Текст книги "Не вижу зла"

Глава девятая

Джек встретился с Линдси за завтраком в «Дели Лейн», популярном кафе со столиками на тротуаре в южной части Майами. Проезжая часть и тротуар были вымощены чикагской плиткой, и аккуратный ряд молодых дубков, одинаковой высоты и даже размаха ветвей, высаженных через равные промежутки, придавал улице диснеевский вид. Влажная духота загнала большинство посетителей внутрь, но они с Линдси выбрали столик снаружи, в тени большого зонта. Каждые несколько минут мимо них пробегал трусцой или проходил очередной энтузиаст здорового образа жизни, а поблизости отирался бродячий терьер, вынюхивая упавшие кусочки бекона или французских тостиков. Сам того не желая, Джек слышал разговор сидящих за соседним столиком дамочек, прошедших курс косметического омоложения. Одна из них намеревалась подать в суд на своего пластического хирурга, за то что тот чрезмерно увеличил ей грудь, но теперь она была в совершеннейшем отчаянии, потому что («Только представьте себе, дорогуша») супруг взял да и свел на нет ее попытки обвинить врача в непрофессионализме, послав ему благодарственное письмо на двух страницах и бутылку дорогущего шампанского «Дом Периньон».

Дамочки наконец покончили со своими тремястами калориями в день, разделили пополам счет до последнего пенни и укатили в своих респектабельных и крайне неэкономичных внедорожниках, оставив Джека и Линдси одних, так что они могли спокойно поговорить. За кофе Джек выложил свои тревоги.

– Все твердят мне, что вы виновны.

– Я предупреждала вас, что так и будет, – ответила Линдси. – Все оттого, что они не знают, о чем говорят.

– Отец Оскара говорил о вполне конкретных вещах.

– Прошу прощения за подобное выражение, но отец Оскара просто жопа с ручкой.

– Я знаю его недостаточно, чтобы вступать с вами в дискуссию по этому поводу. Но он действительно знаком с некоторыми влиятельными людьми. И он не хочет, чтобы я представлял ваши интересы.

– Разумеется, нет. Он никогда не вел честную борьбу.

– Не забывайте, он потерял сына, так что ваше представление о справедливости может оказаться ложным. Я не говорю, что он прав, но, похоже, его искренне беспокоит судьба внука.

Голос у нее дрогнул, когда она ответила:

– Он сам дьявол, Джек. Не думаю, что Алехандро взял да и сказал открытым текстом, что я застрелила мужа, но почему-то всякий раз, после того как он видится с Брайаном, мне приходится объяснять ребенку, почему многие люди уверены в том, что я убила его отца.

Джек медленно выдохнул. Ему пришлось напомнить себе, что в каждом убийстве главными действующими лицами всегда были невинные жертвы. Причем жертвы эти никогда не были единичными.

– Как дела у Брайана?

– Брайан – чудесный малыш. Он похож на своего отца. С ним все будет в порядке.

На какое-то мгновение Джек было решил, что она сделала ему комплимент, но потом до него дошло, что она имела в виду Оскара. Или нет?

– Должно быть, ему приходится нелегко, – заметил Джек.

– Вы даже не можете представить себе, каково ему сейчас. Он не только лишился отца, но и Гуантанамо дало нам пинка. Понимаете, это подрывает моральный дух сообщества, если на базе живет жена-убийца. Так что у Брайана даже нет друзей, на кого он мог бы опереться.

– Вы уже подыскали себе жилье?

– Да. Я сняла в Кендалле квартиру с помесячной оплатой. На следующей неделе Брайан пойдет в среднюю школу. Пару дней назад мы с ним даже ездили в парк «Дисней уорлд».[3]3
  Увеселительный тематический парк компании «Уолт Дисней», открыт в 1972 году в г. Орландо, штат Флорида.


[Закрыть] Я подумала, что эта поездка поможет ему отвлечься.

– Ну и как, ему понравилось?

– Очень. Да и я осталась жива. Не поймите меня неправильно, но мне кажется, что в определенном смысле это единственное место на земле, которое лучше посещать глухим.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. – Он начал негромко напевать песенку «В конце концов, наш мир очень мал».

Она улыбнулась, улыбнулась искренне и по-настоящему, и Джек заметил, что улыбка оживила и преобразила ее. Ранее такого не случалось, но улыбка определенно шла ей.

