Текст книги "Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953"

Во время и после войны массовая эвакуация и повреждения транспортных систем наложились друг на друга, создав для железнодорожных служащих заманчивые шансы на извлечение прибыли. В годы войны было разрушено 65 тыс. км путей⁷⁰. Историк Ребекка Мэнли приводит примеры того, как людям, эвакуировавшимся с пути немецкого вторжения, приходилось платить взятки за прописку, которая давала право жить в Ташкенте – одном из главных сборных пунктов беженцев. Если члены семей писателей могли использовать для получения соответствующих разрешений свои связи, то многим другим оставались только взятки. После войны массовое возвращение беженцев подвергло чрезвычайным перегрузкам поврежденную железнодорожную сеть, вызывая огромный спрос на билеты. Работники транспорта имели практически неограниченные возможности для сделок с требованием дополнительной платы. Семьи, возвращавшиеся из Сибири или Средней Азии, нуждались во множестве документов, что породило еще один богатый источник нелегальных доходов; те, кто не располагал необходимыми личными связями, оставались на милость чиновников⁷¹. Железнодорожники требовали «мзду» за продажу билетов, частенько вымогали деньги за перевозку или выдачу багажа. Все солдаты, миллионами прибывавшие из-за границы, ехали поездом. В замечательном фильме Григория Чухрая «Баллада о солдате» выведен отрицательный персонаж – железнодорожный охранник, берущий у солдата за проезд банку тушенки. Весной 1946 г. несколько работников станции Чита Забайкальской железной дороги были арестованы, потому что за взятки позволяли пассажирам ехать без билета⁷². Проводник специального поезда с гражданами, которые реэвакуировались из Краснодара в Ленинград, вымогал деньги у ряда пассажиров, угрожая выкинуть их из поезда. Кроме того, он брал взятки за нелегальный провоз пассажиров. Судья приговорил его к 5 годам заключения. «Правда» сообщила 1 августа 1946 г., что кассир на Херсонской железной дороге получил 8 лет за незаконную продажу 71 билета по сильно вздутым ценам⁷³. Тем не менее, как отметил в 1946 г. сам министр юстиции, лишь небольшая доля взяточников, действовавших в железнодорожной системе, привлекалась к ответственности, и эти слова не противоречат также наблюдениям правоохранительных органов относительно других секторов экономики⁷⁴.

Хотя проблема не была решена, условия, несомненно, улучшались, по мере того как сокращение объема перевозок и восстановление железнодорожных линий уменьшали (но не устраняли полностью) для железнодорожников возможности требовать особую «мзду». По статистике Министерства юстиции, количество осужденных за взяточничество на железных дорогах в 1948 г. составляло 729 чел., в 1949 г. – 560, в 1950 г. – 370. Эти цифры сильно недотягивают до масштаба проблемы. Общая сводка Верховного суда о преступности в СССР за 1948 г. подтверждала «распространенность взяточничества на транспорте», невзирая на снижение числа осужденных⁷⁵.

Если многие рядовые люди платили взятки, просто чтобы получить то, что, по их мнению, полагалось им от государства по закону (настоящие официальные документы, квартиры, услуги железных дорог), то второй вид взяток предлагался гражданами в качестве компенсации должностным лицам за услуги в обход закона. Плата за незаконное получение чего-либо, столь же незаконное решение проблемы или во избежание потенциальных неприятностей составляла эту вторую категорию взяток, цели которых включают приобретение фальшивых документов, неправомерный доступ к высшему образованию и уклонение от выполнения заданий по продовольственным заготовкам.

