Текст книги "Дыхание. Новые факты об утраченном искусстве"

«Мы считаем, что причиной возникновения розария хотя бы отчасти стало то обстоятельство, что его продолжительность синхронизировалась с внутренним сердечно-сосудистым (майеровским) ритмом, и это давало нам ощущение хорошего самочувствия, а возможно, и настраивало на более внимательное восприятие религиозных истин», – писали исследователи из Павии. Другими словами, медитации, «Аве Мария» и десятки других молитв, созданных за последние несколько тысяч лет, существуют не просто так.

Молитва исцеляет, особенно если при ее произнесении делается 5,5 вдохов в минуту.

Глава 6
Дышите меньше

Вряд ли кто-то станет спорить, что в нашей культуре люди стали есть слишком много. В период с 1850 по 1960 год в Америке средний индекс массы тела (ИМТ) – соотношение веса и роста – составлял от 20 до 22. Это примерно 72,5 кг для человека ростом 180 см. Сегодня средний ИМТ составляет 29 – прирост на 38 процентов за 50 лет. Сегодня человек ростом 180 см весит 97 килограммов. Семьдесят процентов населения США имеют избыточный вес, каждый третий страдает ожирением. Нет сомнений, что мы стали есть намного больше, чем раньше.

Что касается потребления воздуха, то тут намного труднее вывести норму, потому что исследований на эту тему проводится меньше, а их результаты непоследовательны. Тем не менее обзор некоторых доступных научных работ рисует тревожную картину.

На сегодняшний день медицинской нормой считаются от 12 до 20 вдохов в минуту объемом около полулитра каждый. Если брать в расчет верхний показатель, то это примерно вдвое больше, чем было раньше[3]3
  См. примечания на с. 275–276.


[Закрыть].

Почти все пульмонавты, имеющие отношение к медицине или просто интересующиеся этой темой, с которыми я беседовал в последние годы, сходятся в том, что мы не только слишком много едим, но и слишком много дышим. Как следствие, примерно четверть современного населения страдает от хронических болезней, вызванных гипервентиляцией.

Вывод прост: надо дышать меньше. Но это проще сказать, чем сделать. Мы живем в условиях, которые заставляют нас не только больше есть, но и больше дышать. Однако тренировка и упорство могут помочь нам выработать привычку дышать меньше.

Индийские йоги приучают себя уменьшать количество потребляемого воздуха в состоянии покоя. У тибетских буддистов существуют пошаговые инструкции для кандидатов в монахи, позволяющие им успокаивать дыхание и сокращать его объем. Китайские врачи еще две тысячи лет назад советовали делать 13 500 вдохов в день, то есть девять с половиной вдохов в минуту. Похоже, что и объем вдоха в те времена был меньше. Согласно легенде, в Японии самураям помещали под нос перо. Если перо шевелилось под воздействием вдоха или выдоха, самурая признавали негодным к службе.

Я хочу внести ясность: дышать меньше – далеко не то же самое, что дышать медленнее. Средний объем легких взрослого человека составляет от четырех до шести литров. Это значит, что даже если мы будем практиковаться в медленном дыхании и делать 5,5 вдоха в минуту, то все равно будем прокачивать через легкие вдвое больше воздуха, чем нам требуется.

Ключ к оптимальному дыханию и ко всем связанным с ним преимуществам для здоровья, выносливости и долголетия состоит в том, чтобы не просто реже дышать, но и вдыхать при этом меньше воздуха.

До конца стэнфордского эксперимента остается еще четыре дня, а я уже чувствую пользу от замедления дыхания. Артериальное давление продолжает снижаться, вариабельность сердечного ритма растет, и я ощущаю в себе энергию, которую пока не знаю, куда деть.

