Текст книги "Моя грязная Калифорния"

Пусть страх утечет вместе с водой, говорит она себе.

Она тянется за пушистым белым полотенцем. Ей кажется, что она слышит какой-то звук. Она выключает вентилятор. Прислушивается. Ничего.

Рената приоткрывает дверь ванной. Дверь спальни закрыта. Звук, видимо, прозвучал за пределами комнаты. Может, хлопнула дверь спальни Марко или дверца шкафа.

Успокоенная, она улыбается себе в зеркало, стоя в чистом белом полотенце. В ванной есть комод. Она открывает верхний ящик в поисках чистой одежды, которую Марко предложил ей надеть.

Здесь лежит нижнее белье. Она приподнимает одни трусы. Не обычные хлопковые брифы. Черные стринги. Она берет другие. Фиолетовые шортики. Кружевные. Просматривает остальное. Еще такое же белье.

Она открывает следующий ящик. Красивое, но короткое коктейльное платье. Она недоуменно смотрит на одежду. Может, это осталось от бывшей девушки Марко? Или он покупал это не глядя? Или, может, пытался ей угодить, купив что-то модное. Она закрывает ящик, решив не надевать эту одежду. Она выходит из ванной, все еще в полотенце.

На краю кровати в халате, и только халате, сидит Марко. Шум, который она услышала, был от Марко.

– Ты меня напугал.

Марко встает. Его прищуренные глаза угрожают. Он делает к ней шаг в своем белом халате, так гармонирующем с белыми стенами, белыми простынями и белой мебелью.

– Eres hermosa. Ты красивая.

– Марко, пожалуйста, уйди.

– Я собираюсь тебе помочь. Все, что обещал, я сделаю.

Она отступает от него.

– Я могу помочь тебе получить гражданство, найти работу. А если я этого не сделаю, тебя отправят обратно.

– Пожалуйста…

Всегда ли это было частью приглашения? Или его планы изменились после смерти ее родителей?

– Иди сюда.

Он обнимает ее. Она стоит неподвижно, руки безвольно свисают по бокам. Руки Марко тянутся вниз, забираются под полотенце, хватают ее ягодицы. Она чувствует потные ладони и кончики ногтей, впившихся в кожу. И отталкивает его.

Весь облик Марко меняется.

– Не шути так. Тебя отправят домой.

Рената хочет бежать. И она убежит.

– Хорошо.

– Хорошо? Да?

– Да. Только… по-моему. Ложись. De espaldas.

– Ладно. Как тебе хочется.

Марко улыбается. Его зубы белые, как халат, такие же белые, как белые стены, белая мебель и белое покрывало. Он садится на кровать. Ложится. Рената хватает сумку и кидается к двери. Марко вскакивает на ноги. Она пытается захлопнуть за собой дверь спальни. Дверь ударяет Марко, отбрасывает его назад, но он не падает.

Она пересекает гостиную, направляясь к входной двери. Марко – за ней. Он сумел ухватиться за ее сумку и, потянув сумку вниз, опрокидывает Ренату на пол. Как прием «хомут» в американском футболе.

Рената за всю свою жизнь никого не била, но футбольные навыки берут верх. Пинает его в плечо. Пинает в грудь. Третий удар ногой идет прямо в зубы. В белые зубы. Теперь красные от крови.

Его глаза расширяются, как будто желание трахнуть сменилось на желание убить. Когда она встает, чтобы бежать, он хватает ее за лодыжку. Рената снова падает. Она вскакивает на ноги, но он опять хватает ее… и падает на пол, держа в руках ее полотенце.

Рената не останавливается – голая выбегает с сумкой за дверь.

Марко бежит за ней по коридору. Пара соседей возвращается с ужина с остатками еды в пакетах. Застывают на месте. Женщина в ужасе прячет глаза, мужчина не может отвести взгляда. Испуганная Рената бежит им навстречу, прикрываясь сумкой.

Присутствие соседей заставляет Марко нырнуть обратно в квартиру.

Рената сбегает по лестнице. Выскакивает из подъезда на Норманди-авеню. Голая. Люди на улице останавливаются и глазеют.

Рената сворачивает в переулок. Прячась за мусорный бак, достает из сумки грязную одежду, надевает ее и бежит прочь от дома Марко.

