Текст книги "Бог нам не поможет. В эпицентре урагана"

Глава 3

1969 год. Раскопки близ города Каражала. Казахстан

Голые мокрые от пота спины рабочих, которые за два дня уже успели загореть и облезть, блестели на солнце, то разгибаясь, то сгибаясь, вкапывая лопаты под земную твердь. Казалось, это работали не люди, а механические машины, не знающие что такое усталость. Лопаты в их руках, словно иглы швеи, поблескивая на солнце, впивались острием в землю и выныривали нагруженные землей. По мере раскопок становилось возможным разглядеть объект, с бешеной скоростью рухнувший с небес на землю. Это было нечто бесформенное металлическое, походившее скорее на отвалившийся кусок космического корабля.

Удар был не сильным, но все же город вздрогнул от сотрясения. Спецслужбы Казахстана среагировали на удивление так же молниеносно, как и само падение осколка. Объект идентифицировали, как неизвестный космического происхождения предмет и место быстро обнесли забором с колючей проволокой, поставили усиленную охрану, измерили уровень радиации и конечно же, засекретили все, что можно было засекретить.

Уже первый выпуск новостей, который вышел через 20 минут, сообщал о падении метеорита. Далее быстренько организовали интервью со столичным национальным педагогическим университетом, где выступил заведующий кафедрой теоретической и экспериментальной физики, доктор технических наук и профессор Марат Курбаев, с комментариями и ответами на вопросы от телезрителей, как выглядит метеорит и почему он упал.

Новость покрутили сутки и больше к ней не возвращались. На следующий день люди уже забыли о неведомом метеорите. И никто не знал, что на месте его падения кипела бурная деятельность по извлечению того, что находилось внутри.

По окончании раскопок рабочих собрали и группой вывезли с территории в неизвестном направлении. Больше бедолаг никто не видел.

Техники сделали доклад, что объект являлся отломившейся частью неизвестного космического аппарата, внутри которого обнаружили холодильную компактную камеру с сосудами с замороженным веществом.

Исследование химиков показало, что в сосудах находился генетический материал неизвестных земной науке организмов.

Уже через 5 часов тишину лагеря нарушил шум двигателя совершенно непонятного летательного аппарата, из которого появились неизвестные люди, одетые в камуфляжную форму. Безмолвно с важным видом они прошествовали к дистанционному пункту командования и скрылись внутри. Никто не заметил среди делегации странное существо в черном кожаном комбинезоне с очками на глазах ростом не больше 120 сантиметров. А если кто-то и уловил странный силуэт, то возможно мог списать на плохую видимость в ночное время суток. Ведь чего только ночью не могло померещиться.

В помещении гость маленького роста одел перчатки, взял свой кейс и вошел в отдельный отсек, в котором находилась лаборатория. Перед ним стояли герметично упакованные образцы с жидкостью. Гость взял осторожно одну единицу вещества, открыл свой чемоданчик и вставил капсулу в выемку своего загадочного рентгенологического определителя, нажав на кнопку. После несложных манипуляций визитер вернул капсулу в строй ко всем остальным, сложил все имевшиеся образцы в лаборатории в холодильный контейнер, застегнул свой чемоданчик и через несколько минут покинул бокс.

Приехавшее утром командование Казахстана на место падения космического обломка, обнаружило лагерь не охраняемым. Вся служба безопасности находилась без сознания, а когда очнулась, выяснилось, что все они потеряли слух. Их полубредовые бормотания о вторжении инопланетян и захвате лагеря для совершения таинственного ритуала, командование сочло за умопомешательство. Вопрос о единовременной потере слуха, конечно, озадачило начальство, но больше их волновало другое…

Главное разочарование и загадка их ждала в пустой лаборатории, где, к сожалению, не обнаружилось ни одной капсулы с уникальным генетическим материалом, добытых с раскопок.

Никто из охраны так и не смог адекватно рассказать о произошедшем.

