Текст книги "Почти леди"

Он отдал ей честь и вернулся в особняк, чтобы доложить полковнику Монтеню об интересном завершении генеральского вечера.

Козимо еще никогда не проводил вечер в более неудобном положении. Он не отводил глаз от портьер на окне в покоях Бонапарта, каждая мышца в плечах и шее болела. Привычное для него холодное равнодушие исчезло, когда он сидел в ожидании, стараясь не представлять себе, чем занимается Мег. Воображение его разыгралось. Он винил себя за то, что втянул ее в опасную игру. У нее нет опыта, которым обладала другая женщина, и у нее не было тех мотивов для участия в этой войне, какие заставили Эйну участвовать в ней.

Сама Эйна пережила террор, но потеряла семью. Ее мать – австриячка – была одной из ближайших компаньонок Марии Антуанетты. Эйна выжила благодаря своему острому уму, бежав в Англию с глубоким чувством ненависти к революции и всему, что с ней связано.

Мег Барратт выросла в спокойной английской провинции, конечно, она получила хорошее образование, но не имела никакого представления о суровом реальном мире. Она делала то, что делала, не по убеждению, но лишь из преданности ему. Из любви, сказала она.

Он крепче сжал поводья. Его мир не допускает таких эмоций.

Как только дверь открылась, Козимо соскочил с козел и опустил подножку ландо. Он смотрел, как Мег идет по мощеному двору. Шаг ее был тверд, лицо не бледнее обычного, легкая улыбка, которой она одарила адъютанта, помогавшего ей подняться в экипаж, совершенно естественная.

Козимо укрыл колени госпожи ковром и заметил, что руки ее довольно спокойно лежат на коленях.

Мег держалась до тех пор, пока они не свернули за угол и не показался дом. Тут зубы у нее застучали, сердце запрыгало в груди. Она не могла сдвинуться с места, когда Козимо подошел, чтобы открыть для нее дверцу экипажа. Ее тело как будто окаменело. Посмотрев на него, она пробормотала:

– Я чувствую себя такой грязной, что я наделала? – Она замолчала, чувствуя, что, скажи она еще хоть слово, слова польются из нее неудержимым потоком, и их нельзя будет остановить.

Козимо не моргнув откинул ковер, спокойно сказал:

– Мы приехали, мадам. Прекрасная ночь, как всегда. Позвольте помочь? – Он взял ее руку, крепко сжал пальцы. Другой рукой он поддержал ее за локоть и почти вынес из экипажа.

На улице никого не было, но из дома за ними могли наблюдать. Мег обнаружила, что простое пожатие его руки придало ей сил, чтобы самостоятельно дойти до входной двери.

– Немедленно пошлите за Эстеллой, – велел мажордом оказавшемуся рядом слуге. – Мадам плохо себя чувствует... Мадам, если позволите, я помогу вам подняться по лестнице.

– Благодарю вас, Шарль, – проговорила Мег. Она уже почувствовала себя лучше, но сочла, что разыгранную сцену надо довести до естественного конца.

Эстелла прибежала, прыгая через несколько ступенек, со свойственной молодости живостью, размахивая флакончиком с нюхательной солью, которым она принялась водить перед носом госпожи.

– Ах, мадам, вам плохо? – Она взяла руку Мег.

– Нет, уже гораздо лучше, спасибо, Эстелла. – Мег оттолкнула флакон с нюхательной солью, глаза у нее начали слезиться от резкого запаха. – Просто жара подействовала.

Мажордом проводил ее до двери, где, подчиняясь указанию, остался стоять, предоставив госпожу заботам горничной. Выражение лица у него было мрачное. Мег, должно быть, удалось подготовить ловушку. Иначе она не произнесла бы те слова. Но он не испытывал никаких чувств... ни грамма удовлетворения. Ничего похожего на восторг от удачной охоты, который обычно сопровождал такой момент. Ловушка расставлена, остальное – за ним. Но что-то пошло не так. И то, что было не так, было в нем самом.

Он подождал, пока прислуга уснула, и пошел к Мег, и тут ему потребовалось все самообладание, приобретенное во время долгих ожиданий. Полоски света под дверью не было, но он знал, что Мег не спит. Козимо тихо открыл дверь, вошел и так же тихо закрыл дверь за собой. Он сразу увидел, что кровать пуста.

– Мег?

