Текст книги "Поденка"

Главным в работе фирмы была нацеленность на результат. Ее юристы неизменно добивались того, что обещали своим клиентам, и делали это в обещанные сроки. А ключом к успеху во всех ста процентах случаев являлся тщательный отбор дел, за которые фирма бралась. Основное правило – вести не более двух дел одновременно, и вопрос правильного распределения ресурсов играл в практике важнейшую роль. Поэтому Прист брался только за те дела, которые, по его мнению, его компания могла выиграть.

Прист считал, что в каком-то смысле ему повезло. Визит липового полицейского в квартиру совпал с затишьем, которое всегда наступает после того, как проведены все процедуры, вытекающие из успешного завершения судебного процесса по крупному иску, а следующий подобный процесс еще не начался. Так сказать, время, чтобы набрать в легкие воздуха перед очередным погружением на глубину.

Последним успехом фирмы было удовлетворение исковых требований акционерной компании «Тирамир интернешнл», входящей в лондонский биржевой индекс. Она занималась продажей комплексов услуг, таких как катание по известным гоночным трассам, путешествия на воздушных шарах, ужины, приготовленные знаменитыми поварами. Бизнес компании рос и видоизменялся так быстро, что на каком-то этапе ее учредители совершили кадровую ошибку, переманив у конкурента и назначив на должность президента жулика, а потом начали гадать, почему его богатство значительно превышает ту сумму, которую выплатили ему они. За три недели рассмотрения этого уголовного дела в Высоком суде Англии и Уэльса барристеры фирмы «Прист энд компани» сумели доказать следующее. Причиной быстрого обогащения этого менеджера высшего звена было то, что, занимая должность президента «Тирамир интернешнл», он одновременно контролировал три другие компании, предлагающие аналогичные услуги в Марокко, Германии и Голландии, и стравливал их друг с другом ради собственной корысти. Теперь он должен вернуть «Тирамир интернешнл» все тайно полученные доходы, так что ему придется платить им всю оставшуюся жизнь.

Окоро пошевелился на стуле, и под его немалым весом тот опять жалобно заскрипел.

– Стало быть, этот малый потратил кучу денег и времени, – задумчиво проговорил он, – на подготовку операции, целью которой было забрать у вас электронный носитель с какими-то не известными вам данными. И он осуществил свой план, но так и не получил того, чего хотел…

– Вот именно, – закончил за Окоро Прист. – Значит, он попытается снова.

– Вам надо будет вести себя осторожно.

– Нам надо будет вести себя осторожно, – поправил нигерийца Прист.

– Что вы имеете в виду, говоря «нам»?

– Он много знает обо мне, Окоро. Вероятно, ему известно что-то и о вас.

Окоро усмехнулся:

– Я могу о себе позаботиться. Но я беспокоюсь о вас. Вы собираетесь рассказать об этой истории остальным?

Прист ответил не сразу. Под остальными Окоро подразумевал еще двух сотрудников фирмы: Саймона Соломона, которого все звали Солли, и Джорджи Самдей. Прист уже решил, что расскажет обо всем Джорджи. Ей было всего двадцать пять лет – самый молодой член команды, но этот ее недостаток – молодость с лихвой искупался присущей ей живостью ума. Чарли редко доводилось встречать столь блестящих юристов.

Говорить или не говорить Солли, штатному бухгалтеру фирмы, – это более сложный вопрос. Беспомощный в социальном плане, безнадежно слабый собеседник и, вполне вероятно, аутист, Солли отлично справлялся с цифрами. В редкие моменты просветления он любил повторять: «Люди – это вам не цифры, Прист». И хорошо, что так оно и есть, потому что Солли мог проследить за всеми передвижениями любой, пусть самой незначительной суммы денег, между восемью различными банковскими счетами, находящимися в четырех юрисдикциях, даже если сведения о ней были спрятаны в недрах аудиторского заключения, занимающего шестьсот страниц.

Если бы люди все-таки были цифрами, Саймон Соломон был бы самым великим психологом на Земле, но поскольку они ими не были, Прист предпочитал не беспокоить его такими вещами, как история с маньяком, вооруженным электродрелью.