Меж тем, успешно выполнив секретную миссию, загадочная команда в камуфляже пересекла Атлантику на своем личном воздушном транспорте и ни одна спецслужба мира не смогла зафиксировать их передвижение.

Передача ценного груза была произведена в Нью-Мексико близ городка Дульс. У трапа самолета спецов встречал бронированный вездеход с холодильниками для биоматериала.

Автотехника свернула с асфальтированной трассы в сторону гор и скрылась среди них, оставив после себя пыльное облако.

Глава 4

1973 год. Институт имени Йоганна Гутенберга. Майнц. Германия

– Таким образом, выявляемые изменения являются генетическими, а не морфологическими и относятся к более высокому уровню организации генетического материала клетки, – подытожил профессор Владимир Сивирен, читавший лекцию в Университете имени Гутенберга.

– Скажите, профессор, – обратился из лекционного зала студент, – возможно ли вообще, опираясь на уже существующие исследования и открытия предположить синтезирование искусственного человека?

Профессор всмотрелся в зал и, сняв очки, ответил:

– Наука шагает маленькими осторожными шажками, но быстро. На сегодняшний день она пока не обладает такой мощью, но генетическая коррекция человека может стать реальностью ближайшего будущего. Генно-модифицированный человек для будущей генетики станет абсолютно обыкновенным процессом. Это вопрос времени.

– Профессор, – выкрикнули снова из зала, – вы упомянули генетическую коррекцию генома человека, но существуют ли уже сейчас практические разработки методов принудительного встраивания генов других организмов в человеческую ДНК с целью лечения наследственных генетических заболеваний. Скажите конкретнее, насколько этот метод сейчас изучается?

– В наши дни проводится много исследований в данной области и много открытий, мои друзья… – начал профессор, и вдруг неожиданно для всех он резко хлопнул по столу ладонью.

Раздавив паука, крадущегося рядом с записной книжкой на столе, он склонился над мертвым тельцем насекомого, изучая его. А потом, ухватив двумя пальцами за ножку, поднял выше, на уровень глаз, демонстрируя безжизненный немного скрюченный от удара труп паука студентам, и объявил после недолгой паузы:

– Вот, на пример, человеческая кожа приобретет прочность паука, если вживить его ген, отвечающий за свойство кожного покрова в человеческое ДНК. Человек перестанет чувствовать боль, чего и лишено это существо, а его кожа станет неуязвимой, потому, что кожный покров паука настолько тверд, что если бы это насекомое было ростом с меня, то, ударив его, я бы сломал руку о его броню. Только представьте, какие безграничные возможности открываются науке и, как свойства паука могли бы помочь человеку в лечении многих заболеваний!

Посмотрев с неким сожалением на мертвого бедолагу, профессор бросил его в мусорную корзину, а затем продолжил:

– Но опять же, это все в будущем. Нужны годы исследований прежде, чем будет внедрен тот или иной метод, позволяющий вылечить генетические дефекты или усовершенствовать здоровые. Закон не позволяет эксперименты с человеком, а потому задача для ученых предстоит нелегкая.

– Профессор, расскажите о мутациях, —кричали из зала.

Сивирен улыбнулся:

– О мутациях можно говорить бесконечно! Все мы, в какой-то мере, мутируем в процессе эволюции. Человеческий геном для нас имеет лишь 1 процент уникальных генов. Если говорить о составе генов, то мы имеем 60-ти процентное сходство с плодовой мушкой дрозофилой. У нас 90 процентное сходство с мышью, а также весьма немалое наследство от кишечной палочки, живущей в нашем толстом кишечнике.

Аудитория сделала удивленные глаза, а кто-то заерзал на стуле.

– Взять лучших друзей человека: собак и кошек… У нас одинаковые с ними гены! Просто регулируются они по-разному, что и делает нас уникальными творениями природы. Вот еще пример: голубой цвет глаз… – это результат мутации в гене HERC2. У носителей такого гена снижена выработка меланина в радужной оболочке глаза. Возникла эта мутация примерно 6—10 тыс. лет назад на Ближнем Востоке… Так что…, – подытожил он, – все люди с голубыми глазами могут считаться родственниками.

