Текст книги "Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953"
Автор книги: Джеймс Хайнцен
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)
По многим из тех же причин, которые позволяли судьям и адвокатам извлекать выгоду из своего служебного положения, работники прокуратуры тоже имели массу возможностей требовать незаконную плату как во время, так и после войны. Прокуратура играла в советском государстве важнейшую роль, как ведомство, следившее за тем, чтобы законы режима неукоснительно проводились в жизнь по всей стране. Ленин писал в статье 1922 г. «О “двойном” подчинении и законности»: «Прокурор имеет право и обязан делать только одно: следить за установлением действительно единообразного понимания законности во всей республике, несмотря ни на какие местные различия и вопреки каким бы то ни было местным влияниям… Прокурор отвечает за то, чтобы ни одно решение ни одной местной власти не расходилось с законом, и только с этой точки зрения прокурор обязан опротестовывать всякое незаконное решение, причем прокурор не вправе приостанавливать решения, а обязан только принять меры к тому, чтобы понимание законности установилось абсолютно одинаковое во всей республике»74.
Политика режима, направленная на борьбу с преступлениями против советской экономики и социалистической собственности, заставляла прокуроров тесно контактировать с большим количеством предполагаемых преступников. В советской системе, как и в большинстве континентальных европейских правовых систем, следователи прокуратуры, а не милиция, занимались уголовными расследованиями, допрашивали подозреваемых и свидетелей75. В Куйбышеве судили помощника прокурора и троих следователей, которые во время войны брали взятки наличными и натурой за то, что закрывали дела рабочих, «дезертировавших» с заводов военного назначения. По декабрьскому закону 1941 г. против дезертирства с предприятий ключевых оборонных отраслей такие рабочие должны были получить от 5 до 8 лет лагерей. Взяв у обвиняемых деньги, прокурорские работники прекращали следствие по их делам под предлогом недостаточной доказательной базы. Когда эта четверка сама попала под суд, ее членов приговорили в 1946 г. к заключению на срок от 8 до 10 лет за взяточничество76. Другие принимали «подарки» за помощь. Военный прокурор И. С. Разно принял от жены обвиняемого двое золотых часов, золотое кольцо и металлическую цепочку. Через три дня он устроил, чтобы обвиняемого осудили условно. Позже Разно судили за получение взяток и приговорили к 5 годам лагерей77.
В государственных и партийных архивах содержится много примеров того, как служащие колхозной администрации откупались от следователей прокуратуры, дабы избежать ареста или преследования за воровство или порчу госсобственности. В одном деле 1946 г. бригадир колхоза «Завет Ильича» нечаянно вызвал пожар, который уничтожил зерно в амбаре78. Боясь уголовной ответственности, он через посредника отдал следователю 100 кг зерна, чтобы найти способ выкрутиться. Следователь неправомерно приостановил дело. Факт этот вскрылся благодаря тому, что несколько колхозников подслушали, как бригадир хвастался сделкой. Взяткодатель получил 2 года лишения свободы; следователь – 5 лет79.
Положение также позволяло прокурорам вымогать взятки, угрожая неподатливым подозреваемым такими негативными последствиями, как арест, дополнительные уголовные обвинения, более длительный срок приговора. Нарушения трудовой дисциплины на предприятиях, работавших на военные нужды, стимулировали попытки вымогательства денег. В деле, описанном в докладе прокуратуры в начале 1947 г., помощник прокурора Ленинского района г. Баку Аждар Рагимов расследовал обвинения в дезертирстве против группы подростков, мобилизованных на военный завод80. Рагимов вызвал подростков к себе в кабинет и потребовал по 2 тыс. руб. с каждого, обещая, что их тогда выпустят из тюрьмы и предъявят им сравнительно менее тяжкое обвинение в «прогуле» по постановлению от 26 июня 1940 г. (вместо более серьезного обвинения в «дезертирстве»). Заплатив Рагимову каждый по 500 руб., юноши тут же вернулись на завод и рассказали о шантаже секретарю партийной организации. Рагимов получил 7 лет лишения свободы за вымогательство взятки.
Обвиняемые в хищении госсобственности особенно стремились вступить в сделку с прокурорскими работниками. В 1949 г. следователь прокуратуры Сталинского района г. Иваново, говорят, вытряс 1 000 руб. из некой Понжиной, которую обвиняли в краже 419 руб.81 Согласно докладу КПК, тот же следователь позднее вымогал взятку у обвинявшегося в воровстве работника хлебозавода. Он также приостановил два дела о хулиганстве, после того как обвиняемые и их отец устроили ему угощение с водкой. Впоследствии этот следователь попал под суд и получил приговор к 10 годам заключения82.
