Текст книги "Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953"

Пока следователи нащупывали связи между делами Военной коллегии, Мосгорсуда и Верховного суда РСФСР, открылась большая новая глава скандала. 14 мая 1948 г., через несколько дней после того, как прокуратура объявила о начале следствия в отношении Верховного суда РСФСР, генеральный прокурор Сафонов написал в ЦК, сенсационно заявляя об имеющихся у него убедительных доказательствах, что язва взяточничества поразила главный судебный форум страны – Верховный суд СССР.

Верховный суд СССР являлся высшей судебной инстанцией и по уголовным, и по гражданским делам (толкование конституции относилось к прерогативам Президиума Верховного Совета СССР, а не Верховного суда)⁵⁶. Поскольку ему приходилось рассматривать весьма широкий круг дел, Верховный суд СССР был очень велик: если осенью 1938 г. в нем работали 46 судей, то к 1946 г. их насчитывалось уже 70.

Как показывают архивы прокуратуры, к началу 1948 г. следствие живо интересовалось заместителем председателя Верховного суда СССР А. П. Солодиловым (о самоубийстве которого говорилось в начале этой главы) уже по меньшей мере несколько месяцев. Невозможно выяснить точно, был ли Солодилов виновен во всем, что ему инкриминировали. Есть, однако, существенные материалы и показания свидетелей о том, что он во многих случаях пользовался возможностями вступать в незаконные сделки как минимум с 1943 г.

Впрочем, следствие не ограничилось Солодиловым. С помощью таких сотрудничающих свидетелей, как Чурсина, которая оговаривала практически кого попало, следователи перешли от дел о взяточничестве, очевидно, имевших сильную доказательную базу, к агрессивному преследованию множества других лиц, в отношении которых имелось мало или не имелось вообще никаких доказательств кроме доносов. Прокуратура и партийное начальство, видимо, полагали, что если Солодилов брал взятки, то другие судьи и подавно.

Солодилов родился в крестьянской семье в Щигровском уезде Курской губернии в 1900 г. Пятнадцать месяцев проучился на юридических курсах в 1928-1929 гг. После нескольких лет учебы в институте внешней торговли и партийной работы в Западной Сибири стал в июле 1935 г. судьей Гражданско-судебной коллегии Верховного суда СССР. В октябре 1937 г. Солодилов сменил недавно репрессированного И. Л. Булата на посту председателя Верховного суда РСФСР. В этом качестве он проработал одиннадцать месяцев до сентября 1938 г., когда его вернули в Верховный суд СССР на должность заместителя председателя по гражданским делам⁵⁷.

Уголовному расследованию деятельности Солодилова положил начало сигнал осведомителя, заявившего, что тот незаконно построил в 1947 г. роскошную дачу на деньги, которые накопил благодаря взяткам от просителей, подававших жалобы в Верховный суд. Хотя в тот период закон не запрещал строить дачи на собственные деньги, работники партийного контроля многих обвиняли в растрате средств или присвоении стройматериалов ради незаконного возведения дач⁵⁸. В начале 1948 г. Солодилова вызвали в ЦК и спросили, каким образом он сумел финансировать подозрительное строительство⁵⁹.

К вопросу о солодиловской даче вскоре присоединились утверждения, что он берет взятки⁶⁰. Переписка в архивах Верховного суда, которая велась задолго до расследований 1948 г., показывает, что председатель Верховного суда Голяков получал жалобы на подозрительную деятельность Солодилова еще в 1944 г.⁶¹ В сентябре 1946 г. Управление кадров ЦК передало Голякову письмо с обвинениями Солодилова в получении взяток в связи с несколькими жилищными делами в 1945-1946 гг.⁶² Автор приводил три случая, когда Солодилов оказывал подозрительное влияние на пересмотр решений нижестоящих судов в пользу сторон с очень слабо обоснованными претензиями. На процессе сотрудник Солодилова сказал, что в результате массового наплыва надзорных жалоб в Верховный суд Солодилову поручили принимать посетителей дважды в месяц, чтобы разбирать «завалы» нерассмотренных дел. Он встречался с просителями и в другие дни, разговаривал с ними по телефону. Во время таких личных встреч он якобы и заключал незаконные договоренности с жалобщиками как по гражданским, так и по уголовным делам⁶³.

