Текст книги "Думай как монах. Прокачай свою жизнь"

Часть вторая
Расти

Глава 1. Путь. Природа скорпиона

Дхарма нарушенная – губит,

дхарма сохраненная – охраняет.

Законы Ману VIII.15⁵⁸

Внешне монашество выглядит как образ жизни, основанный на отказе от всего и вся: голова обрита, одежда проста, все отвлекающее устранено. На самом же деле аскетизм – не самоцель, а лишь средство приближения к конечному результату. Отрешились от суетного – очистили сознание и открылись для восприятия.

Дни свои мы проводили в служении; но и служение – не самоцель, а путь расширения сознания. По ходу служения нам не полагалось тяготеть к излюбленным способам его отправления; служение наше состояло скорее в том, чтобы чутко улавливать, где и какая помощь от нас нужна, и тут же приходить на подмогу. В целях испытать себя и подчеркнуть свою готовность, сноровку и гибкость мы меняли разные виды работы, для того чтобы не специализироваться на чем-то конкретном: попеременно занимались готовкой, уборкой, садом-огородом, коровником, медитацией, писаниями, молитвой, наставничеством и прочими монашескими делами. Мне пришлось еще и потрудиться над собой, чтобы научиться искренне воспринимать все наши занятия как воистину равноценные, – ведь поначалу-то я все норовил побольше учиться и пореже убирать навоз за нашими коровами. Но нам строго велели воспринимать общину как единое тело: все органы жизненно важны и ни один из них не может считаться лучше или хуже другого; главное же, все они должны работать слаженно и согласованно, поддерживая тем самым здоровье организма в целом.

Несмотря на столь равноправное сосуществование, вскоре выяснилось, что природные наклонности все равно у каждого свои и они неискоренимы. Кого-то (только не меня!) так и тянет ухаживать за коровами, другому в радость стряпня (опять же не мне, я считаю, что мы едим, чтобы жить, а не наоборот), еще кому-то огромное удовольствие доставляет садоводство. Мы брались за столь широкий спектр самых разнообразных работ, что, даже и не давая себе послабления предаваться пристрастиям, имели возможность наблюдать, к чему тяготеет душа, и осмысливать, что отражают наши пристрастия и откуда исходят. Могли экспериментировать с вновь обретенными навыками, изучать их, смотреть, как их совершенствование сказывается на нашем самочувствии. Что нам нравится? Что для нас естественно и приятно? Почему?

Если от чего-либо, как от уборки навоза за коровами, меня воротило, я не отверчивался, а, напротив, настойчиво докапывался до понимания корня испытываемого отвращения в собственных глубинах. И вскоре я уяснил для себя, что ненависть и отвращение к грязной и смрадной работе – порождение моего эгоизма. В глубине души я считал, что ее выполнение – пустая трата времени в ущерб учению. Стоило мне только в этом признаться самому себе, как я смог перейти к следующему шагу – стал исследовать, не может ли грязная работа дать мне что-то полезное. Могу ли я чему-то научиться у швабры, пока мою полы? А упражняться в пении мантр на санскрите, пока сажаю картофель? Так вот, по поводу уборки: отрабатывая эту повинность, я обнаружил, что для тщательного вычищения грязи из всех щелей и углов непременно нужна щетка с самой гибкой насадкой. Не со всякой задачей справишься, орудуя одной лишь деревянной шваброй или жесткой метлой. По моему монашескому разумению, через это мне был преподан вполне достойный урок: нам нужно быть гибкими, чтобы проникнуть во все уголки познания и духовного роста. Что до посадки картофеля, то да, действительно оказалось, что ритмика этой работы прекрасно ложится на древние стихи и помогает их лучше запоминать, а пение мантр, в свою очередь, придает живость и даже некое очарование картофельным клубням.

Исследование своих сильных и слабых сторон в замкнутой и самодостаточной вселенной ашрама исподволь подводило каждого из нас к постижению собственной дхармы. Подобно многим другим санскритским понятиям «дхарма» однозначно и единственным точным словом на английский не переводится, хотя в первом приближении можно, пожалуй, передать его смысл словом «призвание». Лично для себя я дал развернутое определение понятия «дхарма» из стремления сделать его удобным для практического применения в нашей повседневной жизни. В моем видении дхарма – суть сочетание варны и севы. Считайте, что варна (тоже слово многозначное) в этом контексте означает «страсть и умение», а сева — понимание нужд мира и самозабвенное служение людям. Когда твои природные таланты и пристрастия (варна) связываются воедино с вселенскими нуждами (сева) и образуют твое жизненное предназначение, ты живешь в своей дхарме.

