Текст книги "Земля кочевников"

Глава 2. Конец

В 2010 году на День благодарения – до того, как началась ее бродячая жизнь – Линда Мэй сидела одна в фургоне, в котором она жила в Нью-Ривер. У шестидесятилетней седовласой дамы не было электричества и водопровода, потому что она не могла оплатить коммунальные счета. Она не могла найти работу. Ее пособие по безработице уже иссякло. Семья ее старшей дочери, у которой она жила много лет, сменив за это время несколько низкооплачиваемых работ, недавно переехала в квартиру поменьше. На шестерых человек приходилось только три спальни, и Линде не нашлось бы места. Ей остался только темный трейлер, пойти было некуда.

«Я напьюсь. Потом включу пропан. Я отключусь, и будь что будет, – говорила она себе. – А если проснусь, то зажгу сигарету и взорву нас всех к чертям».

Две ее собачки, Коко и Дудл, смотрели на нее (Дудл, карликовый пудель, умер до того, как Линда перебралась в гостиницу «В тесноте»). Линда засомневалась: может ли она вот так легко взорвать и их тоже? Нет, так нельзя. Вместо этого она решила принять приглашение друзей на праздничный обед.

Но тот миг – мгновение, когда ее воля к жизни пошатнулась, – Линда не могла просто забыть. Она считает себя «счастливым, жизнерадостным человеком». Она никогда всерьез не думала о том, чтобы свести счеты с жизнью. «Просто мне было так плохо, что я не видела иного выхода», – вспоминала она впоследствии. Что-то должно было измениться.

Спустя несколько лет Линда снова оказалась на грани. Она жила в Лейк-Элсинор и работала кассиром в магазине строительных материалов по ставке 10,5 доллара в час. В некоторые недели она выходила только на 20–24 часа; этого едва хватало, чтобы платить 600 долларов за трейлер на стоянке на другом конце города. На то, чтобы получить эту работу, у нее ушли месяцы, несмотря на два диплома в сфере строительства, а также полгода работы администратором в магазине той же сети в Лас-Вегасе, где ей платили 15 долларов за час. Та должность ей нравилась, потому что она могла решать вопросы один на один с покупателями. После этого сидеть за кассовым аппаратом ей казалось унизительным. Но Линда старалась не падать духом. «Они назначили меня кассиром, несмотря на весь мой прошлый опыт, – вспоминает она. – Тогда я сказала себе: “Ладно, я стану лучшим кассиром!”» Линда общалась с покупателями, расспрашивала их о строительных проектах и помогала, если могла. Когда один домовладелец пришел на кассу с неподходящим материалом для крыши, она посоветовала ему другой, называвшийся «ориентированно-стружечная плита», сказав, что он будет к месту (и обойдется на 500 долларов дешевле). Почему администрация магазина позволяла такому компетентному работнику выдыхаться за кассой? «На мой взгляд, у них есть некоторые предубеждения насчет возраста», – предположила Линда.

Не в первый раз Линда задавалась вопросом, как люди обеспечивают свою старость. Из всего того широкого спектра должностей, на которых она работала, ни на одной даже речи не могло идти о долгосрочной финансовой стабильности. «Мне так и не удалось обеспечить себе большую пенсию», – говорит она.

Линда знала, что скоро будет получать социальные выплаты. Но она никогда особенно не вчитывалась в годовые финансовые отчеты, поэтому была удивлена, когда как-то раз прочла один и увидела, что в месяц ей причитается около 500 долларов. Этого не хватит даже на оплату жилья.

Линда вырастила двух девочек, будучи матерью-одиночкой. Она знала, каково это – жить впроголодь. Собственная мать учила ее выживать, когда растягивала на неделю полкило фарша, чтобы прокормить Линду и ее братьев. Когда на ужин были спагетти «Болоньезе» – правда, в тарелке трудно было отыскать кусочки мяса, – дети шутили, говоря, что мама, наверное, кладет фарш в носок и машет им над сковородкой, чтобы у блюда появилась видимость вкуса. Время от времени, когда у них жил кто-то из знакомых детей, чьи родители попали в беду, Линда шутила, что мама просто «еще раз помашет носком с фаршем над сковородкой», чтобы повеселить новичка.

