Текст книги "Не вижу зла"

Глава восемнадцатая

– Такой свет действительно необходим? – заметил Джек, прикрывая ладонью глаза.

Мужчина, который, как выяснилось, был полковником, обошел вокруг стола и щелкнул настенным выключателем. Лампы-рефлекторы погасли, и после ослепительно яркого света комната стала казаться намного темнее, чем была на самом деле. Из нагрудного кармана рубашки полковник достал десятидюймовую сигару, и мужчина за его спиной мгновенно поднес к ней зажигалку. Он действовал так быстро и подобострастно, что не мог был не кем иным, как помощником полковника. Полковник сильно затянулся, поводя другим концом сигары над высоченным пламенем зажигалки. Джека и Софию вскоре окутали клубы сигарного дыма.

– Меня зовут полковник Рауль Хименес, – представился он, выпуская из ноздрей густой дым. – Народ Кубы выражает вам благодарность, за то что вы приехали к нам.

Джек демонстративно взглянул налево, потом направо.

– Странно, но я никого не вижу.

Полковник улыбнулся, но улыбка быстро угасла.

– Вы видите его прямо перед собой.

По взмаху его руки вооруженные солдаты вышли из комнаты. Помощник полковника по-прежнему стоял сбоку и немного сзади, его поза выражала напряженное внимание.

– Gracias. Спасибо, – сказала София.

Сначала Джек не сообразил, за что она благодарит его, но понял это, почувствовав себя увереннее, когда в комнате не осталось автоматического оружия.

– В мою задачу не входит напугать вас, – заявил полковник. – Я всего лишь хочу оказать вам услугу.

– Почему-то я в этом сомневаюсь, – заметил Джек.

– Потому что вы – большой скептик, сеньор Суайтек.

– Ничего не могу с собой поделать. Я – адвокат.

– Это правда, да, правда. Скажите мне, как прошел ваш разговор с лейтенантом Джонсоном сегодня утром?

Джек и София переглянулись, не понимая, откуда он мог узнать об этом.

– Вы же не думаете, что на этой базе происходит что-то такое, чего мы не знаем, правда? – изрек полковник.

– Я вообще не думал об этом, – ответил Джек.

– Мы сидим сразу же по другую сторону колючей проволоки. Мы наблюдаем за ними, они наблюдают за нами. Такая вот игра идет в Гуантанамо. Идет уже сорок лет. Итак, ответьте мне: как прошла ваша маленькая беседа с лейтенантом?

– На самом деле вы ведь не ждете, что я стану обсуждать ее с вами, не так ли?

Полковник искренне рассмеялся.

– Так я и думал. Он не сказал вам ничего.

– Полковник, чего вы от нас хотите?

– Я хочу отнять у вас всего лишь несколько минут. – Он поднялся на ноги и принялся ходить по комнате взад и вперед, размахивая сигарой в такт шагам. – Позвольте мне высказать несколько небезосновательных предположений. Первое. Правительство Соединенных Штатов не позволило вам побеседовать ни с кем, кроме лейтенанта Джонсона. Я прав?

Джек не ответил.

– Второе, – продолжал полковник. – Любой, кто мог знать хоть что-нибудь об убийстве капитана Пинтадо, был переведен в другое место, так? В Персидский залив, может быть?

Он посмотрел на Софию, потом перевел взгляд на Джека. Было очевидно, что он и не ожидал ответа, как и то, что он в нем не нуждался.

– Мне почему-то кажется, что вы здесь уперлись в кирпичный дом.

– В каменную стену, – подсказал его помощник.

– В каменную стену, да. Кирпичный дом – это нечто совсем другое, правильно? – При этих словах он уставился на Софию. В кубинских вооруженных силах служило много женщин, но мужское начало было все еще живо и давало о себе знать.

– Полковник, если вы не станете загонять нам бамбуковые щепки под ногти, мы не расскажем вам, о чем шла речь на военно-морской базе. И даже в противном случае я могу все выдумать, – сказал Джек.