– Да. – Она вышла из-за портьеры, где стояла, глядя на темную улицу и на церковь. – Я никуда не ушла.

– Нет, я так и не подумал. Можно, я зажгу свечу? – Он зажег фитиль, не дожидаясь ее разрешения, и поставил свечу на стол. – У тебя был трудный вечер. – Это было утверждение.

– Я даже не понимала, насколько тяжелый, пока он не закончился, – призналась Мег. Она вздрогнула и плотнее закуталась в пеньюар. – Не думаю, что я создана для такой работы, Козимо.

– Нет, – согласился он. – Я тоже так не думаю. Онподнял ее, отнес в постель и лег рядом, положив ее голову на свою согнутую в локте руку. – Но ты свое задание выполнила, любимая.

Она приподнялась, опираясь на локоть:

– И ты не будешь чувствовать ничего... совсем ничего, когда будешь делать это?

Он ответил ей совершенно честно:

– Я буду думать о бесчисленных жизнях, которые будут спасены, если эта война закончится.

– Я не могу спорить с такой логикой, – сказала Мег, снова опускаясь в изгиб его руки. – Наполеон все подготовит и сообщит мне. Правильно?

– Да, – сказал он. – Бонапарт будет чувствовать себя в безопасности, если сам назначит рандеву.

Козимо лежал на спине, обнимая ее, и чувствовал, как все ее тело слабеет.

– Ты свою роль сыграла, – повторил он.

– От этого я должна чувствовать себя лучше? – Мег снова села, внезапно ее охватил бешеный гнев. – Я заманила человека на смерть, Козимо. Я сделала то, чего ты хотел от меня. А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня одну.

Глава 25

– Дверь была открыта все время? – скептически переспросил полковник Монтень.

– Да, полковник, и Клод был на посту в столовой во время первой перемены блюд, – сообщил Жиль.

– И о чем они говорили во время ужина?

– По большей части о военной карьере генерала, как говорит Клод. Это, да еще дискуссия о политической ситуации в Париже.

Монтень побарабанил пальцами по скатерти стола.

– Генерал не проявил особого интереса к вдове? – Он показал на графин с вином, предлагая Жилю налить себе.

– Спасибо, сир. – Жиль наполнил кубок и сел напротив полковника. – Никто ничего такого не заметил, сир. А когда она ушла, он казался недовольным.

– Хм, – нахмурился полковник. – Потому что она ушла, возможно? Или она оскорбила его чем-нибудь еще?

– Не знаю, полковник. Но он едва удерживался от грубости.

Монтень потер подбородок. Что-то тут не сходилось. Женщины никогда не отказывали Бонапарту, но, может быть, вдова Живерни – исключение, могла она не поддаться власти и обаянию генерала? Если так, то почему она приняла его первое приглашение?

– Тебе мадам Живерни кого-нибудь напоминает, Жиль? – вдруг спросил он.

Адъютант покачал головой:

– Нет, не думаю, полковник. А должна? Полковник нахмурился еще больше:

– Бонапарт сказал, что она ему кого-то напоминает, это и привлекло его внимание к ней. Я не вижу сходства ни с одной женщиной, которую я встречал раньше, но ты с ним дольше, чем я.

Жиль снова покачал головой:

– Нет, не припоминаю. Но генерал ведет подробный дневник. Может быть, там что-нибудь есть?

– Возможно. – Монтень поднял свой бокал. – Однако мне не хотелось бы, чтобы генерал застал меня за чтением его дневников. – Он выпил вино и снова потянулся за графином.

– Вы в чем-то подозреваете мадам Живерни? – с любопытством спросил Жиль.

Полковник пожал плечами:

– Просто ощущение, Жиль. Ничего, что я мог бы доказать. Спокойной ночи, Жиль.

Его собеседник не удивился тому, что его так внезапно отсылают. Полковник не славился хорошими манерами. Адъютант осушил свой бокал и встал.

– Спокойной ночи, сир.

Монтень не торопясь прошел по коридору к генеральским апартаментам. Дверь в гостиную была открыта, и камердинер генерала приводил комнату в порядок. Полковник остановился в дверях.

– Генерал Бонапарт уже лег, Клод?

– Нет, сир. Он уехал верхом полчаса назад.

– Уехал верхом? Но уже за полночь.

– Да, сир. Он сказал, что ему нужно подвигаться.

– Кто его сопровождает?

– Думаю, один из дежурных офицеров, полковник.

