Текст книги "Проклятие замка Комрек"

Заметив восхищенный интерес Эша, направленный на его изысканные часы, он снова поднял запястье, чтобы дать следователю еще раз на них взглянуть. Эш знал только то, что часы выглядели старинными и очень дорогими.

– «Винтаж Ролекс», 1936 года, – с гордостью сказал он Эшу. – На сегодняшнем рынке стоят около шестнадцати тысяч. У меня они несколько лет, небольшой покаянный подарок самому себе. – Он с привычной легкостью опустил манжету рубашки, снова скрывая свое маленькое сокровище.

Пока Дельфина и Эш изучали меню, доктор Причард достал из внутреннего нагрудного кармана металлическую сигарную трубку, отвинтил ее плоский конец и дал содержимому соскользнуть в открытую ладонь. Эш некстати подумал о том, что, несмотря на множество правил для посторонних, Комрек, вероятно, был единственным учреждением в стране, где не ввели запрет на курение.

– Надеюсь, никто из вас не возражает, – сказал он, улыбаясь сначала Дельфине, потом Эшу. Не дожидаясь ответа, добавил: – Это очень хорошая сигара, я к этому сорту весьма неравнодушен. «Коиба», с Кубы. – Он чиркнул спичкой и прикурил сигару, глубоко затянувшись, а затем выдохнув струю густого дыма через стол к Эшу. Притворным театральным шепотом он с усмешкой признался:

– Как врач я знаю, что подаю плохой пример некоторым из наших гостей, и именно поэтому я всегда обедаю один в этом безлюдном углу зала.

Сначала Эш счел, что Причард намеренно направил на него дым в знак замаскированного презрения или, по крайней мере, пренебрежения к такому человеку, как он, – непрошеному гостю, – но, вдохнув богатый аромат табака, он изменил свое мнение: человек по ту сторону стола хотел, чтобы Дэвид оценил качество сигары. Главный врач, очевидно, склонен был наслаждаться всеми наградами своей возвышенной профессии.

Он посмотрел на Эша, и его замечание было несколько более оживленным, хотя и безоговорочно добродушным.

– Собственно, я бы полагал, что как охотник за привидениями вы больше интересуетесь мертвыми, чем тем, как мы сохраняем жизнь.

Он посмотрел Эшу в глаза, и в выражении его лица по-прежнему явно сквозил юмор – или насмешка. Следователь был смущен: он не знал, нравится ему этот человек или нет. Что бы там ни было, он не хотел, чтобы его дразнили мягким умиротворяющим голосом.

– Вернон, по-моему, мы первым делом собирались заказать обед, – вмешалась Дельфина, почувствовав легкую растерянность Эша.

– Конечно, моя дорогая, – сказал Причард так, словно бы удивился. – Заказывайте поскорее, а я налью себе кофе.

Запах кофе прекрасно сочетался с ароматом сигары, и доктор Причард, наливая дымящуюся жидкость в чашку, не мог не похвастаться:

– Ко всему прочему, мой любимый. Ямайский «Блу Маунтин», почитается одним из самых редких и самых дорогих сортов кофе.

Как будто мне это надо знать, думал Эш, изучая меню. А дальше что – великолепные достоинства чертова арманьяка? Эш удивился широкому выбору блюд. Еда никогда не была приоритетом в его жизни – он ел, чтобы жить, а не наоборот, – но у него слюнки потекли, пока он читал разделы меню.

– Мне только копченый лосось Аррана, – сказала Дельфина официантке, нависавшей между ней и Эшем.

Хлоя записала заказ в блокнот и спросила:

– Что-нибудь еще?

– Больше ничего, спасибо. Только это.

– А вам, сэр? – обратилась официантка к Эшу. В ее шотландском выговоре звучала приятная певучесть.

Вопреки себе, ибо меню, безусловно, выглядело призывно, Эш выказал сдержанность.

– Гм, мне тогда только основное блюдо. Я буду бифштекс из вырезки, средне прожаренный, и лучше с голландским соусом, а не с перцем.

– Гратен из овощей, чесночно-ячменный ризотто?

– Несколько молодых картофелин, и все.

Хлоя опустила голову и проследовала на кухню.

– Вас удивило, почему я интересуюсь вашим медицинским отделением, – заговорил Эш.