– Я скажу Джорджи. А стоит ли говорить Солли, мы решим потом.

– Просто скажете? Так, словно речь идет о новом рецепте лимонного торта, который пришел вам на ум?

Прист пожал плечами. Окоро встал на ноги, напоминая огромную грозовую тучу, вдруг заполнившую кабинет.

– Я сейчас же начну наводить справки и постараюсь выяснить, что к чему. А пока, если вы решите на время съехать с вашей квартиры, то можете поселиться у меня.

Прист отмахнулся от этого приглашения:

– Нет-нет. Со мной все будет в порядке. К тому же ваша жена меня ненавидит.

– Она ненавидит ваше неумение нормально общаться и вести себя за столом, а также ваше интеллектуальное высокомерие. Но она не испытывает ненависти к вам лично.

– Как бы то ни было, перечень всего того, что она во мне ненавидит, несколько длинноват.

– У меня он такой же. Будьте предельно осмотрительны, Прист. – И Окоро, широко шагая, вышел из кабинета.

Чарли повернулся к находящемуся за спиной окну и уставился на дверь кафе Пикколо. Все это утро он думал о том, что ему нужно уехать куда-нибудь в отпуск. Куда-нибудь, где тепло, но нет чрезмерной жары. Золотой пляж, кристально чистый океан. Коктейли, подаваемые полуголыми красотками. Возможно, после того как Чарли каким-то образом удастся сделать так, чтобы ночной посетитель не явился к нему опять, он заскочит в туристическое агентство и прихватит несколько буклетов. Так всегда бывает после того, как едва не погиб. Начинаешь думать обо всех тех вещах, которые ты в своей жизни пропустил.

Голова кружилась от виски. Он не чувствовал такого раздрая в сознании с тех самых пор, как развелся с Ди Окленд. Теперь ему казалось, что после этого минула целая вечность и развод пошел ему на пользу. В основном потому, что он не умеет вести себя в компании, а она вообще чокнутая.

Не сказать, что в кабинете холодно, но Прист вдруг ощутил дрожь во всем теле.

Из-под кипы бумаг, лежащих в том же ящике стола, в котором была припрятана бутылка, он вытащил старую фотографию с надорванными краями и помятой серединой. Надо бы осторожнее с ней обращаться. На снимке были изображены все трое Пристов: Уильям, сам Чарли и Сара. Такой огромный потенциал, молодые лица, полные простодушного любопытства: что принесет им жизнь? Всему этому пришел конец, когда Уильям признался в серии убийств и на следующий день после суда над ним Чарли с Сарой прочли заголовки газет: «Брат офицера полиции – новый Джек-потрошитель».

Потом последовали вопросы. Как вышло, что Уильям со своей докторской степенью по психологии превратился в жестокого серийного убийцу? Каким образом ему удавалось так долго избегать разоблачения? Почему он убивал своих жертв? Почему не подходил ни под один из возможных профилей, составленных специалистами по созданию психологических портретов серийных убийц? Что именно довело его до безумия? Может быть, с ним жестоко обращались в детстве? Или он получил серьезную травму головы?

А может, зло содержалось в самой его крови?

Прист посмотрел на свое обожженное запястье. Черное, гноящееся, покрытое волдырями, оно начинало болеть еще сильнее всякий раз, когда он двигал рукой. Но под ожогами располагалась сетка вен, по которым текла кровь – та же самая кровь, что и…

В дверь постучали опять, и Прист тут же убрал фотографию обратно в ящик стола. В кабинет просунулась лысая голова Окоро.

– Прист, к вам посетитель, он желает с вами поговорить.

– Кто он такой?

– Не знаю, как его зовут, но он показал мне полицейский жетон.

Глава 7

Невил МакЮэн стал еще толще с тех пор, когда Прист видел его в последний раз. Жирное тело этого рыжеволосого шотландца так и распирало его плохо сидящий костюм. И он постарел – из-за многолетнего злоупотребления алкоголем и табаком его лицо приобрело темно-багровый оттенок.