– Понятно. – Монтень задумался. – Я хочу просмотреть дневник генерала на завтра. – Он прошел через гостиную и вошел в кабинет, как всегда, ярко освещенный. Генерал мог приняться за работу в самое неожиданное время, поэтому свечи горели всю ночь.

Монтень оставил дверь слегка приоткрытой и подошел к полкам за письменным столом, на которых хранились переплетенные в кожу дневники генерала, которые он легко мог доставать. На корешке каждого тома был указан год, и полковник неуверенно поднял руку. Он поступил в личный штат генерала весной прошлого года. Он не встречал женщину, похожую на мадам Живерни. Жиль тоже не может вспомнить такую женщину, а он поступил в штат генерала на шесть месяцев раньше, чем полковник.

Он открыл дневник за январь 1796 года, в этом году генерал женился на Жозефине Богарне. Монтень мрачно улыбнулся. Бонапарт обожал свою жену, но был так занят военными сражениями, что редко видел ее. Следовательно, ему были нужны временные связи. Монтень пролистал записи за месяцы, прошедшие сразу после того как генерал был назначен командовать Итальянской армией. Здесь были методичные отчеты о различных сражениях в итальянской кампании, перемежающиеся с оценками генералом своих собственных решений, и случайные описания светских событий. И тут его взгляд упал на запись в конце страницы:

«Апрель, 30-е. Сегодня вечером Джованни Морелли представил меня графине Эйне Лебен, восхитительно рыжеволосой, маленькой и очаровательной, хорошо образованной. Увлекательная собеседница. Снисходительный муж, похоже. Стоит добиваться?»

Монтень ткнул в запись пальцем. Это – оно? Генерал добивался графини Лебен? А точнее, получил он графиню? Полковник полистал страницы, но больше упоминаний об этой даме не было, значит, скорее всего добиться не удалось. Это, конечно, могло быть простое совпадение: женщина, похожая на ту, что Бонапарт заметил в Милане, вдруг появилась неизвестно откуда. Но есть и такая вероятность, правда, слабая, что некто намеренно направил сюда графиню Живерни, чтобы она привлекла внимание влюбчивого генерала.

Полковник сунул том назад на полку и застыл при звуке голосов в соседней комнате. Дверь широко распахнулась, и на пороге показался Бонапарт, похлопывая хлыстом по высоким сапогам для верховой езды.

– Ты здесь, Ален, – заметил он, похоже, не удивившись.

– Я зашел, чтобы посмотреть ваш дневник на завтра, генерал, – ответил полковник, отлично понимая, что Бонапарту никогда не придет на ум усомниться в таком объяснении. – Бригадные майоры попросили созвать людей, чтобы обсудить текущую политику.

– Боже мой, старина, это не требует моего присутствия, – сказал генерал. – Ты и сам справишься, правда?

– Да, конечно, сир, – ответил Монтень. – Но я хотел быть уверен, что в это время я вам не понадоблюсь.

– А, понимаю, – кивнул генерал с довольным видом. – Кстати, завтра вечером я уйду, Ален. Вы можете взять увольнение на завтрашний вечер, мне не понадобится никто из моих людей.

– Позвольте спросить, куда вы пойдете, сир?

– Нет, не позволю, – заявил Бонапарт, усаживаясь за свой письменный стол. – А теперь оставь меня. Мне нужно поработать.

Монтень пожелал генералу доброй ночи и ушел, погруженный в раздумья. Он спустился по лестнице и потребовал к себе дежурного офицера, который сопровождал генерала на верховой прогулке.

Младший лейтенант быстро явился на вызов.

– Полковник. – Он отдал честь, застыв перед старшим офицером.

– Куда вы ездили сегодня вечером с генералом Бонапартом?

– Мы выехали из города, и генерал остановился у коттеджа. Он велел мне подождать, а сам зашел внутрь. Потом он вышел, и мы поскакали назад.

– Генерал зашел внутрь? Кто-нибудь открыл ему дверь?

– Думаю, да. Но я не мог никого разглядеть. Он велел мне ждать на дороге.

– А теперь отведи меня туда.

Спустя час полковник Монтень смотрел на ничем не примечательный беленный известкой дом, стоящий в стороне от дороги за низким каменным забором. Он узнал его. Неделю назад они с Бонапартом и группой офицеров проезжали здесь, и пожилая женщина, половшая сорняки в своем саду, выбежала, чтобы радостно приветствовать их. Она всучила им куски свежеиспеченного пирога с вишнями, и Наполеон, который никогда не отказывался пообщаться с простым народом, спешился и пошел в сад, где съел пирог и поговорил с ней и ее мужем несколько минут.