Иногда советским гражданам приходилось платить из-под полы за документы, которые им обязаны были выдать, но временами они при помощи взяток госслужащим добывали и поддельные документы. Массовые перемещения людей после войны породили большой спрос на фальшивые внутренние паспорта и прописки среди тех, кто желал жить в городах⁷⁶. В 1945-1946 гг. несколько сотрудников паспортного отдела в г. Бабушкин Московской области пошли под суд за то, что за взятки снабдили фальшивыми паспортами 31 чел. Эти сотрудники также выдали 50 ложных разрешений на прописку, в том числе некоторым «ворам-рецидивистам», вероятно освобожденным из Гулага по июльской амнистии 1945 г., но утратившим право жить вблизи крупных городов⁷⁷. Историк Дон Фильцер обращает внимание на дела сотрудников отделов кадров, которые брали деньги за выдачу фальшивых паспортов либо незаконное оформление уволенным или ушедшим без разрешения рабочим бумаг, ложно удостоверяющих, что те оставили работу по уважительной причине. Без этих официальных удостоверений их не рискнули бы взять в другом месте⁷⁸.

Случаев, когда граждане «давали на лапу» бюрократам, чтобы получить сфальсифицированные документы, не счесть. В Украинской ССР следователи доказали множество противозаконных платежей работникам загсов. К примеру, в 1948 г. некто В. П. Данилюк заплатил за получение свидетельства о том, что он родился не в 1928, а в 1926 г., избавлявшего его от призыва в армию. Данилюк также якобы предлагал взятку за поддельный военный билет, который указывал бы, что он состоит в запасе⁷⁹. Согласно справке Комиссии партийного контроля (КПК) за 1951 г., начальник отдела кадров одного из учреждений МГБ за взятку выдал одному человеку документ с подправленным послужным списком, в котором не упоминалось неприятное дисциплинарное взыскание, имевшее место в трудовой биографии последнего⁸⁰. Сотрудники милиции могли стряпать бумаги с искаженными сведениями о прописке, трудовом стаже, судимостях.

В системе, где то и дело требовались документы для подтверждения истории заболеваний, немалой долей власти обладал медицинский персонал. Врачи выдавали бумаги, которые, объявляя человека тяжелобольным или инвалидом, помогали ему получить освобождение от службы в армии, разрешение на смену места работы, оправдать опоздание или невыход на работу, оформить пенсию по болезни, инвалидности, старости⁸¹. Взятки врачам позволяли избежать нежелательной работы или призыва на военную службу. Например, следствие обнаружило, что в 1942-1946 гг. три старших инспектора ленинградской больницы выдали ряду лиц фиктивные документы о хронических заболеваниях, которые помогли получателям отвертеться от определенных назначений и получить незаслуженные льготы. По этому делу проходили 20 взяткодателей⁸². В 1946 г. дантист заводской поликлиники в Сталинграде взял 16 кг яблок и 50 руб. за оформление работнику больничного листа, которым тот прикрывал неоправданное отсутствие на рабочем месте. Согласно докладу прокуратуры, отделы кадров предупреждались о необходимости тщательно проверять медицинские документы, так как справки от врачей, предъявляемые работниками в качестве причины невыхода на работу, весьма часто бывали получены за взятки. Расследование 1951 г. вскрыло подобную ситуацию в Ровно. Секретарь центральной городской поликлиники брал от 500 до 1 500 руб. за выдачу бумаг, ложно удостоверяющих инвалидность, людям, которые покидали место работы без надлежащего разрешения⁸³.

Ветеринарам должность тоже позволяла извлекать прибыль. В 1946 г. один ветеринарный инспектор брал по 3-5 тыс. руб. у торговцев за незаконно выдаваемые разрешения на продажу мяса животных, забитых в слишком молодом возрасте. Точно так же ветеринары могли получать деньги за дозволение торговать на рынке протухшим мясом. В октябре 1949 г. ветеринар из Измайловской области Украинской ССР был осужден за то, что систематически вымогал у граждан, просивших его о ветеринарной помощи своему скоту, «магарыч». Это арабское слово означает подарок в виде съестного, который преподносился при покупке чего-либо, зачастую лошадей. Обычно его использовали для обозначения продуктов или напитков, получаемых, вопреки закону, должностным лицом от просителей в обмен на какую-то услугу⁸⁴.

