Текст книги "Самая соблазнительная скромница"

– Хорошо.

– Прекрасно. Начнем с музея. Дарий знает, что это место стало для меня предметом настоящей страсти.

Дарий кивнул:

– Это плод любви. И многочасовых исследований.

– Не так легко восстановить историю, которую намеренно стирали. Пошли.

Джон указал на дверь, и Констанция пошла к ней, кивая кассирам и улыбаясь им. Она была благодарна Джону за то, что он не попытался взять ее за руку или приобнять.

Через игровые залы они вернулись в вестибюль. Пенсионеры увлеченно бросали свои сбережения в пасти игровых автоматов, и вокруг столов тоже толкалось на удивление большое количество людей.

– Не знала, что здесь есть музей.

– Вы многого не знаете, – ответил Джон, загадочно улыбаясь. – Конечно, все это только хорошее.

– Если вы скрываете факт мошенничества, то делаете это очень хорошо.

– Я горжусь всем, что делаю, – ответил он, слегка поднимая бровь, чтобы подразнить Констанцию.

– Вы пытаетесь заставить меня в чем-то вас заподозрить? – поинтересовалась девушка, при этом стараясь примериться к его широким шагам.

– Даже не думал об этом, – ответил он.

Затем Джон прикоснулся к девушке. Ее желудок подкатил к горлу, а сердце бешено забилось, несмотря на то что мужчина всего лишь положил руку ей на спину, направляя ее к двери, помеченной табличкой с надписью: «Зал наследия», которую Констанция до этого не замечала. Они попали в большую комнату с высокими потолками и полом из отполированных деревянных панелей, уставленную стеклянными витринами, в которых располагались различные предметы. Стены украшали плакаты с текстами и картины.

– Выглядит как настоящий музей.

Констанция, охваченная любопытством, вышла вперед. Одними из первых экспонатов оказались кипа потемневших от времени листов бумаги и перо, лежавшие в стеклянном коробе.

– Это оригинал договора, заключенного между ниссекотами и губернатором Массачусетса в 1648 году. Тогда нам отдали две тысячи акров земли.

– Две тысячи? Я думала, что резервации принадлежит меньше двух сотен акров.

– На протяжении многих лет они отбирали у нас кусок за куском.

– Власти штата?

Джон покачала головой:

– Как правило, частные лица – фермеры, бизнесмены, желающие захапать себе что-то чужое.

– Наверное, ваши предки продали им эти земли?

– В каждом народе есть жадные люди, но я предпочитаю верить, что мои предки пытались таким образом выжить.

– Не стоит их за это винить. Очевидно, им это удалось, – произнесла девушка, улыбнувшись Джону.

В музее было не так много экспонатов, но они были тщательно расставлены, и рядом с каждым предметом была помещена табличка с его подробным описанием. Взгляд Констанции остановился на зеленом плаще, висевшем в одной из витрин. На нем не было ни перьев, ни бисера. Зато отделан плащ был черной парчой.

– Как вы думаете, что это? – поинтересовался Джон, указывая на экспонат.

– Не знаю.

– Люди ожидают увидеть корзины, мокасины и старые горшки – то, чем пользовались индейцы до контакта с поселенцами. При этом они забывают, что история ниссекотов продолжилась и после того, как сюда прибыли европейцы. Плащ был на сахеме[1]1
  Сахем – титул вождя у некоторых индейских племен. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Джоне Фейрвезере, в честь которого меня назвали, когда он открывал двери первой бесплатной школы в этой части Массачусетса. Она работала до 1933 года. Тогда, во время Великой депрессии, последний ее ученик отправился на поиски работы.

– Здание все еще существует? – спросила Констанция, рассматривая фотографию, на которой были запечатлены шестеро человек в костюмах Викторианской эпохи, стоящие перед аккуратным белым зданием.

– Да. Я восстанавливаю его, как и старый фермерский дом дедушки с бабушкой.

– Это здорово. Я ничего не знаю о своих предках, живших до бабушки и дедушки.

– Почему?

Девушка пожала плечами:

– Полагаю, никто из нас не считал это интересным.

