Текст книги "Пробуждение разума"

Часть II
Три беседы в Нью-Йорке

Необходимость перемены. Процесс во времени или мгновенный? Сознательное и бессознательное; сны. Аналитический процесс. Видеть содержание сознания без разделения на наблюдающего и наблюдаемое. Шум и сопротивление. «Когда полностью прекращено разделение между наблюдающим и наблюдаемым, тогда „то, что есть“ – уже не то, что есть».

Вопросы: наблюдающий и наблюдаемое; фрагментация; сопротивление.

Джидду Кришнамурти (К.): Мы собираемся вместе рассмотреть вопрос о том, что скрыто в сознании, в более глубоких слоях ума, которые обычно называют бессознательным. Мы озабочены осуществлением радикальной революции в самих себе, а также в обществе. Научная революция, которая пропагандируется сейчас во всём мире, не приводит к фундаментальным изменениям в человеке.

В порочном обществе, таком как в Европе, Индии и других местах, нужны фундаментальные перемены в самой структуре общества. А если человек останется порочным в самом себе, в своей деятельности, то это перевесит, какой бы ни была эта структура, насколько бы совершенной она ни была; поэтому настоятельно, абсолютно необходимо, чтобы изменился он сам.

Должна ли эта перемена происходить посредством временных изменений, посредством постепенного достижения, постепенной перемены? Или такое изменение происходит только мгновенно? Это мы и будем рассматривать вместе.

Человек видит, что нужна перемена в самом себе: чем более он чувствительный, чем более живой и разумный, тем больше он осознаёт, что нужна глубокая, всеобщая, живая перемена. Содержание сознания и есть сознание, они нераздельны. Что укоренилось в сознании, то и составляет сознание. И зависит ли перемена в сознании – как в видимом, так и в скрытом – от анализа, времени, давления окружающего? Или эта перемена должна происходить независимо от какого-либо давления, какого-либо принуждения?

Знаете, этот вопрос оказывается достаточно трудным для рассмотрения, потому что он довольно сложен, и я надеюсь, что мы сможем вместе принять участие в том, что будет говориться. Если человек не углубляется в этот предмет очень серьёзно, с настоящей заботой, с глубоким интересом, со страстью, то, боюсь, он не сможет пройти очень далеко – не в смысле времени или пространства, а очень глубоко внутрь себя. Нужна немалая доля страсти, огромная энергия, а большинство из нас растрачивают свою энергию в конфликтах. А когда мы рассматриваем всю эту проблему существования, нам нужна энергия. Энергия приходит с возможностью перемены; если нет возможности перемены, энергия растрачивается.

Мы считаем, что у нас нет возможности перемены. Мы принимаем вещи как они есть, и отсюда проистекают упадок духа, депрессия, неуверенность и запутанность. Радикальное изменение действительно возможно, и именно это мы намерены рассмотреть. Если вы готовы, не следуйте в точности тому, что говорит ведущий беседу, а используйте его слова как зеркало, чтобы наблюдать себя и исследовать со страстью, с интересом, с жизненной силой и огромной энергией. Тогда мы, вероятно, придём к точке, где будет очевидно, что без какого-либо усилия, без какого-либо мотива происходит радикальная перемена.

Существует не только наше поверхностное знание самих себя, есть также глубинное скрытое содержание нашего сознания. Как человеку изучить его, как выявить всё содержание сознания? Следует ли это делать понемногу, медленно, постепенно? Или оно должно быть выявлено полностью и понято мгновенно, чтобы таким образом прекратился всякий аналитический процесс?

Сейчас мы собираемся заняться этим процессом анализа[2]2
  Здесь и далее речь идёт в основном о психоанализе. – Прим. пер.