Окоро проводил его до стула, стоящего напротив Приста, а сам уселся в углу. Прист поморщился, когда МакЮэн тяжело сел. Если так пойдет и дальше, этот стул скоро развалится на куски.

Хотя шотландец здорово растолстел, Прист сразу его узнал. Он служил сержантом уголовной полиции, когда Приста повысили в звании и он стал инспектором. Ни для кого не было секретом, что МакЮэн сам метил на это место и ожидание повышения в звании для него затянулось. Наверняка он сильно расстроился, когда его обошел по карьерной лестнице человек, который на десять лет моложе его и к тому же прослужил в полиции вчетверо меньше, чем он сам. Так что Прист ожидал от гостя враждебного отношения – ведь благодаря ему карьерный рост этого жирного ублюдка, вероятно, замедлился лет на пять-шесть.

– Чарли Прист, – пробормотал МакЮэн. – Надо же.

Прист подался вперед, чтобы лучше его слышать. От бессонной ночи, выпитого виски и полученного, по всей видимости, сотрясения мозга у него все больше кружилась голова, к тому же МакЮэн так и не избавился от неприятной привычки нечетко произносить слова.

– Сержант сыскной полиции МакЮэн.

– Не сержант, а инспектор.

– Что ж, поздравляю, старина.

– Сколько времени мы не виделись? – буркнул МакЮэн.

– Уже давно.

– Это точно. Давно.

– Чем мы можем вам помочь, инспектор уголовной полиции МакЮэн? – спросил сидящий за спиной полицейского Окоро.

МакЮэн даже не обернулся.

– Я пришел сюда, чтобы поговорить с шарманщиком, а не с его обезьяной.

Винсент явно отметил про себя эти нарочито оскорбительные слова. Прист подумал, что лет двадцать назад нигериец бы, пожалуй, отреагировал, но с тех пор он наверняка слышал нечто подобное не раз. В воцарившемся после выпада полицейского недолгом молчании Прист неодобрительно цокнул языком.

– У тебя неважный вид, – сказал МакЮэн. – Поздно лег спать?

– Просто у меня бледная кожа. Из-за этого я иногда выгляжу усталым.

– Вот-вот. Усталым. Я бы хотел задать тебе несколько вопросов, Прист. Где ты был минувшей ночью?

– Тебя не сопровождает сержант, – заметил Прист.

– Ну и что?

– Да нет, ничего. Просто мне это кажется странным.

МакЮэн сделал глубокий вдох, издав такой звук, будто где-то рядом включился ветряк.

– Ну, так где ты был минувшей ночью, Прист?

– Дома.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– А в чем собственно дело, инспектор? – вмешался Окоро.

МакЮэн продолжал его игнорировать.

– Ты когда-нибудь слышал об «Эллиндер фармасютикалз интернешнл»?

– Это фармацевтическая компания?

– Точно. Ее название говорит само за себя, да? Председатель ее правления – Кеннет Эллиндер – ты когда-нибудь о нем слышал?

– Нет.

– Ночью его сын, Майлз, был обнаружен мертвым в помещении одного из складов компании.

– Понятно.

– Имя Майлз Эллиндер что-нибудь тебе говорит?

– Нет, ничего абсолютно.

– Хм. – МакЮэн громко шмыгнул носом и вытерся рукавом. Затем откашлялся, так что на губах появился сгусток слизи, который он благополучно проглотил. И наконец положил на стол фотографию мужчины за тридцать с прилизанными волосами и безжизненными глазами.

Прист напрягся. Мужчина на снимке не носил полицейскую форму, но весьма напоминал ночного гостя.

– Это Майлз Эллиндер. Его лицо тебе о чем-нибудь говорит?

– Боюсь, что нет. Это все?

– Вряд ли. Тело Майлза сегодня рано утром обнаружил сторож. Чисто случайно. Он увидел, что дверь в подвал открыта, спустился вниз и наткнулся на Майлза. Его смерть кажется нам подозрительной.

Прист пожал плечами.

– Понятно.

– А знаешь, почему его смерть кажется нам подозрительной?

– Нет.

– Ну конечно, откуда тебе знать.

