Текст книги "Гнев Тиамат"

В маленьком окошке на том же экране в сердце мертвой системы ярко светилась крошечная нейтронная звезда.

Глава 17
Алекс

Корабль в пространстве прячут по тем же правилам, по каким играют в прятки на школьном дворе. Найди что-нибудь больше себя и встань так, чтобы этот предмет заслонил тебя от водящего. И даже если спрятаться не за чем, кое-что можно сделать. Космос огромен и заполнен в основном холодом и темнотой. Если сумеешь не излучать тепла и света, с ними можно слиться, затеряться.

Алекс сдвинул карту системы Юпитера вперед по времени, потом отмотал обратно. Луны завращались вокруг газового гиганта, потом вернулись на начальные точки. Возможные траектории протянулись в воображаемом пространстве медными нитями, согласно сложному взаимодействию тяги, температуры и непрерывно меняющемуся невидимому часовому механизму взаимодействующих гравитационных полей. Манипулируя переменными – какие варианты откроются, если добавить кораблю полградуса, какие закроются, если сократить время разгона, – он зажигал и гасил нити траекторий. План мало-помалу складывался.

Чтобы сбежать от приближающейся к Каллисто «Бури», надо было составить такой курс от спутника, чтобы на время работы двигателей укрываться за массой Юпитера, а оказываясь на открытом месте, гасить все огни. Такое требование сужало диапазон возможностей.

И это были еще не все осложнения.

На Ио, на Европе, на Ганимеде имелись станции наблюдения, вероятно, подчиняющиеся лаконцам, и эти станции могли зафиксировать старт и пометить его как подозрительный. Значит, момент старта надо приурочить ко времени, когда между Каллисто, Солнцем и тремя галилеевскими спутниками располагается Юпитер. Алекс снова прогнал модель-симуляцию. Решение существовало. Имелось окно, когда на теневой стороне Юпитера находилась только Каллисто, а тень оказывалась достаточно длинной, чтобы сбить с толку «Бурю». Правда, окно было узким. Возможно, слишком узким.

Имелись у них и кое-какие преимущества. Поверхность «Предштормового» в сравнении с другими кораблями давала очень слабое радарное эхо. Его внутренние накопители позволяли целыми сутками не выбрасывать теплового излучения вовне. А при необходимости можно было залить капилляры в обшивке жидким водородом, почти уравняв температуру наружной поверхности с окружающим пространством. Погасив огни, корабль делался почти невидимым. Если лаконцы высматривают стандартные астероидные прыгуны или трофейные военные корабли, «Предштормовой» окажется настолько мал, что не впишется в параметры поиска. Алекс проверил систему подачи водорода, подправил температурную переменную и еще раз просмотрел результат. Окно чуть расширилось. Можно было взлететь с Каллисто, пока луна прячется за Юпитером, и, загородившись планетой от «Бури» и наблюдательных станций, взять очень мощный разгон. Это не помешает заметить их дюзовый выброс с других кораблей и мелких постов – в системе так много глаз, что от всех не спрячешься даже на самом сложном курсе. Но при холодном полете, заслонившись от основных наблюдателей, они получали некоторую дельту возможностей – несколько часов в запасе. Затем, отключив двигатель, они могут дрейфовать в космосе, пока хватит емкости теплонакопителей. А в отдалении от системы Юпитера можно было пристроиться на гравитационные низкоэнергетические траектории, используемые астерами и старателями-дикарями, включить фальшивый опознавательный сигнал и очень плавно разгоняться к кольцу с надеждой затеряться среди десятков идущих в ту же сторону кораблей.

Когда «Предштормовой» окажется достаточно далеко, связаться с Сабой и узнать, не найдется ли на одном из кораблей Союза места, чтобы приютить их и вытащить к черту из Солнечной системы.

План бегства получался дьявольски ненадежным. Но это им не впервой.

Алекс еще погонял модель взад-вперед, добавляя разные моменты старта и параметры ускорения, пока не нашел план, который компьютер признал наиболее удачным. Если он ничего не упустил. Если правильно оценил все переменные. Если боги как раз в этот день не окажутся не в духе.