– Да, так и есть. Но это, знаете ли, не просто отделение. Это нечто большее. Полагаю, можно сказать, что по площади это сопоставимо с небольшой сельской больницей, но у нас здесь имеется высокотехнологичное оборудование, современные лабораторные приборы, мы проводим новаторские исследования и применяем лучшие на сегодня проверенные препараты. Мы лечим самые разные заболевания, от дисфункций сердца до рака. И, скажем, от моторно-нейронных недугов до пищевых аллергий. Мы совершили прорывы в области маниакально-депрессивного психоза, о которых, я уверен, доктор Уайетт и доктор Сингх будут только рады вам рассказать. – Он наклонился к Дельфине, как подумалось Эшу, довольно похотливо. – Кстати, солнышко, вы выглядите чуточку раздосадованной. Уж не мучит ли вас снова мигрень?

– Просто голова болит.

– Может, сейчас это и так, но я не хотел бы, чтобы это развилось в приступы мигрени, вы же знаете, как они вас изматывают. – Его голос был приторным от заботливости. – Так почему бы вам не последовать совету, который я дал вам в прошлый раз? Ботокс[24]24
  Препараты ботулотоксина – лекарственные препараты, блокирующие нервно-мышечную передачу. Их получают из бактерий Clostridium botulinum, состоят из нейротоксина типа А и некоторых других белков.


[Закрыть] избавит вас от этого в самое короткое время.

Эш был так изумлен услышанным, что недоверчиво уставился на Причарда. Ботокс? От мигрени?

– Я уже говорила вам, Вернон, – насмешливо проворчала Дельфина. – Для такой процедуры я слишком молода и недостаточно тщеславна.

– Что ж, вам решать, моя дорогая, но вы должны основательно над этим поразмыслить.

– От этого у меня точно голова разболится.

Оба они рассмеялись, и доктор Причард сменил тему.

– Ну что ж, мистер Эш, – продолжал он, – еще у нас лечат такие разнообразные недуги, как гипертония, болезнь Альцгеймера, инсульты и менингиты. У нас имеется чрезвычайно эффективное оборудование для скрининга, показывающее первые признаки любых заболеваний.

Он наклонил свое кресло назад, глубоко затягиваясь первоклассной сигарой и размышляя.

– Возьмем, к примеру, рак, – сказал доктор, еще немного подумав. – Понимаете, новых лекарств еще нет на рынке просто потому, что в ОБУЗО Англии – нелепая аббревиатура Общебританского управления здравоохранения – не желают финансировать процедуры лечения различных видов рака, пока полностью и без всяких сомнений не убедятся, что те безопасны и что их эффективность доказана. Это, конечно, обусловлено финансовыми ограничениями со стороны правительства.

– Попечители Комрека, – продолжал Причард, – не знают ни робости ОБУЗО, ни денежных ограничений. Мы имеем счастливую возможность использовать эти так называемые «несанкционированные» лекарства во благо наших гостей. Мы, например, начали использовать ревлимид задолго до его утверждения ОБУЗО в 2009 году, потому что он особенно полезен при лечении рака костного мозга, а его действие помогает лучше понять другие формы болезни. Подобно ревлимиду, в ОБУЗО также отвергли применение различных лекарственных препаратов для лечения больных раком почек, потому что интерферон там нашли столь же эффективным – хотя исследования говорят об обратном – и гораздо более дешевым. На самом же деле интерферон действует так ограниченно, что с его помощью излечивается только один из десяти страждущих.

Причард легонько покрутил в бокале арманьяк, меж тем как складки у него между бровями переросли в вертикальные морщины на лбу. Казалось, он гневается на недостаточное финансирование правительством здоровья британских граждан. Это впечатление усилило и его негромкое восклицание:

– Боже, мы так сильно отстаем от стран Западной Европы и Соединенных Штатов, что в области медицины они начинают относиться к нам как к дикарям. Британские онкологи были вне себя, когда им вплоть до 2009 года не давали использовать сутент[25]25
  Сутент. Показания: гастроинтестинальные стромальные опухоли при отсутствии эффекта от терапии иматинибом вследствие резистентности или непереносимости; распространенный и/или метастатический почечно-клеточный рак у пациентов.


