Текст книги "Все кувырком"

ГЛАВА 21

Когда знакомишься по переписке, возникает одна проблема, поняла Дженни. Люди не пишут о себе все. Некоторые жизненно важные детали обнаруживаются потом, когда уже слишком поздно сказать, что вы передумали и, несмотря на краткое знакомство, поняли, что у него нет будущего.

Например, если бы Джеймс Блейр хотя бы вскользь упомянул, что у него смех, как у осла, надышавшегося гелием, она в два счета вычеркнула бы его из своего списка. А так действительность обрушилась на нее неожиданно, как только он подошел к ней в фойе театра. (Он предложил ей пойти на спектакль с его старшей сестрой в главной роли.)

И надо сказать, он вовсе не стеснялся своего смеха. К своему ужасу, Дженни обнаружила, что они пришли на комедию. Занавес еще не поднялся, а Джеймс уже успел купить ей джин с тоником и пять раз рассмеяться. Все повернулись и посмотрели на них. Одна бедная женщина, ничего не подозревая, стояла к ним спиной и, услышав этот неподражаемый звук, от неожиданности облилась шампанским. Это был громкий гогот, зарождавшийся неожиданно, достигавший апогея, выходивший из-под контроля и продолжавшийся до бесконечности. Если бы Джеймс Блейр захотел бы передать его в письме, это выглядело бы примерно так: «Блеее-уууу. иик…блееееуууу. иик…иик…иик… блааааууууууу… иик!» И на протяжении всех девяноста минут этот звук стал ее проклятием. Она не знала, что хуже – сам смех или нездоровое любопытство остальных зрителей, сидевших в пределах слышимости.

Я жалкая, бесхребетная личность, напомнила себе Дженни, а Джеймс, вероятно, очень добрый человек. И нет никаких причин желать оказаться в любом другом месте на земле только из-за того, что он смеется не так, как все остальные человеческие существа.

Но все это было ужасно. Джеймс смеялся, люди таращились, а пьеса вполне соответствовала описанию в программке: «Смешно до колик, смех до упаду, сплошное веселье!»

– Сногсшибательная постановка! – высказался Джеймс, когда все было кончено и он опять увлек ее к бару. – Не могу вспомнить, когда я в последний раз так веселился. Ты согласна, Дженни?

– Уже очень поздно. – Взглянув на часы, Дженни почувствовала, как у нее под мышками дезодорант превращается во влажные катышки. – Мне действительно пора домой.

– Но я сказал сестре, что мы встретимся с ней после спектакля и выпьем вместе. Ты ведь можешь задержаться еще на десять минут?

У него был такой умоляющий вид, что она не смогла отказать. Он был не в ее вкусе, но определенно неплохой парень.

– Хорошо, но только на один бокал. Потом мне действительно придется уйти.

– Отлично! – Его мальчишеское лицо озарилось такой радостью, что Дженни опять стало стыдно. Если бы не это, она никогда не позволила бы ему обнять себя за талию. – Что пожелаешь? Джин? Джинн исполнит твое желание… Поняла? Блеее-уууу… иик… блееееуууу… иик… иик!..

Дженни была готова провалиться сквозь землю, увидев Гая Кэссиди у бара. Весь вечер она успокаивала себя тем, что, по крайней мере, не встретила никого из знакомых. Слабое, но утешение. Точнее, было таковым.

– Привет, Дженни. – Он повернулся и улыбнулся ей, прервав разговор с лысеющим мужчиной средних лет. Ее бросило в жар, когда его взгляд остановился на Джеймсе, который все еще смеялся над своей несмешной шуткой.

Представив, что он все в деталях поведает Максин, она едва не лишилась чувств, но все-таки умудрилась изобразить подобие улыбки.

– Гай, вот не ожидала!

– Я знаю, – с деланным раскаянием ответил он. – Я не часто бываю в театре, но об этой постановке слышал столько лестного…

– Он хочет сказать, – объяснил его лысый приятель, – что его против воли затащили сюда, потому что мы старые друзья, а я, по несчастному стечению обстоятельств, режиссер этой пьесы. Я сказал, что ему придется сначала пострадать, если он рассчитывает на ужин.