Тем временем Ольсон подталкивает меня к следующему шагу по снижению частоты дыхания. Все последнее время он твердил мне о тех чудесах, которые сулит снижение потребления воздуха до пределов, находящихся уже значительно ниже нормы. Это своего рода дыхательный великий пост. Правда, он предупредил, что такое ограничение себя в воздухе может при регулярном использовании причинить вред. В обычных условиях объем нашего дыхания должен по возможности соответствовать потребностям организма. Но иногда сознательное ограничение потребления воздуха, по его словам, может принести такую же существенную пользу, как и пост в еде, и даже вызвать эйфорию.

«Это чувство было лучше, чем то, которое я испытывал в день свадьбы или рождения своего первенца», – рассказывал Ольсон.

Мы едем ранним утром вдоль берега по автостраде № 1. Я сижу за рулем, а Ольсон рядом со мной на пассажирском сиденье. На его лице широкая улыбка от воспоминания о том моменте пять лет назад, когда он увидел Бога.

«Я бегал где-то в течение часа, пробежал примерно 10 километров, а потом вернулся домой и сел в гостиной в кресло. – На этом месте голос у него чуть дрожит, потому что его разбирает смех. – У меня заболела голова. Это была такая хорошая боль. Меня охватило ощущение покоя и единения с миром и со всем вокруг…»

Сегодня мы направляемся в парк «Золотые ворота», где можно без всяких помех часами бегать под сенью шаровидных эвкалиптов, диксоний, кипарисов и секвой. Поскольку беговые дорожки не имеют твердого покрытия, мы не раскроим себе головы, если вдруг упадем от внезапной потери сознания, которое, как предупреждает Ольсон, хоть и редко, но случается при сильном ограничении дыхания, которое мы сегодня хотим испытать на себе.

Ольсон уверен в успехе эксперимента. И он сам, и его клиенты испытывали существенное улучшение выносливости и общего самочувствия после нескольких недель тренировок. Однако от многих других я слышал, что следствием может быть ужасная головная боль – совсем не такая «хорошая», как он утверждал. Мне говорили, что подобные опыты – не для дилетантов.

Я сворачиваю с автострады на однополосную дорогу и паркуюсь возле рыболовного клуба «Золотые ворота». Стадо бизонов за загородкой смотрит на нас с Ольсоном усталыми глазами. Мы снимаем пиджаки, делаем по паре глотков воды и начинаем бег.

Я терпеть не могу бег трусцой. В отличие от других видов физической активности типа серфинга или плавания, я во время бега каждую секунду ощущаю, как мне плохо и скучно. Я никогда не испытывал того чувства эйфории от бега, о котором так часто говорят. Этого не было даже тогда, когда я в молодости бегал через день по шесть с половиной километров. Польза от бега была очевидной: после него я чувствовал себя прекрасно. Но сам бег был сплошной мукой.

Ольсон решил поменять мое отношение к нему. Он и сам занимался бегом на протяжении нескольких десятилетий, и тренировал десятки бегунов. «Главное – это найти свой ритм, – говорит он мне, пока мы напрямую прокладываем путь через кусты ежевики, – чтобы надо было прилагать определенные усилия, но не слишком большие».

Тропинка раздваивается, и мы сворачиваем на менее протоптанную. Солнце просвечивает сквозь кроны высоченных деревьев, в воздухе стоит запах мяты, а под ногами шуршат опавшие листья. Благодать!

«Я хочу, чтобы ты, когда разогреешься, начал задерживать выдох», – говорит он. Он уже обсуждал со мной накануне этот вопрос, поэтому я представляю себе, что меня ждет.

Каждый вдох должен длиться примерно три секунды, а выдох – четыре. Потом его продолжительность будет доводиться при таком же коротком вдохе до пяти, шести и семи секунд.

Разумеется, более длинный выдох будет означать повышение содержания двуокиси углерода. Это позволит добиться более высокой аэробной выносливости. Показатель максимального потребления кислорода (МПК) – это лучший критерий хорошей кардиореспираторной готовности. Приучая организм обходиться меньшим объемом дыхания, мы повышаем МПК, что не только повышает спортивную выносливость и долголетие, но и позволяет дольше сохранять здоровье.