Следователи, занимавшиеся преступной деятельностью на некоторых предприятиях, тоже имели хорошую возможность вымогать взятки. Руководители предприятий пищевой и спиртовой промышленности преподносили работникам прокуратуры обильные дары, уберегая своих сотрудников от ареста за нелегальную спекуляцию на черном рынке и другие хозяйственные преступления. Они подкармливали местных должностных лиц дефицитными продуктами и ликерами, неофициально снабжая также их окружение. Старший инспектор Саратовской городской прокуратуры М. С. Лобанов, отвечавший за расследование злоупотреблений в местной спиртовой и табачной промышленности, принимал подарки за прекращение уголовных дел83. По данным следствия, завершенного в мае 1949 г., он «бесплатно получал на табачной фабрике папиросы, пиво на пивзаводе». По словам следователей, местной милиции и прокуратуре, когда те принимались расследовать нарушения на хозяйственных предприятиях, часто затыкали рот «знаками благодарности», как правило, бесплатными продуктами и спиртным.
Разумеется, многим прокурорским работникам предоставлялась отличная возможность получать подобные «подарки» от руководителей предприятий своего региона. В апреле 1950 г. Комиссия партийного контроля рассматривала дело заместителя прокурора Красноярского края В. С. Бабенко, обвинявшегося в получении мясопродуктов и спиртного в подарок от подозреваемых, которые сами обвинялись в хищении государственной собственности84. По материалам следствия, «группа преступников» из мясного треста, включая директора треста, главного инженера, бухгалтера и снабженца, продавала на черном рынке украденные мясо и спиртное. Свои делишки она прикрывала при помощи подарков прокуратуре. Собственно, сотрудники мясного треста подносили подарки многим руководящим кадрам края, в том числе высокопоставленным работникам прокуратуры и Министерства государственной безопасности, начальнику железной дороги и заместителю заведующего отделом кадров крайкома партии. Кроме того, работники прокуратуры «под видом технических нужд» получали спиртное от красноярского ликеро-водочного треста и продали на сторону 780 литров «на личные нужды». Тресты использовали доступ к ценным дефицитным товарам, чтобы откупаться от властных элит края. Например, на октябрьские праздники 1946 г. мясом обеспечили широкий круг партийных и советских работников. В феврале 1946 г. аппарат ликеро-водочного треста раздал 40 литров спиртного членам делегации, которая отправлялась в Москву представлять Красноярский край на сессии Верховного Совета. Прокурор тогда за подарки в виде спиртного прекратил расследование этих злоупотреблений. Следователи КПК пришли к заключению, что большая часть краевого руководства (включая партийных руководителей, начальника милиции и председателя крайисполкома) знала о ситуации, но ничего не делала, порой храня молчание в обмен на подарки. За участие в подобных махинациях заместитель прокурора Бабенко получил в апреле 1950 г. всего лишь строгий выговор, вероятно, благодаря хорошим связям в местной политической структуре85.
Собственно, тенденция к более строгим наказаниям за взяточничество в конце войны возникла отчасти потому, что провинциальные прокуроры и другие должностные лица на местах так легко поддавались мелким соблазнам86. По данным подробного исследования взяточничества в Украинской ССР в 1949 г., большинство взяток, предлагавшихся милиционерам, судьям, работникам прокуратуры (и принимавшихся ими), были очень невелики – от 50 до 200 руб. В западноукраинской деревне самой популярной взяткой служили продукты питания87. Разумеется, представителей высшего руководства беспокоило, что попустительство местной прокуратуры за столь скромные подарки уменьшает способность государства проводить в жизнь свои законы, ограничивая тем самым сферу влияния центральной власти. Как показывают приведенные примеры, в первые послевоенные годы, и особенно в сельской местности, взятки часто предлагались натурой, а не наличными, иногда – тем и другим вместе. В экономике дефицита даже взятки могут демонетизироваться. (К тому же взятку легче замаскировать, если давать ее не деньгами; взятки в форме продовольствия или других товаров проще прикрыть традициями подношения88.) В одном деле, поступившем в КПК, российский прокурор призналась, что брала у родственников обвиняемых подарки деньгами и продовольствием «в небольших размерах». В 1946 г. родственник человека, обвинявшегося в краже 10 кг кожи, придя к ней на квартиру, презентовал ей 500 руб., шмат сала и 900 г сосисок. Другую взятку составляли (помимо прочих вещей) два с половиной метра шелковой материи, два куска шпика, 400 г масла, 45 яиц, утка, цыпленок и 500 г сметаны89. Такие маленькие платежи натурой являлись общей чертой подарков должностным лицам в знак скрепления сделки.
