Текст книги "The Mitford murders. Загадочные убийства"

Глава 9

Коронерский суд в больнице Восточного Сассекса заседал в холодном строгом помещении с оштукатуренными стенами и высокими окошками, навевающими мысли о тюремной камере. Коронер, мистер Гленистер, устроился на возвышении за длинным столом, а по бокам от него сидели его помощник и следователь по уголовным делам. Одиннадцать присяжных, присягнувших на Библии, расположились на стоявших вдоль стены скамьях, прямо перед трибуной для дачи свидетельских показаний. Им только что показали в соседней покойницкой тело Флоренс Шор, и их бледные лица свидетельствовали о тяжести ее повреждений.

Мистер Гленистер, невысокий мужчина с серьезным видом, призвал собравшихся к тишине. Новости о безвременной и ужасной кончине этой храброй медицинской сестры привлекли всеобщее внимание, и галерея заполнилась репортерами и зеваками.

Сначала заслушали оправдательную речь солиситора железнодорожной компании. Его организации хотелось бы, сказал он, выразить глубокое сожаление и искреннее сочувствие родным и близким в связи с плачевной кончиной вышеупомянутой дамы.

Затем коронер произнес пространное вступительное слово о служебных заслугах мисс Шор: «Будучи склонной к благотворительности, покойная леди много лет служила медицинской сестрой, посвятив свою жизнь уходу за больными и ранеными на войне…»

Гай, вытянувшись в струнку, сидел между суперинтендантом Джарвисом и Гарри, на одной скамье с инспектором Вайном, и старался внимательно слушать длинное перечисление славных качеств бедной убитой медсестры, но его взгляд неожиданно привлекла бледная миниатюрная женщина, устроившаяся на передней скамье рядом с больничной сестрой в крахмальном белом халате. С другой стороны от нее сидел тощий, как скелет, мрачный мужчина в костюме, видавшем лучшие времена. Он не касался этой женщины, но часто поглядывал на нее, словно проверяя, не свалилась ли она со скамьи.

Легкие серые пряди волос этой дамы выбивались из-под непритязательной черной шляпки. Она сидела, нервно комкая носовой платок, хотя глаза ее были сухими, и смотрела вперед, но, похоже, ничего не видела и совершенно не реагировала на судейскую речь, даже когда мистер Гленистер, жестом показав на нее, попросил жюри присяжных не задавать лишних вопросов «этой бедной женщине» до второго заседания, когда ей предстояло давать показания. По окончании его речи к присяге привели мисс Мейбл Роджерс. Гай следил за тем, как она шла, еле-еле переставляя ноги, поддерживаемая под локоть больничной медсестрой.

Коронер установил место ее жительства, ее должность заведующей хозяйством в этом приюте и тот факт, что она знала покойную около двадцати шести лет. Мейбл сообщила, что ее подруга также жила в Канфорт-лодж, но всего только два месяца, после демобилизации с военной службы. Ровным, но вялым голосом она ответила, что в Калифорнии живет брат покойной, а в Англии – какая-то ее тетя и двоюродная родня.

– Каков был ее характер? – спросил мистер Гленистер. – Была ли она сдержанной или замкнутой по натуре?

– Она была очень замкнутой и очень спокойной, но вполне жизнерадостной, – ответила Роджерс.

– Не знаете ли вы, имелись ли у нее враги?

– Нет, абсолютно никаких врагов.

– У нее было крепкое здоровье?

– Нет, я бы так не сказала, но в последние годы она стала чувствовать себя лучше.

Коронер продолжил выяснять относящиеся к делу факты:

– Воскресенье одиннадцатого января она провела с вами?

– Она зашла ко мне, потом отправилась в Танбридж, а вечером опять вернулась ко мне.