– Да! – сказал, улыбаясь один из студентов. – Или мутантами.

Профессор поблагодарил слушателей и объявил об окончании лекции.

Позитивно настроенные студенты, выходили из лектория и только один из них задержался, чтобы поговорить с профессором в удобную для него минутку.

Алфи был немецким англичанином высоким, худым и необычайно умным студентом. На кафедре клеточной биологии университета парню пророчили звание светила науки. Он тяготел ко всему, что приносило знания и, упоенный беседой на интересовавшие его темы, мог часами говорить с профессором. Сивирена он считал божеством, и если бы последний был не против, то тот поклонялся бы ему с религиозностью фанатика.

Профессор Сивирен был действительно талантливым генетиком. Его родители иммигрировали из Советского Союза и осели в Англии в провинциальном городке. Владимир получил отличное образование, закончил магистратуру и получил ученую степень.

Будучи молодым ученым в возрасте 30 лет, он открыл рестрикционные ферменты, катализирующих реакцию гидролиза нуклеиновых кислот. Благодаря этому становилось возможным словно «биологическими ножницами» вырезать один ген из ДНК и вклеить другой. Но Нобелевскую за свои ножницы он не получил. Получилось так, что такое же открытие было совершено плеядой блестящих американцев, которые и были номинированы на получение премии.

Но Сивирен не отчаивался и продолжал исследования, хотя финансирование шло, мягко сказать, туго, что очень возмущало ученого. После очередного скандала с дирекцией университета, ему откровенно заявили, что научная деятельность профессора должна находиться сугубо в рамках интересов института и финансировать его эгоцентризм они больше были не в состоянии. Местные газеты раздули скандал до невероятных размеров, что еще больше навредило репутации Сивирена, поставив под сомнение профессора, как блестящего профессионала.

Однажды, посетив научную конференцию в Кельне и выступив там со своей гениальной речью о генетических трансформациях будущего, он был приглашен в исследовательский институт Майнца. Посетив его, Сивирен был на эмоциональном взлете от оснащения лабораторий и его передовых клинических возможностей. Тогда же ученый и принял предложение, сделанное ему руководством клиники института и переехал в Германию, где успешно и с размахом продолжил научные изыскания, совершив множество новых открытий в области генетики.

Карьера Сивирена пошла в гору: о нем писали научно популярные журналы, новостные газеты и даже пару раз профессор засветился в эфире Гессенского телевизионного канала «Hr-fernsehen».

Но новые победы не вскружили голову ученому. Сивирен преследовал более высокие цели, а также вкладывал немало усилий в пополнение научных лабораторий новыми кадрами. Ему очень хотелось зажечь огнем молодое поколение, преисполнив их сердца здоровым авантюризмом в их будущих исследованиях и открытиях, и передать им олимпийский факел науки. Для этого он разработал массу обучающих методик, руководств для практикантов, а также с удовольствием читал лекции всем, кому было интересно их послушать.

Студенты бескрайне уважали Сивирена и каждый раз его аудиторию посещало все больше слушателей. Одни сидели в проходе на ступеньках, другие прямо на полу и даже дверь приходилось оставлять открытой, потому что в дверном проеме тоже толпились желающие услышать речь Сивирена. После выступлений вокруг ученого всегда роилась толпа студентов с вопросами. Профессор особенно старался никому не отдавать предпочтения, но англичанин Алфи все же стал для него исключением.

Студент напомнил профессору его самого в молодости: амбициозного, нетерпеливого, пылкого и помешанного на науке парня.

Алфи удавалось частенько удивлять профессора своим нестереотипным взглядом на науку. Студент был словно пришельцем, располагавшим тонной знаний, записанных в коды и знаки, но без умения преобразовать их в буквы и слова, понятные землянам.