* * *

Крестным отцом этого направления был пульмонавт, родившийся в 1923 году на хуторе неподалеку от Киева, в нынешней Украине. Его имя – Константин Павлович Бутейко. Всю свою молодость он посвятил изучению окружающего мира. Он изучал все подряд – растения, насекомых, игрушки, машины. Он рассматривал мир как механизм, а все, из чего он состоит, – как детали, составляющие единое целое. Уже будучи подростком, Бутейко стал блестящим механиком и во время Второй мировой войны провел четыре года на фронте, ремонтируя автомобили, танки и орудия Советской армии.

«Когда война закончилась, я решил заняться исследованиями самой сложной машины – человека, – рассказывал он. – Мне казалось, что если я изучу его устройство, то смогу диагностировать болезни с той же легкостью, как и неисправности машин».

Бутейко поступил в Первый Московский медицинский институт – самое престижное медицинское учебное заведение в Советском Союзе – и с отличием окончил его в 1952 году. Еще будучи в ординатуре, он заметил, что самые тяжелые больные дышат чересчур интенсивно. И чем активнее они дышали, тем тяжелее становилось их состояние, особенно у тех, кто страдал гипертонией.

У самого Бутейко было высокое артериальное давление. Его мучили головные боли, которые нередко сопровождались болями в желудке и сердце. Выписанные лекарства не помогали. В 29 лет его систолическое давление поднималось до 212, что чрезвычайно опасно. Врачи считали, что жить ему осталось не больше года.

«Можно спастись от рака, вырезав опухоль, – говорил впоследствии Бутейко, – но от гипертонии не спасешься». Единственное, что он мог сделать для пациентов и самого себя – это попытаться смягчить симптомы.

Рассказывают, что однажды октябрьским вечером Бутейко стоял один в больничной палате, глядя в окно на черное осеннее небо. Ему бросилось в глаза свое отражение в стекле – костлявое осунувшееся лицо, жадно ловящее воздух открытым ртом. Взгляд опустился ниже, на белый халат, прикрывавший грудь, на плечи, поднимавшиеся и опускавшиеся в такт вздохам. Дыхание ничуть не отличалось от того, которое он наблюдал у своих неизлечимо больных пациентов. Бутейко не испытывал никакой физической нагрузки и все же дышал, словно после тяжелой тренировки.

Он решился на эксперимент: перешел на поверхностное дыхание, расслабив мышцы груди и живота и медленно втягивая воздух носом. Спустя пару минут пульсирующая боль в голове, желудке и сердце исчезла. Бутейко вернулся к прежнему тяжелому дыханию – и уже через пять вдохов боль вернулась.

«А что, если гипервентиляция является не следствием гипертонии и головной боли, а ее причиной?» — задумался Бутейко. Сердечные заболевания, язвы и хронические воспаления связываются с нарушениями кровообращения, метаболизма и отклонениями показателей рН крови. Но на все эти функции влияет дыхание. Если мы вдыхаем на 20 или даже всего на 10 процентов больше, чем требуется организму, это нарушает работу его систем. Организм ослабевает и начинает работать с ошибками. Не может ли случиться, что люди болеют из-за того, что слишком интенсивно дышат?

Бутейко решил пройтись по больнице. В палате астматиков он обнаружил пациента, который, склонившись вперед всем телом, боролся с удушьем и жадно хватал воздух. Бутейко подошел к нему и показал прием, который только что использовал сам. Через пару минут пациент успокоился. Он делал осторожные и легкие вдохи носом, а затем спокойные выдохи. Его лицо порозовело. Приступ астмы прошел.

* * *

Мы с Ольсоном продолжаем бежать по парковой тропинке. Пасторальная сцена освещается пестрыми бликами солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву огромных деревьев, словно сошедших с экрана фильма «Аватар». С ней смешиваются элементы городских мотивов – сломанные магазинные тележки для покупок и подозрительные комки туалетной бумаги. Мы поворачиваем налево и оказываемся на дорожке, ведущей назад к берегу.