– Вам не нужно ничего рассказывать мне, сеньор Суайтек. Все, что от вас требуется, это слушать.

– Отлично. Я весь внимание.

– Как я уже говорил, мы знаем, что вы встречались с лейтенантом Джонсоном, потому что ведем за базой постоянное наблюдение. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

– Ничего другого я и не ожидал.

– В таком случае для вас не станет сюрпризом, что мы видели – как бы поточнее выразиться? – мы видели некоторые интересные вещи, происходившие в доме вашей клиентки в ту ночь, когда капитан покинул этот мир.

Джек вдруг почувствовал, как в нем вспыхнул интерес.

– Мне хотелось бы услышать об этом.

Полковник хитро улыбнулся, зажав в зубах дымящуюся сигару.

– Еще бы.

– Бросьте, полковник. Надеюсь, вы пригласили нас сюда не для того, чтобы поиграть в игру под названием «Я знаю один секрет». Что у вас есть?

– Бдительный кубинский солдат. Он вел наблюдение на сторожевой вышке через прибор ночного видения.

– И что же он видел?

– Кое-что, что может доказать невиновность вашей клиентки – она не убивала своего супруга.

Сердце Джека учащенно забилось. «Неужели это правда?»

– Мне нужны подробности, – заявил он.

– Не так быстро. Прежде чем предложить вам одного из своих солдат на блюдечке с голубой каемочкой, мне нужно знать, что я получу взамен.

– Полковник, не в моем положении заключать сделки с кубинскими военными ради свидетельских показаний одного из их солдат.

– Я уверен, что сын бывшего губернатора Флориды сумеет найти то, что может доставить нам удовольствие.

– Я не собираюсь доставлять вам удовольствие. И даже если бы я смог это сделать, свидетельские показания кубинского солдата в зале заседаний суда Майами повлекли бы за собой непредсказуемые последствия. Надеюсь, мне не стоит напоминать вам, полковник, о той буре возмущения, которая охватила округ, когда стало известно, что семилетний мальчик по имени Элиан возвращен его кубинскому отцу?

– Claro, конечно, – ответил офицер. – Тогда вы должны задать себе один простой вопрос: готова ли женщина, которую обвиняют в убийстве сына могущественного кубинского политического беженца, рискнуть и построить свою защиту на показаниях верного солдата Фиделя Кастро?

Джек едва не свалился со стула, услышав такие слова. Полковник прекрасно выразил свою мысль.

– Я должен подумать об этом, – заявил Джек.

– Виепо. Хорошо. У вас есть двадцать четыре часа.

– Мне нужно больше времени.

– Я не могу дать вам то, что вы просите. Или соглашайтесь, или уходите.

Джек взглянул на Софию, и они быстро заключили молчаливое соглашение.

– Отлично, полковник. Давайте поговорим еще раз завтра, к концу дня.

– Очень хорошо. Вы уже опоздали на свой самолет, так что предлагаю вам насладиться видами ночной Гаваны. Можете считать себя почетным гостем кубинского народа.

– Вы имеете в виду себя? – уточнил Джек.

Полковник широко улыбнулся, посасывая свою сигару.

– Si. Да, я имею в виду себя.

Глава девятнадцатая

Четыре десятилетия коммунистического правления не смогли уничтожить сердце Гаваны. Но город крайне нуждался в пластической хирургии.