Еще одну плодородную ниву представляло собой высшее образование. Например, декан факультета Харьковского стоматологического института, заведующие его приемным покоем и лабораторией за деньги выдали ложные ведомости о сдаче экзаменов 11 студентами. Институт резервировал несколько мест для детей солдат, погибших на фронте. Прокуратура утверждала, что заместитель министра здравоохранения Белоусов дал взятку, чтобы одно из таких мест отдали дочери его близкого друга, хотя та провалила два экзамена. В КПК пришло анонимное письмо, автор которого заявлял, что из-за противозаконных действий Белоусова не смог поступить в институт⁸⁵.

Кризис в сельском хозяйстве помог созданию условий для еще одного типа теневых сделок между гражданами и должностными лицами. По данным следствия, колхозники и колхозное руководство предлагали взятки сотрудникам Министерства заготовок, стремясь избежать обязательных поставок продовольствия государству. В особенности во время голода 1946-1947 гг. они платили агентам-заготовителям, чтобы те уменьшили задания по сдаче или посмотрели сквозь пальцы на несдачу мяса, хлеба и другой продукции. Заготовители выдавали квитанции на несданное продовольствие, удостоверяя выполнение крестьянами своих обязательств⁸⁶. Как обнаружили следователи в Рязанской области, заготовитель «систематически получал от колхозников взятки, за что выписывал квитанции – фиктивные, на якобы принятый от них картофель…»⁸⁷. В Краснодарском крае колхозники платили заготовителям за освобождение от мясозаготовок. Многие колхозные председатели поднаторели в том, как откупаться от местных властей.

Взяточничество на рабочем месте принимало разнообразные формы и выполняло множество функций, позволяя людям получить и сохранить работу, продвинуться по карьерной лестнице. Благодаря взяткам и руководители, и рядовые служащие извлекали из собственной должности дополнительный доход. Взятки могли также защитить их от нежелательного внимания инспекторов, контролеров и прочих представителей власти, которые постоянно заглядывали им через плечо. В системе, где аудиторы встречались практически на каждом шагу, наблюдая за деятельностью громадного бюрократического аппарата, многие «проверяющие» занимали положение, весьма удобное для взаимовыгодных сделок⁸⁸. Во многих случаях, приводимых в судебных и партийных архивах, руководители, бухгалтеры и другие служащие платили откуп за сокрытие информации о нецелевом расходовании средств или исчезновении товаров, зачастую перепроданных на черном рынке. В одном деле 1949 г. фигурировал инспектор Министерства финансов в Одессе, который вымогал взятки, когда обнаруживал при проверке недостачу денег. Глава МВД признавался Сталину в 1947 г., что взяточничество есть среди сотрудников органов внутреннего контроля, которые берут взятки за утаивание выявленных преступлений – хищений, растрат, недостач⁸⁹.

Иной раз работники откупались, чтобы скрыть тайное производство товаров для черного рынка или «левый» доход, полученный благодаря незаконной эксплуатации машин и оборудования своего предприятия. Например, колхозники платили инспекторам за молчание об использовании ими колхозного сельхозинвентаря в личных целях. В 1946 г. один литовский колхозник будто бы заплатил 2 тыс. руб. председателю местного исполкома, дабы утаить тот факт, что он пользовался валяльной машиной и молотилкой ради собственной наживы⁹⁰. В этот период предприятия такого рода, по всей видимости, работали обычно в небольших масштабах, силами нескольких человек.

Приток трофейных товаров из восточной Германии стал большим подарком для подпольной экономики. Солдаты оккупационных войск, очищая дома и квартиры от их содержимого, отсылали последнее в Советский Союз. Львиная доля их добычи – мебель, произведения искусства, ковры, ювелирные изделия, пианино, велосипеды, автомобили – в итоге попадала на черный рынок. Торговцы нелегально продавали, перепродавали, распространяли все это, перекачивая огромные прибыли от сбыта дефицитных вещей и предметов роскоши в нелегальную и полулегальную теневую экономику. Приобретение и распространение трофеев зачастую формально являлись противозаконными деяниями, которые допускались и покрывались благодаря взяткам. Многие трофейные вещи с черного рынка оказывались в домах солдат и особенно офицеров. Другие товары находили дорогу на новенькие дачи представителей партийной, военной и культурной элиты. Неудивительно, что их приобретение нередко облегчали -или прикрывали – при помощи взяток.

