Текст книги "Девушка на скале"

– Ни один из них не похож на вас, – откровенно сказала она Дэвиду, смотря на него блестящими глазами. – Я бы хотела всегда быть с вами!

Дэвид повернулся, чтобы посмотреть, как Тара дремлет на солнце.

Глава XIX. «Я НЕНАВИЖУ ЭТУ КАРТОЧКУ»

Они ели, сидя друг против друга за чистым, плоским камнем, напоминавшем стол. Девушка не пыталась из ложного стыда скрывать свой голод. Дэвид с удовольствием смотрел, с каким аппетитом она уничтожала и грудинку, и овсяную лепешку, и картофель, и кофе, и в то же время сам не отставал от нее. Взглянув на Тару и Бэри, Мэдж произнесла:

– Тара весь день ел корни, но что будет он есть? – и она кивком головы указала на Бэри.

– Он хорошо позавтракал, – успокоил ее Дэвид. – Сейчас он ни в коем случае не будет есть: он слишком поглощен медведем.

Когда девушка с легким вздохом удовлетворения окончила обед, он спросил:

– Как нужно понимать ваши слова о том, что вы научили Тару убивать? Как вы его обучали?

– Я начала на следующий день после того, как Брокау сделал это… обнял меня и запрокинул назад мою голову! Уф! Его лицо было ужасно, когда оно приближалось к моему! – она вздрогнула. – Потом я мыла свое лицо, хорошенько терла его, но все еще чувствовала это прикосновение. Я еще и теперь чувствую! – Ее глаза снова потемнели, как темнеет солнце, когда его закрывает грозовая туча. – Я хотела, чтобы Тара понял, что ему нужно делать. Я украла кое-что из одежды Брокау и унесла его вещи в горы. Я набила их травой и сделала… как это называется? По-индейски это будет исенакусевин…

– Чучело, – подсказал Дэвид.

Она кивнула головой.

– Да, правильно. Затем я с чучелом отошла на некоторое расстояние от Тары и стала драться с ним и кричать. Когда Тара в третий раз увидел, что я лежу под чучелом, дерусь и кричу, он так ударил по нему своей лапой, что разорвал его пополам. А затем…

Ее глаза заблестели диким торжеством.

– Он разорвал его на куски! – задыхаясь, воскликнула она. – Я потратила целый день на починку, и в конце концов мне пришлось украсть еще одежды. На этот раз я взяла вещи Гока. Скоро и их постигла та же участь. То же Тара сделает с человеком, если я буду бороться с ним и кричать.

– А не так давно вы были готовы броситься на меня, чтобы бороться и кричать, – улыбаясь, напомнил ей Дэвид.

– Но не после того, как вы заговорили со мной, – быстро промолвила девушка. – Потом я уж не боялась. Я обрадовалась. Нет, я не закричу, если даже вы будете держать меня, как Брокау!

Дэвид снова почувствовал, что кровь прилила к его лицу. И он сам устыдился этого, устыдился той мысли, которая на мгновение вспыхнула в его мозгу. Он никогда не встречал прежде такого существа – женщину-ребенка, чудесную нимфу, выросшую среди цветов.

– Значит, вы не побоитесь вернуться со мной в Гнездо? – спросил он.

– Нет, – решительно ответила она. – Но я предпочла бы убежать с вами.

Прежде чем он успел открыть рот, девушка быстро прибавила:

– Ведь вы же сами говорили, что проделали путь в сотни миль для того, чтобы найти меня? Зачем же нам возвращаться?

Он постарался объяснить Мэдж то, что, по его мнению, диктовалось разумом. Он уверял, что теперь, когда он будет охранять ее, ни Брокау, ни Гок, ни кто-либо другой не причинят ей зла, а ему нужно выяснить целый ряд вопросов. Глаза девушки широко раскрылись, когда Дэвид рассказал ей о своих предположениях: он не верит, что Гок действительно ее дядя; не сомневается, что женщина, которую он встретил в ту ночь в трансконтинентальном экспрессе и которая разыскивала какого-то О'Дуна, сильно заинтересована в судьбе Мэдж. Он должен, если будет возможность, узнать, кто она такая и каким образом попала к ней карточка, а для этого не было другого выхода, как пойти в Гнездо и добиться правды от самого Гока. А потом они отправятся на побережье, и добраться туда будет очень легко. Он говорил ей, что Гок и Брокау не осмелятся причинить им неприятности, так как они занимались такими делами, узнав о которых полиция быстро расправилась бы с ними. Преимущество окажется на стороне Дэвида и Мэдж. По мере того как он говорил, в глазах девушки сияла все большая вера в него.