Куда бы ни посмотрел Джек, повсюду на глаза ему попадались следы увядания и разрушения, повсюду он видел вещи, которые, казалось, пришли сюда прямо из того мира, который существовал еще до рождения Джека. Они ехали в такси, капот которого был позаимствован у «шевроле» 1956 года, багажник – у «форда» 1959 года, а интерьер салона почти ничем не отличался от повозки, запряженной буйволами. Их водителем оказался хирург, который одними чаевыми зарабатывал больше, чем всей своей медицинской практикой. Он совершил для Джека и Софии ознакомительную поездку по La Havana Vieja (Старой Гаване) – исторической части величественного города, который мог выглядеть очаровательным или внушающим ужас, в зависимости от того насколько пристально вы в него вглядывались. Джек пытался взглянуть глазами своей матери, когда та была еще девочкой-подростком, на это впечатляющее чудо архитектуры, знаменитое своими грандиозными соборами, рыночными площадями и колониальными особняками. Свыше восьмисот его архитектурных сооружений, представляющих историческую ценность, были возведены до начала двадцатого века, а некоторые вообще вели родословную с шестнадцатого века. Но долгие годы забвения и небрежения нанесли этим уникальным зданиям непоправимый ущерб, и недавние жалкие усилия реставрировать их, чтобы привлечь туристов, уже не могли ничего поправить. Несмотря на косметический ремонт, включающий, главным образом, свежую покраску и, образно говоря, «подтяжку лица», нельзя было не заметить провалившихся крыш и осыпающихся стен. Некоторые районы южной части La Havana Vieja напоминали Берлин конца 1944 года: у домов отсутствовали целые пролеты стен, они грозили вот-вот обрушиться, если бы не поддерживающие их хлипкие деревянные леса, и казалось, что целые кварталы держались только благодаря натянутым между домами веревкам и проволоке, на которых сушилось белье.

Пожилая женщина на балконе третьего этажа поднимала наверх ведро на веревке.

– Нет водопровода? – спросил Джек водителя такси.

– Здесь нет, сеньор. Когда пойдете гулять, тиу importante, очень важно не забывать поглядывать наверх. Если вас обольют из поднимающегося ведра, это еще не так плохо. Гораздо опаснее те, которые опускаются вниз…

– Yo comprendo, – отозвался Джек. – Я понял.

Они продолжали двигаться на запад вдоль береговой линии по широкой авенида Масео и остановились у отеля «Насьональ». Водитель с удовольствием продолжил бы и дальше возить их по городу, знакомя с достопримечательностями, но Джек положил конец экскурсии, щедро расплатившись с ним.

– Gracias, спасибо, – сказал Джек, протягивая ему две двадцатки, что составляло примерно месячную зарплату врача.

Среди других гостиниц Гаваны отель «Насьональ» представлял собой классическую гранд-даму образца 1930 года, возвышаясь на обрывистом крутом берегу, откуда открывался великолепный вид на порт и залив Гаваны. Его создатель спроектировал также и знаменитый «Брейкерс-отель» в Палм-Бич. Эта кубинская жемчужина была построена в испанском стиле, к главному входу вела длинная подъездная дорожка, обсаженная по сторонам стройными королевскими пальмами. Фойе отеля кричало о роскоши, пусть даже показной и хвастливой: мозаичные полы, мавританские арочные проемы и высокие потолки с балочными перекрытиями. Джек огляделся и заметил у стойки бара туристов, потягивающих обязательные «дайкири» с лаймом и «мохитос» с ромом. Он приметил также и группку бизнесменов, угощавшихся креветками величиной с кулак и лобстерами с топленым маслом. Из ночного клуба доносились звуки сальсы, смех танцующих людей, болтовня состоятельных европейцев, приехавших на каникулы.

И тут он услышал напоминание портье за конторкой:

– И еще одно, сеньор. Местные жители не допускаются в отель. Это закон, и я вынужден сказать вам об этом. Поэтому, пожалуйста, не приводите их сюда.

– Конечно, – ответил Джек. С горькой иронией он вспомнил старый туристический лозунг Майами: «Майами – глазами местного жителя». Здесь этот лозунг звучал бы иначе: «Куба – глазами КОГО УГОДНО, только не местного жителя».

