Текст книги "Список холостяков"

Глава 4

—Ну и что мы будем делать с этими суфражистками? – спросил премьер-министр, тяжело опускаясь в огромное кожаное кресло в комнате отдыха палаты общин.

У сэра Генри Кемпбелла-Баннермана постоянно был встревоженный, озабоченный вид. Даже стоявший перед ним на столике большой бокал с коньяком и огромная сигара, которую он курил с видимым удовольствием, казалось, не помогали ему расслабиться.

– Эта Панкхерст организовала Женский социально-политический союз уже в Лондоне. По крайней мерс пока они оставались в Манчестере, их можно было игнорировать. – Он критически осмотрел кончик своей сигары. – А теперь следует ожидать петиций, делегации и демонстраций под собственными окнами.

– Может быть, попробовать политику умиротворения, – предложил один из его собеседников. – Провоцируя их, мы ничего не добьемся. Пообещайте им создать специальный комитет, это же ни к чему не обязывает.

Макс Энсор был одним из четверых мужчин, удобно расположившихся в креслах вокруг низенького столика, чтобы выпить коньку после плотного ленча. Он протянул премьер-министру номер «Леди Мейфэра» и указал на броский заголовок: «Предоставит ли либеральное правительство право голоса женщинам-налогоплательщицам?»

– Это, похоже, самый наболевший вопрос. Можно объявить, что мы создаем комитет с целью выяснить, сколько в стране женщин-налогоплательщиц. Это заставит их приутихнуть хотя бы на время.

Сэр Генри взял в руки газету.

– Такую же газету обнаружили сегодня в офисе кабинета министров, – сказал он. – Как, черт возьми, она могла туда попасть? Я опросил весь штат, но никто ничего не знает.

– Эти газеты сейчас повсюду. Скоро в них будут заворачивать рыбу с картошкой[9]9
  Рыба с картофелем во фритюре – популярное национальное блюдо, подается в небольших специализированных кафе; если покупатель берет рыбу с собой, она, по традиции, завертывается в газетную бумагу.


[Закрыть], – невесело рассмеялся один из собеседников и протянул руку за коньяком.

– Вы не знаете, кто это пишет? – спросил премьер-министр.

– Ни малейшего понятия. – Двое из сидевших мужчин пожали плечами.

– Может быть, это все та же Панкхерст.

– Нет, она слишком занята, организовывая все эти собрания и акции протеста. К тому же трудно представить, чтобы миссис Панкхерст интересовалась светскими сплетнями и новостями моды. А в последнем номере они предлагают службу знакомств – так называемый «Посредник». Еще там есть тетушка Мейбл, которая поможет вам решить любовные проблемы. Нет, Панкхерст сочтет ниже своего достоинства заниматься такой ерундой.

– Но это очень умная стратегия, – заметил Макс Энсор. – Большинство женщин не интересуются политикой, а светская хроника не может не привлечь их внимания и…

– Я заметил, что о вас упомянули в одной из заметок, – перебил его один из коллег. – Это можно рассматривать как комплимент.

Однако вид у Макса Энсора был не слишком довольный.

– Сущий вздор, – коротко ответил он. – Однако я хочу продолжить свою мысль. Женщины, которые никогда и не думали о подобных вещах, неизбежно натолкнутся на эти заголовки и политические статьи, листая газету.

– Если мы не проявим бдительности, скоро наши жены и дочери станут размахивать плакатами на ступенях всех городских ратуш, – пробормотал Герберт Асквит, министр финансов. – Кто бы ни был автором, он, безусловно, побывал на вечере у Бикменов. Человек, лично там не присутствовавший, не смог бы написать такую заметку об Энсоре. Что вы об этом думаете, Энсор?

– Я думаю, что это не требует комментариев, Асквит. – Макс пытался скрыть раздражение, но ему это удавалось с трудом. Его уязвила скрытая насмешка, сквозившая в заметке. Он считал, что, будучи политиком, давно научился не обращать внимания на подобные уколы, однако они почему-то задели его. – По крайней мере мы знаем, что статьи в газете пишет женщина… или женщины.

– С чего вы так решили?

