Текст книги "Начало Познания"

Глава 7.

Море остаётся за спиной, и вы идёте вглубь суши. Это море, с его огромными волнами, всегда казалось очень грубым. Оно не голубое, а скорее тёмно-коричневое, с множеством сильных течений. Оно выглядело как опасное море. Во время сезона дождей в него впадала река, но после муссона море намыло так много песка, что маленькая речка оказалась перекрыта. Итак, вы удаляетесь от моря и по дороге встречаете множество деревень, воловьих упряжек и три наиболее священных храма; а через некоторое время, перевалив через многочисленные холмы, вы вступаете в долину и вновь ощущаете её особенное очарование.

Поиск истины – это довольно фальшивое предприятие; как будто, занимаясь её поиском, расспрашивая о ней других, читая о ней в книгах, пробуя ту или иную систему, вы сможете её найти. Найти, как если бы она была чем-то неподвижным, застывшим, и всё, что бы вам требовалось, – это узнать её, схватить её и сказать, что вы её нашли.

На самом деле она недалеко: к ней нет никакой дороги. Это вовсе не что-то такое, что можно поймать, подержать в руках, хранить как сокровище и на словах передать кому-то другому. Поиск предполагает наличие ищущего, и в этом есть разделение, вечное дробление, которое человек создал вокруг себя и во всей своей деятельности. Скорее должен быть не конец поиска, а начало изучения. Изучать гораздо важнее, чем найти. Чтобы найти, надо потерять. Утрата и узнавание входят в модель поиска. Нельзя пережить истину. Она не принесёт вам удовлетворения от достижения. Она вообще никому ничего не даёт. Её нельзя понять, если «я» в вас по-прежнему активно.

Никто не сможет вам этому научить, поэтому вам нет необходимости за этим следовать. Все, что можно сделать, это через тщательное наблюдение понять сложное движение мысли: как мысль разделяет саму себя, как она создаёт противоположные мысли и как это порождает противоречие и конфликт.

Мысль настолько неугомонна, что она посвящает себя всему, что ей кажется существенным, неизменным, полностью удовлетворяющим, и тогда истина превращается в её конечную цель, связанную с удовлетворением. Невозможно пригласить истину, она не имеет конца или начала; но в этот момент отчётливым становится визуальное наблюдение и появляется ощущение понимания. Понимание приходит только тогда, когда жизнь человека полностью свободна от всякой обусловленности. Эта обусловленность и есть предубеждение. Поэтому не переживайте из-за истины, а лучше освободите свой ум из его собственной тюрьмы. Свобода невозможна в тюрьме.

Свобода есть красота пустоты.

На той же самой веранде, наполненной запахом жасмина и красных цветов с высокого дерева, сидели несколько юношей и девушек. Их лица сияли, и они казались необычайно весёлыми. Один из них спросил: «Сэр, вам когда-нибудь бывает больно?»

Вы имеете в виду физически?

«Не совсем так, сэр. Я не знаю, как объяснить это словами, но ты чувствуешь внутри себя, что люди могут повредить тебе, ранить тебя, сделать тебя несчастным. Кто-то что-то говорит, и тебе становится плохо. Вот что я имею в виду под словом „боль“. Мы больно задеваем друг друга подобным образом. Некоторые делают это умышленно, другие даже не осознавая. Почему нам больно? Ведь это так неприятно».

Физическая боль – это одно, а вот иная боль гораздо сложнее. Если вам больно физически, вы знаете, что делать. Вы пойдёте к врачу, и он как-нибудь вам поможет. Но если останется воспоминание о боли, то вы станете нервничать, тревожиться и возникнет определённая форма страха. Ведь остаётся память о прошлой боли, повторения которой вы не хотите. Это вполне понятно, и такая ситуация либо может действительно привести к неврозу, либо здравый подход успешно помогает её преодолеть. Но другой вид внутренней боли требует весьма тщательного рассмотрения. О ней ещё очень много нужно узнать.