Джек и София заняли отдельные номера на недавно подремонтированном шестом этаже. Джек раздвинул занавески и открыл окно, чтобы полюбоваться открывающимся видом. Лицо ласкал теплый, нежный ветерок. На востоке перед ним раскинулась панорама гаванской бухты, где взрыв корабля «Мэйн» послужил сигналом к началу испано-американской войны. Он помнил, что где-то к западу лежит городок Мариэль, стартовая точка печально известной лодочной переправы, благодаря которой четверть миллиона кубинцев – «мариэлитос» – перебрались в Майами в начале 1980-х годов. Большинство сумели ассимилироваться, но двадцать пять тысяч попали в США прямо из тюрем Кастро, и, по крайней мере, один из них был снова осужден за убийство и закончил жизнь в камере смертников Флориды. Джек хорошо знал этого «одного из них», поскольку молодой и единственный сын губернатора Гарольд Суайтек был его адвокатом – до тех пор, пока того не казнили на электрическом стуле.

Джек ощутил слабую тошноту.

Зазвонил телефон. Джек вернулся в комнату и снял трубку. На другом конце провода заговорили по-испански:

– Тебе одиноко, красавчик?

Джеку понадобилось несколько секунд, чтобы мысленно перевести вопрос, не будучи уверен, что понял правильно. Затем он коротко рассмеялся и сказал:

– София, перестаньте дурачиться.

– Меня зовут не София. Но я могу стать и Софией, если хочешь. Я могу стать кем угодно. Я могу сделать все, что ты захочешь, все, что ты только пожелаешь, и столько раз, сколько захочешь. У тебя когда-нибудь была шестнадцатилетняя девочка? Все, что тебе нужно сделать, это…

Джек повесил трубку. Очевидно, посыльный, или швейцар, или кто-то еще пустил слух, что в номере 603 остановился одинокий американец. Предупреждение портье о том, что местные в отель не допускаются, эхом прозвучало у него в голове.

«Ну да, правильно. Употребление наркотиков в ночных клубах Майами-Бич строго запрещено».

Джек присел на край кровати – на самый краешек. Он вдруг подумал о том, сколько шестнадцатилетних кубинских девушек лежали на этих простынях, а потом вспомнил тех двух свиней в аэропорту, которые рассуждали о том, как хороши и как дешевы здешние женщины. Он схватился за телефон и набрал номер Софии.

– София, привет. Это Джек.

– Что случилось?

– Я хотел сообщить вам, что съезжаю отсюда.

– Вам не нравится номер?

– Номер отличный. Я просто не хочу оставаться здесь.

– Куда вы намерены отправиться?

Он помедлил, прежде чем ответить. Перед его мысленным взором возник образ бабушки, которая прожила в одном и том же доме-развалюхе целых тридцать восемь голодных лет. Он представил себе, как Abuela прощается с его матерью, благословляя ее на бегство в Майами. Бабушка не знала, что больше никогда не увидит свою юную дочь. Он подумал о туристах, потягивающих ром, поглощающих креветки, покуривающих сигары, и о тех молоденьких девушках, которые стали проститутками.

Но Джек никак не мог вызвать в своем воображении один-единственный образ – образ маленького пригорода Гаваны, где прожила большую часть своей недолгой жизни его мать, которую он так никогда и не узнал.

– Я еду в Бехукаль, – сказал он.

Глава двадцатая

Два часа спустя Джек и София в арендованном автомобиле подъезжали к окраине Бехукаля.

– Вам совсем необязательно было ехать со мной, – заметил Джек.

– Интересно, как вы собирались обойтись без меня? – поинтересовалась София.

– Мой испанский вполне сносный.

– Джек, я ведь слышала, как вы разговариваете. Хотя вы, несомненно, и добились потрясающих успехов, сумев выучить испанский, когда были сливной трубой, но в маленьком городе это бы вас не спасло.

– Сливная труба? Я так сказал? Она улыбнулась.

– Все нормально. Ваш испанский совсем неплох.

– Насколько неплох?

– Настолько, чтобы вас избили и обчистили. Вот почему я поехала с вами.

– Ага, так вы здесь для того, чтобы защитить меня, не так ли?