– Откуда ваши предки родом?

– Не знаю. Предполагаю, что отовсюду. Легко восхищаться предками, когда они происходят из одного и того же места с особой культурой. А если один человек приехал из Польши, другой – из Шотландии, третий – из Италии или Норвегии, никому уже нет до этого дела.

– Проблема в том, что ниссекоты сейчас тоже разбросаны. Я даже не знаю, кто мой отец. Фейрвезеры – родственники матери. Иногда нужно найти что-то общее и держаться за это. Именно так мы и поступаем. Мы обнаружили Библию XVIII века, Новый завет в которой был записан фонетическими знаками так, чтобы его можно было прочесть на языке ниссекотов. Пока это наша самая большая удача. Один из ученых, работающих в Гарварде, собирает словарь языка племени, сравнивая его с современным английским аналогом.

Констанция подняла глаза и увидела увеличенный карандашный рисунок, на котором были изображены мужчина и женщина, одетые в традиционные наряды.

– Так, по вашему мнению, выглядели ваши предки?

– Нет, это копия рисунка, сделанного дочерью одного из первых губернаторов Массачусетса в ее личном дневнике. Он был найден в результате неустанных поисков в архивах. На это приходится тратить много времени, и я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, но постепенно, фрагмент за фрагментом, картина истории племени складывается.

– Впечатляет.

Джон провел Констанцию через зал, затем магнитным ключом открыл дверь, вывеска над которой гласила, что это аварийный выход, и они оказались на улице, озаренной ярким солнечным светом. Девушка увидела, что за зданием припаркован большой черный грузовик.

– Мой неофициальный автомобиль, – произнес Джон. – Залезай. Ой, простите… прости. Может, перейдем на «ты»? Так проще общаться.

– Хорошо, не возражаю. Куда мы поедем?

– Знакомиться с моими дедушкой и бабушкой.

Сгорая от любопытства, Констанция забралась в машину. Грузовик оказался не таким образцовым, как седан. Джону даже пришлось убрать кипу бумаг, валявшихся на заднем сиденье, чтобы девушка могла сесть. В подставке для чашек стояла неоткрытая банка содовой, а как только включился мотор, из динамиков раздалась музыка группы «Дорз».

– Уверен, ты им понравишься.

– Почему?

«Вряд ли им придется по вкусу человек, приехавший сюда, чтобы копаться в грязи их резервации», – решила Констанция.

– Ты милая.

– Вовсе я не милая.

Громкий смех Джона эхом прокатился по салону автомобиля.

– Конечно, ты очень жестоко поступила со мной вчера, отказавшись составить мне компанию за обедом. Но они точно посчитают тебя милой.

Констанция посмотрела на свое отражение в боковом зеркале заднего вида. Раньше ей не приходила в голову мысль о том, что кто-то может посчитать ее милой. Организованная, трудолюбивая, вежливая, требовательная, придирчивая – в сознании крутилось огромное число эпитетов, как лестных, так и обидных, но слово «милая» среди них не встречалось.

– Не думаю, что это подходящее качество при моей работе.

– Может, ты занимаешься не тем? – поинтересовался Джон, посмотрев на девушку с вызовом.

– Кто бы говорил…

– Я милый, – сказал он, посмотрев в зеркало, а затем на Констанцию. Она отвела взгляд и уставилась в окно, пытаясь понять, как вышло так, что они снова путешествуют вдвоем по этим безграничным лесам. – Тебе кто угодно так ответит.

– Не думаю, что это будет первым словом, которое придет в голову тому, кого я об этом спрошу. Ты упрямый. По крайней мере, такой вывод можно сделать на основе статей, которые я читала о тебе в газетах.

– Не верь всему, что пишут в газетах.

– Не верю, но без дыма, как правило, нет и огня, – озвучила она первую заповедь аудитора.

Констанция знала, что после того, как кто-то разжигал костер – совершал что-то противозаконное, всегда остаются тлеющие угольки, как бы этот человек ни пытался их спрятать.

– Говорят, я высокомерный сукин сын. Полагаю, ты с этим согласна.

Девушка увидела, что краешек его губ приподнялся в улыбке.