Возможно, поэтому Линда всегда сочувствовала тем, от кого удача отворачивалась. В начале 1990-х она держала магазин ковров и плитки в Буллхед-Сити, где по окончании рабочего дня у водопроводного крана за зданием собирались бездомные, чтобы помыть и наполнить бутылки для воды. «Пожалуйста-пожалуйста, – говорила им Линда. – Только закрывайте потом кран. Не забывайте!» Магазин был стилизован под бревенчатый домик, и крыльцо располагалось под навесом, державшимся на столбах. Когда бродяги стали там ночевать, она дала им задание. «Хорошо, раз вы собрались здесь спать, то будете работать ночными сторожами», – произнесла она с расчетом на то, что они смогут сказать это какому-нибудь полицейскому, если тот попытается их прогнать.

Один из бездомных, бывший подстригатель деревьев, сказал Линде, что хочет вернуться к нормальной жизни. Он полагал, что сможет подзаработать, если обратится к городской администрации, которая посылала работников на зачистку заросших участков. Линда помогла ему собрать «стартовый капитал»: грабли, косилку, немного денег на бензин. Вместе они колесили по городу и отыскивали участки, за очистку которых ему бы заплатили. У Линды была лицензия на ведение коммерческой деятельности, и ей удалось выбить несколько контрактов для своего подопечного.

А потом случились две беды. Магазинчик Линды разорился, потому что ее партнер по бизнесу вел двойную бухгалтерию из каких-то личных соображений. А бывший подстригатель деревьев не выполнил заказы, которые Линда нашла для него. Он уехал из города, так и не зачистив те участки.

И всё-таки Линда не унывала. «Знаете, слава богу, мне хватало на жизнь, – вспоминает она. – У меня не было возможности трудиться на постоянной работе, но у меня еще оставались заказы». И вот она уже толкает перед собой газонокосилку в засушливые летние дни, когда температура доходит до пятидесяти градусов. Она узнала, каковы симптомы солнечного удара: если стоишь на солнце и тебе становится холодно, то беги скорее оттуда! За один заказ она получала около 150 долларов. Часто она начинала работу на рассвете, в полдень уходила отдохнуть, а затем возвращалась, чтобы убрать оставшийся мусор.

«В первый раз, когда мне еще не заплатили, у меня не было денег, чтобы отвезти всю эту траву на свалку, и тогда мы поехали на озеро, развели костер, было очень ветрено, – говорит она, вспоминая поездку на озеро Мид. – Ветер подхватил сухие стебли и потащил по берегу. Подошел смотритель и сказал: “Этого делать нельзя”. А я: “Я уже всё сделала. Гашу костер. Вот, землей его забрасываю” И тогда я подумала: “Я не могу и дальше так сгребать сухую траву по невыносимой жаре. Я не для этого ходила в колледж!”» – вспоминает Линда, которая изучала строительное дело. Тем временем ее старшая дочь и зять нашли работу в быстро развивающемся казино: она – официанткой, а он был на побегушках на парковке. Скоро Линда стала продавать сигареты в казино Riverside в городе Лафлин, чья экономика активно росла на игорном деле. («Тезка» города – владелец Riverside Дон Лафлин – сначала хотел назвать его просто «Казино», но Почтовая служба США ему этого не позволила[22]22
  Aleksandrowicz F. Nevada by Day: The Other Attractions Around Las Vegas // The Elyria Chronicle-Telegram. 1990. June 17. P. E11.


[Закрыть].) Линда была так благодарна, что послала Дону Лафлину большой букет роз. Ее вызвали в его офис. «Что это?» – в недоумении спросил он. «Это сердечное спасибо вам, Дон, – сказала Линда. – И только. Я просто хотела вас поблагодарить за то, что дали мне работу. Никакого другого умысла у меня не было и нет».

В казино Линда продавала сладости, цветы и сигареты с подноса, который висел на плечевом ремне. Поднос оказался таким тяжелым, что поначалу ей пришлось носить бандаж, чтобы не перегружать спину. Но даже с ним это была серьезная нагрузка. «На сигаретах я похудела на несколько размеров», – говорит она.

