Текст книги "Братья Хоторны"

Глава 24
Джеймсон

Они приехали в оперу. Как было велено, через двадцать минут Джеймсон и Эйвери выскользнули из собственной ложи и направились к лифту.

– Здесь мы с вами попрощаемся, – сказал Эйвери Орену. Инструкции в приглашении были предельно ясными.

– Мне это не нравится. – Телохранитель Эйвери скрестил руки на груди и выразительно посмотрел на свою подопечную. – Но сейчас угрозы в ваш адрес почти не поступают, так что, если вы двое собираетесь это сделать, нужно уходить прямо сейчас, пока кто-нибудь не понял, что вы покинули свою ложу.

Секундой позже Джеймсон и Эйвери оказались в лифте. У Джеймсона подскочил пульс, когда он приложил золотой ключ из приглашения к панели управления лифтом.

Все кнопки тотчас загорелись изумрудно-зеленым.

Эйвери набрала код, который им дали. Лифт погрузился в кромешную тьму. Они стали со свистом спускаться вниз, минуя первый этаж, гараж и подвал. Ниже, ниже, ниже.

Когда двери лифта открылись, Джеймсона ошеломила кажущаяся безграничность того места, в котором они оказались. Он вышел в некую пещеру, и звук его шагов эхом отдавался в пространстве. Эйвери последовала за ним, и слева от них вспыхнул факел.

Джеймсон понял, что это не естественная пещера, она создана человеком, и это даже не пещера, а туннель, по которому протекала подземная река. Даже при свете факела она казалась черной.

Когда Джеймсон шагнул вперед, у кромки воды вспыхнул приглушенный свет. Фонарь. Через мгновение он разглядел того, кто держал этот фонарь. Ребенок. На первый взгляд, Джеймсон не дал бы ему больше одиннадцати-двенадцати лет.

Ребенок молча повернулся и шагнул в лодку. Она была длинной и тонкой, отчего напоминала гондолу. Мальчик закрепил фонарь на лодке, взял шест и в ожидании повернулся к ним.

Джеймсон и Эйвери прошли по каменной дорожке к лодке и поднялись на борт. Ребенок все так же молча начал грести, оттолкнувшись шестом от дна канала.

Джеймсон подошел, чтобы забрать его у мальчика.

– Я могу…

– Нет. – Лодочник даже не взглянул на него и лишь крепче вцепился в шест.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Эйвери. – Кто-то заставляет тебя это делать? Если тебе нужна помощь…

– Нет, – снова сказал мальчик тоном, который заставил Джеймсона задуматься, не ошибся ли он с возрастом ребенка. – У меня все хорошо. Даже лучше, чем просто хорошо.

Подземная река сделала изгиб. Лодка повернула, и Джеймсон понял, что эта часть туннеля сделана не из обычного камня. Стены были черными, но казалось, что внутри их сиял свет. Какая-то разновидность кварца? Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь плеском воды об лодку, которую мальчик направлял вперед.

– Здесь только мы, – тихо сказала Эйвери, но звук ее голоса эхом отразился от воды. – Тут, внизу.

– Есть много путей, – сказал мальчик, в чертах его лица было что-то почти величественное, – много входов, много выходов. Все дороги ведут к «Милости», если вас хотят там видеть, но если нет – вам туда не добраться.

Река сделала еще три поворота, и лодка пристала к песчаному берегу. Вспыхнули факелы, выхватив из темноты лодку и осветив дверь, перед которой, как солдат, по стойке смирно стоял Рохан в красном смокинге и черной рубашке, но в свете факелов было заметно его расслабленное выражение лица – самодовольное. Такое бывает у тех, кто победил.

– В твоем возрасте ты не должен работать, тем более так поздно, ночью, – сказала Эйвери мальчику, который доставил их сюда. Ее взгляд метнулся к Рохану. – Если он заставил тебя думать иначе…

– Фактотум меня ни к чему не принуждал, – сказал мальчик. Его голос прозвучал жестко, он вздернул подбородок. – И когда-нибудь, когда он станет проприетаром, я стану его фактотумом.

Глава 25
Джеймсон

Рохан не работал на фактотума. Рохан сам был фактотумом, а не просто каким-то посыльным. Джеймсон шагал вперед, а в памяти всплывали слова Иена. Он говорил, что Джеймсону необходимо привлечь внимание проприетара, а не его правой руки. А еще он говорил, что каждые пятьдесят лет проприетар, хозяин «Милости дьявола», выбирает себе наследника.

