Текст книги "Сестрица"

Глава 5

Изабель с принцем еще долго смотрели друг на друга. Обоим было неловко. Оба молчали. Пока не вмешалась Маман.

– Ваша светлость, – заговорила она и опустилась в реверансе, потянув за руку дочь, чтобы и она сделала то же самое. – Моя младшая дочь – та, кого вы ищете. Хрустальная туфелька подходит ей идеально.

– Надеюсь, что вы совершенно уверены в этом, мадам, – предостерег великий герцог. – Вряд ли вторая попытка одурачить его высочество вызовет у него благосклонное отношение.

Маман склонила голову.

– Пожалуйста, простите Октавию, – сказала она принцу. – Она вовсе не обманщица. И виновата лишь в том, что любовь к вам вскружила ей голову. Да и какая девушка на ее месте испытывала бы иные чувства?

Принц залился краской, услышав ее слова. Однако герцог оставался спокоен.

– Вы позволите нам увидеть туфельку? – нетерпеливо попросил он.

Изабель и Маман выпрямились. Поднимая подол платья, Изабель почувствовала, как от страха желудок завязался у нее узлом. Все взгляды устремились на ее ногу. К ее огромному облегчению, крови не было. Чулок оставался белым как снег, а вата, которую Адели затолкала в носок чулка, продолжала держать форму. Туфелька сверкала голубоватыми искрами.

– Подошла, – тусклым голосом сказал принц.

Великий герцог и солдаты склонились перед Изабель.

– Да здравствует принцесса! – крикнул какой-то капитан.

– Да здравствует принцесса! – подхватили остальные.

В воздух полетели шляпы. Раздались радостные крики. Изабель медленно поворачивалась вокруг себя, ошеломленная. В кои-то веки все восхищались ею, а не Эллой. В кои-то веки она могла стоять, гордо расправив плечи, и ощущать себя могущественной и желанной. Минуту назад она была недостаточно хороша даже для колченогого сынка директора школы, теперь же станет принцессой.

– Пора отправляться во дворец, мадемуазель, – деревянно улыбнулся ей принц. – Нужно приготовиться к свадьбе.

Он отвесил ей короткий поклон, развернулся и пошел к двери, и Изабель сразу заметила, как поникли его сильные плечи, как свет ушел из прекрасных глаз.

«Принц любит другую; он жаждет ее всей душой, – подумала она. – Если я доведу это дело до конца, то получу пленника, а не мужа».

От мысли о том, чего она якобы хотела, ей стало тошно. Так тошно ей было лишь раз в жизни, в детстве, когда Адели испекла целый противень крошечных печений с вишней и оставила их остывать, а Изабель прокралась на кухню и съела все до единого.

Она повернулась к матери, и слова «не бывать этому» уже были готовы сорваться с ее губ, когда она увидела, что мать улыбается. Маман смотрела на нее и сияла от счастья. Несколько драгоценных секунд Изабель наслаждалась теплом этой улыбки. Ведь она видела ее так редко.

– Я горжусь тобой, детка, – сказала Маман. – Ты спасла нас от полного разорения. Теперь я смогу продать этот унылый дом, заплатить все наши долги и забыть прошлую жизнь как страшный сон.

Все протесты Изабель замерли у нее в горле. Конечно, разбить сердце принцу – ужасная вещь, но разбить сердце матери – куда страшнее. Ни на миг она не задумалась о том, чего хочет ее собственное сердце, ибо желания девушки не имеют никакого значения.

Взяв Изабель за руку, Маман стала спускаться с ней по ступенькам каменного крыльца, от парадной двери дома к усыпанной гравием подъездной дорожке. Изабель увидела золоченую карету, запряженную восьмеркой лошадей. Принц и великий герцог, поглощенные беседой, стояли рядом с каретой и ждали ее.

Глубокие морщины прорезали лоб принца. Тревога затуманила взгляд. Как и все вокруг, Изабель знала, что отец принца, король, тяжело болен и что герцог из соседней страны, Фолькмар фон Брук, чуя скорую поживу, перешел северную границу королевства и жестоко разорял деревни и города.