Так что же заставило его вернуться сюда так поздно ночью? Почему он поднял старых людей с постели? Что ему от них было нужно?

Что бы то ни было, Монтеню это не нравилось. Не нравилась ему и сама мысль о том, что его генерал завтра вечером уйдет куда-то один. Может быть, Бонапарт собирается прийти сюда? О чем он договорился со стариками?

Тайное свидание с мадам Живерни. Такое объяснение напрашивалось само собой.

Монтень ехал назад, погруженный в свои мысли. Он знал, что Бонапарт, не послушает его, если он расскажет о своих сомнениях относительно вдовы, поэтому ему придется принять меры предосторожности, не ставя в известность генерала. Если он ошибается, то последствия для него будут самые неприятные, но если он прав и ничего не сделает, то последствия для Бонапарта– для самой Франции... трудно вообразить.

На следующее утро Мег пробудилась от очень глубокого и тяжелого сна, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что же так тяжело давит на грудь. Девушка села, опираясь на подушки, и мрачно задумалась. Они подошли к концу игры, и, по существу, свою роль она уже сыграла. Но в действительности эта пьеса никогда не кончится. Она никогда не сможет забыть свою роль в смерти человека.

Дверь отворилась, и вошла Эстелла с утренним шоколадом для Мег.

– Доброе утро, мадам. Утро опять прекрасное, – весело сказала горничная. – Надеюсь, теперь вы чувствуете себя лучше. – Она поставила поднос на столик у кровати и раздвинула портьеры, впустив в комнату поток солнечных лучей.

– Да, спасибо, Эстелла, – сказала Мег, закрывая глаза от яркого света.

– Вам письмо, мадам, – сказала горничная, вручая ей запечатанную сургучной печатью бумагу, прежде чем налить ароматного шоколада в широкую чашку.

Мег повертела сложенную и запечатанную бумагу в руках. Отправитель не указан. На печати никаких инициалов, никакого герба. Только ее имя, написанное жирными черными буквами.

Она взяла чашку с шоколадом из рук Эстеллы и сказала:

– Я позвоню, когда ты мне понадобишься, Эстелла.

Девушка сделала реверанс и удалилась. Как только дверь за ней закрылась, Мег разрезала печать ногтем и развернула бумагу. Там было указано время – 10.30 вечера – и аккуратно нарисована карта. Художник был искусным картографом. Ни подписи, ни приветствия, ничего, кроме времени и карты.

Никто, кроме нее, не смог бы определить автора этого послания. Никто, кроме нее, не понял бы, что оно означает.

Мег опустила бумагу на покрывало и принялась за шоколад. Поскольку даты не было, значит, имелся в виду сегодняшний вечер. Она допила шоколад, отставила чашку и потянулась к колокольчику.

Козимо был в холле, когда она через полчаса спустилась вниз, спрятав записку Бонапарта в рукаве.

– Доброе утро, мадам. – Он поклонился с вежливой улыбкой, но его острые голубые глаза внимательно изучали ее.

– Шарль, – ответила Мег, направляясь в салон. – У меня есть для вас несколько поручений, которые вам нужно выполнить сегодня утром. Подождите меня в салоне... О, и принесите мне, пожалуйста, кофе.

– Конечно, мадам.

Он принес поднос с кофе в салон и поставил его на стол. Мег сидела спиной к нему, у секретера, и, казалось, некоторое время не замечала его присутствия. Он кашлянул и сказал:

– Позвольте налить вам кофе, мадам?

– Ах да, благодарю вас, Шарль, – сказала она довольно рассеянно.

Козимо огляделся. В салоне никого, кроме них, не было. Окна были закрыты, двери закрыты, никаких любопытных ушей поблизости. У Мег не было необходимости так точно придерживаться своей роли. Он налил ей кофе, потом сказал:

– Я понял, что у вас есть для меня поручения, мадам.

Она обернулась. Он ожидал увидеть озорное выражение на ее лице, но напрасно. Лицо казалось сделанным из фарфора, ни намека на какие-нибудь эмоции. Она молча протянула ему письмо.

Козимо взглянул на него, потом кивнул:

– Вы завтракаете с мадам Бофор? – Да.