– И вы заберете меня отсюда? Вы обещаете?

– Дорогое дитя, я ради этого только и пришел, – ответил он, делая вид, что очень удивлен ее вопросом. – Полторы тысячи миль я прошел ради этого. Теперь вы верите тому, что я говорил вам о карточке?

– Да, – кивнула она головой.

Девушка так прямо смотрела на него своими чудесными глазами, что он был вынужден на мгновение, как бы случайно, отвести свой взгляд.

– И вы имели обыкновение разговаривать с ней? Она казалась вам живой? – спросила девушка.

– Совсем живой, Мэдж.

– И вы мечтали обо мне?

Он сам сказал это. Сейчас он чувствовал себя в затруднении. Если бы она была старше или хотя бы моложе…

– Да, искренне, – ответил он.

Он боялся следующего, еще более затруднительного вопроса, но его не последовало. Девушка быстро встала, откинула назад волосы и побежала к Таре, дремавшему на солнце. Что она говорила огромному зверю, обнимая его лохматую шею, Дэвид об этом мог только догадываться. Тихо смеясь, он стал убирать остатки обеда. Он никогда не предполагал, что окажется в таком положении. Он чувствовал себя не совсем уверенно. Без сомнения, Гок и Брокау очень грубые люди; из слов девушки он убедился, что они преступники, широко занимающиеся тайной продажей виски. Но, быть может, они все же не такие плохие люди, как он вначале предполагал, хотя Гнездо, конечно, ужасное место для девушки.

Когда он кончил упаковывать свой тюк, Мэдж покинула медведя и подошла к нему.

– Если мы собираемся засветло перебраться через горы, нам нужно торопиться, – сказала она.

– Можете ли вы идти? – спросил Дэвид. – Не устали ли вы? Не болят ли у вас ноги? Мы могли бы подождать здесь до утра…

– Я могу взобраться, – возбужденно прервала его девушка. – Я могу взобраться… и идти всю ночь… чтобы сказать Брокау и Гоку, что я больше не принадлежу им и что мы уходим! Брокау взбесится, прежде чем уйти, я выцарапаю ему глаза.

– Ну-ну! – прошептал Дэвид.

– А если Гок будет ругать меня, я и ему выцарапаю! – заявила она, трепеща от предвкушаемой мести. – Я… я ему выцарапаю глаза во всяком случае за то, как он обращался с Найзикус!

Дэвид с удивлением смотрел на нее. Все ее стройное тело напряглось, руки судорожно сжались.

– В вашем присутствии они не осмелятся тронуть или ругать меня, – прибавила она с непоколебимой уверенностью.

Внезапно она уловила выражение лица Дэвида. Моментально ее возбуждение исчезло, и она нерешительно прикоснулась к его рукаву.

– Разве… вы не хотите… чтобы я выцарапала им глаза? – спросила она.

Он отрицательно покачал головой.

– Этого не надо делать, – ответил Дэвид. – Мы должны вести себя очень осторожно. Пусть они не знают о вашем бегстве. Мы скажем им, что вы лазили по горам и заблудились.

– Я не могу заблудиться, – протестующе заявила она.

– И все же им надо это сказать, – настаивал Дэвид. – Согласны?

Мэдж выразительно кивнула головой.

– А почему они не отправились в погоню за вами?

– Потому что я перебралась через эту гору, – ответила девушка, указав на перевал в северной цепи. – Там сплошные скалы, и Тара не оставил следов. Они не подумали, что мы перебрались в эту долину. Если они вообще погнались за нами, то они искали нас в другой долине. Нам тоже придется перевалить через те горы, – она повернулась и указала на юг. – Там живут люди. Я слышала, как Гок говорил о них.

– Не слышали ли вы когда-нибудь, чтобы он говорил о человеке по имени Тэвиш? – спросил Дэвид, пристально глядя ей в лицо.

– Тэвиш. Тэвиш… Не-е-ет, я никогда не слышала.

– Он одно время жил на Файрпене. У него была оспа, – сказал Дэвид.