[Закрыть] для лечения распространенного и метастатического рака почек и печени, потому что Управление здравоохранения объявило его стоимость слишком высокой!

Знаете, – продолжал Причард с делано безнадежным вздохом, – ОБУЗО наложило вето даже на такие чудесные препараты, как анти-ФНО для лечения ревматоидного артрита и арисепт от болезни Альцгеймера, потому что у них там говорят об «оценке в соответствии с совершенством», но нет, это ложь! На самом деле это означает, что лекарства оценивались не по их эффективности, а по соотношению цены и качества! Правительство не думает о продлении жизни и снижении боли, но верит в паллиативную помощь[26]26
  Паллиати́вная по́мощь (от фр. palliatif, от лат. pallium – покрывало, плащ) – это подход, позволяющий улучшить качество жизни пациентов и их семей, столкнувшихся с проблемами угрожающего жизни заболевания.


[Закрыть], используя препараты, из-за которых пациенты лишь делаются сонливыми, а потому и меньше жалуются. Говорю вам, все дело лишь в бюджетных ограничениях, а следовательно, в политике.

– Разве это не всегда так? – вставил Эш, главным образом, потому что чувствовал: этого от него и ждут.

Казалось, сочувственное согласие снова подняло главному врачу настроение. Он отхлебнул арманьяк, потом кофе и, наконец, затянулся сигарой, длина которой быстро уменьшалась.

– Что ж, позвольте мне сообщить вам вот что, – сказал он, радостно тыча оставшейся половиной сигары в сторону Эша. – Мы в Комреке закупаем лучшие доступные препараты, а не ждем результатов политики затяжной оценки. Например, реолизин[27]27
  В состав реолизина входят частицы человеческого реовируса, который способен разрушать злокачественные опухоли.


[Закрыть], вероятно, не будет одобрен еще лет пять, но мы лечим им людей уже сегодня. Он действует там, где химиотерапия бессильна. Это своего рода волшебная палочка, уменьшающая опухоли и в некоторых случаях заставляющая их исчезать.

Доктор Причард откинулся на спинку стула и воззрился на Эша с широкой улыбкой, выражавшей глубокое удовлетворение.

– Мы очень гордимся нашей работой в Комреке, – самодовольно сказал он.

Следователь глубокомысленно кивнул, не зная, что еще сказать. Но он начал подумывать, не является ли на самом деле Комрек просто научно-исследовательским институтом, незаконно работающим в плотном контакте с крупными фармацевтическими компаниями и использующим «гостей» в качестве подопытных кроликов.

– Вы настолько же продвинулись и в других, помимо рака, областях использования фармацевтики? – с неподдельным любопытством спросил он.

– О да, конечно. – Главный врач поднял взгляд и увидел официантку, приближавшуюся с обедом Дельфины и следователя. – Но послушайте, я отнял у вас слишком много времени, поскольку вы сами позволили мне оседлать любимую лошадку. Вот и Хлоя с вашим обедом, так что оставляю вас в покое. В любом случае, думаю, сейчас вы уже устали от диатриб[28]28
  Диатриба (в данном контексте) – гневная устная или письменная речь обличительного характера; памфлет. В другом варианте: диатри́ба (лат. diatriba, др. – греч. διατριβή) – жанр античной литературы, выросший из публичной философской проповеди киников и стоиков, обращенной к простому народу, и литературно обработанной Бионом, Телетом.


[Закрыть].

Он со смаком допил арманьяк, а потом осушил остатки кофе. Хотя между пальцами у него все еще горел окурок сигары, он отодвинув стул, встал и потянулся через стол, чтобы пожать руку следователю.

– Здесь, в замке, можно еще многое узнать о наших различных методах лечения и препаратах для наших гостей, но ознакомить вас с подробностями я предоставлю Дельфине. Что будет для вас гораздо приятнее. Или я не прав?

Также вставая, Эш улыбнулся нахально элегантному (если возможно такое сочетание) главному врачу.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказал Эш благодарно, но без излишней почтительности.

– Было очень приятно, старина. Теперь, если я в чем-нибудь смогу вам помочь, просто дайте мне знать, хорошо? И я хотел бы поговорить с вами как-нибудь о вашем занятии, о том, каким безумным вещам вы были свидетелем. Меня, пожалуй, можно назвать скептиком, но я, тем не менее, интересуюсь вопросами, которые вам приходится решать.

