Текст книги "Охотники на волков"

Глава XI
Как волк послал на верную смерть своих братьев

С этого момента в груди Рода Дрюи зародилось непреодолимое желание. Отныне он охотно отказался бы от всех радостей и прибылей зимней охоты, лишь бы пуститься в погоню за тем «роковым огоньком», который сжигал всех людей во все века. Его сжигала жажда золота. Скелеты, найденные в хижине, открыли золотую жилу, когда были живыми людьми, и жила эта где-то тут близко. Из-за первой добычи, горсточки золота, найденного в первые же дни, они вступили в драку между собой и перебили друг друга. Вот что не переставал повторять себе Родерик Дрюи.

Мукоки сделал многозначительную гримасу и пожал могучими плечами, когда Род высказал мысль, что золотая жила находится на дне дьявольской ложбины. Свои аргументы на этот счёт он сохранил при себе, и потому возвращение их сопровождалось молчанием.

Молчаливый, как все люди его племени, Мукоки вступал в разговор только тогда, когда другие его начинали. Род же всё время старался решить вопрос, как спуститься в эту мрачную пропасть, чтобы исследовать её со всех сторон. Он не сомневался, что Ваби обязательно примет участие в этой авантюре, а в крайнем случае он один попытает счастья. Какая-нибудь щель должна же существовать в этой обрывистой стене.

Когда охотники вернулись в свою хижину, они уже застали там Ваби. Он расставил восемнадцать капканов и убил двух куропаток. Дичь ощипали к обеду, причём к ней присоединили добрый кусок лани.

Во время приготовлений к обеду Род рассказал об открытой ими таинственной ложбине, а также о возникшем у него проекте, но Ваби слушал его рассеянно. Его мысли были где-то в другом месте. Временами он вдруг застывал в неподвижной позе, засунув руки в карманы. Он что-то тщательно и тревожно обдумывал.

Род и Мукоки убрали со стола, растопили печь. Наконец Ваби, как будто оторвавшись от каких-то затаённых мыслей, вынул из кармана гильзу из жёлтой меди и протянул её старому индейцу:

– Посмотри-ка, Мукоки. Я не хочу сеять среди нас напрасную панику, даже ничего похожего на неё, но вот что я нашёл сегодня на своём пути.

Мукоки схватил патрон так же порывисто, как если бы это был такой же самородок золота, какой они недавно нашли. Патрон был пустой. Но на медном ободке была отчётливо видна надпись, которую Мукоки вслух прочитал:

– 35 Rm… Значит, это есть…

– Патрон от ружья Рода! – заключил его мысль Ваби.

Мукоки нахмурил брови.

– Нет никаких сомнений, – заявил Ваби. – Это патрон от ружья системы «Ремингтон» 35-го калибра с автоматическим зарядом. Таких ружей во всём нашем округе только три: одно у меня, другое у Муки. Третье потеряли вы, Род, во время вашей схватки с вунгами.

Но пока между ними шёл этот разговор, стали подгорать яства Мукоки, поэтому он поспешил снять их с огня и подать на стол.

– Следовательно, – сказал Род после некоторого молчания, – это означает, что вунги напали на наш след?

– Этот же вопрос интересовал и меня целый день! – ответил Ваби. – Во всяком случае, ясно, что вопреки предположениям Мукоки они прошли с этой стороны гор. Но всё-таки я не думаю, что они знают, где мы находимся. Их след начинается за пять миль от нашей хижины и, вероятно, был проложен по меньшей мере дня два тому назад тремя индейцами на лыжах; след отходил к северу. Отсюда я заключаю, что они вышли просто на охоту и, описав круг в южном направлении, вернулись в свой постоянный лагерь. Не думаю, чтобы они пошли дальше.

Ваби объяснил, каким образом он определил, что в известный момент след, сделав поворот, возвращается к исходному пункту. Этот факт успокоил Мукоки. Кивнув в знак одобрения, он точно так же пришёл к заключению, что враг дальше не пойдёт.