Расходуя время и энергию на жизнь в своей дхарме, испытываешь удовлетворение от использования своих лучших способностей на значимое для мира дело. Жить в своей дхарме – верный путь к самореализации.

В первой части книги мы говорили о том, как постичь и отбросить внешние влияния и ложные ценности, отвлекающие нас от ведения осмысленной жизни и сбивающие с истинного пути. Теперь нам пришло время приступить к перестройке своей жизни вокруг наших реальных путеводных ценностей и глубинных намерений – вступить на путь роста. Дхарма и есть начало этого роста.

Два монаха как-то раз мыли ноги в реке, сидя на берегу, и вдруг один увидел в воде тонущего скорпиона. Ни секунды не задумываясь, монах подхватил членистоногое и вытащил на сушу. Вроде бы и быстро, и ловко он это проделал, но скорпион успел его ужалить в ладонь. Монахи продолжили мыть ноги.

– Гляди-ка, – говорит другой монах. – Скорпион-то этот совсем дурной – обратно в воду свалился.

Первый монах снова спас жизнь скорпиону – ценой второго укуса. Товарищ ему говорит:

– Слушай, брат, ты почему эту тварь неблагодарную раз за разом спасаешь, зная, что у него в природе чуть что – кусаться?

– А потому, – отвечает монах, – что в моей природе спасать все живое.

Монах-спаситель скорпиона из этой притчи подает нам пример смиренного служения миру живого: преходящая боль не останавливает его, ибо жизнь скорпиона для него дороже. Но еще более значимый урок тут – это то, что «спасение живого» не просто неотъемлемое и глубоко укоренившееся в монашеской природе побуждение, а истинное призвание монаха – и он без раздумий, но с радостью спасает скорпиона, даже зная наперед, что тот его всенепременно ужалит. Столь велика вера монаха в свою дхарму, что во исполнение ее он с готовностью примет любые страдания.

Мое первое лето в ашраме. Я тут уже и сортиры чистил, и картофель с карри готовил, и урожай капусты собирал, и чего только не делал. Оказалось, что и ручная стирка собственной одежды – работа не из легких: монашеский балахон – это же целая простыня ткани, и оттирать пятна пищи или травы – упражнение, которое вполне могло бы стать гвоздем программы любого фитнес-клуба.

Как-то раз драю я котелки до блеска с истовым ученическим рвением, и тут подходит ко мне один из старших монахов и говорит:

– Нам бы хотелось, чтобы ты на этой неделе провел урок на тему вот этого стиха из Гиты: «Что ни сделает великий человек, простые люди пойдут по его стопам при исполнении подобного, и какие бы образцы он ни задал им своим примером, весь мир им последует».

Я соглашаюсь и снова берусь за скребок, а сам обдумываю, о чем мне повести речь на предстоящем уроке. Главный смысл священного текста понятен: мы учимся на примерах и сами служим примером. Следом до меня доходит, что ответ на вопрос «кто ты есть?» – не в твоих словах, а в твоих делах и поведении, и сразу же в памяти всплывает наставление святого Франциска Ассизского: «Проповедуй Евангелие всему миру. Когда необходимо, используй слова».

Среди монахов много таких, как я, – пришедших в ашрам не в пятилетнем возрасте. Все они учились в обычных светских школах, имели друзей и подруг, смотрели телевизор, ходили в кино. Смысл стиха они уловят без труда, но меня волнует другое: как озвучить избитую, честно говоря, истину свежо и так, чтобы они прочувствовали, что она имеет самое прямое отношение к их жизни вне ашрама?

Компьютеры в библиотеке старенькие, Интернет чудовищно медленный. Я же в Индии, в самой глуши, каждая картинка чуть ли не по часу загружается. Особенно болезненно это мною воспринимается по той причине, что вот ведь, совсем недавно еще в библиотеке своего колледжа я, занимаясь исследованиями, работал на суперскоростных компьютерах с широкополосным подключением… Но памятую я и о том, что тут же неподалеку, на кухне, мои братья-монахи так же терпеливо ждут чуть ли не по часу, пока закипит вода в котле. Вот и я, подобно им, стараюсь проникнуться глубоким уважением к процессу приготовления.