Коснувшись плеча Дельфины, Причард обогнул стол и протиснулся мимо Хлои.

Эш перехватил главного врача, прежде чем тот смог уйти восвояси. Следователь сам придвинулся к нему, понимая, что ошибся в росте врача – Причард едва достигал пяти футов шести дюймов. Девушка слегка дрожащими руками опустила на стол две полные тарелки.

– Скажите, доктор Причард, – тихо сказал Эш, наклонившись к его уху. – Постоянно ли вы держите своих – э-э – гостей… – он подчеркнул это слово – …на седативных препаратах?

Щеголь-врач отодвинул голову от Эша, чтобы окинуть его вопрошающим взглядом. Затем, тоже понизив голос, ответил:

– Это что, так очевидно?

Эш кивнул с мягкой улыбкой, но уловил краткий обмен взглядами, когда Причард посмотрел поверх его плеча на Дельфину, продолжавшую сидеть.

– Что ж, видите ли, старина, – доверительно сказал Причард, – нам хотелось бы, чтобы они всегда были счастливы – и миролюбивы, – добавил он. – Нет, они не под воздействием какой-либо «химической дубинки», если это то, куда вы клоните. Абсолютно нет. Мы используем группу препаратов, называемых бензодиазепинами, – валиум и тому подобное. В ходу, конечно, и наш старый друг прозак[29]29
  Прозак (Prozac). Антидепрессант; с момента выпуска приобретал все большую популярность благодаря своей эффективности при лечении депрессии.


[Закрыть]. Возможно, что-то и немного сильнее – для тех, кто нуждается в этом больше всего. Но наши гости пребывают здоровыми и счастливыми. Таково наше соглашение с ними – или с теми, кто оплачивает их счета. Вот почему мы так стремимся прояснить этот нынешний бред про привидения – это вредит их благополучию. – Издав тихий смешок, он положил ухоженную руку на плечо исследователю. – Здесь вам не о чем беспокоиться, старина. Они не знают о таинственном распятии Дугласа Хойла, – (Он представляет это телевизионной драмой, подумал Эш), – но в таком закрытом заведении, как это, слухи начинают кишеть и становятся преувеличенными. Вы просто решите нашу временную проблему как можно быстрее, и тогда здесь все будет по-прежнему: мирная и кроткая святая святых.

Он похлопал Эша по плечу, а затем плавно двинулся из ресторана, останавливаясь лишь изредка, чтобы послать обаятельную улыбку гостю-другому, прежде чем двинуться дальше.

Парапсихолог вернулся к столу, откуда за ним с тревогой в карих глазах наблюдала Дельфина.

Улыбнувшись ей, он занял место, только что освободившееся после главного врача.

– Что ж, – сказал он, – весьма информативно.

Теперь следователь сидел спиной к стене, что давало ему неограниченный вид на зал с высоким потолком и находящихся в нем людей. Он вспомнил, что когда выписывался из психиатрического отделения лондонской больницы пару лет назад, то там настаивали, чтобы он продолжал принимать флуоксетин, который, по-видимому, был просто другой маркой прозака, и амитриптилина гидрохлорид; по крайней мере, до прекращения ночных кошмаров. Приступы тех кошмаров продолжали ему досаждать, но лишь время от времени.

– Все в порядке, Дэвид? – Дельфина накрыла его руку своей ладонью, из-за чего он невольно вздрогнул.

– Прошу прощения, – извинился он, увидев обиду в ее глазах. Она поспешно убрала руку. – У меня просто промелькнула пара воспоминаний. Воспоминаний, которые на сегодняшний день мне следовало бы похоронить. Дело не в вас, Дельфина.

– Дурных воспоминаний? – спросила она с обеспокоенным видом.

– Да, – с горечью признался он. – Может, мне надо было принимать седативные средства, которые мне прописывали, но я бросил их много лет назад. Не хочу, чтобы мои чувства притуплялись какими-либо лекарствами.

– Хотите поговорить об этом?