Он откинулся назад: череп пульсировал, словно мозг спешил сбежать из него на свидание. Алекс размял шею. Мышцы ныли как после побоев. Было время, когда он мог часами подгонять тончайшие параметры плана. Мог и сейчас, только платить приходилось дороже. Он пошарил по панели, чтобы закрыть голографическую схему. Загорелось внутреннее освещение тесной и ветхой комнатушки, которую он на Каллисто приспособил под рабочий кабинет. Панель напрямую связывалась с «Предштормовым», так что в общую систему спутника ни один запрос не просочился. Настенные экраны принимали данные с пары тысяч различных информационных и развлекательных каналов. Из давно не чищенной ниши с комбинированным туалетом, раковиной и душевой попахивало плесенью. В комнате была даже койка с тощей подушкой и вытертым до основы одеялом – на случай, если лень будет возвращаться в капсульный отель. Все неудобства холостяцкой каюты на флотской базе. Но Алекс не страдал ностальгией.

Он размешивал в стакане с водой меловой порошок анальгетика, завивая крупицы лекарства звездной спиралью, когда его терминал проиграл первые такты его любимой темы из «Пыльных странников».

– Принять вызов! – гаркнул он и проглотил лекарство залпом. Горечь как живая поползла по языку, заставив Алекса содрогнуться. – Да, Бобби, что такое?

– Встречаемся в столовой через двадцать, – сказала она и разорвала связь, не дав ему времени на расспросы.

«Столовой» в их системе условных обозначений назывался маленький склад в редко использовавшемся боковом тоннеле. Одно из полудюжины мест, выбранных для тайных встреч. Каждые пару дней они проверяли помещения на прослушивающие устройства, а кто-то из боевиков Бобби, одетый в штатское, постоянно приглядывал за дверями, отмечая входящих и выходящих. Свой срок на военной службе Алекс отбыл на кораблях или флотских базах в ожидании назначения. Ни шпионом, ни бойцом спецназа он, в отличие от Бобби, не бывал. И встроенная паранойя, неразрывная с секретными заданиями, его утомляла.

– Неплохо бы прихватить что-нибудь поесть, – обратился он к своему терминалу. Машинка согласно прогудела и отправила заказ в торгующую лапшой лавку на нижнем уровне. Владелец, член сопротивления, должен был переслать уведомление Каспару. Тоже кодовая фраза. Есть Алексу нисколько не хотелось, но, если бы кто-нибудь подслушал или скопировал сигнал, он счел бы заказ вполне невинным. Вся его жизнь теперь была не тем, чем казалась.

Через десять минут, войдя в чулан на задах магазинчика, Алекс нашел там Каспара. Это место не использовалось для тайных собраний. Здесь хранились сухие товары, и стены оставались почти не видны за штабелями ящиков. Станционные теплопроводы перекрыли, так что здесь было градусов на десять холоднее, чем в лавке, – Алекс видел в воздухе пар от своего дыхания.

– Сколько тебе нужно времени? – без предисловий спросил мальчишка.

– Чтоб я знал. Дай мне два часа, потом встретимся в казино. За столиком для блек-джека по пять долларов.

– Запомнил, – сказал Каспар. Он снял куртку с тяжелым капюшоном и протянул ее Алексу. Одевшись, Алекс отдал свой терминал Каспару. Пару часов парень побродит по станции. Всякому, кто вздумает отследить Алекса по сигналу терминала, предстоит веселенькая гонка. Правда, вряд ли кого-то из них выслеживали. Терминалы по возможности обезличили и лишили всех примет. Если бы маски раскололи, подпольщиков, вероятно, уже допрашивали бы лаконские оперативники. Но Бобби установила правила секретности, и выполнялись они беспрекословно.

Каспар спрятал терминал в карман комбинезона, весело махнул Алексу и направился к двери.

– Погоди, – остановил его Алекс.

– Все в порядке?

Что-то в интонации Алекса заставило парнишку чуть заметно сдвинуть брови. Алексу хотелось ответить: «Какой там порядок», – но сказал он другое:

– Просто будь осторожен. Случись с тобой что, мне придется работать за двоих.

