогательством.

Виктория Мореско-Колозимо

Все это позволило юному чистильщику обуви и дворнику стать Бриллиантовым Джимом. Он носил драгоценные камни в кольцах, на булавках для галстука и запонках. Круглый год Колозимо надевал рубашки из чистейшего белого льна, такие прозрачные, что под ними просвечивало белье. Когда он снимал пиджак, окружающим бросались в глаза шесть бриллиантов весом в один карат на его подтяжках. Когда он снимал штаны, особо приближенные особы могли лицезреть еще один комплект бриллиантов в один карат на внутренней застежке.

Жизнь была ласкова к Большому Джиму, и он наслаждался ею на всю катушку. Он носил в кармане кожаный мешочек, наполненный необработанными бриллиантами. Сидя за бутылкой вина, смеясь и болтая с друзьями, он жизнерадостно перекатывал их на своей большой ладони.

Когда человеку сопутствует долгая полоса везения, он не подготовлен к тому, что солнце может зайти и наступит период холодов. С Большим Джимом произошла похожая история. Сначала он изумился и пытался подшучивать над тенью, которая легла на его жизненный путь. Однако она упорно не исчезала. Он созвал своих самых отчаянных головорезов, но и они не смогли прогнать ее.

Джим старался в поте лица. Он в ярости запускал пальцы в кожаный мешочек. Ему до смерти не хотелось звать кого-то на помощь, но он уже дошел до предела. Колозимо оставалось только надеяться, что этому ловкачу из Нью-Йорка удастся добиться желаемого. Он с нетерпением ждал прибытия кузена Вики.

Глава 5. Полуночный дебют в Чикаго

В двухэтажном особняке, на Саут Коттедж Гроув Авеню, 3418, зазвонил колокольчик. Виктория Мореско Колозимо, с трудом волоча ревматические ноги, прошла по густому персидскому ковру и открыла дверь. Она окинула незнакомца быстрым взором, увидела соломенный чемоданчик и решила, что он уличный разносчик. Она уже открыла рот, чтобы отправить его восвояси, когда он сказал: «Добрый день, кузина Виктория. Я кузен Джонни».

Ее взгляд сосредоточился на маленькой тщедушной фигурке, и двойной подбородок затрясся.

«О боже, нет, – подумала она. – Не может быть!»

Она суетливо пригласила его войти.

– Добро пожаловать к нам домой. – пробормотала опа.

Обернувшись, она закричала подчеркнуто оживленным голосом: «Джим! Кузен Джонни приехал».

Колозимо мгновенно появился в гостиной. На его лице была смесь любопытства и облегчения. Вдруг он остановился как вкопанный, и у него отвисла челюсть.

Большой Джим был без пиджака. Немигающим взором Торрио поглощал бриллиантовое великолепие. Он застенчиво улыбнулся и протянул руку. Потрясенный Джим ответил на рукопожатие и почувствовал прикосновение вялой кисти.

Виктория, стоя за спиной у гостя, предупредительно помотала головой Она поспешно сказала: «Ты, наверное, хочешь помыться с дороги, Джонни. Твоя комната наверху, первая дверь направо. Ты не обидишься, если я тебя не провожу? Я… у меня тут дела».

Она напряженно дождалась, когда затихнет звук его шагов, и приняла оборонительную позицию. «Бог мой, Джим, откуда я знала. Ты же видел газету, которую мне прислали родственники. Вице-президент банды Пяти Углов. Так было там написано».

– Господи Иисусе! – взорвался Колозимо. – Что за вздор! Это не мужчина, а сморчок какой-то. Пошли его на все четыре стороны.

– Джим, он мой кузен. Мы сами его пригласили и должны соблюдать приличия. Мы должны объяснить ему причину. – Она, протестуя, вытянула руки. – Хорошо, я виновата. Ну и ладно, мы выложим ему все начистоту, а он, если захочет, умоет руки.

– Господь всемогущий, ты меня за кого принимаешь, за осла? Ты что думаешь, Колозимо будет делиться своими проблемами с этим недоноском? Выкинь его вон или это сделаю я, – Джим закашлялся, его лицо с тяжелой челюстью исказилось от гнева и разочарования.

– Прекрати сейчас же. Он наш родственник, и ты не посмеешь оскорбить его, – понизив голос, она быстро сказала: – Шшш. Это он Будь с ним поласковее, Джим, я прошу тебя.