Вопрос был задан с нежностью, и он вынужден был напомнить себе, что эта красивая женщина работает не кем иным, как психологом. Он боялся неверно истолковать знаки. И все же был уверен, что между ними есть некая связь, вероятно, порожденная совместным опытом пребывания на грани гибели утром этого самого дня. У него было такое чувство, что это, возможно, послужило катализатором, притянувшим их друг к другу без обычных ритуалов ухаживания.

На этот раз он сам потянулся к ее кисти, упавшей ей на колени, и Дельфина не сопротивлялась, когда он вернул ее руку на стол и продолжал мягко надавливать на нее пальцами.

– Я о многом хотел бы рассказать вам, Дельфина, но не сейчас и, конечно, не как профессионалу. Вы понимаете, не так ли?

Вопрос был намеренно провокационным, и он с облегчением вздохнул внутри себя, когда она кивнула и едва ли не застенчиво опустила глаза, глядя на свои колени.

Миновало мгновение, и Эш с наслаждением напустился на свой среднепрожаренный бифштекс и мягкий как масло молодой картофель, удивляясь собственному голоду, меж тем как Дельфина принялась за копченого лосося. Пока они ели, психолог продолжала рассказывать ему о других медицинских приспособлениях, способах лечения и процедурах для больных и престарелых в замке Комрек, словно бы считая важным превозносить его достоинства. Он внимательно ее слушал, в то же время пользуясь возможностью изучать эту прекрасную женщину с волосами цвета воронова крыла. Иногда он вставлял вопрос ради разъяснения, но в основном впитывал ее слова, умиляясь, какой страстью пылает она к таким передовым медицинским достижениям Комрека, как, скажем, использование крохотной губки, пропитанной обезболивающим препаратом, что дает послеоперационное внутреннее облегчение на срок до четырех дней, или применение стволовых клеток для постоянного лечения врожденной глаукомы, стенокардии и других хронических сердечных проблем.

В конце концов Дельфина заметила, что взгляд у Эша слегка остекленел. Она рассмеялась.

– Мне так жаль! Как только начинаю говорить о наших методах лечения, то меня заносит от энтузиазма. Простите меня?

Он дважды моргнул и улыбнулся ей, скрывая свое смущение. Конечно, он мог бы всегда смотреть на ее оживленное лицо и умные, но соблазнительные глаза, но вынужден был признать, что медицинский жаргон, смешанный с ее безграничной искренностью, доказывал, что дух его бодр, а вот плоть – немощна. Или как раз наоборот?

– Вы старались, как могли. – Она все еще улыбалась. – И я вам за это признательна. Но позвольте мне привести вам только один пример того, как далеко продвинулась наша медицинская практика в Комреке. Вы, наверное, знаете о варфарине, препарате, который сегодня обычно используется для пациентов с риском развития инсульта и заболеваниями сердца. Он разжижает кровь, снижая тем самым риск свертывания.

– Он также используется для уничтожения крыс, не так ли? – спросил он.

– Верно, – продолжала Дельфина, – но мы здесь используем новый препарат под названием прадакса. Его преимущества по сравнению с варфарином слишком многочисленны, чтобы я сейчас их перечисляла, но, поверьте, так оно и есть. Тем не менее, до недавнего времени Управление здравоохранения считало прадаксу слишком дорогой.

– Та же старая история, – заключил Эш.

– Та же старая история, – согласилась Дельфина. – Конечно, в Комреке этой проблемы нет, благодаря средствам, которые имеются в нашем распоряжении.

– Хорошо, хорошо, – мягко возразил он. – Это интересно – я понятия не имел, что здесь доступны такие медицинские процедуры и лекарства. Но, знаете ли, сегодня был такой долгий день.

– В этом я с вами полностью согласна. Я могла бы рассказать вам гораздо больше, такое, что удивило бы даже такого циника, как вы.

– Вы считаете меня циничным? – Теперь Эш таки удивился: они были знакомы менее суток.

– Я считаю вас… крайне сложным.

Он отвел взгляд, искоса посмотрев в окно. С их уединенного места в обеденном зале виден был бледно-серый участок суши – возможно, остров в сверкавшем на солнце море. То, под каким углом представал он Дельфине, заставило его почувствовать себя некомфортно. Он снова повернулся к ней.

– Вы меня неправильно поняли: я простой человек.