Еще одной отраслью экономики, где особенно процветали платежи из-под полы, были производство и сбыт потребительских товаров. Так называемые промысловые кооперативы предоставляли благодатную почву для махинаций, включая замысловатую паутину взяточничества. Хозяйство сталинской эпохи, делавшее упор на тяжелую индустрию и военное производство, потребительскими товарами глубоко пренебрегало. Хотя они пользовались большим спросом, малоразвитая легкая промышленность страны выпускала их в прискорбно недостаточном количестве. Один из способов обеспечить снабжение дефицитными товарами заключался в организации «промысловой кооперации», объединявшей мелкие кустарные цеха по производству потребительских товаров, чья работа регулировалась государством. Кустари в этих официальных цехах изготавливали такие остро необходимые вещи, как одежду, домашнюю утварь, строительные материалы.

За кулисами, однако, подобные кооперативы в своей формальной деятельности сталкивались с большими проблемами. В 19491950 гг. расследование крупного дела о коррупции в нескольких промысловых кооперативах Московской области выявило сложную схему взяточничества, которая простиралась от поставщиков сырья и директоров магазинов до главы Союза кооперативов, инженеров и бухгалтеров⁹¹. Кооперативы, попавшие под следствие, выпускали продукцию, которая либо являлась предметами первой необходимости, либо повышала качество жизни советских людей: например, мебель, резиновые сапоги, детские мячики, пластиковые скатерти. Желанность хороших игрушек для детей, приличной мебели, товаров для дома и обуви для семьи из рабочего или среднего класса невозможно переоценить. Кустарным мастерским требовалось труднодоступное сырье, в том числе дерево, пластик, резина, цинк. В деле кооперативного предприятия из Московской области под обличьем «социалистического» цеха в действительности долго маскировался незаконный «капиталистический» бизнес. Нелегальный цех сумел приобрести необходимое сырье, производить товары, пользовавшиеся огромным спросом, занять свою рыночную нишу и найти массу покупателей.

Своими успехами цех в немалой степени был обязан тому, что его организаторы не только подкупали поставщиков сырья, но и платили взятки в сотни тысяч рублей должностным лицам кооперативной системы всех рангов. По утверждению прокуратуры, эта сложная схема махинаций вылилась в присвоение государственных средств на сумму свыше 5 млн руб. Прокуратура, привлекшая к делу своих лучших следователей, направляла доклады о ходе следствия лично Сталину. Можно с уверенностью сказать, что подобные цеха, занимавшиеся подпольным производством потребительских товаров, отнюдь не были редкостью по всей стране; щедрые взятки ответственным работникам на ключевых должностях позволяли этим предприятиям процветать⁹².

Многие архивные источники описывают и порицают традиционную практику «подношений» начальству на работе. Этот советизированный феномен имел давние прецеденты еще при царизме (о чем говорилось в начале этой главы)⁹³.

Практика подношений не только преодолела революционный рубеж в 1917 г., приняв особые, жизнеспособные советские формы; она и войну пережила невредимой, если не усилившейся. В советские времена подношения выстроились в пирамидальную структуру взяточничества. Государственные служащие на низших уровнях бюрократии «стригли» граждан, существенно повышая собственные доходы, а затем сами регулярно платили дань вышестоящим в иерархии. Они участвовали в этом процессе, чтобы получить и сохранить место, установить надежные и прочные сети связей, подняться по карьерной лестнице. В значительной мере данное явление было результатом отсутствия меритократических механизмов карьерного продвижения и, соответственно, зависимости большинства служащих от непредсказуемых действий их непосредственных начальников. Хозяйственные и партийные элиты на верхушке иерархии принимали «подношения» от работников многих нижестоящих звеньев, чье пребывание в должности зависело от них. В материалах одного расследования прокуратуры такая практика называется «подарками начальству или “нужным людям”»⁹⁴. Дорогостоящие дары начальникам могли включать такие услуги, как организация банкетов или иной способ «угощать нужных людей». Не совсем ясно, полагали ли сами служащие подобные подношения добровольными или вынужденными. Разумеется, некоторые считали, что у них просто нет иного выбора, кроме как набивать карман боссам, если они хотят сохранить работу или влезть на ступеньку повыше; другие же надеялись завязать позитивные, взаимовыгодные личные отношения, льстя вышестоящим либо угождая им по-другому – не скупясь на презенты.