Премьер-министр протянул руку к мраморной пепельнице и задумчиво уставился на длинный столбик серого пепла, ожидая, пока он упадет сам собой.

– Это очевидно. – Макс небрежно махнул рукой в сторону газеты. – Только женщины могут так увлеченно писать о мелочах. Мужчины не сильны в сплетнях. Не говоря уже обо всей этой пустой болтовне и брачных объявлениях.

– Светских женщин, – уточнил Асквит. – Так кто же все-таки автор, по-вашему?

Макс не отвечал, и его собеседники с интересом посмотрели на него.

– Макс, у вас есть какие-либо соображения на этот счет?

– Возможно, – уклончиво ответил он, небрежно пожав плечами. – Но это всего лишь смутная догадка, требующая проверки.

– Как бы там ни было, я очень хотел бы знать, кто за всем этим стоит. – Премьер-министр зевнул. – Почему стейки и пирог с почками обладают таким снотворным эффектом?

Поскольку вопрос был риторическим, никто не ответил. Макс поднялся с кресла:

– Прошу простить меня, премьер-министр… джентльмены… У меня на три часа назначена встреча.

Он оставил их мирно дремать в комнате для отдыха, где царила тишина, лишь изредка нарушавшаяся тихим похрапыванием или звуками приглушенной беседы. Сам он отправился за сестрой на Албермарл-стрит. Его сжигало нетерпение. Ему очень хотелось поиграть в кошки-мышки с мисс Констанцией Дункан.

– Не понимаю, куда подевалась Констанция. Она говорила, когда вернется? – спросила Честити сестру, когда та вошла в гостиную, держа в руках огромную хрустальную вазу с большими темно-красными розами.

– Нет, но, учитывая, что она только собиралась зайти в магазин за лентами, ей давно пора вернуться.

Пруденс поставила вазу с цветами на круглый столик из вишневого дерева и вытерла рукавом упавшую на поверхность капельку воды.

Честити озабоченно нахмурилась:

– Она предупредила бы, если бы не собиралась возвращаться к трем часам, когда могут появиться первые гости.

– Да, как правило, она предупреждает, даже когда не собирается возвращаться к ленчу, – заметила Пруденс, пытаясь в то же время жизнерадостной улыбкой унять беспокойство сестры.

Отчасти ей это удалось, и мысли Честити приняли другое направление.

– Констанция не много потеряла, – объявила она, расправляя подушки, лежавшие на диване. – Вчерашний подогретый рыбный пирог. – Честити сморщила носик. – Есть что-то на редкость неаппетитное во вчерашней рыбе, особенно если это треска. – Она поймала направленный на нее взгляд сестры и добавила: – Не нужно смотреть на меня с таким неодобрением, Пру. Имею же я право высказать свое мнение. Я отлично знаю, что мы не можем себе позволить выбрасывать еду, но при этом я не обязана любить вчерашнюю треску.

Пруденс грустно покачала головой, удивляясь, почему она всегда испытывает чувство вины за те неудобства, которые им приходится терпеть в целях экономии. Это правда, что большей частью она одна за всех принимает решения относительно ведения хозяйства, но кто-то же должен это делать.

– Разумеется, ты не обязана ее любить, – согласилась она. – И я тоже. Но когда папа не обедает дома, мы можем себе позволить только доесть то, что осталось со вчерашнего дня.

– Поэтому когда представляется возможность нормально поесть, ее нельзя упускать, – с недовольной гримаской отозвалась Честити. Она взглянула на изящные позолоченные часы, стоявшие на мраморной каминной полке. – Посмотри, сколько времени. Где все-таки Кон? Уже почти половина третьего, а в три начнут прибывать гости. – В ее голосе снова послышалась тревога.

Пруденс опять предприняла попытку отвлечь ее. Она знала, что если Честити начнет о чем-то беспокоиться, то вскоре станет воображать себе все мыслимые несчастья и катастрофы.

– Интересно, приедет ли сегодня Макс Энсор? – Пруденс подошла к стеклянным дверям, ведущим на террасу. – Как считаешь, может быть, открыть их?

Честити попыталась сосредоточиться.