Из внутреннего кармана пиджака МакЮэн извлек еще одну фотографию и припечатал ее к столу. Прист смотрел на нее долго, не отрывая глаз. Сначала он решил, что в ней есть какой-то скрытый смысл, как в стереокартинке, которая на первый взгляд кажется всего лишь случайным набором символов, и только потом на ней проступает поначалу неразличимое трехмерное изображение. Но в конце концов до него дошло – никакого скрытого смысла нет, и на фотографии изображено именно то, о чем он подумал сразу. Господи Иисусе. Прист смутно осознавал, что Окоро встал со своего места в углу кабинета и, наклонившись над столом, тоже рассматривает этот снимок. Ему хотелось, чтобы картинка изменилась, но чем больше он смотрел, тем больше убеждался – все обстоит именно так, и от этого никуда не уйти. На мгновение к горлу подкатила тошнота.

– Ну и что ты на это скажешь? – ухмыльнулся МакЮэн.

– Ни один человек не заслуживает такой смерти, – тихо сказал Окоро.

МакЮэн убрал фотографию. Она пролежала на столе недолго, но этого времени хватило, чтобы изображенная на ней сцена намертво впечаталась в сознание

– А это точно Майлз Эллиндер? – спросил Прист.

Снимок был четким, но когда его сделали, тело находилось в добрых десяти футах от фотоаппарата, к тому же голова была слегка повернута. Прист не смог бы сказать, действительно ли этот труп принадлежит давешнему липовому полицейскому, он даже не смог бы утверждать, что это тот же самый человек, что и на первом снимке, который показал ему МакЮэн.

– Покойного опознали члены семьи, так что сомнений нет, – пробурчал МакЮэн. – Его посадили на кол. К полу склада специально для этой цели приварили металлический штырь. Металл вошел в прямую кишку и пронзил тело до самого затылка, хотя тот или те, кто это сделал, вероятно, только частично опустили его на этот штырь, который они предварительно смазали маслом. Остальное сделала сила тяжести. Он мог бы умереть быстро, если бы ему повезло. Но ему не повезло. Патологоанатом сказал, что он, по всей видимости, долго мучился – может быть, около часа. Бо́льшую часть жизненно важных органов штырь не задел. Так что все было спланировано очень тщательно. Получился целый спектакль.

МакЮэн наклонился над столом так низко, насколько позволяло объемистое брюхо, и впился в Приста взглядом:

– Ну так как, его лицо знакомо тебе? А? А может, тебе знаком штырь в его заднице? Этот штырь тебе знаком?

Прист не ответил.

Инспектор продолжал все так же сверлить его взглядом.

– Если ты не знал мистера Эллиндера, то, может быть, ты сможешь объяснить мне, откуда у него оказалась одна из твоих визиток?

Он достал из кармана прозрачный пластиковый пакет для вещественных доказательств и швырнул его Присту. Тому хватило одного взгляда на синий шрифт на визитной карточке, чтобы понять – это его визитка. Он помнил, что липовый полицейский взял одну из его визитных карточек и положил ее в карман, прежде чем схватиться за дрель.

– Понятия не имею. – Прист покачал головой.

– Так уж и не имеешь?

– У меня большая практика, инспектор. Я раздаю множество визиток.

– Может, он был одним из твоих клиентов? Или сотрудников?

– Я знаю всех клиентов фирмы, и этот человек не из их числа.

– Похоже, тебе не очень-то хочется помогать полиции.

– Я просто отвечаю на твои вопросы. А откуда тебе известно, что эта карточка вообще у него была?

– Его одежда валялась кучей в углу. Похоже, он был одет в форму полицейского, патрулирующего улицы пешком. Судя по всему, это хорошая копия. Больше там не нашлось ничего – ни бумажника, ни телефона. Но складской сторож его опознал. Так что сейчас у меня есть только одна зацепка – это ты.

– Простите, инспектор, но я ничем не могу вам помочь.

– Знаешь, мне же не понадобится много времени, чтобы получить ордер на обыск этой конторы, Прист. Такой маленький листочек бумаги, который позволит мне просмотреть здесь каждую папку, каждый ящик, каждый сейф и каждый унитаз. Будет жаль, если придется это сделать. Ведь тогда здесь всё перевернут вверх дном.