Он пытался обратить просьбу в шутку, но не сумел. Морщинка между бровями Каспара стала глубже.

– Не нужно разыгрывать заботливого папочку, Алекс. Я свое дело знаю.

– Да, извини, – сказал Алекс и, привалившись к стене, потер глаза. Голова болела так, что хотелось прижаться к стене лицом. От природных тоннелей его отделял лишь тонкий слой композита с изоляцией. Может быть, древний, как Солнечная система, лед окажется достаточно холодным, чтобы унять биение в висках.

– Ничего особенного, – сказал Каспар. – Просто мой отец смотался, когда мне было семь лет. Я обошелся без него тогда, обойдусь и сейчас.

– Справедливо. Сказать по правде…

Каспар ждал продолжения. Алекс глубоко вздохнул.

– Сказать по правде, я жутко беспокоюсь за собственного парня, а выливается на тебя. Не пойми неправильно, ладно?

Он ждал, что Каспар уйдет, но тот не спешил. Сел на ящик с надписью «Соевая лапша», скрестил руки на груди.

– Думаешь, лаконцы знают, что это мы?

– Что? Нет, я не…

– Давай без уверток, Алекс. У меня тоже есть семья.

– Я не о том, – договорил Алекс. Он высмотрел мешочек дегидрированных луковых хлопьев, поднял его. Приложил холодный увесистый пакетик к виску.

Каспар сидел на своем ящике, не сводя с него взгляда и нетерпеливо постукивая себя по колену.

– А о чем?

– У него все серьезно, – сказал Алекс. – Даже жениться собирается. Может, и женится. Оттого я и задумываюсь, что не хотелось бы портить ему жизнь. Всегда ведь надеешься, что оставишь мир детям лучше, чем при тебе.

А у меня не выходит.

Алекс переложил мешочек с хлопьями к другому виску, но заморозка уже стала нагреваться.

– Когда беспокоишься, кажется, будто хоть что-то делаешь, – кивнул Каспар. – Понял. Я, когда стал летать для Союза, беспокоился за мать, чтобы не винить себя, что ее бросил.

– Слишком ты умен для своих лет, – проворчал Алекс. – Ну, да, возможно, так и есть. Или довольно близко к тому. Я был дерьмовым отцом задолго до того, как бросил семью ради игры в революцию.

– Не знаю, – сказал Каспар, вставая. – Мой отец сбежал, потому что мать просила, чтобы он перестал тратить деньги, приготовленные за жилье, на порошок пикси.

Если сравнивать вас двоих, ты просто отец года.

– Спасибо. – Алекс сам удивился, услышав свой смешок. – Вот комплимент так комплимент.

В кармане у Каспара загудел его терминал. Мальчик просмотрел сообщение и сказал:

– Кэп интересуется, где тебя носит. – Уже иду.

* * *

«Столовая» была заброшенным складом примерно на шесть квадратных метров, с набрызганной из спрея пенной изоляцией стен и дверью из карбоволокна, даже без защелки. Трубы, проведенные сквозь стены и здесь же и обрывавшиеся, наводили на мысль о былых механизмах, хотя та часть инфраструктуры, что занимала склад в прошлом, канула в дымку истории. В нижнем левом углу двери среди других граффити затерялся нарисованный зеленым мелком «икс». Зеленый крестик означал, что комната проверена на прослушку менее тридцати часов назад и признана чистой. Если бы крестик был красным, подпольщики, оставив жучки на месте, покинули бы это помещение.

Бобби уже ждала его. Мало кто заметил бы у бывшей десантницы признаки нетерпения. Она не расхаживала по комнате. Никогда не притоптывала и не похлопывала себя по колену. Хруст ее суставов Алекс слышал только в тренажерке. Но, едва войдя, он понял: что-то произошло.

Она стояла совершенно неподвижно, но так напряженно, словно половина мышц ее тела уже напружинилась для рывка.

– Опаздываешь, – сказала она.

– Заболтался с Каспаром на переходе, а вот ты меня пугаешь.