– Несомненно, – ответила она, чувствуя, как губы предательски раздвигаются в ответной улыбке. – А еще говорят, что ты придумал племя ниссекотов, чтобы открыть казино и обогатиться.

– Во многом эти люди правы, – произнес Джон, поворачиваясь к девушке и пристально смотря на нее. – По крайней мере, именно так было в начале. Но потом эта идея переросла в нечто гораздо большее.

– Ты не думаешь, что использовать свое наследие ради получения прибыли плохо?

– Нет, – ответил он, смотря прямо перед собой: они сворачивали с одной извилистой дороги на другую. – Мои предки пережили войну, оспу, расизм и на протяжении более чем четырехсот лет считались людьми второго сорта. До 1924 года они даже не были гражданами США. Власти предержащие делали все, чтобы извести нас, и им это почти удалось. Не вижу ничего плохого в том, чтобы что-то получить от системы, которая нас чуть не уничтожила, – продолжил он. Голос его при этом был, как обычно, спокойным, но за этим видимым безразличием скрывалась страсть. – Когда я делаю что-то, чтобы помочь людям, которым удалось выжить, мне от этого становится очень хорошо.

Констанция не знала, что на это ответить.

Тем временем они подъезжали к симпатичному желтому дому в неоколониальном стиле с крыльцом и гаражом на три машины.

Прежде чем Констанции удалось собраться с мыслями, Джон выпрыгнул из машины и открыл правую дверь.

– Чего ты ждешь?

– Не знаю… – смущенно ответила она, понимая, что прежде ей не доводилось ни перед кем так теряться. – Это тот самый фермерский дом? – продолжила она, выпрыгивая, опираясь на протянутую ей руку, из кабины.

– Нет. Мы построили его три года назад. Старый дом был настоящим кошмаром – там не было нормального отопления и кондиционирования. Мои дедушка с бабушкой с радостью переехали в новый чистый дом.

В этот миг открылась передняя дверь, и на крыльцо вышел седовласый мужчина.

– Привет, Большой Джон.

– Его тоже зовут Джон?

– Да, – ответил спутник Констанции, когда они подходили к дому.

– Значит, ты Маленький Джон? – спросила она.

Он улыбнулся:

– Полагаю, что это так. Но если назовешь меня так, я за себя не ручаюсь.

Констанция сдержала смех. Когда они подходили к крыльцу, она заметила, что Маленький Джон намного выше и крупнее Большого.

– Это Констанция, – представил ее Джон. – Она приехала сюда из Огайо, чтобы досаждать мне.

Большой Джон протянул девушке загрубевшую руку.

– Рад познакомиться с вами, Констанция, – произнес он и сжал ее ладонь двумя руками. – Этому человеку не так-то легко досаждать. Он слишком крепок. Заходите.

Девушка последовала за Большим Джоном и оказалась в залитом солнцем холле, где их встречала высокая красивая пожилая женщина.

– Это моя мама, Филлис. Вообще-то она приходится мне бабушкой, но она меня вырастила, поэтому я называю ее мамой.

– Здравствуйте, Констанция, – произнесла женщина, рукопожатие которой тоже оказалось довольно крепким. Теперь девушка понимала, от кого Джон унаследовал свой пристальный взгляд. «Здорово, что он зовет ее мамой», – подумала она. – Джон нечасто привозит к нам юных леди, – продолжила Филлис, внимательно осматривая Констанцию с ног до головы.

– Вообще-то я не… – запуталась девушка.

«Что «не»? – возмущенно спросила она себя. – Не юная леди?» Констанция испуганно посмотрела на своего спутника.

– Что «не»? – поинтересовался он, даже не попытавшись ей помочь.

– Я здесь по работе, – ответила она, переводя взгляд с Большого Джона на его жену. – По заказу Бюро по делам индейцев.

– Вот как, – произнес Большой Джон.

Выражение его лица стало более жестким, и Констанция начала понимать, что Бюро здесь очень не любят.