Профессор верил, что однажды Алфи взорвет ученые умы своим гением, а потому старался ему помогать в его проектах. И, естественно, профессор позволил будущему ученому ступить на порог своей святой обители – лабораторию, в которой отныне парень пропадал целыми днями, получая бесценный опыт в наблюдениях за исследованиями гениального ученого.

Алфи стал ценным помощником и, ко всему прочему, оказался хорошим и понимающим собеседником, что подкупило профессора и, в свою очередь, превратилось для Алфи в большую удачу. Парнишка стал свидетелем самого настоящего научного прорыва.

Профессор создал первую в мире методику искусственного выращивания человеческого зуба путем программирования стволовых клеток. Метод, хотя и революционный в стоматологии, все же развития дальнейшего не получил по причине низкой клинической эффективности. Но Сивирена это не огорчило. Веря, что его работа не была напрасной, он успокаивал себя тем, что возможно, он просто опередил свое время. Ученый убеждал себя, что в будущем его труды обязательно поймут и результаты исследований принесут пользу людям.

Еще через 2 года Сивирен вырастил первую в мире генно – модифицированную мышь, в ДНК которой был включен ген крысы. Грызун из пробирки вдвое превышал допустимые размеры. Получив устойчивость к инфекциям, животное продемонстрировало еще и повышенную мозговую функцию, какой не могли похвастаться даже сами крысы.

Увы, признания своим заслугам ученый опять не снискал, хотя и был этого достоин. Мелкие шажки, ничего не значившие для науки, приносили славу и почет, а крупные оставались без внимания, что безумно раздражало Сивирена. Иногда ему казалось, что некая противодействующая ему сила специально сдерживала его от грандиозного успеха.

Все это по нарастающей начало приводить профессора в ярость и рождало желание отомстить узколобым специалистам и критикам. А потому он принимал активное участие на симпозиумах и конференциях, прямо заявляя о своих больших возможностях, как ученого. Его выступление с докладом: «Новая эра. Новое человечество», в котором Сивирен рассказал о неизбежной эволюции человеческого генома, скорее насторожила комиссию, чем заинтересовала. Большая часть ученых мастодонтов стали называть Сивирена безумцем. А остальные откровенно насмехались.

Для самого Сивирена такая реакция была ожидаема, и он даже был ей рад. Вместе с тем, ученый хорошо понимал, что отныне дорогу ему не дадут. Но это лишь добавляло профессору бунтарского духа и заставляло идти дальше с завидным упрямством и верой в свои убеждения, в коих Сивирен был похож на Иисуса, добровольно шагавшего на Голгофу. Сознавая, что его распнут, он все яростнее отстаивал свои убеждения, и как выразился один его коллега: «осознанно отрезая себе, как ученому, путь вперед». На самом деле, для Сивирена «путь вперед» означал топтание на месте, как это делало большинство ученых.

«Возможно, – думал он, – после того, как мои труды оболгут, а меня официально сделают сумасшедшим и запрут в психушке, в будущем мои работы воскреснут. Мои труды признают, а меня наградят посмертно. Ведь общество начинает ценить таланты только после их смерти. Желательно мученической! И чем чудовищнее была расправа над гением, тем ярче и сильнее загоралась его звезда!»

– Помнится у Свифта: «Когда на свете появляется гений, то узнать его можно хотя бы по тому, что все тупоголовые соединяются в борьбе против него», – вслух припоминая выражение, заговорил профессор, смотря из окна клиники взором великого полководца.

– Мой кумир Николай Коперник! На его труды запрет длился более 200 лет. А Галилей? —воскликнул он с новой силой, метнув полный терзаний взгляд на стеллаж с научными книгами. —Его оплеванный гений подвергся инквизиции по приказу папы Римского! Привезенного на носилках, больного и, уже престарелого, вынуждали публично отказаться от своего учения. Вот прохиндеи и ублюдки!