Линда покупала розы по оптовой цене, 96 центов за штуку, а потом продавала по 4 доллара, часто получая еще доллар сверху в качестве чаевых. Сигареты она брала блоками и продавала пачками с выгодой в 50 центов. Постепенно она познакомилась с игроками и знала, что, например, вот тот вечно мучается головной болью и готов отдать 5 долларов за 25-центовую упаковку аспирина. Если ночь проходила удачно, то ей удавалось выручить от 200 до 300 долларов. Также у нее был дополнительный источник дохода: она руководила людьми, которые чистили в казино искусственные растения.

Однако золотая пора работы в Riverside резко подошла к концу с появлением автоматов по продаже сигарет. Дон снова вызвал Линду к себе и сообщил, что ее должность себя изжила. Но он не хотел ее увольнять. Он посоветовал ей поговорить с Дейлом, генеральным менеджером, чтобы тот подыскал ей работу. Линда отправилась на поиски и пришла точно по адресу. «Кто здесь больше всего зарабатывает?» – спросила она. «Ну, у вас выбор между крупье и официанткой в баре», – ответил Дейл. «Думаю, я лучше буду официанткой», – сказала Линда.

На новой должности полагалось носить форму: приталенный фрак с красным атласным поясом, короткие шортики, нейлоновые чулки и каблуки. Наряд скромностью не отличался, и Линду это тревожило. «Не знаю, смогу ли я вообще это носить!» – подумала она, но решила попытаться. Когда она впервые надела форму, ее непосредственный руководитель сказал, что она выглядит чудесно. К собственному удивлению, Линда с ним согласилась. На территории казино она чувствовала себя спокойнее под защитой охранников-вышибал, которые не позволяли посетителям развязно вести себя с официантками. «Я видела, как охранники хватали людей за шиворот и открывали дверь их головами», – вспоминает Линда.

Линда с любовью говорит о тех годах, когда работала в Riverside. Она хранит свой снимок в форме казино: она улыбается, волосы коротко подстрижены, а у нее за спиной – река Колорадо. Но на тот момент ей было сорок лет. Чем дальше, тем меньше у нее будет шансов оставаться на этой должности, опыт и стаж не помогут. Впереди маячила кабала низкооплачиваемых работ.

К тому моменту, когда ей исполнилось шестьдесят, вопрос встал ребром: разве она сможет когда-нибудь не работать? Большую часть своей жизни она жила от зарплаты до зарплаты, о сбережениях и речи не шло. Ее единственная подушка безопасности, социальные выплаты, была уж слишком тонкой. Разве можно уйти на пенсию и жить всего на 500 долларов в месяц?

В то же время у Линды были свои долгосрочные надежды на будущее. Они не имели ничего общего со старыми клише: частным поселком во Флориде или даже партиями в гольф. Ее мечты в буквальном смысле были приземленные, замешанные на земле и мусоре, который оставляют за собой люди.

Она хотела создать экодом: дом с солнечными батареями, построенный из мусора, такого как пластиковые бутылки или консервные банки, с несущими стенами из набитых землей шин. Автором проекта был эксцентричный архитектор из Нью-Мексико Майкл Рейнольдс, который возился с ним с 1970-х; предполагалось, что жители экодомов приспособятся жить без привычных удобств. Стены из шин выступают в качестве батареи, днем поглощая тепло солнечных лучей, а ночью отдавая его; так регулируется температура внутри помещения. Дождевая вода и растаявший снег собираются в цистерну, потом эту воду можно фильтровать и использовать для питья, мытья, поливки теплиц и смыва в туалете. Солнечные батареи или в некоторых случаях ветряные мельницы производят электричество.

При всем их прагматизме экодома нередко могут похвастаться забавными украшениями: шпилями и башенками, колоннами и арками, глинобитными стенами ярких цветов или рядами бутылок, имитирующими витражи. Такие дополнения не требуют изощренных строительных навыков, что делает их доступными для любителей и дает простор творчеству. Пустыня за чертой Таоса пестрит такими экодомами, там целое поселение. Со стороны оно похоже на лунную колонию, построенную под руководством сказочника доктора Сьюза, архитектора Антонио Гауди и художников-постановщиков «Звездных войн».