Она снова рассмеялась, и это был прекрасный звук безо всякого намека на насмешку. И на этот раз улыбка у него получилась менее напряженной.

– Я думаю, вы решительны, Дэвид, – сказала она, – но знаю, что в вас есть и нежная сторона – вы показали это в самолете сегодня утром. И к сверхъестественному вы относитесь не как к игре, не как к чему-то такому, что удивляет, но как к возможному объекту для исследования или даже разоблачения. Я чувствую, что вы с той же неохотой отклоняете идею жизни после смерти, с какой надеетесь обесценить это понятие. Думаю, это лежит в вашем прошлом, Дэвид. Я не могу помочь, но мне интересно, не примешивается ли к этому некое чувство вины.

– Дельфина, – сказал он тихо, но твердо, – я прибыл сюда не ради психоанализа. Мне надо выполнить работу, и я, даже прежде чем к ней приступить, понимаю, что здесь, в замке Комрек, присутствует что-то преступное и что-то мерзкое. Полагаю, вы чувствуете то же самое. Мое прошлое не имеет к этому никакого отношения.

– Пока не имеет, – сказала она, пристально на него глядя.

Он застыл на своем стуле, затем отодвинул пустую тарелку, чтобы можно было опереться локтями о стол, а подбородок положить на костяшки пальцев.

Хотя он некоторое время молчал, язык его тела стоил нескольких аудиокниг: поднятыми руками он защищал грудь и верхнюю часть живота, руки с переплетенными пальцами поддерживали подбородок, на лице застыло мрачное, каменное выражение. Дэвид воздвиг свой ментальный барьер, но все выдавала его физическая поза – такая, через которую психолог уровня Дельфины Уайетт мог мгновенно все различить.

Эш поднял голову, когда к ним приблизился сэр Виктор Хельстрем, ступая среди столов, сейчас в основном опустевших, и нацелившись на следователя своей странно большой головой со сжатыми в пучок чертами лица. С ним были трое его сотрапезников.

Дойдя до стола, за которым сидели следователь и психолог, Хельстрем тяжело дышал от напряжения, вызванного, без сомнения, поглощением обильного обеда. Он сердито уставился на них сверху вниз, меж тем как его догнали одетая в белое рыжеволосая медсестра, здоровенный на вид парень и тощий Дерриман.

– Как вижу, вы уже отобедали, Эш? – сказал Хельстрем, медленно восстановив дыхание.

Так-так, на сей раз никакого тебе «мистера», подумал Эш, догадываясь, что теперь он стал просто еще одним наемным работником. Что ж, он ведь отправлялся в Шотландию не для того, чтобы завести новых друзей.

– Да, сэр Виктор, – ответил Эш с той улыбкой, которую хранил только для тех, кто вызывал у него мгновенную неприязнь. Это было просто широким, обращенным кверху движением закрытым ртом, сопровождаемым невозмутимым взглядом. – Бифштекс был великолепен. Я думал пропустить десерт, но отведать какого-нибудь из ваших чудесных арманьяков.

– А я думал, что вам много чего надо сегодня сделать, – проворчал Хельстрем. – А у вас, доктор Уайетт, разве нет пациентов, которых надо повидать?

Стало быть, очарование длилось недолго, без враждебности подумал Эш. Независимо от его собственных чувств, сэр Виктор Хельстрем был клиентом – «клиентом» в собственном смысле этого слова, как всегда норовила предостеречь его Кейт, когда он сталкивался с неловким заказчиком.

Дельфина выглядела испуганной, как Бэмби, застывший в свете мощных фар мчащегося автомобиля.

– Доктор Уайетт лишь рассказывала мне о некоторых из медицинских процедур и об обслуживании клиентов здесь, в замке Комрек, – сказал он ради ее блага, глядя на Хельстрема со своего удобного кресла. – Фантастика, – добавил он, кивая головой, словно бы размышляя о достижениях больничного блока.

– Да, хорошо, все это к лучшему, но вы здесь не затем, чтобы восхищаться компетентностью медиков замка.

– Ни его великолепием, я согласен. – Следователь позволил себе приятно улыбнуться, чтобы разрядить ситуацию. – Думаю, я отведаю чашечку вашего великолепного кофе, а затем приступлю к серьезной работе. Насчет арманьяка я просто пошутил.