– Я показывал ей наш музей, – вмешался Джон. – Ее интересует все, связанное с индейцами. – Девушка заметила, что в уголке его губ притаилась улыбка. – Тогда я подумал, что ей стоит показать истинную причину, по которой все мы оказались здесь. Моя мать умерла молодой. Бабушка и дедушка вырастили меня. Они много рассказывали о наших предках-ниссекотах. Надо признать, что, когда мы с друзьями играли в ковбоев и индейцев, я хотел быть ковбоем. Тогда мне бы полагался пистолет, – продолжил он с озорной улыбкой. – И меня мало интересовали истории о том, каким образом на спине черепахи появился мир.

Дедушка засмеялся:

– Его интересовало только то, нравилось ли ниссекотам сражаться.

– Но они продолжали учить меня всему, что знали сами. Видимо, где-то под толстой корой у меня есть корни. Ведь каким-то образом я все это запомнил.

– Как вы сами узнали легенды племени? Они где-то записаны? – спросила Констанция, не сумев справиться с любопытством.

– Некоторые истории действительно записали. Остальные передаются из уст в уста – их рассказывают или поют, – ответила Филлис. – Пока в поколении есть хотя бы один человек, способный пересказывать легенды, они продолжают жить. Даже те члены семьи, которые вернулись из Лос-Анджелеса и Чикаго, что-то знают о своем наследии – песенки, которые пели им бабушки, или то, что они принадлежат к племени ниссекотов. Мы счастливы, что у нас есть Джон. Он – лидер, способный сплотить почти вымершее племя и вернуть его к процветанию.

– Хотя все считают, будто я просто зарабатываю деньги, – произнес Джон, подмигивая Констанции.

– Пути духов таинственны, – сказал Большой Джон. – Никто из нас не может сказать, что именно он делает, пока не пройдет какое-то время. Мы думали, будто выполняем повседневную работу, а оказалось, что сохраняли свое право на землю и ждали, когда Джон будет готов взяться за дело.

– Джон подарил нам восемь коров на Рождество, – с улыбкой похвасталась Филлис.

– Мясных, – встрял в разговор Джон. – Абердин-ангусской породы. Больше никакой дойки. – Затем он пожал плечами и продолжил: – Здесь было очень неуютно без скота.

– Ему не хватало производимых ими звуков.

– Это хорошее вложение денег. Качественный племенной скот.

Филлис улыбнулась Констанции:

– Он гораздо более сентиментален, чем показывает вам.

Джон возмутился:

– Ерунда. Пожалуй, мы пойдем. Хочу доказать Констанции, что мы не просто цифры в балансовых ведомостях или имена в результатах переписи населения.

– Приятно было познакомиться, – произнесла Констанция, на прощание помахав старикам рукой и последовав за Джоном, который уже прошел половину пути до двери.

Его бабушка и дедушка стояли на месте и со все возраставшим интересом смотрели на уходившую пару. Джон сбежал по ступенькам и запрыгнул в машину. Когда до автомобиля дошла Констанция, он уже успел запустить двигатель.

– Они очень милые.

– Как и я, – сказал Джон, подмигнув ей.

– Должна признать, что ты гораздо лучше, чем тот человек, которого описывают в прессе.

– Говорил же я тебе – не верь всему, что читаешь. Но тебе не следует думать, будто я тряпка. Я безжалостен. По крайней мере, настолько, насколько нужно.

– Безжалостный, значит.

Притормозив в конце шедшей к дому дороги, Джон пристально посмотрел на Констанцию темно-карими глазами. Девушку охватило возбуждение, и она вспомнила, как сокрушительно он влияет на нее.

– Совершенно беспощадный.

«Джон Фейрвезер точно знает, что именно он делает в тот или иной момент. Даже когда целовал меня, – подумала девушка. – Пожалуй, мне не следует об этом забывать».

Глава 5

Вернувшись в кабинет Джона, Констанция решила изучить издержки казино. Они вполне ожидаемо оказались большими. В них встречались незначительные странности, но в целом не было ничего из того, что она видела в других преуспевающих компаниях.

Около шести она вышла из кабинета, собираясь отправиться отдыхать и радуясь тому, что на работу придется потратить еще только пару дней. «Я уже почти все проверила, – думала она. – Так что мы с Джоном наверняка с радостью разойдемся в разные стороны».