– Это ужасно, – вздрогнув, произнесла девушка. – Индейцы умирают от нее. Гок говорит, что мои родители умерли от оспы, а я была тогда так мала, что не могу этого помнить. Так он говорит, что я не могу помнить. Но я помню, как во сне. Иногда я вижу лицо женщины, вспоминаю хижину, снег и собак. Вы готовы?

Дэвид взвалил на плечи свой тюк; пока он его привязывал, Мэдж подбежала к Таре. По ее приказанию огромное животное лениво поднялось. Дэвид позвал Бэри; пес быстро приблизился и, свирепо рыча, остановился около его ног.

– Эх ты! – укоризненно произнес Дэвид, положив руку на голову собаки. – Тут все друзья.

Взглянув на Мэдж, он сделал неожиданное любопытное открытие: оказалось, что Тара может принести пользу. Его хозяйка уселась на него верхом и, нагнувшись вперед, тянула его за левое ухо, постукивая в то же время каблуками по его бокам. Медведь медленно повернулся, и, когда его голова оказалась в нужном направлении, Мэдж опустила его ухо и, продолжая барабанить своими каблуками, резко закричала:

– Вперед, Тара! Вперед!

– Вам нужно поторапливаться, – прокричала она Дэвиду, смеясь над его удивленным видом.

Дэвид не сразу пришел в себя от изумления. Он слышал, как девушка смеялась и кричала что-то Таре, видел, как гризли стал карабкаться по склону, а всадница наклонилась вперед и едва не легла на спину животного, при этом ее локоны блестели на фоне густого меха Тары. Дэвид стал подниматься вслед за ними. Через десять минут ему уже не хватало воздуха, и он замедлил шаги. Взобравшись наконец на первый уступ, он подошел к Мэдж; она сидела в тени большого камня, в ее синих глазах сверкали шаловливые огоньки, хотя она и старалась казаться серьезной.

– Мне очень жаль, Сэкуэвин, – проговорила она, потупив глаза так, что они совсем спрятались под длинными шелковистыми ресницами. – Я не могла заставить Тару идти медленнее. Он голоден и знает, что идет домой.

– А я думал, что у вас болят ноги, – с трудом переводя дыхание сказал Дэвид.

– При спусках я не езжу на нем, – объяснила она, выставив маленькие ножки в разодранных мокасинах. – Я не могу удержаться и соскальзываю через его голову. Вам нужно идти впереди Тары. Это заставит его сдерживать шаги.

Когда они снова начали свой подъем, Дэвид пошел первым. Тара следовал за ним так близко, что порой он ощущал на своей руке его горячее дыхание. После того как они взобрались на второй уступ, девушка слезла и пошла рядом с Дэвидом. С полмили тянулся довольно легкий подъем, а затем начались крутые голые скалы. В час дня они выступили в путь, и только к пяти часам добрались до первого снега. В шесть – они стояли на вершине горы. Внизу лежала долина Файрпена, широкая, залитая солнцем зеленая равнина, кое-где поросшая лесом. Девушка указала вниз по направлению к северо-западу.

– Там Гнездо, – проговорила она. – Если бы не эта большая красная гора, мы бы могли видеть его.

Хотя Мэдж проехала на Таре по крайней мере две трети подъема, она все же очень устала. Когда на них налетел порыв холодного ветра, она прижалась к Дэвиду; он почувствовал, что силы почти покинули ее. Чтобы добраться до ближайшей группы деревьев, нужно было спуститься на полмили. Дэвид ободряюще указал на лесок.

– Мы там расположимся на ночлег и поужинаем. Я надеюсь, что там уже можно будет развести костер. Если вы не можете спуститься верхом на Таре, я понесу вас.

– Вы не сможете, Сэкуэвин, – вздохнув, сказала она. – Гораздо труднее нести груз под гору, чем в гору. Я могу идти сама.

Прежде чем он успел остановить ее, Мэдж стала спускаться. Они теперь шли в три раза быстрее, чем во время подъема, но, когда они через полчаса достигли деревьев, Дэвид почувствовал, что он с трудом может разогнуть спину. Девушка все время держалась впереди него и, добравшись до первой ели, с легким торжествующим восклицанием опустилась на землю. Ее зрачки расширились и потемнели; от колоссального напряжения по телу пробегала дрожь, но она все же пыталась улыбнуться подошедшему Дэвиду.