– Бросьте, инспектор, мы же с вами знаем, что вы просто зря теряете время, – вмешался Окоро. – Пока что вы на коне, но как вы думаете – сколько времени нужно для того, чтобы об этой истории проведали средства массовой информации? Вероятно, считаные часы. Может, вам стоит попробовать направить расследование по какому-нибудь более правдоподобному пути?

– Интересный совет. – МакЮэн впервые повернулся к Окоро. – Но новый заместитель комиссара полиции очень хочет, чтобы я вел расследование именно по этому пути.

Прист вздохнул:

– МакЮэн, уверяю тебя, заместителя комиссара полиции я не заинтересую.

– Это зависит от того, кто сейчас занимает этот пост. – Лицо МакЮэна скривилось в подобии полуулыбки.

Неприятное зрелище – в его тонких губах было что-то рептильное.

– Я не слежу за тем, кто есть кто в Скотленд-Ярде, уже десять лет. И я не знаю, кто сейчас занимает пост заместителя комиссара.

МакЮэн засмеялся.

– Зато она очень хорошо знает тебя, Прист. Вообще-то говоря, она лично приказала мне явиться сюда и допросить тебя с пристрастием. Думаю, последнее, что ты о ней слышал, – это то, что она служит в Манчестере. Но теперь она вернулась. Получила повышение по службе, и, готов поспорить, она по-прежнему не питает к тебе особой любви. Ди Окленд.

У Приста внезапно возникло такое ощущение, словно в горло попал какой-то инородный предмет.

– Я счастлив, что ее повысили, – сказал он.

Это представляло проблему. Когда в деле была замешана его бывшая жена, исход редко оказывался позитивным.

– Ага. А уж она как счастлива, что вернулась. У нее к этому делу личный интерес. Разумеется, из соображений пиара. Уверен, ты понимаешь.

– Вполне.

– Ну ладно. – Инспектор встал со стула. – Мне пора. Надо повидать судью, чтобы получить ордер на обыск. А вы, ребята, берегите себя.

Окоро тоже поднялся на ноги, и когда МакЮэн повернулся, чтобы выйти, эти два тяжеловеса на миг уставились друг на друга, потом Винсент открыл дверь и сделал знак инспектору протиснуться через дверной проем.

– Спасибо, что уделили нам время, МакЮэн, – любезно сказал он.

Прист продолжал неподвижно сидеть в своем кресле. Он чувствовал – если он встанет, у него могут подогнуться колени.

Уже в дверях МакЮэн обернулся к бывшему коллеге:

– Что тебе известно о поденках?

Прист моргнул, один раз, другой.

– Это вроде бы какие-то мелкие насекомые, да?

– Они живут недолго. Совсем недолго.

Стоит реагировать или нет? Пожалуй, это замечание слишком таинственно, чтобы оставить его без внимания.

– Почему ты вдруг заговорил о поденках? – нехотя спросил Прист.

Толстое лицо МакЮэна снова расплылось в самодовольной жабьей ухмылке.

– Те, кто его убил, засунули ему в горло поденку, прежде чем посадить на кол.

Глядя в окно, Прист наблюдал, как МакЮэн залезает в свое «вольво» и едет по улочке в сторону реки. Со Стрэнда доносился быстро нарастающий шум дорожного движения – урчание двигателей, работающих на холостом ходу, перемежаемое нетерпеливыми гудками раздраженных пробкой лондонцев и воем полицейских сирен. Прист ощутил, что начинает куда-то уходить из реального мира. Как будто все призраки, живущие в сознании, объединились, чтобы унести его к себе, и их вопли гулко отдавались в образовавшейся пустоте. Я всего лишь один из этих призраков. Я не принадлежу к реальному миру. Он попытался заставить себя опуститься на землю, но у него слишком болела голова.

Окоро вновь сел на стул, стоящий через стол от Приста.

– Вы ему так ничего и не рассказали, – заметил он.

– Не рассказал.

– Это немного рискованно, Прист.

– Почему?

– Вас могут обвинить в том, что вы препятствовали осуществлению правосудия.