– Почему бы и нет? – ответила она. – Погода сегодня чудная, может быть, кто-нибудь захочет прогуляться по террасе. – Она расставила кресла полукругом, чтобы сидящим было удобнее беседовать. – Если он и приедет, то только из-за Кон. Было видно, что он очень ею заинтересовался на вечере у Бикменов. Он был бестактен, но заинтригован, – добавила она с усмешкой, на секунду забыв о своем беспокойстве. – К тому же он не мог знать, в какую ярость приведут Кон его замечания. Жду не дождусь, когда она разнесет в пух и прах его возмутительное высокомерие. – Честити опять заволновалась: – Да где же она? Пруденс открыла стеклянные двери.

– С ней ничего не могло случиться, Чес, иначе нам бы уже сообщили. Полиция давно была бы здесь… О, Дженкинс… – взглянула на дворецкого, который вошел в комнату с подносом, уставленным чашками и блюдцами. – Кон еще не появилась?

– Нет, мисс Пру. – Он поставил поднос на боковой столик. – Миссис Хадсон приготовила два вида сандвичей – с огурцом и с яйцом и салатом. Есть еще помидоры, если хотите, но она рассчитывала оставить их для супа.

– Разумеется, оставьте помидоры для супа, – послышался голос в дверях. – Мы всегда можем предложить гостям консервированный мясной паштет или джем.

– Кон, где ты была? – возмущенно спросила Пруденс, игнорируя шутливое предложение сестры. – Мы уже всерьез начали беспокоиться. По крайней мере Чес, – добавила она.

– Ничуть я не беспокоилась, – принялась защищаться Честити, – но ты могла бы по крайней мере предупредить нас.

Констанция вытащила булавки из широкополой шляпки и сняла ее.

– Мне очень жаль, – с искренним раскаянием сказала она. – Я не хотела, чтобы вы тревожились, и обязательно сообщила бы вам, что задерживаюсь, но у меня не было возможности. У меня был очень интересный день. – Ее щеки раскраснелись, темно-зеленые глаза сверкали, казалось, энергия переполняет ее. – Мне очень жаль, – повторила она. – Вам пришлось одним готовиться к приезду гостей.

– Да здесь почти нечего было делать, – заверила ее Честити, улыбаясь. Видно было, что она испытала огромное облегчение при появлении сестры. – Тебе крупно повезло – не пришлось есть холодный пирог с треской.

– Вчерашний?

– Угу.

– А я съела жареный пирожок и выпила бокал вина, – с раскаянием произнесла Констанция. – Но, честно говоря, еда меня интересовала меньше всего.

– Так где же ты была? – с любопытством разглядывая ее, спросила Пруденс.

– Вы помните Эммелину Панкхерст, мамину подругу?

– Конечно. Мама работала с ней в комитете защиты женских прав и в комитете по защите собственности замужних женщин. Я думала, она живет в Манчестере.

– Уже нет. Я знала, что она переехала в Лондон, но мне не представлялся случай навестить ее. А сегодня утром мы буквально столкнулись. Она вместе с дочерью Кристабель организовала лондонское отделение Женского социально-политического союза. Они пытаются добиться права голоса для женщин, но вы, безусловно, уже знаете об этом. – Констанция принялась рыться в сумочке. – Сегодня утром я отправилась на собрание союза, а потом записалась в члены… Вот, видите? – Она вытащила яркий бело-малиново-зеленый значок. – Это мой официальный значок с цветами союза.

– Итак, ты отправилась за лентами, а вернулась с политическим мандатом, – сказала Честити. – Как это произошло?

– Я даже не успела зайти в магазин. Столкнулась с Эммелиной у входа, и она пригласила меня на собрание. Она произнесла речь в Кенсингтонском дворце. Это было потрясающе! Вы даже представить не можете.

Констанция принялась быстро рассказывать, едва поспевая за мыслями, и по мере того, как она говорила, в ее голове всплывали все новые подробности утреннего собрания. Восторженные, полные энтузиазма речи присутствовавших все еще звучали у нее в ушах. Она с рождения слышала все то, что обсуждалось на собрании Женского социально-политического союза, но на таком мероприятии присутствовала впервые. Ее мать очень убедительно доказывала своим дочерям необходимость предоставить женщинам равные права с мужчинами. Но восторг присутствовавших на собрании женщин, охваченных общей идеей, готовых сражаться за правое дело, чувство локтя – все это было для Констанции внове.