– Тогда не отменяйте встречу. – Он свернул карту Бонапарта и спрятал ее во внутреннем кармане жилета.

– И что потом? – спросила Мег тем же равнодушным тоном.

Он посмотрел на нее, снова отметив ее бледность, мертвенный взгляд обычно таких живых зеленых глаз.

– Ты уже знаешь то, что тебе нужно знать. Мы говорили об этом несколько раз. Ложись спать пораньше и слугам вели сделать то же, надень мужской костюм и точно в одиннадцать выйди из дома и иди к конюшне, где я буду тебя ждать. Понятно?

Мег кивнула.

Козимо пришел в конюшню на краю города, где можно нанять лошадей, и нанял клячу, видевшую лучшие дни. Однако он не торговался. Ему не хотелось привлекать к себе внимание. Он следовал прекрасно нарисованному плану и вскоре добрался до коттеджа, стоящего в стороне от дороги.

На скамейке у дома на солнышке дремал старик, в огороде женщина собирала бобы.

Он спешился и подошел к воротам.

– Месье?

Старик вздрогнул и проснулся. Он посмотрел на гостя, будто тот с неба свалился. Женщина же отставила свою корзинку с бобами и подошла, вытирая передником руки.

– Месье?

Козимо сердечно улыбнулся:

– Извините, мадам. Я ищу дорогу на Ла-Валлетту.

– Ах, месье! – Женщина в ужасе всплеснула руками. – Вы едете совсем не туда. – Она показала назад, в направлении, откуда он приехал.

Козимо, как полагается, обругал себя за тупость и выразительно вытер лоб платком.

– Ах, входите... входите... – настаивала старуха. – Глоток козьего молока пойдет вам на пользу. Вот сюда. А мой старик напоит вашего коня.

Козимо с преувеличенными благодарностями и извинениями последовал за ней в коттедж с низкими потолками. Там было чисто, только что подметено, и там была лестница, ведущая наверх, как он предположил, на чердак. Ну, Бонапарта такие условия не смутят, он привык и к худшим во время своих военных походов, но все-таки интересный выбор места для ночи любви с благородной дамой. При других обстоятельствах эта мысль развеселила бы капера.

Он выпил чашку парного козьего молока, стараясь скрыть гримасу отвращения, разглядывая при этом небольшое пространство, выискивая место, где он мог бы затаиться. Старой супружеской паре должно прийти срочное сообщение, которое заставит их покинуть коттедж, но от кого оно могло бы быть?

Он осторожно навел женщину на разговор о ее семье и семейных обстоятельствах. Она была только счастлива поболтать, потом пришел ее муж и подключился к разговору. Козимо узнал о дочери, живущей в соседней деревушке и ждущей ребенка со дня на день, о сыне, вступившем в республиканскую армию под знамена Бонапарта. Наконец он удалился, незаметно оставив два ливра на столе как плату за молоко.

Мег ждала его, одетая в прозрачный муслин, шелковая шляпа с высокой тульей кокетливо сидела на ее рыжих кудрях. Они не произнесли ни слова. Мажордом оставил ее у Бофоров и вернулся в свои апартаменты, чтобы проверить оружие, от которого будет зависеть его жизнь. Теперь он не думал ни о чем, кроме того, что делали его руки. И когда он был удовлетворен результатами своих трудов, сел и написал Мег.

Это письмо, надеялся он, ей никогда не придется прочитать. Но если он не вернется, ей нужно будет узнать, как выбраться из Тулона на встречу с «Мэри Роуз».

К тому времени, как его приготовления были завершены, наступило время вернуться к Бофорам за госпожой.

Мег вышла из дома, она выглядела бледной и изнуренной и опиралась на руку дворецкого.

– Мадам чувствует себя не очень хорошо, Шарль, – сообщил дворецкий кучеру мадам Живерни, помогая даме сесть в экипаж.

– Ах, ничего страшного, – слабым голосом проговорила Мег. – Думаю, просто жара на меня так действует.

– Я мгновенно доставлю мадам домой, – сказал кучер, кивая на прощание дворецкому. Он дернул поводьями, и лошади припустили быстрой рысью.

Когда они подъехали к дому, Козимо помог ей выйти из экипажа и потом шепнул, едва шевеля губами:

– Я не увижу тебя, пока все не будет кончено, Мег. – Он сунул бумагу в ее слабую руку. – Если меня не будет в конюшне, когда ты придешь туда, действуй по инструкциям в этом письме. Понимаешь?