Маман обняла Изабель, пообещав, что они с Тави последуют за ней во дворец, как только смогут. Изабель, словно во сне, пошла к экипажу, но во время спуска ей пришлось поставить раненую ногу на полную ступню. Где-то на середине лестницы открылось кровотечение. Что-то теплое и мокрое стало заполнять чулок. Когда она добралась до последней ступеньки, чулок насквозь пропитался кровью.

Над ее головой, в кроне большой липы, зашелестели листья.

Глава 6

Десять шагов до экипажа. Семь. Пять.

Солдат распахнул дверцу. Изабель смотрела прямо перед собой. Принц и великий герцог, по-прежнему поглощенные беседой, не обращали на нее внимания. Вот и хорошо. Значит, у нее все получится. Она ведь уже почти дошла. Осталось всего несколько шагов. Три… два… один…

И тут она услышала его – хлопанье голубиных крыльев.

Белая голубка слетела с липы и закружила над Изабель. Маман, наблюдавшая за дочерью с порога, подбежала к ней и стала отгонять птицу, но не тут-то было. Порхая вокруг Изабель, птица запела:

 
Кровь на земле! Туфля в крови!
Лживой девчонке не до любви!
 

Принц прекратил разговор. Взглянул сначала на птицу, потом на Изабель. Перевел взгляд на подол ее платья, где уже появились пятна крови, и, наконец, на следы, которые она оставила на земле.

Изабель вынула ногу из туфельки и отступила на шаг. Туфелька опрокинулась, кровь выплеснулась в грязь. Передняя часть чулка сделалась красной. Девушку обуял стыд.

– Ты отрезала себе пальцы, – проговорил принц, недоверчиво качая головой.

Изабель кивнула – теперь ей было не только стыдно, но и страшно. Она обманула принца. Один Бог знает, как он ей отомстит. До нее доходили мрачные истории о подземных казематах дворца и о головах, отрубленных и насаженных на пики. Неужели эта судьба ждет и ее?

Но принц не спешил отдавать солдатам приказ. Его взгляд выражал не гнев, а печаль. И еще то, чего Изабель никак не ожидала в нем увидеть, – доброту.

– Как же ты выдержала эту боль? – спросил он.

Изабель опустила глаза. Слова Маман, сказанные недавно, вернулись к ней и обожгли, как огнем.

«Некрасивая… лицо как клецка…»

– Ничего, я привыкла, – ответила она.

Брови принца сошлись к переносице.

– Я не понимаю.

Изабель подняла голову. Взглянула ему в лицо, такое красивое, что девушки наверняка обмирали по нему пачками.

– Конечно нет, – сказала она. – И не поймете.

Тут к ним подошел великий герцог, чьи глаза сверкали яростью.

– Я знаю немало понюхавших пороху солдат, которые никогда не отважились бы на такое, мадемуазель, – сказал он Изабель. И тут же повернулся к принцу. – От девицы, способной на такой поступок, сир, можно ждать всего. Это противоестественно. Она неуравновешенна. Опасна. – Жестом он подозвал двоих солдат. – Взять ее.

Сердце Изабель подскочило от ужаса, когда двое мужчин двинулись к ней, но принц остановил их.

– Оставьте ее, – приказал он и взмахнул рукой.

– Но, ваше высочество, вы же не оставите второй обман без наказания, – возразил великий герцог. – Один – уже наглость, но два…

– Я сказал, оставьте ее. Она своей рукой нанесла себе увечье. Что еще я могу ей сделать?

Великий герцог отрывисто поклонился. И тут же повернулся к Маман:

– Не найдется ли у вас еще дочери, готовой отрезать от себя что угодно, лишь бы заполучить принца в мужья?

– Нет, – горько ответила Маман. – Других дочерей у меня нет.

– В таком случае нам пора, – сказал герцог. – Доброго вам дня, мадам.