В январе-мае 1948 г. темпы следствия ускорились. Новый генеральный прокурор Сафонов питал к делу Солодилова личный интерес, даже сам ездил в Бутырскую тюрьму проводить допросы⁶⁴. 14 мая 1948 г. Сафонов послал семистраничную справку о предполагаемых преступлениях Солодилова прямо Сталину и другим высшим партийным руководителям⁶⁵. Справка, изобилующая сенсационными подробностями, знаменует резкую эскалацию скандала⁶⁶. Сафонов утверждает, что Солодилов домогался от некоторых просительниц секса в качестве взятки. По словам генпрокурора, среди работников Верховного суда ходили слухи о «неразборчивых, многочисленных его [Солодилова] связях с женщинами». Один свидетель сказал следователям: «Солодилов большой любитель женщин. Редко бывало, чтобы Солодилов, познакомившись с женщиной, не пытался войти с ней в половую связь»⁶⁷.

Рассказ о поведении Солодилова, наверное, представлял собой самый крайний сценарий морального разложения, которое царило в верховных судах, как утверждали следователи. По их словам и по свидетельствам сотрудников, Солодилов был порочным человеком. Расследование обнаружило, что он годами торговал официальными услугами за секс (а также за наличные и стройматериалы). Он принуждал просительниц (или их родственниц) спать с ним в обмен на его помощь в их делах. В одном случае городские власти в 1945 г. выселили из квартиры беременную Р.⁶⁸ Ее врач знал Солодилова и посоветовал ей подать жалобу лично ему. Солодилов сказал женщине, что примет ее жалобу, только если она проведет с ним ночь. Р. показала, что он заставил ее спать с ним и второй раз, когда дело рассматривалось⁶⁹. По словам старшего юридического консультанта Верховного суда СССР В. Н. Сафроновой, Солодилов пользовался ее квартирой для интимных свиданий по меньшей мере с 15 женщинами; многие из них являлись просительницами по делам, поступившим в суд, другие работали в суде⁷⁰.

Как указывает историк Дэвид Хоффман, в 1920-1930-е гг. моральное разложение постоянно связывалось с подозрениями в политической неблагонадежности. Обвинения в половых извращениях, пьянстве, распущенном образе жизни и прочих аморальных поступках могли использоваться против партийцев, и многих коммунистов исключали из партии (а должностных лиц снимали с постов) за подобные прегрешения⁷¹. Во второй половине 1930-х гг. «врагам», осужденным за «недостаток бдительности» или «вредительство», также заодно приписывали нравственную нечистоплотность. «Практически каждого репрессированного партийного деятеля наряду с троцкизмом и саботажем обвиняли в аморальности», – замечает Хоффман⁷².

В справке для Сталина от 14 мая Сафонов рекомендовал снять Солодилова с поста заместителя председателя Верховного суда, однако настаивал на абсолютной секретности расследования его преступлений. «Учитывая занимаемое Солодиловым А. П. особое служебное положение в государстве и необходимость в связи с этим обеспечить строгую тайну расследования», считал он, Солодилова не следует извещать о том, что прокуратура заинтересовалась его преступной деятельностью⁷³.

19 мая 1948 г. дело Солодилова поступило на обсуждение в Политбюро. Политбюро (полностью находившееся под личным контролем Сталина) постановило убрать Солодилова из суда за злоупотребление служебным положением⁷⁴. Оно велело Прокуратуре СССР приступить к уголовному расследованию действий Солодилова⁷⁵. Следуя рекомендациям прокуратуры, полученным несколькими днями раньше, Политбюро заявило, что Солодилова не нужно ставить в известность о начале расследования, видимо чтобы он не смог уничтожить улики, заставить молчать потенциальных свидетелей или скрыться. Согласно показаниям на суде его предполагаемых сообщников, Солодилов как-то узнал, что на него заведено дело. Как утверждали Управление кадров ЦК и коллеги Солодилова на процессе, он испугался, что его преступления будут раскрыты, а его арестуют. 4 июня 1948 г. он застрелился⁷⁶. Если бы Солодилов не покончил с собой, вскоре ему предъявили бы обвинение по десяткам эпизодов взяточничества и злоупотребления служебным положением⁷⁷.