– Понимаю. – Она сжала письмо в руке и пошла к парадному входу.

Козимо был у коттеджа в восемь часов. Это давало ему предостаточно времени, чтобы сделать все необходимые приготовления.

– Мне уже идти? – нетерпеливо спросил парнишка, когда они остановились ярдах в ста от дома в густой тени платана.

– Через минуту, – сказал террорист, кладя руку на плечо мальчика. Он нашел этого парнишку на берегу, собирающего плавник, и достаточно было пообещать пять су, чтобы тот согласился доставить срочное послание.

Мальчик приплясывал на месте, ему не терпелось получить обещанную плату и отправиться домой ужинать. Наконец Козимо произнес:

– Ну, ты помнишь, что должен сказать?

– Да. «Роды начались. Они должны поспешить», – сказал мальчик. – Я справлюсь, месье. Честно, я смогу.

– Знаю, что сможешь, – ответил Козимо, доставая из кармана монеты и отсчитывая их в грязную ладошку. Он подбадривающе хлопнул мальчика по плечу и смотрел, как тот побежал к коттеджу.

Парнишка вернулся через несколько минут, весело улыбнулся своему нанимателю и побежал домой. Козимо затаился под ветвями платана. Долго ждать ему не пришлось. Старик с женой быстро вышли из коттеджа, у каждого в руках по узелку, и, не оборачиваясь, направились вверх по дороге.

Капер, крадучись, прошел к коттеджу, сначала обойдя его вокруг. Дверь не была заперта. Он поднял засов и вошел в дом. Они погасили огонь в очаге, но на столе стоял фонарь, фитиль подрезан, масло залито, кремень и трут лежали рядом. Старики не забыли о визите августейшего гостя.

Козимо поднялся по лестнице на чердак. Там пахло лавандой и яблоками. Простыни на соломенных матрацах, служивших супругам постелью, были чистые и свежие. Бутыль сидра и две чашки стояли на деревянном ящике рядом с постелью. И самое трогательное, два яблока лежали на подушке – подарок любовникам.

Козимо глубоко и медленно выдохнул. Потом он спустился по лестнице и проскользнул в угол у камина, где принялся ждать. Рука его покоилась на рукоятке ножа в ножнах, привязанных к бедру. Он вслушивался в тишину, ловя стук конских копыт на песчаной дороге.

Вскоре после восьми часов Мег услышала стук в парадную дверь. Она вышла на лестничную площадку. Козимо не было, чтобы открыть дверь, персоналу он сказал, что мадам Живерни дала ему свободный вечер, и старший лакей открыл дверь.

Мег поразилась, услышав в холле голос Алена Монтеня.

– Скажи мадам Живерни, что адъютант генерала Бонапарта желает поговорить с ней. – В тоне было что-то высокомерное, это возмутило Мег, но в голосе звучала и угроза.

Ее первой мыслью было, что его послал Наполеон, чтобы он сообщил об отмене тайного свидания. Но этот высокомерный тон не подходил для посыльного.

Мег проскользнула в спальню и села у туалетного столика, изучая свое отражение в зеркале. Немного румян, пудры – и в мягком свете свечей ее бледность стала не так заметна. Она посмотрела через плечо на ворвавшуюся в спальню Эстеллу.

– Кто там, Эстелла? – Мег сама была удивлена своей холодной отстраненности. Она не ощущала никакой паники. Мозг ее работал быстро и абсолютно четко. Она будет приветствовать Монтеня с величественным негодованием по поводу такого бесцеремонного вторжения – ведь она намеревалась провести этот вечер в спокойном одиночестве.

– Адъютант генерала Бонапарта, мадам. – Горничная от волнения мяла в руках свой передник. – Он говорит, что хочет вас видеть.

– В самом деле? – недоверчиво произнесла Мег. Она обернулась и подняла брови: – Что ты говоришь? Как он может настаивать на этом?

– Ах, мадам, но он так и сказал.

– В таком случае ему придется подождать, – ответила Мег, снова поворачиваясь к зеркалу. – Я еще не переоделась к ужину. Беги вниз и скажи Дени, пусть проводит нашего гостя в гостиную. Может сказать ему, что я скоро спущусь.

Эстелла, не дыша, сделала реверанс и пошла выполнять поручение.