* * *

Вой не дает ей спать всю ночь. Она последовала за мужчиной с тележкой до парка Элизиан, где выбрала место в паре сотен ярдов от него, недалеко от Энджелс-Пойнт. Рената часами смотрит на беззвездное небо. Обратив взгляд туда, откуда слышен вой, она замечает силуэты собак на склонах холмов. Ей вспоминается проводник с серо-рыжей бородой. Когда сквозь кроны деревьев проникает утренний свет, Рената видит вокруг множество палаток и шалашей. Не меньше пятидесяти. Желудок урчит, умоляя о еде. Она думает про антохитос[35]35
  А н т о х и т о с – собирательное название ряда «уличных» блюд мексиканской кухни, в которых так или иначе используется традиционная кукурузная лепешка-тортилья, – таких как тако, буррито, кесадилья и проч.


[Закрыть] на Авенида-Попокатепетль и эмпанадас[36]36
  Э м п а н а д а с – традиционное блюдо латиноамериканских кухонь, жареные пирожки.


[Закрыть] в кафе в Аркадии, о котором она читала в лосанджелесском блоге о путешествиях.

В полумиле отсюда видны пустые синие и желтые сидения стадиона «Доджер». Рената достает из сумки флаер. На глянцевом фото – молодые люди, веселящиеся в ночном клубе. Флаер ей дал проводник. Успел ли он убежать? Она не видела… На второй день пути он дал ей этот флаер и сказал, что там можно заработать деньги – наличные, как он сказал, нелегально. Гражданство не имеет значения. Проводник велел ей спросить Эббота. Или Эбнера? В то время, четыре дня назад, когда проводник дал ей флаер, Рената не интересовалась этой работой, а флаер взяла просто из вежливости. Она думала, что Марко поможет ей получить гражданство и найти работу. Теперь все изменилось.

* * *

Рената входит в крошечный офис на северной стороне Венисбульвара, где пять разнокалиберных письменных столов расставлены в хаотичном порядке. В офисе четыре сотрудника. Рената присматривается к молодой латиноамериканке.

– Могу я видеть Эббота?

Женщина указывает в окно – там в патио сидит молодой человек; он разговаривает по телефону. Его рубашка с воротником и три расстегнутые пуговицы обнажают гладко выбритую грудь. Рената выходит на улицу и встает достаточно далеко от Эббота, чтобы дать ему возможность закончить разговор, но достаточно близко, чтобы дать ему знать, что она хочет с ним поговорить, когда он закончит.

– Ага. Скажи ей, чтобы еще раз подумала. Ты получаешь четыре группы разносчиц бутылок, и это соответствует пятидесяти местам. Поняла? Хорошо, хорошо. Позвони мне потом. Пока.

– Эббот?

– Да?

– Мне сказали, что вы можете дать мне работу. Нелегально.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

– О… Ладно, извините. – Она уже хотела уйти, однако остановилась. Не следовало ли начать по-другому? – Меня к вам направил Карлос.

– Ты откуда?

– Из Камино-Верде. Это в Тихуане.

– Когда приехала?

– Два дня назад.

– Иисусе.

– У вас есть для меня работа?

– Нельзя так говорить! Приходишь и сразу брякаешь про нелегальную работу? Нужно действовать тоньше.

– Простите.

– У меня нет для тебя работы. Но я продвигаю клубы, а в клубах иногда девушки разносят алкоголь, заставляя мужчин покупать выпивку. Если будешь тусить со мной, когда я работаю, сумеешь делать, как они?

– Да.

– Видишь, как надо разговаривать?

– Да.

– Я могу устроить тебе вечера. Но ты должна отдавать мне половину.

– Хорошо.

– У тебя есть где жить?

Рената не хочет говорить «нет».

– Я знаю мотель в Линкольн-Хайтс. Совсем недорого, и они сократят плату еще вдвое, если каждое утро по нескольку часов потратишь на уборку комнат.

– Было бы здорово.

– Это на Ганновер, рядом с «Чертом в табакерке». Я познакомлю тебя с Глорией. Отвезу тебя туда сегодня вечером. После работы.

– А можно мне начать работать сегодня вечером?

– Большинство вечеров я работаю в клубах, но сегодня у меня другое дело. Продвигаю одну экскурсию по дому с привидениями. Проводим раз в месяц. Присоединяйся, если хочешь. К экскурсии, я имею в виду. А потом отвезу тебя в мотель.

– Что за экскурсия?

– Место называется Дом Пандоры. Туда можно только с экскурсией, иначе небезопасно. А то потеряешься или попадешь в ловушку.