– Теперь, когда вы заговорили об этом, полагаю, нам нужно найти кого-нибудь, кто сможет переводить меня на язык жестов, когда я буду разговаривать с Брайаном, – сказал Джек.

– Это могу сделать и я. Я выступала сурдопереводчиком, когда полиция допрашивала Брайана.

– Я предпочел бы встретиться с ним без вас. Она сначала не поняла, о чем идет речь.

– Почему?

– Оградить ребенка от влияния матери – принятая и вполне разумная стратегия проведения беседы. Она не имеет никакого отношения ни к вам, ни ко мне, ни к сложившимся обстоятельствам. Как бы то ни было, именно так я и намерен поступить.

Она не сразу согласилась на его предложение, но постепенно сообразила, почему он настаивает на своем.

– Хорошо, но…

– Но что?

– Дайте мне день или два утрясти кое-что.

– Что именно?

– Посмотрите на себя в зеркало, Джек. Во время нашей первой встречи я показывала вам фотографию сына. Брайан непременно заметит сходство. И тогда он начнет задавать вопросы.

– Он знает или догадывается о том, что его усыновили?

– Нет. Ни Оскар, ни я никогда не говорили ему об этом. Думаю, мне предстоит долгий разговор с ним, прежде чем он увидится с вами и догадается об этом сам.

– Хорошо. Не мне вас учить, как следует поступить в подобном случае. Но я обязан предупредить вас, что мы должны поспешить. Думаю, в самое ближайшее время вам предъявят обвинение, так что мне следует решить, представлять ваши интересы или нет.

Она отодвинула в сторону свой омлет из яичных белков, к которому даже не притронулась.

– И к чему вы склоняетесь?

– Брайан – единственный человек, который был в доме в момент предполагаемого убийства вашего мужа. Так что мне необходимо поговорить с ним.

– Вы не ответили на мой вопрос.

Джек пожертвовал последний кусочек своего тоста золотистому ретриверу, который вот уже пять минут глядел на него глазами голодного ребенка. Собака убежала, а Линдси по-прежнему пристально смотрела на него с другой стороны стола, ожидая ответа. Он чувствовал себя так, словно попал в перекрестье зенитных прожекторов.

– Линдси, с самого начала я сказал вам, что не захочу защищать мать Брайана в том случае, если все будет выглядеть так, будто это она убила его отца.

– Означает ли это, что вы не будете представлять мои интересы?

– Ваш тесть дал мне некоторую не очень приятную пищу для размышлений. Очевидно, у Оскара имелось доверительное имущество – фонд, стоимость которого исчисляется семизначными цифрами. Оно должно было перейти в его полное распоряжение по достижении им тридцатипятилетнего возраста, но ведь он был кадровым военным. Ваш тесть считает, что вы убили его сына, чтобы иметь возможность покинуть базу и получить деньги.

– Это так на него похоже, – произнесла она срывающимся голосом.

– Оскар оставил вам свое доверительное имущество в завещании?

– Да.

– На какую сумму?

– Два миллиона с небольшим.

– Так что теперь оно переведено на ваше имя?

– Нет. Я смогу распоряжаться этим имуществом только в том случае, если будет доказано, что я не убивала ero.

– Проклятье, Линдси. Почему вы не сказали мне об этом раньше?

– Потому что я не хотела, чтобы вы взялись за мое дело только для того, чтобы урвать жирный куш в суде по делам о наследстве. Я с превеликой радостью заплачу вам ваш обычный предварительный гонорар, но в первую очередь хочу, чтобы вы взялись за это дело ради Брайана.

– Послушайте, перестаньте нести чепуху. Для вашего уголовного дела это имеет решающее значение. Два миллиона долларов – более чем достаточная мотивация, чтобы убить своего мужа.

– Еще бы. Если бы только я знала об этом заранее. Но мне ничего не было известно вплоть до самой смерти Оскара.

– Оскар никогда не говорил вам об этом?

– Нет.

– В это трудно поверить.

– Тем не менее это правда. Пинтадо – очень странная семейка. Они очень, очень трепетно и собственнически относятся к своим членам. Уверена, что вы обратили внимание на то, что я – Линдси Харт. Не Линдси Пинтадо. Знаете почему? Потому что Алехандро Пинтадо не позволил бы своему сыну дать мне его фамилию. Тесть никогда меня не любил, и по одной-единственной причине: я не кубинка. А когда я не смогла забеременеть и подарить ему внука, который, по крайней мере, был бы наполовину кубинцем, то он вообще счел меня никчемной пустышкой.