Самоубийство Солодилова активизировало расследование взяточничества в Верховном суде СССР и других ключевых судах. Следователи расценили этот поступок как признание, что Солодилов безнадежно запутался в паутине преступлений. Еще четверо судей и десятки работников Верховного суда и адвокатов, представлявших в суде клиентов, были арестованы в 1948-1949 гг. по обвинениям в получении взяток или посредничестве в незаконных операциях. Не имея прямых свидетельств о реакции Сталина, мы можем только предполагать, что самоубийство ведущего юриста, подозреваемого в вопиющей коррупции, его взбесило. Возможно, Сталин счел его равносильным измене, трусливому предательству партии и его лично⁷⁸. Может быть, он также нашел в нем подтверждение своим подозрениям (основанным, вероятно, на информации, которую ему предоставляли Кузнецов и Сафонов), что коррупция широко распространена в верховных судах. Учитывая аресты сотен судебных работников в месяцы, последовавшие за смертью Солодилова, Сталин, видимо, приказал административному отделу ЦК рыть землю носом, не оставляя без внимания любой намек на взяточничество в судах Москвы. Руководство и следователи прокуратуры как будто полагали, по крайней мере сначала, что им дозволено применять любые средства и тратить столько времени, сколько понадобится, для разоблачения коррупционеров. В интенсификации расследований весной и летом 1948 г. действительно заметен некий безоглядный энтузиазм среди следователей, которые, кажется, зашли намного дальше, чем планировалось в начале года.

В течение 1948-1949 гг. некоторые партийные руководители внимательно наблюдали за следствием. 8 июля 1948 г., через месяц после смерти Солодилова, начальник Управления кадров ЦК Кузнецов прислал Маленкову разгромный доклад «О состоянии кадров и положении дел в Верховном суде СССР»⁷⁹. В докладе говорится о множестве «политических ошибок» отдельных членов партии в Верховном суде СССР и его Военной коллегии. «Ряд членов Верховного Суда допустил в работе серьезные политические ошибки», «многие оперативные и технические работники аппарата оказались политически сомнительными людьми»⁸⁰. Однако это послание демонстрирует известную степень сдержанности: не делается ни одной попытки заклеймить Верховный суд как логово контрреволюционеров и «врагов народа».

24 августа 1948 г. Политбюро сняло Голякова с поста председателя Верховного суда СССР, одновременно с отстранением Ульриха от должности председателя Военной коллегии⁸¹. Под руководством Голякова, заявило оно, Верховный суд «ослабляет борьбу» против «измены родине» и хищения государственного имущества⁸². Новым председателем Верховного суда СССР ЦК назначил 45-летнего А. А. Волина (его заместителем стал А. А. Чепцов, сменивший Ульриха во главе Военной коллегии)⁸³.

31 августа 1948 г., через семь дней после снятия Ульриха и Голякова, генеральный прокурор Сафонов сделал высшему партийному руководству заявление, в первый раз связав воедино все дела, расследуемые в главных судах Советского Союза. Он представил выявленные случаи взяточничества не как индивидуальные акты, а как действия организованной преступной группы, запустившей щупальца во множество советских судов. Сафонов послал обзор сотен предполагаемых эпизодов взяточничества Сталину и еще четырнадцати представителям верхушки партийной иерархии. В основу 11-страничного доклада легла информация, полученная на допросах, которые проводились в московской Бутырской тюрьме с весны 1948 г.⁸⁴ Сафонов информировал партийное руководство, что следователи обнаружили взяточников в нескольких самых престижных судах страны. Во многих областных судах также работали люди, глубоко погрязшие во взяточничестве. Хотя факты получения взяток доводились до сведения ЦК в мае 1948 г., только в этом докладе в конце августа прокуратура впервые утверждала, что все такие случаи взаимосвязаны и объединены преступным сговором.

«Докладываю, – писал Сафонов, – что за последнее время Прокуратурой СССР вскрыты многочисленные факты взяточничества, злоупотреблений, сращивания с преступными элементами и вынесения неправосудных приговоров и решений» (в ряде главных судов страны). Мрачным и сердитым тоном Сафонов рассказывал, что преступная паутина особенно густо опутала суды Москвы, включая Мосгорсуд, Верховный суд РСФСР и Верховный суд СССР. Коррумпированные судебные работники, по его словам, действовали сообща. Сафонов пытался обрисовать связи между схемами взяточничества, подробно останавливаясь на отношениях и дружбе работников разных судов. «Отдельные судебные работники, – уверял он, – совершая эти преступления в разных звеньях судебной системы, были связаны между собой и, таким образом, действовали организованно»⁸⁵.