Когда я занимался наукой, меня просто потрясло одно открытие в психологии общения. Альберт Меграбян[13]13
  Альберт Меграбян (англ. Albert Mehrabian, р. 1939) – американский психолог, почетный профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, специалист по сравнительному анализу вербального и невербального общения.


[Закрыть] в своих работах показал⁵⁹, что 55 % информации мы передаем друг другу языком тела, 38 % – интонациями, и всего лишь 7 % – словами, которые де-факто произносим. (Понятно, что это усредненная статистика, но даже и в тех ситуациях, когда слова имеют бо́льший относительный вес, все равно основной смысл сообщений мы доносим друг до друга невербально.) Я тогда с головой ушел в исследование того, как именно мы в таком случае доносим друг до друга не просто информацию, а именно глубинный смысл своих посланий и свои ценности, анализировал стиль общения и манеру речи различных лидеров, вычислял, как все эти невербальные аспекты помогают придать актуальность тому, что мы говорим, и уловить смысл того, что слышим, применительно к собственной жизни. Среди прочего прочитал я и о Джейн Гудолл[14]14
  Джейн Моррис Гудолл (англ. Jane Morris Goodall, р. 1934) – британский приматолог и антрополог, дама-командор ордена Британской империи, исследовательница особенностей интеллекта и социальной жизни шимпанзе.


[Закрыть] – она, оказывается, никогда не стремилась ни к известности, ни к лидерству. В джунгли Танзании для изучения шимпанзе в естественной среде обитания она впервые отправилась в 1960 году⁶⁰, и с тех пор ее труды немало поспособствовали переопределению самого понятия охраны природы, способствовали небывалому росту популярности ее профессии среди женщин и вдохновили сотни тысяч юношей и девушек на то, чтобы посвятить себя охране дикой природы.

И вот собирается наш класс в комнате средних размеров. Я занимаю свое место на подушке, водруженной на небольшом возвышении, а слушатели – на таких же подушках передо мной. Сам я не вижу себя в чем-либо выше их, кроме как местом посадки. Мы, монахи, успели усвоить, что каждый – всегда одновременно и ученик, и учитель.

Завершив свою речь, остаюсь доволен тем, как она прозвучала. Поделиться идеями доставило мне не меньше радости, чем исследовать их. Вот меня благодарят, говорят, что по достоинству оценили и примеры, и то, как я придал древнему стиху современный смысл. Пара человек спрашивает, как я готовился, – они заметили, что я вложил в это немало труда. И тут, упиваясь довольством собой и высокой оценкой своей работы, я начинаю осознавать свою дхарму – это изучение научной литературы, эксперименты с почерпнутым знанием и донесение его до других.

У каждого – своя психологическая природа; она и определяет, где и в чем каждому дано процветать и преуспевать. Дхарма – суть использование своих врожденных наклонностей и вещей, которыми хорошо владеешь, в оптимальном для тебя режиме благостного служения людям. Нужна страстность, когда испытываешь удовольствие от процесса и от своего искусного исполнения. И реакция окружающих должна быть позитивной, что и показывает, что страстность твоя не лишена смысла и достигает цели. Так вот она – волшебная формула дхармы:

СТРАСТНОСТЬ + ОПЫТ + ПОЛЕЗНОСТЬ = ДХАРМА

Если нам греют душу исключительно похвальные отзывы о нашей работе, это верный знак, что сами мы отнюдь не пылаем страстью к своей работе как таковой. А если мы предаемся работе со всей страстностью и живым интересом, вкладываем в нее всю душу, знания и опыт, а никто не спешит похвально отозваться о том, что мы делаем, – значит, кроме нас самих, дело, которому мы себя посвятили, не интересно и пользы людям не приносит, то есть наше увлечение лишено смысла и цели. Отсутствие любого из слагаемых формулы означает, что мы живем не по своей дхарме.

Предаваясь фантазиям о том, чем бы они хотели заниматься, что свершить, чего достичь и кем стать, люди часто недостаточно полно и глубоко исследуют вопрос о соответствии своих мечтаний их собственной дхарме. «Выучусь-ка я на финансиста, – думают они, – потому что это денежное занятие». И врачебную профессию многие выбирают по той лишь причине, что к врачам относятся с уважением. Вот только движутся вперед они по избранной стезе без малейшего представления о том, подходит им эта престижная профессия или нет, полюбится ли им сам процесс, среда и энергетика работы, – или хотя бы о том, способны ли они вообще выполнять такую работу на сносном уровне профессионализма.