Заключение: Формальные каналы и неформальные отношенияЧто говорят нам эти сведения об анатомии взятки в органах охраны правопорядка и уголовной юстиции времен позднего сталинизма? Историки, естественно, приложили много усилий, описывая массовые аресты и суровые наказания сталинской эпохи, что служит рамками для анализа взяточничества в послевоенной правовой системе. Вопрос, как и почему милиция, судьи и прокуроры могли извлекать прибыль из своего служебного положения, однако, не изучен в подробностях. Вообще коррупция возникает при таких условиях, когда люди уверены, что выгода от нее перевешивает сопутствующие ей риски. После войны приговоры за «контрреволюционные» преступления встречались довольно редко по сравнению с 1930-ми гг. Гораздо чаще сроки от 7 до 25 лет отвешивали обычные суды. Но рьяное послевоенное преследование неполитических преступлений против государственной собственности и экономики возымели неожиданное последствие – обжалования с целью отмены или смягчения чудовищных приговоров. В суды хлынули сотни тысяч дел, зачастую вызывавших справедливое возмущение.
В Советском Союзе взяточничество выполняло функции как подспорья, так и помехи. Порой оно позволяло сталинской правовой системе быстрее преодолевать крупные препятствия. Как указывают Йорам Горлицкий и Питер Соломон, указы от 4 июня закрыли лазейку, которой могли пользоваться судьи для смягчения обязательных приговоров или прекращения дел ввиду смягчающих либо чрезвычайных обстоятельств90. Такое сужение свободы действий суда в негибкой сталинской правовой системе сделало «подковерное» решение трудноразрешимых на вид проблем еще привлекательнее. К тому же властные отношения подразумевали неравное распределение наказаний в зависимости от связей, партийности и прочих «субъективных» факторов. Мысль, что человек со связями при взаимодействии с бюрократией находится в выигрышном положении, усиливала ощущение несправедливости. Представители элиты, участвуя в коррупционной деятельности, естественно, имели большое преимущество, если, конечно, не становились жертвами политической кампании, фракционной борьбы или личной вендетты. Люди без влиятельных знакомств склонялись к тому, чтобы купить особое внимание, которого иначе не удостоились бы. Удачная взятка ненадолго обеспечивала простому человеку привилегированное отношение, которым пользовались люди со связями. Подарок нужному лицу в правовой системе временно выравнивал игровое поле.
Взяточничество также позволяло людям обходить непонятные или иррациональные юридические процедуры. Отдельным индивидам трудно было получить достоверную информацию о том, как добиться удовлетворения своих претензий от правовой системы. В работе, посвященной подношениям во Франции эпохи раннего Нового времени, Натали Земон Дэвис отмечает, что адвокатам довольно часто дарили продукты, поскольку те могли помочь людям ориентироваться в сложной и казавшейся им чуждой правовой системе91. Что уж говорить о причудливых сталинских юридических лабиринтах, куда люди попадали неожиданно и совершенно деморализованными. Сделки из-под полы с участием сотрудников правоохранительных органов, по сути, представляли собой рациональный ответ как со стороны советского народа перед лицом произвольных арестов в массовом порядке, так и со стороны замордованных милиции, прокуратуры, судебных властей, пытающихся с ними справиться. В свете этого взяточничество в правовой системе можно рассматривать как логичную реакцию на партийно-государственную структуру, мало уважавшую суды, правовые процедуры и равенство граждан перед законом92. Просители находили много судебных, милицейских и прокурорских работников, согласных на переговоры, и не испытывали недостатка в посредниках, готовых устраивать сделки, что лишь усиливало стимул к теневым соглашениям. Коррупция в правовой системе, можно сказать, минимизировала ущерб от драконовских законов и давления на судей и прокуроров в сторону обвинительного уклона. Можно также утверждать, что взяточничество, как и подношения чиновникам до революции, до некоторой степени компенсировало маленькие оклады должностных лиц и потому выполняло своего рода положительную экономическую функцию в то время, когда значительная часть госслужащих существовала еле-еле на уровне прожиточного минимума93. (То же самое относится к адвокатскому «миксту».)