– Детский труд? – Эйвери остановилась прямо перед Роханом. – Это незаконно.

– Некоторые дети получше многих взрослых знают, как хранить тайны. – В голосе Рохана не было ни капли сожаления. – «Милость» не в силах спасти каждого ребенка, оказавшегося в ужасной ситуации, но те, кому все же удается помочь, редко не испытывают благодарности.

Джеймсон услышал подтекст. «Ты и сам был таким ребенком, правда ведь?»

Рохан повернулся к ним спиной и приложил ладонь правой руки к черному камню. Он ожил, считал отпечаток, раздался звук открывающихся замков. Рохан шагнул назад, и дверь распахнулась перед ними.

– Туда, куда ангелы боятся ступить, добро пожаловать покутить. – Рохан почти пропел эти слова, но в голосе звучали недобрые нотки. Обещание. Его, как подозревал Джеймсон, веками произносили предшественники Рохана. – Но имейте в виду: клуб всегда выигрывает.

Без колебаний – как человек, который никогда не сомневается, – Джеймсон шагнул в дверь. Комната за ней была круглой, со сводчатым потолком высотой не меньше чем в два этажа, а архитектура отдаленно напоминала римскую. Остальные двери почти сливались со стенами.

Много входов, много выходов. Джеймсону вспомнился дом Хоторнов и его лабиринты потайных ходов, но он сосредоточился на своем окружении, на тех частях сводчатой комнаты, которые, в отличие от скрытых дверей, сразу бросались в глаза.

Пять устремленных ввысь мраморных арок в полукруглых стенах обрамляли проходы, расположенные на равном расстоянии друг от друга. С арок мягкими складками ниспадали черные портьеры, сшитые из разной ткани: бархат, шелк…

Эйвери остановилась рядом с ним, и Джеймсон продолжил изучать обстановку: пол из золотого гранита, в центре комнаты колонны образуют круг, часть из них поднималась к сводчатому потолку, остальные были не выше плеча Джеймсона. На верхушке каждой из колонн поменьше стояла неглубокая золотая чаша, наполненная водой, в каждой плавала лилия.

Джеймсон ззаметил на полу окруженный колоннами рисунок: лемниската. Научное название вспомнилось ему быстрее, чем обыденное, – символ бесконечности. Узор выложен в граните сверкающими черными и белыми линиями.

– Оникс, – раздался голос Рохана прямо за спиной Джеймсона, – и белый агат.

Джеймсон резко развернулся, ожидая увидеть Рохана всего в нескольких дюймах от себя, однако фактотум по-прежнему стоял около двери.

– Это стены создают такой эффект, – с улыбкой объяснил Рохан, потом повернулся к Эйвери и протянул ей руку. – У меня есть дела, но проприетар позволил мне сначала провести вам экскурсию.

Проприетар. Джеймсон постарался не выдать своего интереса при упоминании этого титула. Еще он постарался не испепелить взглядом Рохана, когда тот взял Эйвери за руку и повел ее по комнате. Это всего лишь часть игры.

Джеймсон нагнал их, прежде чем они успели подойти к первой помпезной арке.

– В «Милости» пять проходов, – сказал Рохан, и его слова эхом отозвались вокруг них, – каждый ведет к определенному виду развлечения.

Последнее слово он произнес с нехорошей, коварной улыбкой.

Джеймсон сам привык так улыбаться.

– И каждый проход посвящен одному из смертных грехов. Мы, в конце концов, «Милость дьявола».

Рохан отдернул штору слева от них. За ней Джеймсон разглядел десятки балдахинов, но то, что было под ними, скрывалось за складками шифона.

– Похоть? – попробовал угадать Джеймсон.

– Лень, – с улыбкой ответил Рохан. – У нас в штате несколько массажистов, если вы ищете расслабления.

Джеймсон засомневался, что члены клуба приходят сюда, чтобы расслабиться.

– Чревоугодие. – Рохан повел их к следующему проходу. – Нашим шеф-поварам нет равных. Конечно же, все напитки первоклассного качества и абсолютно бесплатны.

«Туда, куда ангелы боятся ступить, добро пожаловать покутить. Но имейте в виду: клуб всегда выигрывает», – вспомнилось Джеймсону.