Наш путь пролегает мимо старого хиппи, сидящего на пеньке и играющего на трубе одной рукой. Во второй он держит замусоленную книжку в мягкой обложке. Перед ним безупречно одетый мужчина подсаживает старую собаку в потрепанный Mercedes 300SD, а мимо него проезжает на электроскутере женщина с дредами до пояса и яркими подтяжками. Типичная для Сан-Франциско сцена, и мы с Ольсоном прекрасно вписываемся в нее.

Мы попрактиковались в выполнении экстремальной версии метода Бутейко, который тот испытал на себе и на пациенте с астмой: мы ограничивали объем вдоха и замедляли выдох до предела, за которым уже начинался дискомфорт и даже риск. Мы вспотели, у нас раскраснелись лица. Я чувствовал, как у меня на шее вздулись вены. Нельзя сказать, что я совсем задыхался, но и удовольствия тоже было мало. Даже вдыхая немного больше воздуха, я все равно чувствовал себя так, словно кто-то душит меня.

Цель упражнения была не в том, чтобы доставить себе дискомфорт, а в том, чтобы приучить организм нормально чувствовать себя при повышении уровня двуокиси углерода в крови, что позволит впоследствии непроизвольно ограничивать объем дыхания как в состоянии покоя, так и под нагрузкой. Это даст возможность лучше усваивать кислород, повысить выносливость и оказать поддержку всем функциям организма.

«Старайся еще больше растянуть выдох, – говорит Ольсон, короткими мелкими порциями втягивая воздух через нос. – Выдох должен быть вдвое и даже втрое длиннее вдоха». В какой-то момент я чувствую, что меня сейчас вырвет.

«Вот так! – говорит он. – Еще медленнее!»

* * *

В конце 1950-х годов Бутейко уволился из московской клиники и перебрался в Академгородок – конгломерат из 35 бетонных научно-исследовательских заведений в центре Сибири. Удаленность этого места была не случайной. Вот уже несколько лет советское правительство направляло в эти скрытые от людских глаз лаборатории десятки тысяч лучших ракетных конструкторов, химиков, физиков и ученых других специальностей. Они должны были разработать суперсовременные технологии, чтобы обеспечить доминирование Советского Союза. В определенном смысле это был советский образец Кремниевой долины, но без флисовых жилеток, комбучи, солнечного света, автомобилей Tesla и гражданских свобод.

Бутейко приехал сюда по просьбе Академии медицинских наук СССР. Пережив озарение в больничном отделении для астматиков, он с головой ушел в научную работу и проанализировал истории болезней сотен пациентов. Он пришел к убеждению, что избыточное дыхание является виновником некоторых хронических болезней. Подобно Бору и Хендерсону, Бутейко придавал огромное значение двуокиси углерода и был убежден, что повышение содержания этого газа в крови за счет уменьшения объема дыхания может не только сохранить здоровье и бодрость, но и вылечить.

В Академгородке он приступил к проведению самого масштабного эксперимента, связанного с дыханием, какой только знала история науки. Он собрал команду из более чем 200 ученых и помощников в лаборатории функциональной диагностики, организованной в обычной городской больнице. Испытуемые лежали в тесноте на каталках, окруженные множеством приборов, а экспериментаторы втыкали им катетеры в вены, вставляли в горло шланги, подключали электроды к сердцу и голове. Параметры дыхания фиксировались с помощью примитивных компьютеров, работавших со скоростью 100 тысяч бит в час.

Через лабораторию Бутейко прошла масса людей – больных и здоровых, молодых и старых. Пациенты с астмой, гипертонией и другими заболеваниями имели одну общую черту: они дышали слишком много. Избыточный объем дыхания составлял порой до 15 литров в минуту. Некоторые пациенты дышали так громко, что их было слышно за несколько метров. Собранные данные говорили о том, что у них слишком много кислорода в крови, но мало углекислого газа – всего около 4 процентов. При этом частота пульса в состоянии покоя могла подниматься до 90 ударов в минуту.