Мисс Роджерс подтвердила, что мисс Шор собиралась погостить у друзей в Сент-Леонардс-он-Си, и она сама помогла ей сесть в поезд на вокзале Виктория, отправлявшийся в двадцать минут четвертого до станции Уорриер-сквер. Дальше у нее выяснили подробности о том купе, что она выбрала для подруги, а также о том, на какое место мисс Шор села и какой багаж она взяла в дорогу. Мейбл подтвердила, что сама выбирала купе и что, кроме них, там никого не было – только перед самым отходом поезда к ним присоединился какой-то мужчина.

– То есть вы тоже сидели в том купе? – уточнил коронер.

– Да.

– Вы сидели там и разговаривали с ней?

– Не помню, сидела я или стояла, но я заходила в купе.

Солнечный свет, вдруг прорвавшийся через ряд высоких окошек, высветил облако сигарного дыма, плывущее над головами присутствующих. Инспектор Хэй из Скотланд-Ярда погасил окурок сигары незадолго до начала дознания. Взглянув на дым, Гай невольно кашлянул. Пытаясь подавить кашель, он добился лишь того, что у него заслезились глаза.

– Когда поезд тронулся, в том купе находились только мисс Шор и мужчина? – продолжал задавать вопросы коронер.

– Да.

– Ваша подруга чувствовала себя, как обычно?

– Выглядела она вполне хорошо.

Затем Гленистер попросил мисс Роджерс описать ее действия после получения телеграммы о несчастье с ее подругой. Свидетельница рассказала, что была в театре, поэтому получила ее поздно и успела только на поезд в одиннадцать двадцать до Танбриджа, а оттуда добиралась уже на машине. Под конец Мейбл Роджерс опустила глаза и судорожно вздохнула.

– Вы видели покойную по прибытии? – продолжил коронер.

– Да.

– Полагаю, в больничной палате?

– Да.

– Вы оставались в больнице до самой ее смерти?

– Да. – С каждым ответом голос Мейбл звучал все тише.

– За это время она приходила в сознание?

– Нет.

– Когда она умерла?

– В пятницу вечером, без пяти минут восемь.

– Вы знали севшего в купе мужчину?

– Нет.

– А покойная?

– Тоже не знала.

– То есть, насколько вам известно, вы никогда прежде не видели его.

– Да.

Взглянув на мисс Роджерс с сочувственной улыбкой, мистер Гленистер заключил, что на данный момент у него больше нет вопросов. Старшина присяжных добавил, что у жюри их тоже нет. Один из газетных репортеров выглядел так, словно ему хотелось спросить о чем-то еще, но, очевидно, передумав, он принялся строчить очередные заметки. Следующее слушанье назначили на три часа дня четвертого февраля в ратуше Гастингса. В заключение коронер назвал это покушение «трусливым и подлым преступлением», после чего объявил заседание закрытым.

Последними зал суда покинули полицейские. Выйдя в коридор, Гай и Гарри обменялись взволнованными взглядами – они впервые участвовали в расследовании убийства и по-детски радовались новому делу. Полицейские разных чинов и ведомств стояли в сторонке, пропуская к выходу Мейбл Роджерс, на этот раз крепко поддерживаемую под руку тощим мужчиной.

Хэй взял на себя командование.

– Вайн, сейчас мы все вернемся в ваш участок. Нам необходимо согласовать план дальнейшего расследования.

Пригладив усы, инспектор Вайн лишь чуть-чуть помедлил с ответом – Хэй не был его начальником, и он прекрасно знал, что это дело ведет местная полиция, но все-таки он был выше Вайна по званию, и тому не полагалось обсуждать тот факт, что его шеф призвал на подмогу Скотланд-Ярд.

– Да, безусловно. Мы можем устроиться в моем кабинете, – согласился Вайн.

* * *

Прибыв в полицейский участок Бексхилла, мужчины расселись на разнообразных деревянных стульях, притащенных в пустую каморку, которая служила Вайну рабочим кабинетом. Хэй, отстояв свои более высокие права, как инспектор Скотланд-Ярда продолжал руководить ситуацией.