Хельстрем повернул свою странную большую голову, отыскивая официантку. Хлоя убирала с соседнего столика.

– Официантка! – рявкнул он. – Кофе для мистера Эша – а что доктор Уайетт?..

Дельфина кивнула едва ли не виновато.

– Два кофе, – приказал здоровяк. Тогда снова обратился к Эшу: – Надеюсь, вы не собираетесь тратить время и на сигару?

– Я сегодня бросил. Хотя чудесная кубинская сигара доктора Причарда была весьма соблазнительна. Коиба, так, по-моему, она называлась, – игриво добавил он.

Четыре пары холодных глаз негодующе смотрели на него сверху вниз, как будто все их владельцы знали, что следователь играет с Хельстремом. Но Эшу представлялось, что рыжая медсестра смотрит на него самым тяжелым взглядом, и он недоумевал почему. Почему она кажется такой враждебной.

– Ваш план в том, чтобы получить для начала общее представление о замке, так, мне кажется, вы мне сказали, – чуть ли не прорычал Хельстрем.

– Верно. Думаю, это займет почти весь остаток дня, но, может, мне удастся установить кое-какое оборудование для слежения. – Он сделал паузу. – Нам с вами, сэр Виктор, придется договориться о том, какие участки будут вне досягаемости для всех на этом этапе.

– Хм. – Это был грубый шум, ничего в особенности не означавший.

Потом Хельстрем махнул рукой, указывая сразу на всю группу, которая проследовала за ним через обеденный зал.

– С Дерриманом вы уже знакомы, и он, я думаю, должен будет сопровождать вас по всему зданию, – едва ли не приказал Хельстрем, затем добавил в порядке представления: – Это старшая медсестра Комрека, Рейчел Кранц, которая настаивает на произношении своего христианского имени, принятом в семнадцатом веке, – Рейчаел. – Он подчеркнул вторую гласную, словно она оскорбляла его как мелочная претензия.

Не давая себе труда встать, Эш отвесил облаченной в белое медсестре небрежный, но, тем не менее, вежливый поклон. Когда она оторвалась от созерцания Дельфины, в ее ореховых глазах появился другой, совсем другой взгляд. В нем присутствовала утонченная жесткость, если только одно возможно сочетать с другим, и человека более робкого, нежели Дэвид Эш, его враждебность могла бы испугать.

Некоторым образом она напомнила ему о фильме «Пролетая над гнездом кукушки», где одиозная медсестра Рэтчед (великое имя, подумал он) с жестокой ревностностью правила в палатах психиатрической клиники. Но медсестра Кранц с ее тонкими чертами лица и пышными темновато-рыжими волосами под маленькой шапочкой оказалась бы хорошим выбором для ремейка фильма из-за одного только своего присутствия. Была в ней суровая красота, и тело у нее, с его здоровыми изгибами, не сглаживаемыми формой, было привлекательным.

Она заставила его почувствовать себя неловко, и не из-за того холодного взгляда, которым она его окатила. Нет, это было из-за того, как ее глаза минуту-другую назад соединялись с глазами Дельфины. На этом месте он остановил свое воображение, не желая заходить дальше. К сожалению, он не мог так же легко проигнорировать плохо скрываемую враждебность, которую Кранц проявила к нему, как только отвлеклась от Дельфины.

– А это начальник службы безопасности Кевин Бэббидж. – Теперь, когда ресторан практически опустел, голос Хельстрема громыхал, доносясь через стол. – Сомневаюсь, чтобы вы с ним уже сталкивались, – он любит работать в тени.

Плотный мужчина двинулся вокруг стола к Эшу, протягивая ему руку с толстыми пальцами. Когда Эш привстал, чтобы тоже протянуть ему руку, пожатие Бэббиджа оказалось немного сильнее, чем надо. Их глаза встретились напрямую, и ни один из них не моргнул. И не улыбнулся.

– Возможно, нам временами придется работать вместе, – сказал ему Эш, с облегчением отвлекаясь от Дельфины и Кранц.

– Все, что в моих силах, пожалуйста, обращайтесь, – прозвучал приветливый, пусть и холодный ответ. – Очень хочу разобраться с этой проблемой. Надеюсь, вы нас не подведете.