[Закрыть]. Для ведущего беседу анализ означает отрицание действия – действие всегда совершается в настоящем, которое разворачивается прямо сейчас. Действие означает не «сделано» или «будет сделано», а «делается». Анализ мешает такому действию в настоящем, потому что в анализ вовлечено время, постепенное снимание, так сказать, слоя за слоем и изучение каждого слоя, анализ содержания каждого слоя. И если этот анализ не является совершенным, полным и истинным, тогда такой анализ, будучи неполным, должен оставлять после себя знание, которое тоже не полно. И следующий анализ исходит из того, что неполно.

Посмотрите, я изучаю себя, анализирую себя, и если мой анализ не полон, тогда то, что я проанализировал, становится тем знанием, с которым я перехожу к анализу следующего слоя. Таким образом, в этом процессе каждый анализ становится неполным и ведёт к дальнейшему конфликту и тем самым к бездействию. В анализе есть аналитик и анализируемое, будь то аналитик-профессионал или вы сами, дилетант; присутствует эта двойственность – аналитик, анализирующий что-то, что он считает отличным от себя самого. Но этот аналитик – кто он? Он есть прошлое, он – накопленное знание обо всех вещах, которые он проанализировал. И с этим знанием – которое есть прошлое – он анализирует настоящее.

Таким образом, в этом процессе есть конфликт, есть стремление соответствовать или принуждать то, что анализируется. И есть ещё весь этот процесс сновидений. Я не знаю, занимались ли вы всем этим сами; или, может быть, вы читали книги других людей, что в высшей степени прискорбно, потому что тогда вы просто повторяете то, что сказали другие люди, пусть даже знаменитые. Но если вы не читаете всех этих книг – как не читает их и ведущий беседу, – тогда вам приходится исследовать самим, и это становится гораздо более привлекательным, гораздо более оригинальным, гораздо более непосредственным и истинным.

В процессе анализа присутствует этот мир снов. Мы принимаем сны как необходимое, потому что профессионалы говорят: «Вы должны видеть сны, иначе вы сойдёте с ума», и в этом есть своя правда. Мы углубляемся во всё это потому, что пытаемся выяснить, можно ли изменить это радикально, когда в мире так много запутанности, так много несчастья, столько ненависти и жестокости; здесь нет сострадания. Человек, если он хоть сколько-то серьёзен, должен исследовать всё это. Мы исследуем не просто ради интеллектуального развлечения, а действительно пытаемся выяснить, возможна ли перемена. И когда мы видим возможность перемены, то, какими бы мы ни были, пусть мелкими, пусть поверхностными, склонными к повторению и подражанию, – если мы видим, что есть возможность радикальной перемены, тогда у нас есть и энергия, чтобы осуществить её. Если же мы говорим, что она невозможна, тогда эта энергия рассеивается.

Итак, мы углубляемся в этот вопрос: действительно ли анализ производит радикальную перемену или же он – просто интеллектуальное развлечение, уклонение от действия? Как мы говорили, анализ подразумевает вхождение в мир снов. Что такое сны, как они возникают? Не знаю, занимались ли вы этим; если да, то вы должны видеть, что сны – это продолжение нашей дневной жизни. Всё, что вы делаете в течение дня, – вредные и порочные действия, ненависть, преходящие удовольствия, амбиции, вина и так далее – всё это продолжается в мире снов, только в символах, картинах и образах. Эти картины и образы приходится интерпретировать, и вся суета и нереальность всего этого выходят наружу.

Человек никогда не спрашивает, почему он вообще должен видеть сны. Он принял сны как нечто основополагающее, как часть жизни. Теперь мы спрашиваем себя (если вы со мной), почему мы видим сны. Можно ли, ложась спать, иметь ум, который совершенно спокоен? Потому что только в этом спокойном состоянии он обновляется, опустошает себя от всего своего содержания, чтобы сделаться свежим, молодым, решительным, не запутанным.

Если сны – продолжение нашей повседневной жизни, нашей дневной суеты, тревоги, жажды безопасности, влечений, тогда сны в своей символической форме неизбежно должны иметь место. Это ясно, не так ли? Поэтому возникает вопрос: «Почему человек вообще должен видеть сны?» Могут ли мозговые клетки пребывать в покое, не нести дальше все заботы дня?