– Иногда вы будете носить меня… но только не под гору, – проговорила она. – А теперь, пожалуйста, Сэкуэвин, займитесь ужином.

Прежде чем заняться поисками удобного места для стоянки, Дэвид прикрыл девушку одеялом. Тара уже стал разыскивать корни, а Бэри следовал по пятам за своим хозяином. Совсем близко Дэвид наткнулся на маленький ручеек, рядом с которым находилась небольшая лужайка. Сюда он натаскал сухих сучьев и развел костер. Затем он устроил постель из мягких веток бальзамной ели и направился к своей юной спутнице. За время его отсутствия она успела заснуть. Дэвид нежно взял ее на руки и спящую перенес и уложил на приготовленное ложе. Уже совсем стемнело, когда он разбудил ее к ужину. Костер ярко горел. Тара развалился немного поодаль. Бэри лежал около самого костра. Девушка села, протерла глаза и уставилась на Дэвида.

– Сэкуэвин, – прошептала она после того, как несколько секунд с изумлением озиралась.

– Ужин, – улыбаясь, произнес Дэвид. – Я все приготовил, пока вы, сударыня, изволили спать. Хотите есть?

Все его труды не были оценены должным образом: Мэдж ела очень немного. Сон все еще одолевал ее. Поужинав, Дэвид устроил ей удобную подушку из веток бальзамной ели; девушка снова легла, а он закурил свою трубку. Ему не хотелось, чтобы она заснула: он испытывал желание поговорить с ней. Он начал с того, что спросил ее, почему она так легкомысленно убежала, не захватив с собой ни запасных мокасин, ни платья.

– Они были в узелке Тары, Сэкуэвин, – объяснила Мэдж. – И они пропали.

Затем он заговорил с ней об отце Ролане. Она слушала его, все больше и больше погружаясь в дремоту. Ее ресницы медленно опускались, пока не легли темной бахромой на ее щеки. Дэвид любовался их длиной и тем, как они внезапно поднимались, открывая на мгновение устремленные на него сонные глаза, а затем снова опускались. Когда девушка в последний раз открыла глаза, Дэвид держал в руках ее карточку. На одну секунду ему показалось, что вид карточки совсем разогнал сон девушки.

– Бросьте ее в огонь, – проговорила она. – Брокау заставил меня сняться, и я ненавижу эту карточку. Я ненавижу Брокау. Я ненавижу карточку. Сожгите ее.

– Я должен сохранить ее, – возразил Дэвид. – Сжечь ее! Это…

– Теперь она вам больше не понадобится.

Ее глаза снова стали закрываться, на этот раз окончательно.

– Почему? – спросил он, наклонившись над ней.

– Потому что, Сэкуэвин… теперь… я есть у вас, – тихо прозвучал сонный голос, и длинные ресницы спокойно легли на щеки.

Глава XX. В ГНЕЗДЕ

Долго еще после того, как Мэдж заснула, Дэвид думал над ее словами. Даже в этом сонном шепоте звучала необычайная вера в него. Ему больше не понадобится карточка: Мэдж теперь его! Он взглянул на спящую девушку, и в первый раз за все время его охватило внезапное волнение и мрачное предчувствие. Он начал сознавать, что взял на себя тяжелую задачу. По мере того как проходили часы, а он все сидел в одиночестве у костра, он все больше убеждался в этом. Мэдж верила в него безгранично и бесстрашно возвращалась к тем, кого ненавидела и боялась. Возвращалась не только бесстрашно, но с чувством удовлетворения и вызова. Ему чудилось, что он слышит, как она говорит Гоку и «животному»: «Я вернулась. Теперь попробуйте меня тронуть!» Что он может сделать, чтобы оправдать ее доверие? Без сомнения, очень многое. А если он в этой борьбе за нее окажется победителем, в чем она ни минуты не сомневается, что ему делать с ней? Взять ее с собой на побережье и затем куда-нибудь на юг, чтобы поместить ее в школу? Такова была его первая мысль, ибо теперь, безмятежно погруженная в сон на своей постели из веток бальзамной ели, она больше, чем прежде, походила на ребенка.