– Не скажу, что меня это удивляет, – заметила Пруденс. – Ты всегда принимала все это очень близко к сердцу. Не то чтобы нас с Чес это волновало меньше, просто все эти громкие речи с трибуны и союзы не для меня.

Констанция покачала головой:

– Я тоже так думала, но там со мной что-то произошло. Меня словно неожиданно… захватило… – Девушка пожала плечами, не в силах более точно описать те ощущения, которые она испытала.

– В любом случае делай что хочешь, только не показывай никому свой значок, – серьезно сказала Пруденс. – Если узнают о том, что ты вступила в союз, очень быстро кто-нибудь знающий политические взгляды авторов «Леди Мейфэра» сложит два и два. И тогда поднимется настоящий переполох.

– Ты права, – согласилась Констанция. – Я буду нема как рыба. Уверена, что смогу незаметно посещать собрания и даже выступать на них, но только в тех уголках Лондона, куда никто из наших знакомых не сунется ни за что на свете. – Кроме того, – продолжала она, – поскольку я была в Кенсингтоне, я зашла в магазинчик вашей сестры, Дженкинс, и забрала почту. Четыре письма для «Леди Мейфэра»!

Она достала письма и победоносно помахала ими в воздухе.

– Ты открывала их?

– Конечно, нет. Я подумала, что первые письма мы откроем все вместе. Но и это еще не все, – многозначительно сказала Констанция. – Прежде чем отправиться за лентами, я зашла в те магазины на Бонд-стрит и Оксфорд-стрит, которые согласились продавать «Леди Мейфэра». И угадайте, что? – Она сделала паузу, но, когда сестры недоуменно покачали головами, продолжила: – Они продали. Вес экземпляры, во всех магазинах. И все сказали, что в следующем месяце закажут у нас в три раза больше экземпляров.

– Ну что ж, значит, сработало, – сказала Пруденс. – И что, по-твоему, Кон? Тетушка Мейбл, «Посредник» или твоя язвительная сплетня?

– А может быть, политические статьи, – предположила Констанция, но тут же грустно покачала головой: – Нет, конечно же, нет. Еще рано. Но я продолжаю надеяться! Чес придется нацепить ее черную вуаль и вдовий траур и пойти забрать выручку. Ну так что, откроем письма? Это недолго, просто взглянем, кому они – «Посреднику» или тетушке Мейбл.

– У нас сейчас совсем нет времени, – неохотно отозвалась Пруденс, самая практичная из троих. – Тебе нужно успеть переодеться, Кон, гости могут явиться с минуты на минуту. Может быть, для политического собрания ты одета так, как требуется, но для приема гостей это несколько мрачновато.

– Ты думаешь? – Констанция с сомнением осмотрела свою серую юбку и черные ботинки на пуговицах.

– Безусловно, – решительно заверила ее Пруденс. Констанция по своему обыкновению подчинилась мнению сестры, обладавшей прекрасным вкусом и всегда точно знавшей, что и в каких случаях следует надевать.

– Я вернусь раньше, чем приедет первый гость.

– Мы думаем, что Макс Энсор может заехать к нам сегодня, – заметила Честити с лукавой усмешкой.

– Так это ради него я должна переодеваться? – спросила Констанция, иронично приподняв брови.

Сестры не ответили. Констанция, поймав заинтересованный взгляд Дженкинса, решила сменить тему:

– Я вернусь через десять минут.

Она быстро вышла из комнаты и поспешила наверх, чтобы подыскать более подходящее для приема гостей платье. Однако она не намеревалась предпринимать каких-либо дополнительных усилий в расчете на маловероятный случай, что достопочтенный член парламента от Саутуолда решит навестить их с целью отведать сандвича с огурцом и бисквитного торта, приготовленного миссис Хадсон.