Следует выяснить это экспериментально, не принимая того, что говорит ведущий беседу, – и ради бога, никогда этого не делайте, потому что мы работаем вместе, вместе исследуем. Вы можете это проверить, будучи полностью сознательными в течение дня, наблюдая свои мысли, свои молитвы, свою речь, свою манеру ходить и говорить. Когда вы настолько сознательны, появляются сигналы из бессознательного, из более глубоких слоёв, потому что тогда вы выявляете, призываете скрытые мотивы, тревоги, содержание бессознательного выйти на поверхность. Поэтому, когда вы пойдёте спать, вы увидите, что ваш ум – включая мозг – необыкновенно спокоен. Он действительно отдыхает, потому что вы закончили то, что делали в течение дня.

Если вы, ложась в постель, обдумываете произошедшее за день, – а разве вы этого не делаете? – и говорите: «Я должен был сделать то; я не должен был делать этого; так было бы лучше; хотелось бы, чтобы я этого не сказал», когда вы оцениваете всё то, что случилось за день, вы пытаетесь внести какой-то порядок, прежде чем заснуть. И если вы не устанавливаете порядок прежде, чем вы заснёте, то мозг пытается сделать это, когда вы спите. Потому что мозг функционирует идеально только если он пребывает в порядке, не в беспорядке. Наиболее эффективно он функционирует, когда присутствует совершенный порядок, будь это порядок невротический или рациональный; потому что в неврозе, в дисбалансе есть свой порядок, и мозг этот порядок принимает.

Таким образом, если вы обдумываете всё, что случилось за день, до того как вы пойдёте спать, тогда вы пытаетесь внести порядок, и потому мозгу не нужно устанавливать порядок, пока вы спите: вы сделали это в течение дня. Вы можете вносить этот порядок каждую минуту в течение дня, если осознаёте всё, что происходит на внешнем и на внутреннем уровне. На внешнем – в смысле осознания беспорядка вокруг вас, жестокости, безразличия, чёрствости, грязи, убожества, склок, политиков и их надувательства – всего, что происходит. И ваши отношения с мужем, женой, с вашей девушкой или парнем тоже осознавайте в течение дня; не корректируйте их, просто осознавайте. В момент, когда вы пытаетесь их корректировать, вы вносите беспорядок. Но если вы просто наблюдаете то, что есть, тогда то, что есть, – и будет порядок.

Только когда вы пытаетесь изменить «то, что есть», возникает беспорядок, потому что изменить вы хотите соответственно тому знанию, которое накопили. Это знание есть прошлое, и вы пытаетесь изменить «то, что есть» – а это не прошлое – соответственно тому, чему научились. Отсюда противоречие, отсюда искажение, отсюда беспорядок.

Таким образом, если в течение дня вы осознаёте то, как вы мыслите, ваши мотивы, лицемерие, пустословие – делаете одно, говорите другое, думаете третье, – ту маску, которую вы носите на себе, разнообразие обмана, который человек всегда готов пустить в ход, если вы осознаёте всё это в течение дня, вам вообще незачем что-либо обдумывать, когда вы отправляетесь спать: вы вносите порядок каждую минуту. Поэтому, когда вы идёте спать, вы обнаружите, что клетки вашего мозга, которые записали и удерживают то, что произошло, стали абсолютно спокойными, и тогда ваш сон становится чем-то совершенно иным. Когда мы употребляем слово «ум», мы включаем сюда и мозг, всю нервную систему, влечения, всю человеческую структуру; мы имеем в виду всё это, а не что-то отдельное. Сюда включены интеллект, сердце, вся нервная система. И в таком случае, когда вы идёте спать, процесс полностью заканчивается, а проснувшись, вы видите вещи точно такими, как они есть, а не свою интерпретацию или желание изменить их.