В розничной торговле, когда государство полностью управляло производством и распределением товаров, неофициальные отношения цвели пышным цветом. Как выразился Стивен Коткин, «социалистическая торговля была настоящей школой внутриведомственного воровства»⁹⁵. В одном варианте подношений люди платили взятки с целью получить работу, на которой они смогут брать взятки, – своего рода спекулятивная инвестиция в будущий доход. Амбициозные личности вступали в сделки, чтобы обеспечить себе хорошую должность из тех, что служили наилучшими источниками обогащения, например директора магазина или заведующего складом⁹⁶. В декабре 1949 г. директор головного ведомства одной из отраслей розничной торговой сети г. Москвы принял в качестве взятки 11 тыс. руб., 10 кресел, 2 зеркала, кровать, стол, лампу и радиоприемник за назначение кого-то на пост директора магазина № 41. Аналогично в докладе, присланном генеральному прокурору Сафонову в июне 1952 г., отмечалось, что в Красноводске пять человек дали взятки, чтобы получить выгодные места директоров розничных магазинов⁹⁷. По утверждению прокуратуры, эти директора извлекали выгоду из своего положения несколькими способами. Они получали откаты от работников, которые запрашивали с покупателей лишнего за остродефицитные товары, присваивали часть выручки и товаров магазина и наживались, торгуя на черным рынке дефицитной продукцией, поступавшей в магазин. Всех пятерых приговорили к 10 годам заключения.

Пищевая промышленность, которая контролировала дефицитные продукты, пользовавшиеся большим спросом, также предоставляла благодатную почву для коррупции⁹⁸. Разумеется, катастрофически низкий уровень производства продовольствия в послевоенные годы вызвал пристальное внимание к пищевой промышленности, что позволяло выявлять нарушения и находить козлов отпущения. И, хотя в ряде случаев, по-видимому, имелись политические резоны для преследования некоторых ответственных работников, оказавшихся не на той стороне среди местных элит, служебная переписка показывает, что схемы, аналогичные тем, которые были выявлены в ходе этих прицельных расследований, считались довольно широко распространенными.

В неподписанном письме от 2 октября 1946 г., обличающем директоров ряда хлебных магазинов, а в сущности руководство всесоюзной сети производства и распределения хлеба («Главхлеб»), приводятся подробности, по-видимому, типичной практики в розничной торговле⁹⁹. Прежде всего желающий получить должность директора магазина должен был дать взятку высокопоставленному работнику Главхлеба. Описывая по-настоящему конкурентный «рынок» (как должностей, так и доходов, которые они приносили), автор письма поясняет, что чем больше заплатишь, тем более прибыльное директорское место купишь. Руководящий пост в магазине, где бойко идет торговля, обходился дороже всего, но и представлял собой самую ценную долгосрочную инвестицию. Затем незаконные выплаты гарантировали постоянную поставку качественного товара. Автор четко подытоживал эту систему, заявляя, что глава хлебопекарного треста получал от 1 до 2 тыс. руб. с каждого работника магазина № 110. Чтобы иметь деньги на откаты начальству, продавцы обманывали покупателей, завершая тем самым «пищевую цепочку»: «Кругом обман покупателя… Директор ничего не боялся, брал взятки с продавцов, а продавцы обвешивали покупателя».