Едва она подумала о Джоне, как увидела его – он шел по коридору в сторону лифта. Сердце Констанции подступило к горлу, хотя умом она прекрасно понимала, что это глупо.

– Добрый вечер, – произнесла она, проходя мимо Джона.

– Констанция, – произнес он, разрывая ее сознание на куски, – пойдем со мной вниз, посмотрим, что там происходит. По вечерам у нас настоящий час пик. Любое место лучше изучать тогда, когда там много народа.

– Нет, спасибо. Мне нужно вернуться в отель.

Пока Констанция старалась сосредоточить взгляд на дальнем конце коридора, Джон прошел мимо нее и нажал на кнопку вызова лифта прежде, чем она успела ему помешать.

– Ты предпочитаешь отдых работе, в то время как тебе следует изучать всю подноготную нашего бизнеса. Констанция, я просто в шоке.

Девушка пристально уставилась на него, стараясь защитить себя.

– Меня интересуют только ваши документы, – ответила она.

Джон приподнял бровь:

– Полагаю, ты очень недобросовестно относишься к своим обязанностям. Наверняка Бюро по делам индейцев хочет выяснить о нашей работе все, что возможно. Я бы не удивился, если бы они запросили полный доклад о каждом, кто здесь трудится.

– Для этого им придется нанять частного детектива. А я бухгалтер.

В этот момент пришел лифт, и Констанция нырнула внутрь. Она не сомневалась, что Джон последует за ней. Его близость как-то странно влияла на температуру ее тела. По неизвестной причине она истекала потом. «Возможно, в составе ткани моей новой блузки слишком много синтетики», – решила она. Девушка почувствовала, что в ее брови застряла капля пота, и поторопилась стряхнуть ее. Она не хотела, чтобы Джон догадался, насколько сильно его присутствие влияет на нее.

– Ты видела казино только днем, когда оно почти пустое. Тебе действительно следует взглянуть на него вечером. Это лучший способ понять, как мы ведем бизнес.

Джон был совершенно прав. Если бы Констанция была собственной начальницей, она попросила бы себя остаться. «Неужели мое неуместное влечение к Джону Фейрвезеру помешает мне выполнять свою работу?» – подумала она.

– Хотя, полагаю, ты права. Ты не должна сопровождать меня. Не хочу тебя беспокоить.

Констанция заметила в его глазах хитринку, уже успевшую стать привычной.

– Наоборот, буду рада, – произнесла она.

Когда двери лифта открылись, девушка приготовилась к тому, что он положит ладонь ей на спину или возьмет за руку, но ничего этого не произошло. Джон жестом предложил ей выйти. Констанция сделала несколько шагов в направлении игровых залов. «Интересно, он смотрит на меня?» – спросила себя она и ответила, что у нее просто разыгралось воображение, чему нашла подтверждение, когда, обернувшись, увидела, что Джон уставился в дисплей своего мобильного телефона и пишет кому-то сообщение. «Ты не нравишься ему, Констанция. С какой стати? Он поцеловал тебя только потому, что сумел сделать это. Такой уж он человек», – решила она.

– Пойдем, возьмем тебе что-нибудь выпить.

– Нет! – запротестовала она настолько громко, что вынуждена была окинуть зал взглядом, чтобы убедиться, не испугала ли кого-нибудь.

Джон улыбнулся:

– В баре продается свежевыжатый сок. Леон делает превосходный коктейль из ананасового сока, кокосового молока и щепотки только ему известных специй. Совершенно безалкогольный.

– Звучит заманчиво, – ответила Констанция, решив, что кокосовое молоко, которого она прежде никогда не пробовала, точно ей не повредит.

Джон заказал два коктейля. Их принесли в больших стеклянных бокалах с эмблемой казино – изображением восходящего солнца. Джон поднял свой бокал и произнес:

– За тебя. Хочу, чтобы ты узнала о нас все и это тебе понравилось.