Она принялась изучать содержимое гардероба, попутно развязывая узкий галстук, который прекрасно сочетался с блузкой в серую с белым полоску и серой юбкой. Как удачно, что именно сегодня она надела этот комплект, придававший ей строгий, деловой вид. Это оказалось очень кстати, если учесть, где она так неожиданно провела утро. Наконец Констанция остановила выбор на бледно-зеленой крепдешиновой блузке и зеленой в белую полоску шелковой юбке с широким поясом, подчеркивавшим ее тонкую талию.

Констанция села на стул, чтобы застегнуть пряжки на зеленых лайковых туфлях на высоком каблуке, потом повернулась к зеркалу. Ее волосы были уложены в тяжелый пучок, но он слегка растрепался, и из него выбились несколько темно-рыжих локонов. Девушка хотела было причесаться заново, но решила, что на это нет времени. Вместо этого она лишь подобрала парой черепаховых гребней самые непослушные пряди.

Лицо показалось ей несколько раскрасневшимся, поэтому она слегка припудрила щеки, потом протянула руку к тюбику с губной помадой. Ее подарила ей на день рождения подруга, чьи естественные краски редко можно было разглядеть под густым слоем румян, пудры и помады. Эта современная косметика была удивительно удобной, ее можно было даже носить с собой в сумочке на случай, если возникнет необходимость поправить макияж. Разумеется, если бы Констанцию волновали подобные глупости. Но она относилась к помаде пренебрежительно. Больше хлопот, чем проку, к тому же от нее оставались размазанные отпечатки на краю бокалов и на белых салфетках. Так почему же она сейчас потянулась за ней? Она что, хотела произвести на кого-то впечатление? Девушка резко, словно обжегшись, отдернула руку от помады. Она просто собиралась поставить на место Макса Энсора, если вдруг ему вздумается заявиться к ним сегодня, и для этого совершенно не обязательно красить губы.

В тишине дома раздался звон дверного колокольчика. Девушка вскочила, расправила юбку и проверила, все ли жемчужные пуговки на блузке застегнуты. Потом она поспешно вышла из комнаты и направилась к лестнице. Снизу, из холла, до нее доносился чинный голос Дженкинса.

– Леди Бейнбридж, добрый день, – сказала она, замедляя шаг и неторопливо, с достоинством спускаясь по лестнице.

В холле она протянула руку даме, туго затянутой в корсет, и обратилась к двум девушкам, сопровождавшим ее. Девушки были одеты в платья из жестко накрахмаленного бомбазина с тесными корсажами, на шляпках у них были вуалетки с мушками, которые они подняли в ответ на приветствие Констанции. Две пары одинаковых светлых глаз были жеманно опущены.

Леди Бейнбридж поднесла к носу пенсне и критически осмотрела Констанцию.

– У вас лицо раскраснелось, – объявила она. – Надеюсь, в доме нет больных?

– Просто день сегодня выдался жаркий, – ответила Констанция, с некоторым усилием заставив себя улыбнуться.

Леди Бейнбридж приходилась дальней родственницей леди Дункан и постоянно отравляла ей жизнь своей злобной критикой. Ее дочери-близнецы были бледными и худосочными, словно жили в подземелье и редко видели дневной свет. Их мать полагала, что солнечные лучи губительно действуют на цвет лица.

Леди Бейнбридж презрительно хмыкнула и, оставив Констанцию позади, поплыла в гостиную, где подвергла Пруденс и Честити столь же придирчивому осмотру, явно надеясь обнаружить какой-нибудь изъян. Очевидно, ей не удалось найти ничего предосудительного ни в приветливых улыбках на лицах сестер, ни в их безупречных туалетах, и она еще раз громко хмыкнула, сухо поприветствовала их и переключила свое внимание на гостиную.

– Вы совершенно запустили эту комнату, Констанция, – заявила она. – Ваша мать всегда так гордилась своим домом.

Поскольку сестры отлично помнили обличительные речи в адрес их матери, по поводу небрежно отполированной мебели или плохо почищенного столового серебра, они не ответили на это замечание. Леди Бейнбридж уселась на диван, нахмурилась и принялась ковырять пальцем обивку на подлокотнике. Приглядевшись, Пруденс увидела там маленькое пятнышко от кофе.

– Садитесь, девочки, садитесь. Что вы встали как истуканы?