Поэтому анализ, с точки зрения ведущего беседу, мешает действию. А действие абсолютно необходимо для того, чтобы осуществить эту радикальную перемену. Следовательно, анализ – не тот путь. Не принимайте, пожалуйста, сказанного, а наблюдайте сами, учитесь, но не у меня, а наблюдая всё, связанное с анализом: время, аналитик и анализируемое – аналитик, анализирующий, и есть анализируемое, – и каждый анализ должен быть полным, иначе он искажает последующий анализ. Всё это – чтобы увидеть, что весь процесс анализа, будь то интроспективный или интеллектуальный анализ, совершенно ошибочен! Это не выход – может быть, он необходим для тех, кто в какой-то степени неуравновешен; и, возможно, мы в большинстве своём не уравновешены.

Мы должны найти способ наблюдать всё содержание сознания без аналитика. Заниматься всем этим очень интересно, потому что тогда вы отвергаете всё, сказанное человеком, вы остаётесь один. Если вы выясните это сами, это будет аутентичным, подлинным, истинным, не зависящим ни от какого профессора, психолога, психоаналитика и так далее.

Итак, нужно найти способ наблюдать без анализа. Я собираюсь этим заняться – надеюсь, вы не возражаете, что я всё это делаю, не так ли? Это не групповая терапия! (Смех.) Это не публичная исповедь – ведущий беседу не подвергает вас анализу и не заставляет вас измениться и стать замечательными человеческими существами! Вы должны сделать это сами, а поскольку большинство из нас – вторичные или третичные человеческие существа, будет очень трудно полностью отбросить всё, что было навязано нашему уму профессионалами, будь то профессионалы религиозные или научные. Мы должны разобраться сами.

Если анализ – не тот путь, – а это так, насколько это касается ведущего беседу, как он уже объяснил, – то каким же образом человеку нужно исследовать или наблюдать всё содержание сознания? Что такое содержание сознания? Пожалуйста, не повторяйте сказанное кем-то другим. Что представляет собой всё ваше содержание? Вы когда-нибудь присматривались к нему, интересовались им? Если да, то разве не представляет оно собой разнообразные запечатлённые случаи, события приятные или неприятные, разные верования, традиции, различные индивидуальные воспоминания, расовую и семейную память, культуру, в которой человек был воспитан, – всё это и есть содержание, не так ли? А то, что случается каждый день, разные страдания, несчастья, обиды – всё это запечатлевается, запоминается. И это содержание и есть ваше сознание – вы как католик или протестант, живущий в этом западном мире с его стремлением обрести всё больше, больше и больше, в этом мире больших удовольствий, развлечений, богатства, непрестанного шума телевизоров, жестокости – всё это и есть вы, ваше содержание.

Как это всё выявить? И следует ли, выявляя это, рассматривать каждый случай, каждое событие, каждую традицию, каждую обиду, каждое страдание одно за другим? Или следует на всё это взглянуть в целом? Если рассматривать понемногу, одно за другим, то вы входите в мир анализа – и этому не будет конца, вы умрёте, анализируя – и отдавая немало денег тем, кто анализирует, если вам так нравится.

Теперь мы собираемся выяснить, как смотреть на все эти разнообразные фрагменты, составляющие содержание сознания, в целом – не аналитически. Мы собираемся выяснить, как наблюдать вообще безо всякого анализа. Иначе говоря, мы смотрели на всё – на дерево, на облако, на жену и мужа, на девушку и юношу – как наблюдатель на наблюдаемое. Пожалуйста, уделите этому немного внимания. Вы наблюдали свой гнев, свою жадность или свою ревность – что бы то ни было – как наблюдатель, смотрящий на жадность. Этот наблюдающий и есть жадность, но вы отделили наблюдателя, потому что ваш ум обусловлен к аналитическому процессу. Поэтому вы всегда смотрите на дерево, на облако, на всё в жизни как наблюдатель и наблюдаемое. Вы это заметили? Вы смотрите на свою жену через посредство её образа, который есть у вас; этот образ и есть наблюдающий, он – прошлое, этот образ был сформирован с течением времени. И этот наблюдатель и есть время, прошлое, накопленное знание о различных происшествиях, случаях, событиях, переживаниях и тому подобном. Этот наблюдающий – прошлое, и он смотрит на наблюдаемую вещь так, как если бы он был не ею, а отделён от неё.