Идея того, чтобы создать уникальное, самодостаточное и экологичное жилище, была очень близка Линде. «Это не продукт массового потребления, – говорила она. – Это всё равно что жить в произведении искусства, и я могла бы построить его собственными руками». Ее увлечение экодомами началось после того, как звезда телесериала «Дымок из ствола» Деннис Уивер в 1989 году переехал в Колорадо, чтобы построить себе такой дом. Он снял об этом документальный фильм, который несколько лет транслировался по телевидению, задавая американским зрителям новый тренд[23]23
  Dennis Weaver’s Earthship. Directed by Phil Scarpaci. Robert Weaver Enterprises, 1990.


[Закрыть]. В начале фильма седовласый актер стоит на низкой стене и кувалдой забивает землю в шину. Потом он поднимает взгляд и целенаправленно идет на камеру. «Вам бы понравилось жить в доме без счетов за электричество, кондиционеров, отопления и при этом прекрасно чувствовать себя и в самую холодную зиму, и жарким летом? – спрашивает он. – Не верите, что так бывает?» Он радостно подходит к группе строителей. Он снимает кору с дерева, чтобы сделать стропила для крыши, а потом заполняет вязкой смесью грязи, песка и соломы консервные банки и шины, которые в будущем станут стеной спальни.

Не все оценили горячее желание актера жить в хваленой куче шин. Местные называли ее «особняк Michelin». В одном из ток-шоу ведущий Джей Лено спрашивал Денниса, что подумали соседи, когда увидели, что он собирает мусор. «Когда приходит уборщик, как он понимает, где начинается мусор и заканчивается дом?» – веселился комик[24]24
  Associated Press. Actor Builds Treasure with Other People’s Trash // Colorado Springs Gazette Telegraph. 1989. November 28. P. B8.


[Закрыть].

Несмотря на неказистые строительные материалы, жилище Денниса Уивера площадью 930 квадратных метров обошлось ему в один миллион долларов и стало ярчайшим примером того, что можно назвать «экодом богатых и знаменитых»[25]25
  Leigh Brown P. Father Earth // The New York Times. 1993. January 10. P. A1.


[Закрыть]. Большинство экодомов по стоимости выходят как обычные деревянные, хотя одна новозеландская семья ухитрилась уложиться меньше чем в 20 000 долларов. «Я верю в детский труд», – писал в Сети Брайан Габб, гордый отец пятерых детей, добавив, что поначалу жена сочла его чокнутым, когда узнала, что он хочет построить экодом[26]26
  Экодом Брайана Габба: eatwelltraveloften.com.au/earthship/.


[Закрыть]. В Сиэтле группа энтузиастов решила создать маленький упрощенный вариант с использованием материалов со свалок, волонтерского труда и добровольных пожертвований. Эта строительная миниатюра – местное издание снисходительно назвало ее «экодомишко» – еще в работе[27]27
  Bernard S. Earthship! // Seattle Weekly. 2015. August 12. P. 9.


[Закрыть].

Экодома есть на всех континентах, за исключением Антарктиды. Волонтеры, по всему миру ликвидировавшие последствия стихийных бедствий, строили их после таких катастроф, как цунами в Индийском океане в 2004-м, землетрясение на Гаити в 2010-м, тайфун Хайян на Филиппинах в 2013-м. Наверное, сейчас наиболее одиозные строители экодомов – последователи НЛО-культа «Небесные врата», которые возвели жилище из шин в своем поселении в Нью-Мексико. После их массовых самоубийств в 1997-м, широко освещенных в прессе, архитектор Майкл Рейнольдс заверил всю Америку, что экодома не имеют никакого отношения к данной секте. «Сумасшедшим фанатикам нужно где-то жить, как и всем другим людям, – сообщил он Associated Press. – Мы учим людей тому, как жить в мире с землей, а не как ее покинуть»[28]28
  Mendoza M. Associated Press. ‘Earthships’ Meld Future with Past // The Los Angeles Times. 1997. May 18. P. 1.


[Закрыть].

Линда – одна из самых восторженных почитательниц Рейнольдса. Она в восторге от того, как твердо он отстаивал свой проект, воюя с бюрократами, которые поддерживают мудреные и привычные всем системы обеспечения домов; эта борьба была запечатлена в фильме «Мечты из мусора»[29]29
  Документальный фильм: Garbage Warrior. Directed by Oliver Hodge. Open Eye Media, 2007.


[Закрыть]. «Майкл Рейнольдс! Разве ты не хотела бы взглянуть на мир его глазами? Он вел эту борьбу с семидесятых, – восторгается она. – Они забрали у него лицензию только потому, что первые дома не удались».