Многим с детства вбивают в голову два ложных и к тому же взаимоисключающих тезиса. Первый: «Из тебя в жизни ничего путного не выйдет». Второй: «Ты можешь стать кем угодно, было бы желание». Истина же проста: кем угодно ты стать не можешь. Можно стать всем тем, что ты есть.

Монах – путешественник по жизни, только путь его пролегает не по внешнему миру, а ведет в глубь себя – и подводит нас все ближе и ближе к нашему самому сокровенному, неповторимому, уверенному и сильному, воистину собственному я. Нам нет никакой нужды физически отправляться в дальние странствия на поиски своей любви и призвания, будто эти сокровища зарыты на далеком таинственном острове. Твой клад – твоя дхарма – изначально и всегда при тебе. Дхарма вплетена в самое твое существо. Если сохранять открытость ума и любопытство, наша дхарма сама о себе заявит.

Но это не значит, что нам можно сидеть сложа руки, ведь на исследование себя и открытие своей дхармы порою уходят долгие годы. Одна из величайших трудностей в современном мире – это то, что он давит на нас, требуя сделать нечто большое и важное прямо сейчас. Из-за волны пиара, поднятой вокруг ранних успехов ребят типа создателя Facebook Марка Цукерберга или соавтора Snapchat Эвана Шпигеля (этот вообще сделался в 24 года самым молодым в мире миллиардером), равно как и звезд шоу-бизнеса наподобие Chance the Rapper и Беллы Хадид, у многих из нас возникает такое чувство, что, если мы не нашли своего призвания, не раскрутились и не поднялись на вершину в своей области к двадцати с чем-нибудь годам, значит, наша жизнь не удалась.

Столь сильное давление не только напрягает, но и никоим образом не способствует, а на самом деле только препятствует самореализации и, как следствие, успеху. Издатель журнала Forbes Рич Карлгаард пишет в своей книге «Поздние цветы»⁶¹, что большинство из нас далеко не сразу и отнюдь не в юном возрасте набредают на свою стезю, но зацикленность общества на академических экзаменах, поступлении в «правильные» колледжи и способности еще студентом разработать и продать какое-нибудь популярное приложение для миллионов пользователей (как альтернатива: бросить колледж и затеять стартап, через год превращающийся в компанию стоимостью в сотни миллионов долларов) вызывает массовую тревогу и подавленность не только среди тех, кто не успел завоевать мир к двадцати четырем годам, но даже и среди тех, кто успел к этому возрасту реально отметиться чем-то значительным. Многие обладатели ранних достижений живут под колоссальным давлением страха оказаться неспособными поддерживать столь же высокий уровень продуктивности.

Но, как указывает все тот же Карлгаард, целая плеяда фантастически талантливых и успешных людей нашли свою стезю довольно поздно: нобелевский лауреат Тони Моррисон опубликовала свой первый роман «Голубейший глаз» в тридцатидевятилетнем возрасте. И Дитрих Матешиц десять лет промаялся по колледжам, а потом еще столько же проработал горнолыжным инструктором, прежде чем сподобился в сорок лет основать производство напитков-энергетиков марки Red Bull. Будьте же внимательны, взращивайте самосознание, подпитывайте свои сильные стороны – и рано или поздно сами найдете свой путь. А как откроете свою дхарму, так и следуйте ей.

«Бхагавадгита» учит, что лучше несовершенно исполнять собственную дхарму, чем в совершенстве чужую. Иными словами, как сказал Стив Джобс в знаменитом обращении к выпускникам Стэнфорда в 2005 году: «Время вам отпущено ограниченное, так что не расходуйте его понапрасну на то, чтобы жить чьей-то еще жизнью».