– Ладно…

– Место встречи меняется каждый месяц. Это секрет. Собираемся сегодня вечером в конюшнях Арройо-Секо. Рядом с полем для гольфа в Южной Пасадене. Будь там к десяти вечера.

– Хорошо.

– Да, приходи. Побываешь на экскурсии по дому с привидениями. А завтра вечером начнем тусоваться в клубе. Делать деньги, окей?

– Спасибо.

* * *

Рената вышла из офиса Эббота на Мар-Виста и прогуливалась по Венис-бульвару, где ее остановил запах мяса, картошки и жира. Возле бургерной «Ин-эн-Аут» она наблюдает за парой подростков, которые пытаются съесть больше еды, чем могло бы влезть в любых двух человек. Когда они сдаются и оставляют свои подносы, Рената набрасывается на еду как хищная птица. Доедает остатки. Картошку фри. Гамбургер. Булочку. Какой-то розовый соус. Она жует и глотает в бешеном темпе в течение трех минут, прежде чем видит, как к ней идет разгневанный менеджер. Фигура мужчины предполагает, что за свою жизнь он съел миллионы гамбургеров. Рената бежит, зная, что толстяку ее не догнать.

Чтобы скоротать время до того, как придется ехать в Южную Пасадену на встречу с Эбботом, Рената гуляет по Венис-бульвару. Туда и обратно по улице. Люди общаются с людьми. Двое мужчин держатся за руки. Группа из трех девчонок-подростков несет скейтборды под мышкой, как сумочки. Мужчины в костюмах ждут своей очереди у фургона, продающего булочки с лобстерами. Две женщины лет шестидесяти едут на двухместном велосипеде по велосипедной дорожке.

Она добралась сюда, в Соединенные Штаты Америки. И вот она здесь, совсем одна.

* * *

С перекрестка Баррингтон и Палмс ее привлекли огни в общественном парке. Там площадка для хоккея на роликах, но в хоккей никто не играет. Пара десятков подростков и двадцатилетних ребят играют в футбол. Несколько игроков белые, остальные – латиноамериканцы, западноафриканцы, ближневосточные и азиаты. Рядом стоит пожилой белый мужчина со своими роликами и клюшкой, раздраженный тем, что каток захвачен футболистами. Ближневосточный перень забивает гол, и его команда ликует, а зрители скандируют: «Фарзад, Фарзад, Фарзад!»

Сейчас команды переформировываются, и в одной команде не хватает игрока. Латинос машет невысокому мальчику, стоящему возле площадки рядом с Ренатой.

– Хочешь поиграть?

Коротышка отрицательно мотает головой.

– Я сыграю, – говорит Рената.

Рената принимает его полувздох-полуворчание за согласие.

Проходит три минуты, и Рената с тем же успехом могла бы просто бегать по кругу. Наконец один игрок подает ей мяч. Она принимает и передает мяч товарищу по команде. Парни видят, что она не новичок в футболе, и начинают пасовать ей чаще. Рената не самый лучший игрок, но она умеет играть – то есть говорить на самом интернациональном языке.

Позже в игре у Ренаты прорыв. Она и вратарь. Рената делает вид, что собирается послать мяч вправо, и посылает влево. Вратарь купился на ее уловку, но мяч попадает в штангу. Команда испускает разочарованный стон.

Когда Рената бежит назад, белый парень из другой команды подставляет ей ладонь: дай пять. Она хлопает его по руке.

* * *

Рената устала, но эта усталость приятная. Она берет свою сумку и идет к дороге. Она проходит мимо фонтанчика, где белый парень, который подставлял ей ладонь – теперь без футболки, с голым татуированным торсом, – заканчивает пить воду.

– Ты неплохо играешь! – говорит он.

Рената улыбается.

– Было весело.

– Часто сюда приходишь?

– Сегодня – в первый раз.

– Я прихожу каждый понедельник. Ты должна прийти еще. Народ у нас иногда бывает агрессивный, но в основном тут спокойно. Как тебя зовут?

– Рената.

– А я Марти. Рад познакомиться.

– Я тоже.

– Ты откуда?

Рената не уверена, солгать ли ей.

– ¿De dónde eres? – переспрашивает он.

Рената улыбается. Но отвечает по-английски.

– Из Мексики. Только что приехала.

– Добро пожаловать. У тебя тут много знакомых?

– Еще нет. Я…

– Ты знаешь в городе хоть кого-нибудь? – Когда она колеблется, он переспрашивает: – У тебя здесь есть друзья?

Рената кивает, но Марти, кажется, видит, что она лжет.