– Боевой корабль, который одним движением плеча снес Объединенный флот Земли, Марса и Союза, идет на нас, потому что мы убили высокопоставленного лаконского офицера. Если ты не боялся раньше, ты чертовски глуп, а я точно знаю, что ты не чертовски глуп, Алекс.

– Согласен, стрелок. Верно замечено, – признал Алекс, поднимая руки в шутливом жесте поражения. Он меньше всего любил встречи в «столовой», в основном потому, что сесть здесь было не на что. Ничего не поделаешь: он выбрал участок стены без труб и прислонился к пенистому слою изоляции. – Что же ты меня не поторопила?

– Извини. – Бобби сжала кулаки и запихнула их в карманы. – Я злюсь, но не на тебя.

– И что я должен перестать делать, чтобы ты перестала злиться не на меня?

Бобби хихикнула и скупо улыбнулась ему. Шутка вышла не из самых смешных, но Алекс понимал: она оценила, что он не принял ее гнев за личную обиду.

– Меня кое-что беспокоит. Ты прав, Алекс. И Наоми права, – сказала она. – Время нашего маленького сопротивления на исходе, а чего мы добились? Досадили империи. Украли несколько кораблей, кое-какие припасы. Убили пару лаконцев. И, может, я и привыкла считать, что достаточно плюнуть в глаза врагу, который меня душит. Но я обдумала мнение Джиллиан насчет объективной ценности моральной победы, и она, пожалуй, тоже не ошибается.

Бобби умолкла, словно вслушивалась в произнесенные ею слова. Вероятно, она впервые высказала эти мысли вслух.

– Мы правда говорим о том, о чем мне кажется?

– Не знаю, что тебе кажется, Алекс.

– Я к тому, – пояснил Алекс, – если речь о том, что пора сворачиваться, то убраться с Каллисто, не прихватывая с собой «Предштормовой», будет куда проще.

В смысле у меня есть план на оба варианта, но… – Нет, – перебила Бобби, – мы не об этом говорим.

От гнева ее голос стал грубым. Ему захотелось попятиться. Отступить. Но Алекс так давно ее знал, что видел – сейчас ей нужно другое. Что бы она ни обдумывала, ей нужна была отрезвляющая оплеуха. Доказательство, что такие мысли никому не помогут. И никого не спасут. Да, она его немножко напугала, но оставалась той же Бобби Драпер, старым другом и товарищем.

А еще она была склонным к насилию существом, у которого досада может выплеснуться в любую сторону.

– Принял к сведению, стрелок, – произнес Алекс, стараясь не походить на враждебную сторону в переговорах.

– Я сдаваться не собираюсь, – продолжала она. – Я думаю, как нам победить. Как при нынешних обстоятельствах найти ход поперек ожидаемого, как внезапной атакой вырвать победу у поражения. Я о том, как бы нам не просто выжить.

– Для начала неплохо бы просто выжить, – заметил Алекс. – Если что, я составил план на старт «Предштормового» с Каллисто.

– Да, это хорошо. Но бегство не решит главных проблем.

– Кэп… Бобби, – сказал Алекс. – В мире всего три корабля класса «Магнетар», и один из них – тот, что напинал задницы Объединенному флоту, – сейчас на всех парах идет на нас. Не бояться его – офигенно глупо, ты сама сказала.

Бобби не отвечала. Она достала из кармана терминал. Из дешевых, что выплюнет за пару монет любой торговый автомат. Батарейки продержатся несколько часов, а потом выкидывай и покупай себе новый. Она бросила машинку Алексу. На экране висело изображение маленького металлического шара с печатной надписью и каким-то кабелем, протянутым сверху.

– Что за фигня? – удивился Алекс.

– Комментарий прилагается.

Алекс указательным пальцем перелистнул экран, и перед ним возникла статья о теоретических возможностях применения антиматерии для высокоэнергетических реакторов. И все равно он целую минуту не мог сообразить.

– Нет, – сказал он.