Констанция кивнула. Ей не следовало надеяться, что ей понравится все увиденное. Это отвлекало от поиска проблем. Она отхлебнула немного коктейля, оказавшегося превосходным.

– Признаю, что действительно очень вкусно. Обычно, когда куда-то выбираюсь, я пью содовую. Пожалуй, стоит разнообразить меню.

– Я все время прошу придумывать новые напитки. Не понимаю, почему нас, непьющих, нужно оставлять за бортом.

– Ты не пьешь алкоголь?

– Нет. Стараюсь держаться от него подальше. Он погубил мою мать.

– Я думала, что она умерла молодой…

– Ей было двадцать лет. Она погибла в автомобильной аварии. Этого не произошло бы, будь она трезвой.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Я совсем не помню ее. Когда она умерла, мне было всего полгода. Бабушка с дедушкой заставили меня поклясться, что я никогда не прикоснусь к спиртному, и я не вижу причин для нарушения этой клятвы.

– Очень благоразумно, – ответила Констанция, удивляясь своей прямолинейности. – Ты злишься на нее из-за того, что ее нет рядом?

Джон на протяжении нескольких секунд молчал и странно смотрел на Констанцию, а затем ответил:

– Да. Когда был моложе, я злился на мать за то, что она не была осмотрительна. Понимаю, это звучит безумно… В то же время гибель матери заставила меня приглядывать за работающими здесь молодыми людьми, особенно за теми, кто недавно покинул семьи, чтобы присоединиться к нам. Я большой поклонник занудных лекций.

Констанция улыбнулась:

– Сейчас ты напомнил мне моих родителей. Всю жизнь я сижу на жесткой диете, основным блюдом которой являются нудные лекции.

– Думаю, это помогло тебе стать такой, какая ты сейчас.

– Некоторые люди сказали бы, что я чересчур консервативна, но это только ради моего блага.

– Пожалуй, я один из них, – произнес Джон, подмигивая ей. – По крайней мере, есть гораздо худшие варианты. Пойдем – посмотрим, как играют в рулетку.

– Ты же не заставишь меня играть? – спросила Констанция.

Джон засмеялся:

– Я не собираюсь заставлять заниматься тем, чем ты не хочешь.

«Что в Констанции так привлекло меня?» – спрашивал себя Джон, стоя рядом с ней и следя за шариком, перепрыгивающим с красного сектора крутящейся рулетки на черный. Эта девушка была настолько не похожа на гламурных женщин, обычно увивавшихся вокруг него ради денег или надеявшихся пережить запоминающееся любовное приключение.

Констанция стояла, скрестив руки на груди, и неотрывно смотрела на стол. В ее движениях не было ни намека на флирт. Но Джон знал, что привлекает ее так же сильно, как и она его. Об этом говорили блеск, появлявшийся в ее глазах, когда она смотрела на него, румянец, выступавший на щеках, то, как двигалось ее тело, когда разум не контролировал его. Все это свидетельствовало о желании, настолько сильном, что оно буквально искрилось в воздухе вокруг них. Констанция не стремилась симпатизировать Джону или хотеть его, но по какой-то загадочной причине этот факт только усиливал напряжение, охватившее их, когда они стояли бок о бок, притворяясь, будто все их внимание сосредоточено на шарике.

Наконец тот застыл в одной из секций, и колесо наполовину замедлило движение. Женщина, стоявшая рядом с рулеткой, радостно вскрикнула и заулыбалась, когда крупье пододвинул к ней кучку фишек. Джон посмотрел на Констанцию и увидел тень улыбки, притаившуюся в уголке ее рта.

– Вот поэтому они возвращаются, – тихо сказал он.

– Кажется, я начинаю понимать, почему это может показаться забавным, – произнесла в ответ Констанция, придвинувшись к Джону, чтобы никто не мог подслушать их разговор. Ее запах заставил все его чувства обостриться. – Но я предпочитаю зарабатывать деньги другими, более старомодными способами.

– Я тоже. Много работаю. Каждый день, – произнес он, приблизившись к Констанции еще больше и ощущая жар ее кожи. – Но все остальные думают иначе.