– Это убийство, парни, чревато большими неприятностями. У нас нет ни орудия убийства, ни реальных свидетелей, ни улик. Сегодня утром я разговаривал по телефону с начальником Брайтонской железнодорожной линии. Им необходимо, чтобы мы быстро разобрались в этом деле, – сообщил он, покручивая между пальцами очередную сигару. – Сегодняшняя статья в «Мейл» по поводу знаменитых убийств в поездах только усложнит дело, поскольку затрагивает, видимо, благополучие пассажиров.

Решив все-таки закурить свою «гавану», Хэй поискал взглядом спички на столе Вайна. Но не нашел.

Гай так и не осмелился ничего сказать – он лишь нервно снял свои очки и принялся протирать их полой куртки. Гарри кашлянул, пытаясь перехватить взгляд друга. Напарники обсуждали это дело в выходные дни, когда встретились в субботу вечером, якобы выпить пару коктейлей в баре излюбленного ночного клуба Конлона, но на самом деле они зашли туда потому, что их потрясло известие о смерти мисс Шор. То, что начиналось как расследование жестокого покушения, само по себе отвратительного, явно выходило за пределы их обычных дел и обернулось настоящим убийством. Оба молодых человека пребывали в понятном только им самим замешательстве: к потрясению примешивалось трепетное стремление проявить мужественность. Да, такое преступление может помочь им, наконец, доказать, что они нормальные мужчины, такие же, как их друзья и братья, прошедшие войну.

Напарники обсудили место преступления и отсутствие оружия, которое, несмотря на то, что отряды полицейских прочесали более семидесяти миль железнодорожных путей между вокзалом Виктория и Бексхиллом, так и не было обнаружено. Единственной наделавшей шума находкой оказался испачканный кровью носовой платок цвета хаки, однако такие платки могли быть у тысяч бывших солдат. Остальные обнаруженные улики ничего толком не проясняли: пятна крови на стенах, сломанные очки, пустой кошелек, украденные драгоценности… Гай постоянно ломал голову над этим делом, раздумывая, не упустили ли они какую-то важную улику. В конце концов, поезд мисс Шор мог останавливаться и в Льюисе. Напавший на нее преступник наверняка вышел на первой же остановке. Мог ли он сам заметить вышедшего из того поезда человека со следами какой-то драки?

Разумеется, в то время его внимание сосредоточилось на мисс Кэннон…

Потягивая «Бренди Александр» [8]8
  Коктейль с бренди (коньяком), шоколадным ликером и сливками.


[Закрыть], Салливан признался, что ему хотелось бы заняться более интересной работой, может, даже перейти в Скотланд-Ярд, и он понял, что это дело дает ему шанс. Гарри, более заинтересованный разработкой движения пальцев для его последней джазовой композиции, тем не менее хотел, чтобы его друг преуспел на желанном поприще. Но молчанием этому не поможешь.

Он вновь кашлянул, и на этот раз Гай взглянул на него. «Скажи что-нибудь», – беззвучно шевеля губами, предложил Конлон. Его напарник удивленно поднял брови, хотя и знал, что Гарри прав.

– Сэр? – заговорил Салливан. – Может, нам стоит поспрашивать в ломбардах и комиссионных магазинах, не пытался ли кто-то продать там коричневый костюм, который, по словам мисс Роджерс, был на том мужчине? Или, возможно, кто-то пытался продать украденные у мисс Шор драгоценности?

– Что? Неужели вы предлагаете обойти все ломбарды Кента? – Хэй пожевал кончик своей незажженной сигары. – Однако, возможно, вы правы, это неплохая идея. Если найдется подходящий под описание костюм, то мы сможем проверить его на наличие пятен крови. Пока не обнаружено орудие преступления, это все, что мы можем предпринять.

Гай кивнул, слегка порозовев. Подтолкнув очки повыше к переносице, он опять подал голос:

– Я также подумал, сэр, может, нам стоит опросить возможных свидетелей. Я имею в виду, к примеру, мистера Дака, кондуктора поезда… Он должен был что-то видеть. И мисс Роджерс. Может, она вспомнит еще что-то о том мужчине, который сел в их купе? Не лучше ли поговорить с ней до следующего слушания? Ведь к тому времени она может забыть какие-то детали.