– Что ты сейчас делаешь? Не хочешь перекусить?

Рената колеблется. Часть ее жаждет вкусного ужина и шанса познакомиться с кем-то в ее новом доме. Другая ее часть не доверяет ему. Не доверяет никому.

Он добавляет:

– Я вообще-то встречаюсь кое с кем. Просто имею в виду поужинать вместе как друзья. Тут есть дешевое гавайское местечко, «Раттс», в конце улицы.

Когда он говорит «друзья», Рената думает о сериале «Друзья» и его персонажах, живущих через холл друг от друга. Марти не похож на Росса, Джоуи или Чендлера.

– Хорошо.

– Отлично. Пошли.

Черт. Как же она забыла.

– Я не могу. Извини. Мне нужно пойти посмотреть… дом с привидениями.

– Что?

Рената смеется, понимая, как дико это прозвучало.

– Я пытаюсь получить работу у одного человека, который занимается ночными клубами. Его зовут Эббот. И он хочет, чтобы я пошла с ним сегодня в какой-то дом с привидениями. Он назвал его Дом Пандоры.

Рената смотрит на него, чтобы понять, слышал ли он о таком доме. Марти пожимает плечами: нет.

– Дай мне твой номер, и мы поужинаем в другой раз.

Рената колеблется. Ее мобильный телефон сломался три недели назад. Она хотела купить новый, но денег не было. И потом, она знала, что на телефон будут бесконечно приходить голосовые сообщения от родных и друзей, когда они поймут, что она убежала.

Словно чувствуя отказ, Марти вскидывает руки.

– Не давлю. Увидимся как-нибудь на футболе.

– Просто… у меня нет телефона.

– А-а… Ну давай завтра утром позавтракаем. Ты свободна?

– Конечно.

– Хорошо, встретимся в закусочной «Эс Дабл Ю». Это на улице Вашингтон, в центре Калвер. Там еще рядом шикарный паб с пивоварней.

– Закусочная «Эс Дабл Ю»?

– Ага. В девять тридцать?

– Хорошо.

– Увидимся там завтра.

– Да.

Марти собирается уйти, но останавливается.

– Ты сейчас куда?

– Поеду в Пасадену, к дому с привидениями.

– Знаешь, как туда добраться?

По ее заминке он понимает, что нет.

– Я иду как раз мимо станции. Провожу тебя.

Когда они подходят к станции метро на улице Банди, Марти объясняет, что ей нужно ехать по линии «Экспо» на восток к центру города, затем пересесть на красную ветку до «Юнион-Стейшн», а затем на золотую ветку в сторону «Азузы», где она выйдет на остановке «Южная Пасадена».

Он указывает на гигантскую автодорожную развязку:

– Тут бетонные джунгли. Все ездят на своих дурацких машинах. Но пешком и поездом – веселее.

Марти показывает ей, как купить карту и оплатить один проезд. Стоимость карты – 1 доллар, стоимость поездки – 1,75 доллара. Итого 2,75 доллара. Рената ищет монеты на дне своей сумки.

– Дать тебе пару долларов? – спрашивает Марти.

Рената краснеет.

– Не надо. У меня есть. Спасибо.

Она находит еще два четвертака и вставляет их в прорезь.

– Хочешь? – спрашивает Марти, протягивая ей энергетический батончик с шоколадной крошкой. – У меня есть еще.

– Нет-нет, gracias. Спасибо.

– Ладно. Ну, до завтра? – говорит Марти.

– Ага. Девять тридцать. Закусочная «Эс Дабл Ю».

– Ты любишь вафли?

Она улыбается.

– Я тоже, – говорит он. – Возьмем вафли. И яичницу.

Марти поворачивается, чтобы уйти, но снова возвращается.

– Ты классно играла.

Он улыбается. Рената отвечает улыбкой. И они идут каждый своей дорогой.

* * *

Когда Рената подходит к конюшням, там уже стоит небольшая толпа мужчин и женщин возрастом от двадцати до тридцати, большинство из них – белые. Они курят сигареты и вейпы и перешептываются. Ренате приветственно кивают, но она встает в стороне. В толпе ощущается волнение. Нервный гул предвкушения.

Мимо Ренаты проскальзывает грязный черный кот. «Вонючий кот, вонючий кот, чем тебя кормят»? – вспоминается ей песенка из «Друзей».

Рената роется в сумке в поисках толстовки и замечает шоколадный батончик. Марти, наверное, незаметно его подбросил. Она улыбается и думает, какой он славный, разрывая упаковку и откусывая кусочек.