Джей Ти вернулся с той же застывшей улыбкой на лице. Ему было любопытно, что лежит в маленьком мешочке, который Колозимо теребит в ладонях. Его голубые глаза заметили растерянность супружеской пары. Надо было привести их в чувство.

Он сказал решительным голосом: «Введи меня в курс дела, Джим. Кто пытается у тебя отгрызть деньжат?»

Джим удивленно хрюкнул. Он в первый раз внимательно посмотрел на гостя. В его голову закралось сомнение. Может быть, этот человечек более крутой, чем кажется на первый взгляд. Колозимо беспомощно замялся. Вики вклинилась в образовавшуюся паузу:

– Расскажи ему, Джим, – сказала она.

Бриллиантовый Джим все еще сомневался. Он прочистил горло. Его лицо покрылось бурым румянцем, он чувствовал себя идиотом. Вцепившись в свой мешочек, он, наконец, сказал:

– Ну, в общем, три парня… Послали мне письмо. Там обычное дерьмо. Двадцать пять штук баксов. Я, естественно, ноль внимания. Так эти, черт подери, ублюдки напали на меня на улице. Тычут мне револьверами в брюхо. Ну, конечно, я не стал рисковать, я еще не спятил. Я их обвел вокруг пальца.

Он говорил с нажимом, подчеркивая, что ни капли не испугался:

– Я собрал стрелков – послал шестерых своих лучших ребят. Но, разрази меня гром, сукиным детям удалось улизнуть. Они снова пишут и звонят по телефону. Они подняли ставку до пятидесяти тысяч долларов.

Джим фальшиво усмехнулся: «Теперь хожу с охраной. А что поделаешь, если у тебя на хвосте висят какие-то отморозки».

Торрио просто и тихо сказал: «Я это улажу».

Колозимо изумленно посмотрел на жену. Она сказала твердо:

– Пусть этим займется кузен Джонни.

Колозимо пожал плечами. Он честно предупредил нахального петушка. Конечно, все это бессмысленно, но по крайней мере, Вики не будет кудахтать, что он оскорбил се кузена. Он оплатит ему обратную дорогу в Бруклин. При условии, что парень выживет.

Одна из первых известных фотографий Джея Ти. Слева направо: «Бриллиантовый Джим», его отец Луиджи Колозимо, Джонни Торрио. 1911 год

Торрио слонялся по дому в течение нескольких дней, и Большому Джиму он пришелся по душе. Когда толстяк распечатал второе письмо и один ушел в ночь, Колозимо посмотрел ему вслед с беспокойством. Он едва не стал его удерживать. Вики побледнела, но ничего не сказала.

Трое мужчин с револьверами наизготовку ждали его в полночь у моста на Рок Айленд, на Арчер Стрит, между Кларк и ЛаСаль.

Торрио отрывисто рассмеялся:

– Положите пистолеты, ребята. Если меня продырявите, пасты не будет. Я к вам с предложением.

– Кончай гонять порожняк, мы уже наслушались всякого блуда, – выругался главный. – Где бабки? И кто ты, черт возьми, такой?

– Джонни Торрио. На востоке я в том же деле, что и вы. Вы знаете Фрэнки Йеля? Лупо Волка?

– Какая, на хрен, разница, кого мы знаем?

– Я просто хочу, чтобы вы, ребята, знали, что имеете дело с другом. Я с вами, приятели. Колозимо дал мне деньги. Но я оставил их дома. И я сейчас скажу вам, почему.

Поскольку его компаньоны заворчали, босс подошел вплотную и уставился Торрио в лицо: «Что за херовы фокусы?»

Торрио снова рассмеялся:

Я просто пытаюсь по-доброму договориться. Вы ребята из моей стаи. Мы говорим на одном языке, ясно? Я хочу обтяпать дельце с Бриллиантовым Джимом. Если я вернусь и скажу, что заставил вас отстегнуть мне, скажем, десять штук, он подумает, что я чертовски крут. Что скажете?

Воцарилось удивленное молчание. Потом бандиты разразились хохотом. Лидер опустил ружье и хлопнул Торрио по спине:

– Торрио, ты нам нравишься. Голова у тебя работает. Но, – он пришел в хорошее настроение от собственной шутки, – тема про десять кусков не прокатит.

Джей Ти не стал спорить:

– Ладно, без обид. На самом деле, я вас не виню. Давайте завтра закроем тему. В полночь, здесь же.

Босс сказал извиняющимся тоном:

– Ты классный парень. Мы бы с тобой договорились, но этот ублюдок Колозимо уже пытался вырыть нам могилу.