– Отлично, Салливан, достаточно предложений, – вмешался суперинтендант Джарвис. – По-моему, вы забываетесь. Все расследование у нас под контролем, не так ли, Хэй?

Двое старших офицеров кивнули друг другу, явно достигнув взаимопонимания в этом вопросе, отчего остальные почувствовали себя лишними рядом с этой начальственной парой.

– Безусловно, сэр, – запинаясь, произнес Гай. – Простите, сэр.

– Вы с сержантом Конлоном начинайте поиски с ломбардов в Льюисе. Маннинг может отвезти вас туда прямо сейчас. Доложите по возвращении, а мы здесь будем действовать по ситуации. Вам повезло, парни, оказаться вовремя на месте преступления. Так постарайтесь проявить себя наилучшим образом, – заключил Джарвис.

Хэя слегка расстроило, что не он выдал эти указания, но инспектор ограничился невнятным ворчанием и кивнул в знак согласия.

– Мы встретимся здесь снова в пятницу, чтобы обсудить возможные находки. А сейчас пора расходиться. Вайн… не могли бы вы подсказать мне, какой есть поблизости приличный ресторан?

Покинув полицейский участок, Гай и Гарри вышли на путь официальных следователей пресловутого убийства.

Глава 10

На второй вечер пребывания Луизы в Астхолл-маноре, после того, как она выполнила порученную ей работу, Нэнси повела ее на ознакомительную экскурсию. Началась она с парадного холла с двумя каминами и обшитыми темными деревянными панелями стенами.

– Выглядит великолепно, – заметила мисс Митфорд, – но всю эту красоту удалось спасти благодаря Пав.

В холле начиналась широкая центральная лестница, пролеты которой поднимались до самого чердака, где находилась бельевая кладовка. На последней лестничной площадке Луиза заметила еще ряд шкафов, окрашенных в цвет индиго.

– Там хранятся ливреи, – сообщила Нэнси, не подумав о том, что новая служанка даже не представляет, о чем она говорит.

Детское крыло занимало едва ли не целый этаж. Там находилась гостиная нянюшки Блор, игровая комната для детей и их спальни. Остальная часть дома казалась Луизе устрашающе огромной, однако новая сфера ее интересов выглядела уютной, расположившись к тому же в библиотеке, реконструированной, как поведала ей Нэнси, лордом Редесдейлом из бывшего амбара, где раньше хранилось зерно церковной десятины. Прямо от парадной двери начиналась так называемая «Крытая галерея», тоже построенная по проекту отца, и она вела прямиком к дверям библиотеки. Нэнси призналась, что в основном там и проводит свое время.

– Дедушка увлеченно собирал книги, – сообщила она. – Даже сам написал одну или две, а когда Том жил с нами, он обычно играл там на рояле.

В главном доме насчитывалось больше дюжины спален, а в детском крыле их было всего четыре, но у каждого ребенка была личная ванная комната с горячей водой. Одну из спален занимали нянюшка Блор, Памела и Диана, а в смежной с ней комнате предстояло спать Луизе с младшими девочками. Третья спальня через два месяца ожидала прибавления, и Кэннон присоединилась к общему предположению о том, что этот седьмой и последний ребенок будет мальчиком и назовут его Полом. Комод уже заполняли голубые вязаные комбинезончики и пинетки.

Нэнси привела Луизу к своей личной комнате с написанным на двери названием «Линтратен». Уехавший в школу Том тоже имел свою собственную комнату.

– Ему еще только одиннадцать, но она нужна ему, потому что он мальчик, – пояснила Нэнси и, подведя новую знакомую к окну, добавила: – Смотри. – Луиза увидела за садовой оградой могильные плиты церковного кладбища. – Когда всходит полная луна, можно запросто пугать гостей домашними призраками, – хихикнув, сказала молодая хозяйка дома.