– Ты пришла!

Обернувшись, Рената видит Эббота.

– Привет!

– Если кто-нибудь спросит, скажешь, что заплатила Эбботу.

– А что здесь такое? Я не понимаю.

– Это экскурсия по дому с привидениями. Типа такой «Диснейленд» для взрослых. Что-то вроде квеста. Будет весело.

– Там страшно?

– Скорее, жутковато. Ты куришь?

Рената пожимает плечами. Ей нравится курить травку. Она курила травку со своим приятелем Флипом за можжевеловыми кустами на заднем дворе его дома. А завтра пойдет завтракать с Марти.

Эббот достает пластиковый пакет с мармеладками.

– С ними будет еще веселее.

Он протягивает Ренате пакет. Она колеблется. Но потом берет. Жует. Глотает.

К тому времени, как мармеладки возымели эффект, подошли еще несколько человек. Рената чувствует покалывание в щеках. И понимает, что за последние две недели она почти не улыбалась.

Подъезжает небольшой школьный автобус, переоборудованный в автобус для вечеринок. С веселыми возгласами народ рассаживается по местам. Окна автобуса закрашены, так что пассажиры ничего не видят снаружи.

Рената выбирает место в передней части салона.

Эббот заходит в автобус:

– Добро пожаловать.

Все его приветствуют. Рената с удивлением замечает, как сильно все взволнованы. Так она с Софией ехала на автобусе до стадиона «Кальенте», чтобы посмотреть игру «Ксолос» против «Чибас»[37]37
  «К с о л о с» и «Ч и б а с» – прозвища мексиканских футбольных команд «Клуб Тихуана Ксолоитцкуинтлес де Кальенте» и «Клуб депортиво Гвадалахара» соответственно.


[Закрыть].

– Каждый из вас, наверное, слышал разные истории о Доме Пандоры. Вы слышали о бесконечных этажах, горизонтальных лифтах или загадочном свете без источника. Вы слышали о том, что, войдя туда, уже никогда не выйдешь. Вы слышали, как его называют домом-айсбергом. Вы слышали о круге – портале в другой мир. Сегодня мифы исчезнут, и вы увидите настоящий Дом.

Пассажиры издают радостный вопль. Ренате их поведение кажется странным.

Автобус трогается. Стоя в проходе, Эббот держится за сиденья, чтобы не упасть.

– Это мой жутковатый голос гида.

Все смеются. Кроме Ренаты, которая думает о слове «жутковатый». Второй раз она слышит его от Эббота.

– Когда мы выедем на автостраду, вам придется выключить телефоны и сложить их сюда. – Эббот указывает на портативный сейф. – Дорога займет полтора часа. Мы, может, целый час будем ездить кругами, чтобы сбить вас с толку, а может, доедем до Джошуа-Три или Палм-Спрингс. Вы никогда не догадаетесь.

Фотографировать запрещено. Вы не сможете узнать, где мы находимся. Местоположение Дома хранят в секрете. У кого-нибудь есть вопросы?

Все поднимают руки.

– Скоро там будем. Вы получите ответы на все ваши вопросы и своими глазами увидите энигму.

Рената раньше уже слышала слово «энигма», но она не знает, что оно означает. Коллекция слов и выражений, которые она знает, например «поворотный момент» или «в перерыве», в значительной степени сформирована бесконечным просмотром «Друзей».

Ренату клонит в сон. Перед глазами все плывет. Она потирает виски пальцами. Пальцы ног ощущаются как-то странно внутри кроссовок. Она оглядывается на остальных. Никто из них не выглядит сонным, никто не спит.

Рената время от времени просыпается, не понимая, что засыпала. Автобус все еще едет. Не имея возможности смотреть в окна, никто не понимает, где находится. Цвета и звуки становятся слишком яркими и громкими для Ренаты. Тянет закрыть глаза, чтобы от всего отгородиться. Она сдается и закрывает глаза. И открыть их уже не может.

Она спит. Затем просыпается. Потом засыпает и снова просыпается. Спит все дольше. Кажется, годы. Но даже когда просыпается, все остается черным. Она слышит громкие ритмы хип-хопа. И думает, что это, наверное, бьется ее сердце. Она начинает думать, что умерла. А потом больше не думает.

* * *

Рената открывает глаза. Где она? В комнате какой-то странный зеленоватый свет. Но она не видит ни окон, ни ламп. Рената садится. В голове странная легкость. Стены, кажется, сделаны из чего-то зеленого или серого. Она идет к одной стене. К другой.