Они остановились у третьего прохода. Рохан слегка отодвинул бархатную занавеску. Они увидели винтовую лестницу такого же золотого оттенка, что и гранитный пол в атриуме.

– Похоть! – Рохан опустил занавеску. – Наверху располагаются приватные апартаменты. Члены клуба используют их, – тут он умолк, чтобы Джеймсон мог себе представить, что именно там происходит, – по личному усмотрению.

Вдруг взгляд у Рохана стал суровым.

– Но если кто-то позволит себе что-то, не получив на то согласия, потому что партнер слишком пьян, или распустит руки, я не могу гарантировать, что наутро у этого «кого-то» еще останутся желания.

Оставалось еще два прохода. Когда они приблизились к первому из них, Джеймсон понял, что скрывающий его занавес намного тяжелее, чем другие. Когда Рохан отдернул штору, их оглушил рев толпы. Джеймсон разглядел, как ему показалось, две дюжины человек, а за толпой – боксерский ринг.

– Некоторым из наших членов нравится драться, – объявил Рохан, сделав ударение на последнем слове. – Некоторым нравится делать ставки на бои. Я предостерег бы вас от первого, по крайней мере в том, что касается схваток с бойцами нашего дома. Те, кто сражается за «Милость», никогда не жалеют противника. Проливается кровь. Ломаются кости. – Губы Рохана растянулись, обнажив зубы, и его улыбка стала похожа на оскал. – Лучше проявите осмотрительность. Однако, если у вас возникнут разногласия с другим игроком за игровым столом, вы можете решить это разногласие на ринге.

– Гнев? – угадал Джеймсон.

– Гнев. Зависть. Гордыня. – Рохан опустил штору. – Люди оказываются на ринге по самым разным причинам.

Джеймс решил, что фактотум и сам не раз там побывал.

– Открывая для себя «Милость», обратите внимание, что ставки можно делать в четырех из пяти зон. Конечно же, это ставки на бои и за игровыми столами, но в каждой из первых двух комнат, которые я вам показал, есть книга, и в этих книгах содержатся, скажем так, нетрадиционные ставки. Все, что записано в одной из этих книг и заверено подписью, имеет обязательную силу, независимо от того, насколько оно странное. И, кстати, об обязательных ставках… – В руках Рохана словно из ниоткуда возник бархатный мешочек, и он вручил его Эйвери. – Ваш перевод пришел, его невозможно отследить – все именно так, как нам нравится. Внутри вы найдете фишки с номиналом в пять, десять и сто тысяч фунтов стерлингов. Эти фишки будут переданы мне в конце вечера. – Его зубы опять сверкнули в улыбке. – Для сохранности.

Втроем они почти обошли круглую комнату и оказались у последней арки.

– Жадность, – улыбнувшись, проговорил Рохан. – За этим занавесом располагаются столы. Мы предлагаем различные игры. Мисс Грэмбс, вам лучше сосредоточиться на тех, где вы будете играть против членов клуба, а не против самого клуба. А что касается тебя… – Рохан перевел взгляд с Эйвери на Джеймсона. – Не ставь на кон то, что не можешь позволить себе проиграть, Джеймсон Хоторн.

Рохан наклонился вперед и прямо в ухо Джеймсона бархатистым шепотом добавил:

– Есть причина, по которой таким людям, как твой отец, не разрешают вернуться.

Глава 26
Джеймсон

Войдя в игровую комнату, они словно оказались в бальном зале прошлых эпох. Глядя на высокие потолки, Джеймсон задумался, насколько глубоко под землей они сейчас находились. И еще ему было интересно, как давно Рохан знал, что Иен был его отцом.

Джеймсон гадал, что еще известно фактотуму, но потом отбросил эти мысли и сосредоточился на том, что сейчас было важнее всего. Не упускай ничего. Будь внимателен ко всему. Получи знания. Используй их.

Стены зала были отделаны светлым деревом. Потолок украшала золотая лепнина, как в каком-нибудь венецианском дворце. На полу из сияющего белого мрамора лежал огромный пышный ковер сапфирового цвета с золотым узором. Столы разных форм и размеров, украшенные витиеватым декором, наверняка антикварные, были расставлены по комнате, явно в определенном порядке.