Ее светлость махнула веером в сторону дочерей, и Мэри и Марта послушно примостились на краешке дивана, стоявшего напротив.

– Хотите чаю, леди Бейнбридж?

Честити протянула гостье чашку, а Дженкинс предложил тарелку с сандвичами. Ее светлость недовольно осмотрела сандвичи и жестом отказалась. Чаю, однако, она выпить согласилась. Ее дочери также покорно отказались от сандвичей и взяли в руки чашки с чаем.

– Говорят, брат Летиции Грэм приехал в Лондон? – спросила леди Бейнбридж. – Меня не было на вечере у Бикменов на прошлой неделе, но я слышала, что он был там и произвел впечатление.

– Мы видели его мельком, – сказала Честити. – Просто обменялись любезностями. Я не заметила, чтобы он произвел сильное впечатление, а ты, Кон?

– Нет, – чуть нахмурившись, ответила Констанция. – Насколько я помню, мадам, мне он показался совершенно невзрачным.

– Но я читала совсем другое, – глотнув чаю, произнесла ее светлость.

– Правда? Кто-то писал вам о нем? – Пруденс наклонилась вперед, широко раскрыв озорные зеленые глаза, спрятанные за стеклами очков.

– Вы получили письмо, леди Бейнбридж? – спросила Честити, с восторженным вниманием глядя на гостью.

Цвет ее глаз был не ярко-зеленым, как у сестер, а скорее светло-карим.

– Мама нашла эту скандальную газету, – прошептала Мэри, – в дамском гардеробе в одном из магазинов, представляете?

– Довольно, Мэри, – оборвала ее леди Бейнбридж. – Ты слишком любишь болтать.

Три сестры обменялись сочувственными взглядами. Мэри разговаривала так редко, что они даже голоса ее толком никогда не слышали.

– Какую газету? – Пруденс невинно улыбнулась.

– Да вы наверняка ее видели, мерзкая газетенка. – Леди Бейнбридж поставила чашку на маленький столик. – Называется «Леди Мейфэра». Самое неудачное название, какое только можно было придумать. Ни одна настоящая леди не станет ее читать.

– Леди Летиция Грэм и достопочтенный мистер Энсор, мисс Дункан.

Голос Дженкинса, раздавшийся в дверях, заставил всех вздрогнуть от неожиданности. Никто не слышал звона дверного колокольчика.

– О, леди Бейнбридж, я полностью с вами согласна! – защебетала Летиция, вплывая в гостиную, шурша шелком и кружевами и распространяя вокруг запах лавандовой воды. – Я просто шокирована! Мой бедный брат был ошеломлен, узнав, что стал героем подобной заметки. Так неловко, вы не находите? Для человека, только что приехавшего в город, это не лучший способ быть представленным в обществе.

– Ты удивишься, Летиция, но мне даже льстит, что я привлек столько внимания.

Голос у Макса Энсора был все таким же мягким, каким он запомнился Констанции, но она почувствовала в нем нотку раздражения. Она с удовлетворением поняла, что он не так уж добродушно отнесся к упоминанию о его особе на страницах «Леди Мейфэра», как хотел показать.

– Мистер Энсор, как мило, что вы почтили нас своим присутствием.

Констанция шагнула вперед и протянула руку. За вежливой, но холодной улыбкой она старалась спрятать легкое волнение, охватившее ее от предвкушения нового поединка с ним.

– Это большая честь для меня, мисс Дункан. – Он склонился над ее рукой.

– Вы сегодня решили пропустить время запросов[10]10
  В палате общин с понедельника по четверг время с 14 ч. 45 мин. до 15 ч. 30 мин. отводится для ответов премьер-министра и министров на вопросы членов парламента.


[Закрыть], мистер Энсор? – спросила Честити.

– Как видите, мисс Честити, – ответил он и взял у Дженкинса чашку с чаем.

– Но члену парламента, ответственно относящемуся к своим обязанностям, должно быть, очень важно присутствовать во время запросов, – заметила Констанция. – Не хотите ли сандвич? С яйцом и салатом или с огурцом? – Она протянула ему тарелку.