– А Джордано Бруно! – заходил нервно по своему кабинету Сивирен. – 8 лет ученый, сидя в крысиной камере, отстаивал свои учения, что Вселенная бесконечна и в ней множество звезд, на подобие нашего Солнца со множеством обитаемых миров!

– Как же обидно за них! —немного сбавив пыл, выдохнул профессор и с грустью повесил голову.

– А Циолковский? —вспомнил неуемный ученый, снова вспыхнув, будто костер, в который подлили масло. – Еще в 19 веке Циолковский, гениальнейший ум которого придумал поезда на водной подушке! Он явил миру идею о заселении космического пространства с использованием орбитальных станций, выдвинул идею о создании космического лифта! – громко говорил Сивирен, тыкая указательным пальцем в воздух.

В порыве своего гнева профессор даже не заметил, как за стеклянной перегородкой за ним наблюдали. Какое нелепое и смехотворное впечатление он производил на своих коллег, привыкших видеть начальника, говорившего вслух с самим собой. Сдерживая улыбку, они наблюдали за Сивиреным, который расхаживал по своему кабинету, беззвучно для них открывая рот и тыкая пальцем к небу.

– Его освистали и назвали сумасшедшим! —продолжал профессор. – Насколько человек своей алчностью и глупостью отбрасывает свой прогресс назад! А Николай Лобачевский – непризнанный великий ученый, который в 24 года уже был профессором. Вся его жизнь – это насмешки и критика над гениальнейшим создателем «неевклидовой геометрии»! Только спустя 50 лет один из его последователей напишет:

«Николай Иванович, прости нам,

Так устроен уж евклидов мир.

В жизни воздается и кретинам,

После смерти – гениям одним!» – закончил профессор.

Наконец, его взгляд упал на стеклянную перегородку лаборатории и спохватившись, что снова стал объектом насмешек своих подчиненных, с грозным видом завесил жалюзи.

Такими мыслями тешил и успокаивал себя профессор Сивирен, продолжая свою гениальную работу. Казалось, что он шел по дороге один. И как бы он ни старался, научное сообщество его отторгало, как ненужный, вышедший из строя элемент, и поливало грязью.

Возможно, в этом была вина самого Сивирена; он пугал и шокировал общество вместо того, чтобы следовать правилам и нормам. Но для Сивирена наука олицетворяла свободу, и он не приемлил никаких законов и рамок. Ученый искренне полагал, что, открывая новые горизонты, человек обязан был сломать старые границы. И кто знал, что будут значить новые открытия в сравнении со старыми.

На кафедре перед студентами он перестал появляться. Его поблагодарили за услуги, а на его место был принят другой лектор. Аспирантов к нему больше не назначали. Все остальные сотрудники косо поглядывали на Сивирена, хотя и продолжали работать под его началом. Начальство терпело выходки ученого и продолжало финансировать его исследования только в виду заслуг профессора, его большой пользы и выгоды для клиники. Состоятельные клиенты очень щедро оплачивали неофициальные, но революционные методы ученого в лечении многих болезней, в особенности Паркинсона, которые разработал Сивирен. Но даже, и руководители клиники частенько назидательно советовали профессору поубавить пыл и перестать кошмарить ученый комитет, постоянно тыкая Сивирена в ежедневные опубликованные статьи в прессе, изобличающие натуру профессора и сводящие на нет все его заслуги и таланты.

Но профессор видно родился истинным революционером. Иногда после очередной схватки с сообществом ученых, Сивирен возвращался в свою лабораторию и невольно ожидал шаги тех, кто уже давно его стремился смести с пути. Ему так и виделись люди со смирительной рубашкой. И от этого каждое его выступление на конференции становилось все мощнее и ярче.

Желая взорвать аудиторию, заставить их брызжать слюной и хаять с новой силой его гений, он подковыривал, словно гнойный нарыв этих ученых мужей своими смелыми и подчас безумными идеями, упиваясь изумленными лицами этих напыщенных индюков. Он знал, о чем квохчали между собой эти важного вида интриганы и, как старались ходатайствовать за исключение экстремиста Сивирена из гордых рядов ученых.