Гай ухмыльнулся.

– Я чувствовал себя как девчонка на свидании вслепую.

Дженни залилась краской. Джеймс, с интересом прислушивавшийся к разговору, загоготал:

– Как девчонка на свидании вслепую? Вот умора!.. Блеее-уууу… иик… иик… иик!..

– Почему ты меня не любишь? – неожиданно спросила Серена.

Гай наверху укладывал детей спать. Максин, загружавшая белье в стиральную машину, даже не подозревала, что на кухне кто-то появился. Она удивленно подняла глаза.

– Кто сказал, что я вас не люблю?

– Я не дура, – обвиняющим тоном заявила Серена.

Она взяла стул, уселась и принялась рассматривать свои идеальные ногти. Максин, считавшая, что только дура способна тратить по полтора часа на маникюр, не ответила.

– Ты завидуешь?

– Вы мне вовсе не не нравитесь, – возразила Максин, потому что ситуация становилась неудобной. Она улыбнулась. – И нет, я не завидую. Мне всегда нравилось быть блондинкой пяти футов шести дюймов ростом.

– Моей внешности часто завидуют, – словно в доказательство своих слов Серена провела рукой по своим черным волосам, а потом опять вперила взгляд в Максин, которая все еще стояла на коленях с коробкой «Персила» в одной руке и кипой Эллиных носков в другой. – Но я говорила не об этом, – медленно добавила она, – а о Гае.

– О Гае?!

– Он привлекательный мужчина, – улыбнулась Серена. – Пожалуйста, Максин. Не говори мне, что ты этого не заметила.

– И вы думаете, я завидую тому, что вы живете с ним, – разозлилась Максин.

Это было слишком. Конечно, Гай симпатичный, но это вовсе не обязательно должно означать, что она дни напролет тайно мечтает о нем. Если бы Серена потрудилась почаще смотреть по сторонам, всего этого бы не случилось. Но она интересовалась только Гаем и игнорировала детей и ее. Максин знала, что она не самая лучшая няня в мире, но она все больше привязывалась к Джошу и Элле – дружелюбным, веселым и ужасно занятным. Сейчас она поняла, что такое безразличие к ним со стороны Серены даже вызывает подозрения.

– Да, я думаю, что ты ревнуешь. – Серена заглянула в чашку с кофе.

Если она попросит еще кофе, подумала Максин, я вылью его ей на голову.

– И вы не могли бы больше ошибиться! – рявкнула она. – Хорошо, он, может, и не похож на Квазимодо, но лично я считаю, что работать на Гая Кэссиди утомительно, хлопотно и совсем не весело. Я здесь, потому что хотела остаться в Трезайле и мне была нужна работа. И если бы я собиралась приударить за вашим парнем, вы знали бы об этом.

Серена только приподняла аккуратные брови.

– Не стоит выходить из себя, – невозмутимо заметила она. – Максин, я не хочу, чтобы мы были врагами. Я хочу только сказать, что, если тебе нравится Гай, я могу это понять. Честно говоря, я бы удивилась, будь это не так.

– Но это не так, – соврала Максин. Серена отчитывала ее, как директриса в школе; она с трудом подавила желание показать ей язык.

– Очень хорошо. – Серена стала еще спокойнее. – Тогда мы оставим этот разговор. Я вовсе не хотела тебя огорчить, Максин; я только собиралась сказать, что если ты надеялась на какие-то отношения между вами, то… боюсь, это совершенно беспочвенные надежды.

С каждой минутой ситуация становилась все безумнее. Сквозь зубы Максин прошипела:

– Что?

– Я говорила об этом с Гаем, – невозмутимо объяснила Серена, – и он сказал, что ты абсолютно не в его вкусе.

ГЛАВА 22

Чтобы попасть в бухту, нужно было долго пробираться по узкому каменистому обрыву, но это того стоило. В восемь часов вечера пляжи в центре Трезайля еще были переполнены, а в Ракушечной бухте, на окраине города, не было ни души. Мало кто из туристов согласился бы удалиться на целую милю от баров и магазинов; еще меньше решилось бы идти пешком, оставив шоссе далеко позади.