– Понятно. Ладно, ваши теплые слова меня утешили. Удачи вам всем.

– И тебе того же, – сказал вымогатель, чтобы не отстать от него в изъявлении любезностей.

Двадцать четыре часа спустя звук лошадиных копыт выманил троицу из-под моста. В свете фонаря показался Торрио. Он сидел один на месте кучера в открытой повозке. Он держал в руках сумку и мягко улыбался. Они жадно бросились к нему.

Внезапно Джо Д’Андреа и Мак Фицпатрик, которые лежали, скорчившись, позади Торрио. вскочили на ноги и выпустили в вымогателей по полной обойме. Все трое упали замертво.

Торрио придерживал вожжи, предвидя, что лошадь может испугаться выстрелов. Он успокаивающе говорил с животным, слегка натягивая повод, а потом неторопливо двинулся прочь.

В особняке Джим и Вики, хранившие напряженное молчание, уставились на него.

– Больше вы о них не услышите, – сказал Джей Ти тихо.

– Мертвы? – быстро прошептал Джим.

– Я обернулся, – сухо сказал Джей Ти, – но они не сделали мне ручкой на прощание.

Будучи не очень близко знакомы с ним, они не поняли, что это был один из тех редких случаев, когда Торрио позволил себе пошутить. На этот раз за шуткой он скрывал свой триумф.

Джим издал радостный вопль. Он схватил маленького человечка в свои медвежьи объятия. Вики суетливо запечатлевала влажные поцелуи на шее своего героя. Джей Ти стоически принимал эти знаки внимания.

– Вина! Выпьем вина за нашего дорогого мальчика! – закричал Джим. Его большая грудь сотрясалась. Жена заковыляла к буфету за графинчиком вина. Торрио скромно отвечал на тосты, отхлебывая маленькими глотками. Он не хотел портить радость хозяевам, сказав, что почти не пьет.

Однако праздник был прерван. Вошел полицейский с почтительным голосом: «Не хочу тебя отвлекать, Джим. Но произошла перестрелка. Несколько парней мертвы, а один из них умирает в окружной больнице. Он зовет тебя».

Лежавший в отделении больницы вымогатель сосредоточил больной взгляд на большом мужчине в белой льняной сорочке. Он слабым голосом сказал по-итальянски: «Колозимо, ублюдок. На пороге смерти я проклинаю тебя».

Большой Джим побледнел и перекрестился. Он сказал хриплым голосом: «Я никогда не встречал этого парня. Не знаю, о чем он говорит»

Вскоре вслед за этим вымогатель присоединился к своим товарищам. Присяжные вынесли вердикт, что убийство было совершено неизвестными. В троице опознали жителей Питтсбурга, и Джим с Торрио вернулись домой.

Сыщик, который сопровождал Колозимо в больницу, знал итальянский. Но полиция понимала, что она ни в чем не может обвинить хозяина Леви. Более того, копы не хотели рисковать своей шкурой и поэтому даже не пытались хоть что-то ему предъявить. Однако им хотелось знать, что же все-таки произошло на самом деле. Во внутренних кругах, в управлении, ходили слухи, что за убийством троицы все-таки стоит Бриллиантовый Джим, и что работа была выполнена новым в городе человеком, Джоном Торрио.

Колозимо, радуясь тому, что опасность исчезла, ни в чем не упрекал его. Но Торрио яростно обвинял себя.

– Я должен был вернуться и прикончить их, – сказал он со злостью. – Это была моя обязанность.

– Ты не виноват, Джонни. Это все мои идиоты. Нм ничего нельзя доверить.

Джонни холодно посмотрел на него: «Они плохие исполнители. И я тоже, как выяснилось».

– Джонни, как насчет того, чтобы работать со мной? Ты мне нужен.

– Спасибо, Джим. Мне надо подумать, – он не хотел казаться пустым человеком, который хватается за любое предложение. – Надо посмотреть, что за дела у меня остались в Бруклине.

Он, конечно, уже знал свой ответ. Леви подарил Колозимо россыпь бриллиантов на накрахмаленные сорочки, и бриллиантовая жила еще. разумеется, не иссякла. Проще говоря, здесь было где развернуться честолюбивому молодому человеку.