«Может, она нравится мне именно потому, что отличается от других? – спросил себя он. – Какая разница? Ничто не заставляло меня флиртовать с этой женщиной и соблазнять ее. Ее отправили сюда работать, и с моей стороны совершенно неприемлемо даже думать о ней». Но остановиться Джон уже не мог. Он обещал, что не будет заставлять Констанцию делать то, чего она не хочет. Но заставить ее захотеть этого – совсем другое дело.

Однажды во время учебы в колледже, на вечеринке, кто-то дал Констанции стакан апельсинового сока, смешанного с водкой, упомянув только один ингредиент. Девушка прекрасно помнила, как весь мир вокруг нее закачался, а сама она смеялась над совершенно не смешным шутками. Примерно то же чувство она испытывала сейчас, хотя была уверена, что весь вечер пила чистый сок.

– …И когда мы выиграли все игры в этом сезоне, они сказали, что не отпустят меня, – произнес Джон, снова пододвигаясь к ней и проводя ладонями по ее рукам. Кожа девушки пылала под одеждой. – Это был настоящий кошмар. Я хотел только изучать статистику, а мне приходилось дышать свежим воздухом и принимать солнечные ванны.

Констанция засмеялась. Джон рассказывал, как он вступил в команду колледжа по футболу из-за денег, а потом внезапно оказался лучшим игроком. Девушку это ничуть не удивило: он был одним из тех людей, которым без усилий удается все, чем бы они ни занялись. «Возможно, он просто пытается показать ситуацию именно в таком свете, а на самом деле усилия прикладывать ему приходилось, причем немалые», – решила Констанция.

– Наверное, тяжело быть удачливым во всем?

– Думаешь, я хвастаюсь?

– Совершенно уверена в этом, – произнесла Констанция, прищуриваясь, чтобы спрятать улыбку. Она хотела узнать о Джоне как можно больше. Сначала ей казалось, будто она просто изучает его, а теперь любопытство не давало ей остановиться. – Что думали о тебе товарищи по команде?

– Ну, сначала они насмехались надо мной, потому что я родом из глухих лесов Массачусетса. А потом, когда увидели, насколько быстро я могу бегать, перестали смеяться.

– Ты и сейчас бегаешь так же быстро? – спросила Констанция, неожиданно для себя проводя ладонью по его руке.

Они разговаривали, сидя на диване рядом со столами для блек-джека, откуда им был виден весь зал. Диван оказался очень мягким и прогибался, из-за чего бедра Джона и Констанции оказались тесно прижатыми друг к другу. Толпа людей переходила от стола к столу, и никто не обращал на странную пару внимания.

– Не знаю. Давно не пробовал. А ты занимаешься спортом?

– Нет, – ответила девушка, подумав, что, пожалуй, это стоит исправить – нужно было куда-то выпустить накопившуюся в ней за это время энергию. – Мои родители считают, что спорт – это пустая трата времени.

– А ты никогда им не противоречила?

– Ни в чем серьезном. Я читала книги, которые они не одобрили бы. И они не знают, что у меня был парень.

– Ты скрывала от них любовника? – переспросил Джон, решив подразнить ее.

– Фил учился со мной в колледже. Мы жили в другом городе, поэтому родители ни разу не видели его.

– Ты ничего о нем не рассказывала. Он относился к числу людей, которых они не одобряют? – поинтересовался Джон, подняв бровь.

– Нет. И это самое забавное. Фил был настолько скучным, что, наверное, понравился бы им.

– Зачем ты встречалась с ним, если он был скучным?

– Мне нравятся такие люди.

Джон пристально посмотрел на Констанцию. Его сложно было назвать скучным. Девушку охватили прежде неизвестные ей чувства.

– Почему?

– Они предсказуемы, надежны. Не люблю сюрпризы.

– Это ты так считаешь, – возразил Джон. – Пойдем.

Он осторожно взял ее за руку и помог подняться с мягкого дивана.

– Куда мы идем?

– Это сюрприз.

– Я уже сказала, что не люблю их, – возразила Констанция, ощущая, как по ее животу разливается ожидание чего-то необычного.

– Не верю.