Прежде всего, почему нам вообще бывает больно? Очевидно, что с детства стремление к безопасности становится очень важным фактором нашей жизни: лишь бы нам никто не причинил боли, лишь бы нас никто не ранил ни словом, ни жестом, ни взглядом, ни каким-то переживанием. Почему нам бывает больно? Потому что мы такие чувствительные или из-за того, что мы создали образ самих себя, который нужно защищать, который, по нашему мнению, очень важен для самого нашего существования и без которого мы чувствуем себя потерянно, неловко. Вот они, эти два элемента: образ и чувствительность. Вы понимаете, что имеется в виду под чувствительностью, как физической, так и внутренней? Если вы чувствительны и робки, вы уходите в себя и выстраиваете вокруг себя стену, чтобы вам никто не причинил боли. Вы ведь так поступаете, не правда ли? А если ум человека больно задевают словом или критикой и это его как-то ранит, он продолжает укреплять свой оборонительный рубеж. Вам больше не хочется испытывать боль. У вас может существовать образ, идея о себе, что вы значительны, умны, что ваша семья лучше других семей, что вы играете в эту игру лучше, чем кто-либо другой и так далее. У вас ведь сложился такой образ себя, не так ли? И когда значение этого образа ставится под сомнение или он теряет устойчивость, разрушается, вам становится очень больно. Появляется жалость к самому себе, волнение, страх. И в следующий раз вы выстраиваете новый образ, более сильный, устойчивый, агрессивный и так далее. Вы следите, чтобы вас никто не беспокоил, и вновь начинается строительство стены против вторжения. Таким образом, факт заключается в том, что чувствительный человек и склонный к созданию образов строят оборонительные укрепления. Вы знаете, что происходит, когда вы выстраиваете вокруг себя стену? Это всё равно, что построить очень высокий забор вокруг своего дома. Вы не видите своих соседей, у вас недостаточно солнечного света, вы живёте со всеми членами своей семьи на очень ограниченном пространстве. И так как у вас мало места, вы начинаете действовать друг другу на нервы, ссориться, ожесточаться, у вас появляется желание выбраться оттуда или взбунтоваться. А если у вас достаточно денег и энергии, вы строите для себя другой дом, окружаете его новой стеной и всё начинается сначала. Сопротивление предполагает нехватку пространства, и это один из факторов насилия.

Один из них спросил: «Но разве человек не должен защищать себя?»

От чего? Конечно, нужно защищать себя от болезни, от дождя или солнца; но когда вы задаёте этот вопрос, вы ведь имеете в виду: защищать, чтобы построить стену для предохранения от боли? Ваш брат или ваша мать могут стать теми, от кого вы отгораживаетесь стеной, желая защитить себя, но, в конечном итоге, это приводит к вашему разрушению и уничтожению света и пространства.

Девушка с умными глазами и длинными, заплетёнными в косы волосами спросила: «Но что же мне делать, когда я чувствую боль? Я знаю, я очень чувствительная. Я так часто ощущаю боль. И что мне делать? Вы говорите, что не следует строить оборонительные укрепления, но я не могу жить вся израненная».

Позвольте заметить, вы понимаете, почему вам больно? И когда вы чувствуете боль? Взгляните на этот зелёный лист или на этот цветок. Они очень нежные, и их красота – сама нежность. Они ужасно ранимые, но всё же они оживут. Вас ведь так часто ранят, вы когда-нибудь спрашивали себя, когда и почему вы ощущаете боль? Почему? Когда кто-то говорит то, что вам не нравится, когда к вам относятся жестоко, агрессивно? Так почему же вам больно? Если, ощущая боль, вы строите стену вокруг себя, отступаете, то ваша жизнь проходит в очень ограниченном пространстве внутри вас. В этом пространстве без света и свободы вам становится всё больнее и больнее. Вопрос в том, можете ли вы жить свободно и счастливо, без боли и не выстраивая вокруг себя стен. Это ведь действительно важный вопрос, не так ли? Не спрашивайте, как укрепить стены или как жить в ограниченном пространстве. В подобных случаях задействовано два фактора: воспоминание о боли и желание предотвратить будущую боль. Если это воспоминание не угасает, и к нему добавляются свежие впечатления от вновь пережитой боли, то стена становится лишь крепче и выше, а пространства и света становится всё меньше, и вот уже гору, состоящую из жалости к себе и горечи венчает огромное страдание. Если совершенно отчётливо увидеть опасность, бесполезность, ненужность этого, то воспоминание о прошлом исчезает. Но это нужно увидеть так же ясно, как опасность, исходящую от кобры. Тогда вы поймёте, что это по-настоящему смертельная опасность и мимо неё не пройдёшь. И вновь возникает вопрос, видите ли вы опасность воспоминаний о прошлом с их болью, их стенами самозащиты? Вы видите её так же ясно, как этот цветок? Если да, то она неизбежно исчезнет.