За ближайшим к ним столом девушка-крупье, одетая в старомодное бальное платье, передавала пожилому джентльмену пару игральных костей.

– Азар, – прозвучал голос слева от Джеймсона. Рядом с ним появилась герцогиня. – Игра, за которой вы сейчас наблюдаете, называется азар [11]11
    От hazard (англ.) – азарт, риск. Одна из самых древних игр в кости.


[Закрыть].

Сегодня на герцогине было нефритово-зеленое платье, ткань которого развевалась от каждого ее движения, по бокам от самых бедер тянулись разрезы.

В руках у нее был такой же, как у Эйвери, бархатный мешочек.

– Эта игра является предшественницей игры в кости – то, что вы, американцы, называете крэпсом [12]12
    От craps (англ.) – чушь, бред, брехня. Эта игра появилась в начале XIX в.


[Закрыть], – продолжила герцогиня. – Но, боюсь, она немного сложнее.

Она кивнула в сторону человека с игральными костями.

– Тот, кто бросает кости, называется распорядителем. Он выбирает число от пяти до девяти. Выбранное число диктует условия, при которых вы выигрываете или проигрываете. Если после первого броска не случается ни того ни другого, выброшенное число также становится частью игры. – Она улыбнулась. – Как я уже сказала, это сложно. Я Зелла.

Джеймсон приподнял бровь.

– Просто Зелла?

– Я всегда придерживалась мнения, что титулы ничего не расскажут вам об игроке, в отличие от игры. – Зелла грациозно пожала плечами. – Можете использовать мой, конечно, но я этого не делаю, если на то нет причин.

Но инстинкты подсказывали Джеймсону, что эта женщина все делает по той или иной причине.

– А как насчет вас? – спросила Зелла. – Как вас называть при дворе?

– Я Эйвери, а это Джеймсон.

Отвечала Эйвери, поэтому Джеймсон спросил:

– При дворе?

– Так некоторые люди называют «Милость», – ответила Зелла. – Власть и все такое, а сколько здесь политики и интриг! Например… – Ее темно-карие глаза скользнули по залу. Их троица уже привлекла к себе внимание. – Сейчас почти все гадают, как мы познакомились.

Эйвери внимательно посмотрела на герцогиню.

– А вы хотите, чтобы они думали, будто мы знакомы?

– Возможно. – Зелла улыбнулась. – «Милость» – это место, где заключаются сделки. Формируются альянсы. Разве не в этом вся суть власти и богатства? – адресовала она свой вопрос Эйвери. – Мужчины, у которых все есть, почти всегда хотят большего.

Герцогиня протянула руку Эйвери и только тогда, когда она взяла ее, протянула вторую руку Джеймсону. Он тоже взял ее за руку, и Зелла повела их по комнате. Каждой клеточкой своего тела Джеймсон ощущал, что все это тоже служит какой-то ее цели, какой бы она ни была.

– Мужчины, – повторил он.

И действительно, если не считать крупье – девушек, одетых в старинные бальные платья, – в помещении почти не было женщин.

– Женщинам редко удается получить членство, – сказала Зелла и посмотрела на Эйвери. – Вы, вероятно, крайне незаурядная личность. Или у вас есть что-то, что очень хочет заполучить проприетар.

Проприетар. Джеймсон уже чувствовал нарастающее возбуждение перед следующей невыполнимой задачей. Привлечь его внимание. Добиться участия в Игре.

– Как женщина женщине, – сказала Зелла Эйвери, – позвольте мне помочь вам немного освоиться здесь.

Она кивала в сторону столов, которые они проходили.

– Вист. Пикет. Vingt-et-un [13]13
    Двадцать один (фр.).


[Закрыть].

Джеймсон не узнал первые две игры, но быстро догадался о последней.

– Двадцать одно, – перевел он с французского. – Похожа на блек-джек.

– В эпоху основания «Милости дьявола», эта игра была известна как вантэ-ан.

Джеймсон решил, что под этим подразумевалось, что «Милость», должно быть, сильно отставала от реалий нынешнего мира.

– Я так полагаю, стола с покером здесь нет? – сухо спросил Джеймсон.

Зелла кивнула в сторону вычурно украшенной лестницы.

– В покер играют на балконе. Недавно добавили – лет семьдесят назад. Как вы уже поняли, большинство игр, в которые здесь играют, уходят корнями гораздо дальше этого срока.