Джон повел ее через игровые залы в сторону лифтового холла. Они шли рука об руку, как будто у них роман. Возможно, Констанции стоило освободить руку, но она не стала этого делать. Джон нажал самую верхнюю кнопку и загадочно взглянул на Констанцию.

– Не буду даже спрашивать, – пробормотала она, стараясь смотреть только на дверь лифта.

Несмотря на то что Джон флиртовал с ней и пытался соблазнить, Констанция верила, что он не станет делать резких движений. Хотя они были мало знакомы, она успела понять, что к понятию чести этот человек относится очень серьезно. «Конечно, он может притворяться таким принципиальным и заботливым, чтобы я не сопротивлялась, – подумала Констанция. – К сожалению, тактику он выбрал очень правильную».

Двери лифта открылись, и она с удивлением увидела перед собой ночное небо.

– Ух ты! Терраса на крыше. Почему здесь больше никого нет?

– Попасть сюда можно только в том случае, если здесь проходит какое-то мероприятие. Как видишь, сегодня тут нет никого, кроме нас.

– Как много звезд…

– Здесь достаточно высоко, чтобы электрический свет не мешал видеть небо. Я прихожу сюда, когда мне нужно посмотреть на вещи более широко, – признался Джон.

– Ощущение того, что ты всего лишь крохотная песчинка на фоне Вселенной, несомненно, помогает развить широту взгляда, – съехидничала Констанция.

– Это так. По сравнению с Вселенной все тревоги, не позволяющие нам заснуть ночью, кажутся ничего не стоящими.

Джон держал руку Констанции, становившуюся все более горячей, когда вел ее к расставленным на террасе диванам. Пригласив ее сесть на один из них, он опустился рядом.

«Что я делаю?» – спросила себя девушка. Здесь, наверху, они уже не могли притворяться, будто работают. Она просто сидела на мягких подушках, тесно прижавшись к Джону. Из-за прохладного ночного воздуха его тело казалось еще более горячим.

– Что тебя беспокоит? – спросил он, легонько стискивая руку Констанции.

– Иногда я боюсь, что никогда не уеду из дома родителей, – произнесла она и засмеялась, стараясь снять напряжение.

– Почему? Наверняка ты зарабатываешь достаточно для того, чтобы снимать квартиру.

– Не знаю. Я думаю, что надо бы переехать, но проходят месяцы, годы, а я остаюсь.

– Может, ты просто надеешься встретить подходящего мужчину?

– Возможно, – ответила Констанция, удивляясь, что призналась в этом. – В конце концов, мне всегда говорили, что хорошая девочка должна жить дома, пока не выйдет замуж.

– Почему ты до сих пор никого не встретила?

– Я работаю в фирме, занимающейся бухгалтерией. Это далеко не самое романтичное место на земле.

– Разве бухгалтеры не нуждаются в любви?

– Возможно, – сказала она.

– Почему ты еще не женат? – поинтересовалась она, понимая, что могла бы и не спрашивать: зачем такому человеку, как Джон, жить с одной женщиной, если он может менять их как перчатки?

– Я был женат.

Его ответ настолько удивил Констанцию, что она попыталась высвободить руку.

– Ты разведен?

– Да. Это было очень давно. Ты шокирована?

– Об этом нигде не написано. А я собрала огромное количество информации о тебе.

– О моем браке мало кто знает. Я женился, когда учился в школе, незадолго до того, как ехать в колледж. Думал, что это поможет нам остаться вместе, несмотря на большое расстояние.

– Всего-то сотня километров…

– На самом деле меньше пятидесяти, – ответил Джон, улыбаясь. – Я был молодым и глупым.

– Почему вы расстались?

– Я был слишком занят учебой и уделял жене слишком мало внимания. В итоге она встретила другого. Тогда я понял, что для сохранения брака нужно прилагать усилия.

– В итоге ты испугался и решил больше не пробовать?

Констанция попыталась отодвинуться от Джона, но диван был очень мягкий, и она, сама того не желая, снова наваливалась на него.

– Очень, – ответил Джон. – На мне бизнес и целое племя. Не хочу больше никого разочаровывать.