– Мне жаль это слышать. Однако прежде чем вы начнете ругать всех кубинцев подряд, должен вас предостеречь: я сам наполовину кубинец.

– Нуда, как же.

– Это правда. Моя мать была кубинкой. Я не был воспитан в кубинском духе, но…

– Тогда вы не кубинец. Можете обманывать себя, если вам так угодно, но, если вы не были воспитаны в этой общине, вы не являетесь ее частью. Всю свою замужнюю жизнь я старалась стать для них своей, но для Алехандро я была все равно что инопланетянкой.

– Линдси, не уводите разговор в сторону. Я говорю о том, буду ли я представлять ваши интересы.

– Именно об этом я и веду речь. Вы боитесь защищать меня. Вы боитесь Алехандро Пинтадо. Вы боитесь, что, если станете защищать женщину, которую обвиняют в убийстве его любимого сына, это еще больше отдалит вас от общины, частью которой вы все равно никогда не сможете стать.

– Это нечестно.

– Не говорите мне о честности. Спросите моего мужа, что это такое.

Джек выдержал удар, хотя Линдси, похоже, уже пожалела о своих словах.

– Поверьте мне, – сказал он, – я очень сожалею о том, что случилось с вашей семьей, и я просто обязан сделать все, что в моих силах, для вашего сына.

– Очень приятно слышать это. Но позвольте мне сказать вам кое-что насчет обязанности. Это ведь не просто слова.

А вот такие речи ему уже доводилось слышать раньше.

– Я говорю это не только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Я действительно считаю, что Брайан в этом деле – самый главный.

– А Линдси может проваливать к черту, – презрительно фыркнула она.

– Я этого не говорил.

– А вам и не нужно. Так почему бы вам самому не пойти к черту, Джек?

– С чего это вдруг?

– Потому что вы ведете себя так, словно мне больше не к кому обратиться. Я вам не какая-то забитая супруга, которая следовала за мужем по всему миру, переезжая с одной военной базы на другую. Я встретила нескольких очень интересных людей – людей, которых я назвала бы друзьями. – Она вынула из сумочки сотовый телефон и начала просматривать список абонентов в адресной книге. – Вот, взгляните, пожалуйста, – сказала она, демонстрируя Джеку цифры и фамилии. – Я могла бы позвонить Джейми Даттон. Она работает в Государственном департаменте. Нэнси Милама. Она замужем за Тони Милама, председателем Объединенного комитета начальников штабов. Вот такие люди. Я могу позвонить им, если понадобится. Они мне помогут.

– Ну, так позвоните.

– А я не хочу им звонить. Я обратилась к вам только потому, что решила: эта работа как раз для вас. Я подумала, что вы сможете сделать доброе дело, противостоять такому человеку, как Алехандро Пинтадо, и выяснить, кто на самом деле убил приемного отца вашего сына. Но выясняется, что у вас не хватает смелости даже на то, чтобы отыскать собственные яйца.

Он попытался обуздать свой гнев, попытался напомнить себе, что перед ним сидит женщина, которую обвиняют в убийстве отца ее сына. Но он не был Иовом.

– Линдси, или прямо сейчас вы возьмете себя в руки, или мы с вами расстанемся.

Она взглянула на него, и в ее глазах отразилась целая буря чувств. Гнев. Разочарование. Снова гнев.

– Раньше я держала язык за зубами, Джек, но сейчас скажу все.

– Будьте осторожны. Потому что это может быть последний раз, когда я стану слушать.

Казалось, она вот-вот взорвется.

– Я знаю, что вы просто играли со мной вчера, когда заявили, будто не знали о том, что Брайан страдает глухотой.

– Это была не игра. Я понятия не имел о его болезни.

– Несмотря на то счастье, которое даровал Брайан мне и Оскару, время от времени меня все равно посещают эти ужасные мысли.

– О Брайане?

– Нет. Не о Брайане. О его биологических родителях. Я думала: знали ли они о том, что он глухой? И не по этой пи причине отдали его на усыновление? Мне казалось, что это ужасно – думать так о людях, которые поделились со мной таким бесценным даром. Я чувствовала себя виноватой уже просто оттого, что такие мысли приходили мне в голову. Но теперь, когда я встретилась с вами лицом к лицу, теперь, когда я узнала вас и поняла, что вы собой представляете, я должна признаться: чувство вины ушло.