Недавно Рейнольдс начал утверждать, что экодома могут стать вехой в обеспечении базовых человеческих потребностей в обход рынка. «Мы должны найти способ создавать для людей хорошие жилищные условия, которые бы не подпадали под влияние чудовища по имени экономика, – написано на его сайте. – Экономика – это игра. Но она должна касаться вещей, которые не назовешь жизненно важными (мотоциклы, компьютеры, телевизоры). Когда человек кормит семью, выживает, ищет приют… всё это не должно быть предметом экономики»[30]30
  Заявления с сайта Рейнольдса: earthshipglobal.com.


[Закрыть].

Почти десять лет назад Линда начала искать в интернете планы, чертежи и фотографии интерьеров экодомов. Те, которые нравились ей больше всего, она распечатывала и аккуратно подшивала в папку с древесным рисунком на гладкой обложке. В ее профиле в Facebook стоит картинка, на которой экодом возвышается над колючим пустынным кустарником на фоне розового закатного неба Нью-Мексико. «Это дом моей мечты», – указала она под картинкой. И подробно расписала: «Экодома строятся из переработанных шин, бутылок и консервных банок. Они самодостаточны, не требуют никаких дополнительных подключений, электричество вырабатывается от солнца или ветра, вода дождевая. Вода используется четыре раза. В теплицах растет еда. Всё это значит, что вы можете жить свободно, без всяких счетов. Сколько раз я говорила, что всё это мне необходимо, чтобы выплатить кредит?»

Линда надеялась отыскать дешевый земельный участок там, где на строительные нормы смотрят сквозь пальцы. Рейнольдс называет такие места островками свободы. Линда примерно представляла себе, как можно бесплатно собрать материалы и подключить к стройке волонтеров. Но как ей начать такой амбициозный проект, когда она застряла в круговерти низкооплачиваемых работ, когда почти весь ее заработок уходит на уплату аренды и социальные выплаты не принесут ей видимого облегчения? Ей нужен был новый образ жизни, стратегия, которая позволит ей откладывать часть зарплаты, при этом сократив и без того скромные расходы. Иными словами, ей нужен был мост к экодому.

Линда знала, что не может ждать. Она не молодеет, а строительство нового дома потребует физической сноровки. К тому же нужно время, чтобы собрать все необходимые ресурсы. Но если ей удастся это провернуть, то у нее будет не просто странное жилище на пенсии. Экодом стал бы ее посланием потомкам, памятником, который простоит век, а то и дольше. «Для этого нужны все мои знания, опыт и чутье, и тогда я оставлю кое-что после себя, – говорит она. – Я бы хотела завещать экодом моим детям и внукам».

Линда жаждала самодостаточности. Она читала, что экодом, в котором не нужны никакие внешние ресурсы, чтобы получать еду, электричество, климат-контроль и воду, будет практически симбиотическим организмом. Если ей удастся построить его и вести в нем хозяйство, то он тоже будет заботиться о ней. Вот она, заманчивая стабильность. В конце концов, Линда вступает в опасный возраст. По данным переписи 2015 года, из всех одиноких пожилых женщин чуть ли не каждая пятая живет за чертой бедности[31]31
  Tucker J., Lowell C. National Snapshot: Poverty Among Women & Families, 2015. Washington, D.C.: National Women’s Law Center, 2016.


[Закрыть]. Таких женщин в Америке почти вдвое больше, чем мужчин (2,71 миллиона и 1,49 миллиона соответственно). А если говорить о социальных выплатах, то женщины в среднем получают в месяц на 341 доллар меньше из-за более низких отчислений, разницы в зарплатах, о которой обычно не говорят[32]32
  Entmacher J., Gallagher Robbins K. Fact Sheet: Women & Social Security. Washington, D.C.: National Women’s Law Center, 2015 // nwlc.org/wp-content/uploads/2015/08/socialsecuritykeyfactsfactsheetfeb2015update.pdf.