– Мм. Зато это позволило выиграть время. МакЮэну не удастся получить ордер на обыск в обход местного судьи, так что у нас, возможно, есть несколько дней форы.

– Для чего?

– Для того чтобы разобраться, в чем же тут дело.

– Вам, наверное, будет приятно вновь встретиться с бывшей женой.

– Ничего приятного в этом нет, Окоро.

– Она все еще злится на вас?

– Думаю, да.

– Они сядут вам на хвост.

Прист кивнул. Он уже учел фактор слежки. Он чувствовал себя измотанным до предела. И беспокоился о Саре. Непонятно, почему, но у него возникло такое чувство, что ему надо непременно ее повидать. Хотя бы для того, чтобы предупредить, что эта психопатка, его бывшая жена, вернулась в Лондон. Неудивительно, что ее повысили и опять перевели. Интересно, кого она достала на этот раз?

Еще несколько минут назад он полагал, что Ди все еще занимает пост комиссара полиции Манчестера, ради которого и оставила мужа. С тех пор прошло уже пять лет. Тогда она заявила, что он «душевнобольной». Прист и не спорил. Ведь у него в самом деле диссоциативный синдром, а это патология. Он много раз пытался объяснить ей, что это такое – чувство отстраненности, которое может накатить в любой момент. При наилучшем раскладе это походило на искажение окружающей обстановки, и у него еще оставалась какая-то связь с реальностью, пусть она была деформирована и ущербна. Как сон, во время которого ты все-таки понимаешь, что спишь. В наихудшем же случае наступала полная дереализация. Некая сила словно выбрасывала его из собственного тела в странный чуждый мир, из которого он смотрел на себя самого или на искаженную пародию себя самого, безуспешно пытаясь восстановить связь с тем, что его окружало. Хотя такое состояние охватывало его редко, оно могло длиться от пары секунд до нескольких часов, напоминая кошмар, во время которого Прист понятия не имел, спит он или бодрствует и жив ли он вообще.

Нелегко существовать в мире, который часто кажется тебе не совсем реальным, а иногда и полностью нереальным. Понятно, что его поведение кажется другим неподобающим, непочтительным, а иногда и просто грубым. На самом деле Чарли вовсе не желает никого задевать. Большие куски жизни порой проплывали перед его глазами, словно размытые движущиеся картинки из какой-то давней, почти забытой слайдовой презентации; иногда только реакции, которые его поведение вызывало у окружающих, заставляли его по-настоящему чувствовать себя человеком.

Но Ди никогда этого не понимала. Пожалуй, у иных уховерток и то больше способности сопереживать.

Ее последняя ядовитая насмешка: «Да ты просто душевнобольной!» – застряла в сознании и заставила его признаться себе в том, что в глубине души он уже знал: из мужчин с диссоциативным расстройством получаются плохие мужья, но из социопаток, желающих командовать абсолютно всем, получаются еще худшие жены.

Вежливое покашливание вывело Приста из раздумья, и он увидел стоящую в дверях Джорджи. Сколько времени она здесь находится? Судя по выражению лица Окоро, который давно привык к тому, что Прист иногда на время замолкает, погружаясь в себя, и покорно это терпит, она ждет по меньшей мере несколько минут. На Джорджи была юбка в складку и белая блузка, а рыжие волосы она собрала в конский хвост. Она нерешительно замерла на пороге.

– Простите, – сказала девушка. – Я постучала, но так и не поняла, пригласили вы меня войти или…

– Все в порядке, Джорджи, – отозвался Окоро. – Входи. Прист просто снова мечтал о чем-то своем.

– Спасибо. – Она вошла в кабинет и посмотрела на начальника. – О, Чарли, что с вами? У вас неважный вид.

Прист медленно кивнул. Конечно, она права. Утром он не принял душ. Костюм измят, и он не надел галстук. Вероятно, он сейчас похож на актера массовки из фильма про оживших мертвецов.

– Да, что есть, то есть. Утро выдалось непростым. Итак, Джорджи, тебе известно, что ты умеешь быстро схватывать большие объемы неприятной информации? Ну так вот, это умение весьма пригодится тебе в следующие пять минут.