Но профессор боялся не смирительной рубашки, которую желали на него напялить все, кому не лень. Страх, что он не успеет закончить свою начатую грандиозную работу напрочь лишало его покоя. В то время, когда человеческое ДНК еще изучалось и было не найдено множество ответов на вопросы генетиков, работа Сивирена была настоящей фантастикой своего времени.

В тайне от руководства клиники, профессор работал над личным проектом, синтезируя искусственного человека. Будучи неплохим конспирологом от рождения, профессор все тщательно спланировал и предугадал возможные осечки. Ни одна душа не должна была пронюхать. Ни одна, кроме той, что оказалась так приближена к профессору…

Однажды Алфи пришел в лабораторию раньше обычного. Сивирен был срочно вызван на проведение сложной операции. Алфи, имевший допуск в лабораторию, как и в любой другой обычный день приступил к работе над совместным с профессором проектом по ускорению метаболизма мышей, как вдруг он обнаружил включенный экран компьютера, голосовая функция которого сообщила о завершении анализа данных.

Алфи сообразил, что второпях профессор не смог прервать процесс обработки информации и оставил компьютер включенным. Студент кликом вернулся в предлагаемое меню, после чего перед ним всплыло окошко с вращающейся моделью человеческого скелета. В параллельном же окне мелькали строчки, содержащие информацию по хромосомным наборам, уже используемых организмом. Алфи заинтересовано сощурил глаза, соображая, что к чему. Намереваясь детальнее изучить процесс, он целиком развернул программу, как вдруг на пороге лаборатории появился Сивирен.

Профессор с ужасом в глазах таращился на молодого человека, ведь он никак не ожидал увидеть своего помощника в такой ранний час.

Алфи дернулся от неожиданности и резко встал из-за стола, неловко пытаясь объяснить причину своего внедрения в «святую святых» профессора.

По растерянной реакции парня и его блуждающему взгляду Сивирен моментально догадался, что Алфи пронюхал о секретном проекте. Внутренний голос профессора уже успел сделать вывод, что его вызов в операционную был судьбоносным и Алфи по какому-то злому року суждено было здесь оказаться именно в это время и раскрыть эту тайну. Что оставалось делать профессору: приблизить парня и сделать соучастником преступного эксперимента, чтобы тайна насколько возможно осталась тайной, но поставить при этом под удар будущую карьеру Алфи, как ученого или просто выгнать его навсегда?

Сивирен верил, что все тайное становилось явным, а значит его эксперимент обязательно будет трактован, как преступление против человечества и тогда будущее Алфи навсегда омрачится связями с прошлой деятельностью безумца Сивирена, смелые разработки которого всегда были охаяны, осмеяны и не приняты в научных кругах. Либо, можно было наврать Алфи с три короба об эксперименте, запутать его в рассуждениях и лишить парнишку возможности посещать лабораторию. И пусть бы тот продолжал заниматься своими делами, прокладывать свой путь в науке, основываясь на личном опыте. В вопросе успешного грядущего молодого ученого Сивирен не сомневался, а потому решение о том, как правильно поступить с парнем, который был ему симпатичен, профессор принял незамедлительно.

Сивирен прошел за свой рабочий стол и с добрым выражением глаз тихо начал свою речь:

– Алфи, ты единственный, кто может меня понять. Я имею ввиду, что ты осознаешь важность и секретность моего проекта и сохранишь мой труд в тайне. Ты такой же, как и я. Мы похожи. Мы смелые и безумные. В тебе потрясающий потенциал, Алфи, который тебе еще предстоит раскрыть миру. Я дал тебе много знаний и на моей крепкой базе ты поднимешь флаг научной революции. Но пусть это будут твои идеи.