Тем не менее настроение трёх приятелей не прояснилось, и веселье их спало. И всё-таки возможность новой опасности казалась им пряной приправой к переживаниям их мирной охотничьей экспедиции.

Когда охотники покончили с обедом, они приступили к разработке целого плана военной кампании. Решили не держаться оборонительной тактики, так как подобная тактика всегда невыгодна. Если сегодня или завтра обнаружатся свежие следы вунгов, они бросятся в погоню за ними и сами начнут настоящую охоту на людей.

Солнце готовилось уже опуститься за далёкий горизонт, когда оба юноши и Муки покинули свою хижину.

Волк ничего не ел с прошлой ночи. Голод его увеличивался, возбуждал его кровожадность, глаза горели всё злее. Ярость росла. Мукоки не преминул обратить на это внимание Рода и Ваби. Казалось, он хотел прочесть, что таилось в душе этого зверя.

Быстро спускавшаяся ночь уже обволакивала своей темнотой тайну, когда они достигли долины, где на дереве по-прежнему висела лань.

Роду было поручено стеречь оружие и багаж, а Ваби и старый индеец приступили к переброске лани на площадку утёса. Эта операция удалась им не без труда. Юный горожанин только теперь стал понимать, что задумал Мукоки.

Длинная верёвка, привязанная к туше, была перекинута с утёса к кедрам, расположенным против него. На двух деревьях были устроены три площадки для трёх охотников. Получалось удобное место для засады: здесь, скрытые ветвями, они могли даже присесть, не подвергаясь никакой опасности.

Когда это дело было закончено, последовали новые подготовительные действия, за которыми Род наблюдал с большим интересом.

Мукоки вынул из-за пазухи наполненный кровью бидон, который старался согреть своим телом. Почти треть содержимого он вылил на снег у подошвы утёса и частью обрызгал кровью даже утёс. Остальное он капля за каплей вылил на волчьи тропы, которые, как лучи, расходились во все стороны.

Волк во время всех этих операций следовал за своими хозяевами.

Так как луна должна была взойти не раньше трёх часов, охотники под прикрытием утёса развели костёр. Они поджарили мясо на огне и стали болтать, чтобы поскорее убить время.

Было девять часов, когда ночное светило почти взошло над Великой Белой Пустыней. Грандиозная заря северной ночи всякий раз производила на Рода чарующее впечатление.

Казалось, что пурпурный шар подымался на вершины деревьев и холмов и зажигал свой трепетный свет над пустынной землёй, бросая на неё бледные лучи с девственно-чистого неба, не знающего ни тумана, ни туч. Он катился так быстро, что можно было простым глазом проследить его бег. По мере того как он подымался всё выше, бледнел его кровавый лик. И вот он неспешно обратился в нежно-золотой диск – именно в этот момент ночное солнце начинало освещать вселенную.

Когда этот миг наступил, Мукоки молча подал мальчикам знак следовать за ним, и они вместе с Волком направились к деревьям, в свою засаду.

Крепкой верёвкой привязали они своего Волка к низкой сосне у подошвы скалы, на вершине которой лежала убитая лань. Волк носом потянул воздух, вдохнув запах дичи. Под лапами он почувствовал сгустки крови, пролитой Мукоки на снег. Его челюсти раскрывались и смыкались. Он начинал завывать.

Род и Ваби, притаившись за стволом, наблюдали за ним. Он волновался всё больше и больше. Сев на задние лапы, раздув ноздри, он как будто старался впитать в себя ветер, доносивший запах дичи.

Шерсть на его спине ощетинилась, ноздри раздулись. Кровь на снегу, туша кровавого мяса на скале – ведь это не та пища, которой кормили его люди. У Волка пробуждались его дикие инстинкты, и он всем существом своим, как и его предки, рвался на охоту за зверем.

Иногда он как будто приходил в себя, припоминал своих хозяев, свой домашний уют и тогда оглядывался назад, смотря в сторону кедров. Но хозяева его исчезли куда-то. Он их не видел, он их не слышал. Он обнюхивал воздух и, втягивая в себя запах убитой лани, в яростном порыве снова бросался на кровь.