Мег сделала несколько глубоких вдохов и вытянула вперед руки. Никакой дрожи. Она потрогала лоб. Сухой и прохладный. Она не будет думать о Козимо. Она просто продолжит играть свою роль и доверит Козимо позаботиться о себе самом.

Мег подняла волосы на затылке, открыла шкатулку с драгоценностями и достала нитку жемчуга. Дезабилье было как раз подходящим туалетом для неофициального вечера дома, и полковник поймет, что он грубо помешал даме, которая наслаждалась домашним покоем. Изящный кружевной чепец и пара атласных домашних туфель дополняли ее наряд, и в таком облачении Мег величественно сошла вниз по лестнице.

У нее дыхание перехватило при виде строя солдат в холле, но она, высоко подняв голову, прошла мимо них в салон.

– Полковник, хоть я и рада вас видеть, но протестую против такой военной демонстрации в моем холле.

Полковник поклонился и указал на диван:

– Мадам Живерни, прошу вас сесть. Она нахмурилась:

– Если я не ошибаюсь, сир, это мой дом. Если я захочу сесть, я сяду. Если я захочу предложить сесть вам, то я так и сделаю.

– Сегодня вечером вы не должны покидать дом, мадам, – заявил полковник Монтень.

Мег указала на свое неглиже:

– У меня и не было такого намерения, полковник. Случилось так, что я чувствую себя не очень хорошо. Я собиралась легко поужинать в своем будуаре и рано лечь спать. Надеюсь, вы не будете возражать против этого?

– Мадам, я настаиваю, чтобы вы оставались в этой комнате, – сказал Монтень, стараясь скрыть смущение. Он рассчитывал застать ее за приготовлениями к тайному свиданию, а не разгуливающей неглиже, жалуясь на плохое самочувствие.

Мег медленно обернулась. Она бросила на него взгляд, который пробил бы и толстую шкуру слона.

– Полковник Монтень, у вас есть какие-нибудь причины обращаться со мной так невежливо? Я совершила какое-нибудь преступление? Генерал Бонапарт уполномочил вас на такое нарушение приличий?

– Ожидалось, что вы встретитесь сегодня вечером с генералом Бонапартом, – сказал Монтень, наконец приоткрывая секрет.

Мег покачала головой:

– Я об этом ничего не знаю, полковник. – Она подошла к камину и дернула за шнурок колокольчика. – Вы, должно быть, ошиблись, но должна вам сказать, сир, что еще большая ошибка с вашей стороны – обращаться со мной так грубо.

Монтень чувствовал себя теперь совсем уже неловко, но позиций не сдавал.

– Мадам Живерни, простите мне мою невежливость, поверьте, я не хотел этого. Но я должен просить вас оставаться этим вечером в доме.

Мег легко рассмеялась:

– Полковник, для меня в этом нет никакой сложности. Я уже пыталась объяснить вам, что именно так и собиралась поступить... Ах, Дени, кажется, полковник намерен стать моим гостем сегодня вечером. – Она подняла брови, как бы не веря собственным словам, а старший слуга поклонился, выражая понимание.

– Устройте полковника Монтеня поудобнее. Я буду ужинать в своем будуаре, как я вам уже говорила. – Она взглянула на полковника. – Чувствуйте себя как дома, полковник. Мои слуги позаботятся о вас.

Сцена была разыграна мастерски, и полковник сначала не нашелся что ответить. Но потом он вспомнил, что генерал собирается отправиться на тайное свидание в пустой коттедж. Ясно, это ловушка. У мадам Живерни не должно быть возможности отправить записку своему партнеру, кто бы он ни был.

– Я в отчаянии, мадам Живерни, но вынужден просить вас оставаться в этой комнате.

– Кто дал вам такие инструкции? – требовательно спросила Мег, уже берясь за ручку двери.

– Я действую властью, данной мне Французской Республикой.

Такому заявлению нельзя противостоять, подумала Мег.

Она склонила голову, как бы признавая его превосходство:

– Тогда, надеюсь, вы окажете мне честь отужинать со мной, полковник Монтень... Дени, значит, я буду ужинать внизу. В маленькой гостиной, поскольку ужин не официальный, разве не так, полковник?

– Почту за честь принять ваше приглашение, мадам Живерни. – Что ему еще оставалось делать? Монтень поклонился и согласился на роль приглашенного гостя в доме женщины, которую он намеревался держать под домашним арестом.