В свете массовых арестов сотрудников верховных судов в годы террора слова об организованной преступной деятельности в московских судах, должно быть, звучали особенно тревожно. Десять лет назад, в 1937-1938 гг., были репрессированы почти все судьи Верховного суда СССР⁸⁶. За один только 1938 г. в республиканских и областных судах пришлось замещать новыми кадрами 40 % должностей.

Руководство прокуратуры, несомненно, обрадовалось возможности пройтись частым гребнем по судам, найти недобросовестных судей, почистить судебный аппарат⁸⁷. Разумеется, профессиональные интересы требовали от Сафонова показать, что прокуратура раскрыла большую преступную группу. В самой прокуратуре расследования в верховных судах, вероятно, расценивались как огромный успех. Неясно, входило ли это сразу в намерения Сафонова, но есть признаки того, что после разоблачения главных судей он поощрял обвинение, дискредитацию и осуждение все новых и новых лиц, выходя за рамки первоначальных распоряжений ЦК.

Вместе с тем имеются свидетельства, подтверждающие мысль, что Сталин принял меры к ограничению расширявшегося следствия и хотел свернуть его как можно скорее. В ноябре 1948 г. административный отдел ЦК подготовил постановление, предписывающее Сафонову повысить темпы работы по многочисленным делам о коррупции в верховных судах, намекая, что следствие слишком затянулось. Вероятно, опасаясь пагубных последствий для функционирования и легитимности судов, а также слухов, порождаемых непрекращающимися арестами, ЦК постановлением обязывал «т. Сафонова обеспечить быстрейшее окончание следствия по делам о взяточничестве в Верховном суде СССР, Верховном суде РСФСР, в Мосгорсуде и др. без ущерба для качества расследования»⁸⁸.

Это может быть знаком желания Сталина придержать следствие, которое стремительно разрасталось вширь, по мере того как следователи прокуратуры летом и осенью 1948 г. допрашивали сотни обвиняемых и свидетелей в Бутырской тюрьме. Нам известно, что в ряде случаев Сталин наказывал руководящих партийных работников, осмелившихся без его разрешения проявить инициативу в делах правовой системы. В начале 1948 г., например, Сталин дал нагоняй Кузнецову и Абакумову, самовольно устроившим суд чести над двумя сотрудниками Министерства государственной безопасности. Оба руководителя получили выговор от Политбюро⁸⁹. В другой раз административный отдел ЦК отчитал Сафонова за созыв без разрешения всесоюзной учебно-методической конференции лучших следственных работников. Отдел особенно ругал его за то, что он позволил выступить на конференции Голинкову, одному из главных следователей по делам о взяточничестве в верховных судах⁹⁰. В августе Голинков руководил арестом судьи Шевченко (и машинистки Голевой) в тот момент, когда судья работал в своем кабинете в Верховном суде РСФСР. В ЦК сочли, что зрелище ареста судьи на рабочем месте подрывает авторитет Верховного суда и советской судебной системы в целом.

Хотя председатель Верховного суда СССР Голяков решительно утверждал, что не брал взяток ни разу в жизни (и имеющиеся свидетельства это подтверждают), следователи прокуратуры не оставляли его в покое по меньшей мере до августа 1951 г., то есть целых три года после его снятия в августе 1948 г. Они агрессивно выискивали уличающие доказательства, желая убедить партийные органы, что прокуратура обязана предъявить Голякову обвинение во взяточничестве⁹¹. Сафонов в январе 1951 г. даже просил разрешения на арест Голякова. Разрешения ему не дали. Через семь месяцев, 15 августа 1951 г., Волин написал в ЦК Маленкову о новом материале против Голякова. Он извещал Маленкова, что Е. М. Величко, осужденная за посредничество в передаче ряда взяток, недавно на закрытом судебном заседании призналась, будто три раза передавала взятки Голякову⁹². (Несколько подсудимых обвиняли Величко в лжесвидетельстве, так что ее показания не могут считаться достоверными.) Сомнительное заявление Величко послужило прокуратуре основанием для просьбы вновь открыть дело Голякова спустя больше года по окончании процессов работников Верховного суда СССР⁹³. Тем не менее никаких обвинений Голякову так и не предъявили.