Он метался из стороны в сторону на своей привязи и на снегу, хрустевшем под его лапами, снова видел пятна крови. Он старался вырваться на след, окрашенный кровью. В бешенстве рвал ремень, державший его в плену, тщетно грыз его, забывая, что он достаточно крепок и выдержит хватку его зубов. Охотники слышали жалобный вой Волка, который временами усиливался коротким и заунывным рёвом.

Волк всё бегал и бегал вокруг своей низкой сосны, всё больше и больше разъярялся, глотал комки кровавого снега, который, как слюна, стекал с его пасти. Потом снова бросался в сторону, на скалу, к дичи, не зная, мёртвая она или живая; он всем существом жаждал крови, хотел удовлетворить свою исконную потребность хватать, убивать, рвать на части.

В безумном прыжке он сделал последнее усилие, чтобы освободиться от привязи, разорвать свою цепь, вырваться на весёлый и дикий простор. А затем, убедившись в своём бессилии, в отчаянии упал на снег, задыхаясь и плача. Потом сел на задние лапы, натянув изо всех сил привязь, и поднял кверху морду, освещённую луной. Он покачивал мордой, откинув её далеко назад, ощетинил шерсть и затянул, как эскимосский пёс, свою заунывную «песню смерти». Глухие и жалобные стоны росли, становились протяжнее, ширились, крепли и наконец разрешились долгим и жутким призывом, который разнёсся по долинам и горам и улетел вдаль за ответом. Теперь это был клич к волчьему сбору, великий призыв к охоте, который, подобно боевому рожку, созывал на добычу тощих и серых бандитов тайги, вечно ненасытных хищников Великой Белой Пустыни. Три раза этот клич вырвался из пасти пленного волка. Тогда охотники поспешили взобраться на кедры.

Род от волнения не замечал даже укусов мороза, который становился всё злее. Нервы его напряглись. Он вопросительным взглядом окидывал белый простор, таинственный и прекрасный, расстилавшийся под небом и залитый лунным светом. Более спокойно держал себя Ваби, он знал лучше его, что предстоит им этой ночью.

Жуткий призыв был действительно услышан всем таёжным миром. Вот тут, на берегу озера, скованного зимним ледяным покровом, задрожала от страха трепетная лань. Там, за горами, грозный олень, гордо закинув голову с ветвистыми рогами, метнул из глаз боевые стрелы. А несколько дальше лисица, погнавшись за зайцем, сейчас же прервала свою погоню. И на всех волчьих тропах остановилась волчья братия, повернула голову и повела ушами, вслушиваясь в знакомый сигнал, долетевший до неё.

Первый ответ прорезал тишину. Она наступила сразу, как только затих Волк, жуткая и тревожная. Вой послышался на расстоянии какой-нибудь мили. Привязанное животное снова уселось на задние лапы, и снова раздался его призыв. Это был странный клич, который как будто говорил: здесь на снегу кровь, недалеко раненый зверь, спешите его прикончить!

Охотники не шевелились, молчали. Мукоки приставил ружьё к плечу и, казалось, застыл в этой позе. Ваби крепко упёрся ногой в ствол дерева, положил ружьё на колени, готовый в любой момент к прицелу. Род вооружился большим револьвером и, чтобы лучше целиться, вложил ствол между вилками раздвоенной ветки.

Другой голос, шедший с востока, поспешил ответить на вой, который донёсся с севера. Род и Ваби слышали, как сладостно закудахтал Мукоки на своём дереве. Волк, перестав расточать силы в тщетных попытках к освобождению, вкладывал всю свою ненависть и ярость в свои призывы, бросая их во все концы горизонта. И всё больше и больше доносилось ответов, и они раздавались всё ближе и ближе.

Вдруг послышался визг, так близко, что Ваби схватил Рода за руку.

– Теперь недолго ждать… – прошептал он.

Не успел Ваби произнести эти слова, как показалась какая-то тощая тварь; обнюхивая кровавый след, она устремилась к Волку.