В целом, однако, взятки в судах в некоторых отношениях обостряли проблемы, которые призваны были решать. Они добавляли недовольства нечестным распределением правосудия, основанным не на существе дела, а на вмешательстве могущественных (и оплаченных) внеправовых «контактов». Возникающее в результате ощущение несправедливости еще сильнее дискредитировало всю правовую систему и вело к росту дистанции между «обществом» и «правителями», между «нами» и «ними». Ходили слухи, что кого-нибудь необходимо «подмазать» в том или ином регионе, городе, суде, побуждая еще больше людей прибегать ко взяткам. Коррупция, по сути, являлась одновременно и проблемой, и решением. Если имеешь дело с коррумпированным бюрократическим аппаратом, один из немногочисленных вариантов – незаконная плата. Как часто бывает, коррупция порождала коррупцию, сама себя раскручивая и усиливая.
Отношение к правоохранительным ведомствам в послевоенный сталинский период свидетельствует о широко распространенной в народе уверенности, что официальные каналы попросту неэффективны и нечестны. Спрос на урегулирование юридических проблем «с заднего крыльца» подпитывался отчаянной ситуацией: арестами людей за преступления, влекущие за собой долгие сроки лишения свободы, нехваткой кадров для оказания необходимых услуг, непостижимыми и непролазными бюрократическими дебрями, чувством, что добиваться чего-либо от неповоротливой и неотзывчивой администрации официальными средствами бесполезно. Таким образом, у многих людей появлялся мотив искать неформального, персонализированного разрешения своих трудностей. Система назначаемых судом адвокатов с небольшими зарплатами мало годилась для того, чтобы представлять интересы и права подзащитных, зато прекрасно способствовала установлению неформальных отношений с судьями (за определенную цену). Многие клиенты полагали, что должны либо приплатить адвокату, чтобы он уделил достаточно внимания их делу, либо (иногда одновременно) заключить какое-то другое внеправовое соглашение, например дать взятку судье.
Сталинские репрессии, конечно, не могли искоренить такие теневые отношения. Фактически эти отношения действовали как важнейшие механизмы внутри советской бюрократии94. В то время как партия-государство после войны изо всех сил старалось вернуть общество в свои тиски, культуры взаимности (порой принимая обличье взяточничества) помогали людям маневрировать, чтобы сохранить или приобрести преимущество. В случае правоохранительных органов взяточничество представляло собой нечто вроде программы «наличные – за амнистию». Дачу взяток можно рассматривать как естественную реакцию общества на советских чиновников, которые у всех на виду безнаказанно злоупотребляли служебным положением.
Советское государство претендовало на преобразование культуры мелкого взяточничества, заразившей бюрократию. Режим старался понять – а затем взять под контроль, если не уничтожить, – вид преступления «взяточничество». Тем не менее, несмотря на пылкую риторику, несколько факторов мешали серьезной борьбе со взяточничеством. Один из главных послевоенных приоритетов Сталина -защита экономических основ советского социализма, включая государственную собственность, любой ценой – открывал возможности для тех, кто проводил в жизнь карательные законы. То есть режим своей политикой и своими действиями создавал условия для расцвета коррупции, которую пытался искоренить.
Явления, о которых говорилось в этой главе, проливают новый свет на состояние отчаявшегося советского общества, обращавшегося к скомпрометированной правовой системе за защитой от произвольно репрессивного партии-государства, которое регулярно демонстрировало презрение к принципу верховенства закона. Собственно, законы и правовая система, описанные здесь, иллюстрируют очередной способ, каким государство, по сути, заставляло людей действовать вне закона, находить альтернативные пути достижения справедливости.
Как будет показано в следующей главе, в игре под названием «устройство сделок» в Советском Союзе для взятки существовали свои неписаные правила.
Часть II
3. «Слово “взятка” между нами никогда не произносилось»: Повседневная практика и искусство взятки
Взяточничество в позднесталинском СССР представляло собой повседневное явление. В этой главе рассматриваются рискованные взаимодействия между советскими людьми и государственными служащими, принимавшими плату за услуги, которые либо нарушали существующие законы, либо должны были оказываться бесплатно. В данном исследовании утверждается, что взятка – это род переговоров (иногда с элементами принуждения), чаще всего происходивших между просителями и должностными лицами, покупателями и продавцами услуг. В Советском Союзе подобные переговоры породили собственную субкультуру со своим особым языком, ритуалами, установками, методами.