Говорил это Сивирен воодушевленно и Алфи даже поверил, что все будет именно так. А потом, словно придя в себя, и не позволяя Сивирену его запутать, перебив, ответил:

– Профессор, флаг и революция – это занимательно. Но все-таки, что за проект? Я правда хочу знать и не уйду, пока вы не скажете мне.

– Я думал, ты приблизительно уже понял, разве нет? – удивился профессор.

– Да, – ответил нерешительно Алфи, – кажется вы хотите синтезировать человека?

Сказав это, Алфи не поверил своей смелости. Вроде бы за компьютером он смекнул, что происходило. Но произнеся вслух эту фразу, с одной стороны он осознал всю фантастичность проекта, с другой – его реальное существование. Только недавно профессор говорил на лекции, что искусственный человек предмет обсуждения будущего генетики, как вдруг перед человеком появилась возможность не только заглянуть за грань науки благодаря гениальности профессора, но и принять участие в создании легенды! Эта безумная идея нашла воплощение. Но какой же она была невероятной для молодого ученого и в то же время, чертовски обалденной! Это взбудоражило парня. Кровь его забурлила с бешеной скоростью, пульс, оглушая, застучал.

– Алфи, – серьезно настроенный на том, чтобы убедить парня покинуть лабораторию, обратился Сивирен, – поговорим потом. Сейчас тебе нужно успокоиться. Пойди домой.

– Теперь то я точно никуда не уйду! – решительно отрезал парень. – А будете выгонять, я буду спать на крыльце. Вы знаете, меня достаточно, чтобы понять, что я не шучу. Вы видели не раз, какой я настырный! Итак, вы создаете человека?!

Неудовлетворенный молчанием профессора, Алфи настырно призвал ответить на вопрос.

– Да, – признался профессор. – Первый в мире генно модифицированный ребенок.

Медленно по буквам, словно для тупоголового студента проговаривал профессор.

– Он унаследовал гены трех женщин и двух мужчин… – профессор намеренно сделал паузу, а затем продолжил свою речь в надежде воззвать к рассудку Алфи.

– Алфи, – обратился он к студенту, который смотрел на профессора огромными глазами и молчал, как рыба, потеряв дар речи.

– Алфи, ты можешь это осмыслить?

Парень кивнул головой и после короткой паузы тихо поинтересовался: – На каком этапе сейчас находится ваш проект?

– Этап зачатия закончен, Алфи. Эмбрион уже развивается. И пока что, все идет идеально, – так же вкрадчиво и тихо добавил профессор. —Ты можешь в это поверить? Пока эти узколобы пытаются совершить элементарные открытия, я уже создаю человека!?

Алфи увидел, как в глазах Сивирена вспыхнули искорки. Так у него загорались глаза всегда, когда шла речь о чем-то действительно удивительном. Алфи с любопытством наблюдал, как просыпался внутренний демон профессора, ведь эти искры всегда заражали молодого ученого.

Алфи постоял в растерянности с минуту, посмотрел на Сивирена и произнес: – Это же взрыв башки, профессор! Вы же гений! Почему это тайна, черт возьми?!

– Потому что этот эксперимент не примет общество! – ответил эмоционально Сивирен, стараясь не кричать. – Как и все мои проекты, его загубят, не дав закончить! – тише протараторил он, сохраняя конспирацию. – Мне наплевать, что они скажут потом, когда организм вырастет. Но сейчас, когда он так уязвим, я обязан его сохранять и оберегать!

– Алфи, – акцентированно и твердо обратился Сивирен к изумленному студенту, стоящему посреди лаборатории, – в данную секунду ты в смятении. Я знаю, это безумие для тебя, но не для меня. Тебе сложно еще это осознать. Ты поймешь меня. Потом! Послушай, что я скажу… – взяв за плечи парня, Сивирен усадил его на стул, и пододвинув свой, продолжил:

– В науке нет места скуке и шаблонному мышлению. Здесь постоянно нужно идти по тому пути, по которому никто не ходил, прокладывая свои маршруты и отвергая уже сделанные открытия, словно они были неверны. Это игра! Часто в слепую. Игра, в которой награда —всего лишь возможность шагнуть вперед на сантиметр. Но это того стоит, Алфи! Разумеется, не все, мой милый мальчик, такие спортсмены, как я!