Встрепенувшись, оба зверя мгновенно замолчали. Новый пришелец почувствовал запах лани и стал коситься на скалу. Он присоединил свой вой к вою Волка, точно призывая на помощь всю свору своих братьев.

И волки понеслись отовсюду: и с вершин холмов, и из лесов долины. Целая свора обезумевших от голода волков, голов в двадцать, лязгала зубами, окружив скалу, где за пределами досягаемости находилась желанная добыча.

Волки, толкая друг друга, подпрыгивали, ловили воздух, падали на землю, тщетно стараясь добраться до заманчивой дичи, такой близкой и вместе с тем недоступной.

А между тем Волк постепенно менял своё поведение. Он вдруг как-то странно лёг на брюхо, тяжело задышал, как будто готовясь одним прыжком настичь стаю своих братьев, и вдруг стал успокаиваться, примиряться с очевидной бесполезностью всех своих усилий. Человек снова приобретал над ним власть. Волк как будто припоминал, что пришлось ему перенести когда-то при таких же обстоятельствах. Им снова овладевала ненависть к своему племени, и он спокойно стал ожидать начала драмы, которая неизбежно должна была развернуться перед его глазами.

Мукоки первый подал сигнал: он тихо свистнул, и Ваби поспешил приставить ружьё к плечу.

Медленно, не оставляя ружья, старый индеец потянул ремень, конец которого был привязан к лани; таким образом он подтянул тушу на край скалы. Ещё одно движение, и лань полетела в середину волчьей стаи.

Точно мухи, налетающие на кусок сахара, бросились голодные звери на добычу, давили друг друга, вступали между собой в бой, старались отхватить кусок получше. Тогда Мукоки пронзительным свистом подал знак стрелять в волчью стаю.

В течение нескольких секунд ветви кедров освещались молниями, которые сеяли смерть среди волков. Оглушительные выстрелы ружей и кольта заглушали их крики.

За каких-нибудь пять секунд было сделано свыше пятнадцати выстрелов, а затем над Снежной Пустыней вновь воцарилось глубокое молчание бескрайнего белого простора.

Уцелевшие волки разбежались, молчание смерти распростёрлось у подножья скалы, изредка прерываемое слабым хрипом раненых, извивавшихся на снегу животных. В гуще кедров раздался металлический лязг заряжаемого снова оружия. Затем Ваби сказал:

– Мне кажется, Мукоки, мы здорово сегодня заработали.

Мукоки в ответ стал слезать с дерева. Юноши последовали за ним.

Под скалой лежало пять безжизненных тел. Несколько дальше шестой волк делал ещё какие-то движения. Мукоки убил его ударом топора. Седьмой забежал дальше, оставив после себя кровавый след. Ваби нагнал его, животное было при последнем издыхании.

– Семь штук! – воскликнул Ваби. – Лучшей охоты я ещё не видел. Сто пять долларов за одну ночь. Как будто не худо, Род?

Они вернулись, волоча волка за собой.

Перед ними стоял, вытянувшись во весь рост, Мукоки; его освещала луна, взгляд был прикован к северу, он застыл в этой позе, как статуя.

Заметив Рода и Ваби, индеец показал рукой на горизонт и, не поворачивая головы, сказал:

– Смотрите!

В указанном направлении они заметили чёрный дым и красноватое пламя; на бледном фоне лунного света оно стелилось мрачной тенью по Снежной Пустыне. Пламя поднималось и росло, дым становился всё гуще, казалось, что грозный пожар залил потоками огня и лес и равнину.

– Это горит сосна! – сказал Ваби.

– Да, горит сосна! – подтвердил старый следопыт и при этом добавил: – Огненный сигнал племени вунга!

Глава XII
Родерик исследует таинственную ложбину

Ваби и Мукоки молча смотрели на охваченную пламенем сосну. Роду казалось, что до неё не более одной мили. Молчание своих спутников молодой человек считал дурным признаком.