[Закрыть]. В 2015 году на каждый доллар, заработанный мужчинами, приходилось 80 «женских» центов. К тому же женщины чаще бесплатно сидят с детьми и пожилыми родственниками (Линда не только вырастила двух дочек, но и позже стала круглосуточной сиделкой для своей матери, у которой в середине 1990-х начал резко прогрессировать рак мозга). Женщины в целом зарабатывают и откладывают меньше[33]33
  Hegewisch A., DuMonthier A. The Gender Wage Gap: 2015. Washington, D.C.: Institute for Women’s Policy Research, 2016 // iwpr.org/publications/pubs/the-gender-wage-gap-2015-annual-earnings-differences-by-gender-race-and-ethnicity.


[Закрыть]. А поскольку продолжительность их жизни выше – в среднем на пять лет дольше мужчин, – эти деньги приходится растягивать на более долгий срок[34]34
  Xu J. et al. Mortality in the United States, 2015. Hyattsville, MD: Centers for Disease Control and Prevention National Center for Health Statistics, 2016 // cdc.gov/nchs/data/databriefs/db267.pdf.


[Закрыть].

Линде Мэй исполнилось шестьдесят два 1 июня 2012 года. В следующем месяце ей по почте пришел первый чек социальных выплат. «Мне не стоило забирать пенсию до того, как мне исполнилось шестьдесят пять, – вспоминала она, – но мне полагалось так мало, что я подумала: “Всё равно, какой там будет процент, он в любом случае сильно не увеличится”».

Так или иначе, у нее была проблема. «Как жить дальше, не работая весь остаток жизни, и при этом не быть обузой для моих детей?» – размышляла она. Линда знала, что когда-нибудь она захочет решить эту проблему с помощью экодома. Но как к нему подступиться?

Глава 3. Выжить в Америке

В 2010 году, ровно через неделю после того, как Линда приняла решение не взрывать свой трейлер в День благодарения, плохие новости пришли в Эмпайр – рабочий поселок на три сотни жителей, который, точно репейник, цеплялся к оконечности пустыни Блэк-Рок на северо-западе Невады. Один из последних традиционных рабочих городков Америки целиком принадлежал United States Gypsum – компании, производящей гипсокартон. Поселение являло собой пережиток сильно романтизированного золотого века американской промышленности, когда положение рабочего гарантировало принадлежность к среднему классу и возможность содержать семью без страха внезапного увольнения.

Городок находился в одиннадцати километрах к северу от «гипса», открытой гипсовой шахты у подножия селенитного горного хребта. Там шахтеры взрывали игданит – это смесь нитрата аммония и дизельного топлива, – обнажая белые рассыпчатые глыбы руды, залегавшие в глубоких расщелинах. Самые большие достигали полмили в ширину. Карьерные самосвалы отвозили шестидесятитонные партии сырья на завод на краю города. Там рабочие измельчали гипс, нагревали его до 500 градусов в больших бадьях и делали плиты, которые можно увидеть в типовых домах на западе Америки.

За территорией завода по бокам четырех обитаемых улочек выстроились одноэтажные дома, вдоль дорог высажены тополя и ели. Низкую аренду – 110 долларов за квартиру и 250 долларов за целый дом – оплачивает U.S. Gypsum. (Механики на заводе получают 22 доллара в час, операторы оборудования – чуть меньше, а значит, рядовой служащий за два дня мог бы отбить стоимость жилья.) Компания также платит за телевидение, канализацию, вывоз мусора и интернет. Расходы у рабочих низкие, а доход стабильный, поэтому с жизнью от зарплаты до зарплаты – этой изматывающей формой существования, которая так часто встречается во внешнем мире, – в этом городке мало знакомы. Он как будто застрял в 1950-х, экономическая модель здесь не изменилась с послевоенных времен. «Тут прекрасно можно накопить денег», – сообщила мне Анна Мария Маркс, пятнадцатилетняя сотрудница лаборатории, где проверяют гипсокартон.