А можете ли вы посмотреть без наблюдающего? Можете ли вы смотреть на дерево без прошлого в качестве наблюдателя? Когда есть наблюдающий, есть пространство между наблюдателем и наблюдаемым – деревом. Это пространство – время, потому что здесь есть некая дистанция. Это время является качеством наблюдающего, который представляет собой прошлое, представляет собой накопленное знание, который говорит: «Это дерево» или: «Это изображение моей жены».

Можете вы смотреть не только на дерево, но и на свою жену или мужа без образа? Это, знаете ли, требует огромной дисциплины. Я вам кое-что покажу: дисциплина обычно подразумевает приспособление, конформизм, муштру, подражание, конфликт между тем, что есть, и тем, что должно быть. Таким образом, в дисциплине присутствует конфликт: подавление, преодоление, применение воли и тому подобное – всё это подразумевается в слове «дисциплина». Но это слово означает «учиться» – не соответствовать, не подавлять, а учиться. И качество ума, который учится, имеет свой порядок, который и есть дисциплина. Мы сейчас учимся наблюдать – без наблюдающего, без прошлого, без образа. Когда вы наблюдаете таким образом, тогда подлинное «то, что есть» – это живая вещь, не вещь, на которую смотрят как на мёртвую, распознаваемую прошлым знанием, тем, что было в прошлом.

Давайте, господа, упростим это ещё больше. Вы говорите мне что-то, что обижает меня, и боль этой обиды запоминается. Память о ней сохраняется, и когда приходит новая боль, она тоже запоминается, запечатлевается. Таким образом, обида с самого детства усиливается. Тогда как если я наблюдаю полностью, то, когда вы говорите мне что-то болезненное для меня, это не запечатлевается в качестве обиды. В момент, когда вы запечатлеваете это как обиду, «запись» сохраняется, и всю оставшуюся жизнь вы будете уязвлены, потому что постоянно добавляете что-то ещё к этой обиде. Наблюдать же боль полностью, не запечатлевая её, – значит отдавать всю полноту вашего внимания моменту боли. Делаете ли вы всё это?

Посмотрите: когда вы выходите из дому, когда вы идёте по этим улицам, там присутствует всевозможный шум – всевозможные крики, грубость, жестокость, и этот шум вливается в вас. Это очень разрушительно – и чем более вы чувствительны, тем более разрушительным это становится, это вредит вашему организму. Вы сопротивляетесь этому и тем самым возводите стену. А когда вы возводите стену, вы изолируете себя. Поэтому вы усиливаете изоляцию, чем будете вредить себе всё больше и больше. Тогда как если вы наблюдаете этот шум, внимательны к нему, то вы увидите, что вашему организму не будет никакого вреда.

Если вы поймёте этот единственный радикальный принцип, вы поймёте нечто огромное: там, где есть наблюдатель, отделяющий себя от того, что он наблюдает, неизбежно будет конфликт. Делайте что угодно – пока есть разделение между наблюдателем и наблюдаемым, неизбежно будет конфликт. Пока есть разделение между мусульманином и индусом, между католиком и протестантом, между чёрным и белым, неизбежно будет конфликт; хотя вы можете проявлять терпимость друг к другу, что является интеллектуальным прикрытием нетерпимости.

Пока есть разделение между вами и вашей женой, неизбежно будет конфликт. Это разделение фундаментальное, основополагающее – оно существует, пока есть наблюдатель, отделённый от наблюдаемого. Пока я говорю: «Гнев отделён от меня, я должен контролировать его, я должен меняться, я должен контролировать свои мысли», в этом есть разделение, а потому присутствует и конфликт. Конфликт подразумевает подавление, конформизм, подражание – всё это задействовано в нём. Если вы действительно видите красоту этого – что наблюдающий есть наблюдаемое, что они нераздельны, – тогда вы можете наблюдать всю полноту сознания без анализа. Тогда вы видите всё его содержание мгновенно.