Посреди подъездной дорожки журчал небольшой фонтан. Пока принц садился в экипаж, великий герцог, все еще державший бархатную подушку в руках, приказал одному из солдат сполоснуть туфельку под струей воды. Солдат сделал, как ему было велено, и вернул туфельку на подушку. Маман, окаменев от гнева, стояла и смотрела на них.

Изабель, у которой кружилась голова от выпавших на ее долю испытаний, опустилась на скамью под липой. Она закрыла глаза, надеясь, что так головокружение пройдет быстрее. Сидела, слушая, как застоявшиеся лошади нетерпеливо роют копытами землю. А наверху, в ветвях липы, ворковала голубка.

Вдруг новый звук, настойчивый и пронзительный, прорезался сквозь все остальные:

– Подождите! Не уезжайте! Пожалуйста, подождите, подождите!

Кричала девушка. Голос доносился со стороны дома. Настойчивый. Умоляющий.

Изабель открыла глаза.

По дорожке к ним бежала девушка. Ее распущенные волосы спутались. Платье походило на старую тряпку. Лицо и руки испачканы золой. Ноги босы.

Несмотря ни на что, она была красива – неожиданно, пронзительно, до остановки дыхания.

Это была Элла.

Сводная сестра Изабель.

Глава 7

Великий герцог метнул на Маман убийственный взгляд.

– Опять ваши штучки, мадам? Вы подослали сюда этот грязный кухонный обмылок, чтобы примерить туфельку?

Маман, прищурившись, обернулась к падчерице.

– Элла, как ты посмела! – крикнула она. – А ну, марш в дом!

Но Элла ничего не слышала. Ее взгляд был прикован к принцу, а взгляд принца – к ней. Он уже выскочил из экипажа и спешил ей навстречу.

Наблюдая за ними, Изабель увидела то, чего никогда не замечала раньше. То, чего не было между матерью и отчимом, даже между матерью и отцом. Силу, неукротимую и всепобеждающую. Могущественную, глубокую и настоящую. Любовь.

Увидев ее, неуловимую и все же такую реальную, она поняла, что именно с Эллой принц танцевал на балу и именно ее он желает.

Зависть вонзила свои тонкие длинные зубы прямо в сердце Изабель. Маман сделала все, что было в ее власти, лишь бы не дать Элле попасть на бал, но та все же нашла лазейку. Каким-то чудом эта девчонка, у которой не было ничего своего, ухитрилась раздобыть лошадей и карету, сверкающее платье и пару хрустальных башмачков впридачу. «Как?» – мелькнуло в голове у Изабель.

Принц и Элла замерли в паре дюймов друг от друга. Он поднял руку и нежно коснулся ее лица. Пальцы обвели линию ее подбородка.

– Это ты, – сказал он. – Наконец-то я тебя нашел. Почему ты убежала тогда?

– Я боялась, что, когда ты узнаешь, кто я на самом деле – обыкновенная девушка из деревни, – ты меня разлюбишь, – ответила Элла.

– Ты совсем не обыкновенная, Элла, – сказал принц, беря ее ладони в свои. Он повернулся к великому герцогу. – Принесите туфельку, – скомандовал он.

Но, к большому удивлению Изабель – да и всех остальных тоже, – великий герцог не двинулся с места. Он так поджал губы, что их почти не было видно. В его глазах цвета кремня плескалось презрение.

– Ваша светлость, это служанка, – сказал он. – Ее не могло быть на балу. Охрана никогда не пропустит во дворец девушку, одетую в такие лохмотья. Сама мысль об этом…

Но принц не желал его слушать.

– Туфельку. Живо.

Великий герцог отвесил ему деревянный поклон. С бархатной подушкой на вытянутых руках он шагнул к принцу и Элле. Но, не дойдя до них всего нескольких шагов, зацепился за что-то носком отполированного до блеска ботфорта – позже он скажет, что под ногу попался камешек, – и едва не упал.

Туфелька соскользнула с бархатной подушки. Ударилась о землю.

И разлетелась на тысячу сверкающих осколков.