И это к лучшему, думала Дженни, зато здесь Максин могла орать в свое удовольствие, не опасаясь привлечь ненужное внимание.

– …и Серена сказала: «Больше нам не о чем разговаривать». – Максин с жаром продолжала монолог, начавшийся триста футов назад. – И вышла из кухни. Хотя мне еще было что сказать, поверь!

– Но ей ты сказать не смогла и поэтому говоришь мне.

Они наконец спустились к воде; вместо камней и гальки под ногами был мелкий сухой песок. Дженни сбросила туфли и с удовольствием погрузила ступни в обволакивающее тепло.

– Вот именно! – Максин яростно смахнула волосы с лица. – Иначе я бы взорвалась! Эта женщина доведет меня до безумия!

– Но она была права, надо признать. – Дженни еще не совсем простила сестру за то, что та вломилась к ней на прошлой неделе. – Тебе нравится Гай.

– Больше нет. – Темные глаза Максин презрительно сверкнули. Потом, заметив недоверчивый взгляд сестры, она добавила: – И это не потому, что Серена сказала, будто я ему не нравлюсь. Я в любом случае не хотела бы общаться с мужчиной, который выбрал себе такую женщину, как она. Я все равно не могу понять, что он в ней нашел.

– Мы уже говорили об этом, – заметила Дженни. – Идеальная фигура, идеальное лицо…

– Ах, это! Да, физически она идеальна. Но как личность ничего из себя не представляет. Иногда кажется, что ты разговариваешь с миской фруктов.

– Ты хочешь сказать, она не так темпераментна, – усмехнулась Дженни, – как ты.

– Я хочу сказать, что ни разу не видела ее смеющейся. – Максин стерла со лба пот. – Джош вчера рассказал ей анекдот, и я голову даю на отсечение, она даже не поняла, о чем речь. И после этого она еще смеет обсуждать меня с Гаем!

Дженни попыталась скрыть волнение.

– По крайней мере, это значит, что они разговаривают.

– Ты бы слышала, как она это сказала. – Максин выбрала самую крупную гальку и швырнула в воду. – Она вся из себя, а я вроде как должна прикусить язычок, потому что она думает, что теперь она хозяйка, раз будет жить с Гаем. Хотя я прекрасно знаю, – таинственно добавила она, – чем он занимается за ее спиной.

– Да? – заинтересовалась заскучавшая было Дженни.

– Точно, – гордо заявила Максин. – Он вовсе не перестал встречаться с другими женщинами. Они продолжают ему звонить, а во вторник он вернулся домой только в три ночи. Представляю, какая рожа будет у Серены, если она узнает.

Вторник, подумала Дженни. В тот вечер они встретились в театре. Она невинно спросила:

– И с кем же он был?

– С какой именно женщиной, ты хочешь сказать? – с сарказмом переспросила Максин. – Ну, это была одна из них, и это самое главное. Когда я спросила Гая, он сказал, что это меня не касается, нечего совать нос не в свое дело, так что я сразу поняла: тут дело нечисто.

Если бы в этот момент на берегу появился Гай, Дженни бросилась бы ему на шею и покрыла поцелуями. У нее не хватило духу попросить его не рассказывать Максин об их встрече. Но Гай ничего ей не сказал. Ее постыдный секрет не был раскрыт.

– Возможно, этому есть невинное объяснение, – добродушно предположила она, но Максин это не понравилось.

– Да что с тобой? – Она зашвырнула в воду еще пару плоских камней, чуть не убив пролетавшую чайку. – Чего это ты решила его защищать? Отдохни, Дженни, – у него столько женщин, что их некуда девать, и вряд ли он провел ночь, играя в «Монополию». Но я рада, что он с кем-то встречается. Кто угодно будет лучше, чем эта сучка Серена.

– Может, он боится, что ты ей расскажешь, – сказала Дженни.

– Если бы это сбило с нее спесь и я не рисковала бы потерять работу – можешь не сомневаться, рассказала бы!