– Отлично. – Она приготовила ручку и адвокатский блокнот и с нетерпением посмотрела на начальника.

В ней слишком много энтузиазма. Прист рассказал Джорджи немного отредактированную версию событий, включив в свой рассказ электродрель и визит МакЮэна, но исключив из него способ, которым был умерщвлен Майлз Эллиндер. Некоторые детали ей пока лучше не знать. Когда он закончил, последовала короткая пауза, во время которой Чарли был уже не в состоянии провести различие между шумом уличного движения, доносящимся из окна, и биением крови в собственных ушах.

Немного подождав, Джорджи опустила ручку.

– О господи! – только и сказала она.

Девушка явно была потрясена, но в то же время не могла скрыть воодушевления и острого интереса.

Чарли посмотрел на нее и впервые за последние несколько дней улыбнулся. Джорджи была на голову выше всех остальных кандидатов на место юриста в его фирме, с которыми он проводил собеседование год назад. Если бы он судил только по представленным ею документам, она бы мало чем отличалась от прочих. С отличием окончила Оксфорд, получила степень магистра философии в Королевском колледже Лондонского университета – так же как Прист. В деле Джорджи показала себя изобретательной и целеустремленной, но было в ней еще кое-что отличающее ее от других, и Прист сразу это уловил: за ее изумрудными глазами таился неиссякаемый запас энергии.

– По понятным причинам, Джорджи, вся эта информация в данный момент является закрытой. Это понятно?

– Само собой! Совершенно секретно. – Девушка на секунду замолчала, и было видно, что ей очень хочется задать вопрос. Наконец она решилась. – Но как же вам удалось освободиться от пут, которыми вы были привязаны к стулу?

– Я прожег их с помощью зажигалки. – И Прист вытянул правую руку, запястье которой напоминало пережаренный шашлык.

– Болит? – с искренним участием спросила Джорджи.

– Болит охрененно, Джорджи. Думаю, ты можешь себе представить.

Джорджи кивнула и сделала еще какую-то запись в своем блокноте. Надо полагать, «болит охрененно».

– Итак, теперь, когда мы установили, что жечь свою собственную кожу, чтобы спастись от вооруженного электродрелью безумца, – это испытание не для слабонервных, перейдем к делу. Что нам известно о компании «Эллиндер фармасютикалз интернешнл»?

– Она специализируется на антидепрессантах, – сообщил Окоро. – Насколько я знаю, производство лекарств приносит большую прибыль, у членов семейства Эллиндер куча денег. Вы, наверное, уже и сами догадались.

– Эллиндер, – задумчиво произнесла Джорджи. – Эллиндер. – Она достала из кармана айфон и принялась водить пальцем по экрану.

Прист терпеливо ждал, когда она найдет то, что ищет. У него по-прежнему раскалывалась голова, но сейчас мысли хотя бы начали приходить в порядок.

Наконец Джорджи подняла голову, явно довольная результатом своих поисков.

– В две тысячи одиннадцатом году в Апелляционном суде по вопросам конкуренции слушалось дело, в котором ответчиком выступал концерн «Эллиндер Груп». Они разработали, запатентовали и выпускали под своим брендом антидепрессант «Мейлопейн», получив за него от Государственной службы здравоохранения десятки миллионов фунтов. По истечении пятнадцатилетнего срока действие патента на «Мейлопейн» должно было прекратиться, после чего другие фармацевтические компании смогли бы производить свои собственные дженерики этого препарата и продавать их значительно дешевле. Это обычная практика, поскольку лекарственный препарат – это просто определенная химическая формула, и «Мейлопейн», производимый концерном «Эллиндер», ничем не лучше, чем его более дешевые аналоги, просто стоит в шесть раз дороже. Если бы другие фармацевтические компании выпустили на рынок свои дешевые версии «Мейлопейна», падение прибыли «Эллиндера» могло бы достичь семидесяти пяти процентов. Поэтому материнская компания концерна «Эллиндер Груп» заплатила остальным игрокам на рынке за то, чтобы они на несколько лет отсрочили выпуск дженериков и «Эллиндер» мог бы доить службу здравоохранения и дальше.