Потом она прикрыла дверь своей комнаты и села на кровать, положив ногу на ногу. У Луизы возникло ощущение, что ей предстоит пройти второе собеседование, более глубокое, чем с леди Редесдейл. Но, возможно, девушке просто хотелось с кем-то поболтать. Кэннон подозревала, что всеобщим любимцем в доме был Том – все домочадцы, казалось, очень скучали по нему, постоянно рассуждая о том, чем он может заниматься в школе или чем его там кормят («Сосисками», – с легкой завистью в голосе предположила Нэнси). Луиза представила, что школа, вероятно, стала для Тома желанной передышкой, временным избавлением от выводка сестер с их неумолчной шумной болтовней, поддразниванием и нытьем. Самой ей еще придется к этому привыкнуть.

Несмотря на просьбы мисс Митфорд, Луиза продолжала топтаться около двери, сомневаясь, что служанке подобает сидеть в хозяйской комнате. Выдумка, рассказанная ею о присмотре за дочерьми Шавелтонов, сначала казалась вполне невинной, но в первые же часы знакомства с новым домом до нее вдруг дошло, как мало она знала о том, что надо делать и как себя вести.

– Давайте же, присаживайтесь, – повторила Нэнси, – мне хочется узнать о вас все на свете.

– Я думаю, что мне, вероятно, лучше вернуться к нянюшке Дикс и узнать, не нужна ли ей моя помощь.

– Называйте ее нянюшка Блор, – поправила Митфорд. – Мы все так ее зовем… даже Мав.

– Ладно, тогда к нянюшке Блор.

– Ну останьтесь, пожалуйста, еще совсем ненадолго! Не хотите ли, по крайней мере, сказать мне, где вы родились и выросли? Мне так хочется побольше узнать о вас… Мы же можем стать подругами, а подруги знают друг о друге всё, правда? – продолжала трещать Нэнси. – Вы не представляете, как мне здесь живется! Я рыдаю от скуки, целыми днями торча на чердаке с моими мелкими глупыми сестричками.

Луиза слегка растерялась, чувствуя себя в какой-то ловушке.

– Да мне особо нечего рассказывать, – сказала она. – Я выросла в Лондоне, жила там с мамой и папой.

Тут Кэннон нерешительно умолкла. Казалось, что если она тоже выразит желание подружиться, это прозвучит скорее неискренне и льстиво. Да и могла ли она дружить с девушкой из другого мира? Всем своим видом Нэнси показывала, что у нее совсем нет подруг, даже школьных. Даже таких, как Дженни.

– Понятно, но почему вам захотелось уехать из Лондона? – спросила молодая хозяйка. – Не представляю, кому может захотеться уехать оттуда… Ведь жизнь в столице такая замечательно веселая! Моя тетушка говорит, что незамужние женщины живут там совершенно самостоятельно, ходят по ночным клубам и пьют шампанское.

Луиза не знала, что и ответить.

– Возможно, но я не из их числа, – призналась она, подходя к окну. – Как у вас здесь красиво! Мне вряд ли вообще захотелось бы уехать отсюда.

Сегодня утром Луиза с изумлением взирала на красоту замерзшего сада с серебристыми стеблями травы и заиндевелой паутиной, похожей на огромную снежинку.

– А когда вы поедете домой за вещами? – внезапно спросила Нэнси.

– Не знаю, может, через неделю или две. Мне не так уж много нужно, – осмотрительно пояснила Луиза.

– Нет, по-моему, вы лукавите. Вы же приехали, не взяв с собой ровно ничего! – Митфорд рассмеялась, и хотя в ее тоне сквозила насмешка, новая служанка поняла, что это вышло случайно.

На самом деле Ада уже предложила одолжить ей кое-какие вещи до ее первой зарплаты, после чего она сможет сама пойти и купить все необходимое. Но Луизе совсем не хотелось продолжать этот разговор, и, извинившись, она вышла из комнаты Нэнси и отправилась на поиски нянюшки Блор.