– Да, – ответила Бобби. – Рини уверена на девяносто девять процентов. Она их изучила. В следовых количествах мы умели производить антиматерию еще в темные века, но для практических целей никогда не хватало. А теперь вот. Лаконцы ее делают и хранят. Ставлю недельное жалование на то, что она с тех же строительных платформ, на которых собирали «Предштормовой» и «Бурю», и что эти штуки предназначены для подзарядки их боевого корабля. Их главная пушка, когда стреляет, наверняка жрет антиматерию бочками.

– Лакония – трудная цель, но если ты права и мы сумеем ударить по тем платформам…

– Да, лишить их источника снабжения было бы здорово, – согласилась Бобби. – Но и это окажется лишь тактической победой. Это цель для меня. Не для тебя. И не для Наоми.

– А что цель для меня?

– Если мы взорвем лаконские строительные площадки, Дуарте со своими адмиралами будут в курсе, как это важно. А твой Кит с университетскими дружками? Нам надо вдохновить их, а им требуется что-то наглядное. Надо как-то продемонстрировать, что Лакония – не непобедима. Тогда у нас появится шанс привлечь на борт новое поколение.

– Ты хочешь сбросить их на Лаконию? – задохнулся Алекс. Конечно, это был враг, но мысль убить полную людей планету его ужаснула. Даже на войне остаются границы, переступать которые нельзя.

– Если мы станем бомбить гражданских, мы окажемся хуже врага.

Алекс облегченно перевел дыхание. Они все еще сражались на стороне добра.

– Ладно, хорошо. Я и не думал, что ты…

– Я хочу убить «Бурю», – сказала она. – Мы покажем Земле, Марсу, всему Поясу, всем колониям за вратами, что лаконский дредноут можно победить. Покажем, что победа возможна. Мы создадим целое поколение готовых к бою людей, зажжем для человечества охрененно большой сигнальный костер.

– Бобби, – начал Алекс. Ее взгляд сейчас пугал его больше, чем ее кулаки. В такой горячке он видел ее впервые. Весь ее страх, все отчаяние вдруг преобразились во что-то очень близкое к фанатизму. – Это же безумие?

– Нас загнали в угол, и мы все силы бросили на то, чтобы оттянуть поражение. А я предлагаю играть на победу.

– Нет.

Бобби уставилась на него, на долю сантиметра отвесив челюсть. Каждая жилка в теле Алекса приказывала ему отступить, и только малая часть мозга сознавала, что выказать сейчас слабость – это верная смерть.

– Ничего подобного, – заговорил он. – Тебя гложет, что мы держали победу в руках и упустили. А Джиллиан еще повернула нож в ране, потому что ей тоже обидно, и вообще она гадина. А тут подвернулось вот это, – он взвесил на руке терминал со статьей об антиматерии, – и тебе показалось, что само мироздание подкидывает способ расквитаться за потери. Только на самом деле ты пытаешься отыграться, поставив на карту все. Это дерьмовая стратегия для покера, и она совсем не годится для войны.

– Пошел ты, Алекс. Я этим делом на жизнь зарабатываю.

– И отлично справляешься. И еще ты умная. А я – просто прославившийся извозчик, доставляющий тебя на место, где тебе предстоит кого-то убить. Но сейчас ты не права и сама это знаешь.

– Я не о том говорю.

– Ты добиваешься большой символической победы, – продолжал Алекс. – Когда и где это бывало умной стратегией?

Впервые в глазах Бобби мелькнула тень сомнения. Она скрестила руки на груди, но взгляд отвела. Алекс подался к ней.

– Ты изнываешь от бессилия. Решила, что попала в капкан. А ты привыкла, попав в ловушку, бить наотмашь. Лучше позволь мне нас отсюда вытащить. Отвезем эти шарики Сабе. Ну, да, может, он и пошлет нас обратно, и нам еще доведется прикончить «Бурю». Но прежде, чем швыряться торпедами, пусть этот план обдумает побольше голов. Договорились?

– Ты считаешь, что в этой войне победить нельзя. Ты сам только что сказал.

– Сказал, – признал Алекс. – Но я уже дважды разводился. Мое слово – не священное писание. Я очень даже умею ошибаться. Да, лучшие из твоих солдат – старые сапоги вроде нас с тобой. Но есть и такие, как Каспар. Меньше, чем мне бы хотелось. Но есть. Просто мне не кажется, что ими можно разбрасываться, не подумав хорошенько. Давай выберемся из системы Сол. Пусть над новой информацией потрещат головы получше наших, а мы послушаем, какую они выберут стратегию.