В глазах Мукоки сверкал какой-то странный огонёк, подобный тому, который вспыхивает у дикого зверя, когда тот, разъярённый, готовится к прыжку. В лицо Ваби ударила кровь и залила его яркой краской. Род видел, как он трижды поглядел на Мукоки, и глаза того тоже не предвещали ничего хорошего.

Точно так же, как в голове хищного Волка вспыхнули заглохшие было охотничьи инстинкты и разгорелась жажда дикой воли, так и в душе старого индейца и более юного Ваби, лишь наполовину принадлежавшего к белой расе, медленно подымались исконные инстинкты индейского племени.

Сквозь медную кожу, покрывавшую их тела, Род читал в тайниках их душ. Он понимал, что ненависть к старому врагу, к племени вунга, долго сдерживаемая, снова вспыхнула в них. Представлялся случай насытить жажду мести, и они этого случая не упустят.

В течение ещё пяти минут высокая сосна метала снопы огненных искр. Потом пламя стало стихать, и ствол дерева превратился в груду угля. Мукоки всё ещё свирепо вглядывался в даль и молчал. Наконец Ваби прервал молчание:

– На каком расстоянии они от нас, Муки?

– На расстоянии трёх миль, – ответил не задумываясь старый индеец.

– В сорок минут мы сможем покрыть это расстояние?

– Да.

Тогда Ваби обратился к Роду:

– Вы сможете сами найти путь в нашу хижину?

– Не решусь сказать: нет. Но если вы пойдёте туда, я последую за вами.

Мукоки хрипло рассмеялся и принял разочарованный вид.

– Нет, – сказал он важно и покачал головой. – Не идти туда! Пять минут сосна потухнуть. Мы не найти лагерь вунга. Надо пойти отсюда, утром найти хороший след. Лучше подождать. Мы найти днём их след и тогда стрелять.

Решение Мукоки не пускаться в дальнейшие авантюры сегодня ночью было чрезвычайно большим утешением для Рода. Не потому, что он боялся боя, наоборот, он охотно пострелял бы в этих бродяг, объявленных вне закона, похитивших его ружьё. Но холодный рассудок людей его племени подсказывал ему также, что сейчас благоразумнее избегать встречи с вунгами, двинуться на север и спокойно продолжать расстановку капканов. Сейчас лучше было пожертвовать своим ружьём. А кроме того, это превращение охоты на зверя в охоту на человека расстраивало те планы, которые он не переставал вынашивать в себе. Он хотел найти золото!

«Золотые копи скелетов» – как он их окрестил сам – всецело завладели его мыслями. Битва с вунгами означала, быть может, переход в другие районы. Ваби сам допускал это, ведь враг мог оказаться многочисленнее. А уйти отсюда Род не хотел ни за что.

Ваби и Мукоки приступили к скальпированию волков, а остаток убитой лани отдали Волку, чтобы он насытился до отвала.

Было уже часа два ночи, когда охотники вернулись в свою хижину. Растопили печку и по обыкновению стали беседовать о событиях дня, а также о тех, которые, быть может, сулит им завтрашний день.

Род не мог не оглянуться мысленно назад, не вспомнить, с какой радостью он устраивался здесь всего несколько дней тому назад. Место было идеальное, он был твёрдо убеждён, что никакая опасность со стороны вунгов ему не грозит. Теперь же, напротив, они знали, что в любую минуту на них могут напасть, что им придётся биться насмерть, что они должны будут покинуть этот мирный приют.

Их беседа превратилась в своего рода военный совет. Было постановлено с завтрашнего же дня приспособить старую хижину к длительной осаде, со всех сторон пробить бойницы, заменить засовы и ставни более крепкими, чтобы они могли служить солидными баррикадами в случае нападения. Кроме того, охотники решили, что один из них на всякий случай будет всегда находиться в хижине, а двое других – расставлять и снимать капканы.

На следующий день сторожить хижину остался Род. Яркий, залитый солнцем день несколько рассеял тревоги ночи. Юноше посчастливилось убить великолепного оленя, когда тот взбирался на снежный холм, расположенный на противоположном берегу озера. Затем, поджидая возвращение товарищей, он стал обдумывать свои личные планы.