В детстве они облазали бухту вдоль и поперек. И теперь, дойдя до прудиков, которые оставались в скалах после отлива, они пробрались к своему любимому водоему: там всегда можно было найти самую интересную живность, а рядом волны за сотни лет промыли в камнях два удобных сиденья.

Максин, избавившись наконец от душившей ее ярости, опустила босые ноги в нагретую солнцем воду и наблюдала, как два миниатюрных краба улепетывают, почуяв опасность.

– Не очень-то ты мне сочувствуешь, – буркнула она, покосившись на ноги Дженни с ногтями цвета фуксии. – В чем дело? Все не можешь забыть, как мы вломились к тебе домой и помешали развлекаться с Бруно?

Впервые она спросила о том случае прямо. Дженни ждала этого. И давно решила, что не будет больше увиливать от ответа.

– Не волнуйся, – мирно ответила она, – мы наверстали упущенное.

– А, значит, ты продолжаешь с ним встречаться. Казалось, Максин разочарована. С ней такое впервые, с триумфом подумала Дженни. Двое привлекательных мужчин, и ни один не заинтересовался вечно популярной, такой неотразимой Максин. К такому она не привыкла.

– Да, – гордо ответила она.

– Хм-м-м.

Теперь пришла очередь Дженни обижаться.

– Какой энтузиазм. Ты сама твердила, что я должна найти себе мужчину, теперь он у меня есть. Могла бы хоть притвориться, что рада за меня.

Максин вздохнула. Дипломатия никогда не была ее сильной стороной, но сейчас нужно было действовать с осторожностью.

– Но он чей-то еще мужчина, – мягко заметила она. – Дженни, разве это разумно? А как же девушка, с которой он живет?

Дженни поджала губы. Вот так номер – такая заботливая Максин читает ей лекцию о морали. Кто бы говорил о двойных стандартах.

– Слушай, Нина знает, что он за человек, и мирится с этим. Раз она не против, почему я должна заботиться об этом?

– А, так ты ее спрашивала.

– Разумеется, я ее не спрашивала! – Дженни, почувствовав, что ее загоняют в угол, разъярилась. – И я не могу поверить, что слышу всю эту чушь от тебя! Если не ошибаюсь, ты как-то встречалась с парнем, потому что «забыла», что он женат!

– Да, ты не ошиблась. – Максин старалась сохранять спокойствие. – Но я – это совсем другое дело. Путаться с женатым человеком совсем не в твоем стиле. Ты слишком хорошая…

– Бруно не женат.

Это была ее мантра, она бесконечно успокаивала себя этим, когда хотела оправдать свои поступки. Конечно, ситуация была далека от идеала, но, по крайней мере, Бруно не был женат.

– Он живет с ней в гражданском браке, – безжалостно продолжала Максин. – Они вместе несколько лет. Дженни, я не против. Я просто не хочу, чтобы в конце концов тебе причинили боль, и так боюсь, что это произойдет. Бруно не твой тип мужчины. Он…

– Хочешь сказать, он твой тип, – язвительно ответила Дженни. – И тебе не хочется, чтобы я развлекалась. Последние двадцать месяцев в моей жизни не было ничего веселого, и я не собираюсь к этому возвращаться. Мне нравится Бруно, а я нравлюсь ему. Очень.

Впервые они поменялись ролями. Максин, пытаясь удержать старшую сестру от ошибки и защитить ее от огорчения, вдруг поняла, что у нее ничего не выйдет. Это не так просто, думала она, как казалось. Если она возьмет и расскажет, что предложил ей Бруно прошлой ночью, она только разобьет хрупкую уверенность в себе, которую давали Дженни эти отношения, и, вероятно, их дружба на этом кончится. Черт, трудно быть хорошей девчонкой.

– Ну конечно, ты ему нравишься, – уверенно сказала она. – Но я все равно не считаю, что он тебе подходит.

– Прекрати! – Дженни не желала больше это слушать. – Я знала, что тебе это не понравится, но придется смириться. Бруно выбрал меня. – Она вскочила. – И ты ревнуешь.

Иногда жизнь обращается с тобой несправедливо, думала Максин. Вернувшись в Трезайль-Хаус, она встретила на пороге Гая.