Глава 8

Принц вскрикнул, точно от боли.

Великий герцог принялся извиняться, приложив руку к сердцу.

Солдаты нервно переступали с ноги на ногу, мечи брякали у них на перевязях.

Маман расхохоталась. Изабель вскрикнула. И только Элла была спокойна. Скоро стало ясно почему.

– Ничего страшного. У меня есть вторая такая же, – сказала она с улыбкой.

У всех на глазах она достала из кармана юбки вторую хрустальную туфельку, поставила ее на землю, приподняла подол. А когда ее маленькая ножка скользнула внутрь волшебной обувки, та сначала вспыхнула голубым светом, а затем засверкала всеми цветами радуги, словно бриллиантовая.

Туфелька подошла ей точь-в-точь.

Принц радостно засмеялся. Он сгреб Эллу в объятия и поцеловал, не заботясь о том, что другие их видят. Солдаты снова радостно закричали. Великий герцог отер со лба пот. Маман отвернулась, сжала кулаки и зашагала к дому.

Изабель, видевшая все со своего места под липой, в который уже раз пожалела, что она так некрасива. Ах, если бы она была красавицей! Тогда бы ее ценили. Тогда бы с ней считались.

– Элла выиграла, – раздался голос за ее спиной.

Это была Тави. Она приковыляла сюда из дома и теперь стояла, опираясь на спинку скамейки и держа на весу свою изувеченную ступню. Сказав эти слова, она кое-как обошла скамейку кругом и села.

– Красивые всегда выигрывают, – с горечью поддакнула Изабель.

Пока две сестры разговаривали, к ним подошла третья – Элла.

Тави приветствовала ее язвительной улыбкой.

– Как удачно, – сказала она. – Вот мы и снова здесь. Все трое. Под липой.

Но Элла ее не слышала. Она смотрела на ноги сестер, и ее лицо выражало огромную печаль, почти горе.

– Что вы с собой сделали? – спросила она, и слезы навернулись ей на глаза.

– Не смей плакать из-за нас, Элла, – жестко сказала Тави. – Слышишь, не смей. Незачем. Ты получила по заслугам, и мы тоже.

Элла подняла взгляд и посмотрела в лицо Тави:

– Правда? Значит, я заслужила вашу жестокость? А вы – эти увечья? Вот что мы заслужили?

Тави отвела взгляд. Затем встала – с трудом:

– Уезжай, Элла. Оставь этот дом. И никогда не возвращайся.

Элла, которая уже не сдерживала слез, наблюдала, как Тави тяжело хромает к дому. Потом повернулась ко второй сестре:

– Изабель, ты тоже меня ненавидишь? До сих пор?

Изабель не отвечала; во рту стало горько от воспоминаний, точно в него набилась соль. Картина, которую в первый раз удалось прогнать, снова всплыла в памяти. Ей было тогда девять лет. Тави и Элле – десять. Маман уже год была замужем за ее отцом.

Они играли тогда вместе, здесь, под липой.

Сестры.

Сводные, но все же.

Подруги.

Глава 9

Был летний полдень.

Небо сияло голубизной; ярко светило солнце.

Каменную ограду дома обвивали плетистые розы. Птицы пели в привольно раскинувшихся ветвях липы, под которой играли три девочки. Элла плела венки из ромашек и рассказывала сказки о Танакиль, королеве фей, которая жила в дупле липы. Тави кусочком мела писала уравнение на аспидной доске. А Изабель ручкой от швабры фехтовала с невидимым противником, представляя, будто спасает сестер от Черной Бороды.

– Время умирать, пиратское отребье! En garde!44
  Защищайся! (фр.)


[Закрыть] – скомандовала она, надвигаясь на петуха Бертрана, который подошел близко к дереву. Конечно, фехтовать с Феликсом было куда интереснее, но он сейчас был занят с новым жеребенком.