* * *

Вскоре, уложив спать младших детей, Луиза и нянюшка занялись обычными делами, сидя вместе в находившейся рядом с лестницей няниной комнате – она служила одновременно игровой комнатой, столовой и гостиной для всех детей, но на каминной полке там стояли ее личные дорожные часы. Сидя порой в креслах у огня, дети и Блор слушали тиканье этих часов и разгадывали кроссворд из «Дейли миррор». В одном углу стояла игрушечная лошадка-качалка, а в другом расположился круглый стол, за которым все они собирались, когда завтракали, обедали и пили чай. В буфете красного дерева держали столовое серебро и фарфоровый сервиз с красными розочками, поскольку лорд Редесдейл совершенно не понимал, почему дети, пусть и в своей детской столовой, должны «есть, как дикари».

Луиза поняла, что если не считать ее обязанностей по уборке, разведению огня в каминах и доставки блюд из кухни, разделение труда между нею и нянюшкой распределилось вполне естественно. Кэннон больше заботилась о старших детях, а Блор – вполне правомерно – о малышах. Обычно нянюшка сидела в детской с Юнити и Деккой, читая им книжки или терпеливо строя для них башенки из кубиков, которые они пока умели только разрушать. Когда у Луизы выпадала свободная минутка, она заходила к малышам – девушка быстро обнаружила, что их мягкие щечки невольно хочется поцеловать – и полюбила их смешной детский лепет. Диана и Памела в свободное от учебных занятий время порой часами могли самостоятельно играть с куклами в кукольном доме.

Дважды в день, по настоянию нянюшки, дети гуляли в саду, по поводу чего в разное время все дети выражали недовольство, за исключением Пэм. Даже если стояла ужасная погода, Памела с удовольствием гуляла и просто обожала ежедневную верховую езду. Ей строго-настрого запретили кататься на Рейчел, любимой белой кобыле старшей сестры, на которой Нэнси обычно ездила на охоту, заставляя страшно переживать нянюшку. После верховых прогулок Нэнси частенько пропадала в библиотеке, самозабвенно поглощая книги.

В свой первый день, после беседы с Нэнси, Луиза нашла нянюшку Блор в бельевой кладовке. Эта так называемая кладовка оказалась просто обычной комнатой с небольшим высоким окошком, которое, как правило, было плотно закрыто, и с деревянными стеллажами от пола до потолка. Войдя туда, Кэннон поразилась душному и влажному теплому воздуху, резко отличавшемуся от детского этажа, где, по распоряжению леди Редесдейл, все окна круглый год держались приоткрытыми как минимум на шесть дюймов.

– Ах, вот и ты! Я как раз хотела познакомить тебя с нашим хозяйством, – сказала нянюшка. – Хотя здесь, по-моему, невыносимо жарко и душно, мне даже дурно иногда становится. Я предпочла бы, чтобы в бельевой распоряжалась ты. На этих стеллажах у нас лежат простыни и полотенца, а также детские нижние юбки, рубашки и…

Блор продолжала рассказывать и показывать, как надо следить за сменой белья, чтобы избежать постоянного износа одних и тех же простыней и полотенец.

– Здесь у нас нет никаких салфеток, – добавила она. – Когда они жили в Лондоне и отдавали их в стирку, леди Редесдейл подумала, что это слишком дорогое удовольствие. И привычка прижилась, – заметила женщина с легким неодобрением. – Тебе придется иногда заниматься еще и починкой, но ты ведь справишься, верно?

Луиза кивнула. Будь ее воля, она с удовольствием подвинула бы деревянный стул, где занимались починкой белья, поближе к стеллажам, чтобы вдохнуть исходящий от чистого белья запах мыльных хлопьев, приятно напоминавший ей о родном доме, хотя ей и не хотелось туда возвращаться. Здесь девушка была в безопасности. В этом большом особняке она чувствовала себя надежно защищенной от той горькой правды, какую, по ее убеждению, могла представлять ее реальная жизнь в Лондоне. Но здесь ее никто не найдет.