– Нет. Я поехала для того, чтобы посмотреть, как вас изобьют и обчистят. А потом вышибить дух из кубинского телевидения.

«Touche, один-ноль в ее пользу», – подумал он.

Вся поездка из Гаваны заняла тридцать минут, и они прибыли в Бехукаль как раз к обеду. Abuela часто говорила ему, что это самый красивый городок во всей провинции Гавана, и, наверное, она была права. Повсюду виднелись фасады в колониальном стиле, многие из них были недавно покрашены, как раз достаточно для того, чтобы можно было расцветить и додумать остальное. В центре города располагалась небольшая старинная и изящная площадь, на которой высилась выкрашенная охрой церковь. Она была красива сама по себе, но у Джека при виде ее перехватило дыхание. В этой церкви крестили его мать. Неподалеку находился кинотеатр «Сини Марти», и Джек подумал, что, вероятно, туда ходила его мать с подругами или даже со своим ухажером, мечтая о том, чтобы стать звездой американского кино. Но тут взгляд его наткнулся на огромный рекламный щит с надписью SOCIALISMO О MUERTE («Социализм или смерть»), и ему сразу же стало понятно то, что сказала о Бехукале Abuela: он такой же, как и сорок лет назад, и в то же время совсем другой.

– С вами все в порядке? – спросила София.

Джек сообразил, что вот уже несколько минут они без всякой видимой причины стоят на перекрестке. Он впитывал окружающую атмосферу.

– Да, – ответил он, стряхивая с себя наваждение. – Просто немного задумался.

– Вы не голодны? Ресторанчик «У Эль Галло» выглядит недурно.

– Отличная идея, – согласился Джек.

Он припарковал машину, они вошли в ресторан и заняли столик у окна. Заведение специализировалось на креольской кухне, так что Джек заказал жареного цыпленка с банановыми побегами. Официантка вела себя очень приветливо и, естественно, сразу узнала в них туристов. Она настоятельно рекомендовала им побывать на площади Плаза Марти, где, как она уверяла, должны были пройти съемки кинофильма «Райский уголок» по роману Хосе Лесама Лимы. Джек не мог знать, правда это или нет, но улыбнулся, словно это его маленький городок попал в художественный фильм. Впрочем, в каком-то смысле это был и его город.

Обед оказался совсем неплохим, и официантка принесла им дольки манго на десерт. Казалось, она была искренне заинтересована в том, чтобы им понравилась поездка в Бехукаль, поэтому Джек решил рискнуть и испытать судьбу.

– Вы никогда не слышали о женщине по имени Селия Мендес? – задал он вопрос.

Официантка задумалась, нахмурив лоб.

– Я знакома с парочкой семейств по фамилии Мендес. Но Седин Мендес среди них нет. Сколько ей лет?

Джек достал из кармана старую фотографию своей матери и Селии Мендес. Он вдруг занервничал, разыгрывая эту карту. Все годы он полагал, что Селия Мендес, лучшая подруга его матери на Кубе, расскажет ему все о его матери. А что, если он ошибался?

Он показал снимок официантке и пояснил:

– Фотография сделана больше сорока лет назад. Так что, думаю, сейчас ей что-нибудь около шестидесяти.

Официантка отрицательно покачала головой.

– Извините. Ничем не могу помочь. Но здесь есть одни Мендесы, которым принадлежит casa particular, частный дом, на улице Калле Марти. Эта семья живет в Бехукале уже много лет. Почему бы вам не заглянуть к ним? Возможно, они смогут вам помочь.

– Большое спасибо. Так мы и сделаем.

Она записала для них адрес. Джек расплатился долларами США – похоже, единственной валютой, которая ценилась на «коммунистической» Кубе, и они ушли.