Андре Агасси в автобиографии⁶² взорвал бомбу на весь мир: оказывается, бывшая первая ракетка мира и восьмикратный обладатель Большого шлема по теннису никогда теннис не любил. Заниматься этим спортом Андре вынудил отец, и вопреки всем своим невероятным достижениям и куче золотых медалей и престижных кубков Агасси всей душой ненавидел игру в теннис. И тот факт, что на кортах он добился колоссальных успехов и заработал невероятную уйму денег, ничего для него не менял: не его это было занятие, не его дхарма. Однако же Агасси сумел шагнуть от успехов на ненавистном корте к своему истинному страстному призванию – и вместо подач навылет подает теперь пример служения людям. Помимо обеспечения жизненно необходимыми услугами нуждающихся детей в его родной Неваде Фонд Андре Агасси полностью финансирует работу бесплатной полной средней школы для детей и подростков из группы риска.

Наше общество строится вокруг укрепления нас в наших слабостях, а не наращивания и развития наших сил. Принес из школы три пятерки и одну двойку – взрослые на пятерки и не посмотрят, а за двойку строго отчитают, а то и накажут. Наши школьные оценки, результаты всяких ЕГЭ и прочих стандартных тестов, аттестация на работе да и наши собственные самооценки результатов своих усилий по саморазвитию – все это призвано высветить и подчеркнуть наши недостатки и побудить к их устранению. А почему бы нам, собственно, не считать низкие оценки не признаком собственной слабости или ошибок, а результатом того, что предметы, по которым мы их раз за разом получаем, просто не относятся к сфере нашей компетенции – не наша это дхарма, а чужая? Вот что пишет сестра Джоанна Читтистер из Ордена св. Бенедикта: «Как раз-таки понимание ограниченности собственных возможностей побуждает нас к открытости, а вера в дары ближних позволяет чувствовать себя надежно защищенными. Так мы и приходим к осознанию того, что нам не нужно все делать самим, да и не способны мы все сделать самостоятельно; что то, на что лично я не способна, – это просто чей-то еще дар и долг. <…> ограниченность расчищает место для даров других людей»⁶³. Вот и незачем нам, монахам, фокусироваться на своих слабостях, – вместо этого мы опираемся на свои сильные качества и изыскиваем пути для того, чтобы они заняли центральное место в нашей жизни.

Две важные оговорки: во-первых, следуя по своему пути, памятуй о том, что дхарма сама по себе не служит универсальным пропуском и не открывает неограниченной свободы действий. Во всем, что касается навыков и умений, призвание призванием, а полагаться нужно исключительно на собственные силы. Но если твои слабости носят эмоциональный характер и проистекают от таких твоих качеств, как склонность к сочувствию, сострадательность, доброта и щедрость, никогда не нужно от них отказываться – напротив, следует в себе их неустанно развивать. Бессмысленно быть всезнающим технарем, напрочь лишенным способности к состраданию. Не нужно превращаться в конченую сволочь просто потому, что ты мастер своего дела.

Во-вторых, плохие оценки в школе по тому или иному предмету – еще не основание ставить жирный крест на его изучении. Нужно с осторожностью подходить к оценкам и не путать неопытность со слабостью. Кое-кто из нас живет вне собственной дхармы просто потому, что так ее и не обрел. Важно обширно поэкспериментировать, прежде чем окончательно отвергать варианты, и по большей части эксперименты подобного рода мы проводим в школе и, в целом, в юном возрасте.

Моя собственная дхарма всплыла на волне переживаний, которые я нашел крайне неприятными. До проведения вышеописанного урока в ашраме меня от публичных выступлений, что называется, с души воротило. Восьмилетним мальчиком привлекли меня к участию в общешкольном собрании, на котором детям со всевозможными этническими корнями нужно было рассказать о культурных традициях своего народа. Мать нарядила меня индийским раджой, замотав в плохо сидящее на мне подобие сари, в котором мое и без того неловкое тело вовсе запуталось и утратило всякую способность к координации движений. Едва я вышел на сцену, дети в зале сразу захихикали. Дальше больше: музыкального слуха у меня от рождения нет, мелодию я толком ни запомнить, ни напеть не могу, так что запевала из меня никудышный; вот и тут, как затянул я молитву на транслитерированном санскрите, так у всех сразу уши и завяли. Я и двух минут не пропел, как пятьсот детей и даже все учителя в зале ржали надо мною в полный голос. Тут я уже и текст забыл, пытаюсь подглядеть в шпаргалку на листке передо мною, а там все буквы сливаются из-за вдруг нахлынувших слез. Пришлось учительнице меня со сцены эвакуировать под всеобщий хохот. Адское унижение испытал. С той минуты я возненавидел сцену. Потом, в четырнадцать лет, родители записали меня на вечерний факультатив по ораторскому искусству и актерскому мастерству. Три раза в неделю по три часа – и так четыре года, между прочим… На сцене я там держаться научился, вот только сказать публике мне, в общем-то, было нечего, и никакой радости от выхода на сцену я по-прежнему не получал. Я был – да и остаюсь – все таким же робким и стеснительным, но тот курс риторики и актерства изменил-таки мою жизнь, поскольку настал момент, когда эти навыки приложились к моей дхарме, – и вот тогда-то я и сам за это свое умение ухватился и стал всячески развивать его и дальше, причем самостоятельно.