Такой же донос в начале 1951 г. поступил от двух человек, которые утверждали, что директор московского Центрального универмага (ЦУМ) берет взятки со служащих и продавцов. Это заявление звучит правдоподобно¹⁰⁰, и поистине масса рассказов свидетельствует о существовании в розничной торговле взаимовыгодных отношений на основе взяточничества¹⁰¹. Продавцы платили начальникам за право безнаказанно обкрадывать покупателей и сам магазин. В одном гневном анонимном доносе обличались аналогичные злоупотребления в магазине № 50 и говорилось, что директор требует с подчиненных взятки за сохранение места¹⁰². Десять сотрудников отказались платить, по их словам, вымогавшиеся у них «подарки» и были уволены. Заключение следователей – что обвинения «не подтверждены» – кажется, мягко говоря, неубедительным.

В качестве еще одного варианта коррупции внутри советского экономического левиафана фигурировали подношения сотрудникам всесоюзных и республиканских экономических министерств от персонала подведомственных им предприятий. В ходе одного расследования в апреле 1950 г., опять касающегося хлебной промышленности, КПК вскрыла давние связи такого рода в Министерстве продовольствия РСФСР¹⁰³. В 1946-1949 гг. директор куйбышевского хлебозавода № 9 Дворянчиков преподносил ценные подарки ключевым сотрудникам министерства, в том числе главному инженеру главка и заведующему отделом снабжения. 20 апреля 1947 г. Дворянчиков и его помощник наведались в Москву, прихватив с собой тюки с мукой, маслом, вареньем, сахаром и 200 кг сосисок для раздачи руководящим работникам Росглавхлеба. По словам следователя КПК, поехав в столицу с этими «подарками» в первый раз, Дворянчиков с помощником перепугались, когда кто-то на станции Казань стал проверять их багаж. Боясь неудобных вопросов при обнаружении такого количества продуктов, они попросту сбежали, бросив тюки на станции. Позже они совершили свое путешествие повторно, с новым запасом продуктов. На сей раз они успешно передали дорогостоящие презенты сестре высокопоставленного сотрудника Министерства продовольствия.

Спиртовая промышленность представляет собой другой пример одного из главных – и естественных – мест укоренения системы подношений на высшем уровне. Руководители предприятий отрасли охотно раздавали желанные дары в нужные руки среди местных властных элит. Секретари обкомов часто пользовались их щедростью. Власти в послевоенные годы издавали разнообразные законы, запрещавшие сотрудникам хозяйственных министерств делать ценные подарки работникам местных парторганизаций, которым поручено за ними надзирать (и родным этих работников), что свидетельствует о серьезности проблемы. По этому вопросу было принято специальное решение ЦК ВКП(б) об опасности «сращивания»¹⁰⁴. Партийная верхушка, видимо, понимала, что получение подобных подарков пагубно сказывается на независимости (или преданности) политических руководителей на местах. Расследование эпидемии хищений в спиртовой промышленности Ульяновской области в 1949 г. вскрыло связи между сотрудниками ульяновского Спиртотреста и персоналом различных звеньев областной администрации¹⁰⁵. Будучи выведены на чистую воду, правонарушители попытались подкупить следователей спиртом. По словам одного инспектора, проводившего расследование на спиртзаводе, он, проснувшись в своем гостиничном номере, обнаружил там 2,5 литра спирта с того самого завода. Перед его отъездом из города в номере загадочным образом «появились» еще 20 литров.

В 1947 г. второй инспектор получил от директора спиртзавода 10 тыс. руб., и несколько аудиторов приняли немалые взятки¹⁰⁶.

Судя по итогам одного крупного расследования, в рыбной промышленности к подношениям подходили по-своему и творчески. В январе 1951 г. КПК рассматривала дело о дорогостоящих и неуместных подарках нижестоящих сотрудников Министерства рыбной промышленности вышестоящим¹⁰⁷. Следователи обвинили министра рыбной промышленности и его заместителя в злоупотреблении служебным положением, поскольку те приняли восемь котиковых шкурок и несколько шкурок черно-бурой лисицы, общей стоимостью 3,2 тыс. руб., от своего подчиненного, начальника Сахалинского главного управления рыбной промышленности. Последний прислал эти дары в министерство в Москву (за государственный счет). Заместитель министра, со своей стороны, взял три набора шахмат, вырезанных из мамонтовой кости, у директора Якутского рыбного треста. В 1944 г. он поехал в Москву и презентовал министру два набора, стоившие 2 тыс. руб. каждый. Эти люди, «используя свое служебное положение, принимали бесплатные подарки от подчиненных им работников и тем самым создавали в министерстве обстановку подхалимства и угодничества»¹⁰⁸. Министр также получил в подарок скрипку, присланную ему заместителем из Германии. Признавшись, что принял инструмент, он сказал в свою защиту: «Эта скрипка не является скрипкой Страдивариуса».