Дэвид старался нарисовать себе образы Брокау и Гока. Он снова стал размышлять о том, что девушка рассказала ему о себе и об этих людях. Может быть, ее страхи сильно преувеличены. Возможно, что «животное» дал Гоку золото за что-нибудь другое. Даже люди, погрязшие в низкой торговле, не способны на такое вопиющее преступление. Затем Дэвид вспомнил – и вся кровь в нем закипела – вспомнил о том случае, когда Брокау схватил ее в свои объятия, до боли отогнул назад ее голову и целовал ее! Это достаточное доказательство того, что девушка боялась не напрасно! Он с такой силой вцепился в шею Бэри, лежавшего у его ног, что пес взвизгнул. А когда в следующий раз она ударила Брокау, Гок бранил ее. Это было вторым доказательством! Дэвид поднялся, посмотрел на девушку и долго стоял так, не двигаясь, не произнося ни слова.

«Маленькая женщина, а не ребенок», – прошептал он наконец про себя.

С этого мгновения в нем загорелось желание поскорей добраться до Гнезда. Прежде Дэвид всегда относился отрицательно к физической борьбе, если только дело шло не о спортивных упражнениях. Физическую расправу он рассматривал как варварство, и никогда не пользовался своим умением боксировать, хотя и считался одним из лучших боксеров-любителей. И этот принцип удержал его от мести в тот час, когда другой человек не задумался бы убить. Но там, в той комнате его дома, он мог только мстить за себя. Сейчас положение иное: маленькое существо отдало себя под его покровительство и твердо верило, что с ним ему не угрожает никакая опасность. Дэвид вытащил из тюка свой автоматический револьвер, тщательно зарядил его и сунул в свой карман. Он принял окончательное решение, затем растянулся около костра и заснул.

Дэвид встал с ранней летней зарей, а когда первые лучи солнца заиграли на большой красной горе, он и девушка стали спускаться. Через час они добрались до долины и сели немного отдохнуть, чем воспользовался Тара, чтобы поохотиться среди скал на сурков. Они очутились в чудесном месте, напоминавшем огромный парк. У подножия горы с обеих сторон хвойные леса простирались узкой непрерывной полосой. Между ними раскинулась широкая долина, покрытая волнующейся травой, среди которой пестрели яркие цветы; кое-где виднелись зеленые кусты диких роз и шиповника и купы деревьев. По более низкой части долины протекала река.

И это ее дом! О нем она рассказывала Дэвиду, пока они отдыхали. Она указывала на серые вершины, на которые взбиралась. Здесь, освещенная солнцем, находилась гора, где пять лет тому назад она нашла Тару – маленького медвежонка, потерявшего свою мать. Там виднелся высокий скалистый склон, по которому поднимались, убегая, она и Тара. Местами он был такой отвесный, что Дэвид содрогнулся при мысли о том, какой опасности она себя подвергала. Сейчас он не сомневался в том, что не вспышка гнева побудила Мэдж бежать, карабкаться ночью по этому склону. Дэвид решил заговорить об угнетавших его сомнениях.

– Послушайте меня, Мэдж, – начал он и указал на возвышавшуюся перед ним красную гору. – Там, говорите вы, находится Гнездо? Что мы будем делать, когда явимся туда?

Нахмурив лоб, она взглянула на него.

– Возьмем и скажем им, – ответила она.

– Что скажем?

– Что вы пришли за мной, Сэкуэвин, и что мы уходим.

– А если они будут возражать? Если Брокау и Гок запретят вам идти?

– Мы все равно уйдем, Сэкуэвин.

– Вы мне дали красивое имя, – произнес он, думая о чем-то другом.

– Мне оно нравится.

Первый раз за все время девушка покраснела от смущения; ее лицо стало похоже на одну из диких роз этой долины.

Дэвид снова заговорил:

– Вначале, Мэдж, вы не должны говорить им слишком много. Помните, что вы заблудились и я нашел вас. Вы должны дать мне время присмотреться к Гоку и Брокау.

Она кивнула головой, но в ее глазах промелькнула тревога.

– Вы не дадите… им… задержать меня? Что бы они ни сказали – вы не дадите им задержать меня?

Дэвид, смеясь, вскочил на ноги и, взяв девушку за подбородок, взглянул ей прямо в глаза, в которых снова засветилась вера в него.

– Нет, вы уйдете со мной, – снова пообещал он. – Идемте. Я горю нетерпением встретить Гока и «животное»!