Петух вытянулся во весь рост, захлопал крыльями, громко закукарекал и бросился в бой. Сначала он гонял Изабель вокруг дерева, потом Изабель гоняла его, и так они несколько раз менялись ролями, пока Тави не выкрикнула, потеряв терпение:

– Бога ради, Иззи! Можешь ты хоть чуть-чуть посидеть спокойно?

Отделаться от разгневанного петуха было не так-то просто, и Изабель решила залезть на дерево в надежде, что он забудет про нее и уйдет. Едва она устроилась на ветке, как во двор въехал экипаж. Петух поглядел на него одним глазом и сбежал. Из экипажа вышли двое мужчин. Один был седым и сутулым. В одной руке он держал трость, а в другой – хорошенькую шелковую коробочку с нарисованными на ней цветами. Второй нес кожаный саквояж. Изабель их не узнала, но ничего необычного в этом не было. К отчиму часто приезжали из Парижа – в основном купцы, как и эти: поговорить о делах.

Мужчины не увидели ни Изабель, ни Эллу, которую скрывала густая тень липовой кроны – только Тави, сидевшую на скамейке со своей доской.

– Чем ты занята, малышка? Учишься писать буквы? – обратился к ней господин постарше.

– Нет, пытаюсь доказать пятую теорему Евклида, – ответила Октавия, сведя брови и не отрываясь от доски.

Старик хихикнул. И ткнул своего спутника локтем в бок.

– Ты погляди, какая ученая выискалась! – сказал он и снова обратился к Тави: – Послушай меня, утенок, не надо забивать свою головку алгеброй.

– Вообще-то, это геометрия.

Услышав такое замечание, старик нахмурился.

– Хорошо, пусть геометрия, все равно это не для женских мозгов, – предостерег ее он. – Ты перенапряжешься. У тебя начнутся головные боли. А от головных болей возникают морщины, ты это знаешь?

Тави подняла голову:

– Так вот оно что? А ваши тогда откуда взялись? Вы уж точно мозги особо не напрягаете.

– Нет, это уже слишком… В жизни такого не видел… Грубиянка! – запыхтел старик и даже замахал на Тави палкой.

И тут перед ним появилась Элла:

– Тави вовсе не хотела грубить вам, господин…

– Хотела, – буркнула Тави.

– …просто Евклид ее раздражает, – закончила Элла.

Старик тут же успокоился. По его лицу расплылась улыбка. Элла всегда так действовала на людей.

– Какая хорошенькая девочка. И такая милая и приятная, – сказал он. – Я попрошу твоего папу отдать тебя в жены моему внуку. Тогда у тебя будет богатый муж, красивый дом и много модных платьев. Хочешь?

Элла подумала, а потом сказала:

– Лучше маленького щеночка. Можно?

Мужчины расхохотались. Младший потрепал Эллу по подбородку. Старик погладил ее светлые кудри, назвал ее «цветочком» и дал ей конфетку из шелковой коробочки, которую привез для Маман. Элла улыбнулась ему, сказала «спасибо» и с удовольствием съела конфету.

Изабель, все еще сидя на дереве, жадно наблюдала за происходящим. Она тоже любила конфеты. Не выпуская из рук швабры, она соскочила с дерева, чем сильно напугала старика. Тот завопил, шарахнулся назад, оступился и рухнул на землю.

– Какого дьявола?! Что ты здесь делаешь с палкой в руках? – завопил он, побагровев.

– Сражаюсь с Черной Бородой, – ответила Изабель, пока молодой спутник помогал старику подняться.

– Ты меня чуть не убила!

Изабель посмотрела на него скептически.

– Я все время падаю. С деревьев. С лошадей. С сеновала один раз свалилась. И ничего, жива, – сказала она. – А можно мне тоже конфетку? Пожалуйста.

– Нет, конечно! – ответил тот, отряхиваясь. – Зачем тратить редкое лакомство на маленькую дикарку с ужимками обезьяны, шершавыми руками и листьями в волосах?

Подняв с земли розовую коробочку и трость, старик направился к дому. Всю дорогу он бормотал что-то своему спутнику. Негромко – но Изабель, которая не оставляла надежду получить конфету, шла за ними и все слышала.