Макс обнаружил, что оказался в центре внимания трех пар глаз различных оттенков зеленого. В этих глазах было нечто большее, чем просто вежливый интерес. Он чувствовал себя мышкой, за которой пристально наблюдают три хищные кошки.

– Будьте уверены, если случится что-нибудь из ряда вон выходящее, меня известят, – сказал он, с неудовольствием почувствовав, что оправдывается. – Но так получилось, что я обедал сегодня с премьер-министром и расстался с ним менее часа назад.

Он взял сандвич с яйцом и салатом.

– Понимаю, – с улыбкой отметила Констанция. – Вы имеете возможность общаться с премьер-министром в неформальной обстановке. Необычная честь для вновь избранного члена парламента, не правда ли?

Макс не ответил. Если она рассчитывала выставить его хвастуном, он не собирался ей в этом подыгрывать. Констанция насмешливо разглядывала его.

– Как я поняла, вы стали героем заметки в «Леди Мейфэра». Вы находите, что это комплимент?

Макс посмотрел на пухлый сандвич, который держал в руке, и пожалел о своем выборе. Сандвич с огурцом выглядел гораздо аккуратнее, чем эти листья салата и рубленые яйца.

– Я едва просмотрел эту заметку, мисс Дункан.

– Вот как? Но конечно же, вас вряд ли могла заинтересовать женская газета. Женщины ведь интересуются одними пустяками. Насколько я помню, такова была ваша точка зрения.

Она продолжала улыбаться. Ее темно-зеленые глаза не отрывались от его лица. Он заметил, что ее сестры присоединились к остальным гостям на другом конце гостиной. Макс почувствовал, что оказался в невыгодном положении, стоя напротив этой женщины и держа в руках два куска хлеба, между которыми торчали листья салата и рубленые яйца, грозившие выпасть на ковер. Он огляделся, надеясь положить куда-нибудь свой сандвич, поскольку было невозможно одновременно есть и поддерживать вразумительную беседу. А точнее, уверенно и с достоинством отвечать на явные нападки. Он приехал сюда, намереваясь поиграть по собственным правилам, но нашел в мисс Дункан достойного противника. Очевидно, на том вечере у Бикменов он задел ее за живое.

– Я вижу, вы ищете тарелку, мистер Энсор. – Констанция шагнула к боковому столику и взяла чистую тарелку. – Прошу прощения за мою невнимательность.

Макс подозревал, что невнимательность была намеренной, но взял тарелку с облегчением.

– Я ничего не знаю об этой газете, мисс Дункан. На прошлой неделе вы дали экземпляр леди Армитидж. Как вы сами сказали, в газете нет никакой полезной информации. Обычные сплетни и обсуждение различных пустяков, которые так нравятся женщинам.

Макс внимательно следил за ее лицом и заметил, что в ее глазах вспыхнула досада. Очко в его пользу, решил он. Теперь они квиты.

– Там была статья о новых законах лицензирования, – с небрежной улыбкой сказала Констанция. – Вы полагаете, что эти законы тоже пустяк, мистер Энсор? Мне кажется, член парламента должен иметь какое-то мнение по этому вопросу и интересоваться мнением других.

– Безусловно, но только авторитетным мнением, мисс Дункан.

Макс уже начал получать удовольствие от их спора и чувствовал, что Констанции это тоже нравится.

– А женское мнение, надо полагать, не является авторитетным?

– Я этого не говорил, мисс Дункан. Есть немало областей, в которых женское мнение является и авторитетным, и жизненно важным.

– Домашнее хозяйство, кухня, воспитание детей. Да, в прошлый раз вы совершенно ясно высказались по этому поводу.

– И это вас оскорбило? – Он насмешливо поднял брови. – Это не входило в мои намерения. Я испытываю к представительницам прекрасного пола глубочайшее уважение и искренне восхищаюсь ими.

– Представительницы женского пола должны чувствовать себя весьма польщенными, мистер Энсор. Позвольте мне представить вас леди Бейнбридж и ее дочерям, леди Марте и леди Мэри.

Она отвернулась, и Макс понял, что сражение закончено, по крайней мере на этот раз. И он не был уверен, кто выиграл этот раунд.