Наблюдающий – это тот, кто мыслит, – мыслящий. Мы придали такую огромную важность мыслящему, не так ли? Мы живём посредством мышления, мы действуем посредством мышления, мы планируем нашу жизнь посредством мышления, наше действие мотивировано мышлением. Мышление превозносят во всём мире как невероятно важную вещь, являющуюся частью интеллекта.

И мышление отделило себя в качестве мыслящего. Мыслящий говорит: «Эти мысли не хороши», «Эти – лучше», «Этот идеал лучше, чем тот», «Эта вера лучше той». Всё это продукт мышления – мышления, которое выделило себя как отдельный фрагмент в качестве мыслящего, в качестве переживающего. Мышление выделило себя в качестве низшей и высшей сущности – в Индии это называется Атманом, высшим. Здесь вы зовёте это душой или как-то ещё. Но это всё равно мышление в действии. Это ясно, не так ли? Я хочу сказать, что это логично, не иррационально.

Теперь же я покажу вам иррациональность мышления. Все наши книги, вся наша литература – всё есть мышление. И наши отношения основываются на мышлении – подумайте только! Моя жена есть образ, который я создал посредством мышления. Это мышление было определено придирками и ссорами, всем тем, что происходит между мужем и женой, – удовольствием, сексом, беспокойствами, исключениями, всеми разделяющими инстинктами, что существуют. Наше мышление есть результат наших отношений. Итак, что такое мышление? Вам задали этот вопрос: «Что такое мышление?» Пожалуйста, не повторяйте за кем-то другим, выясняйте сами. Без сомнения, мышление – это отклик памяти, не так ли? Памяти как знания, памяти как опыта, который был накоплен, запасён в клетках мозга. Таким образом, мозговые клетки сами по себе являются ячейками памяти. Но если бы вы вообще не думали, вы были бы в состоянии амнезии, вы были бы не способны добраться до своего дома.

Мышление – это отклик памяти, накопленной в виде знания, в виде опыта, будь то ваш опыт, унаследованный или общественный и так далее. Следовательно, мышление есть отклик прошлого, которое может проецировать себя в будущее, проходя через настоящее, модифицируя его в форму будущего. Но это всё равно прошлое. Поэтому мышление никогда не свободно, – как это возможно? Оно может воображать, что свободно, оно может идеализировать свободу, может создать утопию свободы. Но само мышление, мышление само в себе – от прошлого, и потому оно не свободно, оно всегда старо. Пожалуйста, это не вопрос вашего согласия с говорящим, это – факт. Мышление организует нашу жизнь, базируясь на прошлом. Это мышление, базирующееся на прошлом, прогнозирует, что должно быть завтра, и отсюда проистекает конфликт.

Из этого возникает вопрос того, что большинству из нас мышление доставило огромное удовольствие. Удовольствие – один из руководящих принципов нашей жизни. Мы не говорим, что это правильно или неправильно, мы лишь исследуем это. Удовольствие – та самая вещь, которую мы хотим больше всего. Здесь, в этом мире, и в духовном мире, на небесах – если у вас есть небеса, – мы хотим удовольствия в любой форме: религиозные мероприятия, посещение мессы, весь этот цирк, который происходит во имя религии. И удовольствие от всякого события, будь то закат солнца, сексуальное или любое чувственное удовольствие, запоминается и обдумывается. Поэтому мышление как удовольствие играет огромную роль в нашей жизни. Вчера случилось что-то, что было в высшей степени приятным, в высшей степени счастливым событием, и оно запечатлевается в памяти; мышление возвращается к нему, пережёвывает его, продолжает думать о нём и хочет, чтобы оно повторилось завтра, – будь оно сексуальным или каким-то ещё. Так мысль придаёт жизненную силу событию, которое завершилось.