С пола приподнимается фигура. Женская.

– Ты проснулась… – говорит девушка.

Она белая. Ей лет двадцать. Запавшие глаза. Тонкие волосы. Шелушащаяся кожа. Очень худая.

– ¿Dónde estamos?

– Что?

– Где… где мы?

– Я не знаю.

– Кто ты?

– Я Корал.

– Ты была в автобусе?

– Нет. Какой автобус?

– На экскурсию в дом с привидениями.

– Не знаю такого.

Сердце Ренаты стучит в груди, как отбойный молоток. Наверное, ей снится кошмар. Но нет. Она знает, что не спит.

– Где мы? Это Дом Пандоры?

– Понятия не имею.

Рената стучит в стену.

– Что ты делаешь?

– Выпустите нас!

– Ты зря тратишь время.

– Как долго мы здесь?

– Ты спала… я не знаю, полдня. Не меньше десяти часов.

– Где Эббот?

– Я не знаю Эббота.

– Ты была в автобусе?

– Когда?

– Сегодня вечером.

– Я была здесь.

– Как долго?

Корал указывает на дальнюю стену.

– Я пыталась считать ночи. Дни. Но это было трудно.

Рената идет к дальней стене. На ней – царапины. Не меньше сотни.

Сердце Ренаты стучит еще чаще.

– Как тебя зовут?

Рената молчит. Она смотрит на сотню царапин на стене.

– Как тебя зовут? – повторяет Корал.

– Рената.

Корал подается вперед.

– Как ты сказала? Де нада?

– Рената.

Глава 4
Тифони

Тифони уже думает о выстрелах, когда входит в свою съемную квартиру в «Креншо-Империал» и слышит выстрелы. Чем бы она ни занималась в тот день, ее мысли все время были заняты выстрелом в Джармона Уэйда. Она ставит еду, купленную в «Тако Плюс», на кухне и направляется в кабинет, где ее муж играет в видеострелялку.

– Привет.

– Привет, Ти, – отвечает Майк.

– Какого хрена?

Майк ставит игру на паузу.

– Я же говорила тебе, что здесь нельзя курить. Зачем ты курил перед тем, как идти на Першинг-сквер?

– Ой. Извини, я забыл. Это сегодня вечером?

– Я не хочу, чтобы ты здесь курил.

– Курение травы теперь разрешено.

– У меня свои законы. Я не хочу, чтобы Гэри этим дышал.

– Ну я же знал, что ты отведешь его к своей маме, поэтому подумал, что можно.

– Значит, ты помнил, что сегодня вечером мы идем на митинг?

Его губы складываются в улыбку. По крайней мере, он умеет признавать поражение. За одно это его можно любить. Иногда она задается вопросом, за что еще. Через три минуты, склонившись над кухонным столом, она вспоминает за что. Еда остыла, но все равно вкусная, а после секса холодная еда кажется божественной.

– Ты все еще хочешь пойти? – проверяет она его.

– Да мне все равно, – не оправдывает он ее ожиданий. – А что? В чем дело?

– Это важно. Вот в чем дело. А тебе все равно. Хочешь, чтобы лет через десять Гэри стал Джармоном Уэйдом?

Джармона застрелили семь недель назад, когда он вышел со своим скейтбордом из переулка на улицу Сан-Педро, недалеко от Литтл-Токио. Об этой истории мало говорили в прессе, потому что у Джармона был пистолет. Но он не направлял пистолет на полицию. Он поднял руки, а когда скейтборд упал на землю, полицейский выстрелил, и пуля пронзила сердце Джармона. Двое очевидцев подтвердили, что Джармон не наставлял пистолет на офицеров, только поднял руки и выронил доску. Один свидетель сказал, что пистолет выпал из-за его пояса, когда он упал. А другой сказал, что полицейский вытащил пистолет из-за пояса Джармона и положил его рядом с телом. Полиция Лос-Анджелеса использовала это противоречие в показаниях, чтобы дискредитировать обе версии, и офицеру не предъявили никаких обвинений. Чертова полиция. Как тот чувак Бреннан говорил: слова «служить и защищать» написаны на их полицейских машинах в кавычках, словно с иронией.

На серой футболке Тиф надпись: «Жизни черных – тоже жизни». Она обменивается с людьми кивками солидарности, когда они с Майком петляют сквозь толпу на Першинг-сквер. Майк держится на полшага позади, а не рядом с ней.