Бобби медленно вдохнула и выдохнула сквозь зубы.

– Сколько нам до превращения в пыль? Если бежать?

– Какое-то время у нас будет.

– Ладно, – сказала она, – я об этом подумаю.

– Хорошо. – Алекс собрался уходить.

– Алекс?

– Да, стрелок?

– Не пойми неправильно… – Да?

– Если ты так уверен, что победа невозможна, то подумай, уйдешь ли со мной, если уйду я.

Глава 18
Наоми

Наоми не впервые оказывалась новичком в команде. Такое положение даже в лучшие времена бывало неуютным. Любой, попав в паутину сложившихся отношений, вражды и преданности, составлявшую корабельный экипаж, не сразу находит или создает для себя нишу. Какое-то время он одинок в толпе.

В этом смысле ее появление на «Бикаджи Каме» укладывалось в привычные рамки. Немножко странно, что она объявилась на полпути, когда не было ни заходов на станцию, ни стыковок с другими кораблями. Но если от лаконцев удалось скрыть, кто она такая, то в маленьком городке корабельной команды секреты не держались. Ее старательно не замечали, но знали о ней все.

В ее присутствии в равных долях смешалась неловкость для Союза перевозчиков, угроза для команды и самое интересное событие за долгие недели перехода. Подтягиваясь по коридорам или обедая в столовой, Наоми чувствовала на себе внимание, заметное в том, как встречные отводили взгляды, или в том, как ее появление приканчивало любой разговор.

На Обероне ей предстояло на некоторое время исчезнуть и надеяться, что ее таинственное явление спишут на слухи и легенды. «Я в прошлом году служил на одном корабле, так там во время обыска вдруг объявилась Наоми Нагата. И до конца рейса оставалась в команде». Звучало так неправдоподобно, что могло и проскочить. Или создать проблемы. В любом случае, ей надо было связаться с Сабой и выяснить, что ей могут предложить. Вся изоляция подполья для того и выстраивалась, чтобы ее не мог разрушить один такой вот инцидент. А в числе минусов было то, что общая картина оставалась для Наоми невидимой. Даже она, один из главных стратегов, знала лишь то, что Саба счел нужным сообщить. И вполне возможно – и даже вероятно, – что он и сам предпочитал оставаться в неведении о некоторых операциях.

В столовой хватало места для пятидесяти человек, но Наоми старалась приходить в свободные часы, когда три сменяющиеся вахты работали или спали. Столы здесь были привинчены к полу, но в невесомости ими все равно никто не пользовался. Старые серые раздаточные автоматы разливали питательную жижу с восемью вариантами вкусовых добавок прямо в одноразовые груши. Даже на самых захудалых прыгунах в Поясе жилось приятнее. Кто-то разрисовал стены яркими цветами – желтыми, розовыми и нежно-голубыми маргаритками, чтобы столовая выглядела гостеприимнее. Как ни странно, это отчасти удалось. Наоми ела сдобренную желтым карри кашицу, зацепившись ногой за скобу на стене. Впрочем, за кашей последовал кофе, который оказался раз в тысячу вкуснее.

Три техника системы жизнеобеспечения плавали у захватов на дальнем конце столовой, обсуждая неполадки в системе очистки воды. Наоми очень тянуло вмешаться в их беседу, но она сдерживалась. Слышать нормальный человеческий разговор, не принимая в нем участия, – все равно что, изголодавшись, почуять запах еды, но не взять ее в рот. Она и не знала, как стосковалась по людям, пока снова не оказалась среди них. Так что, когда в столовую влетела Эмма, Наоми вздохнула с облегчением.