– Одна – очаровательная малышка, которая со временем станет для кого-то прекрасной женой, но две другие… – Он покачал головой, явно не вкладывая в этот жест ничего хорошего. – Пожалуй, из них выйдут монахини, или гувернантки, или что там получается из таких уродин.

Изабель встала как вкопанная. Ее ладонь взметнулась к груди. Внезапная боль пронзила сердце, новая, незнакомая прежде. Всего несколько минут назад она весело расправлялась с пиратами и даже не знала, что ей чего-то недостает. Что она хуже кого-то. Что она – маленькая дикарка с ужимками обезьяны, а вовсе не цветочек.

Так она впервые поняла, что Элла красива, а она – нет.

Изабель была сильной. Храброй. В сражении на мечах всегда побеждала Феликса. На своем жеребце, Нероне, брала такие препятствия, на которые взрослые боялись даже смотреть. А один раз палкой прогнала настоящего волка, который хотел забраться в курятник.

«Но это ведь тоже хорошо, – думала она озадаченно, вмиг лишившись уверенности в себе. – Или нет? И я не хорошая?»

С того дня все между тремя девочками пошло иначе.

Они были всего лишь детьми. Элла получила конфету и похвалу, от которой как будто еще похорошела. Изабель позавидовала ей; она ничего не могла с собой поделать. Ей тоже хотелось отведать лакомства. И еще хотелось, чтобы и к ней обращали добрые слова и восхищенные взгляды.

Иногда проще сказать, что ты ненавидишь то, чему на самом деле завидуешь, – проще, чем признаться, как сильно ты этого хочешь. Вот и Изабель, вернувшись под липовое дерево, сказала, что ненавидит Эллу.

Элла сказала, что ненавидит ее.

А Тави добавила, что ненавидит вообще всех.

А на террасе все это время стояла Маман и слушала, и недобрый огонек зажегся в ее суровых наблюдательных глазах.

Глава 10

– Изабель, я сейчас уеду. Я… я не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь.

Голос Эллы вырвал Изабель из воспоминаний. Затем Элла склонилась над Изабель и поцеловала ее в лоб; губы оказались такими горячими, что та даже испугалась, как бы не осталось отметины.

– Больше не надо ненавидеть меня, сестренка, – прошептала она. – Ради себя самой, не ради меня.

И она ушла, а Изабель осталась одна на скамье под липой.

Она думала о себе – о той, какой она была когда-то, и о той, какой стала теперь. Думала о вещах, которые ей велено было хотеть; важные вещи, ради которых она искалечила себя. Но все важное получила Элла, а она, Изабель, опять осталась ни с чем. Зависть и ревность жгли ее, как и все минувшие годы.

Повернув голову влево, она увидела, как Тави, с трудом вскарабкавшись по ступенькам дома, пересекла верхнюю площадку, неловко перешагнула через порог и закрыла за собой дверь. Повернув голову вправо, она увидела, как принц на руках внес Эллу в экипаж. Потом нырнул за ней следом и захлопнул дверцу.

Великий герцог вскочил на облучок рядом с кучером, скомандовал что-то солдатам, которые уже сидели в седлах, и те тронулись прочь со двора. Кучер щелкнул кнутом, и карета, запряженная восьмериком белых жеребцов, покатила за ними.

Изабель долго смотрела вслед экипажу. Сопровождаемый кавалькадой, тот сначала катился по длинной подъездной аллее, потом свернул на узкую проселочную дорогу и, мелькнув в последний раз на дальнем холме, скрылся за его вершиной. Пейзаж обезлюдел.

Но и тогда Изабель не двинулась с места, а продолжала сидеть, пока в воздухе не повеяло прохладой и солнце не склонилось к горизонту. Пока птицы не вернулись в гнезда, а зеленоглазая лисица не убежала на ночную охоту в лес. Лишь тогда она встала и, глядя на удлиняющиеся тени, прошептала:

– Я не тебя ненавидела, Элла. Не тебя. Только саму себя.