Дэвида удивило, что нигде не видно людей, которые искали бы Мэдж. Девушка объяснила ему, что после смерти Найзикус она и Тара часто уходили в горы и подолгу оставались там. Дважды они провели в горах по двое суток. Гок никогда не беспокоился о ней, возможно, и на этот раз он никого не послал разыскивать ее. Если бы Брокау не дал Гоку золота, она не боялась бы погони. А если Гок продал ее… Мэдж говорила об этой возможной продаже, словно она являлась самым обыкновенным предметом торговли. Неожиданно она поразила Дэвида, заговорив:

– Я знала приходивших с Севера белых, которые покупали девушек-индеанок. Я видела, как их продавали за виски. Уф! – она вздрогнула. – Найзикус и я подслушали как-то ночью. Гок продал девушку за маленький мешочек золота – вроде того. В ту ночь Найзикус крепче обыкновенного обнимала меня. Она ужасно боялась этого человека – Гока. Почему, если она его боялась, она жила с ним? Не знаете ли вы? Я не стала бы жить. Я бы убежала.

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Боюсь, что я не смогу объяснить вам, дитя мое.

Она быстро взглянула на него.

– Почему вы так меня называете?

– Потому что вы не взрослая; вы еще так молоды, а я уже так стар, – со смехом ответил он.

Мэдж долгое время ничего не говорила. Они продолжали свой путь к красной горе.

У подножия ее пообедали. Большую часть дороги после обеда Мэдж проделала верхом на медведе. Солнце уже закатывалось, когда они остановились поужинать. До Гнезда оставалось еще три мили. Яркие звезды зажглись на небе, прежде чем они добрались до маленькой, поросшей лесом поляны. Этот укромный уголок Гок избрал местом для своей торговли. Когда они приблизились, Дэвид увидел свет костров. Он насчитал на поляне четыре костра, а позади в лесу слабо светился пятый. Слышались медленные, глухие удары барабанов и голоса людей; двигались какие-то тени. Девущка резко остановилась и схватила Дэвида за рукав.

– Туда пришли индейцы, – прошептала она. В ее голосе звучал не страх, а только изумление.

– Зачем они пришли?

– Я не знаю, – ответила девушка.

Она двинулась дальше, направившись прямо к кострам. Тара и Бэри держались позади них. Там, куда не достигал свет костров, на черном фоне леса вырисовывалась темная масса; Дэвид понял, что это Гнездо. Он различил строение, в котором не видно было света. Пройдя между кострами, они обогнули край большого бревенчатого дома. С этой стороны в нем виднелись тусклые огоньки и слабо слышались голоса. Девушка быстро прошла куда-то в сторону и тихо подозвала Тару. Медведь пошел к ней – и Дэвид услышал лязг цепи. Через несколько секунд Мэдж вернулась к нему.

– В комнате Гока горит свет, – сказала она. – Я надеюсь, Сэкуэвин, что они оба там, оба – и Гок, и Брокау.

Она крепко взяла его за руку и повела в темноту.

– Удивляюсь, почему здесь так много индейцев. Я не знала, что они должны прийти. Сейчас неподходящее время года для такого сборища.

Дэвид уловил в ее голосе дрожь. Он знал, что она сильно взволнована, но вовсе не присутствием индейцев. Ее торжество, мысль о том, что сейчас произойдет величайшее в ее жизни событие, вызывали в ней трепет. Она надеется, что Гок и Брокау в той комнате! С ним она предстанет там перед этими людьми. Она чувствовала, что ее неволе, ее заточению в этом диком месте пришел конец, и она жаждала поскорее найти своих тюремщиков и сказать им, что она больше не одна, больше их не боится и не станет больше повиноваться им. Они снова повернули за угол здания и остановились около двери в задней стене. Здесь ни один луч света не рассеивал мрака, казавшегося при мерцании звезд еще более глубоким.

– Вы должны вести себя осторожно, – произнес Дэвид. – И – помните.

– Я знаю, – прошептала она.

Дверь медленно, со скрипом отворилась, и они вошли в длинную мрачную переднюю, слабо освещенную одной керосиновой лампой, висевшей на стене: сквозь находившуюся в дальнем конце полураскрытую дверь проникли клубы табачного дыма, громкие голоса, взрывы грубого смеха и потоки ругани. Кто-то изнутри прикрыл дверь. Мэдж с побледневшим лицом и широко раскрытыми глазами смотрела на эту дверь, и дрожь пробегала по ее телу.