Прочитанная в «Трибьюн» статья, укрепила его решимость в том, что Чикаго был местом, созданным как раз для пего. Лейтенант Джозеф Петрозино уехал на Сицилию. Он искал подтверждение тому, что вымогатели из Нью-Йорка находились в розыске за совершенные преступления в собственной стране. Эта информация ускорила бы их депортацию. В Палермо его застрелили, а преступников не нашли. Его коллеги горели желанием отомстить за убитого; так что для вымогателей в Нью-Йорке наступили плохие времена.

Торрио написал Фрэнки Йелю, предлагая ему свою долю в «Гарвард Инн». Он назвал разумную цену и сделка состоялась. Они остались добрыми друзьями. Это хороший пример того, что Торрио всегда был честен со своими товарищами. Впоследствии Фрэнки и его ствол сыграют важную роль в развитии карьеры Джея Ти.

Джонни испытал горькое разочарование, когда узнал о своем первом месте в Чикаго. Пост содержателя публичного дома находился на самом низу иерархической лестницы Леви. Колозимо назначил его управляющим «Саратоги». Это был обветшалый каркасный дом на Диаборн Стрит, 22. Цена за проститутку составляла доллар.

Для человека с его деятельной натурой притон был слишком неудачно расположен. Двумя домами южнее, на Диаборн, находился настоящий алмаз в короне его профессии. Он видел, как около подъезда из экипажей и такси выходят люди, достигшие высокого социального статуса. Светились кончики сигар, белоснежные сорочки оттеняли их роскошные темные костюмы; они пресытились ужинами с шампанским и икрой в увеселительных заведениях. Эти люди входили в клуб Эверли, где их ждали вышколенные камердинеры. Наблюдая за окружающим антуражем, Джей Ти внутренним взором видел неприглядных типов, которые тащились по расшатанным ступеньками его собственного центра сомнительных услуг. Торрио испытывал тошнотворные ощущения. Ему всегда было не по себе, когда он имел дело не с самым лучшим товаром.

Он ловил на себе взгляды сестер Эверли. Они не были похожи на хозяек борделя ни по своим манерам, ни по одежде; прекрасные, как и любая роза из их порочного цветника. Минне было двадцать пять лет; она была тонкой, гибкой, с черными волосами моделей Тициана. Ада была миниатюрной, утонченной, с золотистыми кудрями.

Они происходили из южной семьи. Девушки сбежали из дома, когда получили в наследство 25 000 долларов от своей бабушки. Минна, как самая волевая из них, хотела стать актрисой, сестра следовала за ней по пятам. Они взяли себе псевдоним из подписи своей щедрой бабушки, которая всегда заканчивала письма фразой: «Вечно Ваша!»[18]18
  «Everly» – «вечно» созвучно фамилии девушек – «Everleigh»


[Закрыть].

Вид на Диаборн Стрит. Крайний дом справа – Клуб Эверли. Приблизительно 1911 год

После трех недель, проведенных в труппе третьесортного музыкального театра, реалистичная Минна поняла, что ни у одной из них нет задатков будущей звезды. Город Омаха был занят подготовкой Выставки Транс-Миссисипи, и они покинули шоу, чтобы снять меблированные комнаты.

Их цели были неправильно поняты. Когда Минна провела своего первого гостя – скотовода – в его комнату, тот бросил двадцать долларов на туалетный столик. быстро скинул штаны и приказал Минне раздеваться. Минна влепила ему пощечину. Сконфуженный ранчеро быстро ретировался, оставив деньги. Минна от избытка чувств упала на стул. Потом ее взгляд остановился на купюре Поразмыслив немного, она известила сестру, что их планы изменились. Ада, как всегда, ей подчинилась.

Ада Эверли, 1895 год

Собрав самых привлекательных девиц, парочка одела их в вечерние платья и установила рекордную для Омахи плату в 25 долларов. Впоследствии Минна объяснила чикагскому журналисту Чарльзу Уошберну, который написал биографию сестер «Загляните ко мне в гостиную»: «Когда мужчина едет на выставку, он надеется увезти домой наилучшие воспоминания и переживания. Поэтому нет резона предлагать ему услуги за 2 доллара. В его родном городе есть подобные заведения. Вот если он похвастается, что ходил в 25-долларовый дом, тогда его друзья умрут от зависти».

По окончании выставки сестры увезли в Чикаго доход в 60 000 долларов. Они купили два соседних трехэтажных здания, одно из которых было «Зеркальным домом» Лиззи Ален, со спальнями, предназначенными для любителей подглядывать за любовными сценами. Они нашли девиц с приятной внешностью, провели курс обучения, равный по значимости школьному образованию, и создали штат, достойный своих преподавателей.