Итак, вы знаете, что сделать с прошлой болью. А как предотвратить боль будущую? Только не выстраиванием стен. Это ведь ясно, не правда ли? За стеной вам будет становиться всё больнее и больнее. Пожалуйста, послушайте очень внимательно. Зная, что вам могут причинить боль, как этой боли избежать? Когда кто-то говорит вам, что вы глупы или некрасивы, вам больно, вы гневаетесь, что является лишь очередной формой сопротивления. Что вы можете сделать? Вы уже видели, как проходит без всякого усилия боль прошлого; вы видели, потому что внимательно слушали, сосредоточившись на этом. Поэтому когда кто-нибудь говорит вам что-то неприятное, сосредоточьтесь, слушайте очень внимательно. Внимание снимет печать боли. Вы понимаете, что значит внимание?

«Вы имеете в виду концентрацию внимания, не так ли, сэр?»

Не совсем. Концентрация является формой сопротивления, формой исключения, отгораживания, отступления. А внимание – это нечто совершенно другое. В концентрации всегда есть центр, из которого производится наблюдение. А там, где центр, радиус наблюдения очень ограничен. Когда же этого центра нет, наблюдение распространяется очень широко и становится абсолютно чистым. Вот это внимание.

«Боюсь, что мы этого совсем не поняли, сэр».

Посмотрите на эти холмы, на свет, на эти деревни. Послушайте, как проезжает мимо воловья упряжка; посмотрите на жёлтую листву, на высохшее русло реки и на ворону, сидящую на ветке. Взгляните на всё это. Если вы смотрите из центра, со всеми его предубеждениями, страхами, симпатиями и антипатиями, то вы не увидите всей огромной широты этой земли. Ваши глаза заволакивает пеленой. Вы становитесь близорукими, и ваше зрение искажается. Можете ли вы посмотреть на всю эту красоту долины, неба не из центра? Если у вас получится, то вы обретёте внимание. После чего слушайте внимательно, не думая о центре, критику, оскорбления, гневные слова, предвзятые мнения других. Так как в этом внимании нет центра, то нет и возможности испытывать боль. Как только появляется центр, боль становится неизбежной.

Глава 8.

Медитация никогда не была умением контролировать тело. В действительности, между телом и умом нет никакого разделения. Мозг, нервная система и то, что мы называем умом, составляют одно неразделимое целое. Поэтому естественный акт медитации вызывает гармоничные движения этого целого. Отделение тела от ума и интеллектуальный контроль за телом порождает противоречие, которое является почвой для различных форм борьбы, конфликта и сопротивления.

Любое решение, даже если вы решаете познавать, ведёт к контролю, порождающему сопротивление. Понимание этого разделения, вызванного решением, и есть медитация. Свобода – это не акт принятия решения, а акт восприятия. Понимание (видение) – уже есть действие, а не решение сначала увидеть, а затем действовать. Воля, в конечном итоге, – это желание со всеми его противоречиями. Когда одно желание приобретает власть над другим, оно превращается в волю, что неминуемо приводит к разделению. Медитация – это понимание желания, а не подавление одного желания другим. Желание есть движение чувства, которое переходит в удовольствие и страх. Всё это поддерживается постепенным перемещением мысли от одного к другому. Медитация же, на самом деле, есть абсолютная пустота ума. И тогда остаётся только функционирование тела, только деятельность организма и больше ничего; мысль действует без отождествления «я» и «не-я». Она становится механической как организм, Что действительно порождает конфликт, так это мысль, отождествляющая себя с одной из своих составных частей, например, с «я», с эго и с различными формами этого «я». Но в «я» нет никакой нужды. Есть только тело и свобода ума, что возможно только когда мысль не порождает «я». «Я» не должно стать центром понимания, потому что оно создаётся мыслью. Когда «я» покидает организм, как зрительное, так и любое другое восприятие уже невозможно исказить. Нужно только видеть «что есть», и тогда само восприятие продвинется дальше (того, «что есть»). Очищение ума – это не интеллектуальный процесс, оно не связано с деятельностью мысли. Непрерывное наблюдение за тем, «что есть», без какого-либо искания естественным образом освобождает ум от всех мыслей. И в то же время у ума остаётся возможность использовать мысль, когда это необходимо. Мысль – это механический процесс, а медитация нет.