В дословном переводе с испанского casa particular означало «частный дом», и многие туристы предпочитали снять комнату у кубинской семьи. После революции сдавать жилье на Кубе считалось делом незаконным, но все изменилось с распадом Советского Союза, когда кубинское правительство попыталось найти «суперсредство» (читайте: туризм) для поддержания своей разваливающейся экономики. Новый закон, принятый в 1996 году, позволил кубинцам сдавать внаем одну-две комнаты в своих домах, и вскоре по всей стране, как грибы после дождя, выросли casa particular. Налоговые поступления от них составляли кругленькую сумму, достававшуюся диктатору, который был больше заинтересован в собственном увековечении и процветании, чем в соблюдении коммунистических принципов.

La Casa Mendes, дом Мендесов, оказался простым, но уютным и опрятным домиком, выходившим на мощенную булыжником улицу. У дверей их встретила полная темнокожая женщина с ярко-желтой повязкой на голове. Джек решил, что ей не больше пятидесяти, то есть она была слишком молода, чтобы оказаться подругой его матери Селией. Женщина представилась и сказала, что ее зовут Фелиция Мендес Ортис. Вместо того чтобы изображать из себя детектива и засыпать ее вопросами о Селии Мендес, Джек решил растопить лед, сделав ей обычное деловое предложение.

– У вас найдется свободная комната?

– Да, – ответила она приятным голосом. – Как раз одна и есть.

– Можем мы взглянуть на нее, если не возражаете?

– Конечно. Входите.

Комната находилась в задней части дома, рядом с кухней. В ней стояли две широкие кровати и комод с зеркалом, а на полу лежал старый ковер. Единственным источником света была лампа без абажура. Чтобы попасть сюда, надо было миновать гостиную и две другие спальни. Джек насчитал в доме одиннадцать человек: семерых взрослых и четверых детей. Кубинка объяснила, что для туристов самым большим преимуществом casa particular, как и самым большим его недостатком, была возможность пожить вместе с кубинской семьей.

– Мы снимем ее, – заявила София.

– Что? – не понял Джек.

София перешла на английский, чтобы ее понимал только он.

– Если вы будете себя хорошо вести, я позволю вам сдвинуть кровати. Но не рассчитывайте ни на что.

Он сообразил, что она шутит.

– Я всего лишь проявил вежливость, когда спросил, не можем ли мы взглянуть на комнату. Вообще-то я не собирался здесь останавливаться.

– Вы хотите отдать свои деньги этой милой семье или предпочитаете вернуться обратно в отель «Насьональ»?

– А вы действительно ничего не имеете против?

– Когда я училась на юридическом факультете, то снимала комнату вместе с одним парнем. И ничего не случилось, хотя он был симпатичнее вас.

Джек не понял, что это было – комплимент или оскорбление, но не придал этому никакого значения.

– Отлично. Если вы не возражаете, то мы остаемся. – Он посмотрел на женщину и произнес по-испански: – Мы берем ее.

Та улыбнулась и повела их на кухню. Они уселись за стол, и она записала их фамилии и номера паспортов. И, разумеется, предложила поесть. Джек решил, что у кубинцев это в генах – предлагать гостю поесть, даже если есть было нечего. Они с Софией отказались от еды, но согласились выпить кофе. Он был горячим и крепким, и запах жареных зерен напомнил Джеку кухню Abuela. Он допивал свою чашечку, когда решил, что настало время предъявить фотографию.

Джек выложил ее на стол.

– Вы случайно не знаете женщину по имени Селия Мендес? – спросил он.

Женщина опустила чашку на стол. На губах у нее появилась улыбка.

– Вы знакомы с Селией?

– Нет. Ее знала моя мать.

– Только не говорите, что вашей матерью была Ана, – сказала женщина.

Сердце гулко забилось у Джека в груди. «Она знала!»

– Да. Ана Мария Фуэнтес.

Женщина всмотрелась в лицо Джека, потом перевела взгляд на фотографию. Она поднесла руку ко рту, как будто внезапно осознав, сколько на самом деле прошло лет.