Сам процесс запоминания означает знание, которое есть прошлое, и мышление есть прошлое. Поэтому мышление как удовольствие продлевается. Если вы заметили, удовольствие всегда в прошлом; даже воображаемое удовольствие завтрашнего дня – это всё равно воспоминание, спроецированное в будущее из прошлого.

Вы можете также наблюдать: где удовольствие и погоня за удовольствием – там также питательная почва для страха. Разве вы не замечали? Боязнь того, что я сделал вчера, боязнь физической боли, которую я испытал неделю назад; мысли об этом поддерживают страх. Завершившись, эта боль не кончается. Она завершилась, но я несу её с собой, думая о ней.

Таким образом, мышление поддерживает и питает удовольствие, также как и страх. Мышление ответственно за это. Есть страх настоящего, будущего, страх смерти, страх неизвестного, страх не достигнуть, боязнь не быть любимым и жажда быть любимым – существует так много страхов, и все они созданы механизмами мышления. Поэтому мышление характеризуется и рациональностью, и иррациональностью.

Мышление необходимо упражнять в деле. Технически – в офисе, когда вы готовите еду, когда вы моете посуду – знание должно функционировать идеально. Здесь есть рациональность, логика мышления в действии, в деле. Но мышление становится полностью иррациональным, когда оно поддерживает удовольствие или страх. И всё же мышление говорит: «Я не могу отказаться от моего удовольствия»; и всё же мышление, если оно хоть сколько-то восприимчиво или сознательно знает, что вместе с удовольствием приходит страдание.

Так что осознавайте весь механизм мышления, сложное, тонкое движение мысли! Это на самом деле вовсе не трудно, если уж вы говорите: «Я должен найти образ жизни совершенно иной, образ жизни, в котором нет конфликта». Если это ваша подлинная, ваша настойчивая, страстная потребность – как ваша потребность в удовольствии, – жить жизнью, в которой ни внутренне, не внешне нет никакого конфликта, тогда вы увидите и возможность этого. Потому что, как мы выяснили, конфликт существует только тогда, когда есть разделение на «я» и «не-я». И тогда, если вы видите это – не на уровне слов или на уровне интеллекта, потому что это не видение, – а когда действительно осознаёте, что нет разделения между наблюдающим и наблюдаемым, между мыслящим и мышлением, тогда вы видите, тогда вы действительно наблюдаете «то, что есть». А когда вы действительно видите «то, что есть», вы уже вышли за пределы этого. Вы не остаётесь с «тем, что есть»; вы остаётесь с «тем, что есть», только когда наблюдатель отделён от «того, что есть». Вы это понимаете? Иначе говоря, при полном прекращении разделения между наблюдающим и наблюдаемым «то, что есть» – уже не то, что есть. Ум вышел за пределы этого.

Участник беседы (У.): Как можно изменить это отождествление наблюдающего с наблюдаемым? Я не могу просто согласиться с вами и сказать: «Да, это верно», я должен что-то сделать с этим.

К.: Совершенно верно. Сэр, здесь вовсе нет никакого отождествления. Когда вы отождествляете себя с наблюдаемым, это всё ещё мысленная модель, не так ли?

У.: Точно, но как мне из этого выбраться?

К.: Вы и не выбираетесь из этого. Я это вам покажу, сэр. Вы видите истину того, что наблюдающий есть наблюдаемое, – факт этого, логику этого? Вы это видите? Или нет?

У.: Это всё ещё только возникающее толкование; истина не существует.

К.: Этот факт не существует?

У.: Нет, появляется изъявление согласия.