Во время расцвета Эмпайра здесь жило более 750 человек, если верить выпуску местного издания Gypsum News от июля 1961 года. «Люди, которые остаются жить тут, – одна большая счастливая семья», – утверждает журнал. Хотя в связи с модернизацией население города сократилось и к 2010 году составляло половину от вышеназванной цифры, атмосфера не изменилась. Поскольку все жители знали друг друга, входные двери никогда не запирались, а машины зачастую парковали, не забрав ключей. «Ни бандитов, ни сирен, ни насилия», – нараспев говорит Тоня Линч, которая живет здесь с мужем, управляющим на заводе. А поскольку Эмпайр территориально изолирован от остального мира – долгие годы на дороге, ведущей к нему, стоял особый знак «Добро пожаловать в глушь», – местным не оставалось ничего, кроме как развлекаться самим и развлекать друг друга. Это подразумевало обилие тематических вечеринок, званых ужинов, сеансов игры в кости под названием «бунко», а также экскурсий в дебри пустыни, где можно поохотиться на оленя, антилопу или кеклика – серо-коричневую куропатку с полосатыми крыльями и ярко-красным клювом. Многие обустраивали себе невероятно пышные лужайки, из чувства превосходства, свойственного адептам цивилизации, отвоевывая себе исконно бесплодную территорию. Там, где заканчивались отмеченные зеленой травой участки, нетронутая пустыня Блэк-Рок тянулась до самого горизонта. На фотографиях со спутников Эмпайр найти очень легко: зеленое пятно посреди коричневой пустоши.

У изоляции были свои минусы. «Мы всегда работаем бесплатным шоу для соседей, – саркастически замечает Аарон Констэбл, мастер по техническому обслуживанию. – Соседи всегда смотрят за тобой, неважно, хочется тебе того или нет». Так жили здесь несколько десятилетий сплоченным рабочим коллективом. В 1923 году работники основали палаточный городок в том месте, на котором позже выросло поселение. Согласно некоторым источникам, Эмпайр может похвастаться самой долгоразрабатываемой шахтой. Первой, в 1910 году, здесь утвердилась Pacific Portland Cement Company.

Всё внезапно изменилось 2 декабря 2010 года. Рабочие в подбитых металлом ботинках и касках собрались в зале заседаний в 7:30 утра на общее совещание. Майк Шпильман, официальный представитель завода, вкрадчивым голосом сообщил растерянным слушателям зловещие новости. Эмпайр закрывается. До 20 июня все должны покинуть эту территорию. Сначала повисла тишина, потом полились слезы. «Я должен был выйти и сказать девяноста двум людям: “У вас больше нет не только работы, но и дома”», – тяжело вздыхая, вспоминал позже Майк. Остаток дня работники были предоставлены себе. В то холодное, пасмурное зимнее утро они возвращались в дома, которые больше им не принадлежали, чтобы осознать печальные вести и передать их своим семьям.

U.S. Gypsum, чей бюджет оценивался в 4 миллиарда долларов, в 2010 году понесла тяжелые потери, к концу третьего квартала лишившись 284 миллионов долларов. Уильям Фут, на тот момент генеральный директор компании, объяснил тревожную для компании тенденцию «слабыми позициями на рынке и крайне малыми объемами отгруженной продукции». За изощренной терминологией скрывалась банальная история: спрос был недостаточный, содержать Эмпайр стало нерентабельно. Доходы компаний, производящих гипсокартон, привязаны к развитию строительной индустрии, а кризис, наступивший после падения рынка недвижимости, никак не заканчивался. Некоторые города он едва затронул, но для Эмпайра эта ситуация стала роковой.

В январе 2011 года я приехала в Эмпайр, чтобы написать статью для журнала. Кальвин Райл, который работал в отделе контроля качества, а до этого – старшим мастером, рассказал мне, как 1 июля 1971 года он пришел работать на завод. «Я прожил здесь тридцать девять лет и семь месяцев, – без обиняков сообщил он. – Я не прогулял ни одного дня и ни разу не получал травмы». Поскольку именно он мог похвастаться званием человека, который проработал на предприятии дольше всех, к нему перешла почетная обязанность остановить производство. Стоя у транспортной ленты в цехе, где его сын также работал механиком по ремонту, шестидесятидвухлетний ветеран под взглядами рабочих поднял правую руку. Он нажал кнопку остановки и заплакал. «На заводе самый страшный звук – тишина, – объяснял Кальвин. – Мы часть строительного производства США, мы не просто клепаем картон». А в Эмпайр, добавлял он, можно было растить детей практически на природе и при этом достойно зарабатывать. Кальвин собирался выкопать розовые кусты, которые посадил в своем дворе, и увезти их с собой: он понимал, что сорняки быстро заполонят заброшенное поселение. «Эмпайр, наверное, будет выглядеть как городок в фильме “У холмов есть глаза”, – пожимает плечами Кальвин (в 2006 году был снят нашумевший ремейк этого культового фильма ужасов, в котором мутанты-каннибалы бродят среди ветхих домов на месте заброшенного ядерного полигона). – Будет к 2011 году в Неваде город-призрак»[35]35
  Культовая классика: «У холмов есть глаза», реж. Уэс Крейвен, Vanguard, 1977. Ремейк: реж. Александр Ажа, Fox Searchlight Pictures, 2006.