– Теперь я вижу. Вы очень похожи на свою красавицу-мать. Они с Селией были лучшими, самыми лучшими подругами. У нее чуть не разорвалось сердце, когда она узнала, что Ана умерла. Какая досада. – Она вздрогнула всем телом, пораженная, очевидно, собственной бесчувственностью. – Простите меня. Конечно, я скорблю вместе с вами о вашей утрате.

– Благодарю вас. Вы знали мою мать?

– Немного. Мне было всего семь – нет, восемь – лет, когда Ана отправилась в Америку. Селия была моей старшей сестрой.

И снова у него участился пульс.

– Где я могу найти Селию?

Она дважды моргнула, потом опустила глаза.

– Селия мертва.

У Джека упало сердце, и непроизвольно вырвался возглас «О!».

– Она умерла в прошлом марте. Это случилось внезапно. Сердечный приступ.

– Мне очень жаль. Я понимаю, что вам, может быть, трудно говорить о ней, но если вы что-либо помните о Селии и моей матери, я бы с радостью вас выслушал.

– Кое-что у меня имеется, да. Но сейчас мне уже трудно разобраться в том, что я помню сама, а что рассказывала мне Селия, если вы понимаете разницу.

– Да, понимаю. Расскажите мне все, что знаете, больше мне ничего не нужно.

Казалось, печаль исчезла без следа. Женщина воспрянула духом и оживилась, вспоминая о Селии, когда та была совсем молоденькой.

– Селия и Ана были неразлучны, – заметила она с ностальгической улыбкой. – Они все делали вместе. Именно Селия познакомила вашу мать с ее первым парнем.

– Вы помните, как его звали?

– Нет, не помню. Но матери Аны – вашей бабушке – он ничуточки не нравился. Ей не нравилась и Селия. Главным образом потому, что именно Селия познакомила этого юношу с ее дочерью.

– А что с ним было не так?

– Ничего, насколько мне известно.

– Тогда почему моя бабушка была так настроена против него? Женщина поморщилась.

– Ваша бабушка никогда не говорила вам о парне Аны, не так ли?

– Нет. Расскажите вы.

– Вы уверены, что хотите знать все?

– Да. Поверьте, я бы не приехал сюда, если бы не был уверен.

Она глубоко вздохнула, потом сказала:

– Ваша мать забеременела.

Джек похолодел.

Женщина кивнула на фотографию и добавила:

– Скорее всего, на этом снимке она с ребенком. Ей было всего семнадцать, когда это случилось.

– Вы уверены? – спросил Джек.

– О да. Здесь я не ошибаюсь. Мы говорим о том, что случилось более сорока лет назад. Девочка-подросток, беременная? Для Бехукаля это был настоящий скандал. Я помню не все, что происходило, когда мне было восемь лет. Но уж это помню точно.

– Она… – Джек заколебался, боясь задать вопрос. – Моя мать родила ребенка?

– Я не уверена, что помню все в точности. Помню только, что слышала, будто она беременна. Я слышала, как люди говорили об этом. Это случилось, конечно, не на следующий день, но очень скоро Ана Мария отправилась в Майами.

– Она была беременна, когда уезжала?

– Я не знаю. Правда, не знаю.

Несколько минут они сидели молча, Джек разглядывал свою пустую чашку. Женщина поднялась из-за стола, словно почувствовав, что Джеку необходимо побыть одному.

– Простите меня, но я должна взглянуть на внука, – сказала она и вышла из комнаты.

София сидела рядом, и наконец он поднял на нее глаза. Она уже готова была что-то сказать, но вместо этого улыбнулась ему слабой, но печальной и ободряющей улыбкой, похлопала его по руке и оставила за столом одного.

Свет с улицы проникал в их спальню через филенчатые жалюзи, отбрасывая полосатые тени на двуспальные кровати. Джеку досталась ближняя к двери кровать, а София устроилась у окна. В комнате не было часов, но Джек знал, что уже поздно. Он не мог сомкнуть глаз, не говоря уже о том, чтобы заснуть.

– Джек? – послышался из темноты голос Софии. – Вы не спите?

– М-м.