В период позднего сталинизма взяточничество как некий тип сделок с участием представителей всего социального спектра оказалось на пересечении государства, права, теневой экономики и преступности. Конечно, государство и общество не существовали абсолютно раздельно. Госслужащие, которые сегодня брали взятки за выполнение определенных функций, завтра могли сами давать взятки за какие-то иные услуги. Собственно, одно из преимуществ подхода, избранного в данной книге, заключается в рассмотрении обширного «среднего плана» – мелкого (главным образом) подкупа. Явление взяточничества отличалось широкой демократичностью, допуская участие людей из любых сфер советской жизни. Должностных лиц, имевших доступ к дефицитным товарам или ресурсам, соблазняла возможность приторговывать плодами такого доступа. Профессионалы и администраторы принимали взятки; секретари, канцелярские работники, юристы, люди, лишенные иных средств «приработка», выступали посредниками между просителями и должностными лицами. А предлагали взятки все кто угодно – от колхозников и рабочих до инженеров и пенсионеров, – если нуждались в жилье, работе, документах и прочих дефицитных вещах либо если у их родных возникали неприятности с правовой системой.
Как же рядовые советские граждане при Сталине взаимодействовали с людьми, облеченными властью? Взятка была одной из многих неофициальных практик, которые мы называем «коррупцией». Ее можно рассматривать как особую форму неформальных отношений, позволявших многим индивидам, как должностным лицам, так и рядовым гражданам, улаживать дела. Взяточничество представляло собой один тип неофициального обмена между представителями государственной власти и населением. Еще один тип – блат, или взаимные одолжения по знакомству. Социолог Алена Леденева проводит различие между блатом, который не противозаконен, основан на известной степени доверия и дружеских отношениях, не требует немедленной отплаты, – и взяточничеством, которое не обязательно вытекает из личных отношений, предполагает некий платеж и ожидание чего-то взамен, а также является нарушением уголовного кодекса1. Взятка – единовременная выплата, наличными или другими ценностями, при отсутствии отношений между платящим и получающим, тогда как блат подразумевает продолжительные взаимоотношения, основанные на знакомстве и взаимных услугах, а не разовых денежных или иных подарках.
Подобные взаимодействия между должностными лицами и остальным населением проливают свет на те формальные части системы, которые не работали, как планировалось, и подчеркивают брешь между «потребительским» спросом и крайне ограниченным предложением самых необходимых товаров и услуг. Они также позволяют нам изучить опыт рядовых индивидов и драму сложного выбора, который им приходилось делать во времена величайшей нестабильности. Рассматривая этот выбор, не будем впадать в морализаторство, в равной мере неисторичное и самонадеянное. По западным стандартам, взяточничество есть отклонение от нормы. Однако осуждение взяточничества, которое находишь в большей части написанного журналистами и наблюдателями (да и некоторыми учеными), почти никогда не принимает во внимание политические или культурные традиции. В данной книге утверждается, что во многих случаях взяточничество для замешанных в нем вовсе не было отклонением. Порой операции, криминализованные как взяточничество, представляли собой действия, которые многие люди полагали отвечающими человеческим потребностям и ценностям.
Обычно взяточничество считают либо преступлением (при чисто юридическом или криминологическом подходе), либо личным прегрешением (морально осуждаемым злом). Чаще всего, пожалуй, государства видят во взяточничестве и преступление против общества, и некий индивидуальный порок. Советский режим, подобно большинству других, разделял эту точку зрения, осуждая взяточничество одновременно как форму серьезного профессионального правонарушения и как осквернение основополагающих «советских ценностей». Предположу, что иногда сделки со взятками полезнее рассматривать как вид «искусства» – практику, которую мы можем представить своеобразными переговорами, обусловленными культурными контекстами и установками, нежели просто как социально опасное преступление или нравственное зло.
Хотя годы позднего сталинизма являлись переходным периодом, некоторые постоянные факторы наложили свой отпечаток и на этот этап советской истории. Как мы видели, трудности послевоенного восстановления при острой нехватке продовольствия, жилья и других предметов первой необходимости порождали, с одной стороны, огромный спрос на товары и услуги, а с другой стороны, богатые возможности для должностных лиц, способных незаконно приобретать и предлагать их. Партийные руководители с переменным успехом пытались вести борьбу против таких злоупотреблений служебным положением. Неудивительно, что давние традиции «корыстного дарения», по выражению Катрионы Келли, оказалось невозможно уничтожить2.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.