Пока ещё это мрачное ущелье, которое он собирался обследовать, не утопало в глубоких снегах. Было бы благоразумно не дожидаться снежных бурь, которые скоро покроют белыми хлопьями ложбину и сделают её недоступной. Он извлёк из тайника, сделанного в дровяной кладке, мешочек из оленьей кожи и вынул оттуда золотые самородки.

Он заметил, что какое-то трение великолепно отполировало их, смягчило и округлило все острые углы. Когда Род был в колледже, он питал некоторую слабость к занятиям минералогией и геологией. Он хорошо знал, что только проточная вода могла так отполировать самородки, и отсюда он заключил, что их нашли либо в русле реки, либо на её берегах. Этой рекой был, вероятнее всего, поток в таинственной ложбине. В этом Род был твёрдо убеждён.

Когда Мукоки и Ваби вернулись вечером домой, они принесли с собой добычу: первый поймал красную лисицу и норку, второй – кошку-рыболова, вид которой напоминал Роду щенка. К несчастью, новые подозрительные следы были замечены Мукоки. Старый индеец нашёл остатки сгоревшей сосны и вокруг неё открыл свежие следы трёх пар лыж. Очевидно, огненный сигнал привлёк сюда трёх индейцев. Проложенные ими тропы, переплетаясь и извиваясь, терялись в неизвестном направлении, но в одном месте пересекали линию расставленных капканов.

Поэтому охотники пришли к заключению, что отныне при снятии капканов им не следует отделяться друг от друга, а, наоборот, быть всегда вместе.

Следующая неделя оказалась более спокойной и очень богатой добычей. След вунгов исчез. Собранные меха и скальпы волков представляли собой уже маленькое состояние. Если ничего не случится, с первыми весенними днями оно будет доставлено в Вабинош-Хоуз.

Так продолжалось ещё недели две, и Род с блаженством помышлял уже о своём домике, расположенном в нескольких сотнях миль отсюда, о матери, которая его ждала. Он мечтал также о Миннетаки, и днём и ночью, высчитывал, сколько времени ещё им осталось до возвращения в факторию.

Наступил между тем час, когда Род смог осуществить план, который он вынашивал в своей душе, – обследовать ложбину. Мукоки и Ваби не приняли участия в этой экспедиции, считая всё это предприятие химерой. Родерик решил действовать на свой страх и риск.

Стоял конец декабря. Был день дежурства Ваби, и Мукоки, как будто совсем забывший о существовании вунгов, отправился снимать капканы. Род, захватив продовольствие, вооружился ружьём Ваби и двойным запасом патронов, засунул за пояс топор и ко всему этому грузу прибавил ещё хорошее, тёплое одеяло.

Снарядившись таким образом, он двинулся в путь, а Ваби, стоя на пороге, смеялся ему вслед.

– Желаю вам удачи, Род! – крикнул он насмешливо, посылая ему рукой прощальный привет.

– Если не вернусь сегодня вечером, – ответил Родерик, – не портите себе кровь из-за меня! Если дело примет удачный оборот, разобью там свой лагерь, чтобы с утра вновь приняться за поиски.

Когда Род добрался до места, он, не теряя времени, перешёл на другую сторону холма, расположенного против ложбины. Он ещё раньше пришёл к заключению, что со стороны дороги, по которой он шёл, спуск невозможен. Следуя этими холмами, хотя ещё и неисследованными, он тем не менее не подвергался опасности сбиться с дороги. Ложбина всё время указывала ему путь.

К великому своему разочарованию, он вынужден был признать, что и южные стены этой бездны так же отвесны, как и северные: два часа подряд он тщетно искал какой-нибудь щели, куда бы мог пролезть и начать спуск.