– Я пытался работать, – он махнул в сторону темной комнаты, – а чертов телефон постоянно звонил. Кто-то по имени Бруно хотел поговорить с вами. Он просил вас перезвонить как можно скорее.

Машина Серены была припаркована около дома. Взглянув на нее в окно, Максин спросила:

– А Серена не могла подойти к телефону?

– Она в ванной.

Джош и Максин собирались заключать пари на продолжительность ванн Серены. До сих пор рекордным показателем был час сорок минут. Максин надеялась, что Джош и на этот раз не забыл засечь время. С серьезным видом она сказала:

– Ах, конечно.

– Кстати, она рассказала мне, что накануне вы потеряли над собой контроль.

Глаза Максин сверкнули.

– А она упомянула, почему это произошло? Гай кивнул. На мгновение ей показалось, что она заметила улыбку.

– Хорошо, возможно, она зашла слишком далеко, но вы все равно должны были держать себя в руках. Мы все должны делать друг другу уступки, если собираемся жить вместе.

– Больше никто не делает, – возмутилась Максин. – Не понимаю, почему уступки здесь должна делать только я одна.

– Не только вы одна, – посуровел он. – Я сегодня трижды подходил к телефону, разве нет? И я передал вам сообщение, несмотря на то что не одобряю все это.

– Что – это? – удивленно спросила она.

– Да ладно вам. Догадаться не трудно. Бруно, я полагаю, это Бруно Перри-Брент. Может, я не так уж близко с ним знаком, но слышал достаточно, чтобы составить о нем мнение. А теперь он обрывает наш телефон и требует вас. Вывод очевиден.

– Вас не касается, почему он мне звонит, – разъярилась Максин.

– Конечно нет. Я просто думал, что у вас хватит ума не связываться с женатым мужчиной. Вряд ли он звонит, чтобы подтвердить ваш заказ на столик.

– Он не женат, – голосом Дженни сказала Максин. – И у меня ничего с ним нет! Он мне даже не нравится!

– Ох, ради бога! – Гай закатил глаза. – Вам нравятся все мужчины. Бруно нравятся все женщины. Давайте смотреть фактам в лицо: вы созданы друг для друга.

* * *

– Давай встретимся завтра вечером, – сказал Бруно.

– Нет, я не хочу с тобой встречаться завтра вечером. – Максин, которая терпеливо ждала, пока Гай зайдет в комнату, и только тогда перезвонила Бруно, произносила слова медленно и четко. Для верности она добавила: – И ни в какой другой вечер. Бруно, я уже тебе говорила – меня это не интересует.

– Я знаю. – Его голос звучал удивленно. – Но меня интересует. И чем больше ты сопротивляешься, тем интереснее мне становится.

Максин бросила торжествующий взгляд на Гая, читавшего газету и поглощавшего детское печенье.

– Ответ прежний: нет.

Гай внимательно читал гороскоп. Бруно рассмеялся.

– Друзья разве не говорили, что святость тебе не к лицу? Ты должна мне как минимум один вечер. Ты хоть представляешь, сколько с меня содрали за очистку сиденья от лака?

– Так тебе и надо. И ничего я тебе не должна. Если тебе так нужна спутница на завтрашний вечер, пригласи Нину.

Гай съел еще одно печенье.

– Она уехала погостить к сестре в Кент.

У Максин чуть не вырвалось: «Тогда возьми Дженни», но она все-таки решила не позорить непутевую сестру перед Гаем. Вместо этого она нежно сказала:

– Все равно, думаю, тебе не составит труда подыскать кого-нибудь еще.

– Я в этом уверен. Просто мой выбор сначала остановился на тебе.

– Жаль, не могу сказать про себя того же. До свидания.

Когда она положила трубку, Гай поднял голову от газеты.

– Вот, – гордо сказала она.

– Очень убедительно, – он взял из коробки последнее печенье. – Лучший образчик актерского мастерства, что я видел. С кем вы разговаривали, с говорящими часами?