– Немногие ученые ставят на карту всю свою жизнь и репутацию ради науки, но только такие и побеждают, – хрипло объяснял профессор. – Ты будущий великий ученый, Алфи! И я верю, что твои таланты дадут многое человечеству и науке. Но сейчас, когда тебе стало известно о том, что я затеял, ты больше не сможешь жить, как раньше! Теперь ты знаешь, что то, чего не могут другие ученые, не значит, что не может наука! И поэтому, ты должен идти вперед, не оглядываясь на мнения других. Пусть это станет для тебя твердой уверенностью, что невозможного не существует!

– А сейчас Алфи, тебе придется уйти, – после недолгой паузы сообщил профессор, глядя в широко открытые глаза преданно смотрящему на него друга, – претворившись, будто ничего не произошло. -Сделать это ради себя. Мы же ведь еще не знаем, что там дальше будет с этим эмбрионом. Может он не станет в итоге полноценным человеком. Это откроется и меня просто обвинят в преступлении против человечества и засудят. Я не знаю, как все сложится. Я просто делаю то, что мне подсказывает моя интуиция. И пусть я отвечаю за последствия, но не ты!

– С чего вы решили, что вас засудят? —изумился Алфи. —То, что вы уже смогли сделать – это же скачок длинною в лет пятьдесят непрерывной кипящей работы в генетики. Вас наградят!

– Нет, черт побери! —почти крича, осадил парня Сивирен, соскочив со стула, как ужаленный. – Я революционер, Алфи! А революционеры в нашем мире либо сидят, либо лежат. На кладбище!

Затем понизив тон, Сивирен объяснил: -Ты должен быть другим! Я плохой ученый! Я много рискую. Я отдаю приоритет только положительным моментам экспериментов! Я мало уделяю внимания побочным эффектам моих опытов. А их много, Алфи! Последствия! Это то слово, которое останавливает многих, за исключением преступников, как я. Я это осознаю! Как и то, что я выбрал именно этот путь. И что меня изумляет перед самим собой -я выбрал бы его снова! Глупо удивляться, что коллеги меня не принимают за гения. Ведь я больше похож на создателя Франкенштейна! Раньше я злился, что мои труды оставались без внимания в научных кругах. Теперь я понял, что я действительно опередил свое время, и они просто не понимают суть моей работы и описанные методы. Я рано родился, Алфи! Но знаешь, иногда я представляю себя по другую сторону баррикады, там, где меня осуждают – я часто с ними согласен. Такие, как я совершают громадные прорывы в науке, шагают семимильными шагами, но часто неаккуратно и как правило, это причиняет боль и страдания тем, кто остается позади. Только представь, сколько может быть жертв подобных экспериментов! Что если этот искусственный ребенок родится с врожденными генетическими отклонениями, неизвестным еще науке? Что буду делать я? Я буду с этим жить и каждый день принимать всю его боль, словно свою или я буду дальше играться с его генной системой, пытаясь излечить передовыми методами, и принося новые муки? Я не знаю, Алфи! Но похоже то, что я сделал– это не вклад в науку, а чудовищное преступление, последствия которого могут коснуться и тебя, твоего будущего! Когда это откроется, а это случится так или иначе, ты не должен стоять рядом со мной. Ты слишком талантлив, чтобы себя губить! Если ты любишь, действительно любишь науку, ты просто обязан сейчас повернуться ко мне спиной и покинуть лабораторию навсегда. Другого шанса не будет! Сейчас на карте твое будущее. Возможно это будущее человечества, потому что такие таланты, как ты просто так не рождаются. Ты обязан во имя будущего науки сейчас же уйти. По крайней мере, пока я твой друг – я умоляю тебя сделать это!