По завершении первого своего лета в ашраме я еще не стал полностью монахом по жизни и, вернувшись в колледж, решил еще раз примериться к роли наставника. Я организовал внеклассный клуб «Мысли вслух», где раз в неделю люди могли бы собраться и послушать мои выступления на философские, духовные и/или научные темы, а затем принять участие в их обсуждении. Первая моя лекция называлась «Материальные проблемы, духовные решения». На собрании я планировал обсудить, как мы, люди, чисто по-человечески совершенно по-разному воспринимаем и переживаем одни и те же трудности, препоны и проблемы, с которыми сталкиваемся, и как духовность помогает нам находить верные ответы на них. Никто не пришел. Аудитория была маленькая, и вот сижу я там в одиночестве и осмысливаю: «Чему меня это может научить?» А затем собираюсь – и как ни в чем ни бывало выступаю перед пустой аудиторией – с полной энергетической отдачей, потому что чувствую, что тема-то того заслуживает. И с тех пор я постоянно делаю ровно то же самое – в той или иной форме и вне зависимости от состава присутствующих завожу беседу о том, кто мы такие и как нам изыскивать решения своих будничных задач.

Перед следующим собранием клуба «Мысли вслух» я много лучше позаботился о распространении листовок и развешивании постеров с анонсом, и в аудиторию явилось человек десять. Тема осталась прежней – «Материальные проблемы, духовные решения», и начал я с показа записи скетча комика Криса Рока, где он иронизирует над фармацевтической промышленностью за то, что фирмы – производители лекарств по-настоящему озабочены не излечением болезней, а тем, чтобы подсадить пациентов на свои лекарства и вынудить покупать их как можно дольше, желательно до конца жизни. Затем я уподобил таким дающим привыкание таблеткам быстрые локальные решения, заплатки сиюминутных проблем, к которым мы раз за разом прибегаем вместо того, чтобы смотреть в корень и проделывать реальную работу, направленную на обеспечение нашего духовного роста. Я всегда любил увязывать забавные примеры из своего прошлого и недавних событий для соотнесения монашеского мировоззрения с нашей повседневной жизнью. «Мысли вслух» ровно для этого и служили на протяжении последующих трех лет, которые мне оставались до окончания колледжа. Ко времени выпуска клуб разросся до ста постоянных членов, а трехчасовые семинары мы проводили еженедельно.

У каждого из нас внутри кроется свой собственный, особый и уникальный талант, но он не лежит на пути наименьшего сопротивления, который открыт прямо перед нами. Путь к нему может быть нам не виден, а бывает и такое, что его и вовсе нет. Моя дхарма нашлась вовсе не на проторенных карьерных путях, подразумеваемых специализацией моего учебного заведения, а в дискуссионном клубе, который я там организовал после того, как получил явный намек на свое истинное призвание в результате внешне вроде бы и случайного поручения выступить в ашраме перед другими послушниками. Нашим дхармам не свойственно скрывать и таиться от нас, но иногда от нас требуются терпение и труд, чтобы распознать свою дхарму. Как подчеркивают известные ученые Андерс Эрикссон и Роберт Пул в книге «Максимум»⁶⁴, мастерство требует вдумчивой практики – и в больших количествах. Но если любишь дело, то ты так или иначе и сам будешь в нем упражняться в стремлении к совершенству. Тот же Пикассо экспериментировал и с другими формами изящных искусств, но в фокусе внимания у него всегда оставалась живопись. И Майкл Джордан пробовал себя и в бейсболе, но преуспел-то он все равно в баскетболе. Вот и тренируйтесь, и выступайте во всю отпущенную вам силу в той области, которая вам ближе всего и в которой вы действительно сильны, – и достигнете глубокого понимания смысла своей жизни и чувства удовлетворенности ею.