У Джеймсона создалось впечатление, что герцогиня, говоря «игры», имела в виду не только те, в которые играли за столами.

– А что проприетар? – спросил Джеймсон. – Он сегодня здесь?

– Думаю, лучше всего предположить, что он везде, – ответила Зелла. – Все-таки мы находимся на его территории. А теперь, – продолжила она, завершая их маленькую прогулку, – прошу простить, но у меня фотографическая память, репутация за столами и план действий.

Герцогиня повернула голову к Эйвери.

– Если кто-то доставит вам неудобство или сделает то, чего делать не следует, знайте, я ваш союзник. Аутсайдеры должны держаться вместе – до определенного момента. Bonne chance! [14]14
    Желаю удачи! (фр.)


[Закрыть]

Джеймсон смотрел, как Зелла уходит, и перевел про себя ее прощальные слова: «Желаю удачи!» Он оглядел комнату, примечая каждую деталь. Так много игр, так много возможностей, и всего одна задача, которую они должны выполнить. Чувствуя, как по венам пробегает электрический разряд, Джеймсон повернулся к Эйвери и кивнул на лестницу, которая вела на балкон над их головами.

– Что скажешь, Наследница? – прошептал он. – Готова проиграть?

Глава 27
Грэйсон

Грэйсон скопировал фотографии ключа Джиджи, сделанные им накануне вечером, на свой ноутбук. Пользуясь рукой для оценки масштаба, он рассчитал размеры ключа, перепроверил эти расчеты, сделал негативы, а затем начал создавать цифровую модель. Когда в полдень личный консьерж отеля «Хейвуд-Астирия» пришел справиться, все ли у него в порядке, он почти закончил.

– Можем ли мы что-нибудь для вас сделать, сэр?

Для гостя с элитной черной картой этот вопрос касался не только услуг отеля.

– Мне понадобится 3D-принтер, – ответил Грэйсон. От него не ждали обоснования своей просьбы, и он не стал ничего объяснять. – Будьте добры!

Консьерж ушел. Грэйсон закончил свою работу. Он сделал почти идентичную копию, слегка изменив зубцы, чтобы ключ стал бесполезным. «Прости, Джиджи!» Чтобы отогнать от себя эту мысль, он переключился на другую, тоже неприятную. «Что именно надевают на вечеринку в старшей школе?»

Ему никогда не приходилось задаваться этим вопросом, когда он был старшеклассником. Его братья порой ходили на такие вечеринки, но Грэйсон не видел в них никакого смысла. А если бы он все же пошел, то не стал бы тратить ни секунды на раздумья, что надеть. Безупречный костюм служил броней, а Грэйсона с детства учили входить в любую комнату во всеоружии.

Но не сегодня!

Сегодня ему нужно слиться с остальными. К сожалению, Грэйсону Давенпорту Хоторну ничего не известно о слиянии с толпой. «Шорты?»

К счастью, зазвонил его телефон и прервал слишком затянувшееся обдумывание гардероба.

– Забровски, – ответил Грэйсон, сразу же переходя на деловой тон, – очень надеюсь, что вам есть что мне сказать.

«Если ты позволишь людям подвести тебя, – он словно слышал наставления деда, – они обязательно тебя подведут. Не позволяй им этого».

– Я провел базовую проверку биографии Кента Троубриджа, – отчитался частный детектив.

– Разве я плачу вам, – ровным тоном спросил Грэйсон, – за «базовую»?

– Но потом я копнул глубже, – торопливо добавил Забровски. – Как вы уже, наверное, поняли, наш парень – адвокат, причем с очень хорошими связями. Происходит из семьи юристов. Династии, я бы даже сказал.

– Я так понимаю, с финансами у них все… стабильно, – уточнил Грэйсон.

– Очень даже. А самое интересное, Троубридж вырос вместе с Акацией Грэйсон, в девичестве Энгстром. Семьи Троубридж и Энгстром связывает давняя дружба.

Грэйсон отложил эту информацию в памяти.

– Еще что-нибудь?

– Он вдовец, имеет сына.

О сыне Грэйсон уже знал.

– А каково текущее финансовое положение Грэйсонов?

Список заданий, который он отправил Забровски после подслушанного разговора между Акацией и Троубриджем, был довольно длинным.