Джеку захотелось сказать что-нибудь в свое оправдание, но мыслями он унесся к Джесси. К красивой, замечательной, невероятно эгоцентричной Джесси. Он ненавидел себя за то, что думал так о ней. Но, быть может, в этом и крылась причина того, почему она отдала ребенка на усыновление.

И презрение Линдси стало ему чуть-чуть понятнее.

Она поднялась и бросила на стол десятидолларовую банкноту, чтобы заплатить за себя по счету.

– Прощайте, мистер Суайтек. И примите мои поздравления. Я думаю, в вашем эгоцентричном мирке как раз хватит места и для мистера Пинтадо.

Джек сидел в молчании, глядя в никуда, не в силах понять, отчего ему стало так плохо, когда Линдси повернулась и пошла прочь.

Глава десятая

– Она держит тебя на коротком поводке, – заявил Тео.

– Ты думаешь? – обронил Джек.

– Сколько раз я доводил тебя до белого каления, когда сидел на скамье смертников?

– Примерно раз в две недели.

– Видишь. Прошло десять лет, а я все еще не могу избавиться от тебя.

Джек уже совсем собрался заметить приятелю, что это его дом, что они готовят его продукты и что Тео каждый уик-энд регулярно усаживает свою тушу на диван Джека, так что это еще вопрос, кто от кого не может избавиться. Но потом решил не заострять на этом внимания.

Тео вновь сосредоточился на приготовлении еды. Он обжаривал два толстенных стейка из тунца в хрустящей корочке из лимонного перца, кунжутных зерен и имбиря. С лопаточкой в руке и засаленным белым фартуком вокруг талии он походил на повара из ресторана быстрого обслуживания. В глазах большинства людей Тео выглядел малым, чье представление об ужине из семи блюд не простирается дальше пачки чипсов и упаковки из шести банок пива, но на самом деле он был очень неплохим поваром. Ему нравилось готовить, и, подобно большинству хороших поваров, он не терпел, когда кто-то путался у него под ногами в кухне.

– Чем это ты занят? – обратился он с вопросом к Джеку.

Тот стоял у раковины, ополаскивая салатницу.

– Убираю за тобой, – последовал ответ.

– Это что, не может подождать?

– Полагаю, может. Старая привычка.

– Мы снова говорим о твоей бывшей?

– Ага. Синди и близко не подпускала меня к кухне, когда готовила, разве только для того, чтобы вымыть посуду.

Тео взглянул на него так, словно он свалился с другой планеты.

– Мыть посуду, пока готовишь? Это все равно что прервать занятия сексом, чтобы постирать белье.

Джек закрыл кран, обдумывая услышанное.

– По-моему, однажды Синди так и сделала.

– Джеки, она как раз та самая женщина, которая тебе больше не нужна. А вот эта Линдси еще вернется. Можешь мне поверить.

– А-а, пошло оно все к черту. Мне без нее спокойнее. – Он покачал головой. – Но есть еще Брайан. Я имею в виду: что, если его мать невиновна? В любом случае ему придется хуже всех.

Тео понимающе улыбнулся, переворачивая стейки из тунца.

– Она манипулирует тобой, старик.

– Если так, то у нее это чертовски хорошо получается.

– И это наводит тебя на кое-какие мысли, правильно?

– Какие мысли?

Тео снял сковородку с огня и переложил стейки на тарелки.

– Может статься, тебе стоило прислушаться к словам мистера Потато.

– Пинтадо.

– Да какая разница. Вот что я хочу тебе сказать: может быть – просто может быть, – она невиновна.

Тео подхватил тарелки и направился в большую комнату. Джек застыл у кухонной мойки. У него были свои сомнения, как же без них. Но теперь, когда Тео озвучил их вслух, они вдруг обрели совсем иной смысл.

– Ты идешь? – окликнул его Тео.

Джек разбирал пришедшую почту у мойки на кухне.

– Эй, Кларенс Дарроу. Кушать подано.

Джек взял в руки большой манильский конверт.

– Это от Линдси.

– Вот это да. Самое быстрое послание типа «я все еще люблю тебя» в истории почтового ведомства Соединенных Штатов.

– Нет. Оно было отправлено еще три дня назад. До того, как мы поссорились.

Тео расставил тарелки с рыбой на столе.

– Это должно быть интересно.

– Оно адресовано мне, Тео. Не нам.

– Я, как раб, вкалывал целый день, приготовил тебе еду, и вот твоя благодарность?

– Отстань.