У здоровых испытуемых тоже была общая черта – меньший объем дыхания. Они делали примерно десять вдохов в минуту и пропускали при этом через легкие пять-шесть литров воздуха. Пульс в состоянии покоя составлял у них от 48 до 55 ударов в минуту, а уровень углекислого газа в выдыхаемом воздухе – 6,5–7,5 процентов.

Бутейко разработал протокол, основанный на особенностях дыхания здоровых участников эксперимента и получивший впоследствии название «сознательный отказ от глубокого дыхания». Существовало много разных способов выполнения, но их объединяла общая цель: научить пациентов дозированному дыханию, объем которого по возможности соответствовал их метаболическим потребностям, а это практически всегда означало уменьшение объема вдыхаемого воздуха. Бутейко не интересовало, сколько вдохов в минуту делает пациент. Главное, чтобы за это время через его легкие проходило в общей сложности не более шести литров.

На первых сеансах, где пациенты осваивали эту методику, они жаловались на покалывание и чувство жжения в пальцах рук и ног. Частота сердечных сокращений замедлялась и стабилизировалась. Исчезали повышенное артериальное давление и мигрень, которые мучили многих из них. Здоровые участники тоже замечали перемены к лучшему, а спортсмены наблюдали рост результатов.

Примерно в это же время в нескольких тысячах километров к западу, в чешском городе Злин, нескладный долговязый бегун по имени Эмиль Затопек экспериментировал с собственным способом ограничения дыхания.

Затопек никогда не собирался становиться бегуном. Когда руководство обувной фабрики, где он в то время работал, попросило его принять участие в местных соревнованиях, он попытался отказаться. Затопек твердил, что не готов, что спорт его не интересует и он никогда не бегал наперегонки. Однако его все-таки убедили, и он показал второй результат среди ста участников. Затопек понял, что его может ожидать неплохое будущее в беге, и стал воспринимать спорт более серьезно. Спустя четыре года он побил чешские национальные рекорды в беге на 2000, 3000 и 5000 метров.

Затопек разработал собственные тренировочные методики, позволявшие добиваться высочайших результатов. Сначала он бежал, сколько мог, на задержке дыхания, затем делал несколько мощных вдохов, и все начиналось сначала. Это была экстремальная версия метода Бутейко, но Затопек не называл его волевой ликвидацией глубокого дыхания. Этот метод получил название гиповентиляционной тренировки. Греческая приставка гипо (ниже) противоположна по значению приставке гипер (выше). Концепция гиповентиляционной тренировки сводилась к тому, что дышать надо меньше.

Многие годы метод Затопека был предметом издевательства и насмешек, но он игнорировал критиков. На Олимпийских играх 1952 года он завоевал золото в беге на 5000 и 10 000 метров. На гребне успеха он решил посоревноваться и в марафоне, к которому не готовился. Более того, он до этого ни разу в жизни не преодолевал эту дистанцию – и вновь золотая медаль. За время своих спортивных выступлений Затопек установил 18 мировых рекордов, завоевал четыре золотых и серебряных олимпийских медали. Впоследствии журнал Runner’s World назвал его «величайшим бегуном всех времен». «Он делал все неправильно, но побеждал», – говорил бывший тренер легкоатлетической команды университета Огайо Ларри Снайдер.

Гиповентиляционная тренировка не получила распространения после ухода Затопека. Когда он пересекал финишную черту (обычно первым), его лицо с оскаленными зубами и прищуренными глазами выражало муку, словно у Иисуса на картинах Маттиаса Грюневальда. Это отпугивало большинство других атлетов.

Затем, несколько десятилетий спустя, в 1970-е годы американский тренер по плаванию Джеймс Каунсилмен возродил этот метод. Каун-силмен был знаменит своими тренировками, построенными на «боли и агонии», и гиповентиляция подходила ему как нельзя лучше.