– И каков исход дела? – поинтересовался Прист.

– «Эллиндер» оштрафовали на пятнадцать миллионов фунтов.

– А в деле фигурировали члены семьи Эллиндеров?

– Не знаю. У меня тут есть копия судебного протокола, я ее просмотрю и все выясню.

– Хорошо. «Тирамир» нам уже заплатил? – обратился Чарли к Винсенту.

– Вчера мы получили от них транш в сто тысяч фунтов, а в конце месяца они выплатят нам последние двести пятьдесят тысяч.

Общая сумма гонораров от «Тирамир интернешнл» приближалась к миллиону. Весьма неплохая плата за двухлетний труд. Оплату большей части судебных издержек компании «Тирамир» суд возложил на ее бывшего президента, оказавшегося мошенником, но по условиям договора об оказании юридических услуг фирма «Прист энд компани» могла получать свои гонорары от самой «Тирамир». В планы Приста отнюдь не входило пытаться взыскать плату за труды с человека, активы которого спрятаны в офшорах.

– Это все? Я могу идти? – спросила Джорджи.

– Да. Кстати, Джорджи, МакЮэн что-то говорил о поденках.

– При чем здесь поденки?

– Они играют в этом деле какую-то роль. Но пока неясно. Пожалуйста, изучи эту тему в общих чертах.

– Хорошо. Я поняла. – Девушка широко улыбнулась.

Прист подождал, пока она выйдет, после чего тяжело выдохнул из легких воздух, пахнущий спиртным. Я могу ей доверять. Он посмотрел на Окоро, который тоже встал и стоял, сложив руки на груди и нависая над столом.

– Вы уверены, что она разберется?

Прист махнул рукой, словно отметая все сомнения.

– Кто? Джорджи? Не вопрос. Она умница.

– И к тому же хорошенькая.

– Я не замечал.

Окоро усмехнулся:

– Ну, конечно. Так каким будет ваш следующий ход?

Чарли откинулся на спинку кресла и посмотрел в потолок. Ему чудилось, что тот медленно кружится.

– Я просто посижу здесь и немного подумаю.

– Отлично. Здравая мысль. А что потом?

Прист на секунду задумался.

– Предположим, МакЮэн говорил правду. Что в таком случае мы имеем? Ко мне приходил ненормальный тип, готовый на крайние меры и полагающий, что в моих руках находится флеш-карта с какими-то данными, характер которых мне неизвестен. Затем этого ненормального типа пытают и убивают, причем жутким способом, от которого веет театральщиной. Спрашивается, почему он был убит?

– Может, потому, что ему не удалось заполучить у вас флешку с этими данными? Или же это было наказание за то, что он вообще ее потерял?

– Обе догадки превосходны, Окоро, но я чувствую, что за всем этим кроется более хитроумный замысел.

– Что вы имеете в виду?

Прист открыл было рот, но вдруг обнаружил, что не в состоянии вымолвить ни слова. Взглянул на свою руку, и ему показалось, что она ему не принадлежит. Началось. Он знал, что Винсент рядом, но фигура нигерийца была нечеткой, размытой. В голове Приста разыгрывался хорошо знакомый ему диалог.

– Ты ее чувствуешь?

– Чувствую что?

– Отрешенность от себя самого, Чарли.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Уиллс.

– Сомневаюсь. Ты мой брат, моя кровь. Когда ты смотришь в зеркало отсутствующим взглядом, я знаю – это не потому, что ты грезишь наяву.

– Это неважно.

– Мы с тобой одинаковые, Чарли. Я знаю, о чем ты думаешь, когда смотришь в зеркало.

– Перестань, Уильям.

– Ты думаешь: кто это на меня из него смотрит, черт возьми?

Прист прекрасно понимал, что именно с ним не так. Большую часть времени он функционировал как нормальный человек, но остальное время его жизни проходило в совершенно ином мире. Когда с ним случались приступы дереализации – проявление диссоциативного расстройства, то восприятие искажалось, и он видел все в искривленном виде и словно сквозь туман. Подобные состояния могли длиться от нескольких секунд до нескольких дней.