Горный хребет стал покрываться лесом, почти на каждом шагу виднелись следы лесной дичи. Но Род не обращал на них внимания. Его интересовало другое обстоятельство: деревья всё ниже спускались к пропасти и в конце концов покрывали её. Юноша понял, что, привязав себя длинным ремнём от лыж к дереву, он сможет при помощи рук приступить к спуску.

На этот раз Род не обманулся в своих надеждах, и через пятнадцать томительных минут в полном изнеможении, но торжествуя победу, он оказался на дне ложбины.

Над ним с одной стороны высился лес, с другой – чёрные скалистые стены. У его ног резвился тот самый маленький поток, которому он в мечтах своих приписывал первостепенную важность. В одних местах поток был скован льдом, в других быстрота его течения сломала ледяной покров.

Родерик, продвигаясь вперёд, приближался к самой узкой части ложбины, к той, на которую он бросал сверху такие жадные взгляды. Там царил мрак, жуткий и безмолвный, как в могиле. Мальчику казалось, что души мертвецов стоят на пороге этого волшебного мира и стерегут его сокровища, но тем не менее глаза его весело блестели.

И он продолжал идти всё дальше и дальше. Коридор, которым он шёл, становился всё уже. Высокие стены сдвигались над его головой, и темнота становилась всё гуще. Никаких звуков, только монотонный шум потока, обдававшего пеной скалистые стены. Ни шёпота деревьев или кустарников, ни пения птиц, ни чмоканья белок. Всё спало здесь мёртвым сном. Только временами Род слышал, как проносился там, в вышине, порыв ветра, но дуновение его не долетало сюда, в бездну. Снег заглушал шум даже его собственных шагов. Лыжи он прицепил на спину.

Вдруг он вздрогнул. Град мелких камней посыпался к его ногам с таким шумом, что среди этой тишины казался грохотом падающей лавины, и внезапный порыв ветра ударил ему в лицо. Он остановился, повёл плечами. Но то была только большая сова, которую Род потревожил в её дыре.

Родерик продолжал свой путь по течению потока. На каждом шагу он останавливался, поднимал целыми пригоршнями камни и гальку, беря их из русла потока или с его берега. С сильно бьющимся сердцем он рассматривал их, когда позволял ему луч света, пробивавшийся сверху. Иногда ему казалось, что камень играет и другим светом, и тогда трепет охватывал его… Но Род ничего не находил. И тем не менее ничто не могло поколебать его веры. Наоборот, его уверенность росла и крепла. Золото таилось где-то здесь, непременно здесь!

Что-то неуловимое, неведомое, таинственное, носившееся в воздухе, влекло его за собой. Его поступь стала лёгкой, воздушной, как будто он опасался шумом шагов разбудить своего заклятого врага, и вдруг он увидел его перед собой: это было живое существо. Оно не слышало его шагов, и потому казалось непугливым зверем. Но это была только лисица. Не успело животное заметить его присутствия, как он прицелился и выстрелил.

Эхо повторило выстрел много раз, и он как гром пронёсся над бездной. Раскаты его грохотали в жутком мраке, отскакивали от одной стены, ударялись о другую и вновь повторялись, всё более и более затихая. Это было так страшно, что Род два раза вздрогнул и стоял, как прикованный к месту, пока не заглох вдали последний отзвук раскатов. Только тогда он подошёл к лисице, замертво упавшей на снег.

И вдруг глухая бездна огласилась его криком:

– Серебристая лисица!

В течение нескольких минут Род любовался своей добычей. Судя по тому, что рассказывали ему Ваби и Мукоки, шелковистый мех одного этого зверька стоил больше, чем все шкуры, собранные уже в их хижине.

Очарованный несомненным великолепием ущелья, Род забыл о беге времени. Теперь же он отмерял милю за милей. Только раз остановился, чтобы утолить жажду. И когда посмотрел на часы, с удивлением заметил, что было уже три часа дня.

Сейчас нельзя было и помышлять о возвращении домой. Через час спустится ночь и соединит свою темноту с мраком ложбины. На ближайшем удобном месте Род сделал привал, сбросил на землю мешок и расположился под защитой нависшего над ним утёса.