Профессиональные пловцы обычно делают два-три гребка, после чего поворачивают голову набок для вдоха. Каунсилмен добивался от своих подопечных, чтобы один вдох приходился у них на девять гребков. Он был убежден, что со временем они научатся более эффективно усваивать кислород и будут плыть быстрее. Это была та же волевая ликвидация глубокого дыхания, что и у Бутейко, или гиповентиляция Затопека, но под водой. Каунсилмен использовал эту методику для подготовки американской мужской команды пловцов к Олимпийским играм в Монреале. Она завоевала 13 золотых, 14 серебряных, 7 бронзовых медалей и установила 11 мировых рекордов. Это было лучшее выступление американской олимпийской команды пловцов за всю историю.

Но гиповентиляционные тренировки были преданы забвению после того, как ученые в 1980-е и 1990-е годы по результатам нескольких исследований пришли к выводу, что этот метод практически не способствует повышению скорости и выносливости, а все достижения спортсменов объясняются только эффектом плацебо.

В начале 2000-х годов профессор физиологии университета Париж XIII Ксавье Вурон обнаружил ошибки в этих исследованиях. Ученые, критические относившиеся к методике, неправильно провели измерения. Участвовавшие в их экспериментах атлеты набирали полные легкие воздуха, после чего задерживали дыхание. Это не давало им прийти в состояние гиповентиляции.

Вурон повторил опыты, но на этот раз участники наполняли легкие воздухом лишь наполовину, как рекомендовал Бутейко и как, по всей видимости, тренировал своих пловцов Каунсилмен. Ограниченное дыхание продемонстрировало огромные преимущества. Если спортсмены пользовались этим методом несколько недель подряд, их мышцы адаптировались к накоплению большего количества лактатов, а это давало возможность лучше справляться с тяжелым анаэробным стрессом и тренироваться дольше и интенсивнее. Отчеты других исследований говорят о том, что гиповентиляционная тренировка способствует резкому росту производства красных кровяных телец, в результате чего кровь переносит больше кислорода и позволяет вырабатывать больше энергии при каждом вдохе. По приносимой пользе этот метод эквивалентен высотным тренировкам на отметке 2000 метров, но его можно применять и на уровне моря, и в любых других условиях.

С годами этот стиль дыхания получил множество названий: гиповентиляция, гипоксическая тренировка, метод Бутейко и даже совершенно бессмысленное с технической точки зрения наименование «нормобарическая тренировка в условиях гипоксии». Но результат был один и тот же – резкий рост результатов[4]4
  В относительно недавнее время Саня Ричардс-Росс, ямайско-американская бегунья на короткие дистанции, использовала метод Бутейко и завоевала три золотых олимпийских медали в эстафете 4 по 400 метров (в 2004, 2008 и 2012 годах), а также еще одно золото на 400-метровке в 2012 году. На протяжении целого десятилетия она входила в число лучших бегунов мира на дистанции 400 метров. Фотографии Ричардс-Росс, где она с закрытым ртом и безмятежным выражением лица опережает на финише соперниц, которые жадно хватают воздух открытыми ртами, обросли множеством легенд.


[Закрыть]. И не только у элитных спортсменов, а у всех.

Всего через несколько недель тренировок существенно повышалась выносливость, снижалось содержание жира в тканях, улучшались сердечно-сосудистые функции, росла мышечная масса. И этот перечень можно продолжать.

Отсюда можно сделать вывод, что гиповентиляция работает. Она приучает организм добиваться большего меньшими средствами. Однако нельзя сказать, что это доставляет удовольствие.

* * *

Мы с Ольсоном выбегаем из-под тенистого полога парковых деревьев на берег Тихого океана, покрытого рябью. Мы пробежали трусцой несколько километров и при этом дышали то быстро, то медленно – совершая каждый выдох на семь и даже более счетов и стараясь наполнять легкие лишь наполовину. Мне хочется верить, что эта тренировка поможет мне так же, как в свое время Затопеку, пловцам Каунсилмена, бегунам Вурона и всем остальным, но последние несколько минут были сплошным мучением. Мне было достаточно получаса, чтобы усомниться в правильности многих своих предыдущих решений. Мне уже казалось недальновидным, что я взялся за такие темы, как фридайвинг, волевая ликвидация глубокого дыхания и гиповентиляционная терапия, которые теперь заставляли меня задерживать дыхание и мучить свои легкие.