[Закрыть].

Неподалеку от завода католический приход Святого Иосифа Труженика проводил одну из последних месс. Церковь украшал новый деревянный крест, вырезанный прихожанином Томом Андерсоном, который тридцать один год жизни из шестидесяти одного проработал электриком на заводе. Как и Кальвин, Том хотел увезти с собой плоды своих трудов. Он посещал службы вместе с другими соседями. К концу службы пастор спросил, есть ли у кого-нибудь особые молитвы. Заговорила шестилетняя девочка в красивом лавандовом платье. «Я хочу помолиться за людей, которым нужно найти дом, – запинаясь, сказала она. – И за тех, кому не на что жить». В церкви повисло молчание.

В карьерах к югу от города дороги уже задыхались под гигантскими гравийными насыпями, которые преграждали путь автомобилям. Вскоре стали заметны и другие признаки конца. Вокруг города возвели сетчатый забор два с половиной метра в высоту, увитый колючей проволокой. Местные говорили, что теперь это место выглядит как концентрационный лагерь. Только что оставшиеся без работы люди устроили импровизированный мемориал, побросав каски на дерево, которое росло напротив здания почты. (Когда-то каски U.S. Gypsum были предметом гордости работников, своеобразным аналогом командной формы. Многие украшали их наклейками или рисовали на них красками или маркером. Особенно выделялись покрашенные в золотой цвет каски работников, которые, как Кальвин, проработали здесь больше двадцати пяти лет.)

Люди постепенно разъезжались. Та экономика, которая рухнула под грузом недвижимости, резко поднималась на золотых промыслах, и в Неваде нужны были шахтеры. Десятки бывших сотрудников Эмпайра перешли в Barrick Gold Corporation, владевшей несколькими месторождениями неподалеку. Но другим оставшимся без работы пришлось труднее.

«Я просто выбросил несколько резюме, на них не было отклика, – говорил мне бывший менеджер отдела поставок Дэн Моран. – Может, в итоге мне придется пойти в дровосеки, чтобы выжить». Двадцатидвухлетняя Моника Бейкер, выросшая в Эмпайре, по приглашению руководства недавно вернулась туда с острова Оаху с двумя маленькими детьми – только затем, чтобы остаться без жилья и работы. «Я была вне себя от злости, ведь они постоянно твердили, что здесь у меня будет место», – говорит она. Моника знала, что в золотоносных шахтах нужны рабочие, но боялась жить рядом с отравленным водоемом: из-за развития рудникового дела в северной Неваде и так уже нельзя было ловить рыбу. Она решила, что попытает счастья примерно в ста километрах к югу, в небольшом городке Фернли, где были сетевые магазины. Она успела оседлать экономическую волну: прочь от заводов, вперед в сферу продаж и услуг. «Я просто устроюсь в какой-нибудь крупный супермаркет», – говорила она.

Исход рабочих семей продолжался до июня. Когда уехали последние, ворота заперли на замок, на забор повесили камеры видеонаблюдения и знаки «ПРОХОДА НЕТ». Дома, а также бассейн, две церкви, почта и поле для гольфа с девятью лунками остались гнить. Даже местный индекс, 89405, перестал существовать. Чтобы территория не зарастала, компания оставила там два десятка коз, которые бродили по новоиспеченному городу-призраку, как стадо органических газонокосилок. Спустя годы приезжие будут сравнивать это место, эту картотеку прерванных жизней, с Чернобылем[36]36
  Kane J. Gypsum Mine, Town of Empire Sold // The Reno Gazette-Journal. 2016. June 4. P. A5.


[Закрыть]. В заводском офисе на столе остались недопитые чашки кофе, а календари показывали дату остановки производства[37]37
  Kane J. Empire Mining Co. Will Only Restore Part of Ghost Town // The Reno Gazette-Journal. 2016. August 24. P. A4.


[Закрыть].