К.: Но вы видите этот факт, не так ли? Не надо соглашаться или не соглашаться – это очень серьёзно; мне хотелось бы поговорить о медитации, но не сейчас, потому что она здесь подразумевается. Сэр, увидьте важность этого. Истина в том, что «я есть гнев» – а не «я отделён от гнева». Это истина, это факт, не так ли? Я есть гнев; нет «я», отдельного от гнева. Когда я ревную, я есть ревность, нет «я», отличного от ревности. Я отделяю себя от ревности, потому что хочу что-то с ней сделать: поддерживать её, или избавиться от неё, или рационализировать её – всё равно что. Но факт в том, что «я» испытывает ревность, не так ли?

Тогда как мне действовать, когда я ревную, когда «я» является ревностью? Раньше я считал, что «я» могу действовать, когда я отделяю себя от ревности, я думал, что могу что-то сделать с ней: подавить её, рационализировать или сбежать от неё – всё что угодно… Я думал, что я что-то делаю. Теперь же я чувствую, что я ничего не делаю. То есть когда я говорю: «Я есть ревность», я чувствую, что не могу двигаться. Разве это не так, сэр?

Посмотрите на два варианта деятельности. Вот действие, имеющее место, когда вы отличны от ревности, и которое представляет собой нескончаемую ревность. Вы можете бежать от неё, подавлять её, можете выходить за её пределы, можете от неё прятаться, но она будет возвращаться, она всегда будет здесь, потому что существует это разделение между вами и ревностью. Далее, есть действие совершенно другого рода, когда нет разделения, потому что в нём наблюдатель есть наблюдаемое, он ничего не может с ней сделать. Прежде он был способен что-то сделать, теперь же он чувствует, что он бессилен, он разочарован, он ничего не может сделать. Если наблюдающий и есть наблюдаемое, тогда он не скажет: «Я могу или не могу что-то сделать с этим», – он то, что он есть. Он – ревность. И теперь, когда он есть ревность, что происходит? Давайте, сэр!

У.: Он понимает…

К.: Посмотрите на это, не спешите. Когда я думаю, что отличен от своей ревности, я считаю, что могу с ней что-нибудь сделать, и когда я это делаю, возникает конфликт. С другой стороны, когда я осознаю истину того, что я и есть ревность, что «я», наблюдатель, и есть наблюдаемое, что тогда получается?

У.: Тогда нет конфликта.

К.: Элемент конфликта исчезает. Там конфликт существует, здесь конфликта нет. Таким образом, конфликт и есть ревность. Вы поняли? Это было завершённое действие, действие, в котором вообще не было усилия, потому оно завершённое, тотальное, оно уже никогда не вернётся.

У.: Вы сказали, что анализ – гибельное орудие для мышления или сознания. Я совершенно согласен с вами, и вы собирались сказать, что могли бы дискутировать в пользу того, что в мозге, в мышлении или в сознании есть фрагменты, которые станут антианализом. Я был бы благодарен, сэр, если бы вы продолжили развивать эту часть дискуссии.

К.: О чём, сэр?

У.: Вы упомянули, что эти фрагменты не будут создавать какой-либо конфликт или борьбу, они будут антианалитичны.

К.: Я только что объяснил, сэр, что фрагментация неизбежно будет, когда существуют наблюдающий и наблюдаемое как две разные вещи. Сэр, посмотрите, это – не дискуссия, здесь нечего развивать. Я рассмотрел это достаточно досконально; мы можем, конечно, потратить и гораздо больше времени, потому что чем больше в это углубляешься, тем больше видишь. Мы разбили нашу жизнь на множество фрагментов, не так ли? Учёный, бизнесмен, артист, домохозяйка и так далее. Что является основой, корнем этой фрагментации? Корнем этой фрагментации является наблюдающий, отделённый от наблюдаемого. Он фрагментирует жизнь: я индус, а вы католик, я коммунист, а вы буржуа. Поэтому существует данное разделение, продолжающееся всё время. И я спрашиваю: «Почему существует это разделение, каковы его причины?» – не только во внешней экономической, социальной структуре, но и гораздо глубже. Это разделение производится посредством «я» и «не-я» – тем самым «я», которое хочет быть высшим, знаменитым, великим, тогда как «вы» – нечто иное.