ГЛАВА 23

Воскресные утра стали гораздо веселее, подумала Tea. Просыпаться по воскресеньям в одинокой постели было ужасно грустно. В первые месяцы после того, как рухнул ее брак, именно эти часы были самыми мучительными. Одинокое воскресное утро, как и одинокое Рождество, – это настоящее воплощение отчаяния.

Но теперь совсем другое дело…

– О чем ты думаешь? – спросил Оливер, наклоняясь над ней, чтобы стряхнуть крошку круассана с ее груди.

Tea улыбнулась ему.

– О том, что нет ничего лучше, чем валяться в постели воскресным утром со свежими круассанами, кучей газет и отменным любовником.

– Значит я иду только третьим? Вслед за едой и «Таймс»?

– Нет. – Она поцеловала его в щеку, и газеты скользнули между ними. – Таким чудесным все это стало только благодаря тебе. – Ее улыбка стала шире. – И конечно, есть еще один дополнительный бонус…

Оливер довольно ухмыльнулся.

– Я отменный любовник.

– Ты ловко разгадываешь кроссворды. – Она рассмеялась от счастья. День был чудный, но она не хотела никуда выходить. Оливер был с ней, и это главное.

Но Оливер был все еще голоден.

– В отеле мы могли бы заказать что-нибудь в номер, – проворчал он.

Все, на что была способна Tea, – купить круассаны и баночку вишневого джема. Она никогда не принадлежала к тому типу хозяек, у которых холодильник забит жареной курицей, копченой ветчиной, вином и клубникой, и могла с уверенностью сказать, что у нее там отыщутся только три открытые банки майонеза разной степени свежести, крем для век и манго. Ну и черт с ним, с удовольствием подумала она. Я художник. Мне можно быть неряхой.

– У меня больше нет никакой еды, будем голодать, – сказала она Оливеру, подставляя лицо для поцелуя. – Ну вот, видишь? Еще одно доказательство того, что я не должна выходить за тебя замуж. На кухне я безнадежна. Через несколько недель от тебя останется одна тень, и ты сам будешь умолять о разводе.

– Нет! У нас будет прислуга.

– Чтобы исполнять все наши капризы? Какая экзотика.

– Я говорю серьезно. И кстати… – Он дотянулся до телефона и набрал номер своего отеля.

– Здорово, – вздохнула Tea, когда он договорился с менеджером ресторана, чтобы ланч на две персоны из трех блюд доставили им на такси в течение часа. – Сила привилегий.

– Сила денег, – поправил Оливер. – Это не так уж много значит.

– Очень даже много, когда это дает возможность есть ягненка с фенхелем, а не заказывать пиццу, – радостно сказала Tea. Она не готовила, но хорошую кухню ценила.

– Если тебя так легко поразить, я не понимаю, почему ты не выходишь за меня. Тогда ты сможешь есть что захочешь, ездить куда захочешь…

Tea села, газеты соскользнули, обнажив ее наготу. Она погладила его по щеке, ее руку щекотала пробивающаяся щетина.

– Не нужно на меня давить, – мягко сказала она. – Если я соглашусь, люди будут думать, что я вышла за тебя из-за денег. И я буду думать, что вышла за тебя из-за денег! А я и так тебя люблю. Я делаю то, что мне хочется. И мне кажется, что все и так очень хорошо.

Когда позвонили в дверь, Оливер был в душе. Tea шарила на кухне в поисках подходящей посуды, в черном шелковом халате, с распущенными волосами и босиком.

Она устремилась к двери, в животе у нее заурчало. Мусс из омара, каре ягненка, фруктовый салат и две бутылки шардоне будут сейчас очень кстати. Но на фоне дверного стекла вырисовывались три силуэта, и ни один не держал судков с едой.

Одного человека легко можно было узнать, два других были маленького роста. Tea застонала. Слишком поздно притворяться, что ее нет дома. Пока она колебалась, тоненький девчоночий голос спросил:

– Если она твоя мама, значит, она очень старая?

– Просто древняя, – ответила Максин, – ей больше сорока.

Tea набрала полную грудь воздуха и распахнула дверь.