Было ещё очень рано, утренний свет освещал двух сов в ветвях тамаринда. Совы были маленькие, и казалось, что они везде летают парой. Их крики раздавались всю ночь, то затихая, то вновь усиливаясь; одна даже уселась на подоконник и громко звала другую. Совиное гнездо скрывалось за ветками дерева. По утрам их серые силуэты часто можно было видеть среди листвы, они сидели там в полном молчании, устроившись на дневной отдых. Вскоре одна из них исчезала в дупле, за ней следовала и вторая, но всё это происходило бесшумно. Они переговаривались и шумели только по ночам. Тамаринд служил убежищем не только совам, но и множеству попугаев. Это было огромное дерево, растущее в саду с видом на реку. Здесь водились грифы, вороны и мухоловки. Последние часто садились на подоконник, но приходилось сидеть совершенно неподвижно, даже малейшее движение глаз могло их спугнуть. Они удивительным образом всё время меняли направление полёта и занимались только собой, тогда как вороны всё время докучали грифам. В то утро можно было также увидеть и обезьян. Обычно они держались на почтительном расстоянии, но на этот раз осмелились подойти гораздо ближе к дому. Несколько дней они никуда не уходили, а когда исчезли, остался лишь одинокий самец, который каждое утро появлялся на самом высоком из тамариндов. Он обычно забирался на самую высокую ветку и сидел там, глядя на реку, на проходящих мимо жителей деревни и пасущийся скот. Когда солнце начинало припекать, он медленно спускался и пропадал из виду, возвращаясь на следующее утро, как только солнце поднималось над верхушками деревьев, проводя по реке золотистую дорожку. Он оставался там две недели, одинокий, отчуждённый наблюдатель. У него не было друга, и однажды утром он исчез навсегда.

Ученики пришли снова. Один из юношей спросил: «Разве не должен человек слушаться родителей? В конце концов, они ведь меня воспитали, дали образование. Без денег я не смог бы ходить в эту школу, поэтому они отвечают за меня, а я несу ответственность перед ними. Именно это чувство ответственности заставляет меня понять, что я должен их слушаться. Они, наконец, лучше, чем я, знают, что будет лучше для меня. Они хотят, чтобы я стал инженером».

Вы действительно хотите стать инженером? Или ты изучаешь эти науки только потому, что твои родители этого хотят?

«Я не знаю, чем я хочу заниматься. И большинство из тех, кто сидит в этой комнате, не знают. Мы получаем стипендии от правительства. Мы имеем право выбрать любой предмет, который нам по душе, но наши родители и общество говорят, что инженер – самая хорошая профессия. Обществу нужны инженеры. Но когда задают вопрос, чем мы хотим заниматься, мы не можем дать определённого ответа, и это беспокоит нас и приводит в замешательство».

Вы говорите, что родители за вас ответственны и вы должны их слушаться. Вы знаете, что происходит на Западе, где авторитета родителей практически больше не существует. Там молодые люди не желают над собой никакой власти, хотя свои собственные, совершенно особые её типы у них тоже есть. Требует ли ответственность власти, подчинения, следования желаниям родителей и запросам общества? Не означает ли ответственность способность вести себя разумно? Ваши родители полагают, что вы на это не способны, и они чувствуют себя обязанными присматривать за вашим поведением, следить за тем, что вы делаете, что учите и кем можете стать. Их представление о нравственном поведении основано на факторах, обусловивших их жизнь, на их образовании, верованиях, страхах и удовольствиях. Предыдущее поколение создало социальную структуру и хочет, чтобы вы в неё вписались. Они думают, что это нравственно, и полагают, что знают гораздо больше, чем вы. И если вы, в свою очередь, подчинитесь структуре, то увидите, как ваши собственные дети сделают то же. Так постепенно влияние подчинения становится нравственной безупречностью. Это ли вас интересует, когда вы спрашиваете, нужно ли вам слушаться родителей?