Дело Министерства рыбной промышленности иллюстрирует два важных момента. Во-первых, давняя практика подношений по-прежнему имела место в советское время, директора предприятий и их подчиненные продолжали раздавать подарки вышестоящим в хозяйственно-административной иерархии. Во-вторых, высокопоставленные должностные лица принимали ценности от подчиненных с явной беспечностью, как будто это в порядке вещей. После расследования оба обвиняемых отделались предупреждением. Приведенные примеры служат также иллюстрацией сложной природы официальной и неофициальной экономики. В чем разница между взяткой, вознаграждением, подарком и любезностью? Между законным, незаконным и полузаконным? Порой и участникам, и прокуратуре было трудно в этом разобраться (так же как нам сейчас).

Еще одна разновидность подношений на рабочем месте предлагалась «в интересах производства» управленцами, которые пытались получить необходимые материалы или ликвидировать узкие места, мешавшие выполнению плановых заданий. В таких случаях обычно главной целью сделки не являлась личная выгода. Заключаемые сделки позволяли заводам, колхозам, даже целым отраслям промышленности работать в соответствии с планом¹⁰⁹. Прокуроры, как правило, понимали, что взятки «в интересах производства» (ради выполнения плана) не преследовали личных целей, и потому относились к ним иначе, чем ко взяткам, мотивированным корыстью¹¹⁰. Конечно, и в данном случае взяткодатель мог косвенно выиграть: например, получить премию большего размера, если его предприятие выполнит план. Тем не менее для этой категории операций индивидуальная прибыль не служила главной причиной.

Забота о выполнении планов обязательных поставок колхозами, к примеру, толкала на незаконные сделки сельское руководство. Начальник и инженер Пушкинского районного отделения Мособлэнерго в 1946 г. принимали от колхозов взятки за ускорение работ по электрификации хозяйств¹¹¹. Они брали их наличными и в виде нескольких тонн овощей, которые, вероятно, продали на черном рынке. В 1950 г. партийные контролеры наложили взыскание на колхозного председателя из Таджикистана, дававшего взятки, чтобы получить остро необходимые удобрения, которые он из-за трудностей снабжения не мог приобрести в обычном порядке¹¹². Председатель разослал эмиссаров по химическим заводам области добывать удобрения в обход соответствующих плановых органов. Не сумев достать нужное легальным путем, они купили удобрения по высоким ценам, потратив 150 тыс. руб. из колхозных средств. В бухгалтерской отчетности колхоза этот расход скрыли, занизив выручку от продажи сухофруктов. Важно отметить: не было никаких доказательств, что (согласно докладу) «честный» председатель взял хоть какую-то часть денег себе и вообще имел «жадные или корыстные» мотивы. В его пользу говорил и тот факт, что колхоз управлялся хорошо, ежегодно повышал урожаи хлопка и выполнял свои обязательства перед государством. Председатель получил только «строгий выговор»¹¹³.

Для успеха любого хозяйственного предприятия важнейшее значение имел надежный транспорт. Железнодорожники часто требовали с предприятий дополнительную мзду. Плановая экономика и ускоренная индустриализация 1930-х гг. дали им чрезвычайную власть. Руководители предприятий иногда заключали сделки с руководством железных дорог, чтобы гарантировать доставку дефицитного сырья или преодолеть перебои в снабжении, столь обычные для планового хозяйства. Порой участники сделок маскировали взятки под «комиссионные» или «премии» железнодорожным работникам и выплачивали их из фондов предприятия.