Детектив ответил кратко:

– Не очень хорошее.

Грэйсон стиснул челюсти. Он платил Забровски, чтобы убедиться, что о девочках позаботятся, и у него сложилось стойкое впечатление, что у Грэйсонов не было проблем с деньгами – и никогда не будет.

– Объяснитесь.

– Когда в позапрошлом году скончалась мать миссис Грэйсон, миссис Энгстром, все перешло к Акации и ее дочерям. Но в виде трастовых фондов.

Грэйсон вспомнил, как Акация говорила о том, что именно ее родители финансировали деятельность компаний ее мужа.

– И? – Он не собирался так легко отпускать Забровски.

– Все активы Акации Грэйсон, за исключением трастов, находились в совместном владении с ее мужем… в отношении которого в данный момент проводят расследование Налоговое управление США и ФБР.

Грэйсон всегда сохранял самообладание и сейчас тоже сдержался. Он не сказал: «За что, черт подери, я плачу вам столько денег?!» Ему и не нужно было.

– Что за расследование? – требовательно спросил он ледяным тоном.

Этот тон вселял страх божий и ужас перед Хоторнами в людей покруче детектива. Грэйсон даже услышал, как тот сглотнул.

– Полагаю, это как-то связано со злоупотреблением служебным положением, – совладал-таки с собой Забровски. – Уклонение от уплаты налогов, растраты, торговля внутренней информацией – сами можете догадаться.

– Так я плачу вам за догадки?

– Дело в том, что совместные счета четы Грэйсон заморожены, – затараторил Забровски. – На некоторые из них уже наложен арест. Кому-то удается скрывать эту информацию от прессы, но…

– А что насчет денег, оставленных Акации через траст? – спросил Грэйсон.

Эти средства принадлежали исключительно ей, и их нельзя арестовать из-за преступлений ее мужа. Если только, конечно, она в них не замешана.

– Пропали.

Грэйсон почувствовал, как сузились у него глаза.

– Что значит «пропали»?

– Вы хоть представляете, сколько законов мне пришлось нарушить, чтобы добыть хотя бы это? – вспылил Забровски.

– Будем считать, что ни одного, – сказал Грэйсон, тем самым напоминая детективу, что даже если нарушение закона имело место быть, он не должен знать об этом. – Продолжайте.

Если Забровски и возмутился, что приказы ему отдает человек вдвое моложе его, у него хватило ума этого не показывать.

– Трастовый фонд Акации Грэйсон был опустошен – предположительно, ее мужем до того, как он бежал из страны.

«Шеффилд Грэйсон не бежал из страны».

– А трастовые фонды девочек? – спросил Грэйсон.

– В целости и сохранности, – заверил его Забровски. – Но у Энгстромов, должно быть, были какие-то сомнения по поводу их дочери и ее мужа, потому что ни один из них не заявлен в качестве управляющего.

Грэйсон на секунду задумался и сказал:

– Позвольте мне угадать. Это Кент Троубридж.

Если совместные счета заморожены, а Акация Грэйсон осталась без своего трастового фонда, это почти наверняка означало, что она пользовалась трастами дочерей для финансирования их расходов, но как управляющий Троубридж должен согласовывать это. Грэйсон вспомнил предыдущий вечер и то, как адвокат положил руку на плечо Акации, слишком близко к ее шее.

– Продолжайте копать, – приказал он Забровски. – Мне нужны копии документов по трастовым фондам, чтобы я мог с ними ознакомиться.

– Я не могу просто…

– Мне неинтересно, можете вы или нет. – Грэйсон понизил голос. Если вы хотите быть услышанным, надо просто заставить человека прислушаться. – Еще мне необходимо узнать детали расследований Налогового управления и ФБР. Но постарайтесь не сталкиваться с ними лбами.

– Это все? – Забровски явно задал вопрос с сарказмом, но Грэйсон ответил на вопрос:

– На ваш счет поступит перевод, в два раза превышающий сумму, которую я вам платил. – Вот еще один способ показать свою власть: перечислять деньги до того, как у собеседника появится шанс отказаться от вашего предложения. – А еще мне нужны ваши рекомендации. – Грэйсон задал ему простой вопрос, который на пару секунд заставил бы детектива забыть, насколько непростыми были остальные требования. – Не знаете ли вы кого-нибудь, кто нелегально изготавливает ключи?