Вы понимаете, что означает послушание? Когда вы ещё совсем юны, вы слушаете, что вам говорят ваши родители. Постоянное повторение их слов развивает в вас акт послушания. И послушание становится механическим. Это как солдат, который слышит приказ несколько раз и выполняет его, превращаясь в подчинённого. Так живут многие из нас. Такова пропаганда, как религиозная, так и светская. Вы замечаете, привычка с детства формируется из восприятия того, что вам сказали родители, того, что вы прочитали в книге. Поэтому восприятие становится средством подчинения. И перед вами встаёт проблема, слушаться или не слушаться: подчиняться ли тому, что говорят другие, или своим собственным побуждениям. Вы хотите прислушаться к голосу своих желаний, и само это искушение заставляет вас подчиняться им. Отсюда вытекают противостояние и сопротивление. Когда вы спрашиваете, следует ли подчиняться родителям, в вас присутствует страх, что непослушание вам даром не пройдёт и вам могут не дать денег на обучение. В послушании всегда есть страх, который затемняет ум.

Поэтому вместо того, чтобы задавать подобный вопрос, выясните, можете ли вы разговаривать со своими родителями разумно, что и означает слушать. Способны ли вы слушать их без страха? Умеете ли слушать без боязни, что вам это повредит, голос своих собственных побуждений и желаний? Если вы способны слушать спокойно, без страха, вы сами поймёте, следует ли вам подчиняться, не только родителям, но и любой форме власти авторитета. Вы знаете, нас учат довольно абсурдным способом. Мы никогда не учимся акту познания. В наши головы загружается очень много информации, и мы развиваем лишь очень незначительную часть своего мозга, которая помогает нам зарабатывать на жизнь. Ко всем остальным возможностям мозга мы относимся с пренебрежением. Это всё равно, что возделывать маленький клочок на огромном поле, когда вся остальная его часть зарастает сорняками, чертополохом и колючками.

И наконец, как вы умеете слушать то, что мы говорим? То, как вы слушаете, заставляет вас подчиняться или даёт вам знания не только о маленьком клочке, но и обо всём огромном поле целиком? Ни ваши учителя, ни родители не обращают внимания на величие этого поля со всем его содержимым. Все они активно и безрассудно заботятся лишь о крохотном участке. Им кажется, что он даст им безопасность, которая и является их главной целью. Против этого можно восстать. И люди это делают. Но и восставшие придают значение лишь своей доле из этого участка. И всё начинается сначала. Так способны ли вы слушать без подчинения, без следования за кем-то? Если да, то к вам придёт чувствительность и внимание ко всему полю целиком, что, в свою очередь, даст вам чистый ум. И этот ум будет действовать, заменив собой механическую привычку к подчинению.

Одна девушка сказала: «Но наши родители любят нас. Они не желают нам никакого вреда. И когда они хотят, чтобы мы им подчинялись, говорят нам, какие предметы изучать, пытаются сформировать нашу жизнь, все это лежит за пределами любви».

Каждый родитель говорит, что он любит своих детей. Только сумасшедший может ненавидеть своих детей, точно так же, как лишь недоразвитые дети действительно ненавидят своих родителей. Но так ли это на самом деле? Любовь заключается не только в том, чтобы вырастить их, заботиться о них в младенчестве, но и следить за тем, чтобы они получали правильное образование, чтобы их не убивали в войнах, стараться изменить социальную структуру с её абсурдной моралью. Если родители действительно любят своих детей, они должны проследить, чтобы их дети не подчинялись, чтобы они познавали, а не подражали. И если родители действительно любят детей, они изменят мир так, чтобы те могли жить нормально, в счастье и безопасности. Не только вы в этой комнате, но все дети в мире. Любовь не требует подчинения, любовь предлагает свободу. Это не означает, что вы делаете всё, что хотите. Это обычно очень поверхностно, незначительно и посредственно. Любить – значит понимать, слушать совершенно свободно, не отравляясь ядом подчинения. Как вы думаете, если бы родители действительно любили детей, продолжались бы войны? С детства вас учат плохо относиться к соседу, твердят, что вы отличаетесь от кого-то другого. Вас вырастили в предубеждении, и когда вы взрослеете, вы становитесь жестокими, агрессивными, эгоистичными, и весь круг вновь повторяется. Поэтому познавайте значение слушания; учитесь слушать, не принимая или отрицая, не подчиняясь или сопротивляясь, и тогда вы поймёте, что делать, тогда вы узнаете, что такое добро, как оно растёт и развивается. Оно никогда не расцветёт на отдельном участке: это возможно только на всём огромном поле жизни, когда всё поле целиком отдаёт ему свои соки.