За время своего изгнания среди толпы Наоми выяснила, что Эмма носила фамилию Панкара, пока не сменила ее на Зомороди по контракту с четырьмя супругами. У нее были родственники на Европе в системе Сол и на Сарасвати – одной из трех обитаемых планет системы Тридеви. Со времени вступления в Союз перевозчиков Эмма работала в частной службе безопасности. И возила с собой кальян, конструкция которого позволяла курить при ускорении от пяти до нуля g. И еще она не отказывалась поговорить с Наоми, так что ее общество было дороже золота. Сейчас она подтянулась к раздатчику, затормозилась у него, взяла грушу с какой-то едой и толкнулась к Наоми, развернувшись в ту же позицию.

– Все хорошо? – спросила Наоми.

Эмма махнула открытой ладонью – это могло означать и «да», и «нет».

– Капитан Бернем со мной не разговаривает, а Чак рта не закрывает.

– Тяжело тебе, – сказала Наоми.

– Я сама виновата, – ответила Эмма, вскрывая перепонку на груше. – Ты просто оказалась рядом, когда все навалилось.

– И то верно, – согласилась Наоми. Просто поразительно, как приятно было говорить с кем-то лицом к лицу, без светового лага. Пусть даже разговор шел ни о чем. Или, наоборот, именно потому. – Чак вроде бы приличный парень. Он в подполье?

Эмма хихикнула.

– Он не из того теста. Слишком нервный. Если до сих пор не залился эйфориками, так только потому, что смекнул: никто не собирается докладывать тому комиссару на перевалочной. У половины наших есть что скрывать от слишком внимательных глаз, а другая половина у них на подхвате.

– Тонко подмечено, – проговорила Наоми.

– Да потому что так и есть, – отозвалась Эмма. – Работаем с тем, что имеем. К тому же мы за то и боремся, нет?

– Это в каком смысле? – удивилась Наоми.

Эмма потянула густую жижу из груши и, глотая, пожала плечами.

– На первом корабле, где я служила, когда ушла из «Пинкуотер», старпом втюрилась в механика. Оба были детишками. В крови одни гормоны. Компания требовала воздерживаться от близости начальства с подчиненными, но что тут будешь делать? Старпом завела привычку оказываться там же, где этот механик. Через корабельную систему следила, кто где находится, – и на вахте, и между вахтами. Механику это не понравилось. Дошло до того, что они поскандалили прямо посреди медотсека. Старпом разревелась. Два дня не показывалась из каюты. А вообще-то она была хорошим старпомом, и механик свое дело знал. Но обоих уволили. Правила, понимаешь ли.

– Вот чем, по-твоему, занимается подполье? – искренне улыбнулась Наоми. – Дает волю романтическим порывам в Союзе?

– Правила составлять легко, – сказала Эмма. – Легко создать совершенно логичную, строгую систему. Просто нужно забыть о жалости, да? А потом в нее запускают людей, и, если система их пережевывает, сами виноваты. А вовсе не правила. Все наши дела, если они хоть чего-то стоят, делаются для людей. Для несовершенных, глупых, лживых, нарушающих правила людей. Лаконцы повторяют вечную ошибку. Правила хороши, они бы превосходно работали, только не для нашего вида.

– Слышу что-то знакомое в твоих словах, – заметила Наоми.

– Я за это жизнь отдам, – сказала Эмма. – Умру за то, чтобы люди, напортачив, все равно могли найти милосердие. А ты не ради этого здесь?

Наоми всмотрелась в лицо собеседницы. Заметила гневно выставленную челюсть, услышала боль в голосе. И задумалась, не Эмма ли была тем старпомом. Впрочем, едва ли это сейчас имеет значение.

– У каждого свои резоны, – сказала Наоми. – Не так важно, почему мы здесь, главное – здесь.

– Верно, – согласилась Эмма.

Наоми рассмеялась, но смех вышел жестким и горьким.

– К тому же я слишком много времени провела с людьми, которые обещали меня пристрелить, если не буду делать, что они велят. На эту жизнь с меня хватит.

– Может, и на все будущие, – заметила Эмма.

Плосколицый мужчина в форме командного состава втянулся в столовую, скользнул по ним взглядом, отвернулся, потом присмотрелся пристальней. Техники, перехватив его взгляд, оглянулись на Наоми и поспешили к выходу, по пути побросав груши в утилизатор. Офицер набрал в раздатчике что-то жидкое – кофе, чай или мате – и толкнулся к выходу, больше на них не глядя. Его неодобрение выстудило воздух в помещении.