– Но молода душой, – сказала она, моля Бога, чтобы Оливер не запел именно в этот момент в душе. – Дорогая, очень рада видеть тебя, но нужно было позвонить. Я очень спешу, собираюсь уходить…

– Только десять минут. – Максин даже в голову не пришло, что ей могут быть не рады, и она уже проскользнула в холл, волоча за собой своих маленьких спутников. – Мама, это Элла, а это Джош, и я рада, что ты оказалась дома. Мы всю дорогу шли пешком, а я забыла взять с собой деньги. Не могла бы ты одолжить мне немного на прохладительные напитки…

– И пойду принесу сумочку, – сказала Tea, делая шаг назад. – Подождите здесь.

– …и разрешить Элле воспользоваться туалетом, – продолжила Максин, переведя дыхание. – Она терпит уже минут двадцать, больно смотреть.

Черт, подумала Tea, опустив взгляд на маленькую беленькую девочку, крепко сжимавшую коленки.

– Хорошо, гм… дайте мне пару минут.

– Это душ? – Максин, прислушиваясь к звуку льющейся воды, вопросительно взглянула на мать. – Наверху кто-то есть?

– Никого. – Tea поплотнее запахнула халат и двинулась к лестнице. – Просто вы вытащили меня из ванной. Пойду выключу кран.

– Скорее, – прошипела она минутой позже, хватая Оливера за мыльную руку и вытаскивая его из душа. – В холле моя дочь и твои внуки, хотят в туалет. Тебе нужно спрятаться в спальне.

– Черт! – шампунь стекал по его лицу, он почти ничего не видел. Зацепившись босой ногой за дверь, он едва не вскрикнул. – Я знал, что нужно было оставаться в отеле. Они надолго?

– Нет, им только пописать. – Tea, сдерживая смех, впихнула его в спальню. – Не волнуйся, я от них избавлюсь. Жди здесь. И не вздумай чихать.

Когда она спустилась вниз, Максин и дети уже перешли в гостиную. Максин, выглядывая из окна, сказала:

– Если ты заказала такси, то оно уже здесь. Мне выйти сказать водителю, чтобы подождал?

– Я сама. – Tea поспешила к двери, но водитель уже вышел из машины и доставал с заднего сиденья большую плетеную корзину.

– Теперь я могу пойти в ванную? – закричала Элла, дрожа от нетерпения.

– Наверху первая дверь налево, – машинально ответила Максин, внимательно наблюдая за таксистом, который все еще возился с корзиной. – Мама, что происходит? Ты взяла щенка?

– Я пригласила кое-кого на обед. – Tea выглядела смущенной. – Он не знает, что я не умею готовить, а я хотела произвести хорошее впечатление, поэтому заказала еду из ресторана.

– Святые небеса! – поразилась Максин. Tea раньше никогда не беспокоилась о том, чтобы произвести хорошее впечатление. – Надеюсь, он того стоит.

– Не волнуйся. Стоит.

– Знаете, Максин, а ваша мама сказала нам неправду, – сообщил Джош, когда они шли по пляжу домой.

– Да? – Максин слизнула шоколадное мороженое с запястья.

– Она не принимала душ, когда мы пришли, – серьезно продолжил он. – И волосы у нее были сухие. Но когда я поднялся наверх после Эллы, на полу были мокрые следы, а на коврике – мыльная пена.

– Ого! – Максин явно была удивлена. – Ты хочешь сказать?..

Джош, который лелеял надежду стать детективом, когда вырастет, кивнул.

– Наверху был кто-то еще.

– Я это знала, – пискнула Элла, не желая оставаться в стороне. – Я по ошибке зашла не в ту комнату, и там на кровати кто-то лежал под одеялом.

Джош был большим поклонником Пуаро. Посерьезнев, он спросил:

– Мертвый?

– Ну, я слышала, как он дышит.

– Уже легче, – обрадовалась Максин. – По крайней мере, он был жив.

Джош внимательно посмотрел на нее.

– Почему вы сказали он? Откуда вы знаете, что это был мужчина?

Она усмехнулась. Надо сказать, Джош не единственный был заинтригован. Первый раз в жизни Tea вела себя так таинственно, и на это должна была быть хорошая причина.

– Я не знаю, – ответила она Джошу, – просто догадалась.