Тридцать спален предоставляли комфорт и одновременно были готовы выдержать любой натиск. Пружины и матрасы на латунных кроватях с мраморными вставками были особым образом укреплены.

Пять гостиных были названы в соответствии с интерьером и цветовой гаммой: золотая, серебряная, медная, розовая, мавританская. В каждой был фонтан, орошавший комнату запахом духов. В одной из комнат были золотые стулья, золотые занавеси, аквариумы с золотым ободком по краям и золотыми рыбками внутри, золотое пианино за 15 000 долларов и золотая плевательница. Гости подозревали, что вся комната была сделана из золота.

В публичном доме не было фиксированной платы. Однако клиент, который оставлял Минне меньше 50 долларов, рисковал в следующий раз услышать сочувственный голос Чарли, мускулистого привратника, похожего на вышибалу, что «заведение переполнено». Девушка получала четверть заработанных денег, и если ей не доставался вдобавок щедрый подарок, равный или превосходящий официальный взнос, то она действительно никуда не годилась. Чаевые девушки оставляли себе. Щедрые финансовые условия приводили к тому, что персонал Минны был абсолютно счастлив.

– Наш штат всегда укомплектован, и многие девушки стоят в очереди, ожидая появления вакансии, – говорила Минна журналисту.

Шампанское стоило 12 долларов за бутылку в гостиной и 15 долларов – в спальне. Ужин на двоих стоил 100 долларов. Выгодный клиент получал завтрак за счет заведения и возможность освежиться в золотой ванне.

Для больших компаний был оборудован банкетный зал на пятьдесят человек в виде личного пульмановского спального вагона президента железной дороги. Таким образом, девушки приветствовали достижения в новой чикагской промышленности. Компания «Пульман Кар Мэньюфэкчеринг» находилась в Чикаго, а Джордж М. Пульман, изобретатель спальных вагонов, жил четырьмя милями южнее заведения Эверли.

Читатели, которые находятся в зрелом возрасте, наверняка вспомнят сцены из немых фильмов, где кавалеры пьют шампанское из туфелек прекрасных дам. Этот обычай пришел не из Вены или Парижа, а с Саут Диаборн Стрит. По крайней мере, так клянется сама Минна.

Это был необыкновенный вечер даже для повидавших все сестер Эверли. Их дом посетили королевские особы. В Чикаго прибыл принц Генрих из Пруссии, брат немецкого кайзера Вильгельма II. В его честь был дан обед в Пульмановском зале.

«Одна из девушек исполняла танец на столе, – рассказывала Минна. – Внезапно ее туфелька свалилась с ноги. Она перевернула бутылку с шампанским, и вино налилось в туфлю. Один из джентльменов поднял туфельку в честь этой девушки и выпил вино. Все смотрели на него с восхищением. Тогда другие девушки – поверьте, они соображают очень быстро – тоже сбросили туфли. Мужчины налили вина и выпили его из туфель. Это было потрясающее зрелище. Так изысканно!»

Минна выражалась всегда очень благовоспитанно. Однажды, когда два аристократа затеяли драку в ее заведении, она поспешила их разнять. «Джентльмены, – закричала она. – Подумайте, что почувствуют ваши родители, когда прочитают, что вы были арестованы в самом известном в стране борделе!»

Драчуны остановились, шокированные грубым словом, сорвавшимся с гyб изысканной мадам.

Но не только клуб Эверли ранил гордость Торрио. Рядом с «Саратогой» находился публичный дом Эда Вайса. Нежная страсть побудила одну из чаровниц «Эверли» бросить свою работу и стать любовницей Вайса. Блондинка с литературными наклонностями, она называла себя Эми Лесли. Таким образом она выражала свое восхищение Эми Лесли, драматургическим критиком из «Чикаго Дейли Ньюз».

Вайс не был джентльменом. Он заставил работать на него девушку. потерявшую голову от любви. Таксисты отлавливали подвыпивших толстосумов, которые впервые приехали в Леви в поисках дома Эверли. Зная, что сестры не пустят к себе пьяниц, они везли их к Вайсу. Глядя затуманенным взором на роскошную Эми, пьяные богачи верили, что они попали во дворец своих грез. Вайс поддерживал в них эту уверенность, назначая такие же цены, как и Эверли.

Торрио страдал от мысли, что у него не было девушки, которая заставила бы даже пьяного в стельку поверить, что он попал в объятия красоток из «Эверли».