– У тебя есть все, что нужно? – спросила Эмма так, словно его здесь и не было.

Вопрос значил больше, чем слова, из которых он складывался.

– У меня все хорошо, – ответила Наоми. – Вот когда придем в порт…

– Высадим мы тебя надежно, – сказала Эмма. – А потом…

– Знаю, – подхватила Наоми. Потом она останется преступницей. Беженкой вне закона. Мышкой в поисках безопасной норки. От этого никуда не деться. – Может, Саба для меня что-нибудь подберет.

– Поставлю за тебя свечку. А пока, если что-то понадобится, обращайся лучше ко мне, чем к Чаку, – посоветовала Эмма и, высосав остатки из груши, причмокнула губами и направилась к двери.

Наоми еще несколько минут плавала в опустевшей столовой. Унося грушу с чаем к себе в каюту, она немножко застыдилась, но совсем чуть-чуть.

«Бикаджи Кама» был основательным кораблем. Три четверти километра в длину и такой широкий, что на схеме выглядел почти квадратным. Он строился десятки лет назад в расчете на доставку в далекие миры такого количества людей и грузов, чтобы сразу можно было основывать самоподдерживающиеся колонии. Материалы для строений, утилизаторы замкнутого цикла, почва, реакторы, топливо… Все, что нужно человеку, чтобы зацепиться в чуждой нечеловеческой экосфере, кроме только модного дизайна и подсказки, как крутить любовь с собственным механиком. Коридоры были выкрашены в грязно-зеленый цвет, захваты для рук и ног не первую неделю нуждались в чистке. Корабль ревностно экономил воду, используя для сброса тепла пассивные радиаторы вместо испарителей, поэтому воздух был горячее, чем любила Наоми.

Каюту ей выделили крошечную. Меньше не только контейнера, в котором она жила до того, но и иных шкафов на «Роси». Койка-амортизатор была из дешевых, гель пованивал, а раскинув руки, Наоми задевала стены. Такой дизайн в Поясе назывался «альбупарти» – «сломи локоть», потому что, высунув во сне руку за край койки, вы рисковали получить перелом при резком ускорении. Кто-то из прежних жильцов украсил антиударное покрытие изображением сложной и яростной перестрелки между фигурками из палочек, снабдив одни закрашенными кружками-головками, а другие – пустыми. Наоми пристегнулась к койке, ввела в систему подаренное Чаком фальшивое удостоверение и приступила к работе.

По странной иронии, так Наоми получала больше сведений, чем через пассивное наблюдение, на которое полагалась раньше. Она осторожничала, старалась не перегружать свой доступ, чтобы не выбросить больше красных флажков, чем уже развевались вокруг. И все же послала запрос в «зеркало» базы данных Союза по поводу комиссаров и изменений в лаконских правилах перевозок. Такими вещами мог заинтересоваться – и, возможно, интересовался – любой на «Каме». Наоми отличалась только точкой зрения на эту информацию.

Она ошиблась, полагая, что рассылка комиссаров касалась только системы Сол. Она коснулась всех. На Обероне тоже держали комиссара, а это совершенно меняло дело. Закономерность обнаружилась, едва Наоми стала ее искать. Грузовые корабли, задержанные или перенаправленные к Медине. Проверки системы жизнеобеспечения на кораблях, шедших с нагрузкой, близкой к теоретическому максимуму.

Это еще ни о чем не говорило. Открытых доказательств не нашлось. Но если по планетам с колониями тайно разливалась мощная волна лаконских чиновников – без фанфар и предупреждений вводился новый уровень инфраструктуры, – это скорее всего было именно тем, чем выглядело. Один комиссар, посланный на Землю, мог оказаться случайностью. Два, размещенные в системе Сол и Оберона, представляли угрозу. Тайные надзиратели новой лаконской «Поднебесной империи» на перевалочных пунктах представляли собой эскалацию. Если Лакония доведет эту линию до размещения своих представителей на кораблях, игре в наперстки придет конец.