– Все это творится в Гнезде с тех пор, как скончалась Найзикус, – сказала она. – С Севера к нам приходят белые; они поют, играют в карты и ссорятся, всегда ссорятся. А вот наша комната, Найзикус и моя, – она коснулась рукой двери, возле которой они стояли. Затем она указала на другую дверь (в передней их было с полдюжины): – А это комнатка Гока.

Дэвид снял свой тюк, опустил его на пол, а сверху положил винтовку. Когда он выпрямился девушка подслушивала у дверей комнаты Гока. Поманив Дэвида, она тихо постучалась и открыла дверь. Дэвид вошел сразу за ней. Комната, в которой они очутились, оказалась довольно большой. Посредине стоял стол, над ним висела керосиновая лампа с оловянным рефлектором. За столом сидело двое мужчин. С первого взгляда Дэвид понял, кто из них Гок и кто Брокау. Он не сомневался, что лицом к ним сидел Брокау; к этому человеку он почувствовал бы ненависть, если бы даже никогда прежде не слышал о нем: огромный, широкоплечий, с плотоядным выражением на изрытом оспой лице, с тусклыми, бесцветными глазами – он казался каким-то чудовищем. Очевидно, сидевшие не слышали стука девушки: прошло несколько секунд, прежде чем другой мужчина медленно повернулся, и Дэвид сумел его разглядеть. Он знал, что это Гок. Он казался чуть не вдвое меньше своего товарища; самым замечательным в нем были круглые массивные плечи, толстая шея и глаза, в которых таилась невероятная жестокость. При виде девушки и незнакомца он привскочил на своем месте и так сильно сжал свои челюсти, что они едва не хрустнули. Но глаза Дэвида устремились на Брокау. Тот был на три четверти пьян. В своей толстой огромной руке он сжимал бутылку.

Дэвид изумился, каким спокойным, ровным голосом Мэдж заговорила. Она сказала, что перебралась в другую долину, заблудилась там, и этот незнакомец нашел ее. Он хорошо относился к ней, он направляется к прибрежному поселку. Его зовут…

Ее речь оборвалась. Брокау, пожиравший ее глазами, перевел свой взгляд на Дэвида. Внезапно он с трудом поднялся на ноги, оперся на стол и протянул руку. Его голос походил на рев, когда он закричал:

– Мак-Кенна!

Он обращался к Дэвиду. В этом так же невозможно было сомневаться, как и в том, что он пьян. Голос его звучал так, будто он увидел перед собой приятеля. Мак-Кенна! Дэвид открыл было рот, чтобы исправить ошибку Брокау, как вдруг его осенила удачная мысль: почему бы и не Мак-Кенна? Несколько удивленная девушка вопрошающе смотрела на него. Он кивнул и улыбнулся Брокау. Гигант обошел вокруг стола, протягивая свою огромную, красную руку.

– Мак! Черт возьми! Неужто вы забыли…

Дэвид пожал протянутую руку.

– Брокау! – радостно ответил он, приняв окончательное решение воспользоваться случаем.

Гок в недоумении смотрел то на одного, то на другого. Брокау, все еще тряся руку Дэвида, обернулся к нему.

– Мак-Кенна – тот самый парень с Лягающегося Коня! Я вам о нем рассказывал, Гок. Мак-Кенна…

Девушка отступила к двери. Ее лицо побледнело, глаза блестели. Смотря прямо на Дэвида, она проговорила:

– Спокойной ночи, Сэкуэвин!

Это слово Сэкуэвин раздалось очень отчетливо. В том, как оно было произнесено, слышались гордость и вызов. Улыбнувшись Дэвиду, она вышла из комнаты, и Гок моментально последовал за ней. Они исчезли. Обернувшись, Дэвид увидел, что Брокау прислонился к столу, опираясь на него обеими руками. Его лицо исказилось и выражало смертельную угрозу. Дэвид на мгновение окаменел. С четверть минуты они оба не проронили ни звука. Затем Брокау медленно наклонился вперед, сжал в кулаки свои огромные руки и шипящим голосом спросил:

– Что хотела она сказать, назвав вас так – Сэкуэвин? Что она хотела этим сказать?

Теперь говорил уже не пьяный человек, а человек, готовый убить.