«Главное здесь найти свой ритм, который тебе подходит», – продолжает твердить Ольсон. Но мне решительно не подходит ни один ритм. Я возвращаюсь к более посильной для меня практике, которая заключается в том, чтобы делать вдох на два счета, а выдох – на пять. Такой способ используют профессиональные велосипедисты. Это тоже не слишком комфортно, но можно терпеть.

Мы бежим по потрескавшемуся асфальту дорожки, ведущей вдоль берега к стоянке мимо ржавеющих жилых автоприцепов. По пути нам приходится перепрыгивать через пустые упаковки от презервативов и смятые жестяные банки из-под солодового напитка. Спустя несколько минут мы снова оказываемся в тихой части парка и бежим по грязной тропинке через невысокий подлесок вдоль берега пруда с крякающими утками.

И вот тут меня накрывает: по затылку разливается волна жара, а зрение становится фрагментарным. Я все еще продолжаю бежать, делая длинные выдохи, но возникает ощущение, что я нырнул головой вперед в какую-то горячую вязкую жидкость. Я добавляю усилий и чувствую, как теплота, подобно горячему сиропу, начинает разливаться по пальцам, поднимаясь все выше по рукам и ногам. Это потрясающее ощущение. Потом теплота доходит до лица и укутывает меня с головой.

Возможно, это та самая хорошая головная боль, о которой рассказывал Ольсон. Углекислый газ повышает способность гемоглобина делиться кислородом с голодными клетками и расширяет кровеносные сосуды мозга и тела до такой степени, что те начинают посылать в нервную систему сигналы тупой боли.

И в тот момент, когда мне кажется, что я вот-вот достигну какого-то экзистенциального пика, тропинка вдруг расширяется. Передо мной появляется бизон, трущийся о загородку, сделанную из толстых цепей, а в десятке метров от нас стоит здание рыболовного клуба «Золотые ворота». Рядом я вижу свою машину. Наша пробежка закончена.

По пути домой я не переживаю никаких грандиозных жизненных прозрений. У меня нет эйфории, но это и хорошо. Пробежка показала, что ограничение дыхания сулит много пользы. В то же время подобные экстремальные тренировки годятся только тем, кто готов доходить до пределов выносливости и страдать часами, обливаясь потом.

Здоровое дыхание не должно доставлять таких неприятных ощущений. Бутейко знал это и поэтому редко предписывал своим пациентам подобные брутальные методы. В конце концов, его не интересовали тренировки элитных спортсменов, нацелившихся на золотые медали. Он хотел спасать жизни. Ему нужно было обучать пациентов приемам ограничения дыхания, которые доступны каждому – независимо от состояния здоровья, возраста или уровня физической готовности.

За свою карьеру Бутейко пришлось пережить и критику, и физические нападения, и разгром лаборатории. Но он выдержал. К 1980 году он опубликовал свыше 50 научных работ, и министерство здравоохранения СССР признало его методику эффективной. Более 200 тысяч человек в одной только России обучились его методу. По некоторым данным, однажды Бутейко пригласили в Англию для оказания помощи принцу Чарльзу, который страдал аллергическими расстройствами дыхания. Бутейко сумел помочь принцу, как и 80 процентам других своих пациентов, страдавших от гипертонии, артрита и других заболеваний.

* * *

С тех пор как Бутейко впервые приступил к обучению пациентов своему методу дыхания, астма превратилась в глобальную эпидемию. От нее страдают почти 25 миллионов американцев – около 8 процентов населения, – и их количество выросло в четыре раза по сравнению с 1980 годом. Астма является главной причиной госпитализации и пропусков школьных занятий у детей. Она считается контролируемым, но неизлечимым заболеванием.