Преследование Голякова имеет сильное сходство с подкопом под судей Военной коллегии Ульриха и Никитченко. Во всех трех случаях прокуратура продолжала разыскивать доказательства получения судьями взяток даже по истечении двух и более лет после их увольнения из суда. Никому из них в итоге не предъявляли уголовного обвинения. Тот факт, что ни Ульрих, ни Никитченко, ни Голяков не были арестованы, несмотря на запросы прокуратуры, еще раз свидетельствует, что Сафонов вышел за рамки замыслов Сталина. Следует предположить, что только Сталин мог давать разрешение на арест столь известных и высокопоставленных судей, как эти трое, и каждый раз в разрешении отказывал. Вероятно, в ходе следствия в 19481951 гг. прокуратуре порой приходилось импровизировать, пытаясь угадать, чего хочет Сталин. Видимо, она сочла, что Сталину желательно, чтобы она сделала все возможное для очистки высших судов, даже если улики против судей будут ничтожными. В некоторых случаях Сталин ее придерживал, как, например, в делах Голякова и его заместителей Ульриха и Никитченко (задним числом представляется, что никто из них, очевидно, не виновен во взяточничестве, судя по весьма слабым доказательствам прокуратуры, основанным на слухах).

После увольнения из Верховного суда в августе 1948 г. Голяков окончательно перешел в академическую сферу, заняв пост директора Всесоюзного института юридических наук в Москве, где до конца жизни занимался научной работой.

Еще работая над раскрытием преступлений в ключевых московских судах, следователи прокурорских и партийных органов начали говорить о процветании коррупции в судах за пределами столицы. В конце лета 1948 г. прокуратура информировала ЦК, что скандал затронул ряд судов республиканского и областного уровня. Сафонов объявил, что прокуратура выявила долговременные схемы взяточничества среди групп работников Киевского областного суда и Краснодарского краевого суда (на Северном Кавказе). К августу 1948 г. в Киеве были арестованы 29 чел., в том числе бывший председатель Киевского областного суда, 12 судей народных судов и несколько адвокатов. Кроме того, милиция арестовала 15 чел., связанных с краснодарскими судами (включая председателя краевого суда и его заместителя) и якобы входящих еще в одну крупную преступную группу⁹⁴.

Тем не менее скандал продолжал разгораться подобно эпидемии. В январе 1949 г. Прокуратура РСФСР объявила об аресте более двух десятков работников суда и прокуратуры Башкирской АССР либо за получение, либо за пособничество в получении взяток⁹⁵. Один следователь доложил, что обнаружен широкий круг судей-взяточников, в который входят заместитель председателя верховного суда республики Амирханов и еще двое судей того же суда. В одном случае Амирханов обвинялся в том, что взял в качестве незаконной платы 1 500 руб., пол-литра водки и вареного гуся.

На протяжении 1949 г. дело продолжало расширяться. Летом следователи взялись за Грузию. К августу были арестованы за взяточничество шесть судей Верховного суда Грузинской ССР⁹⁶. Преступные схемы здесь очень сильно походили на выявленные в московских судах. В них участвовали судьи, посредники (зачастую адвокаты), родственники осужденных (как правило, признанных виновными в хищении государственного имущества или спекуляции); взятки давались и наличными, и натурой.

В том же году после долгого расследования следователи заявили, что обнаружили взяточников в Верховном суде УССР. Прокуратура СССР обвинила в получении взяток двух его судей -заместителя председателя суда в 1943-1946 гг. Д. С. Сусло и судью А. К. Ишутина⁹⁷. Обвинения были предъявлены также многим другим судебным работникам⁹⁸.

В 1948-1949 гг. число обвиняемых неуклонно росло. Следователи, получая компрометирующие материалы на допросах, производили новые аресты⁹⁹. К концу 1949 г. в связи со скандалами в судах были арестованы свыше 300 чел.: судьи и прочие судебные работники, посредники, взяткодатели.