Проходящая мимо них женщина – в сапогах до бедер и с самоуверенностью до небес – бросает Майку:

– О, черт. Привет.

Это еще кто?

– Что это за баба?

– Таша.

Значит, Таша. Бывшая Майка. Тиф давно хотела узнать, как она выглядит, и, оказывается, она выглядит как Рианна с огромными сиськами. Тиф, хотя и вышла замуж за Майка, всегда недоумевала, почему к нему липнут бабы. Ему не хватало десяти фунтов, чтобы быть толстым, и десяти долларов, чтобы иметь десять долларов. Но женщинам он нравился. Майку даже пришлось добиться запретительного судебного ордера против одной чокнутой дамы по имени Ксанни.

Они находят местечко, где встать. Майк пьет из стеклянной бутылки «Севен-Ап» и стоит с таким видом, словно тоскует по своей видеоигре.

Через двадцать минут Майк допивает свою бутылку.

– Пойдем?

Как будто если у него закончилась газировка, то, значит, пора идти.

– Нет. Мы можем остаться.

На дальней стороне Першинг-сквер несколько темнокожих подростков что-то подожгли. Толпа охает и ахает и тянется посмотреть, что горит. Народ проталкивается туда, направляясь к огню. Майк залезает на ближайшую скамейку, чтобы лучше видеть. Тиф смотрит направо, где дюжина белых мужчин и женщин входит в парк с Олив-стрит, держа в руках плакаты типа «Защитим нашу полицию» и «Полиция решает».

Когда они приближаются, Тиф не выдерживает:

– Вам прямо сейчас это надо? Именно здесь вы собираетесь заниматься своим дерьмом?

Здоровый белый парень с козлиной бородкой принимает приглашение к дебатам и подходит к Тиф.

– Они каждый день рискуют своей жизнью. Чтобы обеспечить нашу безопасность. Твою безопасность.

– Дело не в том, нужны ли нам муниципалитеты и прочее дерьмо. Сейчас речь идет о том, чтобы не допустить, чтобы полиция убивала молодых чернокожих парней.

– Я поддерживаю тебя. И полицию тоже поддерживаю.

– Ну и поддерживай полицию. Но прямо здесь? Сейчас? Размахивать тут этим плакатом – значит преуменьшать то, что мы пытаемся донести.

Белый здоровяк с козлиной бородкой тыкает пальцем в плечо Тиф.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

В ответ Тиф слегка толкает его ладонью.

– Не прикасайся ко мне! – предупреждает она.

Он толкает ее так же, раскрытой ладонью, но она меньше его, поэтому ей приходится сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие. Тиф поднимает взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Майк опускает на голову здоровяка стеклянную бутылку. Здоровяк валится на землю, не теряя сознания, но явно оглушенный.

Тиф испуганно поворачивается к Майку, а другие трое белых громил, двое из которых тоже имеют козлиные бородки, набрасываются на него. Через полсекунды четвертый белый парень, не громила, но с бородкой, тоже вступает в драку. Четверо против одного.

Тиф оглядывается, ища помощи, но большая часть толпы переместилась на другую сторону Першинг-сквер, где подростки разожгли костер. Пока Майка избивают, Тиф бежит двадцать ярдов до припаркованного внедорожника полиции.

– Помогите! Помогите!

Машина кажется пустой. Задняя левая дверь приоткрыта; в щель свисает ремень безопасности. Она открывает дверь; полицейских внутри нет – видимо, побежали проверять, что горит. Тиф уже собирается уйти, когда замечает винтовку в держателе на перегородке. Она думает, бежать ли ей за полицией на дальний конец площади. Но оглядывается на Майка: четверо парней могут убить его раньше. Она не успевает обдумать свой план, хватает полицейскую винтовку, которая стреляет баллончиками со слезоточивым газом, и целится в парней, навалившихся на Майка. И стреляет.

* * *

Для удобства Тифони приходится поставить ногу на стол. Она просовывает старую зубную щетку в щель между кожей и монитором, прикрепленным к ее лодыжке.

В комнату заходит Гэри. Тиф ожидала, что к этому времени, когда ему почти четыре года, его ковыляние превратится в нормальную походку, но Гэри не желает брать пример со сверстников и до сих пор по-пингвиньи переваливается с ноги на ногу.

– Чешется?

– Очень.

– А как это?

– Иди сюда. Я покажу.