Дженкинс объявил о прибытии еще троих гостей, и комната наполнилась голосами. Констанция и ее сестры были слишком заняты, ухаживая за гостями, чтобы принимать активное участие в разговорах, но Констанция чувствовала, что Макс Энсор незаметно наблюдает за ней. Казалось, ему наскучило происходящее. Он избавился от чашки с чаем и сандвича и теперь стоял, не принимая участия в беседе, позади стула, на котором расположилась его сестра. Казалось, он не замечает никого, кроме Констанции.

Девушка отрезала кусок бисквитного пирога и направилась к нему.

– Мистер Энсор, наша кухарка славится своими бисквитными пирогами. – Она вручила ему тарелку прежде, чем он успел отказаться. – С кем из присутствующих вы хотели бы познакомиться?

– Ни с кем, благодарю вас, – сказал он. – Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами, мисс Дункан. Больше меня никто не интересует.

От его дерзости у нее перехватило дыхание.

– Вы хотите сказать, что в этой комнате нет никого достойного вашего внимания?

– Этого я не говорил, мисс Дункан.

Макс смотрел на нее, и в его глазах можно было прочесть одновременно и вопрос, и вызов. Констанция почувствовала, как ее щеки заливает румянец, и с трудом отвела от него взгляд. Она пыталась найти достойный ответ, но на этот раз находчивость подвела ее. На его губах появилась удовлетворенная улыбка. Он знал, что привел ее в замешательство.

Макс отломил кусочек пирога. Констанция не могла не заметить, что для мужчины у него были необычайно длинные и изящные пальцы.

– Человек с такими ограниченными интересами вряд ли может рассчитывать на то, чтобы вызвать интерес у других, – сказала она холодно.

Констанция понимала, что этот выпад был не в состоянии выразить и малой доли того, что она чувствовала, но впервые она растерялась, столкнувшись с таким чудовищно непробиваемым высокомерием.

– Тише, мисс Дункан. – Улыбка на его лице стала еще шире. – Я уверен, что все ваши гости очень достойные люди, – заверил он ее. – Боюсь, мое отсутствие интереса говорит лишь о том, что мне не хватает светских навыков. – Он небрежно пожал плечами.

– Вынуждена с вами согласиться, – ответила девушка.

Неожиданно до них донесся голос Петиции, что-то возбужденно рассказывавшей:

– Уверяю вас, моя дорогая леди Бейнбридж, я всерьез подумываю о том, чтобы уволить эту женщину.

– Настоятельно советую вам это сделать, леди Грэм, не теряя ни минуты. – Леди Бейнбридж решительно ударила сложенным веером по руке. – Нельзя доверять своих бесценных детей таким женщинам. Они развратят их молодые и несформировавшиеся умы. Я не позволила бы Марте или Мэри слушать подобные кощунственные высказывания.

– Какие еще высказывания, Летиция? – поинтересовалась Констанция, радуясь возможности дать себе передышку и собраться с мыслями.

– О, моя дорогая, вы даже не поверите. Я осматривала комнату мисс Уэсткотт сегодня… Мисс Уэсткотт – это гувернантка Пэм. Приходится следить за такими вещами. Я считаю своим материнским долгом периодически производить осмотр комнаты гувернантки. – Летиция закивала с видом воинствующей добродетели: – И как вы думаете, что я там нашла? – Она сделала многозначительную паузу, стараясь завладеть вниманием всех присутствовавших.

– Понятия не имею, – сказала Пруденс.

– Один из памфлетов этой организации, женский союз или как он там называется.

– Женский социально-политический союз, – ровным голосом произнесла Констанция.

– Как бы там ни было! Она спрятала его в шкафу. Разумеется, ей отлично известно, что я не потерплю подобного скандального вздора в своем доме. Куда катится мир, если невозможно доверять гувернантке собственной дочери?

– Куда, действительно? – пробормотала Констанция. – Ваша бдительность делает вам честь, Летиция. И право на личную жизнь и частную собственность не зря принесено на алтарь материнского долга. – Она бросила взгляд на Макса Энсора, и огонь, блеснувший в ее глазах, заставил бы благоразумного человека поостеречься. – Вы тоже разделяете мнение вашей сестры, мистер Энсор? .