– С вами все в порядке? Я имею в виду – после того, что рассказала вам Фелиция?

Он рассмеялся смехом, в котором не было веселья.

– Это не совсем то, что я ожидал услышать.

– Я понимаю.

В комнате вновь воцарилось молчание. Мимо проехала машина, лучи ее фар скользнули по стене.

– Джек?

– Да?

– Вам это кажется странным?

– Что должно казаться мне странным?

– Что вы спите со мной в одной комнате.

– М-м. Немного.

– Когда вы последний раз лежали в двуспальной кровати?

Он задумался над ее вопросом, а потом вспомнил, что это было с его бывшей женой, во время одной из последних поездок, куда они отправились вдвоем. Они легли спать в отдельных кроватях. Начало конца.

– Что-то не припоминаю.

– Не хочу показаться вам странной и не хочу, чтобы вы поняли это как намек, но по какой-то причине все это напоминает мне о том времени, когда я была еще подростком. Мы с сестрой спали в одной комнате в двуспальных кроватях. Могли проснуться ночью и разговаривать о чем попало. О мальчиках. О футболе. Об одежде. В основном, о мальчиках.

– Вы хотите сказать, что я напоминаю вам вашу сестру?

– Вовсе нет. Даже странно, что это вдруг взбрело мне в голову. Полагаю, все дело в том, что я очень скучаю по тем временам. И что-то заставило меня вспомнить их.

– Может статься, причина в том, что никто не удосужился сообщить мне, что у меня может быть брат или сестра.

Она приподнялась, опершись на локоть, и даже в сумрачном свете Джек разглядел на ее лице выражение ужаса.

– Ох, простите меня. Я упомянула о своей сестре не для того… Я не сравнивала вашу ситуацию с…

– Все в порядке, – успокоил он ее.

Она снова опустила голову на подушку. София лежала на боку, тонкая белая простыня очерчивала нежный изгиб ее бедра, а узенькая полоска света, проникающая сквозь жалюзи, искрилась отраженным светом в ее волосах. Джек перевернулся на бок, глядя на нее, – их разделяло только небольшое пространство между двуспальными кроватями. Но в темноте казалось, что его просто нет.

– Смешно, – произнес Джек.

– Что именно?

– Вся эта история с моей матерью. Я мысленно создал возвышенный образ молодой женщины, ищущей свободы. Она оставляет семью, оставляет друзей, оставляет вообще все и каким-то образом находит в себе мужество лицом к лицу встретить совершенно незнакомый мир.

– Никто ведь не разрушил этот образ. Просто в нем появились новые детали.

– Теперь, по крайней мере, я понимаю, почему моя бабушка не хотела разговаривать на эту тему.

– Она – старая женщина. Это так естественно для людей ее поколения – никогда не выносить сора из избы. Должно быть, разговоры о том, что ее юная дочь сбежала, спасаясь от своих проблем, причиняли ей нешуточную боль.

– Но в какой-то момент у меня появилось право узнать, разве не так?

– Узнать что?

Джек поднял взгляд выше, в черноту позади Софии.

– О моем сводном родственнике – ребенке, которого она оставила дома.

– Вы ведь не знаете наверняка, что у вашей матери был ребенок.

– Вы правы. Но я по-прежнему хочу узнать.

– Полагаю, есть только один человек, который может рассказать вам все.

Джек задумался на мгновение, потом сказал:

– Все, что мне предстоит сделать, это придумать, как задать вопрос так, чтобы не ранить сердце Abuela.

– Удачи, – ответила София и перевернулась на спину.

Света все-таки оказалось достаточно, чтобы Джек сумел разглядеть улыбку на ее губах.

– В чем дело? – поинтересовался он.

– Мы находимся в одном доме вместе с одиннадцатью кубинцами. Если это не заставит вас осознать, кто вы такой, даю слово рассказать об этом вашим ближайшим родственникам.

– Хорошая мысль.

– Спокойной ночи, Джек.

– Спокойной ночи, София.