Когда Гэри подходит, Тиф хватает его за ногу, опрокидывая Гэри на спину. Тиф щекочет ему лодыжку. Гэри визжит. Майк, когда не ведет с сыном нравоучительные беседы о том, каким тот станет великим человеком, любит подурачиться с ним – они борются на полу, строят форты и издают губами пукающие звуки. Тиф пытается заполнить эту пустоту.

Гэри отползает от нее подальше.

– Это не чешется. Это щекотно.

– Нет. Вот иди сюда. Я покажу, каково это на самом деле.

Гэри подходит, но держится на расстоянии вытянутой руки от Тиф. Она хватает его за лодыжку. Гэри падает на пол, и Тиф его щекочет. На мгновение она беспокоится, не убьет ли она ребенка, заставляя так сильно смеяться; впрочем, она услышала бы о таком в новостях, если бы это было возможно.

Гэри отползает на несколько футов.

– Ты сказала, что не щекотно.

– Мне не очень сильно щекотно. Я тебя обманула. Мне совсем не больно. Это как часы, только на ноге.

– Я не знаю, как чувствуются часы.

– Иди, я тебе покажу.

Гэри делает осторожный шажок. Как боязливый пингвин. Когда он попадает в объятия Тиф, звучит звонок в дверь. От неожиданности Гэри взвизгивает.

Тиф встает с пола и идет открыть дверь. На пороге – белый парень лет двадцати в хипстерском прикиде и его подруга-азиатка, которой может быть двадцать, а может и тридцать семь. Азиатки не имеют возраста, думает Тиф.

– Чем могу помочь?

Парень улыбается.

– Привет. Мы только что переехали в соседнюю квартиру.

Его нестареющая подруга тоже улыбается.

– И мы решили заглянуть к вам, поздороваться.

– А-а… – говорит Тиф. – Ну, привет.

– Вы давно здесь живете? – спрашивает парень.

– Десять лет.

– Ух ты. Кажется, неплохой район. Мы жили в Калвер-Сити. Но там становится шумно. Что ни день, строят новый ресторан. Все пытаются сделать район пошикарнее, понимаете?

Тиф смотрит на него молча. Нужны ли Лос-Анджелесу две футбольные команды? Город как будто не может обрести какую-либо умеренность или последовательность. Он имел две команды, потерял две команды, теперь он снова хочет две команды. А для этого нужно построить гигантский стадион за миллиард долларов в ее районе. Может, «преображение Инглвуда» – как это любят называть белые – было неизбежно, однако новый стадион ускорил процесс. Раньше появление здесь белой девицы означало: «кокаин», а теперь белая девица может означать, что фифа только что проехала на красный свет в своем «Вольво». А когда появились йогини со своими ковриками и крошечными собачками, вообще пиши пропало. Инглвуд наводняют яппи[38]38
  Я п п и – прозвище молодых высокооплачиваемых и амбициозных работников крупных успешных компаний.


[Закрыть] под сорок, белые дети восьмидесятых, поклонники всего органического, сверхпривилегированные пожилые миллениалы, которые выросли, заботясь только о себе любимых. Ремонтируют и перестраивают дома, которые не нуждаются в ремонте. Они уже забрали себе наш сленг – почему бы не взять и город? Теперь Тиф не может дойти до прачечной, не услышав обсуждений, где продают лучший смузи, или пения Билли Айлиш. Но проблема не только в разговорах о комбуче[39]39
  К о м б у ч а – ошибочно позаимствованное из японского западное название напитка, приготовленного при помощи чайного гриба.


[Закрыть], акциях технологических компаний и сериале «Прослушка». Переезд сюда этих любителей холодной заварки и кудрявой капусты приводит к увеличению арендной платы и закрытию семейных магазинчиков.

В Морнингсайд-парке проводятся митинги за сохранение бизнеса и культуры чернокожих, но Тиф знает, что этого недостаточно. Белые победят. В рулетке жизни с красным и черным всегда делай ставку на белое.

– А здесь вроде неплохой район. Спокойный, хотя и живут люди самых разных культур.

Парень не понимает, о чем говорит. И с кем говорит.

Его азиатская подруга таращится на монитор домашнего ареста. В ее глазах промелькнуло понимание. Теперь она пытается смотреть на что угодно, только не на ноги Тиф.

Тиф испытывает искушение пояснить ей, что она под домашним арестом за то, что стреляла баллончиками со слезоточивым газом из полицейского оружия по четырем белым чувакам – плюс по своему мужу – с двенадцати футов.