Астма – это чрезмерная чувствительность иммунной системы, которая вызывает сужение и спазмы дыхательных путей. Факторами, провоцирующими приступы, могут быть загрязняющие вещества, пыль, вирусные инфекции, холодный воздух и множество других раздражителей. Но причиной астмы может стать и избыточное дыхание. Поэтому приступы нередко случаются во время выполнения физических упражнений. Такая астма, вызванная нагрузкой, наблюдается у 15 процентов населения, и ей подвержены до 40 процентов спортсменов. И во время выполнения упражнений, и в состоянии покоя астматики имеют тенденцию вдыхать больше воздуха, чем здоровые люди. Когда начинается приступ, ситуация усугубляется тем, что при попадании воздуха в легкие дыхательные пути сужаются и выдох существенно затрудняется. Таким образом, большее количество вдыхаемого воздуха вызывает ощущение удушья, а это ведет к еще большему сужению дыхательных путей из-за паники и стресса.

Мировой рынок средств от астмы оценивается в 20 миллиардов долларов, и предлагаемые лекарства могут создать впечатление, будто они способны вылечить человека от этого заболевания. Однако эти средства, особенно оральные стероиды, имеют ужасные побочные эффекты, которые проявляются спустя несколько лет и включают в себя деградацию легочных функций, ухудшение астматических симптомов, слепоту и повышенный риск преждевременной смерти. Миллионы астматиков знают это и испытывают негативные последствия на себе. Поэтому многие начали упражняться в ограничении объема дыхания и уже могут продемонстрировать существенное улучшение состояния.

За несколько месяцев до стэнфордского эксперимента я брал интервью у некоторых сторонников метода Бутейко и записал их истории.

О Дэвиде Уайби, 58-летнем скрипичном мастере из Вудстока, штат Нью-Йорк, я узнал из статьи в New York Times. Уайби страдал астмой в тяжелой форме с десятилетнего возраста. Ему приходилось по двадцать раз в день принимать бронхорасширяющие средства, а также стероиды. Организм привыкал к этим лекарствам, а это значило, что дозу постоянно приходилось повышать. Несколько десятилетий непрерывного приема стероидов ослабили зрение, приведя его к макулодистрофии. Продолжая использовать лекарства, Уайби мог совсем ослепнуть, а при отказе от них – умереть от приступа астмы.

После трех месяцев обучения ограниченному дыханию Уайби смог снизить количество используемых лекарств до одной ингаляции в день, а стероиды исключил полностью. По его словам, он почти перестал ощущать симптомы астмы. Впервые за пятьдесят лет он мог дышать свободно. Даже лечивший Уайби пульмонолог был поражен таким улучшением состояния.

Из других случаев можно упомянуть главного информатика университета Иллинойса в Урбане-Шампейне, который также страдал от сильной астмы всю свою сознательную жизнь. Подобно Уайби, он почти полностью избавился от симптомов этого заболевания, попрактиковавшись несколько недель в ограничении дыхания. «Я стал другим человеком», – писал он. Кроме того, я целый час беседовал в кафе с одной семидесятилетней женщиной, которая болела астмой шестьдесят лет и не могла пройти даже одного квартала без приступа. После нескольких месяцев лечения с использованием метода ограниченного дыхания она сейчас может ходить пешком часами и даже собирается предпринять пешее путешествие в Мексику. «Это просто чудо какое-то», – сказала она мне. А еще можно рассказать о матери семейства из Кентукки, у которой были такие ужасные проблемы с дыханием, что она даже подумывала о самоубийстве, и об участниках Олимпийских игр Рамоне Андерсоне, Мэтью Данне и Сане Ричардс-Росс, которые также пользовались этим методом. Все они заявляли, что у них благодаря уменьшению количества воздуха, поступающего в легкие, и повышению содержания углекислого газа в организме либо исчезли симптомы респираторных заболеваний, либо повышались спортивные результаты.