Леви расставлял сети для любого вида покупателей. Застенчивые клиенты окружались здесь особой заботой. Глядя на вывеску «Дансинг Фрайберг», мужчины, слишком робкие, чтобы зайти в бордель, испытывали надежду найти себе подругу. Может быть, им удастся подцепить там девушку. Никаких проблем. Девушки были очень любезны. Они как раз могли порекомендовать один отличный отель вниз по улице под названием «Мальборо». За всем этим антуражем стоял Айк Блум, которому принадлежали и «Фрайберг», и «Мальборо».

Публичный дом «Калифорния», услуги за один доллар, был расположен напротив дома Эверли. В огромной гостиной выстраивались вдоль стен двадцать обнаженных девиц. С годами голос мадам Терезы МакКафферти охрип, уговаривая клиентов не откладывать свое удовольствие. Ее девиз был следующим: «Ну же, мальчики! Не теряйте времени. Подцепите себе милашку».

«У Черной Мэй» белых клиентов обслуживали светлокожие молодые негритянки. Морис Ван Бэвер, хозяин борделя «Париж», говорил, что его высококлассные девочки прибыли прямо из столицы Франции. Фирменной услугой дома были оральные контакты, более известные как французская любовь. С вычурными одеяниями Ван Бэвера мог поспорить только костюм Цирюльника Кулина. Его личный кучер носил высокий шелковый цилиндр и темно-зеленую ливрею с тяжелыми золотыми пуговицами.

Существовали бордели с китайскими девочками, другие дома терпимости предлагали дочерей Японии. Чикагские зимы были суровы к восточным куртизанкам. Под яркими кимоно они носили длинное шерстяное белье. Когда холод прокрадывался в плохо отапливаемые дома, они соглашались лишь слегка приспускать свои кальсоны. Эти половинчатые меры вызывали жалобы у клиентов. Дейзи Дэворэ, которая нанимала и японок, и китаянок, решила проблему с помощью дешевых накидок в стиле лошадиных попон. Клиенты получали полный обзор, а у девочек не мерзли спины.

В «Доме всех наций» были представлены все национальности, по крайней мере, так заявляли хозяева. На стенах гостиной висели фотографии девочек с указанием их родины. Здесь заключались многократные сделки. У мужчин часто возникало желание совершить кругосветное путешествие.

Удовлетворяя спрос, Леви стал экзотическим сексуальным базаром. Повсюду было столько женщин готовых на все, что пропал элемент охоты, приключения, и мужчины стали искать ему замену. Оригинальность, новизна, «изюминка» на современном языке – вот что различало пустующие и переполненные публичные дома. «Саратога» на тот момент была просто еще одним заведением, предлагающим женщин. Однако Торрио не хотел, чтобы его имя упоминали в связи с заурядным борделем. Про себя он, конечно, возмущался, что Колозимо не подыскал ему ничего получше, но склад характера не позволял ему обижаться и сидеть сложа руки. Он был твердо настроен продвинуться в империи Бриллиантового Джима, и его успехи были единственной возможностью пробиться наверх. Также для него было важно доказать себе, что ни одна ситуаций не заставит его спасовать.

Остановившись в «Саратоге» во время своего обычного обхода публичных домов. Колозимо был поражен до глубины души:

– Боже правый, Джонни! Что ты сделал с девками?

Шлюхи были одеты в полосатые и клетчатые платьица, которые завязывались бантами на поясе. Они сверкали голыми ногами. В волосах у них были шелковые ленты, завязанные в бантики. На ногах – туфли на высоченных каблуках. Так они напоминали детей, которые играют во взрослых.

Задолго до написания «Лолиты» Набоковым Торрио знал, что у многих мужчин возникает желание переспать с юными невинными девочками. Таких девочек у него, естественно, не было. Он создавал иллюзию. Конечно, чары рассеивались, когда взгляд клиентов переходил с детских ленточек на потрепанные жизнью лица, однако от этого могли пострадать только очень чувствительные люди, а клиенты Торрио не были чувствительными. У Большого Джима тоже была толстая шкура.

– Сногсшибательно, Джонни. У тебя действительно есть мозги. Знаешь что? Эти девки так классно выглядят, что я бы сам их попробовал.

Джей Ти улыбнулся: он не думал, что фокус вышел слишком удачным. Но все же он помог ему выделиться из толпы, и это уже было кое-что. Его бизнес выйдет далеко за пределы «Саратоги», но принцип останется все тот же. Каким бы скудным ни был подручный материал, он постарается сделать его более привлекательным для продажи.