– Отлично. – Он придвинул к себе обе тарелки с тунцом и потянул носом воздух. – В буфете лежат «чириоуз».[4]4
  Сухой завтрак из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала с витаминными добавками а форме колечек.


[Закрыть]

«Если ты их еще не сожрал», – подумал Джек.

Он подождал, пока Тео поудобнее устроится на диване, погрузившись в созерцание программы одного из каналов кабельного телевидения, и вскрыл конверт кухонным ножом. Поколебавшись, сунул руку внутрь и извлек оттуда пачку фотографий. Он быстро просмотрел их, а потом вернулся к началу и начал перебирать их заново, уже медленно. Здесь были одни только моментальные снимки Брайана – и совсем старые, и последние. Фотография, на которой Брайан снят вместе с другими членами своей футбольной команды. Брайан с матерью. Теперь Брайан с отцом. Оба отдают честь знамени. На Оскаре форма офицера морской пехоты цвета хаки.

Последней была фотография новорожденного Брайана. С ним были отец и мать, неловко и стесненно обнимающиеся, что выглядело очень типично для молодых родителей, которые пока еще не представляют себе, как держать на руках своего крошечного малыша. Джек не мог знать этого наверняка, но ему показалось, что на снимке запечатлен самый первый день, который Брайан провел в обществе приемных родителей. Они выглядели очень счастливыми, и от этого у него потеплело на душе. Но потом он подумал о Джесси, о том, как она должна была себя чувствовать в этот момент, забытая и одинокая биологическая мать, пребывающая очень далеко от всех и всяческих торжеств. Ощущение радости угасло, а потом и вовсе испарилось, когда Джек вспомнил о том, как сам провел тот день. К тому времени, когда маленький Брайан посмотрел в глаза своим гордым приемным родителям, Джек уже полностью отдалился от Джесси, даже не зная, что она беременна. Тогда он добился поистине замечательных успехов, занимаясь самообманом, и успел убедить себя в том, что Джесси оказалась «не той, единственной» и что Синди Пейдж до конца своих дней останется Синди Суайтек.

Джек отложил фотографии в сторону и достал из конверта письмо. Он медленно развернул его, не зная, чего ожидать. Оно было написано ровным, красивым почерком.

«Дорогой Джек.

Мне хотелось, чтобы у вас остались эти фотографии Брайана. Он очень необычный маленький мальчик, который быстро превращается в молодого мужчину. Я уверена, что он когда-нибудь будет очень благодарен вам за все, что вы делаете, чтобы сохранить вашу семью теперь, когда Оскара больше нет с нами.

Джек, я знаю, что вам очень важно, чтобы я оказалась невиновной. Поверьте мне, я понимаю это. И уважаю вашу точку зрения. Я не имела бы права воспитывать и растить своего сына, если бы то, что говорят обо мне люди, оказалось правдой. Я не знаю, как успокоить вас, но, если это может помочь, готова пройти проверку на детекторе лжи. Просто дайте мне знать, когда и где.

Еще раз спасибо за то, что вы с нами.

Искренне ваша,

Линдси».

Джек начал перечитывать письмо, но потом быстро положил его на стол, перевернув лицом вниз, когда в кухню вернулся Тео. Его друг чуть не разбил две пустые тарелки, опуская их в раковину. Меньше чем за пять минут он расправился с такими порциями тунца, которых хватило бы, чтобы накормить пригород Токио.

– Что с тобой? – поинтересовался Тео.

– Линдси прислала мне несколько фотографий.

Тео вопросительно поднял бровь.

– Мы говорим о материалах сайта «горячие мамочки точка ком»?

– Нет, извращенец. О фотографии ее сына. И о письме.

– И что же она пишет?

– Она готова пройти проверку на полиграфе. И помни, это написано до нашей сегодняшней стычки.

– Ага. Она сразила тебя наповал, так получается?

– Ну да.

– Мне казалось, ты не веришь в полиграфы.

– Не верю. Но я склонен верить молодой вдове и матери-одиночке, которая решается на такую проверку. Особенно когда ей предлагают самой выбрать время, место и прибор. Чувствуешь разницу?

– Ага, ощущаю. Ну, и что теперь?

– Не знаю. У тебя есть какие-либо предложения?

– Конечно, – ответил Тео, направляясь к холодильнику. – Как насчет десерта?

Джек в полной растерянности уставился на письмо. Наконец, подняв глаза на Тео, он изрек:

– Это самая лучшая идея, которую я услышал за долгое время.