– Постараюсь. – Эш уловил американский акцент.

– Это продолжается слишком долго и становится все хуже.

– Так мне и говорили.

– Да, нам надо что-то с этим делать. Гости пугаются все сильнее.

– Неудивительно.

– А они даже и половины всего не знают.

Например, того, что случилось с крупным финансистом Дугласом Хойлом? – подумал Эш про себя. А как начальник службы безопасности замка Комрек, Бэббидж, конечно, должен был привлечь полицию.

– Есть какие-нибудь догадки? – неожиданно спросил Бэббидж.

– Догадки?

– Дурацкий вопрос – вы ведь только сюда добрались. Мне просто, любопытно, что значит все эта хренотень – может, вы здесь что-то уже учуяли?

– О, я много чего учуял.

Все встревожились.

– Уже? – сказал Хельстрем, которому из-за странно сжатых черт лица достаточно было чуть сдвинуть брови, чтобы приобрести насупленный вид.

– Ну, это скорее некое неприятное чувство в глубине души. Когда так долго занимаешься подобной работой, как моя, то неизбежно начинаешь что-то чуять. Особенно в таких старинных зданиях, как Комрек, главным образом, потому что они имеют долгую историю и в их стенах часто происходили страшные и жестокие события. Если представить себе, что самая ткань строения – каменная кладка, деревянные балки, любой из первоначально использованных материалов – действует как своего рода магнитофон или камера, то время от времени кто-то или что-то запускает воспроизведение записи. Это может быть убийство, случившееся много веков назад, а чаще просто повседневная рутина – например, какой-нибудь человек, может быть, слуга, привычно ходивший по определенной лестнице или коридору и наложивший отпечаток на само здание.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть поочередно на лицо каждого: у Хельстрема по-прежнему был насупленный вид, Бэббидж взирал на Эша, как если бы тот был сумасшедшим, Дерриман представлялся просто испуганным, а старшая медсестра Кранц смотрела на него с нескрываемым отвращением. Для облегчения он перевел взгляд на Дельфину, чье лицо выражало, по меньшей мере, ободрение.

– Мало того, – насмешливо продолжал Эш, – ваши клиенты – или гости – кажутся неестественно подавленными, но остаются настороже. Доктор Причард сообщил мне, что они так или иначе принимают седативные препараты, но, кажется, своеобразное чувство беспокойства все-таки в них проникает. И каждый ваш сотрудник тоже по-своему нервничает. Например, наша официантка.

– Хлоя? Она очень молода, держится крайне натянуто и, ко всему прочему, осведомлена о вашей профессии. Как уже и все остальные наши сотрудники. Слух о вашем прибытии неминуемо распространился среди персонала, а затем, из-за глупых сплетен, которых не остановить, дошел и до наших гостей. Но куда вы гнете, Эш?

– Никуда, собственно. Просто пытаюсь составить общую картину.

– Тогда вы ее составите сегодня вечером, после того, как закончите первоначальную разведку. Часть пути вас будет сопровождать Бэббидж, а Дерриман послужит вашим гидом в каждый закуток замка. Жду вас у себя в кабинете – нет, давайте устроим это в моей квартире наверху – в шесть тридцать, и тогда вы сможете сделать свой первый доклад и сообщить мне, что, по-вашему, должно быть предпринято, чтобы разрешить данную ситуацию.

С этими словами Хельстрем повернулся и направился к двустворчатым дверям ресторана. Старшая медсестра Кранц последовала за ним, но сначала окинула долгим взглядом Дельфину, а затем еще раз с презрением посмотрела на Эша.

Что же происходит между Кранц и Дельфиной? Профессиональное соперничество? Презрение медсестры к психологам в целом?

Он отбросил эту мысль и указал на два пустых стула за своим столом.

– Почему бы не присоединиться к нам на чашку кофе, – пригласил он Дерримана и Бэббиджа, – и мы сможем обсудить, какие места мне надо обследовать в первую очередь.

Бэббидж отказался.

– Я буду у себя в кабинете, так что зайдите за мной, когда закончите. Мистер Дерриман проводит вас ко мне.

– Хорошо, – согласился Эш.

Бэббидж уже стоял вполоборота, но решил кое-что уточнить.